– Дальний, – сказал Марк. – Дальний планёр. Вот как они узнали, Ильмар. Говорил я тебе – пошлют вслед нам планёр… повезло, наш корабль его опередил.
– Значит, ты Сестре люб, – я чувствовал, что мне надо сказать что-то правильное и лишенное мистики. Избавится от сказочных страхов перед планёром.
Мальчишка уже лез в кабину. Я заглянул туда – два деревянных креслица, таких хлипких, не понять, как и держатся, перед передним – рычаги, педали, тяги на тросах. На доске – несколько циферблатов – механические часы, вроде бы барометр, компас, да еще что-то. Стрелки и цифры на приборах были покрыты фосфором и таинственно мерцали. Все остеклено, только потолок из туго натянутой ткани, но тоже с окошечком в деревянной раме.
Марк посидел миг в кресле, озираясь. Потом потянулся в Холод – и дал мне зажигалку.
– Подсвети, Ильмар. Только осторожно, планёр горит как спичка.
Я стал светить. Зажигалка быстро нагрелась, серебро обжигало пальцы, но я терпел. Марк внимательно разглядывал приборы.
– Туши, – наконец сказал он.
Он откинулся в кресле – при его маленьком росте оно было даже удобным. Вздохнул.
– Можно попробовать. Не струсишь, Ильмар?
И до меня стало доходить – мальчишка вполне серьезен. Он собирается поднять планёр в воздух и улететь на материк.
Сестра, вразуми дурака! Отсюда – до материка! Над морем! Такое не всякому летуну под силу!
– Когда штаны будешь сушить, спроси, не струсил ли я!
Ну кто меня за язык тянет! Дать Марку по шее, да и пойти на поиски укрытия!
– Тогда посвети еще.
Я послушался, хоть зажигалка еще и не остыла. Марк между тем запустил руку под кресло. Поискал там, покачал головой. Перегнулся назад, обшарил второе кресло. Посмотрел под доской с циферблатами – я послушно вел зажигалку вслед за его лицом.
– Карт нет, – тихо сказал Марк. – Беда. Карт нет, и…
Он уставился на приборную доску. Я проследил его взгляд. Циферблаты, рычажки… Круглая дырка, из которой торчали два стальных штыря.
– И запала нет… – устало добавил Марк.
– Не полетим?
– До материка не долетим.
– Ну так пошли, живо!
– Подожди.
Марк выскользнул из кабины. Безнадежно глянул на другие планёры, покачал головой. Потом его взгляд вновь обрел твердость.
– Летун нужен. Ильмар, пошли.
Летун?
Это мне понравилось.
Нет, Марку веры нет, не может он планёром управлять. А вот если настоящему летуну нож к горлу приставить, да потребовать крепко…
– Светает уже, – напомнил я. – В форт лезть…
– Летун далеко от машины не уйдет. Надо в тех домиках посмотреть.
Тоже мне – машина! Деревяшки, да парусина. Видел я настоящие машины – насос паровой, что из шахты воду откачивает, главную машину оружейного завода, от которой сто ремней ведет, и каждый станок вертит.
Вот это – машины. Котел размером с карету. Десять кочегаров уголь таскают. Пар ревет, колеса крутятся. Шатуны бронзовые ходят, блестят смазкой.
А планёр, хоть и не суеверный я, скорее на колдовскую штуку походит…
И все же я послушно шел за Марком. Голова у него работает, и сейчас его наивная отвага – полезнее моей осторожности.
Два строения были без окон, большие, хоть планёр в них загоняй. Марк их миновал, не взглянув даже. А третье – просто домик, аккуратный, но небольшой. Может для обслуги, может для поста. Да разве станет высокородный летун в таком ночевать? Он лучшую комнату форта займет, коменданта из постели выгонит…
Марк потянул дверь и беспомощно посмотрел на меня. Ага, мальчик. Заперто?
Я протянул руку – он без слов дал кинжал, и получил в обмен зажигалку.
– Свет, – шепнул я.
Теперь Марк светил, а я работал. Замок был простенький, халтурный. Я провернул механизм, даже не выбив ключ, вставленный изнутри. Подергал дверь – так, еще засов.
Засов не поддавался. И щели не было, чтобы клинком отодвинуть.
– Никак? – одними губами спросил Марк.
– Зачем человеку голова дана? – так же тихо спросил я.
– Чтобы рукам было меньше работы.
– А руки зачем, знаешь? Чтобы не думать там, где думать не надо…
Я отошел шагов на пять. Еще раз окинул домик взглядом.
Нет, не может тут быть крепкого засова. Никто не ожидал, что придется в домишке осаду выдерживать.
Разбежавшись я ударил в дверь плечом. Задвижка звякнула, выдирая гвозди, дверь распахнулась. Кубарем вкатившись внутрь, я вскочил – Марк, умница, заскочил следом, подсвечивая. Нормальному человеку от жалкого язычка огня пользы никакой, а я разглядел шкафы, грубую лавку, кадку с водой, вторую дверь. Пнул ее ногой – распахнулась.
А вот в этой комнате живут. Раздался шорох, испуганный вскрик. Марк уже заглядывал следом. Я скорее почувствовал, чем увидел движение, прыгнул, навалился, нащупал горло и прижал к коже кинжал. Человек испуганно затих. Страшно оно – просыпаться с ножом у горла.
– Лампу ищи! – крикнул я. Марк заметался по комнате, зажигалка погасла. Ойкнул, налетев на что-то. – На столе ищи! – уже спокойнее добавил я. В комнате явно больше никого не было, лишние секунды роли не играли.
Наконец-то звякнуло стекло, зашипел разгорающийся фитиль. Не карбидный фонарь, керосинка…
Я посмотрел на своего пленного.
Вот незадача!
Не летун – молодая девица.
Застонав от досады, я убрал нож, сел на краю постели. Девушка сжалась у стены, натянув одеяло до подбородка. Хорошенькая. Светловолосая, волосы в косу заплетены, по модному руссийскому обычаю, мягкое голое плечо белой кожей светится.
– Не бойся, – сказал я. Посмотрел на Марка, зачарованно глядящего на девицу: – Нет фарта, мальчик. Нет.
Девица всхлипнула.
– Где летун? – спросил я, строго, но без грубости.
– В форт пошел… комендант его позвал…
Голос приятный. Гулящая девка, а ведь еще не затертая, свеженькая и соблазнительная. Куревом не балуется, с солдатами не спит. Расстарался комендант ради высокородного летуна.
– Давно?
– Нет… шум был… – она всхлипнула. – Не убивайте меня, люди добрые, ради Искупителя – не убивайте. Я вам обоим хорошо сделаю, я умею…
– Спасибо на добром слове, – я хмуро улыбнулся. – Когда голова в петле, о забавах не думаешь. Да не хнычь ты, не трону.
Марк оторвался наконец от созерцания голого плечика, пошел по комнате, словно вынюхивая что-то. В шкаф заглянул, потом вдруг к диванчику у стены метнулся, вскинул в руке голубые тряпки.
– Ильмар, форма!
– Так, – на этот раз моя улыбка была совсем не мирной. – А что, летун голый к коменданту пошел?
– Только плащ накинул…
Девка разревелась, не хуже чем Марк накануне. Ох, у детей да у женщин всегда глаза на мокром месте…
– Ильмар, ты погляди, – очень спокойно сказал Марк.
До меня дошло не сразу. А уж когда дошло, то пришлось глазами поморгать, прежде чем я им поверил.
– А что, подружка, – спросил я. – Летун-то твой в юбке ходит?
Словно кистенем по морде отвесили!
Я и заметить не успел, как девица из-под одеяло кулаком замахнулась. Откуда такая сила… да такой навык… на два метра от кровати меня унесло. Лежал я на полу, кинжал, правда, не выпустив, и никак подняться не мог.
А девушка – девицей или девкой ее назвать больше язык не поворачивался, уж больно зубы болели, стояла у кровати. Голая, красивая и быстрая, словно не спала вовсе. Один взгляд на меня – и рванулась к Марку. Мальчишка так и застыл, таращась, видно не приходилось ему еще голых женщин видеть. Сейчас и ему достанется. Только он от такого удара напрочь сознания лишится…
Марк ускользнул. В последний миг, так же ловко, как девушка. Юбкой взмахнул, набросил ей на голову, да и отскочил к стене. Девушка в окно влетела – чудо, что стекло не разбилось. Через миг оба они стояли в хитрых позах, и было это одинаково смешно, потому что никогда раньше я не видел ребенка, который бы русское або знал, а уж голая женщина в стойке задиристого петуха – ничего смешнее на свете нет.
– Не сопротивляйся, мальчик, – процедила девица. – Никуда тебе не деться больше.
Он молчал, то ли дыхание берег, то ли на движении ее ловил.
Я помотал головой и стал подыматься.
– Тебе мало? – не поворачивая головы спросила девушка. – Остынь, вор, не за тобой охота.
Может и не за мной, верю теперь. Только когда охота медведя гонит, лисой случайной тоже не побрезгуют.
– Лицом к стене стань, да ноги раздвинь, – сказал я. – Не бойся, не трахну… даже бить не стану.
Чего я хотел, того и добился. Вновь она на меня развернулась, да и бросилась в атаку. Ну и фурия! Чисто черная дикарка, из тех что в цирках выступают, в грязи друг с другом бьются… только ее бой куда страшнее. Русское або – вещь страшная, оно не для обороны придумано, для убийства.
Об этом я и думал, когда задирать ее начал. Если хороший удар або пропустишь – можно и не подняться. Зато и поймать бойца або в атаке – одно удовольствие.
Налетела она на мой кулак – что уж тут поделать, руки у меня длиннее, а ловкостью Покровительница не обделила. А дальше я полный ряд провел – от подсечки под колено, до удара в пах. На мужиков, конечно, рассчитано, только и ей несладко пришлось.
Прости, Сестра, но ты же сама видишь – не женщина это, а дикий зверь!
Сел я ей на живот, будто собирался снасильничать по-обидному, прижал покрепче, и сказал Марку:
– Кидай сюда ее тряпки. Только карманы проверь.
Мальчишка повиновался. Я заглянул девушке в глаза, удовлетворенно кивнул. Пропала из них вся уверенность.
Неужто и впрямь считала, что может с мужиком в честном бою сладить?
– Одевайся… летунья, – сказал я, поднимаясь. Быстренько так, пока не опомнилась, а то достанет таким же ударом, как я ее. – Не срамись перед мальчишкой.
Марк ухмыльнулся. Он весь был в горячке драки, а глаза все равно нет-нет, да и стреляли по голому телу.
– А ты отвернись, – велел я. – Нечего позорить девушку, не душегуб…
– Чего я тут не видел, – огрызнулся Марк, но все же отвернулся к окну. В стекле все отражалось, но я спорить не стал. Уж больно опасная девица, глаз да глаз нужен.
Всхлипывая – снова за старое взялась, только теперь меня не проведешь, девушка встала. Глянула мне в глаза:
– И ты отвернись!
Я засмеялся в голос, и она молча стала одеваться. Мне сейчас было не до ее прелестей. Многие на девицах залетают, особенно сразу, как с каторги вырвутся. Вмиг голову теряют, и насильничать готовы, и воровать без ума, лишь бы на девку заработать.
– Нужно нам кое-что от тебя, летунья, – сказал я. – Дашь – свяжем, но не тронем. А нет… прости, только все равно боли не выдержишь.
Она молчала, застегивая небесно-голубой жакет. Форма у летунов – как праздничная одежда. Голубые шелка, медные пуговицы, белые кружевные оторочки. Даже теплые чулки – в тон, из белой и голубой шерсти. Знаки различия на форме незнакомые, летунские – в виде серебряных птичек. На мужиках все это, пожалуй, слишком помпезно, а вот на девушке – заглядеться!
– А нужна нам карта, – продолжил я. – Сама знаешь, какая. И еще… запал.
Марк повернулся, кивнул.
– Ну и что? – спокойно сказала девушка. Одевшись, она снова вернула уверенность. Может, стоило голой подержать – так спесь-то живо слетает…
– Думай, подруга небесная, – я подошел, крепко взял за руку. – Драться больше не вздумай, руки переломаю. И спорить не спорь. Давай карту и запал.
Девушка презрительно усмехнулась.
– Как тебя зовут? – резко спросил Марк. Опять тем тоном, каким солдат отвлек.
Она вздрогнула. Ответила, без особой охоты:
– Хелен.
– Романка? – на всякий случай уточнил я. Как будто высокородная летунья может старые корни сохранить. – Так вот, Хелен, выхода у тебя нет. Делай, что велю, будешь жить.
– Жизнь без чести – хуже смерти.
– Это верно. Только чести тебя лишить – дело недолгое.
Хелен пожала плечами. Стояла она прямо, как истинная дама перед провинившимся слугой. А ведь болело у нее сейчас все, что только болеть может.
– Когда дворовый пес гадит на тебя – это не позор. Позор псу под хвостом вытирать.
– Так, значит… – я разозлился. – Мы для тебя – псы дворовые? Сейчас узнаешь, зачем псам зубы…
– Ильмар…
Марк подошел к нам. Покачал головой:
– Она карты и запал на Слове прячет. И не отдаст. Летунов учат любую боль терпеть… глянь ей на плечи – там следы от игл должны быть.
Хелен яростно сверкнула глазами.
– А что тогда делать, парень?
Конечно, я понимал, что. С обрыва вниз головой прыгать, все легче да быстрее помрем.
– Веди ее к планёру.
– Далеко не улетишь, Марк. Запала нет, карт не знаешь.
Хелен вроде и не сомневалась, что поднять планёр в воздух мальчишка сумеет. Я это в уме отложил, но ничего не сказал. Толкнул девушку, повел перед собой, не выпуская руки.
Что он задумал, мой попутчик таинственный?
Если она боли не боится, если подкупить нечем, а разжалобить проще холодный камень?
В полном молчании мы шли к планёру. Беда, беда тяжкая, уже светло стало, уже со стен форта можно нас увидеть – двух каторжников, что высокородную летунью под конвоем ведут. Нет спасения.
Возле планёра Марк ускорил шаг, первым заскочил в кабину. Пояснил:
– Я не знаю, летунья, можешь ли ты весь планёр в Холод спрятать. Только теперь не выйдет.
Хелен молчала.
– Руби тросы, Ильмар! – велел Марк.
Не выпуская Хелен, я обошел планёр. Обрезал веревки, удерживающие его на месте. Планёр стал подергиваться под свежим ветром. Летунья болезненно сморщилась, глянула на меня. Прищурившись, я покачал головой: «не вздумай».
Она не стала лезть в драку. Мы вернулись к кабине, где вовсю орудовал Марк. Поворачивал рычажки, давил на педали, дергал ручки. Планёр дергался, будто ожил, колебались концы длиннющих крыльев, ходил налево-направо хвост.
– Машину погубите, и сами погибнете, – сказала Хелен.
– Может быть, – согласился Марк. – Только я попробую. Выхода у меня нет.
Может он надеется летунью тем напугать, что планёр разобьет? Видал я таких героев, что за верного коня готовы свою жизнь отдать…
Хелен посмотрела на меня:
– Он с тобой не полетит. Побоится. Это верная смерть.
Марк глянул виновато. Я ничего не сказал. В животе стало совсем пусто и холодно, захотелось отвести глаза.
– Прости, Ильмар. Но меня-то ты не станешь держать?
– Не стану, – согласился я с облегчением. – Каждый свою смерть сам выбирает.
– Что скажешь, Хелен? – насмешливо спросил Марк.
– Тебе даже с полосы не стронуться! – она вся подалась вперед, вцепилась в спинку кресла.
– Сдвинусь. Ветер хороший. До воды далеко, может и выпрямлюсь. Поток восходящий, скажешь, нет?
– Все равно не дотянешь!
– Я попробую, – сказал Марк. И в голосе была такая твердость, что я понял – он полетит. Может недолго, но полетит.
– Я с тобой, парень, – сказал я онемевшими губами. – Все равно… один конец.
– Дай запал и карты, – потребовал Марк.
– У тебя налета нет, до материка не каждый ас дотянет!
– Конечно, Хелен, Ночная Ведьма… куда мне до тебя. Только я попробую.
Когда он назвал ее Ночной Ведьмой, по лицу девушки скользнула какая-то тень. Смесь гордости и обреченности.
– Не делай этого, Маркус. Вспомни честь!
– Моя честь со мной, капитан! Свою береги.
Вот это да. Женщина – а в чине капитана.
Значит, есть чем гордится – с высокородным офицером справился, а какого пола – дело уже десятое.
– Разобьешься… – пробормотала Хелен. – Разобьешься, разобьешься…
Она дернулась, стряхнула мою руку, и я не стал ее удерживать. Убивать Марка она никак не собиралась, наоборот – тряслась за его жизнь. И мысль, что мальчишка разобьется, пугала ее больше собственной судьбы.
– Садись сзади, Ильмар, – велел Марк… Маркус. – А ты гляди, Хелен, как твоя птичка летать умеет.
Отстранив девушку, я полез на заднее кресло. Сестра, Сестра, образумь, что ж я делаю? Хоть часок бы еще пожить… рассвет встретить, с оружием в руках смерть принять… Мысли в голове метались, будто певчие сверчки в клетке, руки противно тряслись, на лице проступил пот. И все же я забрался в тесную клетку кабины, скорчился на втором сидении, просунув ноги под кресло летуна, на решетчатый деревянный пол.
– Втроем точно не дотянуть, – мертвым голосом сказала Хелен. – Пусть он вылезет. Я… я поведу.
Марк обернулся.
Что же это, значит погибать? Не мне судьба покровительствовала, а мальчику-бастарду? Унесется он сейчас на планёре с Печальных Островов, а мне расхлебывать?
Марк улыбнулся во всю перемазанную физиономию. Подмигнул, и страх, что меня бросят, вновь сменился ужасом перед полетом.
– Втроем полетим, Хелен. И не спорь.
Даже не дожидаясь ответа он полез ко мне, плюхнулся на колени, заерзал, пытаясь устроится удобнее.
Ночная Ведьма, летунья Хелен, обречено посмотрела по сторонам. Будто надеялась увидеть толпу солдат, что навалятся на хрупкий планёр, не дадут ему взлететь.
Но никого не было на летной площадке.
– Искупитель… – прошептала она. Глянула в небо. И решительно полезла на переднее сиденье.
Мы с Марком затихли. Не было все же у нас полной уверенности, что она смирилась.
Дохнуло холодом. В руках Хелен возник маленький железный цилиндрик. Она не глядя всадила его в пустующее гнездо на доске с приборами.
Марк обмяк у меня на коленях. Задышал часто, словно до того от напряжения сдерживал дыхание.
Еще один порыв холода – зашуршала бумага, Хелен прижала к боковому стеклу несколько листков, щелкнула пружинным зажимом. Произнесла:
– Это смерть. Еще никто с таким грузом до материка не летал. Даже на «Фальконе».
– А ты попробуй, Хелен. Я тебе верю, – без всякой насмешки сказал Марк.
Что ж. По крайней мере – не один помру. Вместе перед Искупителем встанем, за грехи отчитываться.
Хелен впереди возилась с рычагами. Похоже, все самое необходимое сделал Марк – ее руки то и дело замирали на полпути.
– Держитесь, – сказала она наконец. И дернула что-то на доске.
Сзади взревело. Я в ужасе обернулся.
– Не бойся, Ильмар, не бойся, это ракетный толкач, чтобы скорость набрать, без него трудно подняться, – торопливо сказал Марк. – Только не дергайся, не качай планёр.
Рев нарастал. Сквозь заднее стекло я видел, что из хвоста планёра вырывается сноп дымного огня. Не загореться бы… но они же все так летают… наверное, по уму сделано…
Планёр дрогнул и покатился вперед. Очень резко, видно колеса на тормозах стояли, а теперь Хелен их отпустила.
– Спаси, Искупитель! – вскрикнула летунья.
Я закрыл глаза и начал молиться Сестре. Кому молился Марк – не знаю. Может и никому. Только и ему было страшно, он обхватил меня, зарылся лицом в грудь.
– Не бойся… – прошептал я, не открывая глаз. Как он управлять планёром собирался, если так боится? Или притворяется, своим страхом меня в чувство приводит, чтобы не начал метаться, не сломал хрупкую кабину?
Открыв один глаз, я увидел, как несется навстречу край обрыва. А еще увидел взмывающие над фортом сигнальные ракеты. Заметили. Поняли.
Только поздно.
Под нами мелькнуло море.
Вот и все…
Или еще нет?
Планёр дрожал, бился в судорогах, сзади ревел «ракетный толкач», о котором говорил Марк. Неужели та дурацкая бочка с обручами – ракета? Как в сказке про барона Мюнгхаузена, что на ракете в Китай слетал…
А море неслось под нами, и не думало приближаться. Наоборот, мы поднимались все выше. Хелен застыла впереди мраморным изваянием, руки ее вцепились в рычаги.
Я открыл второй глаз. Посмотрел на Марка. Тот слабо улыбнулся. Прошептал – я прочел по губам: «не бойся».
Ах ты маленький паршивец! Вовсе тебе не страшно, ты меня успокаиваешь!
– Спасибо, – сказал я, надеясь, что он услышит.
Глава пятая, в которой нам салютует линкор, а мы ему отвечаем.
Ко всему можно привыкнуть.
Даже к тому, что летишь как птица… да нет, быстрее и выше любой птицы. Я по-прежнему был в испарине, и к горлу подпирал комок, но на смену паническому оцепенению пришла какая-то бесшабашная болтливость.
– Эй, ведьма ночная! А пожрать у тебя ничего не найдется?
На миг Хелен повернула голову, одарила меня ненавидящим, хоть и удивленным взглядом. Снова уставилась на свои приборы.
Марк заерзал. Крикнул:
– Сбрасывай толкач!
– Ты меня еще рожать поучи, – презрительно откликнулась летунья. Я подумал, что рожать-то ей вряд ли доводилось, судя по крепкому животику, и поддержал мальчишку:
– Давай, делай что велят!
На этот раз она ответила:
– Будь ты один – сама бы планёр в воду воткнула. Но мальчишку я довезу… попробую… молчал бы, душегуб.
– Я честный вор, – обиделся я.
– Сбрасывай толкач! – снова сказал Марк. Он был испуган. – Хвост подпалим!
Хелен помедлила еще миг. Потом рванула один из рычагов. Планёр дернулся, рев мигом стих, и я увидел в окно, как падает, кувыркаясь, дымящийся цилиндр. Вот была здоровая длинная труба, вот он превратился в карандаш, а вот уже точка несется к волнам, рассыпая искры и оставляя дымную полосу.
Мне снова стало жутко. Я ощутил высоту.
– Только не паникуй! – Марк говорил слишком громко, еще не оценив наступившей тишины. Хелен презрительно глянула на меня – и это помогло. Пацан не боится, женщина не боится, один я трястись буду?
Нет.
Решимости хватило на минуту, в течении которой я разглядывал светлеющее небо, оранжевую полосу восхода и убеждал себя в надежности планёра. Потом я почувствовал, как он клюет носом, словно лодка на крутой волне. Хелен впереди дергала рычаги, мы то заваливались на крыло, то проваливались в бездонную яму. Море и небо мелькали в окнах, будто решили шутки ради местами сменяться. Меня бы давно уже стошнило, не будь желудок безнадежно пуст. Я вцепился в спинку переднего кресла и тонкое дерево затрещало.
– Утихомирь его! – бросила Хелен. – Быстро!
– Вниз, ведьма! – завопил я. – Са… сажай… я… убью!
Марк впился в меня, попытался придавить к креслу. Какой там… я толкнул его так, что мальчишка спиной уперся в матерчатый потолок. Дрожащая под напором ветра ткань захрустела, разрываясь. Марк дико закричал.
Это меня отрезвило. Не то, чтобы страх совсем пропал, но на миг я о нем забыл. Глаза у Марка от ужаса стали круглыми, пальцы закаменели на моих плечах. Я рывков прижал его к себе, обнял. Холодный ветер хлестал по лицу, врываясь в кабину.
– Поворачиваю к острову, – сказала Хелен. – Сейчас сядем.
Марк ничего не ответил – краткий миг, когда он торчал из планёра спиной наружу, убил все его мужество. Поэтому я выдернул из-за пояса нож и коснулся шеи летуньи.
– Мы летим к материку. Слышишь?
Планёр по-прежнему дергался в стороны. Хелен молчала.
– И хватит пугать, – добавил я. – Да, мне страшно! Только вбей в свою красивую головку – на остров я не вернусь. Прирежу тебя, если обратно повернешь. Ясно?
Теперь планёр летел ровно. Неуловимыми движениями рук Хелен направляла его на верный курс. И высоту мы перестали терять, опять поползли вверх, в полной тишине, и это было страшно, но в то же время прекрасно. Лишь ветер хлестал в прорванную обшивку.
– Спрячь кинжал, – сказал я Марку. Тот взял нож и убрал в Холод – без единого слова, как во сне, еще не отошел от страха. Что-то я побаиваться стал оружия в своих руках – тем более в такой ненадежной штуке, как планёр. От ветра слезились глаза, Хелен тревожно оглядывалась на прореху.
– Есть у тебя иголка с ниткой? – спросил я ее.
– Под креслом, – быстро ответила летунья. – Аккуратно шей.