– Может, и больше, но два верхних этажа заняты редакцией «Партизанки», в которой работает твой Колян. Если он этого Диму раньше не видел, восьмой и девятый этажи можешь не считать. На шестом расположен художественный салон, там сотрудников раз-два и обчелся, сплошной выставочный зал плюс запасники. Если разобраться, найти контору, в которой работал Дмитрий Желтиков, вполне реально, – утешила меня Галя.
   – Ну, и на том спасибо, – уныло поблагодарила я. – Спокойной ночи!
   – И вам того же, на сей раз – без трупов, – пожелала Галя.
   Я решила, что должна наведаться на работу к убиенному Желтикову и навести о покойнике справки. В конце концов имею я право знать, кого убили в моем доме? От любимой милиции в лице капитана Лазарчука и в морде капитана Панды объяснений не дождешься! На всякий случай откажу-ка я пока от дома и Саше с Надей, и Андрею с Галиной. Коляна, так и быть, оставлю в родных стенах, но буду за ним внимательно приглядывать.
   Ложась спать последней, я приперла табуретом балконную дверь и перегородила рогатой железной вешалкой прихожую. Теперь Бэтмен, Человек-Паук, черепашки ниндзя и иже с ними не смогут проникнуть в нашу квартиру без шума.
 
   Удав Каа полз по вертикальной стене, неся на себе дюжего голого парня с ножом в зубах. Медведь Балу взволнованно приплясывал под стеной, поблескивая капитанскими звездочками на погонах, нашитых прямо на мохнатые плечи.
   – Мы с тобой одной крови, ты и я! – издевательски шепнул мне живой и невредимый Дима, уползая с балкона в комнату через открытую дверь.
   Я не могла встать с надувного матраса, потому что была спеленута одеялом, как младенец. Кровожадный Маугли с ножом приближался, и предотвратить мое убийство могло только чудо.
   – Бам-м-м! – очень вовремя грянул гром.
   Желтый земляной червяк Каа с шипением рухнул вниз, и доблестный капитан Балу проворно окольцевал тело удава наручниками.
   Я дернулась и, как была, в одеяле, упала на пол. Пугающее змеиное шипение не прекращалось, лишь прерывалось тихими стонами и прочувствованным матом.
   – Маугли? – вопросила я, спросонья не сообразив, что ругаются не на хинди, а весьма по-русски.
   – Какая зараза построила баррикаду перед сортиром? – плачущим голосом вопросил Колян.
   Я проворно выпуталась из одеяла и поспешила в прихожую. В притушенном шторами лунном свете в коридорчике, на развилке между кухней и санузлом, сидел, укачивая правую ногу, мой муж. Едва не плача от боли, он рассматривал ушибленный большой палец и при этом громко шипел и тихо матерился.
   – Куда это ты направлялся? – с подозрением спросила я.
   – В туалет!
   – Зачем это?
   – Ничего себе вопрос! – возмутился супруг. – Подумай своей головой, что можно делать в сортире?
   – Не знаю, не знаю, – пробормотала я. – Если на балконе можно убивать людей, то и туалет тоже вполне годится для совершения преступлений!
   – Ага, для мокрых дел! – Колян с трудом поднялся на ноги, отпихнул меня с дороги и, прихрамывая, проследовал в туалет.
   Я прислушалась, убедилась, что санузел задействован мужем строго по назначению, и немного успокоилась. Пожалуй, Колян Диму не убивал. Человек, который умудрился произвести такой переполох при рядовом посещении санузла, при попытке совершения убийства разбудил бы весь дом!
   – Подумаешь, вешалка ему помешала! – ворчала я, забираясь обратно в постель.
   Колян прихромал из клозета и рухнул рядом со мной, обиженно сопя. Дождавшись, пока он уснет, я сбегала в прихожую и восстановила заградительное сооружение.
   Моя бессонница бесследно прошла, но на смену ей, похоже, явилась прогрессирующая паранойя.

Понедельник

   – Опаздываешь, – заметил дежурный редактор Сима, шумно отхлебывая из фирменной чашки с логотипом нашей телекомпании и идиотским девизом «Снимаем и показываем для Вас».
   Двусмысленный слоган сочинил кто-то из наших рекламщиков. Выпороть бы дурака! Ну, что значит «снимаем и показываем»? Снимаем с себя одежду и показываем обнажившееся? Такие чашки больше подошли бы группе стриптизерш.
   – Приятного аппетита, – сказала я, оглядываясь. – Что, все наши уже разбежались?
   – Остались только вы с Сержем, – кивнул Сима.
   Это его так зовут: Сима, полностью – Серафим. Любящие родители постарались и придумали единственному сыночку звучное и неизбитое имя. Серафим Петрович Коновалов! Интересно, не работает ли кто-нибудь из Симиных предков в нашем рекламном отделе?
   – Мы последние, получаем остатки? Стало быть, нам достанется что-нибудь особенно гадкое, – вздохнула я.
   – Ну, почему же? – фальшиво улыбнулся Сима. – У вас прекрасное задание, выезд за город, почти пикник на природе! Нужно сделать сюжет об открытии купального сезона в реке Кубани.
   – А разве он уже открылся? – удивилась я.
   – Откуда я знаю? – Сима пожал плечами. – Если еще не открылся, придется быстренько открыть. Эта тема понравилась Москве, и от нас ждут репортажа к вечеру.
   Наша телекомпания время от времени поставляет столичному телеканалу новостные сюжеты, за которые Москва платит нам денежки. Не очень много, но достаточно, чтобы оправдать в глазах нашего экономного директора необходимость существования собственной информационной службы.
   Позади меня что-то грохнуло. Я обернулась и увидела оператора Сержа, который пытался войти в редакторскую, но не мог этого сделать, потому что заброшенный за спину штатив заклинило в дверном проеме.
   – Стой там, я уже иду, – сказала я напарнику.
   – Камеру взял, штатив взял, кассеты, микрофон, петличку взял. Что еще? – не слушая меня, озабоченно пробормотал Серж.
   Он невидящим взглядом посмотрел на Симу и многозначительно изрек:
   – О! – после чего повернулся и скрылся в коридоре.
   – Наверное, запасные аккумуляторы забыл, – сказал заинтересовавшийся этим представлением Сима.
   Мы немного подождали, и тяжело нагруженный Серж вновь притопал к нашей двери.
   – Камеру, штатив, аккумуляторы взял, петличку, микрофон, кассеты тоже. Что еще? – повторил Серж.
   – Накамерный свет? – предположил Сима.
   Посмотрев на него недобрым взглядом, оператор снова ушел.
   – Свет-то нам зачем? – спросила я. – Мы же будем на улице снимать, а там солнце светит вовсю!
   – Ну, должен же я был что-то сказать, – пожал плечами Сима, – Серж явно ждал подсказки!
   – Камера, штатив, кассеты, батареи, все для звука, свет! Что еще? – с отчетливым раздражением в голосе спросил вернувшийся оператор.
   – Купальник, – подсказала я.
   Серж развернулся, отошел на пару шагов и остановился.
   – Какой купальник? – донеслось из коридора.
   – Желательно на меху, – попросила я. – А еще лучше, если с термоподогревом.
   – Зачем купальник? – Серж сунул голову в дверной проем и по привычке вопросительно глянул на Симу.
   – Это не мне, – покачал головой тот. – Это Ленке! Она сейчас будет купаться в Кубани!
   – А разве купальный сезон уже открылся? – простодушно удивился Серж.
   – О том и речь! – засмеялся Сима.
   – Шагай в машину, – велела я оператору, мрачно шмыгнув носом. – Мы уже уходим.
   – Не заплывайте за буйки! – крикнул нам вслед веселящийся Сима.
   За купальником пришлось заехать домой.
   – Мама! – выбежал навстречу мне обрадованный малыш.
   Следом поспешала няня с ложкой, вымазанной кашей.
   – Ты уже обедаешь? – Я отдала няне пакет с купленной по пути курочкой-гриль и подхватила на руки задорно визжащего ребенка. – Колюша – хороший мальчик, умница!
   – Верни умницу за стол, хороший мальчик еще сырок не съел, – попросила няня.
   Я отнесла малыша на кухню и посадила на табурет.
   – Колюша будет творожный сырок? – спросила няня.
   – Но, – решительно отказался малыш.
   – В шоколаде! – поспешила добавить няня.
   Мася внимательно посмотрел на тарелку и повторил:
   – Но!
   – А жареную курочку? – спросила я.
   – В шукала? – серьезно спросил ребенок.
   – Курочка в шоколаде? Ну, ты гурман! – засмеялась я. – Или это украинские корни сказываются?
   – Почему – украинские? – заинтересовалась няня.
   – Потому что Колян – киевлянин. А одна маленькая украинская кондитерская фабрика, я читала об этом в Интернете, наладила производство оригинального лакомства «Сало в шоколаде», – объяснила я. – Говорят, очень вкусно. Вся продукция идет на экспорт, тоскующие по родине экс-украинцы расхватывают глазированное сало в момент.
   Няня положила на тарелку перед Масей добрый кусок нежной куриной грудки, и ребенок тут же забыл о моем присутствии.
   – Иди, пока он занят едой, – шепотом сказала мне няня.
   Я быстренько отыскала в ящике с бельем купальник, прихватила полотенце и удалилась.
   Открыть купальный сезон удалось без особых страданий. Сержу пришла в голову прекрасная мысль: снять мои приготовления к купанию на берегу Кубани, а само погружение в речные воды и последующий заплыв – в старой заводи, куда сливает горячую воду городская ТЭЦ. После монтажа картинки должны были сочетаться вполне органично, так что поставленную перед нами задачу мы с оператором выполнили, и при этом пневмония мне не грозила. Тем не менее в телекомпанию я вернулась с твердым намерением заявить протест против использования журналистов в качестве подопытных животных. Сегодня я купание в Кубани открываю, а завтра на мне лекарства испытывать начнут!
   В коридоре было тихо, в редакторской пусто. Бросив сумку на стол, я пошла на поиски Симы, которому собиралась высказать все, что думаю о людях, которые вынуждают своих коллег рисковать личным здоровьем ради сомнительного финансового блага компании.
   Сима, а с ним еще пара журналистов и целая группа техников нашлись в аппаратной видеомонтажа. Народ сгрудился напротив телеэкранов за спиной сидящего на стуле оператора Вадика. Вадик был надут и красен, как первомайский воздушный шар.
   – Ленка, спаси меня! Сними с креста! – заламывая руки, умоляюще вскричал он при моем появлении.
   На экране сменяли друг друга бесконечные незаконченные «проездки». Камера начинала снимать людей, двигающихся по пешеходному переходу, потом обнаруживала в толпе симпатичную девицу и принималась «вести» ее персонально – до тех пор, пока в кадр случайно не попадало новое смазливое личико, пышный бюст или круглая попка. С этого момента оператор неотступно следил за новым объектом. В результате камеру хаотично и безостановочно швыряло из стороны в сторону, как в бурном море утлый челн, и в роли оператора мне виделся какой-то пьяный и сексуально озабоченный матрос. Учитывая, что итогом работы съемочной группы должен был стать информационный сюжет о работе городских светофоров, можно понять недовольство нашей телевизионной общественности этим видеоматериалом. Ни единого светофора в кадре не было.
   – Распинаете несчастного? – спросила я нашего режиссера Славу, кивнув на Вадика.
   – Вадька опять съемку облажал, – объяснил тот. – Мы ему публичную экзекуцию устраиваем. Дабы впредь неповадно было!
   И он скомандовал:
   – Ату его!
   – Куда камеру повел, басурман? – тут же закричали в толпе. – И затрясся, затрясся, как юродивый!
   – Зело нетверда десница твоя, отрок! – сурово рек другой оператор, Женя, придавливая плечо Вадика тяжелой рукой. – Руки оторвать подлецу за поганую съемку!
   – Сие есть произвол и беззаконие! Я невинная жертва еси! – заявил Вадька, весьма натуралистично изображая приступ эпилепсии.
   – Цыц, злыдень! – прикрикнул на припадочного Сима. – Смотри на экран! Кто, ну, кто так снимает?
   – У вас тут что, по совместительству – практикум старославянского языка? – поинтересовалась я у скорбно молчащей журналистки Наташи.
   – Ну Вадька, ну ирод! – проигнорировав мой вопрос, со слезами в голосе воскликнула она. – Что ты снял, чудище поганое? Как я из этой срамотищи сюжет монтировать буду?
   Наташа всхлипнула и залилась горючими слезами, как царевна Несмеяна.
   – У-у, смерд! – зарычали в толпе. – Ты пошто боярыню обидел?!
   – Так не корысти ради, а токмо волей пославшего мя редактора! – зайцем заверещал Вадька. – Это Симпсон велел мне побольше пригожих девиц наснимать!
   – Ах, вот оно как? И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился? – с чувством процитировал Слава, разворачиваясь к притихшему редактору. – Сима, так это ты сбил невинное дитя с пути праведного?
   – Он, он, лукавый! – с жаром прокричал Вадик.
   – Изыди, сатана! – не оборачиваясь, повелел режиссер.
   Вадька спрыгнул со стула и вышмыгнул из аппаратной, а вослед ему понеслось азартное улюлюканье и пара бумажных самолетиков из листочков настенного календаря с душеспасительными текстами. Пожав плечами, я вышла из аппаратной, где мои коллеги безотлагательно принялись терзать новую жертву – Симу.
   – Это ты? – опасливо спросил Вадик, выглядывая из-за шкафа с кассетами в редакторской.
   – Расслабься, наша свора теперь ощипывает и потрошит Серафима, – успокоила его я.
   – Пасочку будешь?
   Обрадовавшийся Вадька полез в холодильник и вытащил оттуда большой расписной поднос с разновеликими куличами и разноцветными яйцами.
   – Ага, вот откуда церковно-славянская тематика, – догадалась я. – Кто-то щедро поделился с нашим коллективом пасхальным угощением?
   – Точно, – кивнул Вадик, запихивая в рот целое яичко, только без скорлупы. – Приходил батюшка Андрей на программу «Свет Рождества», принес нам съедобные дары.
   – Каковые вызвали у наших сограждан горячий прилив христианской любви и острый приступ милосердия, – съязвила я, прислушиваясь.
   Судя по доносящимся из аппаратной звукам, напитавшиеся пасхальными куличиками коллеги с новыми силами тузили оплошавшего Серафима.
   Вот, кстати, у меня родилась еще одна версия убийства, совершенного под покровом ночи на нашем балконе: это вполне могло сделать какое-нибудь потустороннее существо типа серафима! Серафимы – они же вроде ангелы смерти? Или я что-то путаю? Помню, есть еще херувимы, но те похожи на упитанных младенцев с крылышками и по идее должны быть добродушными… Между прочим, ведь и придурковатый Петрович упоминал нынче утром какого-то черного ангела, который не то сошел, не то взошел… в общем, как-то так пошагово переместился в пространстве! Черный ангел… Вот интересно, почему черный? Негр, что ли?
   – Или в шоколаде, – пробормотала я, вспомнив придуманное Масянькой экзотическое блюдо.
   Минуточку, а ведь если этот черный ангел в шоколаде в момент совершения своей пешеходной прогулки оказался в поле зрения Петровича, значит, бродил он подозрительно близко от места преступления, ведь балкон бородатого деда как раз над моим!
   – А вот кому на монтаж? – сбив меня с мысли громким выкриком, в редакторскую сунулся видеоинженер Митя.
   – Иду!
   Я поспешно дожевала надкусанную пасочку и пошла готовить к эфиру свой сюжет про открытие купального сезона.
   Где-то в четвертом часу, благополучно закончив работу, я пришла к выводу, что сегодня уже достаточно потрудилась на благо родной телекомпании, и пошла искать дежурного редактора, чтобы поделиться с ним этой гениальной мыслью.
   Сима нашелся в нашем общем кабинете – как порядочный сидел за рабочим столом, вдохновенно сочиняя шедевр редакторской мысли – программу передач на следующую неделю. Прямо от двери хорошо видна была Симина макушка, увенчанная аккуратной проплешинкой в окружении темных кудрей. Микролысина блестела, как начищенный пятак, потому что аккурат на нее падал яркий свет настольной лампы. Невольно я вспомнила любимую Симину присказку: «Работайте, негры, солнце еще высоко!»
   На диване в углу комнаты сидели Слава и юная практикантка Сашенька, студентка журфака. Наш великий режиссер вещал, а барышня внимала ему, распахнув глаза, как форточки.
   – Новостная программа в прямом эфире – это, не побоюсь такого слова, подлинная квинтэссенция телевизионного мастерства, – бархатным голосом говорил Слава.
   По лицу практикантки было ясно видно, что она в отличие от Славы слова «квинтэссенция» немного побаивается. Почувствовав это, режиссер взял девушку за руку и успокоительно погладил тонкие пальчики.
   – А что главное в ведении эфирной программы? – спросил Слава, неотрывно глядя в голубые очи Сашеньки.
   Девушка нервно заерзала.
   – Главное – это темпоритм! Не побоюсь этого слова, – облизнув губы, доверительно поведал ей режиссер.
   – Бесстрашный ты наш, – мимоходом заметила я.
   Сашенька посмотрела на меня с надеждой.
   – Саша, хочешь посмотреть, как Митя монтирует сюжет? – сжалившись над девушкой, спросила я.
   – Очень! – Сашенька попыталась приподняться с дивана, но неумолимый Слава цепко держал ее за руку.
   – Темпоритм! – напомнил режиссер, маниакально блестя очками.
   – А что такое темпоритм? – сдаваясь, спросила Сашенька.
   – Темпоритм – это…
   Слава замолчал, подбирая слова, которых он не побоялся бы.
   Я подошла к Симе и, перефразируя его любимое присловье про чернокожих тружеников, спросила:
   – Солнце клонится к закату. Негры могут быть свободны?
   – Что с сюжетом?
   – Все в порядке.
   – Можешь топать восвояси!
   Разговор получился таким живым и складным, словно мы с Симой заранее написали слова и хорошо отрепетировали диалог.
   – Вот! – вскричал Слава, воздевая вверх указательный палец. – Вот что я называю словом «темпоритм»!
   – Нужно разговаривать стихами? – удивилась Сашенька.
   – Ах, деточка, тебя еще учить и учить! – сокрушенно вздохнул режиссер, вновь плотоядно облизнувшись.
   Я с жалостью посмотрела на практикантку, которую наш режиссер явно беспардонно охмурял.
   – Лена, можно мне вас кое о чем спросить? В приватном порядке? – в отчаянии выкрикнула девушка, видя, что я уже ухожу.
   – Конечно! Проводишь меня?
   Мушка вырвалась из паутины и полетела к выходу. Паук посмотрел на меня с укором и негромко произнес:
   – Ленка! Ну как это называется?
   – Это, не побоюсь такого слова, женская солидарность! – заявила я, пропуская вперед рвущуюся на волю Сашеньку.
 
   Четверть часа на трамвайчике, два квартала пешим ходом – и я подошла к многоэтажной башне, в недрах которой, в неизвестном офисе неведомой фирмы, находилось рабочее место господина Желтикова. Во всяком случае Андрюха, который приволок в наш дом подкидыша Диму, уверял меня, что парень вышел именно из этой девятиэтажки и собирался в нее же вернуться.
   Я запрокинула голову и без особой надежды оглядела монументальную башню из красного кирпича сверху вниз. Ладно, два последних этажа можно вычеркнуть: Колян сказал, что среди сотрудников «Партизанской правды» покойный Желтиков не значился. Стало быть, мне нужно обойти всего семь этажей. Площадь каждого, насколько я могу судить, стоя снаружи, около тысячи квадратных метров. На этаже – от одной до ста фирм, итого – от семи крупных до семисот мелких компаний. Если на каждую тратить минимум минут десять, процесс займет от часа с хвостиком до трех суток, это еще без учета времени на переход от конторы к конторе и переезды на лифте…
   Мысленно я попросила о помощи своих ангелов-хранителей, неосознанным движением поправила сумку на плече и, чувствуя себя пилигримом, вошла в портал, увенчанный бесчисленными вывесками.
   О, счастье! Какой-то ангел (возможно, тот самый, шоколадный) явно заинтересованно отслеживал происходящее. Против ожидания мои поиски увенчались успехом почти моментально: в просторном холле первого этажа, прямо напротив раздвижных стеклянных дверей, стоял небольшой металлический стенд типа «растопырочка». На нем была помещена увеличенная фотография покойного Димы, я его сразу узнала. Фотографию обвивала полупрозрачная черная лента, которую я рассмотрела с не меньшим вниманием, чем сам портрет, потому что тряпица подозрительно смахивала на черный капроновый чулок. Проверить, так ли это, я не смогла, потому что не увидела, заканчиваюся ли ленты «ногами»: края были тщательно заправлены под портрет.
   Фотография Димы мне понравилась. Судя по всему, портрет представлял собой наспех увеличенный фрагмент любительского снимка, сделанного в разгар какой-то корпоративной вечеринки. Правая щека Димы имела на себе помадный отпечаток характерной формы, а левую затенял какой-то небольшой пупырчатый эллипс. Этот предмет находился не в фокусе, но я с большой степенью вероятности опознала в нем насаженный на вилку маринованный огурчик. Из-за Диминого плеча выглядывало белое картонное ухо карнавальной маски зайчика, а сам покойник широко и радостно улыбался.
   Искрометную жизнерадостность портрета в праздничном интерьере не способна была погасить даже траурная рамочка, и скорбный текст под фотографией казался совершенно неуместным. Зато я узнала из него много интересного. Во-первых, возраст усопшего: двадцать три года. Во-вторых, место и характер его работы: фирма «Планида», специалист по социальной инженерии.
   Отойдя от стенда, перед которым стояла стеклянная ваза с четырьмя скорбно поникшими красными гвоздиками, я внимательно изучила громадную разграфленную таблицу, очень похожую на расписание самолетных рейсов в аэропорту. В одной из клеточек левой колонки обнаружилось название «Планида». Мне снова повезло: фирма, в которой работал Дима Желтиков, располагалась в одном из офисных помещений второго этажа. Не пришлось даже ждать лифта!
   Прежде чем подняться по лестнице, я достала из сумки мобильник и набрала номер своего рабочего телефона.
   – Слушаю, – густым голосом произнес в трубку наш режиссер.
   – Слава, ты-то мне и нужен, – обрадовалась я. – Ты у нас такой умный, скажи, пожалуйста, что такое «социальная инженерия»? Если, конечно, не побоишься таких слов!
   – Не побоюсь, – согласился Слава. – Насколько я понимаю, социальная инженерия – это примерно то, чем занимаешься ты, когда трясешь как грушу господина Лобанчикова.
   – Правда? Ну, что-то в этом роде я и предполагала, – и я выключила сотовый.
   Господин Лобанчиков – это некий несостоявшийся депутат Законодательного собрания края. Пару месяцев назад одна моя приятельница привела этого типа ко мне, потому что Лобанчикову нужно было срочно сделать предвыборный информационно-агитационный сюжет. Платить по официальным расценкам телекомпании кандидат не мог, поэтому мы сделали ему работу в частном порядке: отсняли материал личной камерой Вадика и смонтировали на домашнем компьютере Мити. Благо наши парни постоянно подрабатывают съемкой и монтажом свадеб и достаточно хорошо оснащены для выполнения таких «шабашек». Разумеется, никаких счетов мы Лобанчикову не выставляли, работали «под честное слово», и этот нехороший человек с нами не расплатился. Как организатор проекта я была в ответе за того, кого мы приручили, то бишь выручили. В результате уже третий месяц мне приходилось успокаивать встревоженных коллег и упрашивать их потерпеть еще немножко, а параллельно гоняться за бессовестно скрывающимся от меня Лобанчиковым, чтобы вытрясти из него честно заработанные нами деньги. Значит, это и есть социальная инженерия…
   На всякий случай я позвонила еще Коляну.
   – Кыся, привет, быстро скажи мне, что такое «социальная инженерия»! – попросила я.
   – Социальная инженерия? – повторил муж. – На конкретном примере? Ну, это когда ты звякаешь юзеру, называешься сисадмином и просишь пароль, якобы чтобы пропатчить его софт для защиты от нового виря, а сам просто хочешь слить инфу.
   – Смысл я уловила, но повтори еще раз, – попросила я, запоминая сказанное как фразу на иностранном языке. – Ага, спасибо!
   В общем, определенное представление о социальной инженерии у меня сложилось. Насколько я поняла, в наших широтах это нечто среднее между практической психологией и бытовым мошенничеством. Другими словами, если инженеры строительных специальностей строят здания, то специалисты по социальной инженерии «строят» других людей, мягко и ненавязчиво вынуждая их делать то, что нужно «строителю».
   На разные лады повторяя про себя текст, озвученный супругом, я поднялась по лестнице на второй этаж и постучалась в дверь с табличкой «ООО «Планида»: юридические, бухгалтерские и прочие услуги. Посредничество широкого профиля». Гостеприимного приглашения войти не последовало, поэтому я обошлась без него.
   Чопорная дама в строгом деловом костюме перевела неласковый взгляд с экрана компьютерного монитора на скрипнувшую дверь и вопросительно посмотрела на меня поверх очков.
   – Здравствуйте, – вежливо сказала я, бочком вдвигаясь в дверной проем. – Извините, с кем я могу поговорить по кадровому вопросу?
   – Со мной, – неохотно призналась дама, нещадно тряся компьютерную мышку.
   Очевидно, виртуальное животное не подавало признаков жизни.
   – Проблемы с компьютером? – сочувственно спросила я.
   – Мышь сдохла, – пожаловалась дама.
   Я подошла поближе, взглянула через ее плечо на экран, перехватила компьютерного грызуна и сказала:
   – Возможно, это клиническая смерть.
   Я подергала мышиный хвост, проверяя стыковку с системником, и курсор на экране ожил.
   – Вот и все. У меня тоже такое бывает.
   – Вы специалист по компьютерам? – Взгляд и голос дамы заметно потеплели.
   – Боже избави! Я специалист по социальной инженерии, – сказала я. – Ищу работу. У вас в компании случайно нет подходящей вакансии?
   – Случайно есть, – немного удивленно ответила женщина.