Страница:
— Люся, что ты говоришь! Он любил меня!
— А ты что же не ответила взаимностью? — рассеянно спросила Люся, погрузившись в идею свадьбы своей любимицы и настоящего князя.
— У меня был Ричард… а к Карлу я чувствовала большую симпатию.
— Естественно, ты там ощущала себя не в своей тарелке. Ты бы не вписалась в аристократическое общество.
— Твоя Алевтина бы вписалась! — зло выпалила Яна, уже заочно ненавидя эту выскочку.
— Она да! Она сыграет, что надо!
— Мама, жизнь — это не игра.
— Это большое заблуждение, поверь мне.
— Что ты хочешь, чтобы я отдала Карла Штольберга Алевтине? Мы с ним год не общались. Я решила ему не звонить, чтобы не бередить былую рану.
— Год — это не срок для настоящей любви, — прервала ее Людмила.
— У нас ничего серьезного не было, возможно, он уже женат. А может быть, Карл уже забыл меня, как страшный сон?
— Вот это ближе к правде.
— Мама, ты совсем не любишь меня? — спросила Яна. — Для тебя важнее судьба какой-то Алевтины?
— О какой любви ты говоришь? Тебе за тридцать! — проговорила Люся и огляделась по сторонам уютной, гостевой комнаты. — Ты устроена в жизни, у тебя замечательный любимый мужчина, сын, работа. Что тебе еще нужно? А этой девочке некому помочь… И если ей суждено стать моей преемницей и загубить свой талант в нашем театре, я готова помочь ей, чем смогу!
— Карлом Штольбергом?
— Да при чем тут твой князь! Я вообще его не имела в виду. Ты сама завела разговор о Карле, видимо, где-то сидят мысли о чужеземном красавце!
Яна покраснела.
— Ты же не даешь мне и слова сказать, завелась с полуоборота при разговоре о своих мужчинах. Мне надо спасать Алю!
— Спасать? — переспросила Яна, сбрасывая былые воспоминания о несостоявшемся по ее вине или силе воли романе, она сама еще не решила.
— Ее жизни угрожает опасность! — твердо сказала Люся и выдержала театральную паузу, чтобы оценить произведенный эффект. — Вот мы и подошли к самому главному в моем повествовании. Аля девушка улыбчивая, в меру общительная, и в целом труппа артистов приняла ее хорошо. Ты же знаешь, что у нас особо злобствующих нет, не считая Аллы Демидовны, которая родилась еще при царе Горохе и все мнит себя королевой. Она не только Алевтину, она никого моложе пятидесяти лет не воспринимает. Аля, как я уже сказала, стала жить при нашем театре, подобрала на улице маленького котенка и взяла его к себе в комнату. Я, каюсь, наведывалась к ней в гости и приглашала к себе. Знаю, что и режиссер приходил к ней посмотреть, как она устроилась, и Васька Полосов, чтобы предложить свои интимные услуги, но получил от ворот поворот. Однажды, отыграв спектакль, в котором Алевтина не была занята, я решила зайти к ней на чашечку чая, чтобы отдохнуть. Когда я подошла к двери Алиной комнаты, я услышала, как она плачет. Я постучала, она сказала, чтобы я подождала минуту, и открыла дверь уже с улыбкой, но глаза оставались заплаканными. Я спросила ее, что случилось? Алевтина долго не хотела признаваться, а затем расплакалась и показала мне записку, написанную красными чернилами: «Убирайся отсюда! Это мое последнее предупреждение. Не уберешься, умрешь с последним боем курантов в новогоднюю ночь». Я стала ее успокаивать, говорить, что это просто кто-то глупо пошутил, что не надо обращать внимания на чьи-то детские выходки.
— Правильно сказала, — согласилась Яна.
— Правильно, да… — мать Яны сверкнула глазами. — Пока мне не показали отрезанную голову котенка Алиного и не объяснили, что письмо, вернее, эта записка была написана его кровью.
Яна содрогнулась.
— Какой зверь это мог сделать?!
— Я не знаю, и Аля не знает. Она даже не подозревает никого. Конечно, можно исходить от самого негативно настроенного человека, то есть Аллы Демидовны, но я-то знаю ее тридцать лет и даже предположить, что она из ненависти к молодой актрисе убила котенка, категорически не могу! У нее дома всегда жили и живут коты и кошки. Я не знаю, может ли человек, убивший животное, убить человека…
— Я думаю, что между этими преступлениями нет связи… — не очень уверенно произнесла Яна.
— Я тоже так думаю… но мне стало страшно, стало страшно за Алю. Эта записка выглядела очень…
— Зловеще?
— Да, это именно то слово! Эта угроза может сбыться… и я не смогу жить спокойно, если буду так переживать за нее! Не смотри на меня так! Наверно, я плохая мать и мало уделяла тебе внимания, возможно, я сейчас хочу проявить заботу об Алевтине, как будто она тоже является моей дочерью. Я вспомнила, что ты подрабатывала в детективном агентстве.
— Я и сейчас там работаю.
— Может быть, у тебя там есть знакомые детективы или сыщики, которые уже сталкивались с такой мерзостью? Ты бы попросила их, чтобы они помогли Але и мне… по знакомству? Знаешь, в нашем провинциальном городе нет никаких детективных бюро, а в милиции по поводу такой ерунды, как они высказались, со мной даже разговаривать не стали. — Люся вопросительно посмотрела на Яну.
— Этих детективов всего двое… и они вряд ли поедут в другой город, чтобы оберегать бедную актрису, у которой убили котенка… Постой! Ты сказала, что в записке было написано, что это последнее предупреждение! Значит, были еще угрозы?
— Я… я как-то об этом не думала. Значит, были и другие… Алевтина, привыкшая к травле в своем городе, наверно, поначалу и не обратила внимания на какие-то угрозы. Она, возможно, и об убийстве котенка ничего бы мне не сказала, если бы я сама не оказалась случайной свидетельницей. Она не стала бы лишний раз расстраивать кого-либо…
Яна погрустнела.
— Кажется, я знаю одну дурочку, которая на Новый год бросит свою семью и поедет в этот город разбираться в кровавых интригах театра, — выдохнула Яна. — Это — я!
— Спасибо тебе, конечно, но ты уверена, что разберешься во всей этой истории?
— Ты знаешь, я помогла не одному человеку, — похвасталась Яна. — Только собственная мама продолжает во мне сомневаться.
— Не обижайся, Яна, я просто не видела тебя в деле.
— Скорее всего, — обиженно надула губы Яна. — Поймет ли меня муж, оставленный один на Новый год?
— Может быть, Ричард поедет с тобой? Покажи ему городок, где ты родилась…
— Представляю, как ему будет весело! Мама, Ричард — крупный бизнесмен, и у него под Новый год куча дел и сотни сотрудников, за которых он в ответе, он должен их поздравить и подписать документы на премию. К тому же он, в отличие от меня, не бросит Вовочку на праздник, а ребенка я впутывать в свои приключения, которые могут оказаться весьма опасными, не собираюсь.
— Молчу, молчу. Я думаю, что я уговорю любимого зятя и объясню ему, что ты решила помочь матери.
— Бог тебе в помощь, — ответила Яна, думая о том, что сама накаркала на себя беду, громко стеная в офисе детективного агентства, что в Новый год и в Рождество совершаются преступления и убийства так же, как и в обычные дни.
3
— А ты что же не ответила взаимностью? — рассеянно спросила Люся, погрузившись в идею свадьбы своей любимицы и настоящего князя.
— У меня был Ричард… а к Карлу я чувствовала большую симпатию.
— Естественно, ты там ощущала себя не в своей тарелке. Ты бы не вписалась в аристократическое общество.
— Твоя Алевтина бы вписалась! — зло выпалила Яна, уже заочно ненавидя эту выскочку.
— Она да! Она сыграет, что надо!
— Мама, жизнь — это не игра.
— Это большое заблуждение, поверь мне.
— Что ты хочешь, чтобы я отдала Карла Штольберга Алевтине? Мы с ним год не общались. Я решила ему не звонить, чтобы не бередить былую рану.
— Год — это не срок для настоящей любви, — прервала ее Людмила.
— У нас ничего серьезного не было, возможно, он уже женат. А может быть, Карл уже забыл меня, как страшный сон?
— Вот это ближе к правде.
— Мама, ты совсем не любишь меня? — спросила Яна. — Для тебя важнее судьба какой-то Алевтины?
— О какой любви ты говоришь? Тебе за тридцать! — проговорила Люся и огляделась по сторонам уютной, гостевой комнаты. — Ты устроена в жизни, у тебя замечательный любимый мужчина, сын, работа. Что тебе еще нужно? А этой девочке некому помочь… И если ей суждено стать моей преемницей и загубить свой талант в нашем театре, я готова помочь ей, чем смогу!
— Карлом Штольбергом?
— Да при чем тут твой князь! Я вообще его не имела в виду. Ты сама завела разговор о Карле, видимо, где-то сидят мысли о чужеземном красавце!
Яна покраснела.
— Ты же не даешь мне и слова сказать, завелась с полуоборота при разговоре о своих мужчинах. Мне надо спасать Алю!
— Спасать? — переспросила Яна, сбрасывая былые воспоминания о несостоявшемся по ее вине или силе воли романе, она сама еще не решила.
— Ее жизни угрожает опасность! — твердо сказала Люся и выдержала театральную паузу, чтобы оценить произведенный эффект. — Вот мы и подошли к самому главному в моем повествовании. Аля девушка улыбчивая, в меру общительная, и в целом труппа артистов приняла ее хорошо. Ты же знаешь, что у нас особо злобствующих нет, не считая Аллы Демидовны, которая родилась еще при царе Горохе и все мнит себя королевой. Она не только Алевтину, она никого моложе пятидесяти лет не воспринимает. Аля, как я уже сказала, стала жить при нашем театре, подобрала на улице маленького котенка и взяла его к себе в комнату. Я, каюсь, наведывалась к ней в гости и приглашала к себе. Знаю, что и режиссер приходил к ней посмотреть, как она устроилась, и Васька Полосов, чтобы предложить свои интимные услуги, но получил от ворот поворот. Однажды, отыграв спектакль, в котором Алевтина не была занята, я решила зайти к ней на чашечку чая, чтобы отдохнуть. Когда я подошла к двери Алиной комнаты, я услышала, как она плачет. Я постучала, она сказала, чтобы я подождала минуту, и открыла дверь уже с улыбкой, но глаза оставались заплаканными. Я спросила ее, что случилось? Алевтина долго не хотела признаваться, а затем расплакалась и показала мне записку, написанную красными чернилами: «Убирайся отсюда! Это мое последнее предупреждение. Не уберешься, умрешь с последним боем курантов в новогоднюю ночь». Я стала ее успокаивать, говорить, что это просто кто-то глупо пошутил, что не надо обращать внимания на чьи-то детские выходки.
— Правильно сказала, — согласилась Яна.
— Правильно, да… — мать Яны сверкнула глазами. — Пока мне не показали отрезанную голову котенка Алиного и не объяснили, что письмо, вернее, эта записка была написана его кровью.
Яна содрогнулась.
— Какой зверь это мог сделать?!
— Я не знаю, и Аля не знает. Она даже не подозревает никого. Конечно, можно исходить от самого негативно настроенного человека, то есть Аллы Демидовны, но я-то знаю ее тридцать лет и даже предположить, что она из ненависти к молодой актрисе убила котенка, категорически не могу! У нее дома всегда жили и живут коты и кошки. Я не знаю, может ли человек, убивший животное, убить человека…
— Я думаю, что между этими преступлениями нет связи… — не очень уверенно произнесла Яна.
— Я тоже так думаю… но мне стало страшно, стало страшно за Алю. Эта записка выглядела очень…
— Зловеще?
— Да, это именно то слово! Эта угроза может сбыться… и я не смогу жить спокойно, если буду так переживать за нее! Не смотри на меня так! Наверно, я плохая мать и мало уделяла тебе внимания, возможно, я сейчас хочу проявить заботу об Алевтине, как будто она тоже является моей дочерью. Я вспомнила, что ты подрабатывала в детективном агентстве.
— Я и сейчас там работаю.
— Может быть, у тебя там есть знакомые детективы или сыщики, которые уже сталкивались с такой мерзостью? Ты бы попросила их, чтобы они помогли Але и мне… по знакомству? Знаешь, в нашем провинциальном городе нет никаких детективных бюро, а в милиции по поводу такой ерунды, как они высказались, со мной даже разговаривать не стали. — Люся вопросительно посмотрела на Яну.
— Этих детективов всего двое… и они вряд ли поедут в другой город, чтобы оберегать бедную актрису, у которой убили котенка… Постой! Ты сказала, что в записке было написано, что это последнее предупреждение! Значит, были еще угрозы?
— Я… я как-то об этом не думала. Значит, были и другие… Алевтина, привыкшая к травле в своем городе, наверно, поначалу и не обратила внимания на какие-то угрозы. Она, возможно, и об убийстве котенка ничего бы мне не сказала, если бы я сама не оказалась случайной свидетельницей. Она не стала бы лишний раз расстраивать кого-либо…
Яна погрустнела.
— Кажется, я знаю одну дурочку, которая на Новый год бросит свою семью и поедет в этот город разбираться в кровавых интригах театра, — выдохнула Яна. — Это — я!
— Спасибо тебе, конечно, но ты уверена, что разберешься во всей этой истории?
— Ты знаешь, я помогла не одному человеку, — похвасталась Яна. — Только собственная мама продолжает во мне сомневаться.
— Не обижайся, Яна, я просто не видела тебя в деле.
— Скорее всего, — обиженно надула губы Яна. — Поймет ли меня муж, оставленный один на Новый год?
— Может быть, Ричард поедет с тобой? Покажи ему городок, где ты родилась…
— Представляю, как ему будет весело! Мама, Ричард — крупный бизнесмен, и у него под Новый год куча дел и сотни сотрудников, за которых он в ответе, он должен их поздравить и подписать документы на премию. К тому же он, в отличие от меня, не бросит Вовочку на праздник, а ребенка я впутывать в свои приключения, которые могут оказаться весьма опасными, не собираюсь.
— Молчу, молчу. Я думаю, что я уговорю любимого зятя и объясню ему, что ты решила помочь матери.
— Бог тебе в помощь, — ответила Яна, думая о том, что сама накаркала на себя беду, громко стеная в офисе детективного агентства, что в Новый год и в Рождество совершаются преступления и убийства так же, как и в обычные дни.
3
Честно говоря, Яна уже жалела, что взялась ограждать Алевтину, которую и в глаза не видела, от какой-то эфемерной опасности. Ричард сделал вид, что он понял ее, хотя Яна почувствовала, что он просто не захотел перечить Люсе. Он просто старался быть образцовым зятем.
«Это преступление, уезжать из семьи в такой праздник!» — корила она себя, ведя автомобиль по шоссе в сторону своего провинциального родного городка.
Люся же, наоборот, пребывала в прекрасном настроении и всю дорогу трещала как заведенная.
— Я чувствовала себя немного виноватой перед тобой, детка, но хочу предложить тебе свои силы, то есть свою помощь.
— Что ты имеешь в виду?
— Можешь использовать меня как агента в своем расследовании. Правда, я новичок в этом деле, но я буду выполнять все твои поручения!
— Вот что, Люся! — Яна даже немного сбросила скорость в своем красном «Пежо». — Давай договоримся сразу. Я не буду играть за тебя на сцене, а ты не станешь мешать мне в моей работе. Я буду действовать одна. Мало того, я даже остановлюсь не у нас дома, а в гостинице.
— Это обязательно? — удивилась Люся.
— Да.
— А что подумают обо мне люди, если узнают, что моя дочь живет не у меня в доме, а в гостинице?
— Твои люди уже что только обо мне не думали! У вас в театре ходят легенды о том, что я каждый год выхожу замуж и съедаю своих мужей за завтраком.
— И еще что ты ведешь экстремальный образ жизни, — добавила Люся.
— Вот-вот, так что никто и внимания не обратит на чудачества в моем поведении. — Яна была непреклонна.
Вместо трех часов они были в дороге все семь из-за медленно крадущегося транспорта за снегоуборочными машинами, которые непрерывно чистили трассу, а снегу, валившему с темного неба, не было конца.
Яна, уставшая, злая и голодная, отвезла маму к ней на квартиру и поехала в театр, так сказать, брать быка за рога. У нее был такой решительный вид, что у матери даже язык не повернулся предложить ей выспаться у них в доме.
Родной город Яны действительно резко отличался от Москвы. Нет, снега здесь было столько же, даже больше, так как его тут никто не собирался убирать. Народ, вернее, пьяный народ шел неспешно прямо по сугробам и от души веселился. Яне же было не до веселья, ее машина застряла сразу же, как съехала с основной дороги. Она вылезла из нее и с силой захлопнула дверцу.
Трамваи не ходили из-за того, что льдом, в который быстро превращался тяжелый, мокрый снег, забивались старые, поржавевшие рельсы. Троллейбусы не ходили потому, что под тяжестью снега оборвались провода. Такси не ездили, потому что на дворе стояло тридцатое декабря, а народ уже неделю назад начал провожать старый год. Такая у нас, извините, традиция. Яна, зябко кутаясь в шубку короче короткой юбки из замши и без головного убора, добиралась до театра пешком, длинными ногами переступая через сугробы, словно африканский страус. Поэтому, когда она добралась до ТЮЗа, то была готова рвать и метать. Она сама провела детство за кулисами этого театра, поэтому знала его как никто другой. Она примерно предполагала, где могли поселить Алевтину. Это была отдельная пристройка со своим входом, которая соединялась со складскими помещениями, в другую сторону узкий коридор вел к сцене за кулисы.
Яна ползком на четвереньках поднялась на крыльцо и постучала в старую, покосившуюся, но утепленную дверь.
Дверь открылась через две минуты, которые показались незваной гостье вечностью, и перед Яной возникло лицо с идеально свежей кожей и лучистыми, зелеными глазами.
— Добрый день, вы кто? — мелодичным, поставленным, грудным голосом спросила девушка.
— Твоя смерть, — не очень приветливо блеснула черным юмором Яна.
Ощущала она себя не лучше — замерзшая, в тонких колготках и с шапкой из снега на голове. Заметив промелькнувший страх в глазах девушки, Яна смутилась.
— Шутка… я — знакомая, вернее, дочь Люси Цветковой, прибыла к вам для охраны и выяснения всех обстоятельств дела. Яна Цветкова — детектив, — представилась Яна, проходя внутрь помещения, пропитавшегося таким знакомым ей запахом, запахом старых фанерных декораций, пота, духов, грима… Надо отметить, что Алевтина быстро взяла себя в руки и догнала Яну уже у себя в небольшой, но уютной комнатке.
— Как я рада! Надо же, дочка Людмилы Цветковой! Ее родственники и знакомые — мои желанные гости! Если бы вы знали, какой замечательный человек ваша мать! Я полюбила ее с первого взгляда!
— Это у вас взаимно, — мрачно ответила Яна.
— Яночка, что же я болтаю, дурочка. Вы же продрогли! Вы живете в Москве? Люся рассказывала мне о вас! Раздевайтесь, Яна, я приготовлю ванну.
— Ванну? — удивилась Яна.
— Ну, да… это трудно назвать джакузи, но я приспособила чугунный чан под ванну. Я обосновалась здесь с удобствами, — засмеялась Алевтина.
Следующие двадцать минут гостья исподлобья наблюдала, как стройная девушка с подколотыми светлыми волосами носилась по комнате с тазами и ведрами от газовой колонки к чану, отгороженному от основного помещения ширмой, разрисованной зайцами и грибами-мухоморами.
— Милости прошу, — склонила Алевтина голову.
Яна молча прошла за ширму и обомлела. Из ничего эта девушка создала сказку. Большой, некрасивый, но чистый чан был наполнен горячей водой с пышной, пахнущей жасмином пеной, по белой, пушистой поверхности которой лежали лепестки роз. Видимо, цветы от поклонников Аля тоже пускала в дело, и это было чертовски приятно, принимать посреди зимы ванну с лепестками роз! По углам помещения горели ароматизированные свечки. Яна разделась и погрузила свое озябшее тело в это блаженство.
«Сразу видно — актриса, как театрально, зрелищно все организовала», — Яна, разомлев, чуть не заснула. Алевтина разбудила ее звонким голосом.
— Яна, пора выходить, вода наверняка уже остыла. Я согрела вам чай. — Через ширму перекинулось большое махровое полотенце, пахнущее свежестью и чистотой, и банный халат. — Яна, о какой защите вы говорили? — спросила Аля у гостьи, когда та отвалилась от стола с едой и горячим сладким чаем, ослабив пояс халата. У Яны постепенно менялось мнение об Алевтине, она ей начинала нравиться. Ей было так хорошо после тяжелой дороги, что Яна и сама забыла, для чего, собственно говоря, приехала.
Яна поведала Алевтине то, что она узнала от своей матери.
— О боже! Как неудобно! Люся случайно стала свидетельницей случившегося со мной, вернее, с моим Мурзиком несчастья. Я бы никогда не свалила свои проблемы на головы других людей! Как мне неловко перед вами, Яна! Вы и вправду детектив? Я не знала, когда делилась с Люсей своими неприятностями, что у нее дочь — детектив, и уж и предположить не могла, что она вызовет вас для расследования моего дела.
— Да, — самодовольно ответила Яна, — расскажи об угрозах, которые ты получала.
— Да обычные угрозы, как всегда… Ты — нам чужая, убирайся из нашего коллектива и из нашего театра! Ты — бездарность, ты спишь с режиссером…
Яна задумалась, ей ситуация показалась очень странной.
«Самая милая девушка, которую я встречала, и так спокойно говорит о том, что угрозы получает, как обычно, словно открытки ко дню рождения!»
— Вы, Яна…
— Давай на «ты», мы почти ровесницы, а то я чувствую себя неуютно. Ты сохранила эти письма с угрозами?
— Нет, конечно, я сразу же выбрасывала эту мерзость. Яна, не бери в голову. Не знаю, почему это так взволновало твою маму, я считаю, что дальше угроз дело не пойдет. Если ты уедешь завтра утром, ты еще успеешь встретить Новый год со своей семьей. Люся говорила, что у нее есть внук, твой сын.
Яна покачала головой.
— Нет, я приехала и проконтролирую тебя до последнего боя курантов, как тебе угрожали в записке. Можно сегодня я переночую тут? А завтра я устроюсь в гостинице.
— О чем ты говоришь! Здесь столько пустых комнат. Живи тут, а я устроюсь в любой из них. — воскликнула Алевтина.
— Да, но только в одной из них есть обогреватель, — покосилась Яна на работающий радиатор от сети.
— Люся не говорила тебе, что я приехала из Сибири? Я привыкла и не к таким морозам! Я — морозоустойчивая, — снова засмеялась Аля вполне мило и искренне.
Яна внимательно рассматривала эту девушку и не находила ни одной причины, по которой на нее можно было даже обидеться, уж не говоря о том, чтобы убить.
«Или она на самом деле искренна, или Алевтина — гениальная актриса, чтобы изображать такое дружелюбие. Нет, тогда Люся сразу заметила бы в ней фальшь, хотя мама и не отрицала, что она очень талантлива», — подумала Яна.
Она разместилась на ночь на небольшом диванчике Алевтины, но так и не смогла уснуть, потревоженная воспоминаниями детства. Ей слышались в тишине легкие шаги по театральным коридорам и скрип половиц, и лишь под утро задремала.
Разбудил ее запах свежесваренного кофе.
— Яна, ты можешь остаться спать сколько хочешь, а мне пора на новогоднюю елку. У меня их сегодня три, а вечером фуршет для сотрудников театра.
— Тридцать первого декабря? — удивилась Яна. — Обычно в этот день сидят дома с семьей, — тоскливо сказала она.
— Фуршет для желающих. Здесь же при театре работает круглосуточно ресторан, и ночью в ресторан тоже придут люди встречать Новый год. Кстати, очень неприятная бритоголовая публика с золотыми цепями на шеях, — прищурив глаза и понизив голос, произнесла Алевтина.
Она была одета в красивый, расшитый бисером и блестками сарафан, отороченный искусственным белым мехом, и такую же шапочку, на шее болталась меховая муфточка.
— Хочешь, угадаю с трех раз, что ты будешь Снегурочкой? — зевнула Яна.
— Да, я — Снегурочка, по настоянию твоей мамы. Ладно, я побежала. Ключи можешь оставить на косяке двери, все равно у меня брать нечего.
Алевтина упорхнула, словно бабочка. Яна встала, умылась, используя приготовленную для нее Алей теплую воду, и позавтракала. Она вышла, закрыла дверь, положила ключ на обговоренное с хозяйкой место этого нехитрого жилища и решительным шагом направилась к сцене. Пройдя по узкому коридору, Яна взбежала по крутым ступенькам и оказалась в ложе для особых гостей. На детские утренники сюда билеты не продавали, и Яна расположилась одна в несколько заброшенной ложе, где позолота с лепнины уже облезла, а бархат, которым были обиты кресла, сносился и вытерся на спинках и сиденьях.
Шло представление, этакое попурри из детских сказок. Люся в костюме Снежной Королевы не хотела отдавать мальчика Кая, то есть незаменимого Васю Полосова с красным носом и мутными глазами, видимо, от страшного холода, девочке Герде, актрисе, которую Яна не знала. Она была полновата и старовата для этой роли, но справлялась неплохо, ей помогал румянец во все щеки и блестящий взгляд, устремленный на Кая. Может быть, они даже сегодня ночью мерзли вместе.
— Отдай мне брата! — топнула она толстой ногой так, что чуть не проломила старые доски сцены. — Моя любовь разморозит его сердце!
Эта милая толстушка набросилась на Васю и впилась в него поцелуем отнюдь не сестринским. Яна передернула плечами. Герда, видимо, тоже уже с неделю встречала Новый год. Аллу Демидовну Яна узнала в роли лисы-обманщицы с надменным, холеным лицом и устрашающим слоем грима.
А когда появилась Снегурочка с самой искренней улыбкой, которую только можно представить, сцена заиграла совсем по-другому. И голос Али звучал звонко и проникновенно, и играла она с удовольствием и с самоотдачей. Детишки в зале притихли и, не отрываясь, смотрели на эту красавицу — Снегурочку. Даже мутный взгляд Васи Полосова прояснился и протрезвел.
Яна, просмотрев весь спектакль до конца, поняла, что любой из артистов мог написать Алевтине эти записки и оторвать голову ее котенку. А судя по финальным аплодисментам и букетам цветов, которыми завалили Алевтину, запросто могли бы оторвать голову и ей самой. Только еще одной актрисе подарили цветы — букет роз матери Яны; давний поклонник, любивший Люсю всю жизнь и сейчас сидевший в первом ряду, преданно смотрел на нее. Это и был тот самый Илья Ильич, о котором мама рассказала Яне еще в Москве.
Яна поприсутствовала еще на двух представлениях, идентичных первому, и отметила для себя, что игра Алевтины отличается стабильностью. Она, казалось, ни капли не устала, все также приветливо общалась с детьми, раздавала им подарки, отвечала на их вопросы, не оставляя без внимания ни одного ребенка. Другие актеры играли, если это можно было назвать игрой, со все меньшим воодушевлением и все грустнее с каждой елкой. Только поцелуй Герды становился все более эротичным и затяжным. Видимо, после каждого спектакля артисты отмечали приближение Нового года, то есть встречать его начали вместе с жителями Камчатки и дальше двигались по необъятной России.
Последнее представление закончилось в семь часов, и дети с подарками, а родители с чувством выполненного долга пошли по домам. Яна, совершенно одуревшая от спектаклей, следующих друг за другом, пошла в буфет, купила шампанского и бутерброд и принялась уныло жевать.
Через двадцать минут к ней присоединилась Алевтина с распущенными волосами и в красивом, длинном, вечернем, красном платье. Грим она сняла весь, оставив только блеск на губах. Ее длинную шею обвивало белое боа из перьев.
— Я переоделась… знала, что ты зайдешь сюда перекусить, — улыбнулась Аля, и Яна заметила, что она смертельно устала. — Я видела, ты отсидела все три представления. Только зачем?
— Мне это нетрудно… я должна была окунуться в вашу жизнь, посмотреть на людей, с которыми ты работаешь… Я-то просто сидела, а вы повторяли одно и то же три раза подряд. Как вы выдерживаете?
— Обычная работа, — пожала плечами Алевтина, — отыграть три елки это не самое страшное, что может быть. Как же работают врачи, принимая одного человека за другим, учителя, объясняющие одну и ту же тему, рабочие на конвейере, проделывающие одну и ту же операцию сотни раз?
— Актриса отдает свою душу зрителям, свою энергетику, свои эмоции, — возразила Яна, — и ты отдаешь все это на этих представлениях очень добросовестно.
— Спасибо. По-другому я не могу. Знаешь, Яна, пойдем в ресторан, посидим, поедим по-человечески.
— Ты устала…
— Ты этого больше не заметишь, обещаю! — ответила Аля и потащила Яну за собой. Ресторанчик представлял собой полуподвальное помещение без окон и без кондиционеров. Здесь был полумрак, застоявшийся сигаретный дым висел плотной пеленой в воздухе, словно туман на дороге. Обычные крашенные в кремовый цвет стены, тяжелые дубовые скамейки и столы, темные из бархата портьеры на дверях, явно театральные, предстали перед глазами вошедших девушек. Алевтина с Яной уселись за стол.
— Кухня здесь без особых изысков, но вполне домашняя и добротная, — пояснила Алевтина, открывая меню.
— Кого я вижу! — раздался басистый, мужской голос. — Наша начинающая звездочка Алечка с какой-то сногсшибательной блондинкой. Алечка, тебе не кажется, что ты переиграла в детских спектаклях? Ты в своем наряде похожа на Деда Мороза!
К ним приближался мужчина среднего роста, среднего телосложения, с худым, подвижным лицом, вьющимися черными волосами и веселыми темными глазами.
— Здравствуйте, Арнольд Иванович, — поприветствовала его Алевтина, и ее зеленые глаза заискрились весельем. — Арнольд Иванович является владельцем этого ресторана, — пояснила она Яне.
— Алечка, познакомь меня со своей подругой-красавицей.
— Яна Карловна, — гаркнула Яна.
— Очень приятно. Почему я вас раньше не видел? — поинтересовался хозяин ресторана.
— Яна приехала из Москвы, — пояснила Аля.
— О! Она, наверное, известная артистка, — обрадовался Арнольд Иванович. — Вы такая же недоступная, как и наша Алечка? — обратился он к Яне.
— Я очень доступная, — успокоила его Яна, — только вы сами не захотите со мной общаться.
— Это вы зря так думаете. Мы красивым женщинам всегда рады! Не присоединитесь ли к нашему столу? — указал он на дальний столик, где сидели пять здоровенных парней с бритыми головами, не обремененными энциклопедическими знаниями.
— Нет, спасибо, у нас с подругой своя свадьба, — отказалась Яна.
— Присоединяйтесь к нам, девочки! У нас будет весело, придет Дед Мороз, — уговаривал девушек Арнольд Иванович.
Яна с Алевтиной остались непреклонны.
Они съели по салату и блинчики с красной икрой, выпили кофе. Алевтина не стала пить шампанское и выпила только минеральную воду.
— Ведь Новый год! — уговаривала ее Яна, которая уже слегка окосела, пытаясь справиться с бутылкой дорогого шампанского в одиночку.
— При моей профессии очень опасно пить спиртное по вечерам. Организм быстро привыкает к этому способу снятия стресса, поэтому я дала себе слово вообще не пить ни при каких обстоятельствах, — пояснила Алевтина.
— Какая ты вся правильная, — выдохнула Яна, и Алевтина почувствовала небольшое раздражение в ее словах.
— Яна, я не виновата, что ты вынуждена сидеть здесь со мной в этом темном, вонючем углу в Новый год, я этого не хотела, — искренне пояснила Алевтина.
— Извини. — Яна достала сотовый телефон и набрала номер Ричарда, никто не отвечал, тогда она набрала свой домашний номер. Трубку взяла ее домоправительница Агриппина Павловна. — Это я — Яна! Как у вас дела? — поинтересовалась Яна. — Ричарду звоню, он не отвечает, он не очень обиделся, что я уехала с мамой?
— Ричард, конечно, был расстроен, но он уже привык к твоим выходкам. Дело в том, что у него случилась неприятность…
— Что еще? — встревожилась Яна.
— Его друг, заместитель Игорь Андреевич поехал на Новый год в горы кататься на лыжах, поднимался там со своей девушкой по канатной дороге, и у них сломался подъемник, они чудом остались живы.
— Какой ужас!
— Игорь Андреевич, когда пришел в себя, врезал по физиономии хозяину этой дороги так, что тот теперь находится в больнице, а сам Игорь Андреевич в тюрьме. Ричард как бывший адвокат срочно бросил все дела и вылетел его вызволять из-под следствия, хотя бы под залог. Так что его, как и тебя, нет дома.
— Грустная история.
— Он пытался связаться с Асей и Сергеем, но до них не дозвонился, — продолжала Агриппина Павловна, рассказывая Яне об ее лучшей подруге Асе и ее парне Сергее, который также приходился внебрачным сыном Ричарду. — Они отдыхают где-то высоко в горах, там не берет никакая связь. Ты же знаешь любовь Сергея ко всему экстремальному! Все как с ума посходили, увлекшись этими горными лыжами, будь они неладны! А что ты хотела?
«Это преступление, уезжать из семьи в такой праздник!» — корила она себя, ведя автомобиль по шоссе в сторону своего провинциального родного городка.
Люся же, наоборот, пребывала в прекрасном настроении и всю дорогу трещала как заведенная.
— Я чувствовала себя немного виноватой перед тобой, детка, но хочу предложить тебе свои силы, то есть свою помощь.
— Что ты имеешь в виду?
— Можешь использовать меня как агента в своем расследовании. Правда, я новичок в этом деле, но я буду выполнять все твои поручения!
— Вот что, Люся! — Яна даже немного сбросила скорость в своем красном «Пежо». — Давай договоримся сразу. Я не буду играть за тебя на сцене, а ты не станешь мешать мне в моей работе. Я буду действовать одна. Мало того, я даже остановлюсь не у нас дома, а в гостинице.
— Это обязательно? — удивилась Люся.
— Да.
— А что подумают обо мне люди, если узнают, что моя дочь живет не у меня в доме, а в гостинице?
— Твои люди уже что только обо мне не думали! У вас в театре ходят легенды о том, что я каждый год выхожу замуж и съедаю своих мужей за завтраком.
— И еще что ты ведешь экстремальный образ жизни, — добавила Люся.
— Вот-вот, так что никто и внимания не обратит на чудачества в моем поведении. — Яна была непреклонна.
Вместо трех часов они были в дороге все семь из-за медленно крадущегося транспорта за снегоуборочными машинами, которые непрерывно чистили трассу, а снегу, валившему с темного неба, не было конца.
Яна, уставшая, злая и голодная, отвезла маму к ней на квартиру и поехала в театр, так сказать, брать быка за рога. У нее был такой решительный вид, что у матери даже язык не повернулся предложить ей выспаться у них в доме.
Родной город Яны действительно резко отличался от Москвы. Нет, снега здесь было столько же, даже больше, так как его тут никто не собирался убирать. Народ, вернее, пьяный народ шел неспешно прямо по сугробам и от души веселился. Яне же было не до веселья, ее машина застряла сразу же, как съехала с основной дороги. Она вылезла из нее и с силой захлопнула дверцу.
Трамваи не ходили из-за того, что льдом, в который быстро превращался тяжелый, мокрый снег, забивались старые, поржавевшие рельсы. Троллейбусы не ходили потому, что под тяжестью снега оборвались провода. Такси не ездили, потому что на дворе стояло тридцатое декабря, а народ уже неделю назад начал провожать старый год. Такая у нас, извините, традиция. Яна, зябко кутаясь в шубку короче короткой юбки из замши и без головного убора, добиралась до театра пешком, длинными ногами переступая через сугробы, словно африканский страус. Поэтому, когда она добралась до ТЮЗа, то была готова рвать и метать. Она сама провела детство за кулисами этого театра, поэтому знала его как никто другой. Она примерно предполагала, где могли поселить Алевтину. Это была отдельная пристройка со своим входом, которая соединялась со складскими помещениями, в другую сторону узкий коридор вел к сцене за кулисы.
Яна ползком на четвереньках поднялась на крыльцо и постучала в старую, покосившуюся, но утепленную дверь.
Дверь открылась через две минуты, которые показались незваной гостье вечностью, и перед Яной возникло лицо с идеально свежей кожей и лучистыми, зелеными глазами.
— Добрый день, вы кто? — мелодичным, поставленным, грудным голосом спросила девушка.
— Твоя смерть, — не очень приветливо блеснула черным юмором Яна.
Ощущала она себя не лучше — замерзшая, в тонких колготках и с шапкой из снега на голове. Заметив промелькнувший страх в глазах девушки, Яна смутилась.
— Шутка… я — знакомая, вернее, дочь Люси Цветковой, прибыла к вам для охраны и выяснения всех обстоятельств дела. Яна Цветкова — детектив, — представилась Яна, проходя внутрь помещения, пропитавшегося таким знакомым ей запахом, запахом старых фанерных декораций, пота, духов, грима… Надо отметить, что Алевтина быстро взяла себя в руки и догнала Яну уже у себя в небольшой, но уютной комнатке.
— Как я рада! Надо же, дочка Людмилы Цветковой! Ее родственники и знакомые — мои желанные гости! Если бы вы знали, какой замечательный человек ваша мать! Я полюбила ее с первого взгляда!
— Это у вас взаимно, — мрачно ответила Яна.
— Яночка, что же я болтаю, дурочка. Вы же продрогли! Вы живете в Москве? Люся рассказывала мне о вас! Раздевайтесь, Яна, я приготовлю ванну.
— Ванну? — удивилась Яна.
— Ну, да… это трудно назвать джакузи, но я приспособила чугунный чан под ванну. Я обосновалась здесь с удобствами, — засмеялась Алевтина.
Следующие двадцать минут гостья исподлобья наблюдала, как стройная девушка с подколотыми светлыми волосами носилась по комнате с тазами и ведрами от газовой колонки к чану, отгороженному от основного помещения ширмой, разрисованной зайцами и грибами-мухоморами.
— Милости прошу, — склонила Алевтина голову.
Яна молча прошла за ширму и обомлела. Из ничего эта девушка создала сказку. Большой, некрасивый, но чистый чан был наполнен горячей водой с пышной, пахнущей жасмином пеной, по белой, пушистой поверхности которой лежали лепестки роз. Видимо, цветы от поклонников Аля тоже пускала в дело, и это было чертовски приятно, принимать посреди зимы ванну с лепестками роз! По углам помещения горели ароматизированные свечки. Яна разделась и погрузила свое озябшее тело в это блаженство.
«Сразу видно — актриса, как театрально, зрелищно все организовала», — Яна, разомлев, чуть не заснула. Алевтина разбудила ее звонким голосом.
— Яна, пора выходить, вода наверняка уже остыла. Я согрела вам чай. — Через ширму перекинулось большое махровое полотенце, пахнущее свежестью и чистотой, и банный халат. — Яна, о какой защите вы говорили? — спросила Аля у гостьи, когда та отвалилась от стола с едой и горячим сладким чаем, ослабив пояс халата. У Яны постепенно менялось мнение об Алевтине, она ей начинала нравиться. Ей было так хорошо после тяжелой дороги, что Яна и сама забыла, для чего, собственно говоря, приехала.
Яна поведала Алевтине то, что она узнала от своей матери.
— О боже! Как неудобно! Люся случайно стала свидетельницей случившегося со мной, вернее, с моим Мурзиком несчастья. Я бы никогда не свалила свои проблемы на головы других людей! Как мне неловко перед вами, Яна! Вы и вправду детектив? Я не знала, когда делилась с Люсей своими неприятностями, что у нее дочь — детектив, и уж и предположить не могла, что она вызовет вас для расследования моего дела.
— Да, — самодовольно ответила Яна, — расскажи об угрозах, которые ты получала.
— Да обычные угрозы, как всегда… Ты — нам чужая, убирайся из нашего коллектива и из нашего театра! Ты — бездарность, ты спишь с режиссером…
Яна задумалась, ей ситуация показалась очень странной.
«Самая милая девушка, которую я встречала, и так спокойно говорит о том, что угрозы получает, как обычно, словно открытки ко дню рождения!»
— Вы, Яна…
— Давай на «ты», мы почти ровесницы, а то я чувствую себя неуютно. Ты сохранила эти письма с угрозами?
— Нет, конечно, я сразу же выбрасывала эту мерзость. Яна, не бери в голову. Не знаю, почему это так взволновало твою маму, я считаю, что дальше угроз дело не пойдет. Если ты уедешь завтра утром, ты еще успеешь встретить Новый год со своей семьей. Люся говорила, что у нее есть внук, твой сын.
Яна покачала головой.
— Нет, я приехала и проконтролирую тебя до последнего боя курантов, как тебе угрожали в записке. Можно сегодня я переночую тут? А завтра я устроюсь в гостинице.
— О чем ты говоришь! Здесь столько пустых комнат. Живи тут, а я устроюсь в любой из них. — воскликнула Алевтина.
— Да, но только в одной из них есть обогреватель, — покосилась Яна на работающий радиатор от сети.
— Люся не говорила тебе, что я приехала из Сибири? Я привыкла и не к таким морозам! Я — морозоустойчивая, — снова засмеялась Аля вполне мило и искренне.
Яна внимательно рассматривала эту девушку и не находила ни одной причины, по которой на нее можно было даже обидеться, уж не говоря о том, чтобы убить.
«Или она на самом деле искренна, или Алевтина — гениальная актриса, чтобы изображать такое дружелюбие. Нет, тогда Люся сразу заметила бы в ней фальшь, хотя мама и не отрицала, что она очень талантлива», — подумала Яна.
Она разместилась на ночь на небольшом диванчике Алевтины, но так и не смогла уснуть, потревоженная воспоминаниями детства. Ей слышались в тишине легкие шаги по театральным коридорам и скрип половиц, и лишь под утро задремала.
Разбудил ее запах свежесваренного кофе.
— Яна, ты можешь остаться спать сколько хочешь, а мне пора на новогоднюю елку. У меня их сегодня три, а вечером фуршет для сотрудников театра.
— Тридцать первого декабря? — удивилась Яна. — Обычно в этот день сидят дома с семьей, — тоскливо сказала она.
— Фуршет для желающих. Здесь же при театре работает круглосуточно ресторан, и ночью в ресторан тоже придут люди встречать Новый год. Кстати, очень неприятная бритоголовая публика с золотыми цепями на шеях, — прищурив глаза и понизив голос, произнесла Алевтина.
Она была одета в красивый, расшитый бисером и блестками сарафан, отороченный искусственным белым мехом, и такую же шапочку, на шее болталась меховая муфточка.
— Хочешь, угадаю с трех раз, что ты будешь Снегурочкой? — зевнула Яна.
— Да, я — Снегурочка, по настоянию твоей мамы. Ладно, я побежала. Ключи можешь оставить на косяке двери, все равно у меня брать нечего.
Алевтина упорхнула, словно бабочка. Яна встала, умылась, используя приготовленную для нее Алей теплую воду, и позавтракала. Она вышла, закрыла дверь, положила ключ на обговоренное с хозяйкой место этого нехитрого жилища и решительным шагом направилась к сцене. Пройдя по узкому коридору, Яна взбежала по крутым ступенькам и оказалась в ложе для особых гостей. На детские утренники сюда билеты не продавали, и Яна расположилась одна в несколько заброшенной ложе, где позолота с лепнины уже облезла, а бархат, которым были обиты кресла, сносился и вытерся на спинках и сиденьях.
Шло представление, этакое попурри из детских сказок. Люся в костюме Снежной Королевы не хотела отдавать мальчика Кая, то есть незаменимого Васю Полосова с красным носом и мутными глазами, видимо, от страшного холода, девочке Герде, актрисе, которую Яна не знала. Она была полновата и старовата для этой роли, но справлялась неплохо, ей помогал румянец во все щеки и блестящий взгляд, устремленный на Кая. Может быть, они даже сегодня ночью мерзли вместе.
— Отдай мне брата! — топнула она толстой ногой так, что чуть не проломила старые доски сцены. — Моя любовь разморозит его сердце!
Эта милая толстушка набросилась на Васю и впилась в него поцелуем отнюдь не сестринским. Яна передернула плечами. Герда, видимо, тоже уже с неделю встречала Новый год. Аллу Демидовну Яна узнала в роли лисы-обманщицы с надменным, холеным лицом и устрашающим слоем грима.
А когда появилась Снегурочка с самой искренней улыбкой, которую только можно представить, сцена заиграла совсем по-другому. И голос Али звучал звонко и проникновенно, и играла она с удовольствием и с самоотдачей. Детишки в зале притихли и, не отрываясь, смотрели на эту красавицу — Снегурочку. Даже мутный взгляд Васи Полосова прояснился и протрезвел.
Яна, просмотрев весь спектакль до конца, поняла, что любой из артистов мог написать Алевтине эти записки и оторвать голову ее котенку. А судя по финальным аплодисментам и букетам цветов, которыми завалили Алевтину, запросто могли бы оторвать голову и ей самой. Только еще одной актрисе подарили цветы — букет роз матери Яны; давний поклонник, любивший Люсю всю жизнь и сейчас сидевший в первом ряду, преданно смотрел на нее. Это и был тот самый Илья Ильич, о котором мама рассказала Яне еще в Москве.
Яна поприсутствовала еще на двух представлениях, идентичных первому, и отметила для себя, что игра Алевтины отличается стабильностью. Она, казалось, ни капли не устала, все также приветливо общалась с детьми, раздавала им подарки, отвечала на их вопросы, не оставляя без внимания ни одного ребенка. Другие актеры играли, если это можно было назвать игрой, со все меньшим воодушевлением и все грустнее с каждой елкой. Только поцелуй Герды становился все более эротичным и затяжным. Видимо, после каждого спектакля артисты отмечали приближение Нового года, то есть встречать его начали вместе с жителями Камчатки и дальше двигались по необъятной России.
Последнее представление закончилось в семь часов, и дети с подарками, а родители с чувством выполненного долга пошли по домам. Яна, совершенно одуревшая от спектаклей, следующих друг за другом, пошла в буфет, купила шампанского и бутерброд и принялась уныло жевать.
Через двадцать минут к ней присоединилась Алевтина с распущенными волосами и в красивом, длинном, вечернем, красном платье. Грим она сняла весь, оставив только блеск на губах. Ее длинную шею обвивало белое боа из перьев.
— Я переоделась… знала, что ты зайдешь сюда перекусить, — улыбнулась Аля, и Яна заметила, что она смертельно устала. — Я видела, ты отсидела все три представления. Только зачем?
— Мне это нетрудно… я должна была окунуться в вашу жизнь, посмотреть на людей, с которыми ты работаешь… Я-то просто сидела, а вы повторяли одно и то же три раза подряд. Как вы выдерживаете?
— Обычная работа, — пожала плечами Алевтина, — отыграть три елки это не самое страшное, что может быть. Как же работают врачи, принимая одного человека за другим, учителя, объясняющие одну и ту же тему, рабочие на конвейере, проделывающие одну и ту же операцию сотни раз?
— Актриса отдает свою душу зрителям, свою энергетику, свои эмоции, — возразила Яна, — и ты отдаешь все это на этих представлениях очень добросовестно.
— Спасибо. По-другому я не могу. Знаешь, Яна, пойдем в ресторан, посидим, поедим по-человечески.
— Ты устала…
— Ты этого больше не заметишь, обещаю! — ответила Аля и потащила Яну за собой. Ресторанчик представлял собой полуподвальное помещение без окон и без кондиционеров. Здесь был полумрак, застоявшийся сигаретный дым висел плотной пеленой в воздухе, словно туман на дороге. Обычные крашенные в кремовый цвет стены, тяжелые дубовые скамейки и столы, темные из бархата портьеры на дверях, явно театральные, предстали перед глазами вошедших девушек. Алевтина с Яной уселись за стол.
— Кухня здесь без особых изысков, но вполне домашняя и добротная, — пояснила Алевтина, открывая меню.
— Кого я вижу! — раздался басистый, мужской голос. — Наша начинающая звездочка Алечка с какой-то сногсшибательной блондинкой. Алечка, тебе не кажется, что ты переиграла в детских спектаклях? Ты в своем наряде похожа на Деда Мороза!
К ним приближался мужчина среднего роста, среднего телосложения, с худым, подвижным лицом, вьющимися черными волосами и веселыми темными глазами.
— Здравствуйте, Арнольд Иванович, — поприветствовала его Алевтина, и ее зеленые глаза заискрились весельем. — Арнольд Иванович является владельцем этого ресторана, — пояснила она Яне.
— Алечка, познакомь меня со своей подругой-красавицей.
— Яна Карловна, — гаркнула Яна.
— Очень приятно. Почему я вас раньше не видел? — поинтересовался хозяин ресторана.
— Яна приехала из Москвы, — пояснила Аля.
— О! Она, наверное, известная артистка, — обрадовался Арнольд Иванович. — Вы такая же недоступная, как и наша Алечка? — обратился он к Яне.
— Я очень доступная, — успокоила его Яна, — только вы сами не захотите со мной общаться.
— Это вы зря так думаете. Мы красивым женщинам всегда рады! Не присоединитесь ли к нашему столу? — указал он на дальний столик, где сидели пять здоровенных парней с бритыми головами, не обремененными энциклопедическими знаниями.
— Нет, спасибо, у нас с подругой своя свадьба, — отказалась Яна.
— Присоединяйтесь к нам, девочки! У нас будет весело, придет Дед Мороз, — уговаривал девушек Арнольд Иванович.
Яна с Алевтиной остались непреклонны.
Они съели по салату и блинчики с красной икрой, выпили кофе. Алевтина не стала пить шампанское и выпила только минеральную воду.
— Ведь Новый год! — уговаривала ее Яна, которая уже слегка окосела, пытаясь справиться с бутылкой дорогого шампанского в одиночку.
— При моей профессии очень опасно пить спиртное по вечерам. Организм быстро привыкает к этому способу снятия стресса, поэтому я дала себе слово вообще не пить ни при каких обстоятельствах, — пояснила Алевтина.
— Какая ты вся правильная, — выдохнула Яна, и Алевтина почувствовала небольшое раздражение в ее словах.
— Яна, я не виновата, что ты вынуждена сидеть здесь со мной в этом темном, вонючем углу в Новый год, я этого не хотела, — искренне пояснила Алевтина.
— Извини. — Яна достала сотовый телефон и набрала номер Ричарда, никто не отвечал, тогда она набрала свой домашний номер. Трубку взяла ее домоправительница Агриппина Павловна. — Это я — Яна! Как у вас дела? — поинтересовалась Яна. — Ричарду звоню, он не отвечает, он не очень обиделся, что я уехала с мамой?
— Ричард, конечно, был расстроен, но он уже привык к твоим выходкам. Дело в том, что у него случилась неприятность…
— Что еще? — встревожилась Яна.
— Его друг, заместитель Игорь Андреевич поехал на Новый год в горы кататься на лыжах, поднимался там со своей девушкой по канатной дороге, и у них сломался подъемник, они чудом остались живы.
— Какой ужас!
— Игорь Андреевич, когда пришел в себя, врезал по физиономии хозяину этой дороги так, что тот теперь находится в больнице, а сам Игорь Андреевич в тюрьме. Ричард как бывший адвокат срочно бросил все дела и вылетел его вызволять из-под следствия, хотя бы под залог. Так что его, как и тебя, нет дома.
— Грустная история.
— Он пытался связаться с Асей и Сергеем, но до них не дозвонился, — продолжала Агриппина Павловна, рассказывая Яне об ее лучшей подруге Асе и ее парне Сергее, который также приходился внебрачным сыном Ричарду. — Они отдыхают где-то высоко в горах, там не берет никакая связь. Ты же знаешь любовь Сергея ко всему экстремальному! Все как с ума посходили, увлекшись этими горными лыжами, будь они неладны! А что ты хотела?