Страница:
-----------------------------------------------------------------------
Пер.- Е.Калашникова, М.Лорие.
Авт.сб. "Кингсблад, потомок королей. Рассказы". М., "Правда", 1989.
OCR & spellcheck by HarryFan, 12 July 2001
-----------------------------------------------------------------------
Мистер Блингхем, чтоб ему жариться на вечном огне, был помощником
казначея в компании "Деликатес". Он ехал из Нью-Йорка в Уиннепег в
сопровождении своей жены и препротивной дочки. Разумеется, истых
нью-йоркцев только деловые надобности могли заманить в такую глушь, и все,
что лежит западнее штата Пенсильвания, вызывало у них презрительное
фырканье. Они потешались над тем, что Чикаго посмел завести у себя
небоскребы и что Мэдисон претендует на звание университетского города, а
при въезде в Миннесоту, увидя плакат, рекламирующий "Десять Тысяч Озер",
даже остановили машину и завопили от восторга.
Мисс Блингхем, которую называли "Детка", заметила:
- Нужно обладать настоящим нью-йоркским чувством юмора, чтобы оценить,
до чего смехотворна эта афиша.
Когда показался первый степной поселок Миннесоты - шесть домиков,
гараж, магазин и высокий краснокирпичный элеватор, миссис Блингхем
хихикнула:
- Смотрите-ка, да у них тут свой Эмпайр Стэйт билдинг!
- И все Свенсоны, Бенсоны и Хенсоны каждый вечер отправляются в
ресторан "Радуга", - отозвалась Детка.
Им хватило веселья на сотню миль, пока не пришло время завтрака. Миссис
Блингхем склонилась над картой:
- Гранд-Рипаблик, Миннесота. Миль сорок отсюда. Большой город, не
шутите - восемьдесят пять тысяч жителей.
- Там и остановимся. Найдется же у них отель, где можно перекусить, -
протянул мистер Блингхем, зевая.
- Цвет местного общества питается в убежище Армии Спасения, - объявила
миссис Блингхем.
- Ой, не могу! - пискнула Детка.
Когда с крутого берега Соршей-ривер перед ними открылся вид на белую
башню Национального Банка "Блю Окс" и на корпуса Деревообделочного
Комбината Уоргейта, выросшие после 1941 года - сплошная сталь и стекло, -
мистер Блингхем сказал:
- А приличный у них тут военный заводик.
За годы второй мировой войны население Гранд-Рипаблик увеличилось с
85.000 до 90.000. Для девяноста тысяч бессмертных душ здесь находился
центр вселенной, и все расстояния измерялись отсюда; Москва была городом
за 6100 миль от Гранд-Рипаблик, Саудовская Аравия - рынком сбыта для
уоргейтовской сухой штукатурки, пропеллеров и стандартных домов.
Блингхемы, твердо знавшие, что центром солнечной системы является угол
Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы, пришли бы в негодование, услышав,
сколько в этой долине простаков, которые воображают, что весь Нью-Йорк
состоит из отелей, мюзик-холлов, гетто и Уолл-стрита.
Миссис Блингхем торопила:
- Едем. Не стоять же нам тут целый день, любоваться на эту свалку! В
путеводителе сказано, что лучшая кухня в отеле "Пайнленд". Поехали в
"Пайнленд".
На пути к "Пайнленду" им наверняка попалось несколько вилл затейливой
архитектуры восьмидесятых годов, итальянская католическая церковь,
ломбард, где лесоруб-литовец только что заложил револьвер, из которого он
застрелил кашевара-сиамца, ателье дамских нарядов, лучшее на всем
протяжении от Форт-Уильямса до Далласа, летчик с орденом Креста Виктории и
негритянский священник со степенью доктора философии, - но ничего этого
они не заметили.
Тормозя перед девятиэтажным мозаичным фасадом отеля "Пайнленд"
(архитекторы Лефлер, О'Флаэрти и Мюллер из Миннеаполиса), мистер Блингхем
сказал с сомнением в голосе:
- Н-ну, надеюсь, что-нибудь съедобное здесь найдется.
Их очень насмешило претенциозное название более фешенебельного из двух
ресторанов "Пайнленда" - "Фьезоле", но им вовсе не показалось бы смешным,
если б они узнали, что местные жители произносят это слово "Физоли", - они
сами произносили его точно так же.
Дух Ренессанса в "Фьезоле" долженствовали создавать стены, раскрашенные
под помпейские фрески, майоликовая посуда, две испанские винные фляги у
входа и фриз, изображающий древнегреческих бегунов, работы местного
художника-портретиста.
- Однако и задаются же в этом самом - фу, опять забыла, как его? -
воскликнула Детка.
- Гранд-Рапидс, - сказал мистер Блингхем.
- Ничего подобного, Гранд-Рапидс - это откуда тетя Элла. А это
местечко, - авторитетно объявила миссис Блингхем, справившись по карте, -
называется Гранд-Рипаблик.
- Идиотское название! - изрекла Детка. - Хорошо еще, что не "День
Независимости". Ох уж эта провинция!
Метрдотель, высокий, степенный негр, голова которого напоминала
коричневый бильярдный шар, церемонно повел их к столику. Они не знали, что
это Дрексель Гриншо, лидер консервативного крыла негритянской общины. Он
был похож на епископа, на генерала, на сенатора - на любого из тех, кем он
мог бы стать, если бы избрал себе другую профессию - и другой цвет кожи.
Мистер Блингхем заказал гуляш по-венгерски. Миссис Блингхем отважилась
на жаркое из молодого барашка. Детка выбрала куриный салат и прикрикнула
на чернокожего официанта:
- Да нельзя ли, чтоб туда попал хоть кусочек курицы!
Их ужасно развеселило, что официант поклонился и сказал:
- Слушаю, мисс.
Что тут было смешного, они затруднились бы объяснить. Но как они сами
говорили: "Надо родиться в Нью-Йорке, чтобы оценить нью-йоркское чувство
юмора. Черномазый лакей в какой-то захолустной обжорке, а фасону - точно
служит у Ритца!"
Правду сказать, в Нью-Йорке, решив покутить, они отправлялись не к
Ритцу, а в один из ресторанчиков. Шрафта.
Небрежно ковыряя вилкой свой салат - который она, однако, съела дочиста
и даже хлеба не оставила, - Детка свысока оглядывала зал:
- М-м, м-м! Почтенные предки, поглядите-ка направо. Видите за соседним
столиком мальчика? Я хочу, чтоб вы мне его купили.
Объектом ее лестного внимания был молодой человек лет тридцати, весьма
приятный на вид - широкие плечи, сильные руки в веснушках и та особенная
белизна кожи, которая часто встречается у рыжих. Сразу приходила мысль о
футболе, позднее сменившемся более изысканным теннисом. Но больше всего в
нем привлекал удивительно ясный взгляд голубых глаз и ясная, душевная
улыбка.
- Похож на офицера шотландского полка, - одобрила Детка. - Только
юбочки не хватает.
- Ну что ты, Детка! А по-моему, он похож на продавца из обувного
магазина, - процедила миссис Блингхем.
И они тут же забыли об этом молодом человеке, который не был ни
продавцом из обувного магазина, ни шотландцем - разве что на одну
четверть. Его звали Нийл Кингсблад, он служил в банке и недавно
демобилизовался из армии в чине капитана.
Продолжая после завтрака свой путь на север, Блингхемы сбились с
дороги. Они считали ниже своего достоинства расспрашивать диких туземцев и
долго кружили по застроенному нарядными виллами кварталу Оттава-хайтс, а
потом среди гонтовых кровель, разноцветных фасадов, бетонных террас и
зеркальных окон нового жилого района, носившего название Сильван-парка.
Сворачивая с Липовой аллеи на Бальзаминовую тропу, они не приметили
новенький, чистенький, свежеоштукатуренный коттедж, в "колониальном"
стиле, с голубыми жалюзи и белыми дощатыми панелями, стоявший на
северо-западном углу, и не взглянули на высокую красивую молодую женщину и
четырехлетнюю, всю золотисто-розовую девчурку, спускавшихся в это время с
крыльца. А между тем именно в этом доме жил капитан Нийл Кингсблад, и это
были его жена Вестл и дочь, резвушка Бидди.
- Придется все-таки спросить дорогу. Интересно, тут по-английски
понимают? - раздраженно сказала миссис Блингхем.
Вечером, подъезжая к Крукстону, пункту, намеченному для ночлега, мистер
Блингхем задумчиво произнес:
- Как называется этот городишко, где мы завтракали сегодня, ну вот, где
мы еще заплутались, когда выезжали на шоссе?
- Вот забавно, никак не припомню, - сказала миссис Блингхем. -
Биг-ривер, что ли.
- Где был тот симпатичный молодой человек, - сказала Детка.
У Нийла и Вестл Кингсблад, на редкость покладистых хозяев, были
неприятности с прислугой, и это не следует понимать как обычную комедию
домашних неурядиц. Даже колониальным виллам молодых финансистов не чужды
свои трагедии, хотя бы и в миниатюре.
Казалось, Нийл Кингсблад не был создан ни для трагедий, ни для особо
выдающихся удач. Рыжий, кудрявый, голубоглазый, рослый, веселый, в равной
мере далекий от книжной премудрости и житейского коварства, Нийл в ноябре
1944 года занимал должность помощника главного бухгалтера во Втором
Национальном Банке Гранд-Рипаблик, где директором был мистер Джон Уильям
Пратт.
Он любил свою семью, своих друзей, свою работу, рыбную ловлю, охоту и
гольф, любил удочки, ружья, лодки и другие простые и замечательные вещи, с
которыми связаны эти виды спорта. Но теперь он уже не мог странствовать по
лесам и озерам Северной Миннесоты. Год назад, когда его пехотная часть
занимала одну итальянскую деревушку, он был ранен в правую ногу.
Эта нога навсегда осталась на полдюйма короче, но хромота уже почти не
мешала ему передвигаться, и он твердо рассчитывал, что к весне 1945 года,
хоть и вприпрыжку, а выйдет на теннисный корт. Его репутация одного из
самых красивых мужчин в городе не пострадала; хромота даже придавала
что-то забавно-милое его походке, а плечи и грудь у него были такие же
могучие, как и раньше.
Прошлое рождество он промучился в военном госпитале в Англии; зато в
этом году он встретит рождественские праздники дома, со своей любимой
Вестл, высокой, жизнерадостной, ласковой, но вполне рассудительной молодой
женщиной, и с дочуркой Элизабет, все четыре года своей жизни известной под
именем Бидди, - прелестной умницей Бидди, у которой кожа точно клубника со
сливками, а волосы цвета шампанского.
Нийл родился в 1914 году, когда мир лихорадило предвестиями первой
мировой войны; он верил в священный характер второй мировой войны; а
теперь, за коктейлем в Теннисном клубе Сильван-парка, он смело утверждал -
да и сам готов был поверить, - что третьей мировой войны не будет и можно
спокойно растить сына, если милостью богов (его бог был баптистский, а бог
Вестл - епископальный) у них родится сын.
Его отец был известный зубной врач доктор Кеннет М.Кингсблад, еще
благополучно здравствующий и практикующий (прием в Доме Специалистов, угол
Чиппева-авеню и Вест-Рэмси-стрит), а его дед с материнской стороны - Эдгар
Саксинар, в прошлом агент телефонной компании, теперь живший на покое в
Миннеаполисе. Таким образом, он происходил из весьма почтенных ученых и
деловых кругов, но что касается имущественного и общественного положения,
то в этом, нужно признаться, его семья далеко уступала семье Вестл, отцом
которой был Мортон Бихаус, президент Акц. О-ва Энергосвет Прерий, брат
Оливера Бихауса, главного юрисконсульта уоргейтовских предприятий. Когда в
Гранд-Рипаблик говорят "Бихаус" - это звучит, как "Адаме", "Сесиль" или
"Пиньятелли".
Вестл в свое время была президентом Лиги Образованных Молодых Женщин,
чемпионкой по гольфу загородного клуба "Вереск", лучшим в округе
добровольным агентом по распространению военного займа, секретарем Гильдии
св.Ансельма, председателем Программного Комитета Дамского клуба и
победительницей турнира по бриджу в Космополли (приз - кофейный сервиз на
шесть персон). При всем том она сохранила человеческие черты.
Она окончила Свит-Брайер-колледж в Виргинии, и считалось, что у нее
более утонченный вкус, чем у Нийла, который в бытность свою студентом
Миннесотского университета не поднимался выше дешевых пансионов и
пивнушек. Но она говорила о себе: "Я не претендую на интеллектуальность. В
душе я домашняя хозяйка".
У нее было узкое, продолговатое лицо, освещенное веселыми серыми
глазами, и волосы заурядного каштанового оттенка, но удивительно густые и
пышные. Руки у нее были шире, чем у Нийла, у которого сильная кисть
оканчивалась длинными тонкими пальцами. Вестл смеялась легко, но не
слишком много. К Нийлу она чувствовала любовь, уважение, нежность; в кино,
во время сеанса, часто держала его руку в своей, и супружеские отношения
не стали для нее простой привычкой. До его ранения она любила
странствовать с ним на лодке по пустынным северным озерам; она разделяла
его Здравые Консервативно-Республиканские Взгляды на банковское дело,
налоги и вероломство профсоюзов. Это было в полном смысле Счастливое
Американское Супружество.
Хотя Вестл выросла в сером каменном Бихаусовском особняке на
аристократической Белтрами-авеню, ей сразу пришлась по душе замысловатая
простота Сильван-парка. Там "лесные кущи, древние, как мир, смыкались
вокруг солнечных прогалин", которые мистер Уильям Стопл, Продажа и
Управление Недвижимостью, не щадя затрат, распланировал в виде участков
прихотливой формы.
Вестл питала нежность к своему беленькому домику, к его нарядному
полукруглому крыльцу со стройными колоннами. Гостиная в домике была
обставлена скромно, но все в ней радовало глаз - низкие стулья с
темно-синей обивкой, терракотовые занавеси, часы с боем, ярко пылающий
камин (электрический, со стеклянными углями), а на каминной полке -
немецкая каска, считавшаяся боевым трофеем Нийла. Но еще более
выразительно говорила о благоденствии хозяев стеклянная веранда, где пол
был выложен красными плитками и стояла зеленая плетеная мебель и
холодильник для бутылок и откуда для вящего аристократизма открывался вид
на холм, на вершине которого высился Хилл-хауз; сказочная вилла Бертольда
Эйзенгерца.
Подобное великолепие было явно не по средствам обыкновенному
банковскому кассиру, а Нийл до недавнего времени был всего лишь кассиром.
Это тесть помог ему устроиться на столь широкую ногу и даже завести
прислугу - самая большая роскошь американской цивилизации, в условиях
которой вы можете иметь "кадиллак", но обувь должны себе чистить сами. К
слову сказать, не такая уж это плохая форма цивилизации, раз она позволяет
вам помыкать только механическими слугами.
В Сильван-парке не встретишь ни садов с кирпичной оградой, ни шоферов с
кирпичными физиономиями, которые украшают собой Оттава-хайтс. Соседи Нийла
наслаждаются жизнью в стандартных коттеджах, семикомнатных шале и
каркасных домах. Вдоль серповидных Аллей и Троп красуются веселые
фонтанчики, а центральная площадь, именуемая "Пьяцца", окружена
квазииспанскими аркадами, где расположены нарядные магазины. Но по этой
бутафорской Гренаде неистово носятся ребятишки, матери возят колясочки с
младенцами и отцы сгребают опавшие листья.
Мистер Уильям Стопл (не забывайте, что недавно он был мэром
Гранд-Рипаблик) конфиденциально обращает ваше внимание на то, что в
Сильван-парке вы избавлены от евреев, итальянцев, негров и назойливых
нищих, равно как и от шума, комаров и скучной прямолинейности улиц.
Официально же он возвещает:
"КУДА исчезли юношеские грезы и видения девичьих снов? ГДЕ романтика
минувших лет, ГДЕ лилейно-белая дева у зеркальной глади пруда, под сенью
зубчатой башни с гордо реющим флагом? В ВАШЕЙ власти воскресить сегодня
эту мечту. Сильван-парк - вот место, где сбываются сны, где гармоничный
быт, живописный ландшафт, новейший комфорт, все блага Американского Образа
Жизни к Вашим услугам по исключительно недорогой цене и на самых льготных
условиях, справки письменно и по телефону, по средам контора открыта до 10
ч. веч.".
Нийл и Вестл смеялись над этим образцом поэзии нашего времени, но
Сильван-парк они и сами считали раем, в высшей степени разумно
организованным раем - и деньги за их домик были уже почти полностью
выплачены.
Рядом с супружеской спальней (при ней была изразцовая ванная с лотосами
и морскими коньками по стенам) находилась детская Бидди - кролики и Микки
Маусы, - а дальше шла тесная комнатушка, вся в углах и выступах,
заставленная и заваленная всяким ненужным хламом, которая именовалась
"кабинетом" Нийла и в случае надобности служила комнатой для гостей. Сюда
Нийл приходил созерцать свои удочки и клюшки, кубок "За меткую стрельбу",
который он выиграл в 1941 году, и свою любимую коллекцию огнестрельного
оружия. У него было охотничье ружье компании Гудзонова залива, пистолет
45-го калибра, из каких стреляла Канадская конная полиция, и полдюжины
современных винтовок. Он всегда мечтал о жизни фронтирсмена, какого-нибудь
агента пограничной фактории Астора в Миннесоте 1820 года и любил календари
с заметками о байдарочном спорте и о повадках лосей.
И тут же была его личная, не слишком обширная библиотека. Сочинения
Киплинга, сочинения О'Генри, похождения Шерлока Холмса, история
банковского дела, переплетенные комплекты "Национального географического
журнала" и руководства Бизли по теннису и Морисона по гольфу. Среди этой
солидной продукции затерялся где-то в углу томик стихов Эмили Дикинсон,
подаренный ему еще в колледже девушкой, имя и наружность которой он
позабыл, и Нийл иногда доставал этот томик, листал его и удивлялся.
В конце узкого коридора находилось помещение, которое они устраивали с
особенной заботой - спальня и отдельная ванная их прислуги, мисс Белфриды
Грэй, молодой особы негритянского происхождения.
Помня о том, как трудно в это тяжелое военное время удержать прислугу,
они не жалели средств, чтобы получше обставить помещение Белфриды. В
комнате было радио, вышитое покрывало на кровати, несколько выпусков
"Спутника домашней хозяйки", а однажды Вестл, в припадке безумия, купила
Белфриде настоящую английскую люфу. Белфрида приняла ее за какую-то
высохшую нечисть и чуть не потребовала расчета, когда Вестл преподнесла ей
этот подарок.
От розового банного мыла в виде утки, предложенного Вестл, Белфрида
тоже отказалась, объяснив, что ее кожа не переносит другого мыла, кроме
"Gout de Rose", доллар кусок. "Gout de Rose" было немедленно доставлено, и
все же Белфрида подумывала об уходе. При желании она могла быть отличной
кухаркой, но как раз в данное время у нее этого желания не было.
Белфриде шел двадцать второй год, и в ее упругой гибкости была своя,
особая красота. Она упорно не признавала чулок, даже когда подавала на
стол, и ее великолепные ноги, точно из теплой атласистой бронзы, едва
прикрытые развевающейся юбкой, постоянно смущали Нийла и его гостей, хотя
дальше смущения дело не шло.
Знакомство с Белфридой, убедившее Нийла и Вестл в том, что держать
прислугу стоит больше нервов, чем самим заниматься хозяйством, могло,
конечно, породить в них определенное предубеждение против негров -
впрочем, они также не отличались особым юдофильством и не питали горячей
симпатии к индейцам, яванцам или финнам.
- Нет, - сказал Нийл своей жене, - я всегда говорил, что мистер Пратт
чересчур уж консервативен. Он считает людьми только таких, как мы, ведущих
свой род от англичан, французов или немцев. А скандинавов, ирландцев,
венгров, поляков ни во что не ставит. Он не хочет понять, что мы живем в
новой Америке. Я лично враг всяких предрассудков, однако это не мешает мне
видеть, что есть вещи, в которых негры не могут и никогда не смогут
сравниться с нами. Я это понял в Италии, когда видел, как они спокойненько
занимались разгрузкой судов, в то время как мы, белые солдаты, принимали
на себя огонь противника. Или вот Белфрида - желает, чтобы ей платили, как
голливудской звезде, а в двенадцать часов ночи ее еще дома нет!
Они пили коктейли в своей уютной кухне с белой эмалированной
электрической плитой, холодильником, посудомойкой и мусоропроводом, с
красными металлическими стульями и синим металлическим столом - образцовая
кухня, новая эмблема Америки, пришедшая на смену бизону и бревенчатой
хижине.
У Вестл сегодня был день прогрессивных, гуманистических настроений.
- Я с тобой не согласна, Нийл. Не нахожу, чтобы Белфрида была
требовательней какой-нибудь белой девчонки, которая в пятнадцать лет
каждый вечер желает иметь в своем распоряжении хозяйскую машину. И не так
уж весело целый день возиться в чужой кухне, в чаду и капустной вони. Я бы
не хотела. А ты хотел бы, ты, финансовый туз?
- Да, пожалуй, тоже нет. Но все-таки своя ванная и отдельная комната не
то, что в негритянском квартале, на Майо-стрит, где, я слышал, живут по
шесть человек в одной каморке; спи спокойно, одна, никто не мешает. То
есть я надеюсь, что Белфрида спит одна, хотя этот черный ход всегда
внушает мне подозрения. И свободное время с двух до половины пятого, как
раз когда у нас в банке голова пухнет от цифр. И на всем готовом, при
восемнадцати долларах в неделю.
- Ты восемьдесят получаешь!
- Но ведь я должен содержать тебя - и Белфриду!
- А она мне говорила, что помогает деду - знаешь старика Уоша,
чистильщика обуви в "Пайнленде"?
- Я понимаю, конечно. - Нийл был в меру сердоболен. - Наверно, это
тяжело - всю жизнь нянчить чужих детей. Чарли Сэйворд уверяет, что придет
такое время, когда на домашнюю работу будут наниматься только на условиях
квалифицированных специалистов - пятьдесят долларов в неделю и после
работы домой, как банковский кассир или водопроводчик. Но мне это не
нравится! Мне нравилось, когда прислуга получала восемь долларов в неделю
и все делала - и стряпала, и стирала, и еще пекла пирожки для маленького
господина, то есть для меня. В хорошем положении окажутся вернувшиеся
герои, если все угнетенные нации, за свободу которых мы дрались, в самом
деле освободятся и захотят сесть на наши места! Ох, Вестл, жизнь
становится слишком сложной для бедного солдата!
Вестл рылась в кухонном шкафу. Вдруг она жалобно воскликнула:
- Эта негодяйка, чтобы не возиться, опять испекла два пирога сразу, и
второй нам придется есть черствым! Нет, честное слово, я ее выгоню и буду
хозяйничать сама!
- Тебе не кажется, что ты не очень последовательна в своей защите
угнетенных?
- Р-р! Давай заглянем к ней в комнату, пока ее нет.
С нечистой совестью шпионов они на цыпочках поднялись по лестнице и
вошли в будуар Белфриды. На неубранной постели - эта постель никогда не
бывала убрана - валялись туфли, белье с розовыми ленточками и киножурналы;
подушка была совсем черная от помады для волос. На ночном столике, поверх
библии, лежала книжка, озаглавленная: "Магический справочник Джона
Завоевателя: Магниты, Амулеты для наведения порчи, Приворотные Духи,
Колдовские Соли, Корешки Адама и Евы, Древняя Печать Ноевых Сыновей". В
комнате стоял сильный запах духов и курительных палочек.
- Такая была хорошенькая комнатка! - огорчалась Вестл.
- Пойдем скорей отсюда. Мне кажется, будто мы попали в притон и сейчас
кто-нибудь вылезет из-под кровати и бросится на нас с ножом.
На площадке они столкнулись с Белфридой, поднимавшейся по черной
лестнице. Она остановилась и недружелюбно взглянула на них.
- Э-э... хм... добрый вечер! - сказал Нийл с виновато-идиотским видом.
У Белфриды было очень черное лицо с круглыми щечками и всегда готовыми
к улыбке губами, но сейчас оно казалось каменным, и супруги с позором
ретировались в свою спальню.
Нийл пробормотал:
- Она здорово рассердилась, что мы шпионим за ней. По-твоему, что она
теперь сделает? Вылепит из воска наши изображения и бросит в огонь? Нам,
белым людям, не понять этих ниггеров, чем они живут, о чем думают.
- Нийл, негры не любят, когда их называют "ниггеры".
- Ах ты, господи! Что за дурацкая обидчивость! Не все ли равно, как их
называют. Я же говорю: мы понятия не имеем, куда Белфрида ходит и чем она
занимается - знахарствует, или колдует, или, может быть, она состоит в
какой-нибудь негритянской левой организации, которая замышляет отнять у
нас этот дом. Одно только ясно: весь биологический и психологический склад
у этих негров не такой, как у белых людей, особенно у нас, англосаксов (во
мне, правда, есть и французская кровь). Очень грустно, но это так, и ты не
будешь отрицать, что ниггеры... ладно, ладно, негры - не такие же люди,
как я, или ты, или Бидди. Я сам смеялся над солдатами из южан, которые это
утверждали, но, пожалуй, они все-таки правы. Видела, какие у Белфриды были
сейчас глаза - ну точно как у загнанного зверя! Впрочем, я доволен, что у
нас, на Севере, не существует дискриминации, - и негры и белые ребятишки
ходят в школу вместе. Скоро и наша Бидди тоже сядет за парту рядом с
каким-нибудь черномазым карапузом.
- Думаю, что нашей маленькой задаваке ничего от этого не сделается, -
фыркнула Вестл.
- Конечно, конечно, в школе это все так, а вот согласилась бы ты, чтобы
твоя дочь вышла замуж за негра?
- Должна сказать, что пока, несмотря на ее опасный возраст, я что-то не
примечала за ней хвоста чернокожих поклонников!
- Ну да, ну да - но понимаешь - ты понимаешь...
Честному и наивному Нийлу было тем труднее сформулировать свою точку
зрения на расовый вопрос, что он сам не знал, в чем эта точка зрения
заключается.
- Я хочу сказать, что мы тут, на Севере, исходим из представления, что
негр - такой же человек, как и мы, ничем не хуже, и имеет такие же шансы
стать президентом Соединенных Штатов. Но, может быть, это - неверное
представление. В армии я познакомился с одним врачом из Джорджии, и он
меня уверял - а кому и знать, как не ему, он ведь всю свою жизнь прожил
среди негров, и потом сам врач, ученый, - вот он мне и говорил, будто
доказано, что у негров объем мозга меньше, чем у нас, и черепные швы у них
облитерируются раньше, так что даже если в школе они сначала учатся
хорошо, то очень скоро отстают и потом уже лодырничают всю жизнь. Так ведь
это же и значит низшая раса... Черт, ты понимаешь, не в моем характере
Пер.- Е.Калашникова, М.Лорие.
Авт.сб. "Кингсблад, потомок королей. Рассказы". М., "Правда", 1989.
OCR & spellcheck by HarryFan, 12 July 2001
-----------------------------------------------------------------------
Мистер Блингхем, чтоб ему жариться на вечном огне, был помощником
казначея в компании "Деликатес". Он ехал из Нью-Йорка в Уиннепег в
сопровождении своей жены и препротивной дочки. Разумеется, истых
нью-йоркцев только деловые надобности могли заманить в такую глушь, и все,
что лежит западнее штата Пенсильвания, вызывало у них презрительное
фырканье. Они потешались над тем, что Чикаго посмел завести у себя
небоскребы и что Мэдисон претендует на звание университетского города, а
при въезде в Миннесоту, увидя плакат, рекламирующий "Десять Тысяч Озер",
даже остановили машину и завопили от восторга.
Мисс Блингхем, которую называли "Детка", заметила:
- Нужно обладать настоящим нью-йоркским чувством юмора, чтобы оценить,
до чего смехотворна эта афиша.
Когда показался первый степной поселок Миннесоты - шесть домиков,
гараж, магазин и высокий краснокирпичный элеватор, миссис Блингхем
хихикнула:
- Смотрите-ка, да у них тут свой Эмпайр Стэйт билдинг!
- И все Свенсоны, Бенсоны и Хенсоны каждый вечер отправляются в
ресторан "Радуга", - отозвалась Детка.
Им хватило веселья на сотню миль, пока не пришло время завтрака. Миссис
Блингхем склонилась над картой:
- Гранд-Рипаблик, Миннесота. Миль сорок отсюда. Большой город, не
шутите - восемьдесят пять тысяч жителей.
- Там и остановимся. Найдется же у них отель, где можно перекусить, -
протянул мистер Блингхем, зевая.
- Цвет местного общества питается в убежище Армии Спасения, - объявила
миссис Блингхем.
- Ой, не могу! - пискнула Детка.
Когда с крутого берега Соршей-ривер перед ними открылся вид на белую
башню Национального Банка "Блю Окс" и на корпуса Деревообделочного
Комбината Уоргейта, выросшие после 1941 года - сплошная сталь и стекло, -
мистер Блингхем сказал:
- А приличный у них тут военный заводик.
За годы второй мировой войны население Гранд-Рипаблик увеличилось с
85.000 до 90.000. Для девяноста тысяч бессмертных душ здесь находился
центр вселенной, и все расстояния измерялись отсюда; Москва была городом
за 6100 миль от Гранд-Рипаблик, Саудовская Аравия - рынком сбыта для
уоргейтовской сухой штукатурки, пропеллеров и стандартных домов.
Блингхемы, твердо знавшие, что центром солнечной системы является угол
Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы, пришли бы в негодование, услышав,
сколько в этой долине простаков, которые воображают, что весь Нью-Йорк
состоит из отелей, мюзик-холлов, гетто и Уолл-стрита.
Миссис Блингхем торопила:
- Едем. Не стоять же нам тут целый день, любоваться на эту свалку! В
путеводителе сказано, что лучшая кухня в отеле "Пайнленд". Поехали в
"Пайнленд".
На пути к "Пайнленду" им наверняка попалось несколько вилл затейливой
архитектуры восьмидесятых годов, итальянская католическая церковь,
ломбард, где лесоруб-литовец только что заложил револьвер, из которого он
застрелил кашевара-сиамца, ателье дамских нарядов, лучшее на всем
протяжении от Форт-Уильямса до Далласа, летчик с орденом Креста Виктории и
негритянский священник со степенью доктора философии, - но ничего этого
они не заметили.
Тормозя перед девятиэтажным мозаичным фасадом отеля "Пайнленд"
(архитекторы Лефлер, О'Флаэрти и Мюллер из Миннеаполиса), мистер Блингхем
сказал с сомнением в голосе:
- Н-ну, надеюсь, что-нибудь съедобное здесь найдется.
Их очень насмешило претенциозное название более фешенебельного из двух
ресторанов "Пайнленда" - "Фьезоле", но им вовсе не показалось бы смешным,
если б они узнали, что местные жители произносят это слово "Физоли", - они
сами произносили его точно так же.
Дух Ренессанса в "Фьезоле" долженствовали создавать стены, раскрашенные
под помпейские фрески, майоликовая посуда, две испанские винные фляги у
входа и фриз, изображающий древнегреческих бегунов, работы местного
художника-портретиста.
- Однако и задаются же в этом самом - фу, опять забыла, как его? -
воскликнула Детка.
- Гранд-Рапидс, - сказал мистер Блингхем.
- Ничего подобного, Гранд-Рапидс - это откуда тетя Элла. А это
местечко, - авторитетно объявила миссис Блингхем, справившись по карте, -
называется Гранд-Рипаблик.
- Идиотское название! - изрекла Детка. - Хорошо еще, что не "День
Независимости". Ох уж эта провинция!
Метрдотель, высокий, степенный негр, голова которого напоминала
коричневый бильярдный шар, церемонно повел их к столику. Они не знали, что
это Дрексель Гриншо, лидер консервативного крыла негритянской общины. Он
был похож на епископа, на генерала, на сенатора - на любого из тех, кем он
мог бы стать, если бы избрал себе другую профессию - и другой цвет кожи.
Мистер Блингхем заказал гуляш по-венгерски. Миссис Блингхем отважилась
на жаркое из молодого барашка. Детка выбрала куриный салат и прикрикнула
на чернокожего официанта:
- Да нельзя ли, чтоб туда попал хоть кусочек курицы!
Их ужасно развеселило, что официант поклонился и сказал:
- Слушаю, мисс.
Что тут было смешного, они затруднились бы объяснить. Но как они сами
говорили: "Надо родиться в Нью-Йорке, чтобы оценить нью-йоркское чувство
юмора. Черномазый лакей в какой-то захолустной обжорке, а фасону - точно
служит у Ритца!"
Правду сказать, в Нью-Йорке, решив покутить, они отправлялись не к
Ритцу, а в один из ресторанчиков. Шрафта.
Небрежно ковыряя вилкой свой салат - который она, однако, съела дочиста
и даже хлеба не оставила, - Детка свысока оглядывала зал:
- М-м, м-м! Почтенные предки, поглядите-ка направо. Видите за соседним
столиком мальчика? Я хочу, чтоб вы мне его купили.
Объектом ее лестного внимания был молодой человек лет тридцати, весьма
приятный на вид - широкие плечи, сильные руки в веснушках и та особенная
белизна кожи, которая часто встречается у рыжих. Сразу приходила мысль о
футболе, позднее сменившемся более изысканным теннисом. Но больше всего в
нем привлекал удивительно ясный взгляд голубых глаз и ясная, душевная
улыбка.
- Похож на офицера шотландского полка, - одобрила Детка. - Только
юбочки не хватает.
- Ну что ты, Детка! А по-моему, он похож на продавца из обувного
магазина, - процедила миссис Блингхем.
И они тут же забыли об этом молодом человеке, который не был ни
продавцом из обувного магазина, ни шотландцем - разве что на одну
четверть. Его звали Нийл Кингсблад, он служил в банке и недавно
демобилизовался из армии в чине капитана.
Продолжая после завтрака свой путь на север, Блингхемы сбились с
дороги. Они считали ниже своего достоинства расспрашивать диких туземцев и
долго кружили по застроенному нарядными виллами кварталу Оттава-хайтс, а
потом среди гонтовых кровель, разноцветных фасадов, бетонных террас и
зеркальных окон нового жилого района, носившего название Сильван-парка.
Сворачивая с Липовой аллеи на Бальзаминовую тропу, они не приметили
новенький, чистенький, свежеоштукатуренный коттедж, в "колониальном"
стиле, с голубыми жалюзи и белыми дощатыми панелями, стоявший на
северо-западном углу, и не взглянули на высокую красивую молодую женщину и
четырехлетнюю, всю золотисто-розовую девчурку, спускавшихся в это время с
крыльца. А между тем именно в этом доме жил капитан Нийл Кингсблад, и это
были его жена Вестл и дочь, резвушка Бидди.
- Придется все-таки спросить дорогу. Интересно, тут по-английски
понимают? - раздраженно сказала миссис Блингхем.
Вечером, подъезжая к Крукстону, пункту, намеченному для ночлега, мистер
Блингхем задумчиво произнес:
- Как называется этот городишко, где мы завтракали сегодня, ну вот, где
мы еще заплутались, когда выезжали на шоссе?
- Вот забавно, никак не припомню, - сказала миссис Блингхем. -
Биг-ривер, что ли.
- Где был тот симпатичный молодой человек, - сказала Детка.
У Нийла и Вестл Кингсблад, на редкость покладистых хозяев, были
неприятности с прислугой, и это не следует понимать как обычную комедию
домашних неурядиц. Даже колониальным виллам молодых финансистов не чужды
свои трагедии, хотя бы и в миниатюре.
Казалось, Нийл Кингсблад не был создан ни для трагедий, ни для особо
выдающихся удач. Рыжий, кудрявый, голубоглазый, рослый, веселый, в равной
мере далекий от книжной премудрости и житейского коварства, Нийл в ноябре
1944 года занимал должность помощника главного бухгалтера во Втором
Национальном Банке Гранд-Рипаблик, где директором был мистер Джон Уильям
Пратт.
Он любил свою семью, своих друзей, свою работу, рыбную ловлю, охоту и
гольф, любил удочки, ружья, лодки и другие простые и замечательные вещи, с
которыми связаны эти виды спорта. Но теперь он уже не мог странствовать по
лесам и озерам Северной Миннесоты. Год назад, когда его пехотная часть
занимала одну итальянскую деревушку, он был ранен в правую ногу.
Эта нога навсегда осталась на полдюйма короче, но хромота уже почти не
мешала ему передвигаться, и он твердо рассчитывал, что к весне 1945 года,
хоть и вприпрыжку, а выйдет на теннисный корт. Его репутация одного из
самых красивых мужчин в городе не пострадала; хромота даже придавала
что-то забавно-милое его походке, а плечи и грудь у него были такие же
могучие, как и раньше.
Прошлое рождество он промучился в военном госпитале в Англии; зато в
этом году он встретит рождественские праздники дома, со своей любимой
Вестл, высокой, жизнерадостной, ласковой, но вполне рассудительной молодой
женщиной, и с дочуркой Элизабет, все четыре года своей жизни известной под
именем Бидди, - прелестной умницей Бидди, у которой кожа точно клубника со
сливками, а волосы цвета шампанского.
Нийл родился в 1914 году, когда мир лихорадило предвестиями первой
мировой войны; он верил в священный характер второй мировой войны; а
теперь, за коктейлем в Теннисном клубе Сильван-парка, он смело утверждал -
да и сам готов был поверить, - что третьей мировой войны не будет и можно
спокойно растить сына, если милостью богов (его бог был баптистский, а бог
Вестл - епископальный) у них родится сын.
Его отец был известный зубной врач доктор Кеннет М.Кингсблад, еще
благополучно здравствующий и практикующий (прием в Доме Специалистов, угол
Чиппева-авеню и Вест-Рэмси-стрит), а его дед с материнской стороны - Эдгар
Саксинар, в прошлом агент телефонной компании, теперь живший на покое в
Миннеаполисе. Таким образом, он происходил из весьма почтенных ученых и
деловых кругов, но что касается имущественного и общественного положения,
то в этом, нужно признаться, его семья далеко уступала семье Вестл, отцом
которой был Мортон Бихаус, президент Акц. О-ва Энергосвет Прерий, брат
Оливера Бихауса, главного юрисконсульта уоргейтовских предприятий. Когда в
Гранд-Рипаблик говорят "Бихаус" - это звучит, как "Адаме", "Сесиль" или
"Пиньятелли".
Вестл в свое время была президентом Лиги Образованных Молодых Женщин,
чемпионкой по гольфу загородного клуба "Вереск", лучшим в округе
добровольным агентом по распространению военного займа, секретарем Гильдии
св.Ансельма, председателем Программного Комитета Дамского клуба и
победительницей турнира по бриджу в Космополли (приз - кофейный сервиз на
шесть персон). При всем том она сохранила человеческие черты.
Она окончила Свит-Брайер-колледж в Виргинии, и считалось, что у нее
более утонченный вкус, чем у Нийла, который в бытность свою студентом
Миннесотского университета не поднимался выше дешевых пансионов и
пивнушек. Но она говорила о себе: "Я не претендую на интеллектуальность. В
душе я домашняя хозяйка".
У нее было узкое, продолговатое лицо, освещенное веселыми серыми
глазами, и волосы заурядного каштанового оттенка, но удивительно густые и
пышные. Руки у нее были шире, чем у Нийла, у которого сильная кисть
оканчивалась длинными тонкими пальцами. Вестл смеялась легко, но не
слишком много. К Нийлу она чувствовала любовь, уважение, нежность; в кино,
во время сеанса, часто держала его руку в своей, и супружеские отношения
не стали для нее простой привычкой. До его ранения она любила
странствовать с ним на лодке по пустынным северным озерам; она разделяла
его Здравые Консервативно-Республиканские Взгляды на банковское дело,
налоги и вероломство профсоюзов. Это было в полном смысле Счастливое
Американское Супружество.
Хотя Вестл выросла в сером каменном Бихаусовском особняке на
аристократической Белтрами-авеню, ей сразу пришлась по душе замысловатая
простота Сильван-парка. Там "лесные кущи, древние, как мир, смыкались
вокруг солнечных прогалин", которые мистер Уильям Стопл, Продажа и
Управление Недвижимостью, не щадя затрат, распланировал в виде участков
прихотливой формы.
Вестл питала нежность к своему беленькому домику, к его нарядному
полукруглому крыльцу со стройными колоннами. Гостиная в домике была
обставлена скромно, но все в ней радовало глаз - низкие стулья с
темно-синей обивкой, терракотовые занавеси, часы с боем, ярко пылающий
камин (электрический, со стеклянными углями), а на каминной полке -
немецкая каска, считавшаяся боевым трофеем Нийла. Но еще более
выразительно говорила о благоденствии хозяев стеклянная веранда, где пол
был выложен красными плитками и стояла зеленая плетеная мебель и
холодильник для бутылок и откуда для вящего аристократизма открывался вид
на холм, на вершине которого высился Хилл-хауз; сказочная вилла Бертольда
Эйзенгерца.
Подобное великолепие было явно не по средствам обыкновенному
банковскому кассиру, а Нийл до недавнего времени был всего лишь кассиром.
Это тесть помог ему устроиться на столь широкую ногу и даже завести
прислугу - самая большая роскошь американской цивилизации, в условиях
которой вы можете иметь "кадиллак", но обувь должны себе чистить сами. К
слову сказать, не такая уж это плохая форма цивилизации, раз она позволяет
вам помыкать только механическими слугами.
В Сильван-парке не встретишь ни садов с кирпичной оградой, ни шоферов с
кирпичными физиономиями, которые украшают собой Оттава-хайтс. Соседи Нийла
наслаждаются жизнью в стандартных коттеджах, семикомнатных шале и
каркасных домах. Вдоль серповидных Аллей и Троп красуются веселые
фонтанчики, а центральная площадь, именуемая "Пьяцца", окружена
квазииспанскими аркадами, где расположены нарядные магазины. Но по этой
бутафорской Гренаде неистово носятся ребятишки, матери возят колясочки с
младенцами и отцы сгребают опавшие листья.
Мистер Уильям Стопл (не забывайте, что недавно он был мэром
Гранд-Рипаблик) конфиденциально обращает ваше внимание на то, что в
Сильван-парке вы избавлены от евреев, итальянцев, негров и назойливых
нищих, равно как и от шума, комаров и скучной прямолинейности улиц.
Официально же он возвещает:
"КУДА исчезли юношеские грезы и видения девичьих снов? ГДЕ романтика
минувших лет, ГДЕ лилейно-белая дева у зеркальной глади пруда, под сенью
зубчатой башни с гордо реющим флагом? В ВАШЕЙ власти воскресить сегодня
эту мечту. Сильван-парк - вот место, где сбываются сны, где гармоничный
быт, живописный ландшафт, новейший комфорт, все блага Американского Образа
Жизни к Вашим услугам по исключительно недорогой цене и на самых льготных
условиях, справки письменно и по телефону, по средам контора открыта до 10
ч. веч.".
Нийл и Вестл смеялись над этим образцом поэзии нашего времени, но
Сильван-парк они и сами считали раем, в высшей степени разумно
организованным раем - и деньги за их домик были уже почти полностью
выплачены.
Рядом с супружеской спальней (при ней была изразцовая ванная с лотосами
и морскими коньками по стенам) находилась детская Бидди - кролики и Микки
Маусы, - а дальше шла тесная комнатушка, вся в углах и выступах,
заставленная и заваленная всяким ненужным хламом, которая именовалась
"кабинетом" Нийла и в случае надобности служила комнатой для гостей. Сюда
Нийл приходил созерцать свои удочки и клюшки, кубок "За меткую стрельбу",
который он выиграл в 1941 году, и свою любимую коллекцию огнестрельного
оружия. У него было охотничье ружье компании Гудзонова залива, пистолет
45-го калибра, из каких стреляла Канадская конная полиция, и полдюжины
современных винтовок. Он всегда мечтал о жизни фронтирсмена, какого-нибудь
агента пограничной фактории Астора в Миннесоте 1820 года и любил календари
с заметками о байдарочном спорте и о повадках лосей.
И тут же была его личная, не слишком обширная библиотека. Сочинения
Киплинга, сочинения О'Генри, похождения Шерлока Холмса, история
банковского дела, переплетенные комплекты "Национального географического
журнала" и руководства Бизли по теннису и Морисона по гольфу. Среди этой
солидной продукции затерялся где-то в углу томик стихов Эмили Дикинсон,
подаренный ему еще в колледже девушкой, имя и наружность которой он
позабыл, и Нийл иногда доставал этот томик, листал его и удивлялся.
В конце узкого коридора находилось помещение, которое они устраивали с
особенной заботой - спальня и отдельная ванная их прислуги, мисс Белфриды
Грэй, молодой особы негритянского происхождения.
Помня о том, как трудно в это тяжелое военное время удержать прислугу,
они не жалели средств, чтобы получше обставить помещение Белфриды. В
комнате было радио, вышитое покрывало на кровати, несколько выпусков
"Спутника домашней хозяйки", а однажды Вестл, в припадке безумия, купила
Белфриде настоящую английскую люфу. Белфрида приняла ее за какую-то
высохшую нечисть и чуть не потребовала расчета, когда Вестл преподнесла ей
этот подарок.
От розового банного мыла в виде утки, предложенного Вестл, Белфрида
тоже отказалась, объяснив, что ее кожа не переносит другого мыла, кроме
"Gout de Rose", доллар кусок. "Gout de Rose" было немедленно доставлено, и
все же Белфрида подумывала об уходе. При желании она могла быть отличной
кухаркой, но как раз в данное время у нее этого желания не было.
Белфриде шел двадцать второй год, и в ее упругой гибкости была своя,
особая красота. Она упорно не признавала чулок, даже когда подавала на
стол, и ее великолепные ноги, точно из теплой атласистой бронзы, едва
прикрытые развевающейся юбкой, постоянно смущали Нийла и его гостей, хотя
дальше смущения дело не шло.
Знакомство с Белфридой, убедившее Нийла и Вестл в том, что держать
прислугу стоит больше нервов, чем самим заниматься хозяйством, могло,
конечно, породить в них определенное предубеждение против негров -
впрочем, они также не отличались особым юдофильством и не питали горячей
симпатии к индейцам, яванцам или финнам.
- Нет, - сказал Нийл своей жене, - я всегда говорил, что мистер Пратт
чересчур уж консервативен. Он считает людьми только таких, как мы, ведущих
свой род от англичан, французов или немцев. А скандинавов, ирландцев,
венгров, поляков ни во что не ставит. Он не хочет понять, что мы живем в
новой Америке. Я лично враг всяких предрассудков, однако это не мешает мне
видеть, что есть вещи, в которых негры не могут и никогда не смогут
сравниться с нами. Я это понял в Италии, когда видел, как они спокойненько
занимались разгрузкой судов, в то время как мы, белые солдаты, принимали
на себя огонь противника. Или вот Белфрида - желает, чтобы ей платили, как
голливудской звезде, а в двенадцать часов ночи ее еще дома нет!
Они пили коктейли в своей уютной кухне с белой эмалированной
электрической плитой, холодильником, посудомойкой и мусоропроводом, с
красными металлическими стульями и синим металлическим столом - образцовая
кухня, новая эмблема Америки, пришедшая на смену бизону и бревенчатой
хижине.
У Вестл сегодня был день прогрессивных, гуманистических настроений.
- Я с тобой не согласна, Нийл. Не нахожу, чтобы Белфрида была
требовательней какой-нибудь белой девчонки, которая в пятнадцать лет
каждый вечер желает иметь в своем распоряжении хозяйскую машину. И не так
уж весело целый день возиться в чужой кухне, в чаду и капустной вони. Я бы
не хотела. А ты хотел бы, ты, финансовый туз?
- Да, пожалуй, тоже нет. Но все-таки своя ванная и отдельная комната не
то, что в негритянском квартале, на Майо-стрит, где, я слышал, живут по
шесть человек в одной каморке; спи спокойно, одна, никто не мешает. То
есть я надеюсь, что Белфрида спит одна, хотя этот черный ход всегда
внушает мне подозрения. И свободное время с двух до половины пятого, как
раз когда у нас в банке голова пухнет от цифр. И на всем готовом, при
восемнадцати долларах в неделю.
- Ты восемьдесят получаешь!
- Но ведь я должен содержать тебя - и Белфриду!
- А она мне говорила, что помогает деду - знаешь старика Уоша,
чистильщика обуви в "Пайнленде"?
- Я понимаю, конечно. - Нийл был в меру сердоболен. - Наверно, это
тяжело - всю жизнь нянчить чужих детей. Чарли Сэйворд уверяет, что придет
такое время, когда на домашнюю работу будут наниматься только на условиях
квалифицированных специалистов - пятьдесят долларов в неделю и после
работы домой, как банковский кассир или водопроводчик. Но мне это не
нравится! Мне нравилось, когда прислуга получала восемь долларов в неделю
и все делала - и стряпала, и стирала, и еще пекла пирожки для маленького
господина, то есть для меня. В хорошем положении окажутся вернувшиеся
герои, если все угнетенные нации, за свободу которых мы дрались, в самом
деле освободятся и захотят сесть на наши места! Ох, Вестл, жизнь
становится слишком сложной для бедного солдата!
Вестл рылась в кухонном шкафу. Вдруг она жалобно воскликнула:
- Эта негодяйка, чтобы не возиться, опять испекла два пирога сразу, и
второй нам придется есть черствым! Нет, честное слово, я ее выгоню и буду
хозяйничать сама!
- Тебе не кажется, что ты не очень последовательна в своей защите
угнетенных?
- Р-р! Давай заглянем к ней в комнату, пока ее нет.
С нечистой совестью шпионов они на цыпочках поднялись по лестнице и
вошли в будуар Белфриды. На неубранной постели - эта постель никогда не
бывала убрана - валялись туфли, белье с розовыми ленточками и киножурналы;
подушка была совсем черная от помады для волос. На ночном столике, поверх
библии, лежала книжка, озаглавленная: "Магический справочник Джона
Завоевателя: Магниты, Амулеты для наведения порчи, Приворотные Духи,
Колдовские Соли, Корешки Адама и Евы, Древняя Печать Ноевых Сыновей". В
комнате стоял сильный запах духов и курительных палочек.
- Такая была хорошенькая комнатка! - огорчалась Вестл.
- Пойдем скорей отсюда. Мне кажется, будто мы попали в притон и сейчас
кто-нибудь вылезет из-под кровати и бросится на нас с ножом.
На площадке они столкнулись с Белфридой, поднимавшейся по черной
лестнице. Она остановилась и недружелюбно взглянула на них.
- Э-э... хм... добрый вечер! - сказал Нийл с виновато-идиотским видом.
У Белфриды было очень черное лицо с круглыми щечками и всегда готовыми
к улыбке губами, но сейчас оно казалось каменным, и супруги с позором
ретировались в свою спальню.
Нийл пробормотал:
- Она здорово рассердилась, что мы шпионим за ней. По-твоему, что она
теперь сделает? Вылепит из воска наши изображения и бросит в огонь? Нам,
белым людям, не понять этих ниггеров, чем они живут, о чем думают.
- Нийл, негры не любят, когда их называют "ниггеры".
- Ах ты, господи! Что за дурацкая обидчивость! Не все ли равно, как их
называют. Я же говорю: мы понятия не имеем, куда Белфрида ходит и чем она
занимается - знахарствует, или колдует, или, может быть, она состоит в
какой-нибудь негритянской левой организации, которая замышляет отнять у
нас этот дом. Одно только ясно: весь биологический и психологический склад
у этих негров не такой, как у белых людей, особенно у нас, англосаксов (во
мне, правда, есть и французская кровь). Очень грустно, но это так, и ты не
будешь отрицать, что ниггеры... ладно, ладно, негры - не такие же люди,
как я, или ты, или Бидди. Я сам смеялся над солдатами из южан, которые это
утверждали, но, пожалуй, они все-таки правы. Видела, какие у Белфриды были
сейчас глаза - ну точно как у загнанного зверя! Впрочем, я доволен, что у
нас, на Севере, не существует дискриминации, - и негры и белые ребятишки
ходят в школу вместе. Скоро и наша Бидди тоже сядет за парту рядом с
каким-нибудь черномазым карапузом.
- Думаю, что нашей маленькой задаваке ничего от этого не сделается, -
фыркнула Вестл.
- Конечно, конечно, в школе это все так, а вот согласилась бы ты, чтобы
твоя дочь вышла замуж за негра?
- Должна сказать, что пока, несмотря на ее опасный возраст, я что-то не
примечала за ней хвоста чернокожих поклонников!
- Ну да, ну да - но понимаешь - ты понимаешь...
Честному и наивному Нийлу было тем труднее сформулировать свою точку
зрения на расовый вопрос, что он сам не знал, в чем эта точка зрения
заключается.
- Я хочу сказать, что мы тут, на Севере, исходим из представления, что
негр - такой же человек, как и мы, ничем не хуже, и имеет такие же шансы
стать президентом Соединенных Штатов. Но, может быть, это - неверное
представление. В армии я познакомился с одним врачом из Джорджии, и он
меня уверял - а кому и знать, как не ему, он ведь всю свою жизнь прожил
среди негров, и потом сам врач, ученый, - вот он мне и говорил, будто
доказано, что у негров объем мозга меньше, чем у нас, и черепные швы у них
облитерируются раньше, так что даже если в школе они сначала учатся
хорошо, то очень скоро отстают и потом уже лодырничают всю жизнь. Так ведь
это же и значит низшая раса... Черт, ты понимаешь, не в моем характере