"Обыкоша,- начинает проповедник первую часть,- иже к царю земному грядущей, егда близ будут уже ко входу двора царскаго, тогда множайшим страхом ограждати себе: тако и мы елма спасительнаго, якоже некый долг путь, прейдохом и близ уже рожественскаго праздника Владычняго и хощем приступати к безсмертной трапезе, всяко спрятание и всяко истязание совести достоить имети. Пять дни посреде суть, и праздник приходить, и праздником начало, и хощет трапеза предлагатись, имуще Тело Владычине и Кровь. И блюдете, с какою совестию приступати хощете; слышите, что рече уста Господня Павел: Да испытует каждо себе и тако от хлеба сего да яст и от чаши да пиет, да не в суд себе яст и пиет, ядый бо и пия недостойне суд себе яст и пиет. Не презирай Божественна, человече, не дерзай совести обличающи, уступай страхом и трепетом. Аще бо ризе земнаго царя скверными рукама коснувся кто тмами подъемлет злаа - и ты не избежиши геены. Телу Божественному и пречистой Крови причащаяся оскверненною душою. И которую милость имети хощеши, рци ми, который ответ? Не веси ли, яко по яже приати окаяному Иуде недостойне хлеб, вниде в него сатана? Зри, да не и ты искусишися Божиим гневом. Ибо еже о судиах сказует писание, яко ковчегу завета и иногда возиму юнцу, Оза некто коснуся колеси, за еже поддержати, абие попален бысть. Та же нужа таковей настоящи и бедующу к ниспадению кивоту правым притече и благочестив разумом, но понеже недостоин бе таковаго приближенна, ниже в таковое служение избран бе, в правду искусися. Аще убо кивот окованный златом, иже от земля изыемым, в немже бе стамна токмо, имущиа манну, и скрижали завета, и жезл Ааронов прозябший, и попали дерзнувшаго онаго: како ты не трепещеши, хотя приступати к таковым таинством, яже обстоять ангели со страхом и ужасом? И ты убо священника зриши, не зриши же мысленныя силы. Идеже бо честнаа священнодействуют и предстоят с благоговением, дивящеся Владычней иже к нам любви. Толико бо Свое создание возлюбив Создатель, елико и Сына Своего соприсносущнаго дата нам на смерть, да Тем нас оживит".
   Изъяснив таким образом, какую чистоту должны иметь христиане, чтобы достойно встретить праздник Рождества Христова и приобщиться Святых Тайн, проповедник обращает внимание своих слушателей на некоторые священнодействия литургии, где выражается тоже требование чистоты. "Слыши, что глаголет диакон велегласно, хотящу иерею раздробляти святыи хлеб:
   "Вонмем". Что еще глаголеть - "Вонмем"? Себе, рече, испытаем сердце, истяжим совесть, изьвьпрошаем мысль, да не кто блудник, да не кто прелюбодей, да не кто немилосерд, да не кто презорив и горд, да не кто памятозлобив, да не кто пианица и скверножителен. И аще обрящешися таков, уступай, рече, да не опален будеши, приходя недостойне. Таже по еже рещи диакону "вонмем", таже внутрь иерей обема рукама подвижа святыи хлеб на высоту, показуя того к хотящим причаститися, глаголет велегласно: "Святая святым". А еже глаголет, се есть святая не иным даются, токмо святым; и аще свят еси, приступи: Святы будете, яко Aз свят есм. Аще Исаи подобен еси, приступи и страхом Божественнаго огня прими устнами, да услышиши и ты от иереа, паче же от серафима: "Се коснуся устом твоим и вся грехи оцести..."
   Главными условиями к приобретению чистоты душевной проповедник полагает искреннее сокрушение сердца и прощение обид. "Таковым очищением предочистимся, имже Богоотец он на каждо день обновляше себе и нас уча, глаголаше: Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. И пакы: Оклеветакщаго тай искренняго своего, се изгонях... Таковыми миры помажем себе, уготоваимся к приатию Иже нас ради младеньствовавшаго Владыку. Аще пост принесеши, аще девство, аще бдение, аще низу легание, сердце же съкрушено не принесеши, ниже оставиши брату своему; ничтоже пользовася, но и речется к тебе, еже и к Израелю речеся пророком: Не таковь пост хош,у, глаголет Господь. Слыши, что глаголет Господь к верховному апостолом Петру, воспросившу Его: "Аще до седмицы брат согрешит, отпущати ли ему?" Иисус же не до седм крат, но и седьм седьмерицею. Сие являет, яко, аще и в всей своей жизни съгрешают тебе братиа, оставляти им и аще не оставляеши долг брату своему, како речеши в молитве: "Отче наш, Иже еси на небесех, остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим"? И пакы: Аще оставляете человеком съгрешения их, и Отец ваш Небесный оставит вам съгрешениа ваша".
   Следующие затем наставления показывают в проповеднике наблюдательность над самолюбием сердца человеческого. "Но многы слышах глаголюще: "Не могу оставити; зело преобиде мя, вельми обезчести мя, премного опагуби мя, врага и ратника судом приложися мне". Не глаголи ми студныя сия и смеху достойны глаголы, но истрезвися, яко от пианства, безсловесныа ярости и познай, кто бе первее и кто еси ныне. Не враг ли бяще первее Божий и ныне друг, пременен Кровию Сына Его, яко же рече Павел? Не тебе ли ради ныне раждается, и пеленами повивается, и в худе вертепе и скотиах яслех полагается? Не тебе ли ради Он человек бывает и по естеству и подейству, яко да ты Бог будеши? Аще убо Христос не обладетельствова тебе, суща врага и ратника, ниже ты обидившему тя. Аще ли Он, поискав тя, и обрет и на рамо взем к Отцю принесе, сьнаследника тя творя Отчая славы, который получиши ответ, не пременяяся на опечалившаго тя, которую милость и который суд? И Владыка убо о распинающих моляшеся: Отче, остави им грех сей,- и ты глаголеши: "Не могу оставити". Можеши и ина величайша исправити, аще токмо восхощеши, аще писаниа исправиши, аще христианскым потечешь путем. Таже почему уверимся, яко христианин есмь (еси), аще не от еже терпети сладце обидиму бывающу и гониму, уничижаему и хулиму?"
   Противопоставив внушениям самолюбия требования закона Божественного, от исполнения которого зависит внешнее и внутреннее благосостояние христианства, Самвлак направляет слово свое к иудеям, которые, издеваясь над христианскою верою, возражали против учения о предвечном рождении Сына Божия от Отца. "Поболезновавше о такой хуле, речем к ним: Сына убо раждает Отец соприсносущна, и бездетна, и превечна неизреченно и несказано, Имже и творить мысленныя силы, служителе своеа славы и веспевателе немолчныа, яко же бо Иов глаголет: Егда быша звезды, въсхвалиша Мя ангели Мои, оградих же море ветры, егда раждашеся. И понеже рожден есть, яко отрасль от корене, и сиание от солнца, и слово от ума. Сын наречется Слово и Отец наречется Отец, понеже раждает бездетно единосущное Слово. Слово же не несоставно непщуй, якоже наше, и на въздух разливаемо, но съставно (т.е. ипостасное). Свой имея Състав (Ипостась), понеже Сын в сем подобен Отцу, кроме нерождениа, равномощно и равносильно, Имже вся быша и без Него ничтоже бысть еже бысть, по Богослова гласу, Имъже векы сотвори, по премудрому Павлу. Слыша и пророка от Бога свидетельствованнаго и от нас приемлемаго: Словесем Господним небеса утвердишася и духом уст Его вся сила их. Не смея (пророк) рещи явленно Отца с Сыном и Духом, яко да не едино Божество на три неподобии разделяют части и славы, иже единого Бога, оставльше и идолам языческим поклонишася; ниже пакы умолча всяческы, но премудро некако и покровено Святыа Троица единовластие и Божество в малих сих словесех проповеда. Еже бо рещи словвсем Господним - Отца с Сыном, и Духа Святаго, внегда - духом уст Его вся сила их. Но и великий Моисей ким путем прииде к вам, яко да не слышавше Отца, имуща Сына, страстно вменити Божественное, но премудро сложив едино Божество Троица, кратными убо, мног же разум имущими, словесы научи, рек: Слыши, Израилю, Господь Бог твой Господь един есть. Еже бо рещи Господь Отца сказует, а еже Бог твой - Сына и пакы Господь - Духа Святаго, сиречь едино Божество трием сим и Пребожественным Сьставом (Лицам). Видеши ли, о иудею, Отца, имуща Сына соприсносущна, и нетленна, и бездетна?"
   Продолжая речь о Сыне Божием, вития касается тайны искупления, в котором выразилась беспредельная любовь Божия к людям: "Понеже согреши и паде человек, и падшю тому вся смятошася: смерть укрепися от Адама до Моисея, земля проклята бысть, ад разверзеся, рай затворися, небо заключися, диавол же воинствуаше на нас, тогда Бог, человеколюбец сый и не хотя погубити еже по образу человеку, глаголаше: "Кого послю и кто пойдеть". Ибо и прежде, егда хотяше създати человека по образу Нашему и по подобию; сице и зде в поновлении и наздании естества: "Кого послю и кто пойдеть?" Всем же молчащим, глаголаше Сын: "Се Аз; поели Мя". Тогда глагола: "Иди"; дасть Ему человека, яко да будет самое Слово плоть, и приемь плоть, во всем исправить. И родися от Девицы, чистыя и неблазненыа, и Тоя девство соблюдей в богорождении, ниже от безлетнаго рождества иступи ради въсприатиа, но прием еже не бе, и еже бяше, пребысть в двою естеству един Състав; предает бо ся тому, яко врачу, исцелити угрызение змиево; яко животу, въздвигнути мертваго; яко свету, просветити тму; яко Слову сущу, обновити словесное. Яко убо тому предашя вся и быв человек, абие исправишася и съвершишася вся: земля вместо клятвы благословена бысть, рай отверзеся разбойнику, ад устрашися, и гроби отверзошася, въстающим мертвецом, двери небесныя взяшася".
   Во второй части Слова изображаются высокие подвиги святого Филогония. Цель, какую предположил при этом проповедник, есть та, чтобы воспламенить в слушателях большее усердие в стремлении к добродетели. Сначала он описывает время, в которое жил Филогоний,- время, жесточайшее всякой зимы и бури, в которое самый даже воздух осквернен был "сварами". Отец предавал на смерть сына, брат - брата, грады опустели, но люди Божий соглашались лучше жить со зверями, нежели с бесовскими служителями, покидая имения, села и стяжания. Узилища и темницы были наполнены людьми благочестивыми. В такое смутное время для христиан явился и Филогоний, подобно звезде, сияющей среди ночи. С юности еще он любил упражняться в чтении Божественного Писания и прежде принятия епископского сана знал апостольское учение и славился добродетельною жизнию. Не только словом он научал остерегаться прелести людской, но ходил по темницам для укрепления в вере слабых христиан, выкупал пленных и подражал Христу, полагая душу свою за ближних. Таков был блаженный Филогоний!
   Он имел жену и был отцом единородной дочери, но супружеская жизнь нимало не препятствовала ему быть ревнителем добродетели. Потому общим согласием архиереев и благодатию Святого Духа он посвящен во епископа, чтобы противоборствовать возникшим в то время ересям. И в этом отношении был другим Давидом, потому что пращею слова низложил гордого Голиафа Маркиона. Но и по прекращении гонения Филогоний не оставил епископской кафедры, подобно Ионе, а препоясавшись упованием, мужественно управлял волнуемым кораблем Церкви Христовой. И не столько прославился Авраам пленением царей, пленивших Лота, сколько Филогоний истреблением еретиков. И не столько Иосиф пропитал пшеницею во время глада, сколько этот - восточные и южные страны словом Божиим. Когда он почил от своих трудов, то весь Восток плакал об нем, как будто лишился света. И ныне он с апостолами новый апостол, с мучениками новый мученик, с пастырями добрый пастырь, стаду любезный, волкам страшный. Таков был блаженный Филогоний!
   Проповедник увещевает своих слушателей последовать ревности и добродетелям празднуемого святого, представляя для каждого возраста примеры подражания в его жизни. "Юнии (поревнуют) в юности того подвигом и к добродетели течению; состаревшеися, иже в старости, того премудрости и опаству; иже въспражени того чистоте и странноприимству. Ибо он и детству сложит, достойно и чисте брак почте, и архиерейство прослави".
   В заключение Слова Григорий Самвлак молит своих слушателей, чтобы они старались навыкнуть любомудрствовать и, как сыны света, сияли всеми добродетелями, дабы потом достойно "встретить Владыку, грядуща смесити земная с небесными, во Второе же и страшное пришествие услышать блаженный он глас: Приидите, благословенный Отца Моего..." и прочее.
   Здесь справедливость требует заметить, что при составлении настоящего Слова наш проповедник воспользовался в главных чертах таким же Словом святого Иоанна Златоустого, с тем только различием, что Златоуст в первой части проповеди сказал о добродетелях блаженного Филогония, а в последней о приготовлении слушателей к празднику Рождества Христова и таинству причащения, тогда как Григорий Самвлак сделал наоборот 488. Замечательно также, что в настоящее Слово Григорий внес известный нам отрывок из Слова своего в Великий Четверток об опресноках против латинян.
   2. В приступе к похвальному Слову святым отцам, в посте просиявшим 489, Самвлак выражает сознание своей слабости пред величием предмета: "Хощу к похвале отец язык подвинута - и ужасаюся; хощу онех помянута - и недоумение объемлет мя; хощу тех в среду привести - и весь умом изступаю, помышляя о них высокое, и непостижения покрывает мя облак. Убо желание не оставляет, нудя, недостоинство безгласием связует язык: иже бо онех хотя творити слово, онем подобен во всем достоин быта, яко да к величеству похваляемых течением слова достигнет. Обаче ниже возможет в теле сый. Аще бо Павел толикий и таковый, до третьяго небесе восхитивый, о ихже тамо виде и слыша, глаголюще, нам сказуя... како ин кто, много от Павловы добродетели отстоя, возможет по достоянию онех неизреченную славу похвальным представити словом?"
   В трактации Слова проповедник сначала обозревает разные обетования, общие всем праведникам, а потом обращается к некоторым из них в особенности с похвалою. Прежде других говорит он об Антонии Великом, сравнивает его с Авраамом и Иаковом и, рассуждая о духовной брани отца подвижников, спрашивает: "Кто такову победу виде когда, военачальнику купно с воины безмольствующу, и сопротивным падати всем?" Одержал победы и "македонян он", но ни един герой древности не превзошел Антония, потому что победа над целою вселенною ничто в сравнении с победою, одержанной подвижником над дьяволом. И величайшие из мудрецов греческих должны сознаться в своем невежестве и неразумии пред Антонием, потому что никто из них не имел понятия о смиренномудрии: "Что к сему речет Платон, иже нарицаемую Стою афинеом показавый, или Пифагор, и Сократ, и Аристотель, и прочих философ сонм? Всяко вопрошаеши, яко истукани были бы к ответу молчаще. И яко Моисеев жезл пожрал жезлы ложных змий египетских волхвов, сице и онех суетное любомудрие обличено бысть и истынныя премудрости мужа явленными образы. Что же ли нарочитый он философ, иже в делве (бочке), егоже что достойно похвалим, общеполезно человеком никакоже слышахом сотворша, токмо еже сидение в делве?.." Далее вития замечает, что о Зороастре Замолксе очень немногие знают, тогда как об Антонии имеют понятие и скифы и дети.
   От Антония проповедник переходит к изображению подвигов Антониевых подражателей. О святом Ефреме Сирине говорит: "Колицы афинеи, колицы философы, колицы риторы возжелели бы, да поне от тысящи единой сего Ефрема похвале причастницы будут! Но понеже любомудрствоваша, сего ради и онех память с шумом погибе. Аще ли же что где о сих помянется, смеху паче, а не пользе, достойно судится. Сирианин же по всей вселеннеи чуден есть и похваляем, и готова наказания многажды князи, и вельможи, и сами царие, на руку держаще, прочитают и паче меда и сота свои души услаждают". После святого Ефрема вития перечисляет еще до 80 подвижников с краткою похвалою каждому, повторяя один и тот же оборот: "вем такого-то" или: "веси такого-то..."
   В заключении Слова проповедник убеждает своих слушателей, чтобы воспоминание о святых не осталось для них мертвым, а послужило бы им лестницею от земли на небо.
   IV. Остальные сочинения Самвлака
   Из трех исторических статей Григория Самвлака одна - "Сказание о перенесении святых мощей преподобной Параскевии в Сербскую землю" известна нам только по имени 490, а две издавна печатаются в общедоступных книгах, именно: "Повествование о сербском царе Стефане" - в Прологе под 9-м числом мая, и "Страдание святого великомученика Иоанна Нового, Сочавского" - в Чети-Минеи [259] под 2-м числом июня. Потому останавливаться на этих статьях считаем излишним, хотя не можем не заметить, что слог последней статьи, помещенной в Чети-Минеи, значительно изменен и поновлен 491. Что касается до богослужебного стиха на Успение Пресвятой Богородицы, то он напечатан нами в приложении 20-м к 4 тому нашей "Истории". А о полемической статье Григория против латинян мы сказали в самом тексте.
   11
   ГРАМОТА ЦАРЕГРАДСКОГО ПАТРИАРХА К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ ВАСИЛИЮ ДИМИТРИЕВИЧУ (ОКОЛО 1393 Г.)
   "Благороднейший великий князь московский и всей Руси, возлюбленнейший сын нашей мерности, кир Василий! Благодати, мира, милости, здравия души и тела, молитвы, благоволения и всего, что есть доброго, а вместе и спасения, желает мерность наша от Бога Вседержителя благородству твоему. Благородство твое знает, какое разделение и смятение не так давно произошло в Церкви Русской, по поводу которых и вы опечалились и мы имеем очень тяжелое дело. С тех пор как по судьбам, которые ведает Бог, мерность наша взошла на высокий патриарший престол, мы особенно заботились и очень много старались о том, чтобы умирить Церковь сию и возвратить ее в прежнее положение, что при содействии Господа, умиротворяющего всяческая, удалось: опять поставлен святейший митрополит Киевский и всея Руси и препочтенный, возлюбленный во Святом Духе брат нашей мерности и сослужитель Киприан - единым митрополитом на всю Россию по древнему порядку, а по смерти его также будет один. Не так давно присланный от вас посол митрополита и благородства твоего, возлюбленный во Святом Духе брат нашей мерности кир Димитрий Афинейский донес державнейшему и благочестивому моему самодержцу и царю и нашей мерности о схизмах и отпадении, происшедших в Великом Новгороде. И мы чрезмерно опечалились, тем более что Церковь Христова едва только успокоилась у вас, по благодати Христа, соединившего расстоящая, разрушившего средостение врага и примирившего Крестом небесное с земным, и едва стихли у вас несогласия и смятения, как опять дьявол воздвиг означенные схизмы на погибель тамошних христиан. Нет ничего, впрочем, удивительного: демону, всегда склонному к возмущениям и охотнику до брани, свойственно воздвигать сие против христиан; природа лукавая и человеконенавидящая не может смотреть на христиан, наслаждающихся спокойствием, почему воздвигает на них всякую брань, а особенно ныне, когда он постыжден и побежден силою Христа Спасителя нашего, сказавшего, что Церковь будет крепче самых врат адовых. Мерность наша, возревновав вместе с державнейшим и благочестивым моим самодержцем, заботливым поборником Церкви, опять писала для исправления сей Церкви; что имеет увидеть благородство твое. Поелику же мерность наша имеет тебя как сына ближайшего и друга и принимает участие в пользах души твоей и чести и власти твоей, то чего бы ни просило у нас благородство твое, лишь бы было позволительное, справедливое и законное, считаем необходимым исполнить то, как и исполняли. Мы исполнители Божественных законов и канонов и обязываем к тому всех христиан, тем более людей великих, повелителей народов и градоначальников, как благородство твое. И все сие насколько сделано канонически и законно, благородство твое имеет узнать из грамот, которые мы писали. Я, как общий учитель всех христиан, необходимым считаю, если только где слышу о чем-либо, допущенном тобою, вредном для души твоей, писать тебе и пишу как отец и наставник с увещанием и убеждением, да исправишь то. А ты как христианин и сын Церкви обязан исправить. Отчего ты не уважаешь меня, патриарха, и, не воздая должной чести, какую воздавали предки твои, великие князья, не почитаешь не только меня, но и людей, которых я посылаю к вам и которые не получают ни чести, ни места, всегда и везде принадлежавших патриаршим людям? Неужели не знаешь, что патриарх носит образ Христа и Им поставляется на владычний престол? Ты не уважаешь не человека, но Самого Христа, потому что воздающий честь патриарху почитает Самого Иисуса Христа. Почему же мы ради общих согрешений не бросали областей и стран ваших, а теперь должны терпеть еще пренебрежение от христиан? Пусть мы не пользуемся мирскою властию; но христианство владычествует повсюду, и нам принадлежит та самая честь, которую имели апостолы и их преемники. И они не пользовались ни славою человеческою, ни властию мирскою, а более были гонимы, хулимы нечестивыми и по вся дни умирали; но величие их и сила, какие имели на христиан, были выше всякой чести. Посему, сын мой, пишу, убеждаю и советую благородству твоему, дабы ты почитал как Самого Христа, так и патриарха, а вместе и слова его, грамоты, указания и людей, которых он посылает. Ибо сие полезно тебе как для души твоей, так для чести и власти твоей. Если же ты не брежешь и не чтишь Бога, внимай, каков Он будет некогда отмститель за Себя: Страшно, говорит, впасть в руки Бога живого, и опять чрез пророка говорит: "Видите ли, презрители, и подивитесь, и удалитесь от глаз". Это я обязан возвестить и внушить благородству твоему; а ты, как сын Церкви, обязан послушаться и исправиться. Кроме того, слышу некоторые слова, которые произносит благородство твое о державнейшем и благочестивом самодержце моем и царе, и скорблю, что ты возбраняешь, как говорят, митрополиту поминать Божественное имя царя на сугубых ектениях,это дело небывалое! Слышу, что ты говоришь: "Мы имеем Церковь, но царя не имеем". Не думаем, чтоб и это было хорошо. Царь, как царь святой, имеет большое значение в Церкви: он не такой царь, как другие начальники и местные правители. Изначала цари утверждали и поддерживали благочестие по всей вселенной; они же собирали Вселенские Соборы и сами подкрепляли и законом предписывали решать все, относящееся до православных догматов и образа жизни христиан согласно с Божественными и священными канонами; они же много потрудились против ересей и издавали указы о кафедрах архиереев, о разделении епархий и разграничении их пределов. А потому и имеют великую честь в Церкви. И хотя по допущению Божию языческие народы окружили державу царя и пределы, несмотря на это, царь доныне имеет такое же посвящение от Церкви, как и прежде, удостаивается такого же миропомазания и поставляется в царя и самодержца римского, т.е. всех христиан. И во всяком месте, где только есть христиане, имя царское поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами, чего ни один из других начальников или местоблюстителей не имеет нигде. Царь имеет такую власть над всеми, что и сами латины, не имеющие никакого общения с нашею Церковию, воздают ему ту же самую честь и то же самое уважение, какое оказывали в прежние времена, когда были с нами в единении; тем более православные христиане обязаны оказывать ему это. А из-за того, что народы языческие стеснили державу царя, христианам отнюдь не следует презирать его; напротив, это обстоятельство должно послужить им уроком и сделать их благоразумнее: если и великий царь, владыка вселенной и глава, облеченный толикою властию, доведен до такого стеснительного положения, то чего не могут потерпеть другие, удельные местоблюстители и начальники небольших владений? Так и твое благородство и твои области часто терпят и пленяются от нечестивых. Но это не дает нам права пренебрегать тобою; напротив, мерность наша и благочестивейший царь по древнему обычаю пишем к тебе и воздаем тебе ту же самую честь, какую имели от нас прежде бывшие князья, в грамотах, сношениях и чрез послов. Итак, очень нехорошо, сын мой, что ты говоришь: "Церковь имеем, а царя не имеем". Невозможно христианам иметь Церковь, а царя не иметь. Царство и Церковь имеют между собою тесное единение и общение, и невозможно отделять одно от другого. Христиане отвергают только царей-еретиков, которые неистовствовали против Церкви и вводили догматы, извращенные и чуждые учению апостольскому и отеческому. Но державнейший и благочестивый мой самодержец по благодати Божией есть православнейший, вернейший поборник Церкви, защитник и блюститель, и невозможно, чтобы нашелся такой архиерей, который бы не поминал его. Послушай верховного апостола Петра, который в первом своем соборном послании говорит: Бога бойтесь, царя чтите. Не сказал: "царей", дабы кто не подумал об именуемых царях отдельно у каждого народа, но - царя, показывая тем, что один есть кафолический царь. Какого же это царя? Конечно, нечестивого, который был в то время и преследовал христиан. Но святой апостол, провидя в будущем, что христиане будут иметь и единого царя, повелевает чтить даже нечестивого царя, дабы они научились из того, как должно почитать царя благочестивого и православного. Если же некоторые из христиан усвоили самим себе имя царя, то это неестественно, незаконно и допущено более по произволу и насилию. Ибо какие отцы или какие Соборы и какие каноны говорят об этих царях? Но о прирожденном царе сверху и снизу вопиет все: его законоположения, повеления и распоряжения принимаются по всей вселенной; имя его одного, а не другого кого, поминают повсюду христиане. Итак, сын мой, пишу к благородству твоему и советую..." (конца недостает) (Acta Patriarch. Const. 2. 188-192 [425]).
   12
   ГРАМОТА ЦАРЕГРАДСКОГО ПАТРИАРХА К МИТРОПОЛИТУ КИЕВСКОМУ О ПОСОБИИ (1397)