Его обаяние не подействовало на Лайэн. Наоборот, она как будто еще больше замкнулась.
   – Значит, предлагаете сыграть в «ты пощекочи меня, а я пощекочу тебя»?
   Улыбка его стала еще шире.
   – Что-то вроде того. Ну как, согласны?
   – Если щекотать придется только там, где у вас лихорадка от нефрита. Как много вы хотите узнать о нефрите?
   – Я сообщу вам, когда надоест!
   Склонив голову набок, Лайэн внимательно смотрела на Кайла.
   – Вы всерьез?
   – Да. Ненавижу, когда становится скучно.
   Лайэн перевела дыхание. По целому ряду причин ей бы сейчас следовало повернуться и уйти от этого красавца с его обезоруживающей улыбкой и оценивающим взглядом.
   – Ну ладно, – проговорила Лайэн едва слышно. – Договорились, – закончила она уже более уверенно.
   В первый раз с минуты их знакомства Кайл почувствовал, что напряжение спадает. Он не смог бы объяснить, почему для него так важно оставаться рядом с ней. Просто знал, что это так. В женщине подобное знание скорее всего назвали бы интуицией. В мужчине это скорее способность рассуждать и делать выводы или же, напротив, то, что обычно называют проницательностью, чутьем.
   В данном случае чутье подсказывало Кайлу, что защита хорошенькой женщины от коварного волка по имени Усэн – только предлог, что их сделка означает для обоих нечто большее.
   – С чего же вы хотите начать?
   – С самого начала, разумеется. С клинка периода неолита.
   Эта вещь, на которую Лайэн смотрела не отрываясь столько времени, действительно заинтересовала Кайла. В конце концов она побледнела, на лице появилось что-то похожее на страх. Но об этом он говорить не стал. Их союз еще слишком хрупок для того, чтобы выдержать такое напряжение.
   «Во что это я собираюсь впутаться?» – спросил себя Кайл. Однако в этот момент Лайэн прошла к стенду совсем близко от него. Он снова вдохнул тонкий, едва уловимый аромат дождя и лилий. Этот запах пронзил его насквозь странным смешанным ощущением покоя и возбуждения. Мысли успокоились, тело же, напротив, словно ожило.
   – Этот клинок, – начала Лайэн, – который многие из китайцев называют лопатой…
   – Почему?
   – Вэнь говорит, что в древние времена для копки использовались палки с такими вот краями. Некоторые ученые считают, что это больше похоже на струг, чем на лопату. В любом случае все мы сходимся на том, что подобные предметы делались по типу клинка. А клинок представлял собой важный предмет культуры того периода. Поэтому его включали в ритуальные действия.
   Кайл молча кивнул.
   – Этот, – продолжала Лайэн, – относится к категории «пи», одной из восьми традиционных цветовых категорий нефрита.
   – Зеленый цвет?
   – Цвет мха. Или, по мнению некоторых исследователей, цвет шпината. В любом случае этот клинок представляет собой великолепный образец похоронного нефрита.
   – Из тех, что клали в могилу?
   – Совершенно верно. Такие вещи особенно ценятся европейскими собирателями. Что же касается Китая, то и там предубеждение против коллекционирования могильного нефрита почти ушло в прошлое. Пятна на этом клинке – результат того, что он несколько тысячелетий пролежал в гробнице. У китайцев сохранились эстетические традиции, по которым они особенно ценят нефрит со следами времени.
   При слове «пятна» в голосе Лайэн прозвучало чуть ли не благоговение. Брови Кайла удивленно взлетели вверх.
   – Пятна? Может быть, они ценятся просто как указатель древнего возраста нефрита?
   – В некоторых случаях да. Для китайского коллекционера истинная ценность этих пятен состоит в том, что они не снижают, а скорее усиливают воздействие тотемных знаков, выгравированных на нефрите.
   – Да, я слышал об этом. Но должен сказать, это один из аспектов ценности нефрита, который мне непонятен.
   – Почему?
   – Нефрит отбирался, гравировался, полировался человеческими руками. Затем человеческие руки опускали его в могилу. Пятна же появлялись с течением времени, можно сказать, случайно, в результате воздействия сырости и близости к разлагавшемуся трупу.
   Лайэн улыбнулась. Глаза ее сверкали под густыми черными ресницами.
   – Очень западная точка зрения.
   – Ну разумеется. Я же родился и вырос на Западе.
   – Я тоже. Вэнь много раз критиковал меня за отсутствие утонченности в оценке нефрита. Я с трудом преодолела трудности, связанные с расположением, казалось бы, случайных пятен.
   – Преодолели?
   – Теперь я думаю о пятнах примерно так же, как думал гравировальщик о камне, прежде чем взяться за работу.
   Кайл перевел глаза с клинка на Лайэн:
   – Не понимаю.
   – Каждый кусок нефрита уникален. И каждое изделие тоже. Задача гравировальщика состоит в том, чтобы «увидеть» и выявить предмет, заключенный внутри камня.
   Кайл кивнул:
   – Да, это мне понятно. Мастерство человека, соединенное с силой его интеллекта.
   – А пятна представляют собой конденсацию времени. Сейчас они являются частью изделия – такой же, как сам нефрит или искусство резчика. Если камень потрескается или рисунок сотрется, ценность всей вещи снизится. Если же время усилит выразительность рисунка, мы получим великолепное многоуровневое произведение искусства. Как, например, вот это, от которого вы не можете отвести глаз.
   Кайл ответил ей почти виноватым взглядом. Улыбка преобразила глаза Лайэн. Теперь они казались цвета темного меда.
   – Я вас вовсе не виню. Наоборот, мне нравится смотреть на человека, искренне завороженного нефритом, в отличие от тех, кто коллекционирует его только для того, чтобы произвести впечатление на других или вложить деньги во что-то модное.
   – Даже если я предпочитаю нефрит без пятен? Она рассмеялась.
   – Не забывайте, что расположение пятен на погребальном нефрите имеет большое значение для любого китайского коллекционера.
   – А как насчет американцев? Их предпочтения уже не в счет?
   – Нравятся им пятна или нет, это никак не меняет того факта, что следы времени усиливают эстетическое воздействие и значительно повышают цену изделия из нефрита, в особенности на таком аукционе.
   – Предвижу блестящее будущее для благотворительных обществ Азиатско-Тихоокеанского региона. Но не могу себе представить, чтобы истинный коллекционер мог добровольно расстаться с этим клинком. Для настоящего знатока это равносильно катастрофе. Быть может, что-нибудь подобное и произошло? Или я слишком наивен?
   Лайэн задумчиво смотрела на клинок. Действительно камень, ничего больше. Однако казалось, от времени и почтительного благоговения он светится.
   – Да… вряд ли Вэнь смог бы расстаться с ним…
   Она не заметила, как произнесла это вслух. Внезапно по спине побежали мурашки. Что случилось? Что могло заставить Вэнь Чжитана продать вещь, которая находилась в семье со времени правления династии Мин?
   Неудивительно, что отец стал таким рассеянным – забыл о ее пропуске для парковки. Неудивительно, что он так настаивал на ее знакомстве с Кайлом, которое открыло бы Танам доступ в «Донован интернэшнл». Если бы он сказал Лайэн правду, она не стала бы так тянуть с этим знакомством. Пусть Таны и не признают этого, но они ее семья. Семья…
   – Лайэн!
   Ах да, Кайл о чем-то ее спросил. Лайэн попыталась сосредоточиться, но не смогла. Мысли путались.
   – Простите… Я задумалась… о нефрите.
   И еще о страхе. Значит, сегодня утром, когда отец говорил о Кайле Доноване, в его глазах не было нетерпения. Там был страх.

Глава 4

   Нефритовая чаша эпохи династии Сун притягивала публику как магнит. Прибывшие на аукцион собрались вокруг единственного стенда, установленного на возвышении, глядя на чашу, и в сдержанном гуле голосов слышались и восхищение, и благоговение, и алчность.
   Вырезанная из одного куска прозрачного белого нефрита, лишь с легкими намеками на зелень вдоль изгибов, чаша поражала своей простотой и изысканностью. На фоне черного бархата стенда она, казалось, светится, подобно предрассветной луне. На карточке, прикрепленной к чаше, значилось, что она принадлежит Ричарду Фармеру и не продается.
   Кайл смотрел на стенд с чашей поверх голов.
   – Как правило, изделия эпохи Сун меня мало интересуют. Но это, пожалуй, могло бы заставить меня изменить свои предпочтения. Хорошо, что чаша не выставлена на аукцион. Чтобы ее купить, наверное, понадобился бы карман не меньше, чем у Дика Фармера. Он тоже один из ваших клиентов?
   – Напрямую я с ним никогда не имела дела.
   Не пытается ли мисс Блэкли уйти от ответа, подумал Кайл. Фармер вполне мог быть ее клиентом, даже если они не знакомы лично. У этого мультимиллиардера, сделавшего себе состояние путем перепродаж на подпольном мировом рынке, наверняка есть легионы людей, готовых попотеть ради его бизнеса. И его миллиардов.
   – Вам известно, кто мог приобрести эту чашу для Фармера? – поинтересовался Кайл.
   – Скорее всего Чан Восунь.
   – Никогда о нем не слышал. Он торгует нефритом?
   – Нет. Он работает на «Санко».
   – Не думал, что «Санко» ведет дела с Фармером.
   – Они и не вели никаких дел. До сих пор. Подозреваю, что эта чаша является частью сложного, в высшей степени китайского ритуала по обмену любезностями.
   Лайэн привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть чашу через головы гостей. Один из них заслонил от нее стенд с чашей небрежным движением плеч. От досады Лайэн издала негромкое восклицание. И внезапно почувствовала, что пол уходит из-под ног. Сильные руки Кайла подняли ее над толпой.
   – Так лучше видно?
   – Намного. Большое спасибо.
   – Это входит в обязанности чучела слона.
   Лайэн рассмеялась, несмотря на неловкость. Почувствовал ли Кайл биение ее сердца, так же как она сейчас ощущала жар, исходивший от его рук? Если да, остается только надеяться, что он отнес это на счет ее растерянности…
   Переведя дыхание, Лайэн решила, что так действительно намного удобнее – гораздо лучше видно. Чуть пониже ее глаз изысканное жемчужное украшение для волос покачивалось, словно танцовщица, на голове дамы в красном, внимательно разглядывавшей чашу эпохи Сун. А на макушке мужчины рядом оказалась плешь, этакая естественная тонзура, которую тот пытался прикрыть, начесывая волосы спереди и с боков. У самого стенда толпилась делегация из Китая. Вопреки гражданскому законодательству Сиэтла они отчаянно курили, так, что сигаретный дым окутывал их головы, словно туманом.
   Лайэн осмотрелась… и обнаружила человека, преследовавшего ее весь сегодняшний день. Он стоял позади и сейчас, когда ее кругозор так неожиданно расширился, незаметно, но поспешно старался скрыться из вида.
   Ага, попался! Несмотря на мурашки, пробежавшие по телу от волнения, Лайэн не могла сдержать мрачного удовлетворения. Преследователь, конечно, считал, что наблюдать за ней не составит особого труда. Надо лишь держаться за спиной высокого американца, и тогда маленькая Лайэн никуда не денется.
   Кайл, вероятно, почувствовал, как она напряглась всем телом.
   – Не волнуйтесь, я вас не уроню. Мне доводилось таскать грузы намного тяжелее, да еще по горным тропам.
   – Этого я не боюсь.
   Ее тревожил совсем другой человек, который сейчас пытался скрыться в разноцветной толпе. Лайэн еще раз обернулась назад, но не увидела его. Преследователь словно был лишь игрой ее воображения.
   А может быть, так и есть?
   – Спасибо, я увидела достаточно.
   Кайл опустил ее на пол, наклонился к самому ее уху:
   – Ну что, вы его узнали?
   От неожиданности Лайэн потеряла дар речи. Ее изумление подсказало Кайлу, что он прав. Не чаша из нефрита занимала мысли его спутницы.
   – Не понимаю, о чем вы, – наконец откликнулась она.
   Нетерпение, разочарование отразились на лице Кайла. Похоже, эта маленькая женщина считает его таким же безмозглым, как чучело слона.
   – Допустим. – Он стал прокладывать дорогу от стенда с чашей. – Что у вас дальше на повестке дня?
   – Аукцион начнется только через два часа. Чего вы еще не видели?
   – Буфета. Или, может быть, вы пообедали, перед тем как прийти сюда?
   – Нет. Я слишком нервничала.
   – По какому поводу?
   Он задал вопрос небрежным тоном, пропуская ее вперед, к выходу из зала.
   – По поводу экспозиции. – Это была только часть правды, но не могла же мисс Блэкли признаться мистеру Доновану в том, что при одной мысли о встрече с ним все внутри у нее сжималось в тугой комок.
   – А я думал, что патриарх все организовал сам.
   – Вэнь?
   – Насколько я помню, именно он является старейшиной клана Танов.
   – Да, это верно. Но… он ужасно занят.
   Кайл искоса кинул на Лайэн взгляд, говоривший, что так легко его не провести.
   Лайэн сказала себе, что здоровье Вэня – секрет, который все уже знают.
   – Подождите. – Она сжала его руку. Поднялась на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха. – У Вэня очень ослабело зрение. И на осязание теперь тоже нельзя полагаться. Похоже, у него артрит, только все об этом молчат. Тем не менее его коллекция все-таки представлена на выставке. Джо передал пожелания Вэня Хэрри и Джонни, а они сообщили их мне.
   Кайл постарался сосредоточиться на словах Лайэн и не отвлекаться на этот неповторимый аромат, исходивший от нее. Суть заключалась в том, что в одном, из богатейших торговых кланов мира происходит тихое, незаметное со стороны перераспределение власти. Вслед за шоком, вызванным возвращением Гонконга Китаю, ухудшение здоровья Вэня, вероятно, заставило не одну ветвь этой могущественной семьи всколыхнуться, задаваясь вопросом: кто же поведет их по минным полям прибылей двадцать первого века?
   – Джо? Хэрри? Джонни? – спросил он.
   – Джо Цзюй Тан – старший сын Вэня, Хэрри Цзюй Тан – его второй сын, Джонни – самый младший.
   – Вы их хорошо знаете?
   – Да. – Лицо Лайэн осталось непроницаемым. – Семья Танов числится среди моих важнейших клиентов.
   С таким же непроницаемым лицом Кайл повел ее к столику с закусками. Наполнил тарелку, подал.
   – А что известно семейству Тан о гробнице «Нефритового императора»? – Он постарался задать этот вопрос небрежно.
   Лайэн пожала плечами:
   – То же, что и остальным.
   – То есть?
   Лайэн искоса быстро взглянула на Кайла, который на нее не смотрел и, казалось, всецело был поглощен закусками, как будто поддерживал разговор скорее из вежливости, чем с какой-либо определенной целью.
   Лайэн потянулась к миниатюрному горшочку. От запаха мяса в тонком слое теста с острыми приправами у нее разыгрался аппетит.
   – Здесь любопытство, смешанное с неприкрытой алчностью. Коллекционеры просто умирают от желания пополнить свои собрания предметами из сокровищницы.
   – Так вы полагаете, этот прекрасный клинок оттуда?
   – Я… я не знаю. Все возможно.
   Он положил в рот нежную булочку и стал медленно жевать, посматривая на Лайэн. Нельзя сказать, чтобы это занятие было ему неприятно. Безупречному овалу ее лица могла бы позавидовать и фотомодель. Свет играл в густых черных волосах; прядки их трепетали, словно от дыхания любовника. Полные сочные губы будто приглашали к поцелую.
   И вот этими полными губами она сейчас лгала. Конечно же, ей известно, откуда здесь взялся этот поразительный клинок эпохи неолита. Кайл в этом не сомневался, так же как и в том, что уловил учащенное биение сердца Лайэн, когда поднял ее на руки. Интересно только, от чего так стучало ее сердце – от желания или от страха? А может быть, и от того и от другого? Вдруг он поймал себя на мысли, что последний вопрос волнует его едва ли не больше, чем правда о гробнице «Нефритового императора».
   Лайэн сунула в рот ароматный кусочек мяса в тесте, мурлыкнув от удовольствия. Кайл почувствовал, как при этом звуке все его тело напряглось от бешеного голода, который не могли бы удовлетворить никакие закуски.
   – Ой! – Она слегка вздрогнула от наслаждения. – Такая еда граничит с развратом. Что, булочки такие же вкусные?
   – Это вы сами мне сейчас скажете.
   Он положил хрустящую булочку ей в рот и стал наблюдать, как она пережевывает и глотает.
   – Невероятно! – Лайэн внезапно помрачнела. – Жаль, не удастся попробовать все, что здесь есть. Места в желудке не хватит.
   Он, наверное, расхохотался бы – до того печален был ее взгляд, направленный на столик с закусками, – если бы не внезапное, нестерпимое желание слизнуть крошку от булочки в уголке ее рта. Сила этого желания потрясла его самого. Кайл попытался напомнить себе, что слишком долго не был с женщиной. Однако где-то внутри зрела тревожная догадка о том, что даже после любовных утех с любой другой он бы так же сильно хотел Лайэн Блэкли.
   – Можем набить мои карманы, – предложил он.
   Лайэн рассмеялась.
   – Не искушайте меня. Если бы еще выпить приличного вина… Какое было бы пиршество!
   – Я знаком с шеф-поваром. Она разбирается в винах. То, что здесь предлагают сегодня, очевидно, не ее выбор.
   Рука Лайэн с креветкой на палочке остановилась у самых губ.
   – Вы знаете шеф-повара?
   – Да. Положите же в рот свою креветку, иначе я это сделаю за вас.
   Неожиданная угроза, прозвучавшая в его голосе, удивила Лайэн больше, чем восхитительная еда. Она поспешно предложила ему палочку с креветкой, а заодно и собственную тарелку с закусками. Кайл моментально съел все дочиста.
   – Что же вы не сказали мне, что умираете от голода? Мы бы сразу отправились в буфет. А кто здесь шеф-повар?
   – Мей О'Тул. Ее муж работает в «Донован Интернэшнл». Они с сестрой устали от разговоров о высокотемпературном приготовлении пищи и решили показать Сиэтлу, как готовят на побережье Тихого океана. Два месяца назад девочки открыли «Дождливый лотос».
   – Да, мне следовало догадаться. – Лайэн впервые обратила внимание на скромную карточку с названием ресторана, предоставившего закуски. – Я пыталась туда попасть, как только услышала о них. Но там места заказаны на полгода вперед.
   – Как насчет сегодняшнего вечера, после аукциона? Или, может быть, вы собирались остаться на танцы?
   – Нет, не собиралась. А что насчет сегодняшнего вечера?
   – Предлагаю поздний ужин вдвоем в «Дождливом лотосе».
   Лайэн взглянула на него, широко раскрыв глаза:
   – Шутите?
   – Нисколько. Это входит в услуги сопровождающего, то бишь чучела слона.
   – Я согласна на ранний, поздний – в общем, на любой ужин в «Дождливом лотосе».
   Энтузиазм, прозвучавший в ее голосе, вызвал у Кайла улыбку. Те, кто утверждает, будто путь к сердцу женщины лежит через бриллиантовый браслет, наверняка не встречались с Лайэн Блэкли. Он ее накормит до отвала, и тогда, быть может, она расскажет ему о семействе Тан и похищенных из захоронения «Нефритового императора» драгоценностях.
   – Уговор такой – я приглашаю вас на ужин, а вы расскажете мне все, что знаете о сокровищах «Нефритового императора».
   Она покачала головой:
   – Не может быть, чтобы и вы тоже.
   – Что – «тоже»?
   – Заразились безумием, как и все остальные.
   – А почему я должен остаться равнодушным к самым потрясающим слухам с тех пор, как Чан Кайши умыкнул сокровища Китая по дороге на Тайвань?
   – В отличие от Чан Кайши нет никаких доказательств того, что «Нефритовый император» действительно существовал, не говоря уж о том, что в его гробнице находился нефрит всех предыдущих эпох китайской истории.
   Лайэн говорила это, с упоением наполняя тарелку лакомствами. Она даже не трудилась скрывать голод. Интересно, подумал Кайл, в сексе она такая же открытая?
   Лайэн положила в рот кусочек краба, облизнула кончики пальцев, отчего любопытство его сменилось другим, более острым ощущением. Кайл отвернулся и стал беспорядочно наполнять свою тарелку. Ему подойдет все, что приготовила Мей О'Тул.
   – Допустим, что «Нефритовый император» не легенда и что его гробница найдена.
   – Когда? – Лайэн поспешно прожевала и проглотила еду. – До или после Мао?
   – Разве это имеет значение?
   – Если сокровища вывезены из Китая до Мао Цзэдуна, то проблема определения законного владельца хоть и достаточно скользкая, однако не неразрешимая.
   – Скользкая… а может, липкая, как ваши пальцы?
   Застигнутая на месте преступления – она в этот момент облизывала пальцы, – Лайэн взглянула на него виновато и в то же время вызывающе:
   – Здесь нет вилочек. А палочки слишком скользкие.
   Кайл расхохотался. Жаль, что они недостаточно близко знакомы, иначе он сам с удовольствием облизал бы изящные липкие пальчики.
   – А после прихода к власти Мао проблема превращается в неразрешимую?
   Она кивнула. Поколебавшись несколько секунд, облизала кончики пальцев досуха. Положила в рот очередную порцию, зажмурилась от наслаждения.
   – Невероятно! – Лайэн потянулась за очередным ломтиком утки в гнездышке из шинкованных сырых овощей. Второй кусочек, по-видимому, оказался еще вкуснее, чем первый. – Оторваться невозможно.
   Кайл с усилием отвел глаза от этой картины чувственного наслаждения.
   – Почему после победы Мао проблема усложнилась?
   – Потому что экспорт из Китайской Народной Республики предметов, созданных более ста лет назад, признан незаконным. Правда, это не касается людей, – пошутила Лайэн. – Они не считаются культурными ценностями.
   – И с каких же пор законность приобретения стала проблемой для коллекционеров? Алчные собиратели вряд ли станут смотреть в зубы дареному коню!
   – Вы правы. Но с тех пор как Соединенные Штаты и Китай начали свои торговые игры, именно законность владения превратилась в пунктик. Продавать, покупать, владеть можно всем, что вам заблагорассудится, как всегда. Но нельзя публично выставлять то, что куплено на черном рынке.
   Интересно, откуда она почерпнула эти представления об этике коллекционеров? Кайл не стал спрашивать. Вопрос мог оказаться столь же предосудительным, как если бы он решился облизать ее пальцы.
   Появилась большая группа японцев. Не обращая внимания на людей, толпившихся у столиков, они оккупировали весь буфет, заняли удобные места. Скорее всего это не было преднамеренной грубостью. Просто японцы привыкли считать себя нацией, находящейся на вершине человеческой цивилизации.
   – Хорошо, что мы вовремя успели наполнить свои тарелки. – Кайл взял Лайэн под руку и увлек в сторону от толчеи. – Итак, когда же обнаружили гробницу «Нефритового императора»?
   – А кто вам сказал, что ее вообще нашли?
   – Многие об этом говорят.
   Лайэн не стала возражать. Она наслаждалась божественным вкусом омара под соусом.
   – Говорят, что гробницу нашли во время гражданской войны, еще до того, как Мао пришел к власти. – Она проглотила последний кусочек. – Еще говорят, что ее нашли через двадцать лет после этого. И еще я слышала, что ее откопали в прошлом году. – Она пожала плечами. – А вы что слышали?
   – В этих играх я новичок. Но если гробница существует, она должна представлять собой коллекцию всей жизни человека, чей банковский счет равнялся целому Китаю, чьи прихоти исполнялись беспрекословно, как закон. Вы можете себе такое представить?
   – Стараюсь не поддаваться искушению. В особенности стараюсь не думать о том, что он мог собрать из эпохи Воюющих Царств. Вещам этого периода я отдаю предпочтение.
   – Вы уверены, что это предпочтение, а не одержимость?
   – На одержимость у меня слишком мало денег. Кайл улыбнулся:
   – А я стараюсь не думать о вещах эпохи неолита, которые мог собрать «Нефритовый император». Это моя страсть. И все же я не могу удержаться, чтобы не думать о том, каково это – обнаружить величайшую коллекцию китайского нефрита, когда-либо существовавшую на земле.
   – Как говорят, мечтать не вредно.
   – Ну да, и за это не надо платить. И все-таки, если бы такая коллекция была обнаружена и контрабандой вывезена из Китая, каким образом ее можно было бы продать?
   – Вот поэтому я почти уверена, что сокровища так и не обнаружили. Мне ничего не известно о распродаже подобного масштаба.
   – Может быть, вас просто не поставили в известность.
   – Это не имеет значения. Невозможно скрыть такое количество ранее неизвестных произведений из нефрита такого качества. Коллекционеры не умеют держать язык за зубами. Слухи разнеслись бы обязательно.
   Кайл опустошил свою тарелку и стал потихоньку таскать закуски из тарелки Лайэн. Она пригрозила ему ярко-красной палочкой. Однако он, похоже, не воспринял угрозу всерьез.
   – А если тащить не все, а понемногу, по несколько штучек за раз?
   – Вы это о моей тарелке или о мифической гробнице? Кайл усмехнулся и снова протянул руку к тарелке.
   – Я о нефрите.
   – Конечно, даже если коллекцию разъединить, предметы не потеряют своей ценности, но… – Лайэн опередила Кайла, схватила с тарелки последнюю булочку и стала неторопливо жевать, додумывая. – Возможно, этим и объясняется отсутствие каких-либо определенных слухов…
   – Хотите еще что-нибудь? – Кайл указал на буфетный столик.
   – Я уже едва дышу.
   Оба рассмеялись. Больше всего Лайэн нравилось, что, когда Кайл смеялся, оценивающее выражение исчезло из его глаз. Осталась лишь улыбка, не менее прекрасная, чем ее любимый нефрит. На несколько секунд Лайэн почувствовала себя так, словно у нее свидание с интересным мужчиной. Она наблюдала, как он наполняет их тарелки, с чувством, которое не имело ничего общего с предвкушением вкусной еды.