Кейс попытался ответить, но почувствовал внезапное головокружение. Он закрыл глаза и стиснул зубы.
   – Вот твой револьвер.
   Кейс почувствовал в левой реке холод своего шестизарядного револьвера.
   – А теперь ложись, – приказала Сара.
   Кейс позволил ей вновь уложить себя. Когда Сара наклонилась к нему, чтобы поправить одеяло, одна из ее кос упала и коснулась его щеки. Это было похоже на прикосновение шелкового каната.
   – Розы, – пробормотал он, – Что?
   Он поднял веки. На него смотрели глаза – смесь туманной дымки и серебра. В них были сочувствие, тревога и восхищение.
   – Розы и солнечное сияние, – хрипло проговорил он. – Я поцеловал тебя.
   – Да, – прошептала она. – Ты поцеловал меня.
   – Самая дурацкая вещь… которую я когда-либо делал.
   – Что?
   Ответа не последовало. Кейс снова впал в забытье.

Глава 4

   Сара сидела, скрестив ноги, перед кроватью, на которой метался в тревожном сне Кейс, терзаемый болью и лихорадкой. Она отходила от него лишь для того, чтобы покормить и поухаживать за соколом.
   – Эм, – прохрипел Кейс. – Эмили.
   От этого ужасного хрипа у Сары спазмами сжало горло.
   Она не знала, кто такая Эмили. Она знала лишь то, что Кейс ее любил. Называл он и другие имена – Тед, Белинда, Хантер, Морган, но имя Эмили звучало с каким-то особым надрывом.
   – Кейс, – попыталась успокоить его Сара голосом, каким успокаивала напуганных животных. – Ты в безопасности, Кейс. Вот, выпей это. Тебе станет легче.
   И, поддерживая ему голову, поднесла к его губам чашку с питьем.
   Кейс выпил не сопротивляясь. Он подсознательно чувствовал, что этот тихо журчащий голос и эти прохладные руки ему не повредят, а помогут.
   – Розы, – тихо произнес он и заснул.
   Улыбка Сары была такой же грустной, как ее подернутые дымкой задумчивые глаза. Ей доводилось выхаживать и пострадавших животных, и людей, но никогда она не переживала чужую боль так, словно это была ее собственная.
   – Спи, – прошептала она. – Спи и постарайся ни о чем не думать, чтобы не видеть снов. Сны… слишком бередят тебе душу.
   Через несколько минут Кейс вздохнул и погрузился в некое сумеречное состояние, которое нельзя было назвать ни сном, ни бодрствованием. Но теперь он казался более спокойным.
   Сара боялась даже глубоко дышать, чтобы не беспокоить Кейса. Жар у него сегодня немного спал, раны подживали, но до выздоровления было еще далеко.
   Бесшумно передвигаясь по комнате, Сара подошла к лампе, подрезала фитиль и зажгла ее, после чего осмотрела больное крыло у сокола. Птица возмущенно запротестовала, почувствовав прикосновение рук Сары, однако, подобно Кейсу, не стала особенно сопротивляться, когда девушка смазала ей крыло целебной мазью. Нежные руки и мягкий голос действовали на птицу успокаивающе, и Саре больше не надо было надевать соколу на голову колпак, чтобы он не паниковал.
   – Выздоравливаешь успешно, – тихо сказала соколу Сара. – Скоро снова взмоешь в зимнее небо, мой яростный друг. Совсем скоро.
   Она поставила лампу поближе к кровати, на которой лежал Кейс. Устроившись рядом, достала пук шерсти и стала накручивать ее на деревянное веретено. Пальцы ее бегали быстро и уверенно, превращая бесформенную массу козьей шерсти в мягкую пряжу. Словно по волшебству, наматываемая на веретено пряжа становилась все толще, а пучок шерсти все меньше.
   Входная дверь открылась и быстро закрылась. Не поднимая головы, Сара узнала шага брата.
   – Как у него дела? – спросил Коннер.
   – Лучше. Жар немного спал.
   – Я же говорил, что он справится.
   Сара с трудом заставила себя улыбнуться.
   – У тебя очень усталый вид, – озабоченно сказал Коннер. – Может, ты поспишь, а я побуду рядом с ним?
   Она покачала головой.
   Брат попробовал было все-таки переубедить Сару, но вскоре пожал плечами и замолчал. Лола права – ни у кого не было таких нежных пальцев, как у Сары. Их прикосновениями она способна была успокоить всех и все – от сокола до мустанга.
   – Что там на вахте? – спросила Сара.
   – Калпепперов не видно, если тебя это интересует.
   – Наверное, Ют уничтожил следы Кейса лучше, чем думал сам.
   – Может быть. А может, они выжидают.
   – Чего? – удивилась Сара.
   – Откуда мне знать? Я не Калпеппер… Бобы остались?
   – Ты же только что ел.
   – Это было много часов назад.
   – Всего один час.
   – Я голоден.
   – Доешь бобы, вымой горшок и поставь…
   – ..замокать новую порцию бобов, – перебил ее Коннер, повторяя многократно слышанную инструкцию сестры. – Черт, ты думаешь, что я все еще в пеленках! Я знаю, как готовить бобы.
   – Правда? Ты, наверное, считаешь, что они растут в грязных горшках. И потому минувшей ночью мне пришлось самой мыть горшок и готовить бобы к сегодняшнему ужину.
   Лицо у Коннера вытянулось.
   Сара тут же пожалела, что у нее вырвались эти резкие слова. Вздохнув, она задумалась о том, как вообще родители умудряются постоянно сдерживать свое раздражение. Коннер иногда вел себя вполне ответственно, как вполне взрослый мужчина. Иногда же был хуже двухлетнего младенца.
   «Это несправедливо по отношению к Коннеру, – напомнила себе Сара. – Он всего лишь мальчишка».
   – Извини, – сказала она. – Ты полночи стоял на вахте.
   Ничего не ответив, Коннер выгреб остатки бобов на тарелку. Он понимал, что был не прав. Ему следовало замочить бобы даже в том случае, если у него слипались глаза от усталости. Он просто забыл это сделать.
   – Впредь я не забуду, – пробормотал он.
   – Ну, хорошо.
   – Не-а, плохо.
   – Не «не-а», а нет, – автоматически поправила Сара брата.
   – Пусть «нет». Ну какая разница? Я не собираюсь поступать в какую-нибудь моднючую… модную школу на востоке!
   – Ты будешь учиться в школе. Как только я найду сокровища.
   – Ну, это будет после дождичка в четверг. И потом, я не хочу идти учиться.
   – Я найду серебро. И ты поедешь в школу.
   Коннер уловил упрямые нотки в голосе сестры и переменил тему. Всякий раз, когда они говорили о том, что Коннер должен получить образование, у них возникали разногласия. И чем старше он становился, тем ожесточеннее делался спор.
   Он не хотел огорчать сестру, но в то же время у него не было ни малейшего желания отправляться на восток страны и предоставлять сестру самой себе. Она никогда не сознается, что нуждается в нем, тем не менее это было так.
   Коннер выскользнул наружу, чтобы вымыть в ручье горшок.
   Тишину в хижине нарушало мерное жужжание веретена. Сара работала быстро и сосредоточенно, стараясь не думать о будущем.
   Но это было невозможно.
   «Коннер растет слишком быстро».
   Хотя Сара скорее готова была умереть, нежели признаться в этом, но она боялась, что не сумеет своевременно отыскать сокровища и тем самым спасти брата от той неприкаянной жизни, которую ведут на западе многие мужчины.
   «А теперь я еще должна опасаться Калпепперов и банды Моуди», – подумала она.
   Закусив нижнюю губу, Сара сильно крутанула веретено.
   «Я столько времени потратила на поиски сокровища. В следующий раз отправлюсь в северном и западном направлении. Бродяги не особенно любят наведываться в те края. Какой им интерес? В большинстве каньонов нет ни воды, ни пищи, ни дичи. И серебра тоже. Пока что. Но оно будет. Оно должно быть».
   Несмотря на невеселые мысли, Сара ни на минуту не прекращала работу. Рукава жакета, который Лола связала для Коннера, стали страшно короткими. Денег для покупки нового не было.
   «Прядение и вязание, прядение и вязание, – подумала она. – Господи, хорошо бы вся наша жизнь была такой же простой».
   Конечно, жить было не так легко. Но по крайней мере прядение и вязание хоть что-то давали. А поиски сокровищ оборачивались лишь одним: ее мокасины изнашивались с такой быстротой, что Ют едва поспевал их тачать.
   Вернулся Коннер, принеся в хижину холодный зимний воздух. Хотя снег еще не выпал, земля по ночам покрывалась ледком.
   Коннер молча замочил в горшке бобы. Затем примостился на кровати близ камина и мгновенно заснул. Слегка вздохнув, Сара распрямила спину и провела пальцами по свежевымытым волосам. По комнате распространился запах дикорастущих роз. Она воспользовалась отсутствием брата и успела принять ванну; делала она это очень часто, настолько часто, что Ют ворчал: «У тебя могут вырасти плавники и чешуя».
   Ее длинные, до талии, волосы были чуть влажными и прохладными на ощупь.
   «Еще не высохли, заплетать в косы нельзя, – решила она. – Подожду, не буду спать до того момента, когда надо будет менять бинты и уговаривать Кейса выпить лекарство».
   Сара снова принялась прясть, думая о Кейсе и одновременно беспокоясь о будущем Коннера.
   Жар у Кейса спал, и первое, что он услышал, был чей-то шепот. Большинство людей в его положении сразу же открыли бы глаза, чтобы определить, где они находятся, либо издали бы какой-то звук, либо пошевелились бы.
   А Кейс не подал и виду, что проснулся.
   Здравый смысл подсказывал ему, что он не один. Поскольку единственный человек, которому он доверял, находился в Руби-Маунтинз в Неваде, тот факт, что кто-то находится рядом, грозил опасностью.
   Он пошевелил под одеялом левой рукой, пытаясь найти револьвер, который был с ним всегда, даже когда Кейс спал.
   Шестизарядный револьвер был при нем.
   А сам Кейс лежал голый.
   Осторожно и бесшумно он сжал револьвер пальцами, готовясь к бою.
   Внезапная острая боль в правой ноге буквально пронзила его, когда он шевельнул ею, и Кейс с трудом сдержал вскрик. Молнией пронеслись в мозгу воспоминания. Некоторые из них были такие же пронзительные, как боль. Другие – мягкие и расплывчатые, как сон.
   К первым относилось воспоминание о схватке в «Испанской церкви».
   «Меня выследил Эб Калпеппер? – Однако эту первую пришедшую в голову мысль он тут же отверг. – Если бы Эб меня нашел, я бы вообще никогда не проснулся, и в моей руке никогда бы не оказалось револьвера. Я был ранен, – вспомнил он. – Я привязал себя к Сверчку, пришпорил его…»
   На этом воспоминание обрывалось.
   Кейс внимательно прислушался, но не услышал ничего, что говорило бы ему о присутствии Сверчка поблизости. Он слышал лишь какое-то спокойное жужжание.
   На дыхание это было не похоже.
   Веретено, внезапно догадался он. Кто-то сидит рядом с ним и прядет пряжу.
   Затем пришли другие воспоминания. Запах роз, тепло мягких рук, которые его успокаивают, вода, проникающая сквозь губы и смягчающая страшную жажду, длинные женские волосы.
   Сара?
   Как из отдельных цветных стеклышек, складывалась целая картина.
   Серые глаза и светло-коричневые волосы.
   «Она на вкус даже приятнее, чем исходящий от нее аромат. Я не должен был целовать ее. Самая дурацкая вещь, которую я когда-либо делал. По-настоящему глупая».
   Он осторожно приоткрыл глаза – ровно настолько, чтобы что-то увидеть и не позволить кому-то догадаться, что он очнулся.
   Сара сидела совсем рядом. Руки ее ритмично двигались, наматывая черную пряжу на веретено. Шелковистые светло-каштановые волосы рассыпались по плечам и, казалось, просили о том, чтобы их погладила мужская рука. В глазах ее отражался свет от лампы.
   Сара смотрела ему в глаза.
   – Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила она.
   – Глупо.
   Она не спросила о причине. Она боялась, что он уже знал.
   Поцелуй.
   Даже воспоминания об этом сладостном, обжигающем поцелуе достаточно для того, чтобы у нее начали дрожать пальцы.
   – Не следует клясть себя, – нарочито будничным тоном проговорила она. – Ты не первый мужчина, которого ранили.
   «Или не первый мужчина, который целовал девчонку, – подумал Кейс. – Ну, по крайней мере она вдова. Она не воспримет плотскую страсть мужчины как некое обещание».
   – Насколько это плохо? – спросил он.
   – Твои раны?
   Кейс кивнул.
   – Одна пуля задела правую руку и прошла насквозь. – Говоря это, Сара наклонилась и дотронулась до правого плеча Кейса. – И еще две раны в правом бедре, – продолжала она.
   – Загноение? – бесстрастным тоном спросил он.
   Сара отложила в сторону веретено.
   – Сейчас ты увидишь сам. Время менять повязки.
   Он следил за девушкой глазами, пока она готовила чистые тряпки, горячую воду и кувшин, из которого исходил какой-то резкий запах.
   – Тебе что-нибудь дать обезболивающее? – спросила Сара. – У Юта есть самодельное виски, которое…
   – Нет, – перебил ее Кейс. – Я хочу иметь ясную голову.
   Сару это не удивило. Бледный, страдающий от боли, неспособный подняться и стоять, он тем не менее сохранял, подобно диким животным, бдительность.
   Кейс был человеком, который привык жить в постоянном ожидании опасности.
   Ют был таким же, когда появился на ранчо «Лост-Ривер».
   Да, впрочем, он и сейчас часто бывал таким.
   – Как я здесь оказался? – спросил Кейс.
   – Тебя нашел Ют.
   Сара стянула одеяло до пояса и, наклонившись, стала развязывать повязку на руке. При этом ее волосы соскользнули и коснулись груди Кейса.
   Они были прохладные, но обожгли Кейса, как обжигает пламя. У него сбилось дыхание, а сердце застучало вдвое быстрее.
   – Прости, – прошептала Сара, быстро отдергивая руку. – Ты уверен, что не следует принять чего-нибудь от боли?
   – Уверен, – произнес он сквозь зубы.
   Ее веки дрогнули, но она ничего не сказала и продолжила разбинтовывать повязку.
   Вот Сара тихонько коснулась пальцами больного места. У Кейса снова сбилось дыхание, и свистящий звук вырвался из его груди.
   Сара нахмурилась.
   – Больно?
   – Нет.
   – Уверен?
   – Да, – ответил он, стиснув зубы.
   Изучающе посмотрев на Кейса, Сара продолжала перевязку.
   На сей раз Кейс не издал ни звука, несмотря на жар в крови, который вызывало каждое ее прикосновение.
   «Не следовало целовать ее, – свирепо сказал он самому себе. – Глупо. Мне никогда не хотелось до такой степени женщину с того времени, как…»
   Он оборвал себя.
   Он вообще никогда не хотел женщину так, как хотел Сару Кеннеди.
   Сладостные муки, вызываемые легкими прикосновениями пальцев Сары, продолжились еще несколько секунд.
   – Кожа вокруг раны прохладная, – сказала Сара. – Загноения нет. Просто у тебя будет шрам.
   – Не первый.
   – И не последний, – заметила она, думая о ранах на бедре. – Поскольку ты теперь очнулся, я не стану перевязывать тебе руку. На воздухе рана заживает быстрее.
   Кейс смотрел в лицо Саре, когда она потянула одеяло вверх, закрывая ему грудь. И внезапно пришел в ужас, когда она задрала одеяло снизу, обнажив ему ноги.
   – Господи помилуй!
   Одной рукой он стал одергивать одеяло вниз.
   Сара была настолько удивлена, что даже не догадалась остановить его.
   – Сестра! – сквозь сон окликнул ее Коннер.
   – Спи-спи! – успокоила его Сара. – Это просто Кейс брыкается.
   – Может, мне подержать его, пока ты сменишь повязку?
   Сара вопросительно посмотрела на Кейса.
   – Ну и как? – почти беззвучно спросила она.
   Глаза Кейса округлились. Внезапно он сообразил, что не было ни одного дюйма на его теле, которого Сара Коннер не видела бы.
   Он был совершенно голый.
   Румянец появился на его щеках, покрытых многодневной щетиной.
   Он убрал руки с одеяла.
   – Я справлюсь сама, Коннер, – бесстрастным тоном проговорила Сара. – Спи, тебе скоро менять Юта.
   Брат издал какой-то чмокающий звук, перевернулся на другой бок и погрузился в сон, которого так жаждал его молодой организм.
   – Мне нужно сделать набедренную повязку, – коротко попросил Кейс.
   Не говоря ни слова, Сара встала, подошла к корзине в углу и извлекла оттуда рубашку Коннера, из которой он вырос. Рубашка предназначалась для лоскутного ковра, который Сара собиралась сшить. И если до того она будет использована для других целей, вреда это не принесет.
   – Подойдет? – спросила Сара.
   – Да.
   Кейс протянул правую руку, намереваясь прикрыться рубашкой самостоятельно.
   – Если ты станешь двигаться, – сказала Сара, – раны снова откроются. – Давай я сделаю все сама.
   – Нет! – решительно перебил ее Кейс.
   Одного взгляда на его лицо было достаточно для того, чтобы понять: настроен Кейс весьма решительно. Тем не менее Сара возразила:
   – Не валяй дурака! Я вырастила Коннера. Я была замужем. Я выхаживала Юта, когда он был в гораздо более худшем состоянии, чем ты. Я не упаду в обморок при виде… при виде… твоих… то есть…
   К собственному ужасу, Сара почувствовала, что краска заливает ей лицо. Она резко бросила рубашку Кейсу и отвернулась.
   – Давай, делай как знаешь, – процедила она сквозь зубы. – Но если у тебя снова откроются раны, не плачь, что у тебя что-то болит.
   – В тот день, когда я заплачу, солнце зайдет на востоке.
   На этот счет у Сары сомнений не было. Кейс не относился к разряду людей, которые демонстрируют свои эмоции. «Какое суровое у него выражение лица», –. подумала она, перевязывая волосы кожаным ремешком.
   – А как насчет смеха? – внезапно спросила она.
   – Насчет чего?
   – Ты смеяться умеешь?
   – Смеяться?
   – Да.
   – Когда встречу что-нибудь смешное.
   – Когда это было в последний раз? – не унималась Сара.
   Он закряхтел от боли, когда приподнимал бедра, чтобы подоткнуть набедренную повязку.
   – Так когда? – допытывалась Сара.
   – Не могу припомнить. А что?
   – А как насчет улыбки?
   – Это что, допрос? – перешел в атаку Кейс. – Или ты думаешь, что я – Робин Добрый Малый и буду с дырками от пуль развлекать тебя?
   Сара тихонько засмеялась.
   – Робин Добрый Малый! – проговорила она. – Я не вспоминала о Шекспире уже целую вечность. А тебе нравится «Сон в летнюю ночь»?
   – Когда-то нравился.
   – А сейчас?
   – Со времени начала войны «Гамлет» больше отвечает моему вкусу.
   В тоне Кейса прозвучало нечто такое, от чего ее вдруг продрал мороз по коже.
   – Месть, – догадалась Сара.
   – Я готов, – сказал Кейс. – Теперь ты можешь делать с моей ногой все, что тебе заблагорассудится.
   Когда Сара повернулась, Кейс опять лежал на спине. Она заметила, что он пытался завязать повязку на бедре, но не довел дело до конца. Очевидно, вся эта возня забрала у него последние силы. Лицо его было страшно бледным и резко контрастировало с черной бородой. На лбу выступили бусинки пота. Губы были настолько плотно сжаты, что рот превратился в тонкую вытянутую линию.
   – Ты должен был позволить сделать это мне, – выговорила ему Сара. – Тебе силы нужны для выздоровления.
   – Ты можешь менять, а можешь не менять повязку. Мне без разницы.
   Голос вго был искажен болью. И Сара, опустившись на колени, стала говорить с ним так, словно перед ней находился ее братишка:
   – Мы не смеемся, мы не плачем, мы не улыбаемся. Но у нас есть терпение, не правда ли?
   Кейс нашел в себе силы бросить на нее сердитый взгляд. Однако возражать не стал, чему сам удивился.
   Это, должно быть, от жара, мрачно подумал Кейс.
   Однако он опасался, что причина заключалась вовсе не в жаре, а в пахнущем розами, остром на язык ангеле, который стоял на коленях рядом с его кроватью.
   Стиснув зубы, Кейс терпел горячие прикосновения рук Сары, разматывавшей бинт на бедре. Не один раз ои ощущал прикосновение ее рубашки к своей обнаженной ноге. Дважды ему показалось, что он чувствует атласное прикосновение ее грудей.
   Боль, казалось, должна была удержать его от возбуждения, но это было не так. Похоже, набедренная повязка не спасала.
   – Проклятие! – прошипел он.
   Сара вздрогнула. Разматывая повязку, она невольно касалась паха. Выпуклость под набедренной повязкой угрожающе увеличивалась.
   – Прошу прощения, – сказала она. – Я стараюсь быть очень осторожной.
   – Перестань миндальничать. Побыстрее заканчивай с этим.
   Сара прикусила язык и закончила разматывать бинт. Она не стала протестовать, когда Кейс приподнялся на локтях, чтобы взглянуть на раны.
   Одна рана уже затянулась и заживала. Вторая представляла собой покрасневшую рваную дыру в самой верхней части бедра. Примочка поблескивала на коже, словно капли черного дождя.
   – Во мне остался свинец? – спросил Кейс.
   – Нет, – ответила Сара. – Я вырезала пулю с другой стороны. Она не задела кость.
   – Я так и думал. Потому что это не сбило меня с ног. Хотя и повлияло на точность моей стрельбы.
   – Ну, не так уж сильно. Ют говорил, что уйти удалось только тебе.
   – Остается еще много Калпепперов в этой банде.
   Кейс сел в кровати, чтобы ощупать заднюю часть бедра. Его пальцы ощутили аккуратные стежки шва. Он наклонился над открытой раной в верхней части бедра и содрогнулся от боли. Однако он не отступил до тех пор, пока не осмотрел ее. Он был удовлетворен. Никаких признаков заражения и гниения. Никакого запаха.
   «Слава Богу», – подумал он.
   Сама по себе смерть не внушала ему страха, однако его не устраивали некоторые ее виды. По опыту, приобретенному в Гражданскую войну, он знал, что смерть от гангрены – это худшая из смертей.
   Тяжело дыша, он откинулся на спинку.
   – Хорошее лечение, – хрипло проговорил он. – Спасибо.
   – Ты отблагодаришь меня, если не будешь вытаскивать нитки швов или снова открывать раны своими телодвижениями.
   – Я постараюсь.
   – Уж постарайся.
   Несмотря на саркастический тон, Сара действовала деликатно и проворно, когда снова стала делать перевязку.
   – Как ты себя чувствуешь? – шепотом спросила она.
   – Лучше не бывает… У тебя такие шелковистые волосы.
   Сара удивленно посмотрела Кейсу в лицо. Глаза у него были закрыты. Очевидно, он изо всех сил старался не показать, что ему больно.
   Скорее всего он даже не заметил, что сказал, подумала Сара.
   – Есть горячий бульон, – бодрым тоном сказала она. – Тебе нужно выпить немного, если только твой желудок способен его принять.
   Кейс не ответил – он уже спал.
   Сара осторожно отвела от его глаз густые волосы, подтянула и подоткнула одеяло и приложила запястье к его лбу.
   Лоб был потным, но жара не было. Сара счастливо улыбнулась и провела кончиками пальцев по его широкой, заросшей скуле.
   – Спокойной ночи, нежный принц, – пробормотала она, вспоминая его слова о том, что он любит «Гамлета».
   Затем Сара вспомнила дальнейшие подробности пьесы и похолодела.
   Нежный принц погиб.
   Сара завернулась в одеяло и прикорнула рядом с Кейсом. Но и во время сна она то и дело прикасалась пальцами к его пульсу, словно желая удостовериться, что он жив.

Глава 5

   Сара стояла во дворе, выуживала из кипящего чайника бинты и развешивала их на бельевой веревке, натянутой между двумя столбами.
   От бинтов шел легкий пар. Над землей поднималось солнце, окрашивая в золотой цвет скалы и долины.
   Высоко над головой в невидимых потоках воздуха парил золотой орел. Его призывный клекот звучал так красиво, что у Сары по коже побежали мурашки.
   «Держись подальше от Спринг-Каньона, – мысленно предостерегла она орла. – Какой-нибудь бандит возьмет и подстрелит тебя просто шутки ради».
   – Ты все кипятишь эти тряпки? Скоро от них одни нитки останутся, – сказала Лола.
   Сара повесила еще один бинт на веревку и с улыбкой повернулась к Лоле.
   – Доброе утро!
   – Кажись, ты повеселела. Я так понимаю, что твоему любимому-разбойнику стало получше.
   – С чего ты взяла, что Кейс разбойник? Это еще как сказать.
   – Фи! Девочка, кроме разбойников, здесь водятся только чокнутые, а этот парень на чокнутого не похож.
   – Может, он судебный исполнитель.
   – У него нет жетона, – коротко возразила Лола.
   – Откуда ты знаешь?
   – Я осмотрела его вещи.
   – Лола! Ты не имела права этого делать!
   Немолодая женщина воздела черные глаза к небу, словно там пыталась найти объяснение глупости Сары.
   – У него есть пачка объявлений «Разыскиваются» из Техаса, – сказала Лола, – запасной револьвер, два ружья – очень хороших, много патронов – хватит на целый бой, смена белья, мыло, бритва, подзорная труба и сотни на три золота. Судя по бирке на его пальто, его звали Джонни Реб. И еще у него есть маленькая чашка и блюдце, аккуратно завернутые.
   – Это вовсе не говорит о том, что он разбойник.
   Лола фыркнула.
   – А есть в этом объявлении упоминание о Юте? – без обиняков спросила Сара.
   – Ни малейшего. Говорится только о Калпепперах.
   Внезапно Саре вспомнился подслушанный ею разговор между Эбом и Кестером Калпепперами.
   «Дерьмо собачье! А потом будешь скулить, что тебя преследуют какие-то техасцы».
   Саре пришло в голову, что по крайней мере одного техасца, преследующего Калпепперов, она уже знает.
   – Не смотри так печально, – сказала Лола. – Нет причин лить слезы из-за таких, как Калпепперы. Даже если половина из того, что написано в объявлении, верно, они заслуживают такого конца. А Эб – самый мерзкий из них.
   – Я в этом не сомневаюсь, – ответила Сара, вспоминая обрывки фраз Эба Калпеппера.
   «Сам черт не разберет, что у баб на уме. Все они жалкие шлюхи… Укради или купи женщин в Мексике. Или закатись к индианке… Если я решу, что вдова Кеннеди нуждается в защите, я лично позабочусь о ней».
   – А что Калпепперы делали в Техасе? – поежившись, спросила Сара.
   – В основном грабили банки, насиловали и убивали.
   Сара невольно содрогнулась.
   – И еще продавали детей индейцам из племени команчи, – добавила Лола. – Но уже после того, как сотворили с малолетками такое, чего сам сатана устыдился бы.