Первый год Гончаров время от времени приезжал в Григорьевск, навещал свое творение, все было в порядке. Двойник работал исправно, числился на хорошем счету и жизнь вел одинокую, без знакомств. Потом они с Володей ограничивались тем, что звонили ему иногда на завод, а потом и звонить перестали - Володя с головой ушел в учебу и с увлечением занимался "Возражениями", а у Гончарова и без гомункулуса дел было по горло. Друзья и предполагать не могли, что за последующие годы в двойнике включится какой-то невидимый завод, и он начнет быстро делать карьеру...
   "Какое счастье, что я перепутала станции метро!" - думала Лидочка, слушая историю гомункулуса Колесникова. Не произойди эта удивительная встреча с Володей, вернулась бы она к своему мужу и жила бы с ним еще неизвестно сколько, мучаясь и сомневаясь. С кем? С резиновым, в сущности, человеком. Пришедшее на ум сравнение так поразило Лидочку, что она не удержалась и высказала его вслух. "Выходит, он как будто резиновый", сказала она. "Удачное определение,- улыбнулся Гончаров. -Можно, пожалуй, и термин такой ввести-"резиновая плоть", то есть плоть неодухотворенная. Глядишь, пригодится в роботехнике будущего".
   Тут он извинительно прижал к груди руку и попросил у Лидочки разрешения "в связи с этим" задать ей несколько вопросов деликатного свойства. Лидочка почувствовала, как у нее вспыхнули щеки, но она усилием воли подавила в себе чувство стыда. Конечно, он ученый, ему все нужно знать, и от таких вопросов не уйти.
   Она только искоса глянула на Володю, но тот, молодец, сам уже все понял и сказал, что Лидочка может быть совершенно откровенной с Дмитрием Александровичем - врачей и священников не стесняются. А сам он сходит пока вниз за почтой.
   И Лидочка отвечала на вопросы Гончарова и благодаря особому, исходившему от него духу трезвого спокойствия не только не стеснялась его, но даже испытывала облегчение, потому что это были как раз те вопросы, которые больше всего мучили ее последнее время. Лидочка так разоткровенничалась, что даже привела оборот из лексикона своего мужа, содержавший тот смысл, что он "добросовестно исполняет свои супружеские обязанности, и в этом отношении к нему не может быть претензий".
   Еще она призналась, что последние два месяца они живут по разным комнатам, потому что ей неизвестно почему стало противно... Сейчас-то она знает почему.
   Среди вопросов был один, самый важный, составлявший предмет сгумых больших переживаний для Лидочки" вопрос о ребенке. Оказалось, что и Гончарова он интересовал больше всего. Раньше он только предполагал, а теперь благодаря Лидочке знает точно, что гомункулусы бесплодны. И это прекрасно. Это значит, что природа или силы, которые за ней стоят, сумели защитить свое легкомысленное творение - человека - от возможности подобных экспериментов в будущем. Живое только от живого - никаких суррогатов!
   В этот момент появился Володя с кипой газет в руках. "Извините, не рано? Все выяснили?" Он уселся на диван рядом с Лидочкой и развернул одну из газет. "Послушайте-ка, что я тут нашел! С ума сойти можно!" Он стал читать репортаж с выставки роботов, на которой Лидочка и Володя были в день знакомства. Земляк Лидочки профессор Иконников, автор того самого Чарси, развивал идею, что их чувствующий робот - это "зародыш далекого будущего", когда высокоразвитые искусственные существа станут вторым человечеством, и как это человечество, избавленное от недостатков природного, придет ему на смену и понесет куда-то там дальше во Вселенную эстафету разума. Володя стал возмущаться идеей профессора, называя ее злой утопией, но Гончаров поправил его, сказав, что определение "кибернетическая утопия" будет справедливее, потому что профессор не имеет никакого злого умысла. Просто он попал под влияние популярных среди кибернетиков идей о том, что живое это всего лишь очень сложная машина.
   А раз машина, то ее можно искусственно воспроизвести и даже усовершенствовать. "Вот сидит человек, - он кивнул на Лидочку, - который на практике опроверг эту утопию. Гомункулусы не оставляют потомства, а общество небиологических роботов к самом деле не что иное, как машина. Оставшись без человека, она рано или поздно остановится".
   Все трое посмеялись над профессором, который, сам того не ведая, оказался в комической ситуации. В его собственном городе уже несколько лет живет и работает представитель того самого будущего, о котором он грезит, и этот представитель, в сущности, тяжкий калека...
   Потом Гончаров ушел, и Лидочка с Володей остались одни.
   - У меня такое ощущение, словно я стала старше лет на пять, - сказала Лидочка.
   - Ay меня, будто я помолодел на столько же, - улыбнулся ей Володя. Будем считать, что мы теперь ровесники.
   Глава 6.
   Еще одна неожиданная встреча
   Пошла вторая неделя Лидочкиной командировки, ознаменовавшая для нее начало новой жизни, а вместе с тем и новых забот. Теперь все определилось и стало на свои места. Владимир Сергеевич уехал, весьма недвусмысленно заявив, что будет чинить ей препятствия, и оставалось только гадать, что стоит за этим заявлением - пустая, сказанная для закругления речи фраза или что-то более серьезное? Что он может ей сделать? Не согласится на развод? Но случай таков, что развод и не нужен. Потребует, чтобы заведующая не подписала ей заявление об увольнении? Но это лишний месяц отработки, и только.
   Не отдаст ее личные вещи? На это он способен. Тряпок, конечно, не жалко, но вот книги... пятьсот томов художественной литературы, оставшихся от тети. Тут он сможет навредить - спрячет книги к себе в гараж или сменит замок на двери, чтобы она не могла без его ведома попасть в квартиру. Книг ужасно жалко, их надо забрать во что бы то ни стало.
   Лидочка поделилась своими тревогами с Володей, но тот был настроен оптимистически. Они поедут в Григорьевск вместе, и в случае каких-либо кунштюков со стороны двойника Володя найдет способ воздействовать на него.
   "Конечно, психология гомункулусов - штука загадочная, если только тут вообще можно говорить о психологии, - сказал Володя.- Непонятно, какие силы ими движут, если они лишены эмоций". Но об этом они еще потолкуют перед отъездом с Дмитрием Александровичем, а пока нужно сделать самое важное на данный момент дело, без которого нельзя ехать, - отредактировать рукопись "Возражений" и сдать ее в редакцию "Природы и технологии". На том и порешили.
   Два дня Володя корпел над рукописью, редактируя текст и делая вклейки, Лидочка с увлечением ему помогала. Работы оказалось довольно много, пришлось перепечатать несколько страниц, но в среду к вечеру она была закончена, а на следующий день Володя и Лидочка поехали в редакцию.
   Редакция журнала "Природа и технология" размещалась в многоэтажной бетонной "стамеске" (так назвал это здание Володя), находившейся в одном из центральных районов столицы. Здесь было много и других редакций, о чем свидетельствовала выставка из разнокалиберных таблиц у входа. "Природа и технология" занимала верхний этаж, куда Лидочка и Володя взлетели в считанные секунды на скоростном лифте.
   Учреждение выглядело солидно - длинный коридор с войлочной дорожкой, обитые полированной деревянной рейкой стены, по стенам великолепные цветные пейзажи на стекле, подсвеченные изнутри. Имелся также холл с мягкими креслами, журнальным столиком, обилием цветов у стен, белыми шелковыми шторами на окнах и прекрасным видом на Москву-реку и далекий Кремль.
   - Посидишь здесь, - сказал Володя, вынимая из портфеля папку "Возражений". - Думаю, это недолго.
   Он наклонился над столиком, бегло просматривая рукопись.
   По коридору в направлении холла шел хорошо одетый очень упитанный мужчина средних лет. Внимание Лидочки привлекла его походка. Он шел выпятив грудь, широко разбрасывая носки ног и размахивая кистью прижатой к телу правой руки. Лицо мужчины хранило надменное выражение. Лидочка подумала, что опытный психиатр, наверное, обнаружил бы тут какое-нибудь отклонение от нормы. Известно, что по манерам и походке можно узнать о человеке многое.
   Мужчина остановился у лифта и резко бросил руку к кнопке вызова. Лидочка не смогла сдержать улыбки, глядя на смешного мужчину, который, кажется, считал себя великой личностью. Он стоял вздернув подбородок и нетерпеливо притопывал выставленной вперед ногой.
   - Ну, кажется, все в порядке, - сказал Володя, закрывая папку.
   Мужчина глянул на него сбоку и тут же повернулся всем корпусом. Его полное, словно надутое изнутри лицо с круглым подбородком и маленькими очень черными глазами мгновенно преобразилось, став растерянно-тревожным.
   - Колесников? Ты чего здесь делаешь? - проговорил он резким, как у сороки, голосом.
   Володя поднял голову, секунду-другую смотрел на мужчину и спокойно спросил: - А ты что здесь делаешь?
   Толстое белое лицо мужчины порозовело. Глаза его забегали, рассматривая Володю, Лидочку и папки на столе. Лидочка обратила внимание, что волосы у него под цвет глаз, тоже очень черные, без единого седого волоска и очень густые, уложенные в аккуратную прическу.
   Папка особенно привлекла внимание мужчины. Он подошел поближе, присматриваясь к обложке. Володя открыл папку и молча повернул, давая ему возможность прочесть заглавие. Маленький пухлый рот мужчины раскрылся, как бутон, образуя на лице некоторое подобие улыбки.
   - Понятно, - сказал он, пододвигаясь еще ближе. - Это, значит, вы тут действуете? А мы думаем, что это вдруг "Природа и технология" заинтересовалась нашим проектом. Не успокоились, значит?
   - Не успокоился.
   Мужчина дернул шеей в белоснежном воротничке (на нем был темно-коричневый костюм-тройка).
   - Можно посмотреть?
   - Пожалуйста. Это вам будет полезно, - сказал Володя.
   Мужчина взял папку и, чуть отстранившись, стал читать. Его лицо вдруг исказила гримаса. Глаза бегали по страницам, брови смешно приплясывали. Он хмыкал, откашливался, подергивал шеей. Было ясно, что содержимое папки очень ему не понравилось.
   - Целый научный труд! - сказал он со смешком. - Это что же, диссертация, что ли?
   - Нет, не диссертация. Чистая самодеятельность, но на хорошем научном уровне.
   Мужчина хмыкнул, кашлянул и, закрыв папку, положил ее на стол. Его маленькие, как две смородины, глаза стали злыми.
   - Слушайте, зачем вам это надо? - сказал он раздраженно. - Ну, в институте я еще понимаю, вам хотелось выделиться, показать перед министерством, какой вы умный, честный работник. Но сейчас зачем? Вы же уволились...
   - Ничего вы не понимаете, - перебил его Вoлодя, - а если хотите хоть что-то понять, то откройте рукопись на сто двадцатой, странице. Там показано в цифрах, к каким тяжелым последствиям приведет в будущем реализация вашего проекта.
   Лицо мужчины искривилось, как от горькой пилюли.
   - Ну что вы говорите! Что за донкихотство! Неужели вы всерьез надеетесь, что строительство цеха запретят? Экономический эффект от его внедрения уже вошел в планы.
   - Надеюсь, что запретят после того, как будут опубликованы мои материалы, - сказал Володя, неподвижно глядя прямо в лицо оппонента. - С мнением журнала считаются, и очень.
   Тут спокойствие изменило ему, и он заговорил в повышенных тонах: - Я еще тогда, в институте, понял, что достучаться до вашей совести невозможно. Но подумайте о последствиях лично для себя, Стулов. Миллионы, которые вы выигрываете сейчас, рано или поздно обернутся миллиардными убытками, не говоря уже о несравненно больших моральных убытках. Вы же нарушите экологию целого района, опоганите прекрасное сибирское озеро! В наше время такие номера так просто с рук не сходят. Когда-нибудь всей вашей компании придется отвечать, ведь вас предупреждали.
   Лидочка с любопытством разглядывала мужчину. Так вот он какой, этот Стулов, из-за которого Володя ушел из института! До чего же несимпатичный человек. Сразу видно, беспринципный и наглый.
   Стулов стоял красный, как рак, его маленькие черные глазки часто моргали, а пухлый рот шевелился и вздрагивал.
   Володя тоже раскраснелся от возбуждения и мерил противника гневным взглядом.
   - Впрочем, что с вами говорить! - сказал Володя, подавляя возбуждение. - Такие люди, как вы, признают только силу. Посмотрим, как вы себя будете чувствовать, когда статью опубликуют.
   - Жди меня здесь, скоро вернусь, - сказал он Лидочке.
   Володя ушел, а Лидочка повернулась к окну и стала рассматривать городской пейзаж. Какой он все-таки обаятельный человек, ее Володя! Даже когда сердится, на него приятно смотреть. Не всякий в наше время способен сражаться за дело, от которого могут быть одни только неприятности.
   - Прошу прощения, - услышала Лидочка вежливый голос.
   Она обернулась вполоборота, глядя с неприязнью на слащаво улыбающегося Стулова.
   - Прошу прощения, вы кто будете Владимиру Сергеевичу? Жена?
   Лидочку изумила перемена, произошедшая с ним. Перед ней стоял совсем другой человек. То "тыкал", дерзил, держался нахально, а теперь сразу притих, по имени-отчеству Володю называет.
   - Жена, - сказала Лидочка, немного подумав.
   - Вас, простите, как зовут?
   - Лидия Ивановна, - холодно сказала Лидочка.
   - Очень приятно, - дрогнул полной щекой Стулов. - А меня зовут Робертом Евгеньевичем. Лидия Ивановна, - заговорил он, стреляя по сторонам глазами, словно боясь, что их кто-нибудь может услышать. - Ваш муж человек очень горячий и очень непрактичный. Подумайте сами, ну зачем ему было тратить столько времени и сил на эту бессмысленную борьбу? Да если бы с самого начала он вел себя умно, он бы давно уже диссертацию защитил. И, уверяю вас, еще не поздно. Он мог бы вернуться в институт.
   - Не нужна ему ваша диссертация, - сказала Лидочка.
   - Понимаю, понимаю, - немедленно закивал Стулов. - У него и так высокий оклад, премии, персональная надбавка, понимаю. Но согласитесь, Лидия Ивановна, что лишние деньги при любом окладе не помешают.
   - Какие еще деньги? - нахмурилась Лидочка.
   Стулов подался вперед, пытаясь взять Лидочку за локоть, но она отстранилась, убрав руку.
   - Вы неправильно меня поняли, Лидия Ивановна! Речь идет о премии за внедрение проекта. Ваш муж, как один из ведущих исполнителей, по закону имеет право на премию, хотя и уволился из института. Если бы вы сумели повлиять на него...
   - Нет, - сказала Лидочка.
   - Но это же не меньше тысячи, Лидия Ивановна! От таких сумм не отказываются! Кроме того, как один из соавторов изобретения, он получит гораздо больше в будущем. По нашей отрасли вознаграждения бывают очень крупными. Как только изобретение будет внедрено, мы немедленно все оформим.
   Он говорил тихо, посматривая по сторонам и поминутно дергаясь телом. Он рисовал перед Лидочкой блистательные материальные перспективы, внушал ей, что Володя собственными руками душит курицу, несущую золотые яйца, что дело его обречено на провал: и денег не получит, и проект не похоронит, потому что слишком много заинтересованных лиц и в "Нитроне", и в главке, и даже в Госплане.
   "Какой отвратительный тип! - подумала Лидочка, стараясь не смотреть в лицо бойкому говоруну. - И про какой персональный оклад он говорит?" Она хотела возразить Стулову, сказать, что есть люди, для которых совесть и принципы дороже денег, но в это время Стулов прервал свой монолог и, бросив взгляд в глубь коридора, сказал: - Советую Владимиру Сергеевичу о нашем разговоре не рассказывать. Сначала взвесьте все сами. До свидания.
   Он бодро прошагал через холл и исчез в дверях, так п не воспользовавшись лифтом.
   По коридору шел Володя.
   - Ну как? - спросила его Лидочка и по его довольному лицу поняла, что все в порядке.
   - Договорились. Рукопись опять отдадут Ермолаеву. Через две недели будет редсовет. Попросят, чтобы он прочел ее к этому времени. Ну что? сказал он, забирая со стола портфель. - Пойдем поедим где-нибудь.
   За обедом в кафе Володя с увлечением рассказывал Лидочке о главном редакторе "Природы и технологии" Васильеве - какой это доброжелательный и образованный человек и как быстро они нашли общий язык. Он, оказывается, тоже сибиряк, правда совсем из других мест, тоже имеет высшее техническое образование и недавно закончил литинститут.
   Лидочка была очень рада за Володю. Слава богу, хоть здесь повезло! Неприятное чувство, вызванное разговором со Стуловым, почти прошло. Она совсем бы забыла о нем, но смущала застрявшая в голове фраза о высоком окладе Володи, которую тот обронил. Ясно, он думает, что Володя главный инженер.
   - А он знает, где ты работаешь? - спросила Лидочка.
   - Кто? Васильев?
   - Нет, Стулов.
   - А-а... Нет, конечно. Я им не говорил, куда уехал.
   - Странно, - сказала Лидочка. - Кажется, он принимает тебя за того... из Григорьевска.
   Лидочка передала Володе содержание ее разговора со Стуловым.
   Сообщение смутило Володю. Он задумался и стал серьезным.
   - Интересно, откуда у него такая информация? - пробормотал он. - Может быть, где случайно встретил тезку? Он у тебя часто в столицу ездил?
   - При мне только два раза.
   - А может быть, просто слышал от общих знакомых... Мир тесен.
   - И что же теперь? - спросила встревоженная Лидочка.
   - А ничего. Выкручусь как-нибудь, если что. Там, понимаешь, был один нюанс, Стулов ведь общался с тезкой, хотя и не знал, кто это. Думал, что я.
   - Как общался?
   - А вот так.
   Лидочка услышала новые подробности истории с гомункулусом, о которых Володя и Гончаров не рассказывали ей в первый раз.
   ...Когда было уже окончательно решено, что двойникам надо разъезжаться, возникла одна проблема. Володе нужно было съездить в Григоръевск на завод "Металл" договориться насчет работы и жилья, а потом в Москву - сдать экзамены на биологический. В отпуске ему отказали, да месяца на все и не хватило бы. И тогда, посовещавшись, друзья решили пойти на риск - оставить на работе вместо Володи двойника. Тот к тому времени производил впечатление вполне нормального человека, только очень нудного и строгого, и обладал всем запасом профессиональных знаний своего оригинала.
   Володе пришлось скрепя сердце изменить поведение.
   Он стал суше с сотрудниками, говорил нарочито монотонным голосом и вообще разыгрывал из себя этакую оскорбленную неприступную личность. Премерзкая роль! Но иного выхода не было.
   Через две недели Володя тайно уехал, а двойник, специально перед этим проинструктированпый, вышел вместо него на работу.
   Подмена прошла блестяще - за два с лишним месяца никто не заметил ничего. Но она имела для Володи одно неожиданное и неприятное последствие. В день, когда он вышел на работу, к нему подошел Стулов и подал отпечатанный на машинке листок.
   - Подписывай - и прямо секретарю директора. Она сама отошлет, - сказал он каким-то дружеским и даже интимным тоном.
   Володя, чувствуя неладное, стал читать листок. Это было письмо в министерство от инженера В. С. Колесникова, в котором тот называл ошибочными свои прежние выступления против проекта автоматического цеха и просил считать недействительной всю предыдущую переписку с министерством.
   Нетрудно было догадаться, что в его отсутствие Стулову удалось договориться с двойником. Володя оказался в двусмысленном положении. Подписать такое письмо он не мог, не подписать вроде бы тоже. И тем не менее Володя отказался от подписи, чем привел Стулова в крайнее изумление. У них вышел серьезный разговор, Стулов очень разозлился на Володю. В тот же день вечером состоялся второй неприятный разговор с двойником. За прошедшее время двойник сильно переменился - вел себя подчеркнуто независимо, даже надменно, называл Стулова умным и энергичным человеком и никак не мог понять, почему Володю иьтересуют какие-то далекие последствия, когда вот они, цифры экономического эффекта - весомые и зримые.
   Оказалось, что в отсутствие Володи приходило официальное отношение из министерства, в котором Колесников, Стулов и еще несколько ведущих специалистов приглашались в Москву для разговора по поводу проекта.
   ...Разговор в министерстве все-таки состоялся, было целое заседание, и Володя, уже уволившийся из "Нитрона", выступал на нем. Стулов и его легкомысленные покровители одержали все-таки победу, проект не был отменен. Тогда-то Володя и понял, что его аргументы нуждаются в более глубоком обосновании, и решил всерьез заняться этой работой...
   Наступил последний день Лидочкиной командировки.
   В этот день с утра они съездили на Павелецкий вокзал, положили ее чемодан в автоматическую камеру хранения, а оттуда на такси, чтобы не терять зря времени, поехали к Гончарову. Володя накануне вечером договорился с ним по телефону, а утром с Павелецкого позвонил еще раз.
   Гончаров знал о Володиной стычке со Стуловым, подозрениях Лидочки, что они вдвоем собираются в Григорьевск, и ждал их у себя дома. "Обязательно приезжайте, - сказал он Володе, - покажу кое-что интересное для Лидии Ивановны".
   - Кажется, я догадываюсь, что он покажет, - говорил Володя, сидя рядом с Лидочкой на заднем сиденье такси.
   - Что? - спросила Лидочка.
   - Альбом с фотографиями "малыша". Мы ведь его снимали, как и положено любящим родителям. Сотни полторы кадров. Один другого интереснее.
   - Представляю...
   - Нет, представить это трудно, - усмехнулся Володя. - Это надо увидеть. Так что готовься.
   Машина стремительно мчалась по широкому Калининскому проспекту. Промелькнула за окном маленькая нарядная церквушка, притулившаяся к белому многоэтажному исполину, и пошли один за другим высотные домакнижки.
   Лидочка вздохнула, глядя на мчавшиеся им навстречу машины. Что ждет их в Григорьевске? Удастся ли благополучно сделать все дела? Завтра воскресенье, он будет дома. Можно позвонить ему прямо с вокзала, а можно не звонить, сначала устроиться где-нибудь с Володей. Стоит ли говорить ему, что Володя тоже приехал? Пожалуй, не стоит. Неизвестно, как он к этому отнесется, еще выкинет что-нибудь. Ах, скорее бы все кончилось...
   ...Лидочка и Володя сидели на диване в небольшой скромно обставленной гостиной квартиры Гончарова, а хозяин, неторопливый, благодушный, в дешевеньких выцветших джинсах и тонком сером свитере, ходил из кухни в комнату, сервировал стол для чая.
   - Вот, посмотрите пока, - сказал он, подавая Лидочке фотоальбом.
   В альбоме," аккуратно наклеенные и пронумерованные, находились хорошего качества фотографии, на которых изображался последовательно весь процесс появления двойника. С огромным любопытством и одновременно чувством, похожим на брезгливость, Лидочка рассматривала фотографии, а Володя давал пояснения. На первой Лидочка увидела серую студенистую массу, отдаленно напоминающую детское тело. Она помещалась в длинной прямоугольной ванне и наполовину была погружена в жидкость. "Там в ванне было устройство, чтобы поднимать наверх для экспозиций", - пояснил Володя.
   Масса производила жутковатое впечатление. Неужели из этой отвратительной слизи получится человек?
   Следующие снимки были еще страшнее. Масса увеличивалась в размерах, у нее появилось некое подобие лица - скулы, лоб, глазные впадины. Дальше обозначились руки, ноги. Масса росла, становясь все больше похожей на взрослого человека. Лидочка листала альбом, и с каждой новой страницей сходство увеличивалось. Володино лицо... Ужас!
   А вот он уже лежит на черном медицинском топчане - громадный, голый, руки по швам, с закрытыми глазами - не то труп, не то просто уснувший человек. Даже на снимке ощущается мертвенная неподвижность его тела. Лидочка отложила альбом.
   Фотографии произвели на нее сильное впечатление.
   Одно дело - просто знать, что твой бывший муж гомункулус, и совсем другое - видеть, хотя бы на фотографии, как он постепенно появляется из отвратительной слизи, из мертвечины, растворенной в ванне. Бр-р!
   За столом Лидочка некоторое время не могла начать есть торт, который положил перед ней на блюдечке Гончаров, только прихлебывала горячий душистый чай.
   Гончаров заметил это и сказал: - Кажется, я немного поторопился с альбомом? Нужно было после чая показать.
   - Да нет, ничего...
   Лидочка внутренним усилием подавила неприятное чувство и откусила немного торта. Какая прелесть! Торт, хотя и покупной, оказался очень сочным и душистым.
   Лидочка вспомнила, с каким равнодушием муж съедал кулинарные шедевры, которые она готовила первые месяцы после свадьбы, и как она тогда, не понимая, обижалась на него.
   - Неужели он совершенно ничего не чувствует? - спросила она Гончарова.
   - Совершенно ничего.
   Лидочка задумалась.
   - Не понимаю... Ведь он - точная копия Володи.
   - Точная, да не совсем. Помните, мы говорили, что он состоит из симметричных, то есть искусственных, белков?
   - А какая разница?
   - Как видим, огромная. В природе ничего просто так не делается, тем более в живом организме. Тут иногда мелочь может иметь решающее значение.
   - А что, собственно, удивляться? - заметил Володя. - Есть же люди, от рождения лишенные тех или иных чувствований. Что же говорить об искусственном человеке!
   - Вот именно, - сказал Гончаров. - Видимо, путем простого подражания природе невозможно создать полноценное живое существо, а только вот такую бесчувственную биологическую машину. Жизнь - это тайна, как глубоко ни влезай в нее.
   Гончаров налил себе чаю, который настаивался на какой-то душистой травке в отдельном чайничке.
   - Я в связи с этим еще кое о чем хотел бы вас расспросить, Лидия Ивановна.
   - Да, пожалуйста.
   Гончаров отпил немного из чашки и поставил ее.
   - Тут такое дело. Будучи существами, лишенными психического мира, гомункулусы, следовательно, должны быть лишены и источника побудительных сил, которые движут нормальными людьми, вообще всеми природными существами. Однако, как мы знаем, он чрезвычайно деятелен и умеет двигаться к поставленной цели. Как вы считаете, Лидия Ивановна, откуда это у него? По идее, он должен быть равнодушен к тем радостям, которые сулит жизненный успех.