Ощутил, что ветер утих.
   Вам, в будущем, наверное не понять, какой ужас поднимается в душе, когда происходит нечто, чего не могло произойти. По лицам мальчишек я видел – им тоже не по себе, но бедуины всю жизнь росли со знанием, что это возможно. А меня словно триремой переехали.
   Без ветра мир казался мертвым. Полная, жуткая тишина морозила кровь, высоченная трава склонялась над головами. Она была неподвижна – и это пугало еще сильнее. Из всех нас, пожалуй, одна Акива разыгрывала храбреца.
   – Ну, как? – гордо спросила она, придержав ламарга. – То ли еще будет!
   Я не ответил. Впереди, сквозь застывшие стебли травы, виднелась открытая местность, и я мысленно взмолился – пусть там будет ветер! Может, подумал я, это растения его закрывают...
   Ветер там был. Он с воем набросился на нас, растрепал волосы, взъерошил шерсть скакунов. От неожиданности я прикрыл лицо ладонью и оглянулся, пытаясь понять, где кончается трава – и увидел идеально ровную бесконечную линию растений, уходившую влево и вправо за горизонт. Под копытами ламаргов зазвенел металл.
   – Эй, муравей, – тихо позвала Акива. – Не туда смотришь.
   И тогда я медленно повернул голову.

Глава 6

   Вас когда– нибудь вешали на тоненькой нити над пропастью? Чтобы ветер рвал ваше конвульсирующее тело, нить судорожно дергалась, а впереди, внизу, по сторонам, над головой – везде был лишь ужас?
   Если да, то вы знаете, что я тогда ощутил.
   Всего в десятке шагов от меня кончался мир. Там, на краю, имелись аккуратные поручни из проржавевшего насквозь металла, а за ними – в бесконечность! – простиралось невероятное.
   Тучи, которые никогда не останавливались, тучи, ставшие родными всем нам, они продолжали лететь по ветру, но в десятке фарсахов над пропастью их вечная серость словно натыкалась на стену и рушилась вертикально вниз. Тучи летели по ветру! Летели, образуя прямой угол, одна из граней которого простиралась над нашими головами, а вторая падала в бездну. Мы стояли на дне коробки из туч. И видели ее грань.
   Не уверен, кажется я свалился на землю и с криком побежал обратно... Или ламарг чего– то испугался. Хорошо помню лишь, как лежал на спине, а Акива сидела рядом, с тревогой меня разглядывая. Над головой летели тучи.
   – Ты чего? – спросила девочка. – Скорпион ужалил?
   Судорожно втянув воздух, я заставил себя сесть. Ламарги мирно паслись неподалеку, бедуины сидели кружком вокруг нас с Акивой. А слева... там... Туда я смотреть не стал.
   – Акива, – мой голос прозвучал так, словно я мгновенно охрип. – Акива, что это? Где мы?
   Она подняла брови, а потом внезапно расхохоталась так, что повалилась на спину, дрыгая ногами в воздухе.
   – Муравей перепугался! – Акива задыхалась от смеха. – Обмочился со страху!
   – Да, мне страшно, – сказал я тихо, и это словно топором оборвало ее хохот. У бедуинов сказать вслух, что ты испугался – примерно то же самое, как у нас нарочно испортить корабль.
   – Страшно? – переспросила Акива. Мальчишки насмешливо переглядывались.
   – Да, – я опустил голову. – Мне страшно. Я не знал... Что у мира есть грань.
   Акива задумчиво наморщила лоб. Тем временем один из мальчишек рассмеялся и пнул меня ногой:
   – Мокрая личинка! – бросил он презрительно. Я сжался, но бить меня не стали. Вместо этого, к своему изумлению, я услышал голос Акивы:
   – Отстань, – сказала она серьезно. – Он же спятить мог. Эй, муравей, – девочка с неожиданной лаской погладила меня по голове. – Успокойся. Мы забыли, что ты не знаешь.
   – Чего не знаю? – спросил я тихо.
   Акива вздохнула.
   – Совсем ничего не знаешь. Про мир. Вставай, покажу кое– что.
   Я невольно отпрянул, но Акива нахмурилась и резко схватила меня за плечо.
   – Вставай!
   Все вместе они подтащили меня к поручням.
   – Убежишь, станешь трусом, – предупредила Акива. – Останешься, примем как своего. Это твое испытание. Только смелый сын свободного народа может смотреть за Край.
   Сказав это, девочка скрестила руки на груди и демонстративно отошла назад. Мальчишки немедленно последовали ее примеру.
   Я остался наедине с невозможным. Страх так заморозил кровь, что у меня зуб на зуб не попадал, ноги стали ватными и непослушными. Но к этому времени в душе проснулась давно таившаяся гордость. Я не муравей и не дзагхла, я – человек! Подбадривая себя такими мыслями, я повернулся и, почти не дрожа, подошел к перилам.
   Это было страшно, да. Но терпимо. Всего лишь второе небо, далеко внизу, под ногами. Ничего особо ужасного.
   Гораздо страшнее стало, когда я понял, что плоскость, где я стою, не имеет толщины. Совсем. Край металлического листа, простиравшегося в обе стороны до горизонта, расплывался в глазах, его никак не удавалось увидеть. Я наклонился, желая понять, еще сильнее наклонился... Но тут меня схватили за плечи и дернули назад.
   – А вот этого не надо, – серьезно сказала Акива. – Я говорила, смотри ЗА Край. НА Край смотреть нельзя. Свалишься.
   Я уже немного опомнился, и страх уступил место жгучему любопытству.
   – Акива, где мы? – я кивнул в сторону бездны. – Объясни!
   Девочка улыбнулась.
   – Все! Он теперь наш, – заявила она мальчишкам. Те весело засмеялись, меня принялись хлопать по спине и дергать за волосы. Было очень приятно.
   – Ну, муравей, – Акива отошла подальше от Края и уселась на песок. – Теперь можешь спрашивать.
   Я сел напротив, скрестив ноги. Мальчишки расположились вокруг.
   – Что это за пропасть? – я задал первый вопрос.
   Акива покачала головой.
   – Не пропасть. Край света.
   – Не понимаю...
   – Верю, – она улыбнулась. – Дзагхлы ничего не знают, мне отец говорил. Слушай внимательно, муравей. Наш мир совсем– совсем не похож на мяч. Он похож на диск. А мы сейчас сидим на самом краю, тут мир загибается вниз. Там, под нами, – она постучала по железу, – есть еще один мир, где все наоборот. Когда у нас кончается натра – у них начинается.
   Акива вытянула руку против ветра и пошевелила пальцами.
   – Я прихожу сюда каждую натру. Мы, свободный народ, живем как хотим, пока не наступает время холода. Тогда мы едем на край света, к городу колодников. Эти города стоят с обоих сторон мира, а внутри есть Колодец, огромная дыра, Туннель, ведущий сквозь землю.
   Девочка рассмеялась.
   – Что, муравей, дома тебе такого не говорили?
   Я молча замотал головой. Акива довольно улыбнулась.
   – То– то. Слушай и учись. Колодники – самый древний народ, они отличаются от людей и всегда живут на одном месте. Когда к их городу приближается холод, они переходят на другую сторону мира, где холод недавно кончился, и следующую натру живут там, во втором городе. Вместе с ними сквозь Туннель проходят наши племена. Но колодники давно разучились добывать пищу, и нам приходится платить им за проход – шкурами, мясом, шерстью. Поэтому в теплое время натры наш народ кочует по миру, собирая для колодников дань.
   Девочка нахмурилась.
   – Мужчинам это не нравится, но у колодников есть много хорошего оружия и даже боевые машины, стреляющие огнем. Вот почему уже много– много натр никто не пытается с ними воевать. Собрав дань, мы приходим к городу, платим хозяевам и нас пропускают на ту сторону мира, где целую натру будет тепло и спокойно.
   Акива весело подмигнула.
   – Кстати, а я родилась на той стороне. Мне четырнадцать натр.
   – Я тоже там родился, – добавил один из мальчиков.
   От услышанного у меня голова шла кругом. Но один вопрос я задать все же сумел:
   – Акива... Это удивительно! А почему нельзя перебраться на ту сторону мира через край?
   Девочка тяжело вздохнула.
   – Можно, – сказала она с грустью. – Это совсем легко. Но тот, кто перелезет через край, станет другим. У него сердце будет с правой стороны, а правая рука превратится в левую.
   Я моргнул.
   – Ну и что? Через натру он перелезет обратно, и все вернется!
   – Ага, как же! – разозлилась Акива. – Думаешь, мы все глупые? И никто не пробовал? Когда сердце с правой стороны, ты не можешь ничего есть. Ни мяса, ни чебуреков, ни фруктов – ничего. Любая еда для тебя превратится в яд, пока не перелезешь обратно. А тут натра!
   Я умолк, лихорадочно размышляя над задачей.
   – А если сначала перевезти много пищи? Она ведь тоже изменится.
   – Ну и сколько ты сможешь забрать? – фыркнула девочка. – Один ламарг съедает ведро травы в сег! А трава нужна свежая.
   – Можно зарезать всех зверей, засолить мясо и целую натру его есть! – возразил я.
   – Ага, ага, а потом умереть с голоду, когда настанет пора возвращаться, – Акива покачала головой. – Не считай нас дураками, муравей. Дешевле заплатить дань колодникам. Они тоже не дураки, и назначают как раз такую цену, чтобы племенам было выгоднее платить, а не воевать или искать другие пути.
   Она встала.
   – А теперь иди за мной. Я покажу самое удивительное, что есть в мире.
   Мы подошли к перилам. Акива дала знак одному из мальчиков, тот протянул ей мешочек. Там оказались обычные камешки.
   – Смотри, – Акива ухмыльнулась. – Внимательно.
   Взяв один камешек, она подбросила его на ладони и с силой метнула в пропасть. Камень, как и полагается, полетел вниз, но вскоре замедлился, остановился и... взмыл обратно. Я чуть язык не проглотил.
   Промчавшись мимо нас, камешек поднялся на высоту двойного человеческого роста, вновь замедлился, как если бы Акива бросила его вверх, и рухнул вниз. На сей раз он опустился не так глубоко, остановился, вернулся обратно, поднялся чуть выше нас, опять рухнул... И, наконец, повис в воздухе, медленно плывя под напором ветра. Я сглотнул и посмотрел на Акиву.
   – Тебе никогда не хотелось летать? – спросила она.
   Мы с мальчишками одновременно поняли, что затеяла дочь шейха, и разом закричали, но Акива повелительным жестом вскинула руку.
   – Тихо! – рявкнула она. – Я мечтала об этом с тех пор, как отец впервые привел меня сюда. Держи крепче, муравей, – скинув ружье, она отмотала прочный тросик и протянула мне гарпун. – Я быстро вернусь...
   – Не делай этого! – я схватил ее за руки. – Пожалуйста!
   – Нет, сделаю, – возразила девочка. – И ты меня не остановишь.
   Ее голос почти не дрожал. Оттолкнув меня, она трижды намотала тросик на запястье, покрепче стиснула ствол ружья и оглянулась.
   – Я буду летать, – тихо сказала Акива. И прежде, чем мы успели помешать, с разбегу вскочила на перила и прыгнула в пропасть.
   От ужаса у меня зашевелились волосы. Тело девочки камнем рухнуло в пустоту, навстречу тучам, мчавшимся под ногами. Она закричала. Трос стремительно разматывался, рывок – и Акива завертелась как флюгер, когда ружьё вырвало из ее рук. Мальчишки в панике бросились прочь.
   Я смотрел, оцепенев от страха. Набрав огромную скорость, Акива замедлилась лишь тогда, когда ее тело уже казалось маленькой черной точкой. Точка стала расти, все быстрее и быстрее, послышался крик... Девочка промчалась мимо быстрее стрелы и рванулась в небо. Она дергалась и кричала, в панике размахивая руками.
   Я оглянулся. Бедуинов и след простыл, лишь ламарги беззаботно жевали траву неподалеку. Несчастная Акива продолжала кричать, она падала. Свист воздуха – и она промчалась мимо, начав второе колебание. Ветер уже отнес ее довольно далеко в сторону.
   Внезапно я сообразил, что до сих пор судорожно сжимаю в руках гарпун. Идея еще не успела оформиться, как я вскрикнул и принялся бешено выбирать трос, на другом конце которого раскачивалось ружье. Тем временем Акива третий раз промчалась мимо, амплитуда ее колебаний медленно уменьшалась.
   – Раскинь руки! – крикнул я. – Парус! Как парус!
   Не знаю, услышала она или ей самой пришла в голову та же мысль, но в этот раз, падая, она не кричала. Тело девочки промчалось мимо, я видел, как она пытается тормозить, раскинув руки и ноги в стороны. Напор воздуха вертел ее колесом.
   Ружье со звоном задело Край мира, кусок приклада словно отрезали бритвой. Схватив оружие, я дико огляделся. За что привязать?! Поручни! Но тут я вспомнил, какое ускорение получила Акива при падении. Ружье в любом случае вырвет у меня из рук, и мы оба погибнем.
   К чести своей должен сказать, что, несмотря на ужас, мысли бросить Акиву у меня даже не возникло. Несколько мгновений я колебался, пытаясь придумать другой способ, но ничего не придумывалось. Акива четвертый раз промчалась мимо.
   Судорожно вздохнув, я зарядил ружье и повесил его за спину. Немного подумав, снял и намертво примотал к бедру, проткнув гарпуном ремень. А потом забрался на перила.
   – Готовься! – закричал я. Акива уже летела обратно, скорость заметно уменьшилась, но ветер относил ее в сторону. Промедление означало гибель.
   Сейчас я с трудом вспоминаю, что чувствовал в те мгновения. Наверно, шок вызвал частичную потерю памяти, хотя какая разница... Помню, что прыгнул так, как никогда в жизни не прыгал, вложив все силы, все, на что был способен. Акива мчалась навстречу, сейчас столкнёмся!
   Нас выручил страх. Если бы мы оба не были на грани помешательства, и не вцепились бы друг в друга с силой двадцати стыковочных узлов, удар неизбежно разнес бы нас в стороны. И конец. Смерть обоим. Но мы с Акивой так сцепились, что некоторое время не могли дышать. Мир безумно вертелся, к горлу подступала тошнота.
   – Сп... сп... спокойно... – прохрипел я, когда вновь сумел вдохнуть. – Спокойно...
   – Я... я... не... – в глазах Акивы стояли слёзы. Покрепче прижав ее к груди, я постарался забыть, что мы падаем, и крикнул:
   – Не б-бойся! Г-г-гарпун есть!
   Она судорожно за меня цеплялась. Я сглотнул.
   – Ждем, – сумел выдавить. – Скорость... должна упасть...
   – Х-х-х-х... – продолжить она не сумела и лишь прижалась ко меня крепче, закрыв глаза. Я попытался оглянуться.
   Судя по тому, что мир висел над головой, мы сейчас находились по другую его сторону, хотя это глупо, ведь скорее всего мы просто падали вверх тормашками. Прошло некоторое время, но я так и не сумел понять, где же наша сторона. Это едва не ввергло меня в панику.
   К счастью, вскоре я отыскал ориентир: на нашей стороне были привязаны ламарги. Определить по ощущениям, когда мир был правильным, а когда перевернутым, оказалось совершенно невозможно; стоило нам пересечь плоскость Края, как «верх» превращался в «низ», и мы начинали падать в противоположную сторону. Лишь ветер дул всегда одинаково, унося нас дальше в мировое пространство.
   – Акива, – сказал я, когда немного опомнился. Она тоже пришла в себя, безумие исчезло из глаз. – Слушай внимательно. У меня есть гарпун. Мы подождем, пока начнется следующее колебание, тогда я выстрелю в ламарга, зверь побежит прочь и втащит нас обратно.
   – Д-д-дурак, – девочка дрожала. – Они же п-п-привязаны.
   – Значит, оборвут веревку! – рявкнул я.
   – Х-хорошо, – сразу согласилась Акива. – Ст-т-треляй.
   Но это колебание нам пришлось пропустить, я не успел отодрать ружье с бедра. Акива судорожно за меня цеплялась.
   – Т-т-олько не п-промахнись, – шепнула она, когда я прижал ружье к плечу.
   Мы уже падали вверх. Неуловимый миг – Край промчался мимо, и я увидел ламаргов. Нас отнесло слишком далеко.
   – Нет! – заорал я. Ружье выстрелило само, гарпун чиркнул по песку, задел перила и... зацепился острым шипом за поручень. Прежде, чем я это понял, Акива дико вскрикнула и что было силы дернула трос.
   Упали мы довольно удачно, в траву, отделались синяками и царапинами. Долго лежали, не в силах двигаться. У меня тряслись руки, сердце бешено колотилось. Я слышал его панический стук.
   Спустя некоторое время, Акива сумела сесть.
   – Яхмес, – тихо позвала она. Сглотнув, я поднял голову.
   – Да?
   – Спасибо, – она смотрела мне в лицо. – Ты дурак, но спасибо...
   Тут я не выдержал и расхохотался так, что из глаз полились слезы. Акива присоединилась, и мы катались в траве, у бездонной пропасти, дергаясь от смеха, и сердца наши бились с левой стороны, поскольку мы пересекли Край нечетное число раз.

Глава 7

   В главном шатре царила полная тишина. Здесь находились предводители всех бедуинских племен, собравшихся у города колодников. Во главе высокого совета восседал шейх Аль– Карак. И тишина царила уже давно.
   Наконец, густой голос шейха прервал молчание.
   – То, что ты сделал, достойно лучшего из сынов свободного народа, – старик смотрел на меня. – Но ты не наш. Ты совершил подвиг, о которых поют дутарщики, но ты даже не мужчина. Родители героя, подобного тебе, стали бы патриархами племени, но ты не знаешь своих родителей. Ответь, Яхмес, как нам поступить?
   Я пожал плечами.
   – Не знаю.
   – Мы тоже не знаем, – мрачно ответил шейх. – Я, как отец, по закону, должен отдать спасенную дочь тебе в жены.
   – Это невозможно, – сказал я глухо.
   Аль-Карак кивнул.
   – Согласен. Но ты не просто спас мою дочь. Ты пошел ради нее на верную смерть. Только тот, кто истинно любит, способен на такое. Ответь, Яхмес: ты любишь мою дочь?
   Я поднял голову и, внезапно, к собственному изумлению, ответил:
   – Да.
   – Он не мужчина! – крикнул другой старик. Шейх грозно нахмурился.
   – Тихо! – Аль-Карак обвел собрание яростным взглядом. – Не позорьтесь в глазах чужака.
   Старейшины потупили взоры. Аль-Карак тяжело вздохнул.
   – Ты задал нам трудную задачу, Яхмес, – признался он. – И я не знаю, как быть.
   – Пусть решает Акива, – ответил я коротко.
   Шейх отпрянул.
   – Женщина?!
   – Да.
   – Нет, – отрезал старик.
   Я шагнул вперед.
   – Почтенный шейх, обещай, что не разгневаешься, если я скажу правду.
   – Говори.
   – Акива прыгнула в бездну из– за тебя.
   Старик поперхнулся. Бородавка на его носу начала наливаться кровью.
   – Что ты сказал? – прошипел он.
   – Я сказал, что знаю, почему Акива прыгнула в бездну, – во мне словно проснулся кто– то другой, я говорил, и слова сами рождались в душе. – Ты хотел выдать ее за человека по имени Мелик. Акива ненавидит этого человека. Но ваши законы не дают ей права решать, и в знак протеста, мечтая доказать, что она не хуже мужчины, Акива решилась на безумие.
   Я поднял руку, указав на вход в шатер.
   – Шейх, я спас твою дочь. Ты у меня в долгу. Поклянись перед всеми старейшинами, что позволишь ей самой избрать пару, вот что прошу я в знак благодарности.
   Казалось, Аль– Карак сейчас лопнет от ярости. Но он был бы никудышным вождем, если б не умел себя контролировать.
   – Клянусь! – мрачно сказал старик, пыхтя словно испорченный реактор. – Но запомни, Яхмес: она не изберет тебя.
   Я улыбнулся.
   – Даже если изберет, я откажусь.
   – Откажешься? – Аль-Карак отпрянул.
   – Да.
   – Почему?
   – Потому, что я люблю Акиву, – ответил я. – И желаю ей счастья.
   В шатре вновь повисла мертвая тишина. Все смотрели на меня, Аль-Карак молчал. Наконец, тяжело вздохнув, он поднялся с подушек и подошел вплотную.
   – Если хочешь, считай меня отцом, – негромко сказал шейх. Я кивнул.
   – Спасибо.
   – Я все еще у тебя у долгу, сын. Что сделать?
   – Помогите вернуться домой, – попросил я. – На корабль, откуда меня похитили.
   Бедуины переглянулись. Лицо Аль-Карака потемнело.
   – Я не могу это сделать.
   – Мне не нужны провожатые, – я дрожал. – Просто дайте несколько ламаргов и побольше еды, я попытаюсь догнать Колонну...
   – Сын, – шейх опустился на колено. – Мы не сможем вернуть тебя обратно. Много сегов назад твой корабль нарушил границу земли колодников и был захвачен. Согласно древнему договору, корабль лишили парусов, а людей бросили в подземелье. Их оставят здесь, когда все уйдут.
   Это было, словно гарпуном в горло. Я попятился. Перед глазами поплыли лица, страшная боль поднялась в душе. Бедуины сочувственно наблюдали.
   – Живы? – сумел я выдавить. Аль– Карак тяжело вздохнул.
   – Живы. Но скоро умрут. Их принесли в жертву натре.
   Старик положил руку мне на плечо.
   – Сожалею, Яхмес. Ты можешь идти с нами.
   Я замотал головой. Шейх нахмурился.
   – Другого пути нет.
   – Я должен их спасти, – сказал я, дрожа. – Хоть попробовать. Я должен. Это... мой клан. Моя семья. Кем стану я, если брошу их на смерть, а сам отправлюсь в теплый и безопасный мир?
   Бедуины вновь переглянулись. Аль– Карак яростно дернул себя за бороду:
   – Вот таким у отца должен быть сын, – сказал он в сторону. – Хорошо, Яхмес. Мы постараемся спасти твой клан.
   Меня била дрожь. С трудом кивнув, я вышел из шатра. У полога стояли воины, вокруг раскинулось пустынное стойбище: бедуины готовились к переходу. Несколько странных существ в облегающей серебристой одежде приближались со стороны города.
   Так я впервые увидел колодников. Фигурой они напоминали людей, но лица были вытянуты, как звериные морды, маленькие глаза блестели под массивными надбровными дугами. Темную кожу покрывала редкая красноватая шерсть, вместо волос на голове росли иглы, будто они носили ежовые шкурки. Высотой колодники уступали бедуинам; их тела были коренастыми и крепкими, а сзади, пропущенные сквозь прорези одежды, свисали короткие шипастые хвосты.
   Я заступил им дорогу:
   – Почему вы напали на наш корабль?
   Колодники остановились. Тот, кто шагал первым, оглядел меня с ног до головы.
   – Кто ты?
   – Яхмес, помощник командира Синухета.
   Колодник принюхался.
   – Ты детеныш. Ваши законы не позволяют детенышам вести переговоры.
   – Я принадлежу другому народу, – ответил я, стараясь держать себя в руках. Колодники перекинулись несколькими фразами на странном языке.
   – Нам не о чем с тобой говорить, – заявил главный.
   Я стиснул зубы.
   – Вы захватили наш корабль.
   – Этот корабль нарушил договор, – возразил колодник. – С нарушителями поступили согласно девятому пункту об ответственности, раздел дополнительных условий, двусторонние обязательства. Твои претензии беспочвенны.
   – Мы не знали ни о каком договоре! – я сжал кулаки.
   – Это проблема вашей информационной службы.
   – Отпустите пленников, – мой голос впервые дрогнул. – Мы не знали о существовании вашего народа, не знали о договоре. Синухет вел корабль на поиски древней дороги, чтобы спасти Колонну от...
   – Детеныш, мы теряем время, – заметил колодник. – Если у тебя есть деловое предложение, выскажи его сейчас.
   Я вздрогнул:
   – Что это значит?
   – Пленников можно выкупить. Согласно договору, цену назначает пострадавшая сторона.
   В душе шевельнулась надежда.
   – Что вы хотите?
   – На этот вопрос мы ответим лишь уполномоченному лицу, каковым ты не являешься, – отодвинув меня лапой, колодник проследовал в шатер. Его сородичи так и не обратили на меня внимания.
   Остаток этого сега промчался подобно скоростному катамарану. Переговоры в шатре затягивались, я нервно ходил взад– вперед. В голове вертелись планы спасения Синухета. Мысль металась от похищения к открытой войне, от захвата посланников до безумных идей с пересечением Края мира и атаки города сквозь неведомый туннель.
   Но все проходит, даже время. И я дождался появления из шатра иглоголовых. Следом вышел хмурый, как небо, Аль– Карак.
   – Ты хорошо ведешь переговоры, – сказал ему главный колодник. – Для поощрения нашего дальнейшего сотрудничества, предлагаю бесплатно снабдить объект сделки картой местности.
   – Делай что хочешь, кровопийца, – мрачно ответил шейх. Колодники с достоинством поклонились и направились прочь.
   Аль– Карак жестом подозвал меня.
   – Мне дорого обошлась проделка дочери, – он вздохнул. – Но это меньшее, что я мог для тебя сделать. Пленников выпустят.
   Содрогнувшись, я хотел упасть перед шейхом на колени, но он покачал головой.
   – Нет. Иди, готовься в путь. Колодники отказались пропустить твой клан сквозь Туннель, вам придется найти корабль и догонять Колонну. Берите ламаргов, пищу, мех. Натра близко.
   – Спасибо... – сумел выдавить я.
   Что– то проворчав, Аль– Карак махнул рукой и вернулся в шатер. Меня трясло. От пережитого волнения я едва стоял, кружилась голова. Чтобы хоть немного собраться с мыслями, я обошел шатер, увидел большой барабан и присел на него, устало закрыв глаза. Слишком тяжкая ноша для одного муравья...
   И тут я получил такую оплеуху, что свалился на землю.
   – Не решай мою судьбу! – прошипела Акива.
   Я недоверчиво моргнул.
   – Тебя же наказали...
   – Я сбежала, – девочка сжимала и разжимала кулаки. – Ты... ты... муравей паршивый! – всхлипнув, она отвернулась. Я тупо смотрел ей в спину.
   – Не делай этого, – глухо сказала Акива. – Не уходи.
   Я наконец опомнился:
   – Ак...
   – Не уходи, – она обернулась. – Ты не должен этого делать. Что изменится, если останешься? Ничего не изменится. Они все равно погибнут, натра слишком близко. Ты ничего не изменишь. Не уходи.
   Вздохнув, я нежно взъерошил ее черные волосы.
   – Аки, я должен, – сказал просто. – Помнишь, ты говорила об испытании? Чтобы стать одним из народа, надо выдержать испытание.
   – Помню, – ее голос звучал ровно.
   – Вот мое испытание, – я говорил спокойно, хотя только небо знает, чего мне это стоило. – Жестокое испытание способности к любви. Верность роду, клану... И тебе, Аки. Я должен уйти, чтобы выдержать испытание верности. Если любишь кого-то, будь готов прыгнуть ради него в пропасть.
   – Ты уже прыгнул, – тихо сказала Акива.
   – И прыгну еще много раз, – ответил я ласково. – Ради тебя.
   Она молчала.
   – Ты должна понять, почему я ухожу, – я коснулся ее губ. – Забудь. Это лучшее, что ты можешь для меня сделать. Лучшая благодарность. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
   – Тогда останься, – шепнула Акива.
   – Не могу.
   – Значит, я пойду с тобой.
   – Нет.
   – Да.
   – Нет, – я взял ее за руку. – Ты пойдешь со своим народом в новый мир, где вас не достанет холод, и будешь счастлива. А я вернусь к своему народу.
   Собрав всю силу воли, я сумел улыбнуться.
   – Мы еще встретимся, – сказал весело. – На краю света, ровно через натру.
   Она подняла глаза и долго, пристально смотрела мне в лицо.
   – Обещаешь? – спросила Акива.
   Я не ответил.

Эпилог

   Когда я встретил пленников у городских ворот, Синухет вначале подумал, что это изощренная ловушка колодников. Позже, получив три десятка ламаргов от Аль-Карака, он решил, что я с самого начала был лазутчиком бедуинов. У нас не было времени на долгие беседы, рассказывать пришлось уже в пути. Только я не все рассказал.
   Корабль удалось найти быстро. К счастью, он стоял слишком далеко от Дороги, и когда пираты проезжали мимо, его не заметили. Колодники забрали паруса; но двигатель работал, и когда мы впрягли в галеру разом всех ламаргов, корабль быстро покатился вперед.
   Пострадало многое, особенно шасси. Масляная амфора опустела. Двигатель еле работает, нас немилосердно трясет, новые пневматики, лежавшие на палубе, куда– то исчезли... А еще исчез Хатэм.
   Никто не знает, когда он пропал. Синухет думает, его убили колодники, но я полагаю – этот безумец сам спрятался среди бедуинов, надеясь проникнуть на другую сторону мира и посмотреть, что там находится. После всего, что мы пережили, о Хатэме не слишком жалеют.
   Мы мчимся на полной скорости уже полдуги. Есть маленький шанс – если сциллы Хебсена существуют, мы сможем привязать к одному из них галеру и получить отсрочку для ремонта шасси. Иначе можно сразу останавливаться.
   Натра близка, страшный мороз разрывает легкие, если выйти на палубу. Ламарги давно пали, их мясо поддерживает в нас жизнь. Не знаю, догоним ли мы Колонну. Вряд ли. Эту историю я пишу не для них.
   Я надеюсь, что спустя натру, или две, или много, нашу галеру найдут бедуины. Они вспомнят ее, вспомнят меня и отнесут Акиве мой бортжурнал. Тогда она прочтет слова, которые я не рискнул ей сказать.
   Акива, я выдержал испытание. Мы знали друг друга совсем недолго, и будущего у нашей любви быть не могло, но я все равно люблю тебя, и если эта история когда-нибудь попадет тебе в руки – знай, что я умер с твоим именем на устах.
   А еще, Акива, хочу сказать, что ты ошибалась; наш мир не похож на диск. Я понял это, изучая карту колодников. Дисковая теория не более верна, чем шаровая гипотеза Хатэма.
   Акива, форму нашего мира очень легко нарисовать. Еще легче сделать макет. Но представить это воочию человеческий мозг неспособен, как нельзя осознать бесконечно малую толщину Края или законы, управляющие движением туч.
   Возьми полоску фольги. Поверни один конец на пол– оборота и приклей к другому. Получится забавная математическая игрушка, односторонняя поверхность, которая существует в реальности, противореча всем ее законам.
   Теперь мысленно увеличь этот макет в миллиард раз, помести в мировое пространство, и освети так, чтобы тень от одного изгиба падала на второй. Да, и пусть все медленно движется, словно лента конвейера меж неведомыми шестеренками.
   Получится наш мир.
   Нет никакого шара, диска или станции. Даже «другой стороны мира», которую мы с тобой видели собственными глазами, нет. Есть – односторонний мир, где мы живем, и двумерная плоскость, наша земля. Есть неизвестный обогреватель, дарующий тепло, и есть натра, тень нашего собственного мира, ползущая следом за обогревателем, против ветра...
   Тень заключена в нас самих, Акива. От нее никуда не деться, не убежать, не спрятаться. Тень вечно преследует нас, не дает покоя, заставляет двигаться – и в этом наше счастье.
   Ибо то, что не движется, гибнет.
 
   Конец.
 
   16.20, 04.10.2002 –
   17.37, 07.10.2002
 
   Дракия – http://www.drakia.com/