Рассказывает старший кок Осмундсен: "Русские очень хорошо приняли нас и угостили. Каждый получил тарелку супа и стакан водки, который сразу заставил забыть о холоде". После 18 часов плавания они вошли в Кольский залив, ведущий к Мурманску. "Потрясающее зрелище! Гавань была буквально набита потопленными судами, повсюду из воды торчали трубы и мачты". В порту они увидели 2 подводные лодки, входившие в состав конвоя. "Нас отправили на грузовике в госпиталь в Полярное. Врачи и сестры начали ухаживать за нами. Я помню, что проглотил чашку горячего кофе с молоком и попросил еще. Медсестра сразу побежала за ней. Похоже, их ничто не могло удивить".
Люди поправлялись очень быстро, но так как город постоянно бомбили, было решено отправить их в лесной лагерь отдыха. "Нам пришлось проделать долгое путешествие на грузовике. Нас разместили в длинном узком бараке. Койки были похожи на полки в железнодорожном вагоне, однако были сделаны из дерева. Нам выдали одеяла и соломенные матрасы. Нам пришлось спать на этих койках бок о бок. Иногда на двух матрасах укладывались три человека, и они не могли даже повернуться. Пища была ужасной. Ее основу составляло невообразимое месиво, которое можно было принять за что угодно, только не за еду: рыбьи головы, свекла и тому подобное. Через неделю было решено перевезти нас в Архангельск. Мы проделали пятидневное путешествие по железной дороге вдоль берега Белого моря. В Архангельске нас устроили в школе. Условия были очень хорошими, и еда тоже, за исключением черного хлеба. И снова все были очень добры".
Две спасательные шлюпки с «Эрлстона», потопленного южнее "Болтон Кастла", сначала потеряли друг друга в густом тумане, но потом встретились снова. В полдень 6 июля они еще держались вместе, с трудом выгребая против сильной волны. Но потом одна шлюпка ушла вперед, оставив вторую, более тяжелую. В этой шлюпке находились 33 человека, которые надеялись добраться до Мурманска. Среди них был кочегар Э. Дж. Робинсон. "Я должен снять шляпу перед старшим стюардом. Он захватил в шлюпку 3 больших бутылки бренди и запас сигарет, поэтому каждое утро мы могли "опрокинуть рюмашку", и это было здорово". Но моряки получили страшный удар, когда обнаружили, что шлюпочный бак для воды вместимостью 20 галлонов пробит. В нем осталось совсем немного воды, и ее пришлось строго экономить.
Командовал шлюпкой второй помощник Дэвид Эванс, который проявил исключительную изобретательность, удерживая ее на курсе. Когда он свалился от переутомления, командование взял на себя кадет Эндрю Уотт, которому исполнилось всего 19 лет. Уотт ухитрялся вести «бортжурнал» на обрывке газеты. Настроение моряков пока оставалось бодрым, и на четвертый день Уотт записал: "9 июля, полдень. Северо-восточный бриз. Идем точно на юг. Большое возбуждение, заметили два предмета на горизонте. Что это? Все гадают". Они полагали, что это спасательное судно, но, к огромному разочарованию моряков, это был всего лишь катер с "Болтон Кастла", который буксировал за собой шлюпку. Эта группа тоже надеялась добраться до Мурманска. Они сверили курс, переговорили, а потом каждый двинулся дальше самостоятельно. Когда ветер стал сильнее, моряки «Эрлстона» воспользовались этим, поставили парус. Они быстро обошли другие шлюпки, которые провожали их приветственными возгласами. Но поднялась сильная волна, и шлюпку бросало, словно маленькую щепочку.
На пятый день 3 человека свалились, потому что у них страшно распухли ноги. На следующий день вышли из строя еще 3 человека. Кочегар Робинсон массировал ноги всем находящимся в шлюпке по 3 раза в день и растирал их растительным маслом. "Я горжусь тремя строевыми матросами, которые в течение 7 дней управляли шлюпкой. Но дальше жертвы становились неизбежными, так как часть людей начала пить морскую воду". На седьмой день, 12 июля, кадет Уотт записал: "5.00, слева по носу замечена земля. "Слава богу!" — сказали все мы". В полдень: "Добровольцы сели на весла, чтобы добраться до суши".
Кочегар Робинсон: "Мы все очень ослабели. Мы высадились на маленький пляж, и к нам тут же подбежали солдаты. Выяснилось, что мы попали на полуостров Рыбачий, прямо на линию фронта. Среди нас был человек, говоривший по-русски, правительственный чиновник, находившийся на «Эрлстоне». Он объяснил, кто мы такие. Я думал, что нахожусь в неплохой форме, и вылез из шлюпки вторым. Но тут же выяснилось, что я не могу удержаться на ногах. Остальные попадали вокруг меня. Солдаты вынесли остальных моряков из шлюпки и усадили на берегу. Они дали нам по глотку воды, хотя я мог выпить целый галлон. Затем нас усадили в грузовик и увезли в блиндаж, где мы получили горячий чай, немного хлеба с вареньем, и смогли побриться. Нам следовало убраться отсюда как можно скорее, потому что русские ожидали большое наступление противника".
Моряков на грузовике увезли во фронтовой госпиталь. Снова запись из бортжурнала: "После прибытия раненых и больных уложили в постели, остальных вымыли и накормили: прекрасная рыба с макаронами, кофе, хлеб, масло. Это было потрясающе!" На следующий день моряков увезли на корабле в госпиталь Полярного. Там они провели 3 дня, а потом были направлены в лагерь отдыха, откуда на поезде отправились в Архангельск.
Другой шлюпке «Эрлстона» повезло гораздо меньше. После того как она продралась сквозь большие поля пакового льда, в открытом море шлюпка встретила целое скопление плавающих бревен, которые представляли большую опасность. В этой лодке находился артиллерист капрал Кроссли.
"В конце третьего дня или в начале четвертого ветер и волны успокоились, и мы начали грести. Один из старых моряков, Пэдди Мэрфи, причитал, что он "больше не увидит своих любимых красных автобусов", когда нас начинало трепать волнами. Позднее этот старик скончался после операции на ногах, пораженных гангреной. Кое-кто из других моряков тоже лишился ног.
Мы гребли и гребли, в течение 10 дней не видя никаких следов других людей. Я узнал очень много о чайках и глупышах, топорниках. Однажды мы столкнулись со стадом китов. Я могу поручиться, что по крайней мере у одного кита чертовски скверно воняло изо рта. Мы поняли это, когда он вынырнул в 6 футах от шлюпки и наклонился над нами.
На десятый день мы заметили самолет. Он пролетел прямо над нами. Мы также увидели высокий берег. Появился маленький моторный катер, но мы не могли с ним связаться, так как он находился слишком далеко. Первый помощник начал кричать, что мы вышли к русской территории. Когда появился другой катер, он отправил русского, говорившего по-английски, на нос, чтобы переговорить с рыбаками. После нескольких фраз русский повернулся с мрачным выражением на лице и развел руками. "Это не русские", — сказал он. Наш боцман, урожденный датчанин, проворчал: "Это норвежцы". Рыбаки провели нас по запутанному фарватеру к маленькой бухточке возле мыса Нордкап. Я потащил маленького шотландца на себе на скалу к домику рыбака. Его жена встретила нас очень приветливо. Она нагрела воды, чтобы мы могли согреть наши обмороженные ноги, и угостила нас супом. Те из нас, кто держался на ногах, вышли наружу и улеглись на солнышке поспать. Командир артиллерийской команды Хью, наводчик Кидд и я решили постараться добраться до Швеции (как мы потом узнали, крайне глупая затея). Но пока мы спали, первый помощник, страшно боявшийся немцев, отправил боцмана на соседний маяк, чтобы сообщить о нашей высадке. Нас разбудил топот солдатских сапог и громкие крики: "Raud Rausl"
Нас увезли в Нордкин, а потом — в Вильгельмсхафен. Меня допрашивал очень симпатичный пожилой немец, прекрасно говоривший на английском. Когда он спросил, откуда я, я ответил: "Из Гулля". Он уточнил: "Вы имеете в виду Кингстон-он-Гулль?" Действительно, это было полное название моего родного города, хотя его никто не использует. Затем он спросил: "Скажите, королева Виктория все еще следит за людьми, идущими в туалет в сквере?" Оказалось, он знает, что подземные удобства были построены на том месте, где раньше стояла статуя королевы, которую потом, разумеется, сняли. Он отлично знал Гулль! Однако он отправил меня на 3 недели в одиночку за отказ сотрудничать, сказав, что немцы и так уже знают все, что им нужно, однако они хотели, чтобы я подтвердил эти сведения. Когда немцы в конце войны бежали из лагеря, этого немца нашли в одном из соседних амбаров. Его нашел один из моих парней, который никак не мог решить: прикончить немца или нет. В конце концов его оставили в живых".
Меньше всего повезло морякам «Карлтона». Этот американский транспорт был первым из потопленных в Черное Воскресенье, а вдобавок все уцелевшие члены экипажа попали в руки к немцам. Именно это породило множество фантастических немецких коммюнике, которые мы позднее услышали в Архангельске. Через 6 часов после гибели «Карлтона», 5 июля в 5.22, когда спасательные шлюпки и плоты пытались покинуть сцену, рядом с ними приводнился немецкий гидросамолет, который забрал двоих моряков. Вскоре после этого прилетела летающая лодка и взяла на борт 9 моряков и артиллеристов. Вечером еще одна летающая лодка забрала 12 человек и оставила морякам сигнальные ракеты. На следующее утро гидросамолет забрал еще 2 человек. Все они были доставлены в Норвегию.
17 оставшихся моряков перешли в одну шлюпку и отпустили спасательные плотики. Второй помощник, который сохранил секстант и карты, взял курс на ближайшую русскую территорию. На четвертый день после гибели судна британский самолет сбросил им резиновый костюм и несколько банок консервов. На восьмой день рядом с ними всплыла немецкая подводная лодка. Молодой командир, который заявил, что некоторое время жил на западном побережье США, выразил сожаление, что не может взять их к себе на борт, так как лодка "только вышла в поход". Он предложил медицинскую помощь, от которой американцы отказалась. Тогда немец передал им компас и карты, сообщил их координаты и указал расстояние до норвежского берега и курс на него. Он также передал на шлюпку воду, сухари, сигареты и одеяла — большая часть всего этого была американского производства. Немецкий офицер сообщил, что за разбежавшимися транспортами охотятся 42 подводные лодки.
На тринадцатый день пути первый помощник механика замерз насмерть. Очень неохотно американцы взяли курс на Норвегию. Спустя 6 дней в крайне подавленном состоянии они вышли на берег возле Нордкапа. Их путешествие завершилось.
Глава 8. Полный вперед — и с богом
Люди поправлялись очень быстро, но так как город постоянно бомбили, было решено отправить их в лесной лагерь отдыха. "Нам пришлось проделать долгое путешествие на грузовике. Нас разместили в длинном узком бараке. Койки были похожи на полки в железнодорожном вагоне, однако были сделаны из дерева. Нам выдали одеяла и соломенные матрасы. Нам пришлось спать на этих койках бок о бок. Иногда на двух матрасах укладывались три человека, и они не могли даже повернуться. Пища была ужасной. Ее основу составляло невообразимое месиво, которое можно было принять за что угодно, только не за еду: рыбьи головы, свекла и тому подобное. Через неделю было решено перевезти нас в Архангельск. Мы проделали пятидневное путешествие по железной дороге вдоль берега Белого моря. В Архангельске нас устроили в школе. Условия были очень хорошими, и еда тоже, за исключением черного хлеба. И снова все были очень добры".
Две спасательные шлюпки с «Эрлстона», потопленного южнее "Болтон Кастла", сначала потеряли друг друга в густом тумане, но потом встретились снова. В полдень 6 июля они еще держались вместе, с трудом выгребая против сильной волны. Но потом одна шлюпка ушла вперед, оставив вторую, более тяжелую. В этой шлюпке находились 33 человека, которые надеялись добраться до Мурманска. Среди них был кочегар Э. Дж. Робинсон. "Я должен снять шляпу перед старшим стюардом. Он захватил в шлюпку 3 больших бутылки бренди и запас сигарет, поэтому каждое утро мы могли "опрокинуть рюмашку", и это было здорово". Но моряки получили страшный удар, когда обнаружили, что шлюпочный бак для воды вместимостью 20 галлонов пробит. В нем осталось совсем немного воды, и ее пришлось строго экономить.
Командовал шлюпкой второй помощник Дэвид Эванс, который проявил исключительную изобретательность, удерживая ее на курсе. Когда он свалился от переутомления, командование взял на себя кадет Эндрю Уотт, которому исполнилось всего 19 лет. Уотт ухитрялся вести «бортжурнал» на обрывке газеты. Настроение моряков пока оставалось бодрым, и на четвертый день Уотт записал: "9 июля, полдень. Северо-восточный бриз. Идем точно на юг. Большое возбуждение, заметили два предмета на горизонте. Что это? Все гадают". Они полагали, что это спасательное судно, но, к огромному разочарованию моряков, это был всего лишь катер с "Болтон Кастла", который буксировал за собой шлюпку. Эта группа тоже надеялась добраться до Мурманска. Они сверили курс, переговорили, а потом каждый двинулся дальше самостоятельно. Когда ветер стал сильнее, моряки «Эрлстона» воспользовались этим, поставили парус. Они быстро обошли другие шлюпки, которые провожали их приветственными возгласами. Но поднялась сильная волна, и шлюпку бросало, словно маленькую щепочку.
На пятый день 3 человека свалились, потому что у них страшно распухли ноги. На следующий день вышли из строя еще 3 человека. Кочегар Робинсон массировал ноги всем находящимся в шлюпке по 3 раза в день и растирал их растительным маслом. "Я горжусь тремя строевыми матросами, которые в течение 7 дней управляли шлюпкой. Но дальше жертвы становились неизбежными, так как часть людей начала пить морскую воду". На седьмой день, 12 июля, кадет Уотт записал: "5.00, слева по носу замечена земля. "Слава богу!" — сказали все мы". В полдень: "Добровольцы сели на весла, чтобы добраться до суши".
Кочегар Робинсон: "Мы все очень ослабели. Мы высадились на маленький пляж, и к нам тут же подбежали солдаты. Выяснилось, что мы попали на полуостров Рыбачий, прямо на линию фронта. Среди нас был человек, говоривший по-русски, правительственный чиновник, находившийся на «Эрлстоне». Он объяснил, кто мы такие. Я думал, что нахожусь в неплохой форме, и вылез из шлюпки вторым. Но тут же выяснилось, что я не могу удержаться на ногах. Остальные попадали вокруг меня. Солдаты вынесли остальных моряков из шлюпки и усадили на берегу. Они дали нам по глотку воды, хотя я мог выпить целый галлон. Затем нас усадили в грузовик и увезли в блиндаж, где мы получили горячий чай, немного хлеба с вареньем, и смогли побриться. Нам следовало убраться отсюда как можно скорее, потому что русские ожидали большое наступление противника".
Моряков на грузовике увезли во фронтовой госпиталь. Снова запись из бортжурнала: "После прибытия раненых и больных уложили в постели, остальных вымыли и накормили: прекрасная рыба с макаронами, кофе, хлеб, масло. Это было потрясающе!" На следующий день моряков увезли на корабле в госпиталь Полярного. Там они провели 3 дня, а потом были направлены в лагерь отдыха, откуда на поезде отправились в Архангельск.
Другой шлюпке «Эрлстона» повезло гораздо меньше. После того как она продралась сквозь большие поля пакового льда, в открытом море шлюпка встретила целое скопление плавающих бревен, которые представляли большую опасность. В этой лодке находился артиллерист капрал Кроссли.
"В конце третьего дня или в начале четвертого ветер и волны успокоились, и мы начали грести. Один из старых моряков, Пэдди Мэрфи, причитал, что он "больше не увидит своих любимых красных автобусов", когда нас начинало трепать волнами. Позднее этот старик скончался после операции на ногах, пораженных гангреной. Кое-кто из других моряков тоже лишился ног.
Мы гребли и гребли, в течение 10 дней не видя никаких следов других людей. Я узнал очень много о чайках и глупышах, топорниках. Однажды мы столкнулись со стадом китов. Я могу поручиться, что по крайней мере у одного кита чертовски скверно воняло изо рта. Мы поняли это, когда он вынырнул в 6 футах от шлюпки и наклонился над нами.
На десятый день мы заметили самолет. Он пролетел прямо над нами. Мы также увидели высокий берег. Появился маленький моторный катер, но мы не могли с ним связаться, так как он находился слишком далеко. Первый помощник начал кричать, что мы вышли к русской территории. Когда появился другой катер, он отправил русского, говорившего по-английски, на нос, чтобы переговорить с рыбаками. После нескольких фраз русский повернулся с мрачным выражением на лице и развел руками. "Это не русские", — сказал он. Наш боцман, урожденный датчанин, проворчал: "Это норвежцы". Рыбаки провели нас по запутанному фарватеру к маленькой бухточке возле мыса Нордкап. Я потащил маленького шотландца на себе на скалу к домику рыбака. Его жена встретила нас очень приветливо. Она нагрела воды, чтобы мы могли согреть наши обмороженные ноги, и угостила нас супом. Те из нас, кто держался на ногах, вышли наружу и улеглись на солнышке поспать. Командир артиллерийской команды Хью, наводчик Кидд и я решили постараться добраться до Швеции (как мы потом узнали, крайне глупая затея). Но пока мы спали, первый помощник, страшно боявшийся немцев, отправил боцмана на соседний маяк, чтобы сообщить о нашей высадке. Нас разбудил топот солдатских сапог и громкие крики: "Raud Rausl"
Нас увезли в Нордкин, а потом — в Вильгельмсхафен. Меня допрашивал очень симпатичный пожилой немец, прекрасно говоривший на английском. Когда он спросил, откуда я, я ответил: "Из Гулля". Он уточнил: "Вы имеете в виду Кингстон-он-Гулль?" Действительно, это было полное название моего родного города, хотя его никто не использует. Затем он спросил: "Скажите, королева Виктория все еще следит за людьми, идущими в туалет в сквере?" Оказалось, он знает, что подземные удобства были построены на том месте, где раньше стояла статуя королевы, которую потом, разумеется, сняли. Он отлично знал Гулль! Однако он отправил меня на 3 недели в одиночку за отказ сотрудничать, сказав, что немцы и так уже знают все, что им нужно, однако они хотели, чтобы я подтвердил эти сведения. Когда немцы в конце войны бежали из лагеря, этого немца нашли в одном из соседних амбаров. Его нашел один из моих парней, который никак не мог решить: прикончить немца или нет. В конце концов его оставили в живых".
Меньше всего повезло морякам «Карлтона». Этот американский транспорт был первым из потопленных в Черное Воскресенье, а вдобавок все уцелевшие члены экипажа попали в руки к немцам. Именно это породило множество фантастических немецких коммюнике, которые мы позднее услышали в Архангельске. Через 6 часов после гибели «Карлтона», 5 июля в 5.22, когда спасательные шлюпки и плоты пытались покинуть сцену, рядом с ними приводнился немецкий гидросамолет, который забрал двоих моряков. Вскоре после этого прилетела летающая лодка и взяла на борт 9 моряков и артиллеристов. Вечером еще одна летающая лодка забрала 12 человек и оставила морякам сигнальные ракеты. На следующее утро гидросамолет забрал еще 2 человек. Все они были доставлены в Норвегию.
17 оставшихся моряков перешли в одну шлюпку и отпустили спасательные плотики. Второй помощник, который сохранил секстант и карты, взял курс на ближайшую русскую территорию. На четвертый день после гибели судна британский самолет сбросил им резиновый костюм и несколько банок консервов. На восьмой день рядом с ними всплыла немецкая подводная лодка. Молодой командир, который заявил, что некоторое время жил на западном побережье США, выразил сожаление, что не может взять их к себе на борт, так как лодка "только вышла в поход". Он предложил медицинскую помощь, от которой американцы отказалась. Тогда немец передал им компас и карты, сообщил их координаты и указал расстояние до норвежского берега и курс на него. Он также передал на шлюпку воду, сухари, сигареты и одеяла — большая часть всего этого была американского производства. Немецкий офицер сообщил, что за разбежавшимися транспортами охотятся 42 подводные лодки.
На тринадцатый день пути первый помощник механика замерз насмерть. Очень неохотно американцы взяли курс на Норвегию. Спустя 6 дней в крайне подавленном состоянии они вышли на берег возле Нордкапа. Их путешествие завершилось.
* * *
Теперь осталось рассказать о судьбе кораблей и шлюпок, которые продолжали двигаться к Новой Земле. Сколько их было? Маленький спасательный флот коммодора Даудинга вскоре должен был добраться до нее. Во всех дальнейших событиях важную роль играл "Эмпайр Тайд", одно из двух спасшихся британских торговых судов.
Глава 8. Полный вперед — и с богом
Когда был получен приказ рассеять конвой, "Эмпайр Тайд" шел на своем месте в центре строя. После того как прошел первый шок и все смирились с неизбежным, капитан быстро устроил совещание со старшим механиком. Они решили следовать прежним курсом, предоставив остальным судам расходиться в разные стороны. Капитан Фрэнк Харви дернул ручки машинного телеграфа: "Полный вперед"
Уход за артиллеристом, раненным во время налета торпедоносцев, превратился в настоящую проблему. Рассказывает старший помощник Джордж Лич: "Я осмотрел его ногу и пришел в ужас. Вероятно, пуля вращалась, потому что входное отверстие имело диаметр целый дюйм. Выходное представляло собой разверстую рану около 9 дюймов в поперечнике. Мы вызвали американский эсминец лампой Олдиса и запросили, можем ли мы передать им раненого. Но у них были свои приказы, и американцы ответили: "Сожалеем, что не можем помочь вам". Эсминец умчался на соединение со своими. Все, что мы могли сделать перевязать рану и устроить человека поудобнее.
Мы продолжали следовать курсом 30 градусов со скоростью 13 узлов. Незадолго до полуночи мы подошли к кромке льдов, которые простирались, насколько видел глаз. Мы слегка повернули, чтобы обойти льдины, преграждавшие нам путь, а потом легли на прежний курс, когда кромка льдов повернула на северо-восток. А затем мы попали в туман. Капитан и я решали, что лучше делать? Снизить скорость, как это обычно делают в тумане, или, несмотря на риск, следовать полным ходом, чтобы попытаться оторваться от противника? Мы решили не снижать скорость и молиться!"
Итак, "Эмпайр Тайд", серьезно рискуя, мчался в пелене тумана. Большие льдины и целые айсберги внезапно возникали рядом с кораблем. "Но мы к этому времени были на взводе. Уже начали поступать первые сигналы SOS, когда одно судно за другим попадало под удар немцев и шло на дно. Одно сообщение я никогда не забуду. Это была радиограмма «Эрлстона», которая гласила: "Я атакован 7 бомбардировщиками и 3 подводными лодками. До сих пор держусь". Я полагаю, такой сигнал стоит поставить в один ряд с приказом Нельсона: "Сражаться с неприятелем вплотную".
Истребитель «Харрикейн», находящийся на "Эмпайр Тайде", приобрел огромное значение, что сразу стало ясно по поведению немецких летчиков. Рассказывает старший помощник Джордж Э. Лич:
"Пульт управления катапульты находился в плотницкой мастерской на полубаке. Старший помощник должен был повернуть рубильник зажигания пороховых ускорителей, которые выстреливали самолет в воздух. Но перед этим в электрическую цепь следовало вставить специальный шунт. Его хранили в закрытом ящичке на переборке рядом с пусковым рубильником. Я должен был постоянно носить с собой ключ от ящичка и не мог передать его никому, кроме двух офицеров КВВС, находящихся у нас на борту. Они возвращали мне ключ после очередной проверки электрической цепи.
С самого начала похода этот ключ постоянно вертелся перед моим мысленным взором. Я испытывал постоянный страх: вот-вот прозвучит боевая тревога, я побегу на свой пост, и выяснится, что ключ потерян. Первые 2 дня после расформирования конвоя прошли в постоянных тревогах. Время от времени, когда погода улучшалась, мы замечали приближающийся одиночный самолет. Немедленно звучала боевая тревога. Пилот мчался в кабину, а я бежал к пульту управления. С мостика на колодезную палубу вели 3 трапа. Мы очень быстро научились лихо соскальзывать вниз по поручням, даже не касаясь ногами ступеней трапа. Таким образом мы попадали с мостика на палубу в течение 10 секунд. Пилот должен был запустить мотор «Харрикейна», а я был обязан открыть шкафчик и вставить шунт на место. (Слава богу, я ни разу не попытался повернуть ключ в обратную сторону.) После этого мы должны были ждать отмашки зеленым флагом с мостика. Однако каждый раз противник проявлял осторожность и держался как можно дальше от нас, заметив на палубе судна «Харрикейн».
В трюме "Эмпайр Тайда" размещалось наше "секретное оружие". Кого-то в Хваль-фиорде осенила блестящая идея соорудить фальшивый истребитель. В этом случае после запуска настоящего самолета мы могли поставить на катапульту макет. Это должно было отпугнуть бомбардировщики. Мы даже соорудили фальшивку из досок и брезента и раскрасили ее, как положено настоящему истребителю. Однако макет нам так и не потребовался и в конце концов развалился.
"Эмпайр Тайд" был одним из немногих транспортов, на котором был установлен гирокомпас. Это было большим преимуществом, так как в высоких широтах магнитный компас был практически бесполезен. Транспорт продолжал следовать прежним курсом, пока не достиг широты 78° N. Там было решено повернуть и следовать к берегам Новой Земли. Остров был замечен рано утром 6 июля. И вот здесь капитан "Эмпайр Тайда" начал действовать совсем не так, как командиры других кораблей, сумевших добраться до острова. Он решил держаться как можно дальше от Маточкина Шара.
Снова обратимся к воспоминаниям Джорджа Лича: "Мы подумали, что сосредоточение там всех уцелевших судов окажется слишком лакомой приманкой для немцев. К счастью, у нас на борту имелась карта Адмиралтейства "Якорные стоянки островов Новая Земля". На некотором расстоянии от Маточкина Шара обнаружилась бухточка, вход в которую частично прикрывал риф. Мы решили попытаться укрыться там на несколько часов, чтобы дать возможность экипажу немного отдохнуть. Мы осторожно вошли в бухту самым малым ходом, постоянно беря пеленги. Но вдруг корабль содрогнулся — мы все-таки сели на риф. В этот момент наблюдатели на корме заметили на юге самолет, который летел к берегу. Однако он скрылся за холмами прежде, чем мы успели сыграть тревогу.
Тщательно определив свое положение, мы выяснили, что по карте в этом месте должна был глубина 17,5 фатомов. Но в действительности все выглядело иначе. Перегнувшись через фальшборт, можно было без труда увидеть риф с лениво колышущимися разноцветными водорослями".
Экипажу пришлось откачивать за борт всю воду и лишнее топливо, чтобы облегчить корабль, перетаскивать на корму часть груза. Машины дали полный назад, но прошли еще 7 очень тревожных часов, прежде чем во время прилива корабль сумел сползти с рифа. Это стало результатом сверхчеловеческих усилий старшего механика Хьюза и его людей. То, что форпик был залит цементом, спасло судно от серьезных повреждений. Хотя днище было распорото и в пробоину можно было увидеть риф, серьезной опасности не было. Переборки держали, а корпус, предназначенный для плавания во льдах, был достаточно прочным.
К счастью, все это время, пока корабль был совершенно беспомощен, таинственный самолет больше не показывался. Шкипер Харви решил больше не верить ненадежным картам якорных стоянок и собирался следовать вдоль берега, чтобы потом попытаться напрямую прорваться в Белое море. На следующее утро, 7 июля, когда судно без новых приключений ползло вдоль берега Новой Земли на юг, наблюдатели заметили впереди корабль. Это оказался еще один уцелевший транспорт, и около 8.00 корабли встретились.
Вспоминает старпом Лич: "Мы с капитаном постоянно находились на мостике последние 9 дней, лишь изредка отдыхая в креслах в штурманской рубке. Сегодня погода была тихой, море спокойным, и все вокруг выглядело мирно и тихо. Капитан Харви предложил мне спуститься в каюту, быстренько помыться и позавтракать, а потом сменить его, чтобы он тоже смог привести себя в порядок. Но не прошло и 5 минут, как меня вызвали обратно на мостик. Капитан попросил меня получше рассмотреть судно, находящееся в 6 милях впереди нас. Оно развернулось к нам бортом и выглядело как-то странно. Я взял бинокль и увидел, что корабль глубоко сидит носом. Похоже, он тонул. (Позднее мы выяснили, что это был "Алкоа Рейнджер".) Рядом с кораблем я различил 3 подводные лодки, стоящие на поверхности. Белый бурун на носу одной из них показывал, что лодка полным ходом идет к нам. Мы немедленно положили руль лево на борт и бросились наутек. Мы надеялись, что, когда лодка подойдет ближе, мы сможем пустить в ход наше 12-фн кормовое орудие. Мы полным ходом помчались на север, и нам снова пришлось решать проклятый вопрос: куда идти?"
Командир и старпом снова просмотрели карты Адмиралтейства и решили зайти в бухту Моллера, находящуюся к югу от пролива Маточкин Шар.
"На карте мы обнаружили небольшую русскую деревушку, называющуюся "становище Малое Кармакульское". Судя по всему, бухта была достаточно просторной, чтобы корабль мог там развернуться, стоя на якоре, хотя вход был исключительно трудным. Узкий проход изгибался почти под прямым углом. Но капитан Харви сказал, что скорее выбросит судно на берег, пытаясь спасти его, чем позволит противнику потопить его. Я с ним согласился. Через несколько часов мы подошли к входу в бухту. На носу стал боцман с линем, которым он мерил глубину, и мы бросили якорь прямо посреди бухты".
Из деревни пришел катер с несколькими военными. "Эмпайр Тайд" не испытывал проблем в общении с русскими, так как на борту судна находился русский морской офицер, прекрасно говоривший по-английски. В деревне жили около 50 человек. Эти семьи кормились охотой и собиранием утиных яиц. Жители отнеслись к англичанам доброжелательно и согласились отправить радиограмму в Архангельск, чтобы сообщить о прибытии судна. Одновременно запросили медицинскую помощь раненному артиллеристу. 66 человек экипажа "Эмпайр Тайда" могли считать себя в относительной безопасности, если только вражеские самолеты вдруг не обнаружат судно.
"Уинстон Сейлем" не мог сам сняться с мели, поэтому его экипаж, опасаясь воздушных атак, решил для большей безопасности устроить временный лагерь на берегу. Моряки выгружали различные припасы, когда вдруг над ними пролетел самолет. Началась дикая паника, артиллеристы бросились к пулеметам. Однако это оказалась русская «Каталина». Пролетев на бреющем, гидросамолет сбросил записку, в которой сообщал, что заберет остальных моряков «Олопаны» и вернется. Русские так и сделали, перевезя моряков «Олопаны» на "Эмпайр Тайд" в бухту Моллера.
"Уинстон Сейлем" крепко сидел на мели, хотя такое несчастье остальные сочли бы даром небес. Прежде всего, это были моряки торпедированного «Хатлбьюри». 13 человек на плотике Артура Картера пытались спастись от холода, закутываясь в паруса. Они провели 2,5 дня в открытом море, прежде чем увидели впереди спасательную шлюпку.
"Это оказалась спасательная шлюпка капитана с нашего же судна. Сначала в ней находились 13 человек, но 8 умерли до того, как мы встретились, и были сброшены за борт. Девятый тоже только что скончался, но уже ни у кого не осталось сил, чтобы столкнуть труп за борт, пока мы подошли. Это был высокий тяжелый швед. Умирая, он упал между банок, и нам пришлось приложить адские усилия, чтобы вытащить его. Боюсь, нам было не до церемоний, мы просто столкнули покойника за борт. Я помню большой всплеск на воде — и все. Мы перебрались в шлюпку, где оставались 4 человека, и подняли парус.
Первый помощник с нашего плота оказался единственным офицером, и несмотря на рану руки, он оказался хорошим командиром. Половина моряков села на весла, другая половина растирала ноги гребцам. Это было не слишком удобно, но мы делали все, что могли. Самое главное — мы двигались. Примерно через 12 часов мы увидели берега Новой Земли и в конце концов выбрались на берег. Самое первое, что мы сделали, оказавшись на суше, — развели костер, чтобы обсушиться. Затем помощник разделил нас на две группы. Одна отправилась на поиски дерева, чтобы поддерживать костер, а вторая пошла искать съестное. Они поймали пару птиц и нашли несколько яиц. Птицы, похоже, совершенно не боялись человека. Они просто сидели на месте и позволили схватить себя. Их перья, казалось, приросли к коже, но в остальном это были птицы как птицы. Мы сварили похлебку. В жестянку от бисквитов налили воду и кинули туда изрубленных на куски птиц. Из шлюпочных парусов мы соорудили палатку.
Когда наши поисковые партии уходили, мы оставляли троих человек присматривать за костром. Одним из них был молодой моряк, отморозивший обе ноги. Мы ничего не могли для него сделать, только постараться уложить поудобнее. Однако, когда этот парень остался один, он сразу засунул ноги прямо в огонь, чтобы согреться, как он объяснил. Когда мы вернулись, его ноги выглядели просто ужасно — два куска сырого мяса. Позднее в Архангельске ему ампутировали обе ноги.
Наши мусорщики обшаривали местность, обходя вокруг костров все расширяющимися кругами. Поднявшись повыше, мы заметили вдали высокий столб дыма. Это должен был оказаться корабль. Мы решили доплыть до него вдоль берега. Нам пришлось пересечь большую бухту и обогнуть мыс, но тут мы столкнулись с сильным течением. К счастью, на корабле увидели, что у нас проблемы, и выслали на помощь свою шлюпку. Так мы обнаружили сидящий на мели "Уинстон Сейлем". Экипаж встретил нас приветливо. Когда мы поднялись на борт по штормтрапу, один из моряков крикнул: "Кофе сюда, чай туда!" В большом салоне были накрыты два стола, на одном красовалось ведро горячего кофе, на другом — ведро чая. Корабль был буквально переполнен спасенными. Его экипаж поделился с нами одеждой. Меня удивило, что у них еще кое-что осталось. На корабле было так тесно, что мы снова перебрались на берег. Устройство лагеря уже шло полным ходом. На берег доставили несколько палаток, одеяла. Ящики с яйцами были зарыты для сохранности в снег. На берегу находились 3 кока, орудующие у импровизированных плит, изготовленных из железных бочек. Они пекли лепешки, которые пахли просто восхитительно. А рядом стояло большое ведро с мелиссой. Каждый сам себя обслужил. Вы могли есть столько, сколько влезет.
После того как мы прожили с американцами 5 дней, нас обнаружила русская «Каталина», которая сбросила сообщение. В нем говорилось, что скоро к нам придут на помощь".
Уход за артиллеристом, раненным во время налета торпедоносцев, превратился в настоящую проблему. Рассказывает старший помощник Джордж Лич: "Я осмотрел его ногу и пришел в ужас. Вероятно, пуля вращалась, потому что входное отверстие имело диаметр целый дюйм. Выходное представляло собой разверстую рану около 9 дюймов в поперечнике. Мы вызвали американский эсминец лампой Олдиса и запросили, можем ли мы передать им раненого. Но у них были свои приказы, и американцы ответили: "Сожалеем, что не можем помочь вам". Эсминец умчался на соединение со своими. Все, что мы могли сделать перевязать рану и устроить человека поудобнее.
Мы продолжали следовать курсом 30 градусов со скоростью 13 узлов. Незадолго до полуночи мы подошли к кромке льдов, которые простирались, насколько видел глаз. Мы слегка повернули, чтобы обойти льдины, преграждавшие нам путь, а потом легли на прежний курс, когда кромка льдов повернула на северо-восток. А затем мы попали в туман. Капитан и я решали, что лучше делать? Снизить скорость, как это обычно делают в тумане, или, несмотря на риск, следовать полным ходом, чтобы попытаться оторваться от противника? Мы решили не снижать скорость и молиться!"
Итак, "Эмпайр Тайд", серьезно рискуя, мчался в пелене тумана. Большие льдины и целые айсберги внезапно возникали рядом с кораблем. "Но мы к этому времени были на взводе. Уже начали поступать первые сигналы SOS, когда одно судно за другим попадало под удар немцев и шло на дно. Одно сообщение я никогда не забуду. Это была радиограмма «Эрлстона», которая гласила: "Я атакован 7 бомбардировщиками и 3 подводными лодками. До сих пор держусь". Я полагаю, такой сигнал стоит поставить в один ряд с приказом Нельсона: "Сражаться с неприятелем вплотную".
Истребитель «Харрикейн», находящийся на "Эмпайр Тайде", приобрел огромное значение, что сразу стало ясно по поведению немецких летчиков. Рассказывает старший помощник Джордж Э. Лич:
"Пульт управления катапульты находился в плотницкой мастерской на полубаке. Старший помощник должен был повернуть рубильник зажигания пороховых ускорителей, которые выстреливали самолет в воздух. Но перед этим в электрическую цепь следовало вставить специальный шунт. Его хранили в закрытом ящичке на переборке рядом с пусковым рубильником. Я должен был постоянно носить с собой ключ от ящичка и не мог передать его никому, кроме двух офицеров КВВС, находящихся у нас на борту. Они возвращали мне ключ после очередной проверки электрической цепи.
С самого начала похода этот ключ постоянно вертелся перед моим мысленным взором. Я испытывал постоянный страх: вот-вот прозвучит боевая тревога, я побегу на свой пост, и выяснится, что ключ потерян. Первые 2 дня после расформирования конвоя прошли в постоянных тревогах. Время от времени, когда погода улучшалась, мы замечали приближающийся одиночный самолет. Немедленно звучала боевая тревога. Пилот мчался в кабину, а я бежал к пульту управления. С мостика на колодезную палубу вели 3 трапа. Мы очень быстро научились лихо соскальзывать вниз по поручням, даже не касаясь ногами ступеней трапа. Таким образом мы попадали с мостика на палубу в течение 10 секунд. Пилот должен был запустить мотор «Харрикейна», а я был обязан открыть шкафчик и вставить шунт на место. (Слава богу, я ни разу не попытался повернуть ключ в обратную сторону.) После этого мы должны были ждать отмашки зеленым флагом с мостика. Однако каждый раз противник проявлял осторожность и держался как можно дальше от нас, заметив на палубе судна «Харрикейн».
В трюме "Эмпайр Тайда" размещалось наше "секретное оружие". Кого-то в Хваль-фиорде осенила блестящая идея соорудить фальшивый истребитель. В этом случае после запуска настоящего самолета мы могли поставить на катапульту макет. Это должно было отпугнуть бомбардировщики. Мы даже соорудили фальшивку из досок и брезента и раскрасили ее, как положено настоящему истребителю. Однако макет нам так и не потребовался и в конце концов развалился.
"Эмпайр Тайд" был одним из немногих транспортов, на котором был установлен гирокомпас. Это было большим преимуществом, так как в высоких широтах магнитный компас был практически бесполезен. Транспорт продолжал следовать прежним курсом, пока не достиг широты 78° N. Там было решено повернуть и следовать к берегам Новой Земли. Остров был замечен рано утром 6 июля. И вот здесь капитан "Эмпайр Тайда" начал действовать совсем не так, как командиры других кораблей, сумевших добраться до острова. Он решил держаться как можно дальше от Маточкина Шара.
Снова обратимся к воспоминаниям Джорджа Лича: "Мы подумали, что сосредоточение там всех уцелевших судов окажется слишком лакомой приманкой для немцев. К счастью, у нас на борту имелась карта Адмиралтейства "Якорные стоянки островов Новая Земля". На некотором расстоянии от Маточкина Шара обнаружилась бухточка, вход в которую частично прикрывал риф. Мы решили попытаться укрыться там на несколько часов, чтобы дать возможность экипажу немного отдохнуть. Мы осторожно вошли в бухту самым малым ходом, постоянно беря пеленги. Но вдруг корабль содрогнулся — мы все-таки сели на риф. В этот момент наблюдатели на корме заметили на юге самолет, который летел к берегу. Однако он скрылся за холмами прежде, чем мы успели сыграть тревогу.
Тщательно определив свое положение, мы выяснили, что по карте в этом месте должна был глубина 17,5 фатомов. Но в действительности все выглядело иначе. Перегнувшись через фальшборт, можно было без труда увидеть риф с лениво колышущимися разноцветными водорослями".
Экипажу пришлось откачивать за борт всю воду и лишнее топливо, чтобы облегчить корабль, перетаскивать на корму часть груза. Машины дали полный назад, но прошли еще 7 очень тревожных часов, прежде чем во время прилива корабль сумел сползти с рифа. Это стало результатом сверхчеловеческих усилий старшего механика Хьюза и его людей. То, что форпик был залит цементом, спасло судно от серьезных повреждений. Хотя днище было распорото и в пробоину можно было увидеть риф, серьезной опасности не было. Переборки держали, а корпус, предназначенный для плавания во льдах, был достаточно прочным.
К счастью, все это время, пока корабль был совершенно беспомощен, таинственный самолет больше не показывался. Шкипер Харви решил больше не верить ненадежным картам якорных стоянок и собирался следовать вдоль берега, чтобы потом попытаться напрямую прорваться в Белое море. На следующее утро, 7 июля, когда судно без новых приключений ползло вдоль берега Новой Земли на юг, наблюдатели заметили впереди корабль. Это оказался еще один уцелевший транспорт, и около 8.00 корабли встретились.
Вспоминает старпом Лич: "Мы с капитаном постоянно находились на мостике последние 9 дней, лишь изредка отдыхая в креслах в штурманской рубке. Сегодня погода была тихой, море спокойным, и все вокруг выглядело мирно и тихо. Капитан Харви предложил мне спуститься в каюту, быстренько помыться и позавтракать, а потом сменить его, чтобы он тоже смог привести себя в порядок. Но не прошло и 5 минут, как меня вызвали обратно на мостик. Капитан попросил меня получше рассмотреть судно, находящееся в 6 милях впереди нас. Оно развернулось к нам бортом и выглядело как-то странно. Я взял бинокль и увидел, что корабль глубоко сидит носом. Похоже, он тонул. (Позднее мы выяснили, что это был "Алкоа Рейнджер".) Рядом с кораблем я различил 3 подводные лодки, стоящие на поверхности. Белый бурун на носу одной из них показывал, что лодка полным ходом идет к нам. Мы немедленно положили руль лево на борт и бросились наутек. Мы надеялись, что, когда лодка подойдет ближе, мы сможем пустить в ход наше 12-фн кормовое орудие. Мы полным ходом помчались на север, и нам снова пришлось решать проклятый вопрос: куда идти?"
Командир и старпом снова просмотрели карты Адмиралтейства и решили зайти в бухту Моллера, находящуюся к югу от пролива Маточкин Шар.
"На карте мы обнаружили небольшую русскую деревушку, называющуюся "становище Малое Кармакульское". Судя по всему, бухта была достаточно просторной, чтобы корабль мог там развернуться, стоя на якоре, хотя вход был исключительно трудным. Узкий проход изгибался почти под прямым углом. Но капитан Харви сказал, что скорее выбросит судно на берег, пытаясь спасти его, чем позволит противнику потопить его. Я с ним согласился. Через несколько часов мы подошли к входу в бухту. На носу стал боцман с линем, которым он мерил глубину, и мы бросили якорь прямо посреди бухты".
Из деревни пришел катер с несколькими военными. "Эмпайр Тайд" не испытывал проблем в общении с русскими, так как на борту судна находился русский морской офицер, прекрасно говоривший по-английски. В деревне жили около 50 человек. Эти семьи кормились охотой и собиранием утиных яиц. Жители отнеслись к англичанам доброжелательно и согласились отправить радиограмму в Архангельск, чтобы сообщить о прибытии судна. Одновременно запросили медицинскую помощь раненному артиллеристу. 66 человек экипажа "Эмпайр Тайда" могли считать себя в относительной безопасности, если только вражеские самолеты вдруг не обнаружат судно.
* * *
Еще немного южнее к берегу пристали 2 шлюпки с моряками «Олопаны». Морякам одной из них крупно повезло, так как они натолкнулись на русскую торговую факторию. Вторая причалила севернее, и моряки нашли деревянный маяк, в котором временно укрылись. Измученные моряки тут же уснули, но их сон не затянулся слишком долго. К своему огромному изумлению, они вдруг увидели большой транспорт, выбросившийся на берег. Это был "Уинстон Сейлем". Американское судно отбило несколько атак немецких самолетов, но в условиях плохой видимости вылетело на песчаную отмель у побережья Новой Земли. Часть моряков сошла на берег, прихватив с собой консервы и шлюпочный НЗ. Моряков «Олопаны» тут же забрали на борт, угостили обедом и переодели в теплую, сухую одежду."Уинстон Сейлем" не мог сам сняться с мели, поэтому его экипаж, опасаясь воздушных атак, решил для большей безопасности устроить временный лагерь на берегу. Моряки выгружали различные припасы, когда вдруг над ними пролетел самолет. Началась дикая паника, артиллеристы бросились к пулеметам. Однако это оказалась русская «Каталина». Пролетев на бреющем, гидросамолет сбросил записку, в которой сообщал, что заберет остальных моряков «Олопаны» и вернется. Русские так и сделали, перевезя моряков «Олопаны» на "Эмпайр Тайд" в бухту Моллера.
"Уинстон Сейлем" крепко сидел на мели, хотя такое несчастье остальные сочли бы даром небес. Прежде всего, это были моряки торпедированного «Хатлбьюри». 13 человек на плотике Артура Картера пытались спастись от холода, закутываясь в паруса. Они провели 2,5 дня в открытом море, прежде чем увидели впереди спасательную шлюпку.
"Это оказалась спасательная шлюпка капитана с нашего же судна. Сначала в ней находились 13 человек, но 8 умерли до того, как мы встретились, и были сброшены за борт. Девятый тоже только что скончался, но уже ни у кого не осталось сил, чтобы столкнуть труп за борт, пока мы подошли. Это был высокий тяжелый швед. Умирая, он упал между банок, и нам пришлось приложить адские усилия, чтобы вытащить его. Боюсь, нам было не до церемоний, мы просто столкнули покойника за борт. Я помню большой всплеск на воде — и все. Мы перебрались в шлюпку, где оставались 4 человека, и подняли парус.
Первый помощник с нашего плота оказался единственным офицером, и несмотря на рану руки, он оказался хорошим командиром. Половина моряков села на весла, другая половина растирала ноги гребцам. Это было не слишком удобно, но мы делали все, что могли. Самое главное — мы двигались. Примерно через 12 часов мы увидели берега Новой Земли и в конце концов выбрались на берег. Самое первое, что мы сделали, оказавшись на суше, — развели костер, чтобы обсушиться. Затем помощник разделил нас на две группы. Одна отправилась на поиски дерева, чтобы поддерживать костер, а вторая пошла искать съестное. Они поймали пару птиц и нашли несколько яиц. Птицы, похоже, совершенно не боялись человека. Они просто сидели на месте и позволили схватить себя. Их перья, казалось, приросли к коже, но в остальном это были птицы как птицы. Мы сварили похлебку. В жестянку от бисквитов налили воду и кинули туда изрубленных на куски птиц. Из шлюпочных парусов мы соорудили палатку.
Когда наши поисковые партии уходили, мы оставляли троих человек присматривать за костром. Одним из них был молодой моряк, отморозивший обе ноги. Мы ничего не могли для него сделать, только постараться уложить поудобнее. Однако, когда этот парень остался один, он сразу засунул ноги прямо в огонь, чтобы согреться, как он объяснил. Когда мы вернулись, его ноги выглядели просто ужасно — два куска сырого мяса. Позднее в Архангельске ему ампутировали обе ноги.
Наши мусорщики обшаривали местность, обходя вокруг костров все расширяющимися кругами. Поднявшись повыше, мы заметили вдали высокий столб дыма. Это должен был оказаться корабль. Мы решили доплыть до него вдоль берега. Нам пришлось пересечь большую бухту и обогнуть мыс, но тут мы столкнулись с сильным течением. К счастью, на корабле увидели, что у нас проблемы, и выслали на помощь свою шлюпку. Так мы обнаружили сидящий на мели "Уинстон Сейлем". Экипаж встретил нас приветливо. Когда мы поднялись на борт по штормтрапу, один из моряков крикнул: "Кофе сюда, чай туда!" В большом салоне были накрыты два стола, на одном красовалось ведро горячего кофе, на другом — ведро чая. Корабль был буквально переполнен спасенными. Его экипаж поделился с нами одеждой. Меня удивило, что у них еще кое-что осталось. На корабле было так тесно, что мы снова перебрались на берег. Устройство лагеря уже шло полным ходом. На берег доставили несколько палаток, одеяла. Ящики с яйцами были зарыты для сохранности в снег. На берегу находились 3 кока, орудующие у импровизированных плит, изготовленных из железных бочек. Они пекли лепешки, которые пахли просто восхитительно. А рядом стояло большое ведро с мелиссой. Каждый сам себя обслужил. Вы могли есть столько, сколько влезет.
После того как мы прожили с американцами 5 дней, нас обнаружила русская «Каталина», которая сбросила сообщение. В нем говорилось, что скоро к нам придут на помощь".