– Головоломка, – медленно произнес Д.Э. Саммерс. – Головоломка… Вы сказали «головоломка»?
   Тут в библиотеке повисло такое молчание, что доктор ощутила, как ей становится не по себе. Двое джентльменов сверлили друг друга пристальными взглядами.
   – Так! – сказал М.Р. Маллоу тоном обреченного человека, и нервно засмеялся.
   Д.Э. Саммерс посмотрел на доктора, почему-то бросил взгляд по сторонам, приоткрыл дверь и выглянул наружу. Не обнаружив в коридоре ничего, на что, по-видимому, очень рассчитывал, он вернулся в библиотеку, где еще раз произвел проверку, перегнувшись через подоконник, и, наконец, сел на свое место.
   М.Р. наполнил его чашку.
   – Ну, вот что, – сказал он. – Выпей кофейку, расслабься немного – и тебя ждет большая уборка.
   Д.Э. кивнул.
   – В медицинских целях, – добавил Дюк. – Удивительно, что мне самому не пришло в голову…
   – Что у нас с делами? – перебил Джейк.
   – Ничего, – кисло ответил М.Р. Маллоу. – Все, как ты говорил: сегодня, как вчера, а завтра – как сегодня. Закончил с «Ментолаксеном». А так – никаких событий. Если не считать, того что через десять дней день корпоративная вечеринка на «Форд Мотор».
   – О господи.
   – Да.
   – Я бы согласился на вторую порку, только, чтобы не это.
   – Я бы и сам согласился на что угодно, но, увы, сэр, этого никак нельзя. Придется нам ехать и плясать деревенские танцы.
   – Это фигуральное выражение? – спросила доктор.
   – Оно буквальное, – мрачно отозвались двое джентльменов.
   – Форд любит деревенские танцы, – добавил Маллоу. – И не любит тех, кто их не любит.
   – Ненавижу, – глухо выговорил его компаньон, – ненавижу.
   Но он тут же взял себя в руки и сказал:
   – Однако, у нас есть десять дней.
   – Что, мистер Саммерс, – поинтересовалась доктор Бэнкс, – уже не так терзают мысли о бессмысленности существования?
   – Нет. Не терзают.
   Саммерс полез в карман брюк.
   – Не курите, пожалуйста, – сказала доктор Бэнкс, не дожидаясь, пока он спросит позволения. Вы и так курите слишком много.
   – К-какая же вы кобра, а!
   – Потрясающая, – кивнул Маллоу. – Фантастическая. Невероятная! Компаньон, ты б сказал доктору спасибо, что ли.
   – Убью, – пообещал Саммерс. – Обоих.
   – Куда же вы денете трупы? – поинтересовалась доктор Бэнкс.
   – Закопаю в саду под яблоней.
   – Протестую. Желаю быть закопанной под ивой. «Ибо да воздастся каждому по делам его».
   – Вот это как скажете, – задушевно произнес коммерсант. – Для вас я даже расстараюсь на хорошую яму.
   Доктор подарила ему улыбку.
   – Как мило с вашей стороны.
   – Эй, на палубе! – возмутился Дюк. – А где же «спасибо, мисс Бэнкс»?
   Доктор щурилась на огонь в камине, как будто ее вообще ничего не касалось. Лицо Д.Э. сделалось каменным и в комнате воцарилась пауза.
   – Что ж, спасибо, мисс Бэнкс, – светским тоном произнес он, наконец.
   – На здоровье, мистер Саммерс, – милостиво кивнула доктор.
   – Кстати, – спохватился коммерсант, – сколько я вам должен?
   – Двенадцать долларов, – не моргнув глазом, сообщила она.
   Это было почти в три раза больше обычной платы за визит.
   Д.Э. молча встал, подошел к бюро, вынул деньги.
   – Дорого берете, – съязвил он, усаживаясь обратно.
   – Пришлось повозиться, – парировала она и постучала костяшками пальцев по столешнице. – Мистер Маллоу, может быть, вы вылезете из-под стола и присоединитесь к нам? Или вам там больше нравится?
   Дюк уже рыдал, мотая головой.
   – Да у вас и правда истерика, – голос доктора звучал озабоченно. – Угостить вас успокоительным?
   – Угостите! – простонал Маллоу, утирая слезы и выбираясь. – Ой, мама, не могу!
   Саммерс фыркнул.
   – Панихида отменяется, – сказал он. – Ладно. Примем, сэр, все, что нам уготовлено. Уготовившие сами виноваты.
   Мистер Маллоу переменился в лице.
   – Э, э! Ты же обещал!
   – Обещал, обещал, не ной. Я покамест ничего и не делаю. Никто не помешает вам плясать кадриль.
   – Что, что?
   – Нам плясать кадриль.
   – Это хорошо, – успокоился Маллоу. – Великолепно. Замечательно. И будет еще лучше, если ты продолжишь в том же духе.
   – О, – съязвил Саммерс, – я догадывался, сэр, что вы испытываете тайную привязанность к деревенской кадрили.
   Пока двое джентльменов обменивались любезностями, доктор подумала, что теперь можно и уйти. Часы медленно били полдень. В полированном корпусе все еще шипело и звенькало, когда Саммерс хлопнул себя по лбу и бросился опять к телефону.

Глава шестая, в которой на сцене опять появляется профессор Найтли

   Профессор Найтли оказался в Брюсселе. Когда Саммерс добыл номер гостиницы и дождался соединения, Найтли перебил извинения на полуслове. Он говорил, говорил, и, кажется, никак не мог остановиться. Саммерс пододвинул стул, оперся коленом о сиденье. Поморщился, машинально проведя рукой по заду, принял небрежную позу. Маллоу фыркнул. Компаньон состроил ему свирепое лицо, показал сначала кулак, потом чтобы ему дали карандаш и бумагу, и, получив то и другое, стал быстро писать.
 
   – Да. Да, – говорил он. – Что? Полезные ископаемые? Не совсем понял, причем тут я. Время? Ну, найду, раз надо. Профессор, если я еще раз услышу слово «деньги», я вам все усы желтой ваксой… Ну конечно, согласен. Через десять дней?! Ах, срочно. Ну, хорошо. Сейчас я передам компаньону…
   – Доктор, – вполголоса произнес Маллоу, – как вы думаете, что он на этот раз выкинет? Будем надеяться на лучшее?
   Но прежде, чем доктор успела ответить, Д.Э. прикрыл трубку рукой.
   – В экспедицию. Какие-то раскопки в Африке. Что вы имеете в виду? – перебил он бормотание в трубке.
   И умолк.
   – Ну? – поторопил его Маллоу.
   Саммерс медленно повернулся к нему. Видно было, что он не на шутку растерян.
   – Нужен один человек, – тихо произнес он.
   – Что за черт, – возмутился Маллоу. – Мы никогда не работали поодиночке!
   Саммерс молчал.
   – Ну, что за несправедливость, а? – пожаловался его компаньон.
   – Секунду, профессор, – попросил Д.Э. и снова прикрыл трубку. – Говорит, у него уже кто-то есть. Какой-то его ученик. Старый предатель!
   – Э-э-э… – тоскливо протянул Дюк.
   – Езжай, – распорядился Саммерс. – Я тут все улажу.
   Воцарилось молчание.
   – Ну, вот что, – произнес затем М.Р. Маллоу. – Я рад, что тебе задним числом вбили что-то, здорово напоминающее совесть. Но, э, надолго тебя не хватит.
   Саммерс хотел его перебить, но компаньон не дал.
   – Заткнись, – сказал он. – Надолго, говорю, не хватит. Если все останется, как есть, вы, сэр, свихнетесь по-настоящему. Что я, тебя не знаю?
   Д.Э. опять открыл рот.
   – Как ты надоел со своей привычкой перебивать! – разозлился М.Р. – Слушай меня. Ты не просто едешь проветриться. Это оно, я чувствую.
   – Что – оно?
   – Головоломка, будь я проклят. Твоя головоломка. Наверное. В общем, похоже, это шанс. Постарайся использовать его на всю катушку. Все. Едешь ты. Давай-давай, нечего на меня пялиться! У тебя всегда лучше получались такие вещи.
   И, пока компаньон заканчивал беседу по телефону, сообщил доктору: – А я поеду плясать кадриль. Эй, слышишь? Чтобы был назад живой, в своем уме и с чем-нибудь…
   Он повертел пальцами. Компаньон торопливо закивал.
   – Простите, профессор, – сказал он в аппарат, – несколько отвл… да. Да. Да, да, да!
   Трубка легла на рычаг. Саммерс стоял и смотрел на компаньона.
   – Нужно подумать, что мы скажем Форду, – сказал тот.
   Возникла пауза.
   – Так, значит… – медленно произнесла доктор.
   – Да, – мрачно согласился Саммерс. – По условиям контракта мы обязаны докладывать Форду, если собираемся куда-либо поехать. Точно так же, как это делают все его мэнеджеры и рабочие.
   – Боже мой.
   – Вот именно.
   – Хорошо, – тон доктора звучал ровно. – Что же вы собираетесь ему сказать?
   – Мы скажем, – почти совсем спокойно произнес Джейк, – скажем мы примерно вот что…
   – Что вы уехали в санаторий подлечить нервы? – подсказала доктор Бэнкс. – Куда-нибудь во Францию, Швейцарию или…
   – Ни за что! – хором воскликнули компаньоны.
   – Но почему?
   Саммерс усмехнулся.
   – Потому что тогда я окажусь в «Центре Здоровья Автомобильного Общества «Форд Мотор», – он оперся кулаками о стол. – И отказаться невозможно. Форд примет это как оскорбление и отомстит.
   – Но за что? На каком основании?
   – Обвинит меня в изнеженности. Знаете, как он любит искоренять изнеженность? Он станет говорить это на каждом углу, пока не сделает из меня прокаженного. Все знают, что если Форд кого-нибудь критикует, то лучше не иметь с этим человеком никаких дел. А поскольку все деловые люди в Детройте так или иначе связаны с Фордом…
   Доктор в недоумении смотрела на него.
   – Вы тут упоминали «простые, физически обременительные занятия», которые вернут мне радость жизни? – продолжал коммерсант. – Хотел бы я слышать, что вы скажете, увидев, как я прикручиваю винты к болтам в палате больницы Форда!
   – Ах, да. Социальный эксперимент. Я читала о нем в газетах.
   – Социальный – социальный. Пациенты «Центра» получают «простую, необременительную работу». Чтобы ни одной секунды не провести без пользы. Более того, вы не сделаете там ни одного лишнего шага, ни одного лишнего движения. Все, что вам нужно – уже посчитано, записано и утверждено. Остальное должно быть уничтожено потому что социологическая комиссия «Форд Мотор» пришла к выводу, что вам это не нужно.
   – Подождите, – остановила его доктор. – Не кажется ли вам, что вы горячитесь? В его методе есть здравое зерно. Кроме того, социологическая комиссия знает свое дело. С формальной точки зрения это выглядит ужасно, но фактически – не так уж сильно отличается от обычной жизни.
   – Откуда вы знаете?
   – Я знаю, что люди боятся всего нового. И также знаю, что вам свойственно демонизировать то, что вам не нравится. Это просто ваши страхи, мистер Саммерс. Страхи – и больше ничего.
   Коммерсант отвел глаза. Не догадаться, на что намекает доктор мог только круглый идиот. Если бы она не додумалась в конце концов сообщать предварительно, насколько будет болезненной процедура и сколько займет времени, ей пришлось бы каждую их встречу нанимать санитаров. И не старенького дедушку Христодуло в компании долговязого прыщавого юноши – сына мистера и миссис Х.Х. Харви, помогавших при необходимости с пациентами. Эти бы не справились. Доктору Бэнкс, вероятно, понадобилась бы пара здоровых и сильных молодчиков из тех, кого держат в больницах на случай, если пациент сопротивляется.
   Новый метод доктора показал себя с хорошей стороны. Но даже так выходило с переменным успехом, потому что у пациента страдала то скромность, то гордость, то еще какие-нибудь тонкие чувства – в общем, Д.Э. Саммерс страдал.
   – Естественно, – усмехнулся он. – Я знал, что вы это скажете. Еще бы. Кто же, как не вы.
   – Стоп, сэр, – оборвал его Маллоу. – Стоп. Опять тебя поперло. Ни один бык так не бесится от красной тряпки, как ты от Форда. Мисс Бэнкс, а что бы вы сказали, если бы узнали, что участие в эксперименте совсем не добровольно, как вы это читали в газетах?
   – Но вы же не хотите сказать, что рабочие не могут отказаться участвовать в эксперименте?
   – Могут, – не стал спорить Маллоу. – И тогда очень скоро какая-нибудь трудовая комиссия выявит в их работе нарушения, за которе их и уволят.
   – Неужели вы верите словам Форда? – добавил Саммерс. – Вы? Да это самая большая свол…
   Тут он поймал взгляд доктора, осекся и произнес:
   – Да поймите же вы: у людей на «Форд Мотор» нет выбора.
   – Выбор есть всегда, – заметила доктор.
   – Конечно, есть! – воскликнул Саммерс. – У рабочих есть выбор! Единственный выбор: работать или не работать на Форда! Черт возьми, они могут уволиться! Они счастливее нас!
   Компаньон сделал ему знак заткнуться.
   – Этого не может быть, – твердо сказала доктор. – Я уверена, что подобные слухи – выдумка журналистов. Ваша неприязнь к Форду представляется мне более или менее обоснованной, но все-таки…
   – Нет, доктор, это не выдумка, – вздохнул Маллоу. – Он говорит правду. Все, кто работает на Форда и отказывается от социальных экспериментов, быстро оказываются на улице.
   – Но ведь из ваших слов получается, – доктор не находила слов, – что это опыты на людях!
   – На больных людях, которые находятся от него в полной зависимости, – уточнил Саммерс. – Представляете, как бы он обрадовался, сообщи я ему, что мне нужно поправить здоровье? Какая возможность для эксперимента! Да еще с кем! Какие эвенты из этого можно сотворить! Какое паблисити! Да я бы не просто скручивал шурупы на больничной койке – я бы делал это под прицелом фото– и кинокамер. На каждый мой шаг выскакивал бы идиот с табличкой: «7.30 – 8.10 – первое занятие: сорок шурупов за сорок минут! Отличный результат!» – и пусть бы я попробовал сказать: «Не хочу. Почему я даже больным должен думать только о пользе компании?». «9.00 – 9.30 – посещение близких» – и пусть бы я попросил: «Хочу, чтобы они приходили неожиданно, люблю сюрпризы». Или там: «Дайте нам еще немного времени, я соскучился.» Или: «10.30–10.35 – отправление естественных надобностей»! Да не дай бог, чтобы я чувствовал бы себя действительно не совсем хорошо. Лучше сдохнуть по-человечески, чем оказаться в его «Центре здоровья»!
   – Но не может же он всерьез верить, что можно полностью просчитать человеческую жизнь? Ведь это чушь. Механистическая утопия!
   – А он верит, – с усмешкой произнес Саммерс. – От всей своей конвейерной души верит. Он гордится своей лечебницей! Возит туда экскурсии. Вы думаете, откуда нам все известно? Он говорит, что это будущее всего человечества. Думает, что нашел средство спасти мир! Маньяк. Фанатик. Буйнопоме…
   Маллоу испугался. Последние полгода в таких случаях следовали яростные вопли, а следом летел в стену подвернувшийся под руку предмет.
 
   Доктор мгновенно оказалась перед пациентом.
   – Будьте добры, успокойтесь, – велела она. – Держите себя в руках. Поезжайте и придумайте, как с этим покончить. У вас должно получиться.
   – А Форду мы скажем, что ты поехал в Вермонт, – как мог, бодро добавил Маллоу. – Навестить наши основы государственности.
   – Да, – сказал Саммерс.
   – Что? – удивилась доктор Бэнкс.
   – Родителей, мисс Бэнкс, родителей! – засмеялся Маллоу.
   – А! – догадалась доктор. – Институт семьи!
   – Он самый, – подтвердил Саммерс.
   – Действительно, как иначе это может называться у Форда!
   Все трое расхохотались.
   – А ведь это, – заметила доктор, – совершенно не смешно.
   – Нет, – согласился Маллоу. – Все, сэр. Езжайте и добудьте нам спасение. Иначе в нашей богадельне будет два чокнутых. Сам не знаю, как до сих пор держусь.
   Он посмотрел на компаньона и спросил:
   – Ну, что?
   – Думаю, – ответил Джейк. – Сэр, не забыли ли мы чего важного?
   – Непохоже, сэр.
   – Коммерческая тайна.
   – Я понял.
   – Начнет опять душить – говори, что без меня не можешь принять никаких решений.
   – Естественно.
   – Если что-нибудь пойдет не так…
   – Ты, надеюсь, не успел вычеркнуть меня из завещания? – поинтересовался М.Р. Маллоу.
   – Завещания? – переспросила доктор.
   – Завещания, – подтвердил Маллоу.
   – Я вам удивляюсь, мисс Адлер, – съехидничал Саммерс. – Могли бы догадаться. Это же просто.
   – Я попрошу вас не называть меня «мисс Адлер». Что за фамильярность, – холодно ответила доктор Бэнкс. – Вы тоже могли бы догадаться, что я задала этот вопрос из вежливости. Дальняя поездка – совершенно достаточная причина для завещания. Кроме того, вам не сообщили ни цели, ни точного места.
   – И вообще, – добавил М.Р. Маллоу. – Бумаги должны быть в порядке. А что ты молчишь, собственно? Ну, вычеркнул? Признавайся.
   – Нет, – сказал Саммерс. – Не успел. А ты меня?
   – Я перепишу.
   – В какой раз?
   – Я пошутил.
   – Я тоже.
   – Звони нотариусу.
   – Сам звони.
   Маллоу потемнел лицом, но, тем не менее, пошел к телефону.
   – Соедините Пьемон-226, – сказал он. – Здравствуйте, мистер Дули. У нас тут опять пертурбации. Мой компаньон на днях… Что значит, как наши дела? Давно не было слышно?…
   Повисла пауза.
   – Что-нибудь случилось? – с интересом спросил Д.Э. Саммерс.
   Маллоу сообщил в трубку, что произошло недоразумение, наскоро извинился перед нотариусом и, цапнув со стола журнал, стал сворачивать его в трубку. То же самое сделал его компаньон.
   В следующие несколько минут доктор Бэнкс наблюдала сначала дуэль на журнальных трубках, потом бой диванными подушками и, наконец, бег с препятствиями. Препятствие представлял из себя стул, которым Д.Э. Саммерс пытался спасти свою жалкую жизнь прежде, чем пробрался за диван, из-да дивана – под стол, из-под стола – на книжную стремянку, по которой и забрался на шкаф. Пока все это происходило, в библиотеке содрали со стола скатерть, полетели с каминной полки кубки за победы в ралли, опрокинулось кресло, рассыпались по полу газеты.
   – Удивительно, – сказал М.Р. Маллоу, выбираясь из под стола, – просто удивительно, как такой здоровенный конь умудряется проскакать галопом и ничего не сломать! Почему-то все время я!
   И он сел тосковать на стремянку.
   – Ты освободишь лестницу или прыгать тебе на голову? – поинтересовался сверху Саммерс. – Меня уборка ждет.
   Маллоу обменялся взглядами с доктором.
   – Вот это я понимаю, профессионализм высокого класса! Патентуйте метод, мисс Бэнкс.
   – Обязательно, – пообещала доктор. – И обратите внимание, как выгодно.
   – По тройной цене! – сказал Саммерс. – Бутлегер в юбке.
   – Монополист, – с уважением отозвался Маллоу. – Может себе позволить.
   – Постоянным клиентам – скидка пятнадцать процентов, – сообщила доктор. – В следующий раз будет дешевле, мистер Саммерс.
   – Пятнадцать – много, – возразил Дюк. – Хватит и десяти. Зато к Рождеству скинете двадцать пять!
   Он поднял голову и нежно улыбнулся молчавшему на шкафу компаньону.
   – Какая неприятность, – ответил, подумав, тот, – пропускаю рождественские скидки этого сезона.
   – Кстати, – спохватился Дюк уже серьезно, – как долго-то тебя не будет?
   Джейк улегся на шкафу.
   – Профессор говорит, зависит от результатов.
   – В чем же, – поинтересовалась доктор, – будут заключаться ваши обязанности? Вы хоть что-нибудь знаете?
   – Не знаю, – ответил ей коммерсант.
   – Похоже, Найтли принес что – то интересное, – не без зависти произнес Дюк.
   – Похоже, – щурясь, согласился компаньон. – Отдай лестницу, гад!
* * *
   Тем вечером в доме профессора Найтли раздался еще один звонок.
   – Алло? – профессор схватил трубку. – Мой дорогой мальчик, это вы! Какое счастье! Где вы? В Нью-Йорке? Но…
   Ученый умолк, не договорив. Трубка, кажется, настаивала.
   – Вы просто сорвиголова, больше ничего!
   Невидимый собеседник, похоже, не согласился.
   – Да, да! – настаивал профессор. – Это безумие, чистое безумие. Я отбываю ровно через три недели. Роквуд, Южный вокзал. И умоляю вас: будьте максимально осторожны.

Глава седьмая, в которой доктор Бэнкс оказывается в безвыходном положении

   За сутки до того, как Саммерс должен был отправиться в Нью-Йорк, чтобы сесть там на пароход, М.Р. Маллоу с самого утра умчался по делам.
   В обед он позвонил в офис, сообщил, что будет назад только назавтра и пожелал компаньону удачи. Джейк, который ждал его, чтобы вместе пообедать перед отъездом, расстроился, но постарался не подать вида. Он просмотрел бумаги, выпил две чашки кофе и сделал несколько звонков. Больше тянуть было нельзя: предстояло мириться с механиком. Механик разговаривал, правда, мало и чуть ли не сквозь зубы, зато Мики был счастлив.
   – Есть, шеф! – молодой Фрейшнер так и рвался принести, унести, подать, забрать, протереть, позвонить, встретить с запиской, сбегать за обедом в китайскую лавочку – все, что угодно, как будто не был управляющим весом в двести фунтов.
   В конце концов, ему опять досталось: от механика, который лежал под автомобилем и которому мистер Фрейшнер отдавил пальцы каблуками ботинок. Потом оказалось, что он ползает, как черепаха. Потом – что его не дозовешься. После того, как управляющий указал механику на некоторое различие в положении, Халло сделался похож на злого верблюда. Он плюнул и ушел к себе.
   Саммерс взбежал на второй этаж.
   – Мистер Халло, – произнес он, стоя на ступеньках, – вы злитесь на меня, вот и выпускайте пар по адресу. Я был груб с вами. Можете высказать все, что обо мне думаете.
   Но механик отчего-то не спешил высказываться.
   – Тогда так, – продолжил коммерсант. – Во-первых, мне бы хотелось, чтобы вы помнили: возраст мистера Фрейшнера – не ваша забота. Он управляющий, а не вы, и обсуждать тут нечего. А во-вторых, если я еще раз услышу «коммуниcтический террор – микстура от капитала», «жиды», «масонский заговор» или славы и осанны в адрес Форда – вы уволены. Думать что угодно – ваше право, но пока вы работаете на меня, потрудитесь придерживать свой язык.
   Терпение механика лопнуло.
   – Я все скажу Форду! – и он потряс грязным кулаком.
   – Что вы ему скажете? – поинтересовался Саммерс.
   – Все! Все, что вы тут наговорили!
   Саммерс пожал плечами.
   – Идите. Вам же будет хуже.
   – Что?! Угроза? Форд и это узнает!
   – Не думаю, мистер Халло, – спокойно сказал Саммерс и зевнул.
   – А! Вы меня убьете! – механик адски захохотал. – Я давно этого жду! И момент выбрали! Вашего компаньона, единственного порядочного человека во всем заведении, здесь нет. Фрейшнер, этот ж-ж-ж…
   Тут Халло поперхнулся и умолк.
   – …ж-ж-жестокий управляющий? – предложил коммерсант. – Да, он бы меня не выдал, тут вы правы. Фрейшнер – стоящий парень. Но убивать вас, мистер Халло, никакого интереса.
   – Вы не имеете права! Я буду жа… – начал механик по привычке и спохватился. – Как – никакого интереса?
   – Да никакого, – улыбнулся коммерсант. – Вы погубите себя сами. Изложить дело: «Саммерс сказал то-то и то-то» и сразу заткнуться вы все равно не сможете.
   – Почему?
   – Потому что это выше ваших сил. Вы начнете разглагольствовать, вплетете евреев, масонов, Маркса, мировой заговор, собьете всех с толку и вас просто выкинут вон.
   Самерс подумал и добавил:
   – Ябеда.
   – Вы не имеете права меня оскорблять! – закричал механик. – Я уволюсь! Вам придется нанять вместо меня троих! Четверых! Пятерых!
   – Да, придется, – коммерсант наклонился к нему так, что их лица едва не соприкасались, и произнес вполголоса: – Зато вас никто не возьмет. Найметесь простым рабочим на консервную фабрику, вылетите через месяц, год проищете другое место, отсидите за бродяжничество и так до глубокой старости, пока вас не выкинут уже отовсюду. Вы станете немощны.
   Халло квакнул.
   – А профсоюз не поможет, – коммерсант зевнул. – Потому что и там вы мутите воду своими митингами. Придется вам откинуть копыта под забором. Ну, как?
   Халло неразборчиво буркнул и отвернулся.
   – А? – переспросил коммерсант.
   И, подождав, добавил:
   – Я вижу, относительно вашего непосредственного начальства вы уже усвоили. Я рад, мистер Халло. Масонов и мировой заговор я вам прощу. Это ваше проклятье. К тому же, оно мне выгодно. Теперь вот что.
   Саммерс оперся о деревянные перила.
   – Мистер Халло, я уезжаю. Мне хочется верить, что пока меня не будет, вы не выведете мистера Фрейшнера из себя. Я уповаю, что он не займется придумыванием необычных и жестоких наказаний за саботаж, как это делается на «Форд Мотор». Я питаю надежды, что вашими трудами нигде не произойдет революции. И я рассчитываю, что в мое отсутствие вас самого не зашибет какой-нибудь еще борец за мировую справедливость.
   С этими словами коммерсант нагнулся, поднял гирю и вручил ее механику.
   – Уберите это в свою комнату. Устроили здесь склад.
   А потом пошел не то дождь, не то снег. К обеду он превратился в бурю, дорогу замело ко всем чертям. Саммерс взял книгу и устроился в библиотеке. Время от времени он вставал и ходил из угла в угол. Он маялся.
   Час проходил за часом. К полуночи сырые хлопья повалили сплошной стеной, застилая все и на лету превращаясь в воду. Ветер хлестал по стеклам ветками деревьев. Было совершенно темно, тихо – только где-то у соседей буксовал мотор, с пола сквозняк шевелил шторы, но пламя камина и зеленая лампа делали комнату уютным убежищем.
   Внизу хлопнула дверь. С трубкой в зубах, в халате Саммерс вышел в коридор и съехал по перилам в гостиную.
   Но это был не Маллоу.
   – Заглохла, – сообщила доктор Бэнкс. – Ужасная чепуха. Забыла про лужу.
   Ее твидовый жакет и шляпа потемнели от влаги, с юбки текло, коричневые ботинки – по лодыжки в глиняной каше. Губы доктора были бледными, нос – красным, перчатки – грязными, и тут к гадалке не ходи – в грязь шлепнулась, пока пешком бежала; словом, было ясно, что доктор потеряла черт знает, сколько времени, пытаясь решить проблему сама.
   – Совсем свихнулись с этой вашей независимостью, – сказал Саммерс. – Знаете же, что из этой чертовой ямы без буксира не выбраться. Зачем было дурака валять?