Страница:
– А что там? – спросила Наташа.
– Ничего, – ответил Кастор. – Детская площадка какая-то скучная. Двор как двор. Но после визита третьей ступени это место волшебным образом преобразится. А если вы не справитесь с задачей – всё равно преобразится. Но не волшебным образом, а самым что ни на есть ужасным. Кто-то уже вспоминал пикник на обочине. Будет вам пикничок, мало не покажется!
– Так надо же скорее бежать, искать эмоции… – вскочил Виталик. – В смысле, людей. Люди любые подойдут? У нас, знаете, вот соседи наверху – такие эмоциональные! Кричат, как будто за крики им приплачивают! Вот я бы этих соседей, например…
Кастор беззвучно щёлкнул пальцами, и Виталик на время утратил голос.
– Так будет лучше, – пояснил он. Затем запустил руку за шиворот обомлевшему безмолвному Технику и вытащил небольшой приборчик из тёмного матового материала, по форме похожий на сканер, какими в супермаркетах считывают штрих-код.
– Во какая прогрессивная штуковина, – с гордостью сказал он, взвесив «сканер» в руках. Потом поманил пальцем Лёву, который сидел к нему ближе всех, вручил ему неизвестный предмет, указал на Шурика и скомандовал:
– Направляй на него и жми на кнопку! По моей команде – пли!
Лёва опустил оружие.
– Ну жми, жми! – нетерпеливо повторил Кастор. – Это безопасно. Если бы я хотел устранить кого-то из ваших, выбрал бы более простой способ. Ну? Огонь!
Как под гипнозом, словно против собственной воли, Лёва навёл «сканер» на Шурика. Нажал на кнопку ватным негнущимся пальцем. Никакого выстрела не последовало. Шурик даже не вздрогнул, словно ничего не почувствовал.
Кастор забрал сканер у Лёвы и продемонстрировал его всем и каждому. На небольшом, пять на пять сантиметров, матовом экране проступал жемчужно-белый квадрат.
– Белый – абсолютная душевная гармония, все эмоции на своих местах. Для коктейля – не подходит. Но жить будет, – расшифровал Кастор. – Вы только что просмотрели наглядный агитационный ролик о пользе летнего отдыха. Теперь вернёмся к нашему делу. Для удобства каждая нужная нам эмоция имеет свой цвет. Смотрите и запоминайте. Вопросы задавать можно.
Он вернул Виталику дар речи, достал из кармана кусок картона размером с книжную закладку, расчерченный на семь равных квадратов, выкрашенных в разные цвета, и продолжал:
– У нашего коктейля – семь нот. Семь нот – легко запомнить. Радуга – легко представить. Не перепутайте. Не повторяйтесь. Не пытайтесь подогнать результат. Ищите только чистые эмоции. Красный – страсть. Оранжевый – радость. Желтый – ярость. Зеленый – тоска. Голубой – тяжелая грусть, безысходность. Синий – страх. Фиолетовый – тщеславие.
– Разве тщеславие – это эмоция? – переспросил Даниил Юрьевич, пока остальные с благоговением ждали продолжения лекции.
– Вообще-то не совсем, – ответил Кастор, – это смесь страсти и страха, в абсолютно равных пропорциях. Но без него никак не обойтись.
– А второго такого приборчика у вас нет? – с надеждой спросил Виталик. – А то вдруг наткнёшься случайно на нужную эмоцию – а проверить её нечем. У нас, например, соседи…
– Одного – достаточно, – отрезал Кастор. – Мы не множим сущности без нужды. Уверяю вас, найти то, что требуется, гораздо проще, чем вам сейчас кажется. Достаточно встать в солнечный день на людном перекрёстке, и к вечеру у вас будет полный улов. Ну, может быть, без одной эмоции.
– Я слышу эмоции, – решительно сказал Денис. – Вернее, нет, я слышу желания. Но эмоции – от них невозможно укрыться. Они всегда там, где много людей. Быть может, я смог бы поучаствовать в поисках наравне с … с вашим прибором?
– Достойные слова. Благородный порыв. Но нам нужны не просто эмоции, – покачал головой Кастор, – нам нужны чистые эмоции. А отличить одно от другого сможет только это устройство.
– А зачем третьей ступени весь этот ёрш из страстей и страхов? – вдруг спросила Галина Гусева.
– Они работают с живыми людьми, – напомнил Трофим Парфёнович, – но сами уже давно… как бы сказать… забыли свои ощущения.
– При таком раскладе, – пояснил Кастор, – очень легко превратиться из бесстрастного золотого будды в железобетонного бюрократа. И организовать и вам, и нам, и носителям такие именины сердца, что мало не покажется.
– И что будет, когда они… ну, это… попьют свои коктейли? – осторожно поинтересовалась Марина.
– Они соприкоснутся с тем, что давно забыли. С эмоциями. Настоящими, концентрированными, людскими эмоциями. И снова начнут понимать нюансы, очень важные для живых, но совершенно бессмысленные для мёртвых.
– А вы там тоже будете, на этом фуршете? – брякнул Виталик.
– А нам хватает наших верных мунгов! – глаза Кастора метнули маленькие шаровые молнии, а сам он плотоядно облизнулся длинным раздвоенным языком. – Думаете, почему я так часто к вам захаживаю? Чтобы откусывать от каждого по кусочку!
– А как же Трофим Парфёнович? Вы же у нас редкий гость, – храбро спросила Галина.
– За него не беспокойтесь, он обычно питается мунгами из других городов, – ухмыльнулся Кастор.
– Трофим Парфёнович, а в чём ваша вина? – осторожно спросила Наташа. – В самом начале вы сказали, что это ваша вина… А я так и не поняла – в чём?
Все прижали уши. Кто бы мог подумать, что самый бестактный вопрос задаст не Виталик или Лёва, существа без царя в голове, а умненькая и сдержанная Наташа!
– Я слишком хвалил вас, – немного помолчав, сказал «верховный экзекутор», – за дело. Но необдуманно и опрометчиво. Мои похвалы сыграли решающую роль в этом вопросе. Третья ступень выбирала между Барселоной, Санкт-Петербургом, Акапулько и Дели. Я поспешил отозваться о вас в превосходной степени. И выбор пал на вашу команду.
– А теперь я попросил бы всех, незаслуженно расхваленных, покинуть этот кабинет и занялся делом! – объявил Кастор. Взмахнул руками, как дирижер. И первым исчез – просто перестал быть видимым.
Мунги вскочили с мест и поспешили к выходу, как стадо антилоп, опаздывающих на водопой. Впереди мчался Лёва, держа перед собой сканер эмоций на вытянутых руках, как кубок.
Трофим Парфёнович перевёл взгляд на Даниила Юрьевича, и тот удалился вслед за остальными.
– А ты – останься, – услышал Виталик. И, как в страшном сне, медленно повернулся спиной к спасительному выходу. Прошмыгнули мимо сёстры Гусевы с остатками пирога. И дверь захлопнулась с тяжелым стуком, как крышка гроба.
Приказ остаться пригвоздил Виталика к земле. Эх, надо было оттолкнуть Дениса с Шуриком и выскочить из кабинета, притворившись, что ничего не слышал. Но разве от Трофима Парфёновича убежишь?
В ожидании разоблачения самозванец покорно сел на «скамейку практикантов», превратившуюся в «скамью подсудимых».
«Верховный экзекутор» постоял немного возле стола переговоров, без всякого выражения взглянул на брошенные как попало стулья – те тут же выстроились в ряд вдоль стенки, затем одним неуловимым движением преодолел расстояние до «скамейки практикантов». Уселся на пол, сложил ноги в совершенно противоестественный лотос, руки скрестил на груди не менее причудливым образом и снизу вверх, не мигая, уставился на Виталика.
Эта игра в гляделки могла затянуться надолго: мунги второй ступени не чувствуют течения времени, потому что течёт оно не сквозь них, а где-то рядом, а Виталик, хоть и ощущал кожей каждую секунду, боялся пошевелиться и тем привлечь к себе внимание: ведь покуда они так сидят, сохраняется хрупкое равновесие. Например, Техник до сих пор жив.
«Думаете, почему я так часто к вам захаживаю? Чтобы откусывать от каждого по кусочку!» – прозвучал в голове голос Кастора.
Виталик немного расслабился: «Фиг его знает, когда он шутит, а когда нет. Может, они и в самом деле нами потихоньку питаются? Сейчас этот удав заглотит кусок моей жизненной энергии, или что они там жрут из нас, и отчалит. Да, наверное, так и есть. То есть, не такой уж я и бесполезный, да? Меня можно есть и не отравиться».
Когда Техник окончательно расслабился и даже ухмыльнулся свей чуть нагловатой ассиметричной улыбкой, Трофим Парфёнович, видимо, решил, что можно приступать к допросу и, не разжимая губ, спросил:
– Ну и кто же ты?
– Я – ваш верный мунг! – брякнул в ответ «подсудимый».
– Кем ты был до этого?
– Да никем я не был. Учеником маляра, вот кем.
– Кем ты был на самом деле?
– Просто чуваком… Сам не знаю, за что меня взяли.
– Откуда ты знаешь, что тебя взяли?
– Ну, я же здесь. Пока ещё.
– Что ты знаешь о своих целях? Для чего тебя взяли?
– А что, мы разве не желания исполняем? Это тоже прикрытие такое?
Трофим Парфёнович замолчал. Лицо его не выражало ничего, и понять, чем вызвано это молчание, было совершенно невозможно. Но Виталику показалось, что разговор зашел в тупик.
– Когда ты в первый раз увидел такой сон? – помолчав немного, «верховный экзекутор» решил подойти с другой стороны.
– Какой сон? – растерялся Виталик. – Мы, что ли, спим все? А настоящая жизнь где-то не здесь? А как проснуться, я проснуться в настоящее хочу!
Трофим Парфёнович расплёл руки и достал из воздуха, словно бы сняв с невидимой полки, пачку листков, исписанных неразборчивым Виталикиным почерком.
– Вот твои отчёты по «соннику». Как часто ты видишь такие сны?
Техник дрожащей рукой принял бумажки и уставился на них, как Гамлет на череп бедного Йорика.
Иногда старшие товарищи ставят на мунгах первой ступени опыты. На обычных простых людях тестировать некоторые препараты негуманно, а мунги – они как будто нарочно для этого созданы. Благородные, ответственные, да к тому же знают достаточно для того, чтобы видеть мир немного не так, как остальные. Отчего бы им не принести себя иной раз в жертву во имя счастья грядущих поколений? Первая ступень, несмотря на всю свою сознательность, может быть, и отказалась бы от роли жертвы, только её мнением никто не интересуется. Когда надо что-то испытать, скажем, на сотрудниках Тринадцатой редакции, Кастор без предупреждения появляется на летучке, ставит перед общественностью задачу, и удаляется.
Разумеется, опыты, которым подвергаются безответные мунги первой ступени – как правило, безобидны, полезны, а порой и приятны. Но опытами они от этого быть не перестают.
Так, например, два месяца назад на десятке мунговских ячеек, расположенных в разных часовых поясах, начали испытывать новое средство под кодовым названием «сонник».
«Сонник» – это такой ответ мунгов второй ступени на пока ещё невыполнимое, но страстное желание огромной части жителей Земли. Если эксперименты на живых мунгах однажды закончатся без потерь, «сонник» подкинут какой-нибудь корпорации, и он будет пущен в массовое производство.
«Сонник» по виду похож на маленький – размером с ноготь большого пальца – клочок влажной салфетки. Этот клочок следует проглотить – и поскорее ложиться спать. Действует «сонник» просто: через пять минут подопытный уже спит крепким сном, даже если спать он совсем не хотел, а через час, два или три (по собственному выбору) он легко просыпается по звонку будильника и чувствует себя так, будто проспал восемь часов в хорошо проветренном помещении. Вот только использовать это средство чаще, чем раз в неделю, не рекомендуется. Иначе с каждым преждевременным приёмом оно будет терять силу, пока не превратится в простое снотворное.
Подопытным мунгам выдали по три листочка «сонника» на месяц, объяснили, как он действует, и велели подробно описывать всё: свои сны, ощущения, самочувствие. Шурик больше всех обрадовался такому подарку: это означало, что хотя бы три раза в месяц он сможет и выспаться, и прийти на работу вовремя. Отказался от участия в эксперименте только Денис: соблюдение режима было важнее, чем даже самый безопасный опыт со временем.
– А это… повторите вопрос ещё раз? – рассмотрев листочки со своими отчетами, робко сказал Виталик. – Что я не так сделал?
– Как часто ты видишь такие сны?
Подсудимый попытался тянуть время и сделал вид, что внимательно вчитывается в свои каракули, чтобы лучше понять, о чём идёт речь. Трофим Парфёнович молчал и ждал. И вдруг время потекло сквозь Виталика с невероятной и даже неестественной скоростью. Хлынуло сплошным потоком. Оно ввинчивалось в макушку, стремительно проносилось по всему телу, вытекало из пяток и пропадало навсегда, навсегда. Минуты, секунды захлебнулись в этом водовороте, часы исчезали бесследно, а поток всё ширился, ещё немного, и вся жизнь утечёт в песок…
– Не убивайте меня, пожалуйста! – не выдержал Виталик, и попытался сунуть в руку Трофиму Парфёновичу измятые листки с отчетом, словно это была взятка. – Я это всё придумал из головы, этого не было, и никому это не снилось!!! Честное слово, ничего этого не было ни на самом деле, ни во сне. Просто я отдал свои «сонники» Циа… Константину Петровичу, а он за это меня премии не лишил.
– Подойди к телефону и позови его сюда, – приказал Трофим Парфёнович.
Виталик, пошатываясь, поднялся с места и почувствовал, что время снова течет сквозь него привычной тоненькой струйкой.
Он подошел к телефону. Набрал внутренний номер коммерческого директора, мысленно заклиная его оказаться не на месте и избежать страшной пытки утекающим временем, но тот, к сожалению, ответил сразу.
– Трофим Парфёнович просит зайти в кабинет шефа. Насчёт сонника. Ну, того, который мы… – Виталик хотел сказать что-то ещё, но трубка выскользнула из его руки и аккуратно упала на рычаг. А сам Витклик рухнул в кресло Даниила Юрьевича и постарался слиться с обивкой.
Константин Петрович с папкой под мышкой вошел в кабинет шефа, остановился возле двери и с интересом оглядел живописную композицию: Трофим Парфёнович в позе продвинутого йога сидит перед пустой скамейкой, а Виталик забрался в кресло Даниила Юрьевича, подобрал ноги, обхватил руками коленки, вжал голову в плечи и при этом очень выразительно молчит.
– Я уже здесь, – оценив обстановку, сообщил коммерческий директор.
Трофим Парфёнович вышел из астрала, поднялся на ноги и приблизился к новому фигуранту дела. Опережая его вопрос, Цианид достал из папки несколько листов, отпечатанных на принтере.
– Это мои отчёты по «соннику». Нелегальному. Вероятно, вам стало известно о нашем… небольшом соглашении?
– Почему вы сразу не сдали эти отчёты? К чему обман? – Трофим Парфёнович потряс исписанными виталиковыми листочками. – Судя по этим описаниям, по ночам в мозг нашего сотрудника проникает какая-то неизвестная сила. Мне велели выяснить: является ли это следствием использования «сонника», или же на вашего Техника была совершена психическая атака извне? Или, быть может, он давно уже не человек, а что-то среднее между компьютерным вирусом и вирусом гриппа?
– Хм, – задумался Константин Петрович, – а это многое объясняет в его поведении.
– Никто мой мозг не хакал! – обрёл дар речи Виталик. – Я просто там, где надо писать про свои сны, тупо описывал фильмы про «Чужого». А что, это важно тоже? То, что мне снится? Я думал, это никто не читает. А что делать, если кому-то и вправду «Чужой» снится?
– Для чего тебе понадобился дополнительный «сонник»? – не слушая оправданий Техника, «верховный экзекутор» переключился на Константина Петровича.
– Ну… понимаете… Ко мне в гости… на три дня… приезжала из Парижа Маша… Я не мог тратить время на работу и на сон, когда она рядом. Работой пожертвовать было невозможно. Тогда я отменил сон.
– В следующий раз я лично разрешаю тебе отменить работу. Кажется, я зря хвалил вашу команду. Срывать эксперимент по такому незначительному поводу – недопустимо. Если каждый получил три листка «сонника» – это означает то, что каждый должен отчитаться за три своих «сонника» сам. Или вернуть излишки. Но не передавать препарат другому. И – тем более – не выдумывать отчёт.
– Я думаю, он по привычке, а не по злому умыслу, – попытался вступиться за Виталика Константин Петрович. – Он отчёты за месяц тоже наполовину выдумывает, потому что моментально забывает о том, что сделано.
– Выдумка – это просто выдумка, – припечатал Трофим Парфёнович. – Теперь, когда она раскрыта, её легко удалить из дальнейших расчетов. А вот твой поступок…
Верховный мунг наконец-то соизволил взять бумаги из рук благородного рыцаря, пожертвовавшего сном ради свидания с прекрасной дамой.
– Вы отстраняете нас от эксперимента? – ровным голосом спросил рыцарь. – Я сорвал его?
– Нет. Эксперимент признан успешным. «Сонник» отправляется на доработку. Если даже мунги, рискуя своим здоровьем, нарушают правила и принимают опасный малоизученный препарат два дня подряд – чего ожидать от остальных людей? А без нормального сна нельзя никак. И по твоему отчету это видно.
– Я готов понести наказание за то, что нарушил правила.
– Тогда наказывать придётся слишком многих. Не нашлось ни одной команды, в которой не было бы таких нарушителей. Один Разведчик выкупил у своих все «сонники». Между прочим, за деньги. И только для того, чтобы не спать целую неделю и принять участие в чемпионате по игре… Какой-то массовой игре с компьютером.
– И что теперь с этим лихим геймером? – не удержался Виталик.
– Остановили. Отстранили от эксперимента. Спасли. Третий день отдыхает в барокамере. Однако он честно сдал отчёт о своём состоянии. Нигде больше не нашлось такого человека, который передал бы свою порцию «сонника» другому, а потом выдумал отчет от первого слова до последнего!
Виталик самодовольно улыбнулся.
– Сейчас наступили очень гуманные времена. Очень. Лет сто назад тебя, не разбираясь, просто отправили бы на переплавку.
Техник тут же перестал улыбаться и прикрыл лицо руками, демонстрируя крайнюю степень раскаяния.
Трофим Парфёнович сложил отчеты нерадивых мунгов пополам, ещё раз пополам, потом ещё раз. Коммерческий директор с интересом наблюдал за его манипуляциями: с каждым разом объём отчета уменьшался, уменьшался, уменьшался, и вот уже бумажный прямоугольник исчез совсем. Через мгновение исчез и сам Трофим Парфёнович.
Виталик тут же спрыгнул с кресла, натянул кеды, подбежал к Константину Петровичу и пожал ему обе руки.
– Я теперь всегда буду писать в отчётах только правду! – воскликнул он. – Прости, что сдал тебя этому дракону. Ну, ты же знаешь их…
– Ты меня тоже прости, – пожал ему руки в ответ Константин Петрович. – Это я тебя подвёл. Ты только не рассказывай Веронике, ладно? А то она будет надо мной смеяться.
– Ты тоже ей не рассказывай. А то она будет за меня переживать…
– Переживать? – Константин Петрович перестал пожимать руки сообщника и присел за стол. Виталик плюхнулся рядом и быстро заговорил:
– Понимаешь, с нею я чувствую себя как на экзамене у Снежной королевы – как будто меня вызвали к доске, а я забыл, как пишется слово «вечность» – причём забыл сразу все буквы.
– А она, небось, чувствует себя как Снегурочка, которой обязательно нужно перепрыгнуть через костёр. А костёр трещит без умолку, сосредоточиться не даёт.
– Какой там трещит. Молчу без умолку… Вот пошли мы в ресторан… Хороший такой. И всё там было очень круто. Только ей тарелку не подогрели. Или наоборот – перегрели. И она сказала об этом официанту таким тоном, что он чуть на колени не упал! Серьёзно. Я говорю – да ладно, это действительно так важно, что ли? А она посмотрела на меня ещё холоднее, чем на официанта, и говорит: «Важно».
– Ну и что?
– Ну и всё. Молчала весь вечер. И я тоже.
– Подумаешь, помолчали. Зато хорошо провели вечер. А официанта следовало наказать.
– Как?
– Я бы чаевых просто не оставил, и всё!
– Тогда бы она сказала: «Милый, тебе не хватает денег? Рублёв опять самоутверждается за твой счет и лишил тебя без премии? Давай, сегодня заплачу я».
– Это ж надо, какое тебе счастье досталось. Совершенно незаслуженное.
– Заслуженное. Просто не по возрасту. Я должен был долгие годы искать, ошибаться, влипать, обламываться и потом найти. Его. Счастье, то есть. Вероника вот искала… Кого-то… И нашелся я. А мне так повезло, что я нашел её сразу. Сразу, в тот же день, когда понял, что ищу. И вот теперь я должен взрослеть быстрее, чем расту. Ну, ты понимаешь.
– Нет, не понимаю. Зачем опережать события?
– Не опережать. Просто не отставать. За ней надо бежать быстро-быстро.
– Да ничего не надо. Надо просто поверить в своё счастье. Ты его уже получил. Волей слепого случая.
– Я верю. Но если я расслаблюсь, то моё счастье превратится в привычку. Уж лучше я буду бежать.
Его тело, конечно, было всего лишь иллюзией, пусть и хорошо наведённой (на взгляд некоторых посетительниц бассейна – даже слишком хорошо), но удовольствие от плаванья он получил неподдельное. Когда-то в детстве он, вместе с другими детьми, купался в лесном озере на даче, но вода была холодная, вдобавок его почему-то стали топить, и он ушел домой одинокий, никем не понятый, всеми обиженный, и с тех пор слышать ничего не желал о купании. И вот – благодаря Денису и его настойчивости, у шефа Тринадцатой редакции появилось хобби.
Но вчера вечером какие-то роковые стрелочники изменили расписание и назначили в бассейне внеплановые занятия по аквааэробике. И тогда Даниил Юрьевич решил ознакомиться с другими залами.
Он нафантазировал себе элегантный спортивный костюм, вышел из раздевалки в зал кардиотренировок, сел на свободный велотренажер – в детстве у него был велосипед, и на нём было так здорово ехать через лес совсем одному! Даниил Юрьевич крутил педали всё быстрее и быстрее, не обращая внимания на тревожный писк аппарата.
Подбежал тренер. Объявил, что тренажер неисправен и попросил пересесть на другой.
Даниил Юрьевич сел на соседний тренажер и вновь погрузился в воспоминания детства. Итак, узкая тропинка в лесу, которая вьётся, вьётся, пока, наконец, не приводит…
Снова писк. Снова тренер.
– Бред какой-то, – пробормотал он себе под нос, – вроде всё работает… У вас же не может совсем не быть пульса?
Даниил Юрьевич затерялся в толпе и покинул зал. У него был ультрамодный спортивный костюм – вернее, иллюзия костюма. У него была спортивная фигура – иллюзия такой фигуры. Но иллюзию сердцебиения он создать не мог.
Казалось бы – досадный, но мелкий недочёт. Но Кастор как-то прознал об этом, и сразу после летучки вытащил своего старинного приятеля на серьёзный разговор за пределами обитаемого мира. Приводим его тут с незначительными сокращениями, в понятном живым людям формате.
– Земля полнится удивительными слухами! – объявил Кастор. – Угадай, какими? Ладно, сам скажу. Итак, вообрази себе. Спортивный зал, полный тренажеров. Бесполезные велосипеды, на которых никуда не уедешь, напичканные электроникой, проверяющей пульс, количество километров, которые мог бы проехать спортсмен, выбери он колымагу с колёсами, и так далее. На один такой велосипед садится один такой некто. Некто садится, и пульса у него нет. Казалось бы – это проблема велосипеда: тонкая и бесполезная техника так часто ломается! А вот как бы ни так! Некто садится на второй велосипед – и повторяется та же самая история. Пульса-то у него нет, отсутствует, не нужен ему этот пульс! Внимательный наблюдатель, юноша проворный и любопытный, садится по очереди на оба этих бесполезных велосипеда, и что видит он? Пульс определяется. Всё работает. А человек без пульса – просто исчез. Испарился.
Наш юноша пылок и наделён богатым воображением. Он приходит домой и пишет в своём блоге: «Камрады, я сегодня в спортзале зомбака видел. Пульса у него не было, но он ходил, и говорил, и крутил педали. Они уже среди нас. Крепите оборону!»
– Где он это пишет? – переспросил Даниил Юрьевич.
– В таком месте, где все желающие могут прочитать.
– На стене спортзала?
– В Интернете!
Даниил Юрьевич затосковал: он уже научился создавать в компьютере папки, проверять электронную почту и отвечать на письма. Но бескрайние поля вольного Интернета были для него землями тёмными, неизведанными. Зачем Интернет, когда есть настоящая жизнь, ещё одна, дополнительная, подаренная ему непонятно за какие заслуги!
– Ничего, – ответил Кастор. – Детская площадка какая-то скучная. Двор как двор. Но после визита третьей ступени это место волшебным образом преобразится. А если вы не справитесь с задачей – всё равно преобразится. Но не волшебным образом, а самым что ни на есть ужасным. Кто-то уже вспоминал пикник на обочине. Будет вам пикничок, мало не покажется!
– Так надо же скорее бежать, искать эмоции… – вскочил Виталик. – В смысле, людей. Люди любые подойдут? У нас, знаете, вот соседи наверху – такие эмоциональные! Кричат, как будто за крики им приплачивают! Вот я бы этих соседей, например…
Кастор беззвучно щёлкнул пальцами, и Виталик на время утратил голос.
– Так будет лучше, – пояснил он. Затем запустил руку за шиворот обомлевшему безмолвному Технику и вытащил небольшой приборчик из тёмного матового материала, по форме похожий на сканер, какими в супермаркетах считывают штрих-код.
– Во какая прогрессивная штуковина, – с гордостью сказал он, взвесив «сканер» в руках. Потом поманил пальцем Лёву, который сидел к нему ближе всех, вручил ему неизвестный предмет, указал на Шурика и скомандовал:
– Направляй на него и жми на кнопку! По моей команде – пли!
Лёва опустил оружие.
– Ну жми, жми! – нетерпеливо повторил Кастор. – Это безопасно. Если бы я хотел устранить кого-то из ваших, выбрал бы более простой способ. Ну? Огонь!
Как под гипнозом, словно против собственной воли, Лёва навёл «сканер» на Шурика. Нажал на кнопку ватным негнущимся пальцем. Никакого выстрела не последовало. Шурик даже не вздрогнул, словно ничего не почувствовал.
Кастор забрал сканер у Лёвы и продемонстрировал его всем и каждому. На небольшом, пять на пять сантиметров, матовом экране проступал жемчужно-белый квадрат.
– Белый – абсолютная душевная гармония, все эмоции на своих местах. Для коктейля – не подходит. Но жить будет, – расшифровал Кастор. – Вы только что просмотрели наглядный агитационный ролик о пользе летнего отдыха. Теперь вернёмся к нашему делу. Для удобства каждая нужная нам эмоция имеет свой цвет. Смотрите и запоминайте. Вопросы задавать можно.
Он вернул Виталику дар речи, достал из кармана кусок картона размером с книжную закладку, расчерченный на семь равных квадратов, выкрашенных в разные цвета, и продолжал:
– У нашего коктейля – семь нот. Семь нот – легко запомнить. Радуга – легко представить. Не перепутайте. Не повторяйтесь. Не пытайтесь подогнать результат. Ищите только чистые эмоции. Красный – страсть. Оранжевый – радость. Желтый – ярость. Зеленый – тоска. Голубой – тяжелая грусть, безысходность. Синий – страх. Фиолетовый – тщеславие.
– Разве тщеславие – это эмоция? – переспросил Даниил Юрьевич, пока остальные с благоговением ждали продолжения лекции.
– Вообще-то не совсем, – ответил Кастор, – это смесь страсти и страха, в абсолютно равных пропорциях. Но без него никак не обойтись.
– А второго такого приборчика у вас нет? – с надеждой спросил Виталик. – А то вдруг наткнёшься случайно на нужную эмоцию – а проверить её нечем. У нас, например, соседи…
– Одного – достаточно, – отрезал Кастор. – Мы не множим сущности без нужды. Уверяю вас, найти то, что требуется, гораздо проще, чем вам сейчас кажется. Достаточно встать в солнечный день на людном перекрёстке, и к вечеру у вас будет полный улов. Ну, может быть, без одной эмоции.
– Я слышу эмоции, – решительно сказал Денис. – Вернее, нет, я слышу желания. Но эмоции – от них невозможно укрыться. Они всегда там, где много людей. Быть может, я смог бы поучаствовать в поисках наравне с … с вашим прибором?
– Достойные слова. Благородный порыв. Но нам нужны не просто эмоции, – покачал головой Кастор, – нам нужны чистые эмоции. А отличить одно от другого сможет только это устройство.
– А зачем третьей ступени весь этот ёрш из страстей и страхов? – вдруг спросила Галина Гусева.
– Они работают с живыми людьми, – напомнил Трофим Парфёнович, – но сами уже давно… как бы сказать… забыли свои ощущения.
– При таком раскладе, – пояснил Кастор, – очень легко превратиться из бесстрастного золотого будды в железобетонного бюрократа. И организовать и вам, и нам, и носителям такие именины сердца, что мало не покажется.
– И что будет, когда они… ну, это… попьют свои коктейли? – осторожно поинтересовалась Марина.
– Они соприкоснутся с тем, что давно забыли. С эмоциями. Настоящими, концентрированными, людскими эмоциями. И снова начнут понимать нюансы, очень важные для живых, но совершенно бессмысленные для мёртвых.
– А вы там тоже будете, на этом фуршете? – брякнул Виталик.
– А нам хватает наших верных мунгов! – глаза Кастора метнули маленькие шаровые молнии, а сам он плотоядно облизнулся длинным раздвоенным языком. – Думаете, почему я так часто к вам захаживаю? Чтобы откусывать от каждого по кусочку!
– А как же Трофим Парфёнович? Вы же у нас редкий гость, – храбро спросила Галина.
– За него не беспокойтесь, он обычно питается мунгами из других городов, – ухмыльнулся Кастор.
– Трофим Парфёнович, а в чём ваша вина? – осторожно спросила Наташа. – В самом начале вы сказали, что это ваша вина… А я так и не поняла – в чём?
Все прижали уши. Кто бы мог подумать, что самый бестактный вопрос задаст не Виталик или Лёва, существа без царя в голове, а умненькая и сдержанная Наташа!
– Я слишком хвалил вас, – немного помолчав, сказал «верховный экзекутор», – за дело. Но необдуманно и опрометчиво. Мои похвалы сыграли решающую роль в этом вопросе. Третья ступень выбирала между Барселоной, Санкт-Петербургом, Акапулько и Дели. Я поспешил отозваться о вас в превосходной степени. И выбор пал на вашу команду.
– А теперь я попросил бы всех, незаслуженно расхваленных, покинуть этот кабинет и занялся делом! – объявил Кастор. Взмахнул руками, как дирижер. И первым исчез – просто перестал быть видимым.
Мунги вскочили с мест и поспешили к выходу, как стадо антилоп, опаздывающих на водопой. Впереди мчался Лёва, держа перед собой сканер эмоций на вытянутых руках, как кубок.
Трофим Парфёнович перевёл взгляд на Даниила Юрьевича, и тот удалился вслед за остальными.
– А ты – останься, – услышал Виталик. И, как в страшном сне, медленно повернулся спиной к спасительному выходу. Прошмыгнули мимо сёстры Гусевы с остатками пирога. И дверь захлопнулась с тяжелым стуком, как крышка гроба.
* * *
С первого дня работы в Тринадцатой редакции Виталик боялся Трофима Парфёновича. Даже не его самого – его проницательности. От этого существа ничего нельзя было скрыть. В том числе и полную никчёмность маленького глупого Техника, вообразившего, что из него когда-нибудь выйдет толк. Хорошо было успокаивать себя тем, что Трофим Парфёнович – ну, он же большой начальник, ему некогда заниматься разными скучными мелочами, вроде разоблачения самозванцев. Но, как видно, время пришло.Приказ остаться пригвоздил Виталика к земле. Эх, надо было оттолкнуть Дениса с Шуриком и выскочить из кабинета, притворившись, что ничего не слышал. Но разве от Трофима Парфёновича убежишь?
В ожидании разоблачения самозванец покорно сел на «скамейку практикантов», превратившуюся в «скамью подсудимых».
«Верховный экзекутор» постоял немного возле стола переговоров, без всякого выражения взглянул на брошенные как попало стулья – те тут же выстроились в ряд вдоль стенки, затем одним неуловимым движением преодолел расстояние до «скамейки практикантов». Уселся на пол, сложил ноги в совершенно противоестественный лотос, руки скрестил на груди не менее причудливым образом и снизу вверх, не мигая, уставился на Виталика.
Эта игра в гляделки могла затянуться надолго: мунги второй ступени не чувствуют течения времени, потому что течёт оно не сквозь них, а где-то рядом, а Виталик, хоть и ощущал кожей каждую секунду, боялся пошевелиться и тем привлечь к себе внимание: ведь покуда они так сидят, сохраняется хрупкое равновесие. Например, Техник до сих пор жив.
«Думаете, почему я так часто к вам захаживаю? Чтобы откусывать от каждого по кусочку!» – прозвучал в голове голос Кастора.
Виталик немного расслабился: «Фиг его знает, когда он шутит, а когда нет. Может, они и в самом деле нами потихоньку питаются? Сейчас этот удав заглотит кусок моей жизненной энергии, или что они там жрут из нас, и отчалит. Да, наверное, так и есть. То есть, не такой уж я и бесполезный, да? Меня можно есть и не отравиться».
Когда Техник окончательно расслабился и даже ухмыльнулся свей чуть нагловатой ассиметричной улыбкой, Трофим Парфёнович, видимо, решил, что можно приступать к допросу и, не разжимая губ, спросил:
– Ну и кто же ты?
– Я – ваш верный мунг! – брякнул в ответ «подсудимый».
– Кем ты был до этого?
– Да никем я не был. Учеником маляра, вот кем.
– Кем ты был на самом деле?
– Просто чуваком… Сам не знаю, за что меня взяли.
– Откуда ты знаешь, что тебя взяли?
– Ну, я же здесь. Пока ещё.
– Что ты знаешь о своих целях? Для чего тебя взяли?
– А что, мы разве не желания исполняем? Это тоже прикрытие такое?
Трофим Парфёнович замолчал. Лицо его не выражало ничего, и понять, чем вызвано это молчание, было совершенно невозможно. Но Виталику показалось, что разговор зашел в тупик.
– Когда ты в первый раз увидел такой сон? – помолчав немного, «верховный экзекутор» решил подойти с другой стороны.
– Какой сон? – растерялся Виталик. – Мы, что ли, спим все? А настоящая жизнь где-то не здесь? А как проснуться, я проснуться в настоящее хочу!
Трофим Парфёнович расплёл руки и достал из воздуха, словно бы сняв с невидимой полки, пачку листков, исписанных неразборчивым Виталикиным почерком.
– Вот твои отчёты по «соннику». Как часто ты видишь такие сны?
Техник дрожащей рукой принял бумажки и уставился на них, как Гамлет на череп бедного Йорика.
Иногда старшие товарищи ставят на мунгах первой ступени опыты. На обычных простых людях тестировать некоторые препараты негуманно, а мунги – они как будто нарочно для этого созданы. Благородные, ответственные, да к тому же знают достаточно для того, чтобы видеть мир немного не так, как остальные. Отчего бы им не принести себя иной раз в жертву во имя счастья грядущих поколений? Первая ступень, несмотря на всю свою сознательность, может быть, и отказалась бы от роли жертвы, только её мнением никто не интересуется. Когда надо что-то испытать, скажем, на сотрудниках Тринадцатой редакции, Кастор без предупреждения появляется на летучке, ставит перед общественностью задачу, и удаляется.
Разумеется, опыты, которым подвергаются безответные мунги первой ступени – как правило, безобидны, полезны, а порой и приятны. Но опытами они от этого быть не перестают.
Так, например, два месяца назад на десятке мунговских ячеек, расположенных в разных часовых поясах, начали испытывать новое средство под кодовым названием «сонник».
«Сонник» – это такой ответ мунгов второй ступени на пока ещё невыполнимое, но страстное желание огромной части жителей Земли. Если эксперименты на живых мунгах однажды закончатся без потерь, «сонник» подкинут какой-нибудь корпорации, и он будет пущен в массовое производство.
«Сонник» по виду похож на маленький – размером с ноготь большого пальца – клочок влажной салфетки. Этот клочок следует проглотить – и поскорее ложиться спать. Действует «сонник» просто: через пять минут подопытный уже спит крепким сном, даже если спать он совсем не хотел, а через час, два или три (по собственному выбору) он легко просыпается по звонку будильника и чувствует себя так, будто проспал восемь часов в хорошо проветренном помещении. Вот только использовать это средство чаще, чем раз в неделю, не рекомендуется. Иначе с каждым преждевременным приёмом оно будет терять силу, пока не превратится в простое снотворное.
Подопытным мунгам выдали по три листочка «сонника» на месяц, объяснили, как он действует, и велели подробно описывать всё: свои сны, ощущения, самочувствие. Шурик больше всех обрадовался такому подарку: это означало, что хотя бы три раза в месяц он сможет и выспаться, и прийти на работу вовремя. Отказался от участия в эксперименте только Денис: соблюдение режима было важнее, чем даже самый безопасный опыт со временем.
– А это… повторите вопрос ещё раз? – рассмотрев листочки со своими отчетами, робко сказал Виталик. – Что я не так сделал?
– Как часто ты видишь такие сны?
Подсудимый попытался тянуть время и сделал вид, что внимательно вчитывается в свои каракули, чтобы лучше понять, о чём идёт речь. Трофим Парфёнович молчал и ждал. И вдруг время потекло сквозь Виталика с невероятной и даже неестественной скоростью. Хлынуло сплошным потоком. Оно ввинчивалось в макушку, стремительно проносилось по всему телу, вытекало из пяток и пропадало навсегда, навсегда. Минуты, секунды захлебнулись в этом водовороте, часы исчезали бесследно, а поток всё ширился, ещё немного, и вся жизнь утечёт в песок…
– Не убивайте меня, пожалуйста! – не выдержал Виталик, и попытался сунуть в руку Трофиму Парфёновичу измятые листки с отчетом, словно это была взятка. – Я это всё придумал из головы, этого не было, и никому это не снилось!!! Честное слово, ничего этого не было ни на самом деле, ни во сне. Просто я отдал свои «сонники» Циа… Константину Петровичу, а он за это меня премии не лишил.
– Подойди к телефону и позови его сюда, – приказал Трофим Парфёнович.
Виталик, пошатываясь, поднялся с места и почувствовал, что время снова течет сквозь него привычной тоненькой струйкой.
Он подошел к телефону. Набрал внутренний номер коммерческого директора, мысленно заклиная его оказаться не на месте и избежать страшной пытки утекающим временем, но тот, к сожалению, ответил сразу.
– Трофим Парфёнович просит зайти в кабинет шефа. Насчёт сонника. Ну, того, который мы… – Виталик хотел сказать что-то ещё, но трубка выскользнула из его руки и аккуратно упала на рычаг. А сам Витклик рухнул в кресло Даниила Юрьевича и постарался слиться с обивкой.
Константин Петрович с папкой под мышкой вошел в кабинет шефа, остановился возле двери и с интересом оглядел живописную композицию: Трофим Парфёнович в позе продвинутого йога сидит перед пустой скамейкой, а Виталик забрался в кресло Даниила Юрьевича, подобрал ноги, обхватил руками коленки, вжал голову в плечи и при этом очень выразительно молчит.
– Я уже здесь, – оценив обстановку, сообщил коммерческий директор.
Трофим Парфёнович вышел из астрала, поднялся на ноги и приблизился к новому фигуранту дела. Опережая его вопрос, Цианид достал из папки несколько листов, отпечатанных на принтере.
– Это мои отчёты по «соннику». Нелегальному. Вероятно, вам стало известно о нашем… небольшом соглашении?
– Почему вы сразу не сдали эти отчёты? К чему обман? – Трофим Парфёнович потряс исписанными виталиковыми листочками. – Судя по этим описаниям, по ночам в мозг нашего сотрудника проникает какая-то неизвестная сила. Мне велели выяснить: является ли это следствием использования «сонника», или же на вашего Техника была совершена психическая атака извне? Или, быть может, он давно уже не человек, а что-то среднее между компьютерным вирусом и вирусом гриппа?
– Хм, – задумался Константин Петрович, – а это многое объясняет в его поведении.
– Никто мой мозг не хакал! – обрёл дар речи Виталик. – Я просто там, где надо писать про свои сны, тупо описывал фильмы про «Чужого». А что, это важно тоже? То, что мне снится? Я думал, это никто не читает. А что делать, если кому-то и вправду «Чужой» снится?
– Для чего тебе понадобился дополнительный «сонник»? – не слушая оправданий Техника, «верховный экзекутор» переключился на Константина Петровича.
– Ну… понимаете… Ко мне в гости… на три дня… приезжала из Парижа Маша… Я не мог тратить время на работу и на сон, когда она рядом. Работой пожертвовать было невозможно. Тогда я отменил сон.
– В следующий раз я лично разрешаю тебе отменить работу. Кажется, я зря хвалил вашу команду. Срывать эксперимент по такому незначительному поводу – недопустимо. Если каждый получил три листка «сонника» – это означает то, что каждый должен отчитаться за три своих «сонника» сам. Или вернуть излишки. Но не передавать препарат другому. И – тем более – не выдумывать отчёт.
– Я думаю, он по привычке, а не по злому умыслу, – попытался вступиться за Виталика Константин Петрович. – Он отчёты за месяц тоже наполовину выдумывает, потому что моментально забывает о том, что сделано.
– Выдумка – это просто выдумка, – припечатал Трофим Парфёнович. – Теперь, когда она раскрыта, её легко удалить из дальнейших расчетов. А вот твой поступок…
Верховный мунг наконец-то соизволил взять бумаги из рук благородного рыцаря, пожертвовавшего сном ради свидания с прекрасной дамой.
– Вы отстраняете нас от эксперимента? – ровным голосом спросил рыцарь. – Я сорвал его?
– Нет. Эксперимент признан успешным. «Сонник» отправляется на доработку. Если даже мунги, рискуя своим здоровьем, нарушают правила и принимают опасный малоизученный препарат два дня подряд – чего ожидать от остальных людей? А без нормального сна нельзя никак. И по твоему отчету это видно.
– Я готов понести наказание за то, что нарушил правила.
– Тогда наказывать придётся слишком многих. Не нашлось ни одной команды, в которой не было бы таких нарушителей. Один Разведчик выкупил у своих все «сонники». Между прочим, за деньги. И только для того, чтобы не спать целую неделю и принять участие в чемпионате по игре… Какой-то массовой игре с компьютером.
– И что теперь с этим лихим геймером? – не удержался Виталик.
– Остановили. Отстранили от эксперимента. Спасли. Третий день отдыхает в барокамере. Однако он честно сдал отчёт о своём состоянии. Нигде больше не нашлось такого человека, который передал бы свою порцию «сонника» другому, а потом выдумал отчет от первого слова до последнего!
Виталик самодовольно улыбнулся.
– Сейчас наступили очень гуманные времена. Очень. Лет сто назад тебя, не разбираясь, просто отправили бы на переплавку.
Техник тут же перестал улыбаться и прикрыл лицо руками, демонстрируя крайнюю степень раскаяния.
Трофим Парфёнович сложил отчеты нерадивых мунгов пополам, ещё раз пополам, потом ещё раз. Коммерческий директор с интересом наблюдал за его манипуляциями: с каждым разом объём отчета уменьшался, уменьшался, уменьшался, и вот уже бумажный прямоугольник исчез совсем. Через мгновение исчез и сам Трофим Парфёнович.
Виталик тут же спрыгнул с кресла, натянул кеды, подбежал к Константину Петровичу и пожал ему обе руки.
– Я теперь всегда буду писать в отчётах только правду! – воскликнул он. – Прости, что сдал тебя этому дракону. Ну, ты же знаешь их…
– Ты меня тоже прости, – пожал ему руки в ответ Константин Петрович. – Это я тебя подвёл. Ты только не рассказывай Веронике, ладно? А то она будет надо мной смеяться.
– Ты тоже ей не рассказывай. А то она будет за меня переживать…
– Переживать? – Константин Петрович перестал пожимать руки сообщника и присел за стол. Виталик плюхнулся рядом и быстро заговорил:
– Понимаешь, с нею я чувствую себя как на экзамене у Снежной королевы – как будто меня вызвали к доске, а я забыл, как пишется слово «вечность» – причём забыл сразу все буквы.
– А она, небось, чувствует себя как Снегурочка, которой обязательно нужно перепрыгнуть через костёр. А костёр трещит без умолку, сосредоточиться не даёт.
– Какой там трещит. Молчу без умолку… Вот пошли мы в ресторан… Хороший такой. И всё там было очень круто. Только ей тарелку не подогрели. Или наоборот – перегрели. И она сказала об этом официанту таким тоном, что он чуть на колени не упал! Серьёзно. Я говорю – да ладно, это действительно так важно, что ли? А она посмотрела на меня ещё холоднее, чем на официанта, и говорит: «Важно».
– Ну и что?
– Ну и всё. Молчала весь вечер. И я тоже.
– Подумаешь, помолчали. Зато хорошо провели вечер. А официанта следовало наказать.
– Как?
– Я бы чаевых просто не оставил, и всё!
– Тогда бы она сказала: «Милый, тебе не хватает денег? Рублёв опять самоутверждается за твой счет и лишил тебя без премии? Давай, сегодня заплачу я».
– Это ж надо, какое тебе счастье досталось. Совершенно незаслуженное.
– Заслуженное. Просто не по возрасту. Я должен был долгие годы искать, ошибаться, влипать, обламываться и потом найти. Его. Счастье, то есть. Вероника вот искала… Кого-то… И нашелся я. А мне так повезло, что я нашел её сразу. Сразу, в тот же день, когда понял, что ищу. И вот теперь я должен взрослеть быстрее, чем расту. Ну, ты понимаешь.
– Нет, не понимаю. Зачем опережать события?
– Не опережать. Просто не отставать. За ней надо бежать быстро-быстро.
– Да ничего не надо. Надо просто поверить в своё счастье. Ты его уже получил. Волей слепого случая.
– Я верю. Но если я расслаблюсь, то моё счастье превратится в привычку. Уж лучше я буду бежать.
* * *
Минувшей зимой Денис заманил своих коллег в спортзал, на показательные бесплатные занятия для корпоративных клиентов. Показательными в итоге оказались выступления сотрудников Тринадцатой редакции, прочие посетители даже решили, что приехал цирк или съёмочная киногруппа из Америки. Первым делом Лёва сорвал резьбу с двух силовых тренажеров. Потом сёстры Гусевы вломились на тренировку по вольной борьбе и скрутили тренера двойным узлом. Тем временем Шурик с Виталиком весело бегали наперегонки по одной на двоих беговой дорожке, после чего им пришлось наперегонки ползти в медпункт. Константин Петрович отказался переодеваться при подчинённых и проник в тренажерный зал в рабочем костюме, где зацепился галстуком за какую-то деталь штанги и чудом избежал удушения. А Наташа просто пришла на занятия по танцевальной аэробике в бальном платье. Денис смотрел на коллег одновременно и с ужасом, и с восхищением. Только Даниил Юрьевич оказался на высоте: он открыл для себя бассейн.Его тело, конечно, было всего лишь иллюзией, пусть и хорошо наведённой (на взгляд некоторых посетительниц бассейна – даже слишком хорошо), но удовольствие от плаванья он получил неподдельное. Когда-то в детстве он, вместе с другими детьми, купался в лесном озере на даче, но вода была холодная, вдобавок его почему-то стали топить, и он ушел домой одинокий, никем не понятый, всеми обиженный, и с тех пор слышать ничего не желал о купании. И вот – благодаря Денису и его настойчивости, у шефа Тринадцатой редакции появилось хобби.
Но вчера вечером какие-то роковые стрелочники изменили расписание и назначили в бассейне внеплановые занятия по аквааэробике. И тогда Даниил Юрьевич решил ознакомиться с другими залами.
Он нафантазировал себе элегантный спортивный костюм, вышел из раздевалки в зал кардиотренировок, сел на свободный велотренажер – в детстве у него был велосипед, и на нём было так здорово ехать через лес совсем одному! Даниил Юрьевич крутил педали всё быстрее и быстрее, не обращая внимания на тревожный писк аппарата.
Подбежал тренер. Объявил, что тренажер неисправен и попросил пересесть на другой.
Даниил Юрьевич сел на соседний тренажер и вновь погрузился в воспоминания детства. Итак, узкая тропинка в лесу, которая вьётся, вьётся, пока, наконец, не приводит…
Снова писк. Снова тренер.
– Бред какой-то, – пробормотал он себе под нос, – вроде всё работает… У вас же не может совсем не быть пульса?
Даниил Юрьевич затерялся в толпе и покинул зал. У него был ультрамодный спортивный костюм – вернее, иллюзия костюма. У него была спортивная фигура – иллюзия такой фигуры. Но иллюзию сердцебиения он создать не мог.
Казалось бы – досадный, но мелкий недочёт. Но Кастор как-то прознал об этом, и сразу после летучки вытащил своего старинного приятеля на серьёзный разговор за пределами обитаемого мира. Приводим его тут с незначительными сокращениями, в понятном живым людям формате.
– Земля полнится удивительными слухами! – объявил Кастор. – Угадай, какими? Ладно, сам скажу. Итак, вообрази себе. Спортивный зал, полный тренажеров. Бесполезные велосипеды, на которых никуда не уедешь, напичканные электроникой, проверяющей пульс, количество километров, которые мог бы проехать спортсмен, выбери он колымагу с колёсами, и так далее. На один такой велосипед садится один такой некто. Некто садится, и пульса у него нет. Казалось бы – это проблема велосипеда: тонкая и бесполезная техника так часто ломается! А вот как бы ни так! Некто садится на второй велосипед – и повторяется та же самая история. Пульса-то у него нет, отсутствует, не нужен ему этот пульс! Внимательный наблюдатель, юноша проворный и любопытный, садится по очереди на оба этих бесполезных велосипеда, и что видит он? Пульс определяется. Всё работает. А человек без пульса – просто исчез. Испарился.
Наш юноша пылок и наделён богатым воображением. Он приходит домой и пишет в своём блоге: «Камрады, я сегодня в спортзале зомбака видел. Пульса у него не было, но он ходил, и говорил, и крутил педали. Они уже среди нас. Крепите оборону!»
– Где он это пишет? – переспросил Даниил Юрьевич.
– В таком месте, где все желающие могут прочитать.
– На стене спортзала?
– В Интернете!
Даниил Юрьевич затосковал: он уже научился создавать в компьютере папки, проверять электронную почту и отвечать на письма. Но бескрайние поля вольного Интернета были для него землями тёмными, неизведанными. Зачем Интернет, когда есть настоящая жизнь, ещё одна, дополнительная, подаренная ему непонятно за какие заслуги!