Страница:
– Возьми меня. Сейчас.
– Еще нет, – сдавленно прохрипел он. – Ты еще не готова.
Грейс хотела возразить, хотела сказать, что готова, но не смогла найти слова. Он снова припал ртом к ее груди, одновременно лаская ее пальцами и потирая чувствительное место. Грейс казалось, что она рассыпается на кусочки. Она отчаянно извивалась, вскрикивала, чуть не плакала, отчаянно желая чего-то. И только он знал, что такое это «что-то».
– Пожалуйста, ну, пожалуйста!
– Да. Я не могу ждать, – выдохнул он. Его лоб блестел от пота. – Я слишком сильно тебя хочу.
Не колеблясь, он занял позицию над ней и вошел в нее одним долгим толчком. Барьер был сломан. Грейс сжала губы, чтобы не вскрикнуть от боли.
– Какого чер…
Его тело дернулось вверх, он протестующе застонал. Грейс видела, как на его лице отразилось смятение, его разум пытался понять то, что только что произошло. Грейс прочла в его взгляде изумление, его глаза расширились от растерянности и недоверия.
– Все в порядке, не останавливайся. Пожалуйста!
Он посмотрел на нее с нескрываемой яростью, но она не могла позволить ему остановиться. Она не хотела, чтобы этим все и кончилось. Чувствуя, что он собирается скатиться с нее на кровать, она обхватила его за шею и удержала над собой, не давая это сделать.
– Пожалуйста, не останавливайся. Люби меня. Только в этот раз.
Он пристально посмотрел на нее, словно пытался взвесить, что говорит ему рассудок, потом опустил голову и поцеловал ее в губы. Сначала слияние их губ было неуверенным, как бы пробным. Потом он снова поцеловал ее, на этот раз глубже, как если бы понял, как сильно она его желает. Почти так, как будто он желал ее столь же сильно.
– Ты уверена?
Он начал двигаться в ней, сначала медленно, мягко, затем все быстрее и быстрее, и вот она уже была не в состоянии делать ничего, кроме как обнять его и позволить ему взять ее в путешествие к звездам. Ей страстно хотелось обладать им. И страстно хотелось отдать ему как можно больше самой себя. Она отвечала толчком на каждый толчок и льнула к нему, когда он с каждым движением подталкивал ее к безумному, немыслимому экстазу. Он погружался в нее снова и снова, пока она не закричала, достигнув пика наслаждения.
Грейс все еще жадно ловила ртом воздух, ее руки вцепились в его плечи, ноги обхватывали его тело, когда он весь напрягся, задрожал, издал сладострастный стон и обрел освобождение. Он рухнул на нее, и она крепко прижала его к себе, не желая отпускать, отказываясь отделяться от него. Водя руками по рельефным мускулам его плеч и спины, Грейс слышала, как он тяжело дышит, ее руки слегка скользили по его вспотевшей коже – свидетельству их яростного соединения. Потом она подняла голову и поцеловала его тело, а по ее щекам струились слезы восторга и сожаления.
Винсент проснулся в кровати один. Он медленно открыл глаза и огляделся, пытаясь вспомнить, где и с кем он был. Чувствовал он себя отратительно. От сочетания виски, выпитого до приезда сюда, и чего-то, что Женевьева подмешала в его напиток, у него раскалывалась голова. И вдруг он вспомнил все. Девушка. Фантастическая ночь любви. Ее руки касаются его, ее губы целуют его, ее ноги обхватывают его, обнимают. Вспомнил ее нежное, податливое тело. Преграду, которую он сломал.
Проклятие!
Его мысли унеслись назад, в те часы, которые он провел, держа ее в своих объятиях. Стоило ему только ее поцеловать, и все – он стал беззащитным. Он потерпел поражение в ту же минуту, когда прикоснулся к ней. У него возникло острое желание погрузиться глубоко в нее и никогда не отпускать. И там он и нашел освобождение. Внутри ее. Винсент помнил, как взял ее в тот первый раз и как потом, позже, взял ее снова. Помнил, как она прижимала его к себе, как побуждала его двигаться быстрее и сильнее. Помнил, как она вскрикнула в экстазе. И как он излился в нее.
От этого воспоминания Винсент похолодел. Его охватила паника, такая, что дыхание сперло. Он поднял голову и огляделся в надежде, что она может быть еще в комнате, но уже зная, что ее здесь не будет. Только ее сорочка валялась на полу там же, куда упала, когда он спустил ее с ее плеч.
Винсента охватило отчаянное желание найти ее. Он откинул простыню и свесил ноги с кровати. Первая попытка встать окончилась неудачно: у него закружилась голова, и он снова осел на кровать. Он обхватил голову руками и посидел так, дожидаясь, пока перед глазами прояснится. Когда мир снова встал на свое место, он медленно поднялся на ноги и потянулся за одеждой. Он еще застегивал жилет, когда в дверь постучали и на пороге появилась Женевьева.
– Вы поздно встали, ваша светлость.
Рейборн посмотрел на нее самым свирепым взглядом, но она слишком хорошо его знала, чтобы испугаться. С ее лица не сходила улыбка.
– Вы очень давно не оставались на ночь. Думаю, несколько лет.
– Где она?
– Не желаете перед отходом позавтракать вместе со мной?
– Где она?
Винсент услышал, как Женевьева вздохнула.
– Она ушла.
У него ёкнуло сердце.
– Ушла? Что ты хочешь этим сказать?
Женевьева пожала плечами:
– Ушла рано утром.
– Куда она пошла?
– Ваша светлость, я не знаю.
– Ты должна знать. Ты все знаешь о каждой из твоих девушек.
Женевьева не ответила. Он посмотрел на нее, выражение ее лица было непроницаемым.
– Она ведь одна из твоих девушек?
Женевьева отвернулась от него.
Рейборн почувствовал, что его начинает охватывать отчаяние. Он взял чашку с горячим кофе, поставленную кем-то на столик, и немного отпил.
– Женни, что ты подсыпала в мое питье?
Она не ответила.
– Что?
Она подошла к открытому окну и посмотрела наружу.
– Ничего особенного. То, что помогло вам расслабиться. Ничего такого, что могло бы вам повредить или заставить вести себя так, как вы обычно не ведете.
Он ей не поверил. Ему нужно было как следует подумать, но он не мог. Голова гудела так, словно в ней неслись наперегонки две упряжки лошадей. Он потер руками виски.
– Как ее зовут? Я имею в виду настоящее имя.
– Рейборн, этого я вам сказать не могу.
– Почему?
– Я дала обещание.
– Мне плевать на твое обещание. Она была девственницей!
– Я знаю.
– Тогда ты знаешь, что я должен ее найти. Она может быть беременна!
На лице Женевьевы отразилась растерянность.
– Вряд ли. Вы всегда выходите из женщины, перед тем как излить семя. Вы никогда…
Винсент запустил пальцы в волосы.
– В этот раз я этого не сделал!
Между ними повисло удушающее молчание.
– Понятно.
Женевьева протянула руку и схватилась за спинку дивана.
– А теперь скажи, кто она. Мне нужно это знать.
Женевьева отрицательно покачала головой.
– Она могла зачать!
– Это ее трудности, Рейборн. Она знала, чем рискует, когда шла сюда.
Винсент уставился на нее. Ему не верилось, что она говорит так холодно, так бессердечно.
– Но почему? – Он пронзил Женевьеву взглядом. – Почему она это сделала?
– Сделала что? Отдала свою невинность?
– Да.
– Потому что у нее не было другого выхода.
– Но она погублена…
Женевьева уронила руки по бокам, ее плечи подавленно поникли.
– Да, она погублена.
Снова повисло мучительное молчание. Рейборн в досаде резанул воздух рукой.
– Но почему я?
Женевьева улыбнулась:
– А кто лучше вас, ваша светлость? Я выбрала вас. Я знала, что вы будете с ней нежны, и подумала… – Она помолчала. – Я подумала, что с вами риск забеременеть будет наименьшим. – Она не очень уверенно улыбнулась. – Возможно, это все равно так и есть.
– Я хочу знать ее имя. Я должен ее найти. Поговорить с ней.
Женни в упор посмотрела на него.
– Она не хочет, чтобы ее нашли.
– Тогда, черт побери, ей не следовало со мной спать! И ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было!
Женни еще несколько мгновений удерживала его взгляд, потом снова повернулась к окну.
– Возможно, вы не сделали ей ребенка. Это случается не всегда. Особенно в первый раз.
Рейборн сжал кулаки и стиснул челюсти.
– Я хочу знать, кто она, – процедил он сквозь зубы. – Я должен убедиться.
Мадам надолго замолчала, взвешивая, что скрывается за его словами.
– Я об этом подумаю.
– Нет! Ты мне скажешь, черт возьми!
Женевьева решительно взмахнула рукой.
– Я над этим подумаю. Приходите через две недели, если это все еще будет вас интересовать.
– Две недели!
– Да.
– Нет! Я даю тебе одну неделю. И только одну.
Она резко втянула воздух.
– Очень хорошо. Неделю. Но я не могу обещать, что скажу вам, где ее найти. Я должна подумать. – Женевьева посмотрела ему в глаза, решительно подняв подбородок. – Рейборн, вы не единственный, кто прошлой ночью рисковал многим. Не вы один можете оказаться в проигрыше.
Женевьева прошла мимо него, оставив за собой шлейф свежего запаха гардений и роз.
– Через неделю, ваша светлость. Если вас все еще будет волновать этот вопрос.
Рейборн уставился на закрытую дверь и потер виски€. И он еще думал, что вчера был плохой день!
Глава 5
– Еще нет, – сдавленно прохрипел он. – Ты еще не готова.
Грейс хотела возразить, хотела сказать, что готова, но не смогла найти слова. Он снова припал ртом к ее груди, одновременно лаская ее пальцами и потирая чувствительное место. Грейс казалось, что она рассыпается на кусочки. Она отчаянно извивалась, вскрикивала, чуть не плакала, отчаянно желая чего-то. И только он знал, что такое это «что-то».
– Пожалуйста, ну, пожалуйста!
– Да. Я не могу ждать, – выдохнул он. Его лоб блестел от пота. – Я слишком сильно тебя хочу.
Не колеблясь, он занял позицию над ней и вошел в нее одним долгим толчком. Барьер был сломан. Грейс сжала губы, чтобы не вскрикнуть от боли.
– Какого чер…
Его тело дернулось вверх, он протестующе застонал. Грейс видела, как на его лице отразилось смятение, его разум пытался понять то, что только что произошло. Грейс прочла в его взгляде изумление, его глаза расширились от растерянности и недоверия.
– Все в порядке, не останавливайся. Пожалуйста!
Он посмотрел на нее с нескрываемой яростью, но она не могла позволить ему остановиться. Она не хотела, чтобы этим все и кончилось. Чувствуя, что он собирается скатиться с нее на кровать, она обхватила его за шею и удержала над собой, не давая это сделать.
– Пожалуйста, не останавливайся. Люби меня. Только в этот раз.
Он пристально посмотрел на нее, словно пытался взвесить, что говорит ему рассудок, потом опустил голову и поцеловал ее в губы. Сначала слияние их губ было неуверенным, как бы пробным. Потом он снова поцеловал ее, на этот раз глубже, как если бы понял, как сильно она его желает. Почти так, как будто он желал ее столь же сильно.
– Ты уверена?
Он начал двигаться в ней, сначала медленно, мягко, затем все быстрее и быстрее, и вот она уже была не в состоянии делать ничего, кроме как обнять его и позволить ему взять ее в путешествие к звездам. Ей страстно хотелось обладать им. И страстно хотелось отдать ему как можно больше самой себя. Она отвечала толчком на каждый толчок и льнула к нему, когда он с каждым движением подталкивал ее к безумному, немыслимому экстазу. Он погружался в нее снова и снова, пока она не закричала, достигнув пика наслаждения.
Грейс все еще жадно ловила ртом воздух, ее руки вцепились в его плечи, ноги обхватывали его тело, когда он весь напрягся, задрожал, издал сладострастный стон и обрел освобождение. Он рухнул на нее, и она крепко прижала его к себе, не желая отпускать, отказываясь отделяться от него. Водя руками по рельефным мускулам его плеч и спины, Грейс слышала, как он тяжело дышит, ее руки слегка скользили по его вспотевшей коже – свидетельству их яростного соединения. Потом она подняла голову и поцеловала его тело, а по ее щекам струились слезы восторга и сожаления.
Винсент проснулся в кровати один. Он медленно открыл глаза и огляделся, пытаясь вспомнить, где и с кем он был. Чувствовал он себя отратительно. От сочетания виски, выпитого до приезда сюда, и чего-то, что Женевьева подмешала в его напиток, у него раскалывалась голова. И вдруг он вспомнил все. Девушка. Фантастическая ночь любви. Ее руки касаются его, ее губы целуют его, ее ноги обхватывают его, обнимают. Вспомнил ее нежное, податливое тело. Преграду, которую он сломал.
Проклятие!
Его мысли унеслись назад, в те часы, которые он провел, держа ее в своих объятиях. Стоило ему только ее поцеловать, и все – он стал беззащитным. Он потерпел поражение в ту же минуту, когда прикоснулся к ней. У него возникло острое желание погрузиться глубоко в нее и никогда не отпускать. И там он и нашел освобождение. Внутри ее. Винсент помнил, как взял ее в тот первый раз и как потом, позже, взял ее снова. Помнил, как она прижимала его к себе, как побуждала его двигаться быстрее и сильнее. Помнил, как она вскрикнула в экстазе. И как он излился в нее.
От этого воспоминания Винсент похолодел. Его охватила паника, такая, что дыхание сперло. Он поднял голову и огляделся в надежде, что она может быть еще в комнате, но уже зная, что ее здесь не будет. Только ее сорочка валялась на полу там же, куда упала, когда он спустил ее с ее плеч.
Винсента охватило отчаянное желание найти ее. Он откинул простыню и свесил ноги с кровати. Первая попытка встать окончилась неудачно: у него закружилась голова, и он снова осел на кровать. Он обхватил голову руками и посидел так, дожидаясь, пока перед глазами прояснится. Когда мир снова встал на свое место, он медленно поднялся на ноги и потянулся за одеждой. Он еще застегивал жилет, когда в дверь постучали и на пороге появилась Женевьева.
– Вы поздно встали, ваша светлость.
Рейборн посмотрел на нее самым свирепым взглядом, но она слишком хорошо его знала, чтобы испугаться. С ее лица не сходила улыбка.
– Вы очень давно не оставались на ночь. Думаю, несколько лет.
– Где она?
– Не желаете перед отходом позавтракать вместе со мной?
– Где она?
Винсент услышал, как Женевьева вздохнула.
– Она ушла.
У него ёкнуло сердце.
– Ушла? Что ты хочешь этим сказать?
Женевьева пожала плечами:
– Ушла рано утром.
– Куда она пошла?
– Ваша светлость, я не знаю.
– Ты должна знать. Ты все знаешь о каждой из твоих девушек.
Женевьева не ответила. Он посмотрел на нее, выражение ее лица было непроницаемым.
– Она ведь одна из твоих девушек?
Женевьева отвернулась от него.
Рейборн почувствовал, что его начинает охватывать отчаяние. Он взял чашку с горячим кофе, поставленную кем-то на столик, и немного отпил.
– Женни, что ты подсыпала в мое питье?
Она не ответила.
– Что?
Она подошла к открытому окну и посмотрела наружу.
– Ничего особенного. То, что помогло вам расслабиться. Ничего такого, что могло бы вам повредить или заставить вести себя так, как вы обычно не ведете.
Он ей не поверил. Ему нужно было как следует подумать, но он не мог. Голова гудела так, словно в ней неслись наперегонки две упряжки лошадей. Он потер руками виски.
– Как ее зовут? Я имею в виду настоящее имя.
– Рейборн, этого я вам сказать не могу.
– Почему?
– Я дала обещание.
– Мне плевать на твое обещание. Она была девственницей!
– Я знаю.
– Тогда ты знаешь, что я должен ее найти. Она может быть беременна!
На лице Женевьевы отразилась растерянность.
– Вряд ли. Вы всегда выходите из женщины, перед тем как излить семя. Вы никогда…
Винсент запустил пальцы в волосы.
– В этот раз я этого не сделал!
Между ними повисло удушающее молчание.
– Понятно.
Женевьева протянула руку и схватилась за спинку дивана.
– А теперь скажи, кто она. Мне нужно это знать.
Женевьева отрицательно покачала головой.
– Она могла зачать!
– Это ее трудности, Рейборн. Она знала, чем рискует, когда шла сюда.
Винсент уставился на нее. Ему не верилось, что она говорит так холодно, так бессердечно.
– Но почему? – Он пронзил Женевьеву взглядом. – Почему она это сделала?
– Сделала что? Отдала свою невинность?
– Да.
– Потому что у нее не было другого выхода.
– Но она погублена…
Женевьева уронила руки по бокам, ее плечи подавленно поникли.
– Да, она погублена.
Снова повисло мучительное молчание. Рейборн в досаде резанул воздух рукой.
– Но почему я?
Женевьева улыбнулась:
– А кто лучше вас, ваша светлость? Я выбрала вас. Я знала, что вы будете с ней нежны, и подумала… – Она помолчала. – Я подумала, что с вами риск забеременеть будет наименьшим. – Она не очень уверенно улыбнулась. – Возможно, это все равно так и есть.
– Я хочу знать ее имя. Я должен ее найти. Поговорить с ней.
Женни в упор посмотрела на него.
– Она не хочет, чтобы ее нашли.
– Тогда, черт побери, ей не следовало со мной спать! И ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было!
Женни еще несколько мгновений удерживала его взгляд, потом снова повернулась к окну.
– Возможно, вы не сделали ей ребенка. Это случается не всегда. Особенно в первый раз.
Рейборн сжал кулаки и стиснул челюсти.
– Я хочу знать, кто она, – процедил он сквозь зубы. – Я должен убедиться.
Мадам надолго замолчала, взвешивая, что скрывается за его словами.
– Я об этом подумаю.
– Нет! Ты мне скажешь, черт возьми!
Женевьева решительно взмахнула рукой.
– Я над этим подумаю. Приходите через две недели, если это все еще будет вас интересовать.
– Две недели!
– Да.
– Нет! Я даю тебе одну неделю. И только одну.
Она резко втянула воздух.
– Очень хорошо. Неделю. Но я не могу обещать, что скажу вам, где ее найти. Я должна подумать. – Женевьева посмотрела ему в глаза, решительно подняв подбородок. – Рейборн, вы не единственный, кто прошлой ночью рисковал многим. Не вы один можете оказаться в проигрыше.
Женевьева прошла мимо него, оставив за собой шлейф свежего запаха гардений и роз.
– Через неделю, ваша светлость. Если вас все еще будет волновать этот вопрос.
Рейборн уставился на закрытую дверь и потер виски€. И он еще думал, что вчера был плохой день!
Глава 5
От криков, доносившихся из кабинета ее отца, дрожали стены. Грейс сидела в своей комнате, закрыв дверь и задернув занавески. Она знала, что, глядя со стороны, можно подумать, как будто она прячется, как будто она трусиха. Возможно, так оно и есть. Она уже совершила столько поступков, которые требовали храбрости, что теперь могла позволить себе немножко трусости.
Голоса зазвучали громче, потом вдруг смолкли. Но эта тишина ее тоже по-своему пугала. Грейс ждала. Когда сердитые голоса раздались снова, она была этому почти рада. Она знала, что когда ярость утихнет, они пошлют за ней. Ее отец потребует, чтобы она сказала барону Фентингтону, что это какая-то ошибка, что она солгала. Что, конечно, она все еще девственница.
Она обхватила себя руками за талию и стала раскачиваться взад-вперед. Сердце ее суматошно билось где-то в маленькой ямочке у основания шеи. Она сознавала, что сделала, и не жалела об этом. Грейс думала, что сам этот акт будет очень страшным и очень унизительным. Но он был далеко не страшным, хотя мужчина, которого Ханна к ней прислала, был внушительного размера, а то, что он с ней сделал, было каким угодно, только не унизительным.
Поначалу ее испугала его крупная фигура и мрачные черты. Но потом он к ней прикоснулся, и его прикосновение оказалось нежным, голос звучал успокаивающе.
И он ее поцеловал.
Грейс дотронулась пальцами до губ и не стала убирать руку. Ее никогда так раньше не целовали. Она засмеялась. Вообще-то ее никогда раньше никто не целовал по-настоящему. Когда ей было шестнадцать, один из сыновей сквайра Макензи прижал губы к ее губам, но это не было настоящим поцелуем. Ничего похожего на то, как ее целовал этот незнакомец. Это был не тот поцелуй, от которого ее ноги словно расплавились, а сердце в груди оглушительно застучало. Не такой поцелуй, когда мужчина открывает рот поверх ее рта и его язык нащупывает ее язык. Когда этот мужчина ее поцеловал, все ее страхи и тревоги испарились, и она обнаружила, что ее охватило желание, такое острое, что она больше не контролировала свои действия. Вероятно, его желание было таким же острым, как ее. Ей самой не верилось, что она сделала с ним все то, что она делала. Еще труднее было поверить, что она позволила ему сделать то, что делал он.
Грейс закрыла глаза и подождала, пока ее учащенное дыхание успокоится. Но как же это было чудесно! Она не желала забывать, каково это было, когда он спустил с ее плеч сорочку. Что она чувствовала, когда он обнимал ее, прикасался к ней и целовал. Когда он уложил ее на кровать и пришел к ней. Когда он опустил свое великолепное мускулистое тело и вошел в нее. Она не желала забывать ни единой подробности той ночи. Даже боль. Все это было частью того, что она пережила. В течение одной ночи, одной короткой и удивительной ночи она была в объятиях мужчины и была любима. О, она знала, что он ее не любит, он даже не знает ее имени, так же, как она не знает его. Но он обнимал и целовал ее – и взял ее, как мужчина берет женщину. Его не оттолкнуло то, что она не писаная красавица, и он не отшатнулся от нее, потому что она уже не очень молода. В конце концов, ей же почти тридцать. Он растерялся, только когда понял, что она была девственницей. Но и тогда он продолжил заниматься с ней любовью, как будто не мог остановиться, даже если бы попытался.
Да, у нее есть одно драгоценное воспоминание, которое она будет лелеять всю жизнь. Она никогда не забудет ни единой мельчайшей подробности этой ночи. Ни единого мгновения из того времени, которое она провела в объятиях своего незнакомца. И никогда не пожалеет о том, что сделала. Какими бы ни были последствия, все равно это лучше того, что ее ждало, если бы она не пошла на такой радикальный шаг.
Грейс откинулась на спинку мягкого стула и закрыла глаза. Она позволила себе погрузиться в воспоминания, вспомнила его черты, его мрачный вид, замкнутое выражение лица, высокие скулы, широкий угловатый подбородок. Это был сильный, властный мужчина, воплощающий суровую мужественность в каждом дюйме своего тела. Она улыбнулась и вдруг в тревоге выпрямилась на стуле.
Внизу стало тихо.
Она сцепила пальцы, положив руки на колени, и постаралась успокоиться, дышать медленно и ровно. Потом мысленно попросила Бога, чтобы того, что она сделала, оказалось достаточно. Чтобы она стала теперь негодной на роль жены барона Фентингтона. Чтобы ей не пришлось придумывать какой-то другой, еще более отчаянный план, как избежать брака, который был бы настоящим адом на земле. При мысли о Фентингтоне Грейс стиснула зубы. Он думает, что никто не знает его темных тайн и никто не осведомлен о его извращениях. Он думает, что успешно скрывает свою порочность под личиной показного религиозного благочестия. Но Грейс знала правду. Они с Ханной росли вместе, были лучшими подругами. И она достаточно наслушалась ужасающих рассказов, чтобы понимать, какая жизнь ждала бы ее, выйди она замуж за барона. Избиения, долгие часы стояния на коленях в покорности и молитве, его сексуальные извращения. Она даже знала от Ханны совершенно точно, что последняя жена барона покончила с собой, чтобы только избежать его жестокости. Она отважилась на вечность в аду, чтобы не жить в аду на земле.
Нет. Она не выйдет за него замуж. Но Грейс больше волновал отец. Он успешно выдал замуж шесть остальных дочерей, только она, старшая, осталась. Не самая красивая и не самая общительная. Та, которой больше нравилось играть на фортепиано и читать книги, чем учиться флиртовать. Та, которая на любом светском мероприятии стояла в сторонке, и чей ум отпугивал большинство мужчин. Отец постарался, чтобы никто не захотел взять ее в жены и она осталась бы для своих сестер заменой матери, которой у них больше не было.
Грейс знала, что всегда была для отца разочарованием. Но когда его гнев остынет, должен же он понять: хотя она не может выйти замуж, но будет для него более полезна, будучи незамужней. Он должен понимать, что их дому, Уоррен-Эбби, нужна хозяйка, чтобы им управлять. Она пригодится ему как утешение в старости. И тогда он разрешит ей остаться здесь. Наверняка так и будет.
В дверь негромко постучали. Грейс подняла голову и глубоко вздохнула.
– Миледи, ваш отец желает, чтобы вы пришли в его кабинет.
Взглянув на серьезное лицо горничной, Грейс сдержалась, чтобы не поежиться.
– Спасибо, Эстер.
– С ним барон Фентингтон.
Грейс собралась с духом и вышла из комнаты. Она двигалась с оцепенением узника, идущего на виселицу. Стараясь держать плечи прямыми, она вкладывала в каждый шаг твердую решимость. Она не сдастся, она не позволит им силой выдать ее замуж, только не за Фентингтона. И ни за кого-то другого, столь же отвратительного.
Грейс пошла через выложенный плиткой холл. Она вдруг почувствовала необыкновенную уверенность в себе, хотя у нее было такое ощущение, будто в ее желудке вертятся в противоположных направлениях сотни водоворотов. Она взялась дрожащей рукой за ручку двери и вошла в кабинет отца. Ее отец, граф Портсмонт, сидел за письменным столом и ждал ее. В его застывшем, словно остекленевшем, взгляде горела такая ярость, что Грейс впервые в жизни его испугалась. У окна спиной к ней стоял барон Фентингтон.
– Папа. Лорд Фентингтон.
Ни один из них не ответил. Отец молчал, словно от гнева был не в состоянии произнести ни слова. Фентингтон же не желал замечать ее появление, как будто повернуться и поздороваться с ней было бы сродни преступлению и он не желал осквернить свой язык подобным богохульством.
– Иди сюда! – приказал отец.
Он вышел из-за темного дубового письменного стола. Никогда еще Грейс не видела его таким разгневанным. Казалось, он в таком состоянии, что способен совершить убийство. Его опущенные руки были сжаты в кулаки, словно он был готов на кого-нибудь наброситься. На щеке нервно дергался мускул, а челюсти его были так крепко сжаты, что он цедил слова сквозь зубы:
– Расскажи ему. Скажи барону Фентингтону, что ты соврала. Скажи ему, что ты все еще девственница.
Грейс на мгновение встретилась с пристальным взглядом отца и тут же опустила глаза в пол.
– Скажи ему! – рявкнул отец, обходя угол стола. Он схватил Грейс за плечи и грубо встряхнул.
– Не могу.
Сбоку на шее отца вздулась вена, на какое-то мгновение Грейс стало его жаль. Не то чтобы она о нем очень беспокоилась – не больше, чем он беспокоился о ней или о других дочерях. Каждая из них была для него разочарованием. Семь дочерей и ни одного сына. Но поскольку теперь при нем осталась одна Грейс, все его разочарование и пренебрежение были направлены на нее.
Фентингтон развернулся к ней и с видом обвинителя показал на нее пальцем.
– Вот видите, Портсмонт! Я вам говорил, что ваша дочь – Иезавель. Развратница. Шлюха!
Грейс не успела ничего сказать в свою защиту, отец поднял руку и ударил ее по лицу. Удар был таким сильным, что она отшатнулась, попятилась, спотыкаясь, и вскрикнула от боли, ударившись об острый угол его стола. К счастью, она схватилась за край и удержалась на ногах, хотя ей было больно и у нее закружилась голова. Грейс не припоминала другого случая, когда отец бы ударил ее или кого-то из сестер. Возможно, причиной тому был шок от того, что отец ее ударил, или несдерживаемая ярость, с которой он на нее набросился, но Грейс поняла, что между ними разверзлась пропасть и эту пропасть им не преодолеть никогда.
– Иди сюда! – рявкнул отец. Он больно схватил ее за руку выше локтя и рванул к себе. – Ты понимаешь, что ты натворила? Ты все испортила!
Грейс прижала пальцы к горящей щеке и ошеломленно посмотрела на отца. Он выпустил ее руку, оттолкнув от себя, и шагнул в сторону Фентингтона. Барон стоял с набожным видом, возведя взгляд к небу, и беззвучно шевелил губами, словно мысленно произносил молитву. Отец взял с письменного стола несколько бумаг и понес их Фентингтону.
– Фентингтон, еще не поздно, теперь я не прошу за нее так много, она будет дешевле.
У Грейс перехватило дыхание, в голове зашумела кровь. Ее отец берет за нее деньги! Он продает ее, как скотину или мешок зерна! Фентингтон испепелил ее отца взглядом, в котором кипело адское пламя.
– Портсмонт, она запятнана. Ею попользовались, и одному дьяволу известно, кто и сколько их было.
Отец повернулся к Грейс.
– Девчонка, кто это был? Кто?!
Грейс попятилась, пока ее ноги не уперлись в два обитых кожей стула, стоящих напротив стола. Отец снова потянул к ней руку, но на этот раз она увернулась, чтобы он ее не достал. Он двинулся за ней.
– Отец, остановитесь! Что вы делаете?
– Кто это был, тварь? С кем ты спала?
Грейс знала, что он не уймется, пока не получит ответ.
– Вы его не знаете.
Отец посмотрел на нее так, как если бы он ей не верил, как если бы думал, что она лжет.
– Фентингтон, не важно, кто он. Это не имеет никакого значения.
– Не имеет значения?! Да она даже не может быть уверена, что не забеременела от него!
Отец резко повернул голову снова в ее сторону.
– Ты забеременела? Ты носишь ублюдка какого-то мужчины?
Грейс положила руки на живот. Конечно, она не носит его ребенка. Они провели вместе всего одну ночь. Вряд ли его семя дало плод. Каждой из ее сестер удавалось зачать только после нескольких месяцев семейной жизни. Но Грейс не собиралась сообщать об этом Фентингтону. Она прижала руки к животу, как будто защищала нечто очень драгоценное, потом посмотрела в лицо отцу. От того, что она на нем прочитала, у нее захватило дух. Лицо отца выражало ненависть и отвращение, никогда еще она не видела его таким.
– Ну?
– Я не знаю.
Он замахнулся и снова ее ударил. Почувствовав вкус крови, Грейс потрогала пальцами губы. Отец снова занес кулак, но потом остановился: слишком поздно. Ущерб уже нанесен. Он расправил плечи, высоко поднял голову и в упор посмотрел на барона.
– Фентингтон, мы можем договориться. Я понимаю, что она уже не первой молодости и далеко не так красива, как шесть ее сестер, но она все равно может вам неплохо послужить.
– Отец, нет!
– Ее можно научить покорности. Если вы будете ее направлять и формировать ее характер, она может стать образцовой женой. И у нее есть еще несколько лет детородного возраста, чтобы дать вам наследника, которого не смогли дать другие жены.
Фентингтон пренебрежительно фыркнул.
– Портсмонт, она слишком стара, чтобы лепить ее характер. И она отдала себя мужчине, как шлюха. Любой дурак знает, что как только женщина ступила на путь грехопадения, ей уже нельзя доверять. Оставьте ее себе. Для меня она больше не представляет ценности.
– Нет, она все еще представляет ценность. Грейс, скажи ему! Скажи, что ты будешь именно такой женой, какую он хочет!
– Отец!
– Скажи ему!
Грейс показалось, что пол уходит у нее из-под ног.
– Я скорее сгорю в аду, чем позволю такому мерзкому чудовищу, как Фентингтон, хотя бы приблизиться ко мне. Его садистские наклонности просто отвратительны, даже если половина ужасов, которые про него рассказывают – вымысел, все равно тех, которые правдивы, достаточно, чтобы навечно отправить его в ад.
Фентингтон попятился, как будто она набросилась на него с кулаками. Видя, что его глаза горят ненавистью, Грейс могла только догадываться, какое зло прячется в его душе, и это ее пугало. И вдруг он улыбнулся. Точнее, ухмыльнулся. Никогда в жизни Грейс не видела такой садистской ухмылки.
– Что ж, возможно, мой долг как христианина – жениться на вашей дочери, чтобы спасти ее душу.
– Да, да! – поддержал барона ее отец.
У Грейс кровь похолодела в жилах.
– Как вы спасли душу своей последней жены? Думаете, во всем Херфордшире есть хоть один человек, который не знает, что она лишила себя жизни, чтобы сбежать от вас? Что она предпочла умереть, только бы не жить с вами?
Барон Фентингтон надул губы и так громко заскрежетал зубами, что в наступившей напряженной тишине это было слышно даже Грейс.
– Поделом тебе будет, если я на тебе женюсь и собью с тебя спесь. Надо приструнить твой ехидный язык, подавить эти высокомерные замашки и выбить из тебя грешные помыслы, научить тебя смирению, уважению и покорности. Бог говорит…
– Бог не может говорить через вас, барон Фентингтон! – Грейс набралась храбрости, чтобы противостоять ему. – И если вы хотя бы попытаетесь насильно взять меня в жены, клянусь, я пойду к преподобному Перри и расскажу ему все ваши грязные секреты до единого. Возможно, я приглашу его в гости на чай вместе с Ханной и его светлостью герцогом Шерефилдом, нашим мировым судьей. Ваша дочь может рассказать ему, как чудесно ей было расти под вашей крышей.
– Тихо! Не упоминай имя этой шлюхи в моем присутствии! У меня нет дочери! Она умерла!
– Нет, не умерла. Она жива и здорова и ведет ту единственную жизнь, какую только могла вести после того, как выросла в вашем доме.
Лицо Фентингтона покрылось красными пятнами, глаза почернели от ярости. Грейс стало страшно как никогда: она увидела, что этот человек готов убить.
– Твою душу захватил дьявол, ты порождение сатаны! Мне следует…
– Только попытайтесь взять меня в жены силой, лорд Фентингтон, и о ваших извращенных наклонностях узнает весь Лондон, я расскажу всем. И сделаю это без малейшего сожаления!
Фентингтон шагнул к ней. Грейс попятилась, она боялась, что он причинит ей вред. Если он попытается это сделать, отец точно не придет к ней на помощь. Наконец барон в последний раз бросил на Грейс свирепый взгляд и сказал ее отцу:
– Можете оставить свою дочь-шлюху себе! Ее телом и душой завладел дьявол. – Он снова обратился к Грейс: – Если твой отец умен, он избавится от тебя, он вышвырнет тебя на улицу, где тебе самое место. Ты не более чем шлюха. И Бог накажет тебя, как он наказывает всех злодеев за их порочные деяния.
Грейс подняла подбородок и твердо встретила его взгляд. Она не желала пасовать перед таким отвратительным человеком, как барон.
– Ты выставила меня дураком, и я тебе этого не забуду. – Его глаза почернели. – Я рассказал людям, что ты согласилась стать моей женой, и теперь мне придется терпеть унижение из-за того, что ты отказалась. Ты поплатишься за свое предательство. Ты мне заплатишь!
Он еще раз бросил на нее злобный взгляд, круто развернулся и вышел из кабинета. Дверь за ним громко захлопнулась. Грейс чуть не упала от облегчения и страха. Ее сердце билось так сильно, что стало трудно дышать, ей пришлось схватиться за спинку стула, чтобы удержаться на ногах. Она это сделала. Теперь ей не угрожает опасность стать его женой, и она может тихо и спокойно проводить свои дни в деревне, вспоминая одну волшебную ночь и грезя о мужчине, который ее ей подарил. Грейс опустила голову на руки.
Голоса зазвучали громче, потом вдруг смолкли. Но эта тишина ее тоже по-своему пугала. Грейс ждала. Когда сердитые голоса раздались снова, она была этому почти рада. Она знала, что когда ярость утихнет, они пошлют за ней. Ее отец потребует, чтобы она сказала барону Фентингтону, что это какая-то ошибка, что она солгала. Что, конечно, она все еще девственница.
Она обхватила себя руками за талию и стала раскачиваться взад-вперед. Сердце ее суматошно билось где-то в маленькой ямочке у основания шеи. Она сознавала, что сделала, и не жалела об этом. Грейс думала, что сам этот акт будет очень страшным и очень унизительным. Но он был далеко не страшным, хотя мужчина, которого Ханна к ней прислала, был внушительного размера, а то, что он с ней сделал, было каким угодно, только не унизительным.
Поначалу ее испугала его крупная фигура и мрачные черты. Но потом он к ней прикоснулся, и его прикосновение оказалось нежным, голос звучал успокаивающе.
И он ее поцеловал.
Грейс дотронулась пальцами до губ и не стала убирать руку. Ее никогда так раньше не целовали. Она засмеялась. Вообще-то ее никогда раньше никто не целовал по-настоящему. Когда ей было шестнадцать, один из сыновей сквайра Макензи прижал губы к ее губам, но это не было настоящим поцелуем. Ничего похожего на то, как ее целовал этот незнакомец. Это был не тот поцелуй, от которого ее ноги словно расплавились, а сердце в груди оглушительно застучало. Не такой поцелуй, когда мужчина открывает рот поверх ее рта и его язык нащупывает ее язык. Когда этот мужчина ее поцеловал, все ее страхи и тревоги испарились, и она обнаружила, что ее охватило желание, такое острое, что она больше не контролировала свои действия. Вероятно, его желание было таким же острым, как ее. Ей самой не верилось, что она сделала с ним все то, что она делала. Еще труднее было поверить, что она позволила ему сделать то, что делал он.
Грейс закрыла глаза и подождала, пока ее учащенное дыхание успокоится. Но как же это было чудесно! Она не желала забывать, каково это было, когда он спустил с ее плеч сорочку. Что она чувствовала, когда он обнимал ее, прикасался к ней и целовал. Когда он уложил ее на кровать и пришел к ней. Когда он опустил свое великолепное мускулистое тело и вошел в нее. Она не желала забывать ни единой подробности той ночи. Даже боль. Все это было частью того, что она пережила. В течение одной ночи, одной короткой и удивительной ночи она была в объятиях мужчины и была любима. О, она знала, что он ее не любит, он даже не знает ее имени, так же, как она не знает его. Но он обнимал и целовал ее – и взял ее, как мужчина берет женщину. Его не оттолкнуло то, что она не писаная красавица, и он не отшатнулся от нее, потому что она уже не очень молода. В конце концов, ей же почти тридцать. Он растерялся, только когда понял, что она была девственницей. Но и тогда он продолжил заниматься с ней любовью, как будто не мог остановиться, даже если бы попытался.
Да, у нее есть одно драгоценное воспоминание, которое она будет лелеять всю жизнь. Она никогда не забудет ни единой мельчайшей подробности этой ночи. Ни единого мгновения из того времени, которое она провела в объятиях своего незнакомца. И никогда не пожалеет о том, что сделала. Какими бы ни были последствия, все равно это лучше того, что ее ждало, если бы она не пошла на такой радикальный шаг.
Грейс откинулась на спинку мягкого стула и закрыла глаза. Она позволила себе погрузиться в воспоминания, вспомнила его черты, его мрачный вид, замкнутое выражение лица, высокие скулы, широкий угловатый подбородок. Это был сильный, властный мужчина, воплощающий суровую мужественность в каждом дюйме своего тела. Она улыбнулась и вдруг в тревоге выпрямилась на стуле.
Внизу стало тихо.
Она сцепила пальцы, положив руки на колени, и постаралась успокоиться, дышать медленно и ровно. Потом мысленно попросила Бога, чтобы того, что она сделала, оказалось достаточно. Чтобы она стала теперь негодной на роль жены барона Фентингтона. Чтобы ей не пришлось придумывать какой-то другой, еще более отчаянный план, как избежать брака, который был бы настоящим адом на земле. При мысли о Фентингтоне Грейс стиснула зубы. Он думает, что никто не знает его темных тайн и никто не осведомлен о его извращениях. Он думает, что успешно скрывает свою порочность под личиной показного религиозного благочестия. Но Грейс знала правду. Они с Ханной росли вместе, были лучшими подругами. И она достаточно наслушалась ужасающих рассказов, чтобы понимать, какая жизнь ждала бы ее, выйди она замуж за барона. Избиения, долгие часы стояния на коленях в покорности и молитве, его сексуальные извращения. Она даже знала от Ханны совершенно точно, что последняя жена барона покончила с собой, чтобы только избежать его жестокости. Она отважилась на вечность в аду, чтобы не жить в аду на земле.
Нет. Она не выйдет за него замуж. Но Грейс больше волновал отец. Он успешно выдал замуж шесть остальных дочерей, только она, старшая, осталась. Не самая красивая и не самая общительная. Та, которой больше нравилось играть на фортепиано и читать книги, чем учиться флиртовать. Та, которая на любом светском мероприятии стояла в сторонке, и чей ум отпугивал большинство мужчин. Отец постарался, чтобы никто не захотел взять ее в жены и она осталась бы для своих сестер заменой матери, которой у них больше не было.
Грейс знала, что всегда была для отца разочарованием. Но когда его гнев остынет, должен же он понять: хотя она не может выйти замуж, но будет для него более полезна, будучи незамужней. Он должен понимать, что их дому, Уоррен-Эбби, нужна хозяйка, чтобы им управлять. Она пригодится ему как утешение в старости. И тогда он разрешит ей остаться здесь. Наверняка так и будет.
В дверь негромко постучали. Грейс подняла голову и глубоко вздохнула.
– Миледи, ваш отец желает, чтобы вы пришли в его кабинет.
Взглянув на серьезное лицо горничной, Грейс сдержалась, чтобы не поежиться.
– Спасибо, Эстер.
– С ним барон Фентингтон.
Грейс собралась с духом и вышла из комнаты. Она двигалась с оцепенением узника, идущего на виселицу. Стараясь держать плечи прямыми, она вкладывала в каждый шаг твердую решимость. Она не сдастся, она не позволит им силой выдать ее замуж, только не за Фентингтона. И ни за кого-то другого, столь же отвратительного.
Грейс пошла через выложенный плиткой холл. Она вдруг почувствовала необыкновенную уверенность в себе, хотя у нее было такое ощущение, будто в ее желудке вертятся в противоположных направлениях сотни водоворотов. Она взялась дрожащей рукой за ручку двери и вошла в кабинет отца. Ее отец, граф Портсмонт, сидел за письменным столом и ждал ее. В его застывшем, словно остекленевшем, взгляде горела такая ярость, что Грейс впервые в жизни его испугалась. У окна спиной к ней стоял барон Фентингтон.
– Папа. Лорд Фентингтон.
Ни один из них не ответил. Отец молчал, словно от гнева был не в состоянии произнести ни слова. Фентингтон же не желал замечать ее появление, как будто повернуться и поздороваться с ней было бы сродни преступлению и он не желал осквернить свой язык подобным богохульством.
– Иди сюда! – приказал отец.
Он вышел из-за темного дубового письменного стола. Никогда еще Грейс не видела его таким разгневанным. Казалось, он в таком состоянии, что способен совершить убийство. Его опущенные руки были сжаты в кулаки, словно он был готов на кого-нибудь наброситься. На щеке нервно дергался мускул, а челюсти его были так крепко сжаты, что он цедил слова сквозь зубы:
– Расскажи ему. Скажи барону Фентингтону, что ты соврала. Скажи ему, что ты все еще девственница.
Грейс на мгновение встретилась с пристальным взглядом отца и тут же опустила глаза в пол.
– Скажи ему! – рявкнул отец, обходя угол стола. Он схватил Грейс за плечи и грубо встряхнул.
– Не могу.
Сбоку на шее отца вздулась вена, на какое-то мгновение Грейс стало его жаль. Не то чтобы она о нем очень беспокоилась – не больше, чем он беспокоился о ней или о других дочерях. Каждая из них была для него разочарованием. Семь дочерей и ни одного сына. Но поскольку теперь при нем осталась одна Грейс, все его разочарование и пренебрежение были направлены на нее.
Фентингтон развернулся к ней и с видом обвинителя показал на нее пальцем.
– Вот видите, Портсмонт! Я вам говорил, что ваша дочь – Иезавель. Развратница. Шлюха!
Грейс не успела ничего сказать в свою защиту, отец поднял руку и ударил ее по лицу. Удар был таким сильным, что она отшатнулась, попятилась, спотыкаясь, и вскрикнула от боли, ударившись об острый угол его стола. К счастью, она схватилась за край и удержалась на ногах, хотя ей было больно и у нее закружилась голова. Грейс не припоминала другого случая, когда отец бы ударил ее или кого-то из сестер. Возможно, причиной тому был шок от того, что отец ее ударил, или несдерживаемая ярость, с которой он на нее набросился, но Грейс поняла, что между ними разверзлась пропасть и эту пропасть им не преодолеть никогда.
– Иди сюда! – рявкнул отец. Он больно схватил ее за руку выше локтя и рванул к себе. – Ты понимаешь, что ты натворила? Ты все испортила!
Грейс прижала пальцы к горящей щеке и ошеломленно посмотрела на отца. Он выпустил ее руку, оттолкнув от себя, и шагнул в сторону Фентингтона. Барон стоял с набожным видом, возведя взгляд к небу, и беззвучно шевелил губами, словно мысленно произносил молитву. Отец взял с письменного стола несколько бумаг и понес их Фентингтону.
– Фентингтон, еще не поздно, теперь я не прошу за нее так много, она будет дешевле.
У Грейс перехватило дыхание, в голове зашумела кровь. Ее отец берет за нее деньги! Он продает ее, как скотину или мешок зерна! Фентингтон испепелил ее отца взглядом, в котором кипело адское пламя.
– Портсмонт, она запятнана. Ею попользовались, и одному дьяволу известно, кто и сколько их было.
Отец повернулся к Грейс.
– Девчонка, кто это был? Кто?!
Грейс попятилась, пока ее ноги не уперлись в два обитых кожей стула, стоящих напротив стола. Отец снова потянул к ней руку, но на этот раз она увернулась, чтобы он ее не достал. Он двинулся за ней.
– Отец, остановитесь! Что вы делаете?
– Кто это был, тварь? С кем ты спала?
Грейс знала, что он не уймется, пока не получит ответ.
– Вы его не знаете.
Отец посмотрел на нее так, как если бы он ей не верил, как если бы думал, что она лжет.
– Фентингтон, не важно, кто он. Это не имеет никакого значения.
– Не имеет значения?! Да она даже не может быть уверена, что не забеременела от него!
Отец резко повернул голову снова в ее сторону.
– Ты забеременела? Ты носишь ублюдка какого-то мужчины?
Грейс положила руки на живот. Конечно, она не носит его ребенка. Они провели вместе всего одну ночь. Вряд ли его семя дало плод. Каждой из ее сестер удавалось зачать только после нескольких месяцев семейной жизни. Но Грейс не собиралась сообщать об этом Фентингтону. Она прижала руки к животу, как будто защищала нечто очень драгоценное, потом посмотрела в лицо отцу. От того, что она на нем прочитала, у нее захватило дух. Лицо отца выражало ненависть и отвращение, никогда еще она не видела его таким.
– Ну?
– Я не знаю.
Он замахнулся и снова ее ударил. Почувствовав вкус крови, Грейс потрогала пальцами губы. Отец снова занес кулак, но потом остановился: слишком поздно. Ущерб уже нанесен. Он расправил плечи, высоко поднял голову и в упор посмотрел на барона.
– Фентингтон, мы можем договориться. Я понимаю, что она уже не первой молодости и далеко не так красива, как шесть ее сестер, но она все равно может вам неплохо послужить.
– Отец, нет!
– Ее можно научить покорности. Если вы будете ее направлять и формировать ее характер, она может стать образцовой женой. И у нее есть еще несколько лет детородного возраста, чтобы дать вам наследника, которого не смогли дать другие жены.
Фентингтон пренебрежительно фыркнул.
– Портсмонт, она слишком стара, чтобы лепить ее характер. И она отдала себя мужчине, как шлюха. Любой дурак знает, что как только женщина ступила на путь грехопадения, ей уже нельзя доверять. Оставьте ее себе. Для меня она больше не представляет ценности.
– Нет, она все еще представляет ценность. Грейс, скажи ему! Скажи, что ты будешь именно такой женой, какую он хочет!
– Отец!
– Скажи ему!
Грейс показалось, что пол уходит у нее из-под ног.
– Я скорее сгорю в аду, чем позволю такому мерзкому чудовищу, как Фентингтон, хотя бы приблизиться ко мне. Его садистские наклонности просто отвратительны, даже если половина ужасов, которые про него рассказывают – вымысел, все равно тех, которые правдивы, достаточно, чтобы навечно отправить его в ад.
Фентингтон попятился, как будто она набросилась на него с кулаками. Видя, что его глаза горят ненавистью, Грейс могла только догадываться, какое зло прячется в его душе, и это ее пугало. И вдруг он улыбнулся. Точнее, ухмыльнулся. Никогда в жизни Грейс не видела такой садистской ухмылки.
– Что ж, возможно, мой долг как христианина – жениться на вашей дочери, чтобы спасти ее душу.
– Да, да! – поддержал барона ее отец.
У Грейс кровь похолодела в жилах.
– Как вы спасли душу своей последней жены? Думаете, во всем Херфордшире есть хоть один человек, который не знает, что она лишила себя жизни, чтобы сбежать от вас? Что она предпочла умереть, только бы не жить с вами?
Барон Фентингтон надул губы и так громко заскрежетал зубами, что в наступившей напряженной тишине это было слышно даже Грейс.
– Поделом тебе будет, если я на тебе женюсь и собью с тебя спесь. Надо приструнить твой ехидный язык, подавить эти высокомерные замашки и выбить из тебя грешные помыслы, научить тебя смирению, уважению и покорности. Бог говорит…
– Бог не может говорить через вас, барон Фентингтон! – Грейс набралась храбрости, чтобы противостоять ему. – И если вы хотя бы попытаетесь насильно взять меня в жены, клянусь, я пойду к преподобному Перри и расскажу ему все ваши грязные секреты до единого. Возможно, я приглашу его в гости на чай вместе с Ханной и его светлостью герцогом Шерефилдом, нашим мировым судьей. Ваша дочь может рассказать ему, как чудесно ей было расти под вашей крышей.
– Тихо! Не упоминай имя этой шлюхи в моем присутствии! У меня нет дочери! Она умерла!
– Нет, не умерла. Она жива и здорова и ведет ту единственную жизнь, какую только могла вести после того, как выросла в вашем доме.
Лицо Фентингтона покрылось красными пятнами, глаза почернели от ярости. Грейс стало страшно как никогда: она увидела, что этот человек готов убить.
– Твою душу захватил дьявол, ты порождение сатаны! Мне следует…
– Только попытайтесь взять меня в жены силой, лорд Фентингтон, и о ваших извращенных наклонностях узнает весь Лондон, я расскажу всем. И сделаю это без малейшего сожаления!
Фентингтон шагнул к ней. Грейс попятилась, она боялась, что он причинит ей вред. Если он попытается это сделать, отец точно не придет к ней на помощь. Наконец барон в последний раз бросил на Грейс свирепый взгляд и сказал ее отцу:
– Можете оставить свою дочь-шлюху себе! Ее телом и душой завладел дьявол. – Он снова обратился к Грейс: – Если твой отец умен, он избавится от тебя, он вышвырнет тебя на улицу, где тебе самое место. Ты не более чем шлюха. И Бог накажет тебя, как он наказывает всех злодеев за их порочные деяния.
Грейс подняла подбородок и твердо встретила его взгляд. Она не желала пасовать перед таким отвратительным человеком, как барон.
– Ты выставила меня дураком, и я тебе этого не забуду. – Его глаза почернели. – Я рассказал людям, что ты согласилась стать моей женой, и теперь мне придется терпеть унижение из-за того, что ты отказалась. Ты поплатишься за свое предательство. Ты мне заплатишь!
Он еще раз бросил на нее злобный взгляд, круто развернулся и вышел из кабинета. Дверь за ним громко захлопнулась. Грейс чуть не упала от облегчения и страха. Ее сердце билось так сильно, что стало трудно дышать, ей пришлось схватиться за спинку стула, чтобы удержаться на ногах. Она это сделала. Теперь ей не угрожает опасность стать его женой, и она может тихо и спокойно проводить свои дни в деревне, вспоминая одну волшебную ночь и грезя о мужчине, который ее ей подарил. Грейс опустила голову на руки.