М.А. Гузик
Игра как феномен культуры
Учебное пособие
2-е издание

ВВЕДЕНИЕ

   Игра принадлежит к одному из самых привлекательных видов деятельности. Она позволяет совместить приятное с полезным, расширить кругозор, закрепить и углубить свои знания, развить память, смекалку, находчивость, наблюдательность и другие индивидуальные способности. Возникнув в глубокой древности, еще в доклассовом родовом обществе, игра развивалась и вбирала в себя многообразные явления действительности. Изучение условий формирования и эволюции различных форм игровой деятельности в контексте многовекового культурного процесса является предметом спецкурса «Игра как феномен культуры». Его цель заключается в том, чтобы:
   – рассмотреть историко-культурный аспект возникновения игр и общие закономерности их развития в связи с эволюцией общества и культуры, начиная с первобытнообщинной эпохи и кончая XX в.;
   – дать представление об игровой структуре, свойственной всякой деятельности;
   – проследить, как по мере утраты сакрального смысла ритуальные игры превращались в средство обучения и развлечения;
   – проанализировать игровые приемы, которые использовались в различных формах художественной культуры;
   – способствовать осознанию значимости игры на современном этапе развития общества;
   – познакомить студентов с различными видами игр, педагогическими требованиями, предъявляемыми к ним, правилами их проведения и применения в учебной и воспитательной работе в школе;
   – расширить круг этических представлений, понятий, убеждений студентов;
   – содействовать развитию их эстетического вкуса, умения анализировать и сопоставлять, их способности к эмоциональному переживанию в процессе освоения материала спецкурса.

ТЕМА 1. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ИГРЫ. ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ОБ ИГРЕ. ТЕОРИЯ ИГРЫ

   Игра как особый вид деятельности человека, имеющий свободный, непринужденный характер и во многом определяющий духовную культуру эпохи, отличается сложностью и многозначностью. Существует огромное количество переносных и метафорических значений этого слова (игра слов, игра случая, игра воображения, игра страстей, вести большую игру и т.д.), что затрудняет его определение. Игрой называют исполнение сценической роли и музыкального произведения, а также ряд действий, преследующих определенную цель (политическая игра). В России одно из первых определений игры принадлежит В.И. Далю (1801 – 1872). В «Толковом словаре живого великорусского языка» (1863 – 1866) он рассматривал «игру» и производное от нее – «играть» – только как средство развлечения, как «забаву, установленную по правилам». Под игрой он понимал также «то, чем играют и во что играют». В.И. Даль перечисляет такие популярные в те времена игры, как «игра в горелки, игра в биллиард, в зернь, в кости, в бабки, в карты, в дурачки, в вист, шахматная игра». В дореволюционном энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (1890 – 0904) не дается определения игре, но подробно рассматриваются ритуальные игры и игры, ставшие необходимой частью общественных массовых празднеств в Древней Греции (агон) и в Древнем Риме (луди).
   Изучение игры как деятельности началось в советскую эпоху, в 30-е годы XX века. Один из составителей сборника «Игры народов СССР» (1933 г.) В. Н. Всеволодский-Гернгросс определил игру как разновидность общественной практики, «состоящую в действенном воспроизведении любого жизненного явления в целом или в части вне его реальной практической установки: социальная значимость игры в ее тренирующей на ранних ступенях развития человека роли и роли коллективизирующей». В «Толковом словаре русского языка» (в 4-х т., 1935) игра также рассматривается «как действие по глаголу играть», «как совокупность определенных приемов, правил» и приводится большое количество устойчивых сочетаний с этими словами.
   Обращает на себя внимание тот факт, что с упрочением сталинской тоталитарной системы, которая сопровождалась насаждением единомыслия, превращением личности в нерассуждающий «винтик», игра со свойственной ей свободой выбора, воображением, фантазией не вписывалась в схему, ставшую обязательной. Она являлась жизнеутверждающим противовесом действительности. К примеру, в трехтомном энциклопедическом словаре, подписанном к печати при жизни вождя в 1953 году, не нашлось места для слова «игра», но зато прокомментировано такое понятие, как «игрунки» – «род самых мелких обезьян». С разоблачением культа личности Сталина игра утверждается в своих правах. В четырехтомном словаре русского языка, изданном Академией наук СССР (первое издание 1957 – 7961), указывается семь значений слова «игра», причем, два первых – ее определение: «Деятельность, занятия детей… Занятие, обусловленное совокупностью определенных правил, приемов и служащее для заполнения досуга, для развлечения, являющееся видом спорта и т.п.».
   В энциклопедических словарях, опубликованных в первое десятилетие XXI века (Новая философская энциклопедия 2001 г., Большая энциклопедия 2006 – 6008, Большая Российская энциклопедия с 2006 г. и др.), даются достаточно подробные определения игре, в которых нашел отражение деятельностный подход. К примеру, в энциклопедическом культурологическом словаре 2007 года игра рассматривается как «… вид непродуктивной свободной деятельности, которая скрывает в себе забытое символическое значение, развертывается ради удовольствия в особых пространстве и времени в форме либо состязания, либо представления (ролевого исполнения) различных ситуаций в соответствии с добровольно принятыми, но неукоснительно соблюдаемыми правилами и противопоставляется утилитарно-практической активности в качестве сферы серьезного». Как видим, в этом определении выявляются не только отличительные особенности игры, но и ее исторические корни – «забытое символическое значение».
   Исторические представления об игре прошли несколько этапов: античность, средневековье, XVII – XX вв. Одним из первых античных философов, обратившим внимание на свойства игры, был Гераклит Эфесский (ок. 554 – 483 до н.э.). Для него природа и жизнь представляли собой griphos – загадку, а себя он называл разгадывателем загадок. «Разгадывая» свойства времени, Гераклит уподобил его течение «играющему мальчику, передвигающему шашки».
   Древние греки периода классики уделяли большое внимание игре как действенному средству воспитания и обучения в процессе подготовки гражданина в античном полисе. Философ Платон (427 – 347 до н.э.) считал человека «какой-то выдуманной игрушкой Бога, и это стало наилучшим его назначением». Все люди призваны жить, «играя в прекраснейшие игры». В «Законах» наряду с сакральным характером игры («Нужно проводить жизнь в игре, играя в определенные игры,… дабы расположить к себе богов и отбить врагов») он рассматривал ее образовательную и воспитательную функции: «Человек, желающий стать достойным в каком бы то ни было деле, должен с ранних лет упражняться, то забавляясь, то всерьез, во всем, что к этому относится». Главную задачу воспитателя философ видел в том, чтобы подбирать для детей соответствующие игры и сообщать им «начатки необходимых знаний» в процессе игровой деятельности: «Пусть он [воспитатель] пытается путем этих игр направить вкусы и склонности детей к тому занятию, в котором они должны впоследствии достичь совершенства».
   Ученик Платона Аристотель (384 – 322 до н.э.) в своих сочинениях «Политика», «Риторика», «Поэтика» и др. расширил понятие «игры» и обозначил им два вида искусства: «мусические», мерилом которых является «удовольствие», и «гимнастические» (пляска, хороводы, борьба, «верховая езда, стрельба из лука, из пращи, метания дротиков», игры куретов в Лакедемоне [Спарте], состязания и подготовительные упражнения к ним). Следует отметить, что философ рассматривал игру как социальную привилегию свободнорожденной элиты, обладавшей такими благами, как «богатство, обилие друзей, власть». Он указывал на важность двоякого обучения: «… тело следует обучать гимнастическому искусству, а душу – для развития ее добродетели – мусическому», – и рекомендовал выбирать для игр подходящее время – в промежутках между занятиями, – «как бы давая их в качестве лекарства, ведь движение во время игр представляет собой успокоение души и благодаря удовольствию отдохновение». Причем игры должны «соответствовать достоинству свободнорожденного человека, не слишком утомлять ребенка и не быть разнузданными».
   Перед «педотрибами» и руководителями гимнастических упражнений Аристотель выдвинул две задачи: установить, «какой род гимнастических упражнений для кого полезен, какие упражнения должны быть признаны наилучшими…, какие упражнения лучше всего подходят для большинства людей», и содействовать развитию в любом ребенке «умения состязаться хотя бы в слабой степени». По мнению философа, характер игр и свойственное им следование правилам влияет на установление законов и определяет, будут ли они прочными или нет: «Если дело поставлено так, что одни и те же лица принимают участие в одних и тех же играх, соблюдая при этом одни и те же правила и радуясь одним и тем же забавам, то все это служит незыблемости также серьезных узаконений. Если же молодые колеблют это единообразие игр, вводят новшества, ищут постоянно перемен… для всех государств нет худшего наказания, чем подобного рода мнения и установки».
   В Средние века, когда господствующим стало теологическое сознание, языческие зрелища и игры были объявлены «бесовскими игрищами». Одним из первых теоретиков раннего средневековья, осознавшим необходимость использования античного наследия (но только философии), был Аврелий Августин (354 – 430). Что касается игр и зрелищ, он рассматривал их как проявление безнравственной и греховной жизни, погубившей римлян. В его идеальном государстве – «граде божьем» – не нашлось места для этого рода занятий (сочинение «О граде божьем»). Лишь в XII веке каноник монастыря св. Виктора в Париже Гуго, трактовавший искусство как знание и как деятельность, первый включил зрелища – развлечения и игры – в число механических искусств. В эпоху Возрождения, когда главным объектом внимания стали природа и человек, вновь возник интерес к игре не только как средству обучения и воспитания, но и как художественному приему, создающему иллюзорный мир и эмоционально воздействующему на человека.
   В эпоху Просвещения (XVIII век) проблема игры поднималась в связи с обсуждением вопроса о природе искусства. В «Критических размышлениях о поэзии и живописи» (1719 г.) аббат Дюбо, член и секретарь Французской Академии, считал главным импульсом поведения человека стремление занять себя. Исходя из этого, он рассматривал игру только как средство развлечения, помогавшее избежать скуки, и отводил ей место среди таких внешних возбудителей страстей, как бой гладиаторов, коррида и др.
   Начавшееся в XVIII веке становление теории игры было связано прежде всего с именами Иммануила Канта (1724 – 1804) и Фридриха Шиллера (1759 – 1805). В трактате «Критика способности суждения» Кант относит суждение к эстетическому понятию, так как оно представляет «лишь субъективную игру душевных способностей» (воображения и разума). Понимая искусство как эстетическую целесообразность, он выделяет три вида изящных искусств: словесное (красноречие и поэзия), изобразительное и искусство «прекрасной игры ощущений» Изобразительное искусство Кант подразделяет на пластику (ваяние и зодчество) – «искусство чувственной истины» и живопись – «искусство чувственной видимости», в основе которых лежит «свободная игра воображения в созерцании». Под искусством «игры ощущений» он понимал «игру звуков» (музыку), соединенную с «игрой образов» (танцем), и «азартную игру». Вывод, сделанный Кантом, заключался в том, что высшим проявлением культуры является ее эстетическое проявление.
   В «Письмах об эстетическом воспитании человека» Шиллер рассматривал игру с точки зрения эстетики как наслаждение, связанное со свободным проявлением избытка жизненных сил. По его словам, главным «объектом побуждения к игре» является «живой образ, понятие, служащее для обозначения всех эстетических свойств явления», то есть красота: «… человек должен играть красотою». Шиллер указывал, что из всех состояний человека «именно игра и только игра делает его совершенным». Причину этого он видел в том, что игра не заключает в себе «ни внутреннего, ни внешнего побуждения»; дух человека обретает в ней полную свободу: «… человек играет только тогда, когда он в полном значении слова человек, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет».
   Дальнейшее развитие представлений об игре было связано с немецким педагогом и психологом Фридрихом Фребелем (1782 – 1852), который рассматривал игру как наилучший способ приобщения ребенка к созидательной деятельности. В 1837 году на основе разработанной им системы воспитания детей он открыл в Бланкенбурге первое в Европе учреждение для детей младшего возраста – прообраз детского сада. Большое место в нем отводилось играм с мячом, геометрическими фигурами, камешками, палочками и др. Однако прусские власти запретили создание подобных детских садов, так как, с их точки зрения, эти учреждения «отрицательно влияют на религию и политику».
   Следует отметить, что в XIX веке большое воздействие на становление теории игры оказало учение Чарльза Дарвина о закономерностях исторического развития живой природы, изложенное в труде «Происхождение видов путем естественного отбора» (1859). Идеолог социального дарвинизма Герберт Спенсер (1820 – 1903) внес в понимание игры эволюционный подход, исходя из того, что общественное развитие идет по законам эволюции от низшего к высшему, характерным для живой природы. Рассмотрев игры у высших животных и отождествив их с играми человека, он выявил свойственную им упражняющую функцию. В работе «Основные начала» (1880) Спенсер определил игру «как точно такое же искусственное упражнение сил, которые вследствие недостатка для них естественного упражнения становятся столь готовыми для разряжения, что ищут себе исхода в вымышленных деятельностях на место недостающих настоящих деятельностей». Сходство между игрой и эстетической деятельностью он видел в их непродуктивном характере, а различия – в том, что в эстетической деятельности находят выражение высшие способности, в игре – низшие.
   В отличие от представителей социального дарвинизма, переносивших законы борьбы за существование на человеческое общество, основатель психоанализа австрийский психиатр и психолог Зигмунд Фрейд (1856 – 1939) рассматривал культурные нормы и ценности как продукт вытеснения первичных инстинктивных влечений человека, ищущих себе выхода, а игру – как реализацию вытесненных из жизни желаний, как «наиболее ранние нормальные формы деятельности»: «… дети повторяют в игре все, что в жизни произвело на них большое впечатление, причем они взвешивают силу впечатления… вся игра находится под влиянием доминирующего в это время желания: быть большим и делать то, что делают большие» («По ту сторону принципа удовольствия»). Основываясь на анализе травматических неврозов и игр ребенка полутора лет (перебрасывание деревянной дощечки с веревочкой на край кроватки после ухода матери из комнаты), Фрейд делает вывод о символизации смысла «всей травмирующей ситуации»: чувства мести, обращенной на мать за то, что она покинула ребенка. Ученый считает, что в основе травматического невроза и детских игр лежит одна и та же тенденция к навязчивому повторению, так как с момента рождения ребенок подвергается всевозможным травмирующим воздействиям. Игра, по Фрейду, является единственным средством, предоставляющим шанс не стать травматическим невротиком.
   Эволюционная концепция, сводившая игру к развитию наследственных форм поведения, просуществовала до 30-х годов XX века, до появления трудов Ф. Бейтенделька, Й. Хейзинги и О. Финка. Ф. Бейтендельк подверг критике эволюционную концепцию, заявив, что инстинктивные формы поведения не нуждаются в упражнениях. Он рассмотрел игру как категорию ориентировочно-исследовательской деятельности. Основываясь на теории Фрейда об исходных влечениях, Бейтендельк выделил три исходные влечения, определяющие игру: влечение к освобождению, к слиянию и к воспроизведению.
   Важный шаг в осмыслении игры как целостного феномена сделал выдающийся нидерландский мыслитель и историк культуры Йохан Хейзинга (1872 – 1945). В книге «Homo Ludens. Опыт определения игрового элемента культуры» (1938 г.) он сформулировал игровую концепцию культуры, рассмотрев игру как культурообразующий фактор – всеобщий принцип становления человеческой культуры: подлинная культура не может существовать без игрового содержания, она «развертывается в игре и как игра». Хейзинга достаточно убедительно раскрыл роль игры не только в формировании и развитии архаических культов и мифов, но и в возникновении различных форм общественной жизни: искусства, науки, юриспруденции, ремесла, предпринимательства, политики и т.д. В выявлении соотношения игрового момента с другими факторами жизни общества ученый руководствовался антитезой: игра – неспособность к игре, игра – серьезное. Всесторонне изучив феномен игры, Хейзинга выделил ее определяющие свойства: непринудительный характер игры, разворачивающейся как свободный выбор; игра не является «обыденной жизнью», она не связана с непосредственным удовлетворением нужд и страстей; она «разыгрывается» в определенных границах места и времени; игра устанавливает порядок и невозможна без соблюдения определенных правил; в игре реализуется не только стремление человека к соперничеству, но и потребность в отдыхе, разрядке; с игрой тесно связано понятие выигрыша, то есть своеобразного возвышения в результате игры. Однако, прослеживая игровые элементы культуры от первобытной эпохи до современного западного общества, Хейзинга не дал окончательного ответа на вопрос: выступает ли культура во взаимосвязи игрового и «серьезного» моментов или существует единое игровое пространство, за пределами которого больше ничего нет.
   Немецкий философ Ойген Финк (1905 – 1975) понимал игру как фундаментальную особенность человеческого бытия, включающего наряду с игрой такие феномены, как труд, власть («господство»), любовь, смерть: «Игра столь же изначальна, как и эти феномены. Она охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком». Однако философ не ответил на вопрос, в какой мере игровое начало человека определяет и оформляет его понимание бытия в целом. Исходя из тезиса: «человек как человек есть игрок», втянутый «в трагедию и комедию своего конечного бытия», Финк отметил такие свойства игры, как связь с правилами, «наслаждение свободой», которое она доставляет, символический характер игрового действия, двуплановость игры, то есть «существование играющего в обычной действительности и в сфере нереального, воображаемого».
   Концепция игрового происхождения культуры нашла отражение в работе немецкого философа Ханса Георга Гадамера (1900 – 2002) «Истина и метод» (1960), объектами исследования которого являются три основные формы связи человека с миром – «эстетическая», «историческая» и «языковая». Язык для ученого – это главный способ понимания человеком окружающего мира, других людей и самого себя. Сущностью же языка, по Гадамеру, является игра. Исходя из переносного значения этого слова (игра света, волн, красок, деталей шарикоподшипника и т.д.), он приходит к выводу, что для «сущностного определения игры» центральным является движение «взад и вперед», лишенное конечной цели и обновляющееся «в бесконечных повторениях». Гадамер рассматривает игры человека, принадлежащего в той или иной мере природе, как «естественный процесс», «чистое самоизображение» и считает бессмысленным различать «собственное и метафорическое употребление» слова «игра».
   Существование различных видов игр исследователь объясняет тем, что они «по-разному обозначают и упорядочивают попеременное игровое движение». Сущность же игры составляют «правила и порядок, предписывающие определенное заполнение игрового пространства», вне которого «игровое движение» не осуществляется. Основную закономерность, свойственную игровой деятельности, Гадамер определяет как «игру-во-что-то», в процессе которой играющий преобразовывает «целевые установки своего поведения в задачи игры». Высшей ступенью человеческой игры, ее завершением ученый называет искусство. Их различие он видит в том, что дети играют для себя, а составляющая бытия искусства – «представление для кого-то».
   Понятие «языковой игры» как способа использования слов в определенном контексте в соответствии с принятыми правилами было введено в научный обиход австрийским философом Людвигом Витгенштейном (1889 – 1951). В труде «Философские исследования» (середина 30-х – 1951) одним из важнейших качеств человека он считал не только ясность ума, но и Дух, Высокое, выражаемое простыми и вразумительными понятиями. Витгенштейн выступал против такой «болезни времени», как чрезмерное использование эвфемизмов, придающих смыслу неясность, а стилю невнятность. Подобное словоупотребление он называл Luft geboude (буквально сооружения из воздуха) – карточные домики, «фантомы» языка или «холостое прокручивание языка», когда слова отделяются от своего реального значения.
   В трудах русских психологов и историков культуры XX века большое внимание уделяется детской игре как полифункциональному явлению и игровой природе культурных феноменов. В 20 – 00-е годы Л.С. Выготский (1896 – 1934), один из родоначальников советской психологической школы, первым подошел к детской игре как особому виду деятельности, эффективному способу включения ребенка в мир взрослого человека. Проанализировав ролевые игры детей дошкольного возраста, он связал развитие игры с развитием сознания ребенка, выявил символическую функцию игры и ее роль в создании «мнимых ситуаций», которые позволяют переносить «значение с одного предмета на другой», «проигрывать» отношения, поступки детей, что «приводит к освоению отдельных моментов, деталей окружающей действительности». Противоречие игры исследователь видел в том, что свойственные ей внутренние процессы даны во внешнем действии.
   В своих исследованиях («Игра и ее роль в психическом развитии ребенка», «Воображение и творчество в детском возрасте» и др.) Выготский заложил основы теории детской игры. В отличие от зарубежных психологов (К. Бюлера, Ж. Пиаже и др.), абсолютизировавших биологическое начало в человеке, он рассмотрел игру не как преобладающий, но как «ведущий момент» в развитии ребенка. Игра позволяет ему «быть на голову выше самого себя, своего обычного поведения», дает ему возможность «говорить с собой на различных языках, по-разному кодировать свое собственное «я». Ее главное правило, по Выготскому, – самоопределение и самоограничение. Указав на важную роль взрослого в познании ребенком мира через игру, ученый проанализировал развитие самой игры от преобладания «мнимой ситуации» к преобладанию правила, причем, «…чем оно [правило] жестче, чем оно больше требует от ребенка приспособления, чем больше регулирует деятельность ребенка, тем игра становится напряженнее и острее». Именно подчинение правилам создает, по его мнению, «зону ближайшего развития ребенка».
   Выготский выявил те внутренние преобразования в поведении детей, которые производит игра: «Ребенок научается осознавать свои собственные действия», он «подчиняет свои действия определенному смыслу, исходя из значения вещи». Именно в игре «осуществляются потребности ребенка, побуждения его к деятельности, аффективность его стремления». Кроме того, Выготский рассмотрел тесную связь игры с сознанием и речевой деятельностью ребенка: «… детская символическая игра может быть понята как очень сложная система речи при помощи жестов, сообщающих и указывающих значение отдельных игрушек». Он отметил, что «внутри каждой игры ребенок уже не механически, а разумно расчленяет обращение с вещами и обращение с людьми», то есть таким образом начинает осознавать действия, приобретающие определенный смысл.
   Последователь Выготского А.Н. Леонтьев проанализировал процесс развития ролевой игры, вскрыл причины ее изменений и ее связи с другими играми дошкольника. Ученый дал определение «ведущей деятельности», связанной с главнейшими изменениями в психике ребенка, выделил преддошкольный период жизни ребенка, основная линия развития которого – «формирование предметных действий неигрового типа», вывел общую формулу мотивации игры: «Не выиграть, а играть» и общий закон развития форм дошкольной игры. Игра эволюционирует «от открытой игровой роли, воображаемой ситуации и скрытого правила к открытому правилу, к скрытым воображаемой ситуации и роли». Как и Выготский, Леонтьев отметил большое психологическое значение игр с правилами. Они развивают умение детей подчиняться правилу, и в них присутствует «момент самооценки». Однако трудно согласиться с утверждением Леонтьева, что ребенок безразличен к результатам игровой деятельности: его интересует лишь сам процесс игры. Но ученый не пытается выяснить, чем обусловлен этот процесс.
   Один из учеников Л.С. Выготского Д.Б. Эльконин, обобщив основные материалы по теории игры зарубежных и отечественных авторов, рассмотрел социально-исторический характер ролевой игры как развернутой формы «ориентировочной деятельности», ее происхождение и содержание. Ученый предполагает, что в первобытном обществе с примитивными средствами и формами труда, с непосредственным участием детей в различных видах деятельности ролевых игр не было. Они появились на поздней стадии первобытнообщинного строя в результате изменения места ребенка в системе общественных отношений: игра «социальна по своему происхождению, по своей природе. Ее возникновение связано не с действием каких-либо внутренних, врожденных инстинктивных сил, а с вполне определенными социальными условиями жизни ребенка в обществе».