А что, если ей будет очень больно? Да, почти наверняка будет очень больно. Но с другой стороны Чжен казался ей таким человеком, на слово которого можно положиться. Нет, не похоже на то, что Чжен способен причинить ей боль. А кроме того, Чжен понял, как сильно она любит своего мужа. Это обстоятельство почему-то казалось ей особенно важным. Бабочка эта задумана как подарок Стиву и ей казалось, что вытатуировать её должен человек, который очень хорошо понимает, что означает любовь женщины к её мужу.
“И черт с ней, с болью, – подумала она, – я просто должна это сделать!”
Сейчас же. Она бросила взгляд на часы.
“Нет, сейчас же не получится. Став скоро приедет обедать, значит, придется повременить”. Она подошла к настольному календарю и перелистала несколько страниц. На послезавтра у неё назначен визит к зубному врачу, но завтрашний день она имеет полностью в своем распоряжении.
А действительно ли это будет красиво выглядеть, когда на ней будет открытое платье?
Наверняка, если Чжен и в самом деле очень аккуратно посадит ей на плечо маленькую черную бабочку, изготовившуюся к полету.
Мысленно она определила срок – завтра, сразу же после ленча, она отправится в ателье Чарли Чжена.
После этого она, как самая настоящая черная бабочка, запорхала по квартире, полная радостного ожидания.
Глава 14
Глава 15
“И черт с ней, с болью, – подумала она, – я просто должна это сделать!”
Сейчас же. Она бросила взгляд на часы.
“Нет, сейчас же не получится. Став скоро приедет обедать, значит, придется повременить”. Она подошла к настольному календарю и перелистала несколько страниц. На послезавтра у неё назначен визит к зубному врачу, но завтрашний день она имеет полностью в своем распоряжении.
А действительно ли это будет красиво выглядеть, когда на ней будет открытое платье?
Наверняка, если Чжен и в самом деле очень аккуратно посадит ей на плечо маленькую черную бабочку, изготовившуюся к полету.
Мысленно она определила срок – завтра, сразу же после ленча, она отправится в ателье Чарли Чжена.
После этого она, как самая настоящая черная бабочка, запорхала по квартире, полная радостного ожидания.
Глава 14
У молодого человека явно были свои проблемы. Он шагал сейчас по улицам города, обдумывая эти проблемы, и считал, что все случившееся было результатом удивительно удачно сложившихся для него обстоятельств.
Молодой человек был одет очень прилично, даже с некоторым налетом консервативности. Похоже было, что у него наверняка имеется солидный счет в банке. При этом он не производил впечатление человека, перегруженного знаниями. Он просто расхаживал себе по улицам города и сейчас, когда дождь, наконец, прекратился, занятие это он явно находил приятным. На улицах стали появляться люди, подобно жителям осажденного города, пытающимся воспользоваться перерывом в бомбардировке. Небо по-прежнему оставалось серым, но в тучах возникли светлые разрывы, сквозь которые прорвались первые, ещё робкие солнечные лучи.
Мимо проехал мальчишка на велосипеде. Шины его с легким шипением рассекали воду, скопившуюся у обочин тротуаров.
Молодой человек поглядел вслед мальчишке и тяжело вздохнул. Двое мужчин стояли на тротуаре у перекрестка. Один из них был рыжеволосым. Второй мужчина, высокий и темноволосый, был одет в темно-синий костюм.
Молодой человек окинул их беглым взглядом. Когда он подошел к ним достаточно близко, человек в синем костюме шагнул ему навстречу.
– Извините, пожалуйста, – сказал он.
Молодой человек поднял голову и поглядел на него.
– Разрешите обратиться – Чарли Парсонс. Я хотел бы попросить вас о небольшой услуге.
– А в чем дело? – спросил молодой человек.
– Вот этот парень, – сказал Парсонс, указывая на рыжеволосого, – имеет золотую монету, и я, пожалуй, был бы не прочь купить её у него. Но я, к сожалению, оставил свои очки дома и никак не могу разглядеть дату её выпуска. Вот я и подумал, не согласитесь ли вы помочь мне?
Молодой человек пожал плечами.
– Видите ли, я, собственно, тороплюсь по делу, – сказал он. – Это займет у вас не более минуты и, право, вы очень обяжете меня этим.
– Ну ладно, – согласился молодой человек, – где же эта ваша монета?
Рыжий подал ему довольно крупную золотую монету.
– Я купил её в Японии, – пояснил он. – Я только что оттуда. Служил в армии вплоть до прошлой недели. Только что демобилизовался, – рыжий улыбнулся обезоруживающей улыбкой. Он имел вид простого провинциального парня. – Зовут меня Фрэнк О’Нейл.
Молодой человек только кивнул в ответ и взял монету.
– А на что я должен тут смотреть? – спросил он.
– Дату, – сказал ему Парсонс. – Она должна находиться внизу или же вдоль ободка.
– Обод?.. А, верно, вот она. 1801 год.
– Тысяча восемьсот первый? – сказал Парсонс. – Вы уверены в этом?
– Вот тут стоит цифра 1801.
– Так это значит... – Парсонс оборвал себя. О’Нейл пристально следил за выражением его лица.
– Это значит, что монета, можно сказать, древняя? – с самым невинным видом осведомился О’Нейл.
Парсонс откашлялся. Было совершенно очевидно, что он наткнулся на нечто весьма ценное и не хочет показать этого.
– Нет, древней её считать нельзя. Фактически я бы даже сказал, что это довольно часто встречающийся экземпляр. Единственное, что меня удивляет в ней, так это то, что на русскую монету вы наткнулись в Японии.
Молодой человек посмотрел сначала на Парсонса, а потом перевел взгляд на О’Нейла.
– Россия, кажется, воевала когда-то с Японией, – сказал он.
– Да, совершенно верно, – сказал О’Нейл. – Тогда, видимо, она и попала туда. Господа там можно найти самые разные ценности, особенно, во внутренних районах.
– Пожалуй, я по-прежнему не прочь купить у вас эту монету, – осторожно проговорил Парсонс. – Просто как забавную вещицу, понимаете? Любопытно все-таки – русская монета и вдруг в Японии.
– А что, я тоже не прочь, – сказал О’Нейл. – Она мне досталась там за пачку сигарет. – Он все-таки был наивен до крайности. – Вот и все мои траты на нее.
– Но больше десяти долларов я не могу вам предложить за нее, – сказал осторожно Парсонс. Он исподтишка подмигнул молодому человеку. Молодой человек молча глядел на него, удивляясь странному выражению его лица.
– В таком случае можете себя считать владельцем золотой монеты, – сказал О’Нейл, широко улыбаясь.
Парсонс полез за бумажником, стараясь ни чем не выдать своей торопливости. Он вытащил из бумажника двадцатидолларовую купюру и подал её О’Нейлу.
– Сдача у вас найдется? – спросил он.
– Нет, у меня ничего нет, – сказал О’Нейл. – Давайте-ка сюда вашу бумажку и я тут же разменяю её в табачной лавке.
Парсонс подал ему двадцать долларов и О’Нейл пошел к табачной лавке, рядом на углу. Как только он исчез, Парсонс сразу же повернулся в сторону молодого человека.
– Господи, – сказал он, – вы знаете, сколько стоит эта монета?
– Нет, – сказал молодой человек.
– По меньшей мере двести долларов! А он отдает мне её за десятку!
– Да, вам здорово повезло, – сказал молодой человек.
– Да при чем тут везение! Я понял, что его можно выдоить, как – только глянул на него. А сейчас я прикидываю, что там у него может быть ещё на продажу.
– Сомневаюсь, чтобы у него ещё что-нибудь было, – сказал молодой человек.
– А я ни капельки не сомневаюсь. Он же ведь только что вернулся из Японии. Кто знает, что он мог ещё оттуда привезти? Я намерен выудить у него все, как только он вернется из лавки.
– Ну, я, пожалуй, пошел, – сказал молодой человек.
– Нет, постойте немного, хорошо? Может быть, мне снова понадобятся ваши глаза. Надо же так случиться, что именно сегодня я оставил очки дома, вот ведь незадача!
О’Нейл уже выходил из табачной лавки. В руках у него было две десятки, одну из которых он отдал Парсонсу вместе с золотой монетой, а вторую тут же опустил в карман.
– Ну вот, – сказал он, – премного вам благода рен. – Он повернулся и собрался было уходить, но Парсонс, положив руку ему на плечо, удержал его.
– Вы вот тут говорили... гм... что там можно приобрести множество всяких вещиц во внутренних областях. Что... что вы подразумевали под этим?
– Да разные там побрякушки, – ответил О’Нейл.
– Например, какие?
– Ну, я, например, купил там немного жемчуга, – сказал О’Нейл. – И, кстати, очень жалею, что сделал это.
– Почему?
– Да потому, что мне пришлось выложить за него огромную сумму, которая очень пригодилась бы мне сейчас.
– И во что же вам обошлась покупка? – спросил Парсонс.
– В пятьсот долларов. – О’Нейл проговорил это так, будто речь шла о золотом запасе страны.
– А жемчуг настоящий?
– Конечно. И притом черный.
– Черный жемчуг? – спросил Парсонс.
– Ага. Вот, пожалуйста, можете посмотреть. – Он сунул руку в карман и вытащил оттуда небольшой кожаный мешочек. Он развязал стягивавшую его тесемку и вытряхнул часть содержимого на ладонь. Собственно, жемчужины не были черными. Они только отсвечивали дымчатым цветом.
– Вот, пожалуйста, – сказал О’Нейл.
– И что – у вас их целый мешочек? – спросил Парсонс, взяв одну жемчужину и внимательно разглядывая её.
– Ага. Их там около сотни. Парень, у которого я купил их, был старым японцем, совсем старым.
– А вы уверены, дто они настоящие?
– О, ещё бы, – сказал О’Нейл.
– Не искусственные?
– Разве я похож на человека, который выложил бы пять сотен за искусственные?
– Нет, конечно. Я полагаю, что вы не сделали бы этого, – Парсонс бросил торопливый взгляд на молодого человека, а потом снова обернулся к О’Нейлу. – И вы... вы хотите... Вы хотели бы продать и их?
– Так я же уже рассказывал вам, – сказал О’Нейл, – что из армии меня демобилизовали прямо здесь, а живу я на Юге. Все свои денежки я спустил в карты, ещё тогда, когда нас везли сюда из Японии на пароходе, и теперь черт побери, я просто понятия не имею, как мне добираться домой.
– Ну я... я с удовольствием готов уплатить вам за них пятьсот долларов, – сказал Парсонс. Он торопливо облизал губы. Казалось, что у него внезапно пересохло во рту. – Естественно, при условии, что они окажутся настоящими.
– В том, что они настоящие, можете не сомневаться. Но за пятьсот долларов я их не отдам.
– Но они обошлись вам именно в пятьсот, – заметил Парсонс.
– Правильно, но их же там нужно было найти, торговаться с этим старым японцем, а потом ещё везти сюда, в Штаты. Нет, меньше чем за тысячу я их не отдам.
– Ну, знаете, это дороговато, – сказал Парсонс. – Мы ведь к тому же не знаем; настоящие они или нет. Они ведь могут оказаться и искусственными. Кое-кому удавалось всучить мне и не такое, – сказал Парсонс. – В конце концов я же вас совершенно не знаю.
– Верно, – сказал О’Нейл, – но, надеюсь, что вы не думаете, что я возьму у вас деньги, не дав вам возможности осведомиться у ювелира.
Парсонс уставился на него подозрительным взглядом.
– А откуда мне знать, что ювелир этот не окажется вашим другом?
– А вы можете выбрать любого ювелира, который только понравится вам. Я даже не буду вместе с вами входить в ювелирную лавку. Я дам вам этот жемчуг, а сам останусь на улице. Послушайте, уверяю вас, это самые настоящие жемчужины. И единственная причина, побуждающая меня продать их, в том, что мне уже порядком надоело болтаться здесь. Я хочу, наконец, поскорее добраться до дома.
– Ну, как вы думаете? – спросил Парсонс, обращаясь к молодому человеку.
– Не знаю, – сказал молодой человек.
– Вы согласитесь зайти со мной к ювелиру?
– А зачем?
– Зайдемте со мной, – сказал Парсонс. – Я вас очень прошу.
Молодой человек пожал плечами.
– Ну что ж, ладно, – сказал он.
Они все вместе двинулись по улице и скоро подошли к ювелирной лавке. На вывеске значилось: “ПОЧИНКА, ОЦЕНКА”.
– Давайте-ка заглянем в эту, – сказал Парсонс. – Давайте ваши жемчужины.
О’Нейл протянул ему мешочек.
– Ну, вы идете? – спросил Парсонс молодого человека.
– Иду, иду, – сказал молодой человек.
– Вот вы сейчас сами увидите, – сказал О’Нейл. – Вам там наверняка скажут, что они стоят не меньше тысячи.
Парсонс вместе с молодым человеком вошел в ювелирную лавку. О’Нейл остался подождать их на улице.
Ювелиром оказался сухонький старичок, который сидел, склонившись над часовым механизмом. На них он даже не глянул. Голову его опоясывал полуобруч с прикрепленным к нему окуляром из черной пластмассы и он что-то извлекал из часов со старанием человека, вытаскивающего мясо из клешни омара. Парсонс откашлялся, чтобы привлечь его внимание. Но ювелир не оторвался от своей работы. Они молча ждали. Часы с кукушкой пробили два часа пополудни.
Наконец ювелир соизволил заметить их.
– Да? – спросил он.
– Я хотел бы, чтобы вы оценили несколько жемчужин, – сказал Парсонс.
– Где они?
– Они у нас с собой, – ответил Парсонс, протягивая ему мешочек.
Ювелир развязал и растянул тесемки. Потом он вытряхнул несколько сияющих дымчатым светом серых шариков на ладонь.
– Форма хорошая, – сказал он. – Приличный размер, достаточно мягкие. Так что бы вам хотелось узнать?
– Они настоящие?
– То, что они не искусственные, я могу вам сказать прямо сейчас. – Он удовлетворенно кивнул. – Но вот выращенные они или естественно выросшие жемчужины с Востока без рентгена сказать трудно. Для этого мне пришлось бы отправить их в специальную лабораторию.
– А сколько они могли бы стоить? – спросил Парсонс. Ювелир пожал плечами. – Если они выращены на плантации, вы смогли бы получить от десяти до двадцати пяти долларов за каждую. Но если это настоящий восточный жемчуг, то цена будет намного выше.
– А насколько выше?
– Судя вот по этим, я сказал бы, что за них можно заплатить от ста до двухсот долларов за штуку. Но никак не меньше сотни. – Он помолчал. – А сколько вы хотите за них?
– Тысячу, – сказал Парсонс.
– Беру, – сказал ювелир.
– Но дело в том, что я не продаю их, – сказал Парсонс. – Я их как раз покупаю.
– А сколько жемчужин там? – спросил ювелир. – Штук семьдесят пять?
– Сотня, – ответил Парсонс.
– Ну, в таком случае промахнуться вы не можете. Если они выращены, вы получите за них не менее десяти долларов за штуку и, следовательно, вернете свою тысячу. А если же это натуральный жемчуг, то вы получаете феноменальный доход. Если они натуральные, вы получите за них минимум в десять раз больше. На вашем месте я сразу же отправил бы их на рентген.
Парсонс улыбнулся.
– Спасибо, – сказал он. – Огромное вам спасибо.
– Не за что, – отозвался ювелир и снова взялся за лупу.
Парсонс взял молодого человека под локоть и отвел его в угол лавки.
– Ну и что вы думаете обо всем этом ? – спросил он.
– Похоже, что вам подворачивается очень выгодная сделка.
– Я и сам вижу. Послушайте, мне никак не хотелось бы выпускать из рук этого лопуха.
– Так он же сам хочет продать. Так что же заставляет вас думать, что он вдруг передумает?
– Вот в том-то и заковырка. Ведь если эти жемчужины окажутся натуральными – это настоящее сокровище. Мне следует срочно покупать их, пока он не проверил их под рентгеном.
– Это понятно, – сказал молодой человек.
– Но все дело в том, что я живу по ту сторону реки, в другом штате. И к тому времени, когда я доберусь из кармана кожаный мешочек и вручая его молодому человеку. – А знаете, ребята, вы меня здорово выручили. Благодаря вам я сумею добраться домой, – добавил он, укладывая деньги в бумажник.
– Ну, домой-то вы попадете ещё не скоро, – сказал молодой человек.
О’Нейл поднял голову – в глаза ему смотрел ствол револьвера тридцать восьмого калибра, весьма распространенного среди полицейских.
– Что такое? – только и мог сказать он.
Молодой человек рассмеялся.
– Старый как мир трюк с подменой бриллиантов, – сказал он. – Только на этот раз вы решили проделать его с жемчугом. Вы уже получили у меня тысячу долларов, а жемчуг, который находится в мешочке, наверняка фальшивый. Только куда же делись настоящие жемчужины, которые вы давали ювелиру для оценки?
– Послушайте, – начал Парсонс, – вы совершаете ужасную ошибку. Вы...
– Вы так думаете? – молодой человек уже умело обыскивал О’Нейла. Вскоре он обнаружил и мешочек с настоящим жемчугом. – Завтра утром мне предстояло сидеть в своей квартире и терпеливо дожидаться своего напарничка с полтысячей долларов. Да только партнер этот никогда не появился бы. Он был бы слишком занят мыслями о том, на что ему употребить свою долю в пятьсот долларов, которые он обманным путем выманил у меня.
– Мы впервые в жизни решились на такую вещь, – проговорил О’Нейл, который заметно струхнул и переменился в лице.
– Неужели? А у меня имеется несколько желающих опознать вас, – сказал молодой человек. – Ну ладно, хватит нам тут болтать, нам предстоит небольшая прогулка.
– Какая прогулка? Куда? – спросил Парсонс.
– В восемьдесят седьмой участок полиции, – ответил молодой человек.
Молодого человека звали Артур Браун.
Молодой человек был одет очень прилично, даже с некоторым налетом консервативности. Похоже было, что у него наверняка имеется солидный счет в банке. При этом он не производил впечатление человека, перегруженного знаниями. Он просто расхаживал себе по улицам города и сейчас, когда дождь, наконец, прекратился, занятие это он явно находил приятным. На улицах стали появляться люди, подобно жителям осажденного города, пытающимся воспользоваться перерывом в бомбардировке. Небо по-прежнему оставалось серым, но в тучах возникли светлые разрывы, сквозь которые прорвались первые, ещё робкие солнечные лучи.
Мимо проехал мальчишка на велосипеде. Шины его с легким шипением рассекали воду, скопившуюся у обочин тротуаров.
Молодой человек поглядел вслед мальчишке и тяжело вздохнул. Двое мужчин стояли на тротуаре у перекрестка. Один из них был рыжеволосым. Второй мужчина, высокий и темноволосый, был одет в темно-синий костюм.
Молодой человек окинул их беглым взглядом. Когда он подошел к ним достаточно близко, человек в синем костюме шагнул ему навстречу.
– Извините, пожалуйста, – сказал он.
Молодой человек поднял голову и поглядел на него.
– Разрешите обратиться – Чарли Парсонс. Я хотел бы попросить вас о небольшой услуге.
– А в чем дело? – спросил молодой человек.
– Вот этот парень, – сказал Парсонс, указывая на рыжеволосого, – имеет золотую монету, и я, пожалуй, был бы не прочь купить её у него. Но я, к сожалению, оставил свои очки дома и никак не могу разглядеть дату её выпуска. Вот я и подумал, не согласитесь ли вы помочь мне?
Молодой человек пожал плечами.
– Видите ли, я, собственно, тороплюсь по делу, – сказал он. – Это займет у вас не более минуты и, право, вы очень обяжете меня этим.
– Ну ладно, – согласился молодой человек, – где же эта ваша монета?
Рыжий подал ему довольно крупную золотую монету.
– Я купил её в Японии, – пояснил он. – Я только что оттуда. Служил в армии вплоть до прошлой недели. Только что демобилизовался, – рыжий улыбнулся обезоруживающей улыбкой. Он имел вид простого провинциального парня. – Зовут меня Фрэнк О’Нейл.
Молодой человек только кивнул в ответ и взял монету.
– А на что я должен тут смотреть? – спросил он.
– Дату, – сказал ему Парсонс. – Она должна находиться внизу или же вдоль ободка.
– Обод?.. А, верно, вот она. 1801 год.
– Тысяча восемьсот первый? – сказал Парсонс. – Вы уверены в этом?
– Вот тут стоит цифра 1801.
– Так это значит... – Парсонс оборвал себя. О’Нейл пристально следил за выражением его лица.
– Это значит, что монета, можно сказать, древняя? – с самым невинным видом осведомился О’Нейл.
Парсонс откашлялся. Было совершенно очевидно, что он наткнулся на нечто весьма ценное и не хочет показать этого.
– Нет, древней её считать нельзя. Фактически я бы даже сказал, что это довольно часто встречающийся экземпляр. Единственное, что меня удивляет в ней, так это то, что на русскую монету вы наткнулись в Японии.
Молодой человек посмотрел сначала на Парсонса, а потом перевел взгляд на О’Нейла.
– Россия, кажется, воевала когда-то с Японией, – сказал он.
– Да, совершенно верно, – сказал О’Нейл. – Тогда, видимо, она и попала туда. Господа там можно найти самые разные ценности, особенно, во внутренних районах.
– Пожалуй, я по-прежнему не прочь купить у вас эту монету, – осторожно проговорил Парсонс. – Просто как забавную вещицу, понимаете? Любопытно все-таки – русская монета и вдруг в Японии.
– А что, я тоже не прочь, – сказал О’Нейл. – Она мне досталась там за пачку сигарет. – Он все-таки был наивен до крайности. – Вот и все мои траты на нее.
– Но больше десяти долларов я не могу вам предложить за нее, – сказал осторожно Парсонс. Он исподтишка подмигнул молодому человеку. Молодой человек молча глядел на него, удивляясь странному выражению его лица.
– В таком случае можете себя считать владельцем золотой монеты, – сказал О’Нейл, широко улыбаясь.
Парсонс полез за бумажником, стараясь ни чем не выдать своей торопливости. Он вытащил из бумажника двадцатидолларовую купюру и подал её О’Нейлу.
– Сдача у вас найдется? – спросил он.
– Нет, у меня ничего нет, – сказал О’Нейл. – Давайте-ка сюда вашу бумажку и я тут же разменяю её в табачной лавке.
Парсонс подал ему двадцать долларов и О’Нейл пошел к табачной лавке, рядом на углу. Как только он исчез, Парсонс сразу же повернулся в сторону молодого человека.
– Господи, – сказал он, – вы знаете, сколько стоит эта монета?
– Нет, – сказал молодой человек.
– По меньшей мере двести долларов! А он отдает мне её за десятку!
– Да, вам здорово повезло, – сказал молодой человек.
– Да при чем тут везение! Я понял, что его можно выдоить, как – только глянул на него. А сейчас я прикидываю, что там у него может быть ещё на продажу.
– Сомневаюсь, чтобы у него ещё что-нибудь было, – сказал молодой человек.
– А я ни капельки не сомневаюсь. Он же ведь только что вернулся из Японии. Кто знает, что он мог ещё оттуда привезти? Я намерен выудить у него все, как только он вернется из лавки.
– Ну, я, пожалуй, пошел, – сказал молодой человек.
– Нет, постойте немного, хорошо? Может быть, мне снова понадобятся ваши глаза. Надо же так случиться, что именно сегодня я оставил очки дома, вот ведь незадача!
О’Нейл уже выходил из табачной лавки. В руках у него было две десятки, одну из которых он отдал Парсонсу вместе с золотой монетой, а вторую тут же опустил в карман.
– Ну вот, – сказал он, – премного вам благода рен. – Он повернулся и собрался было уходить, но Парсонс, положив руку ему на плечо, удержал его.
– Вы вот тут говорили... гм... что там можно приобрести множество всяких вещиц во внутренних областях. Что... что вы подразумевали под этим?
– Да разные там побрякушки, – ответил О’Нейл.
– Например, какие?
– Ну, я, например, купил там немного жемчуга, – сказал О’Нейл. – И, кстати, очень жалею, что сделал это.
– Почему?
– Да потому, что мне пришлось выложить за него огромную сумму, которая очень пригодилась бы мне сейчас.
– И во что же вам обошлась покупка? – спросил Парсонс.
– В пятьсот долларов. – О’Нейл проговорил это так, будто речь шла о золотом запасе страны.
– А жемчуг настоящий?
– Конечно. И притом черный.
– Черный жемчуг? – спросил Парсонс.
– Ага. Вот, пожалуйста, можете посмотреть. – Он сунул руку в карман и вытащил оттуда небольшой кожаный мешочек. Он развязал стягивавшую его тесемку и вытряхнул часть содержимого на ладонь. Собственно, жемчужины не были черными. Они только отсвечивали дымчатым цветом.
– Вот, пожалуйста, – сказал О’Нейл.
– И что – у вас их целый мешочек? – спросил Парсонс, взяв одну жемчужину и внимательно разглядывая её.
– Ага. Их там около сотни. Парень, у которого я купил их, был старым японцем, совсем старым.
– А вы уверены, дто они настоящие?
– О, ещё бы, – сказал О’Нейл.
– Не искусственные?
– Разве я похож на человека, который выложил бы пять сотен за искусственные?
– Нет, конечно. Я полагаю, что вы не сделали бы этого, – Парсонс бросил торопливый взгляд на молодого человека, а потом снова обернулся к О’Нейлу. – И вы... вы хотите... Вы хотели бы продать и их?
– Так я же уже рассказывал вам, – сказал О’Нейл, – что из армии меня демобилизовали прямо здесь, а живу я на Юге. Все свои денежки я спустил в карты, ещё тогда, когда нас везли сюда из Японии на пароходе, и теперь черт побери, я просто понятия не имею, как мне добираться домой.
– Ну я... я с удовольствием готов уплатить вам за них пятьсот долларов, – сказал Парсонс. Он торопливо облизал губы. Казалось, что у него внезапно пересохло во рту. – Естественно, при условии, что они окажутся настоящими.
– В том, что они настоящие, можете не сомневаться. Но за пятьсот долларов я их не отдам.
– Но они обошлись вам именно в пятьсот, – заметил Парсонс.
– Правильно, но их же там нужно было найти, торговаться с этим старым японцем, а потом ещё везти сюда, в Штаты. Нет, меньше чем за тысячу я их не отдам.
– Ну, знаете, это дороговато, – сказал Парсонс. – Мы ведь к тому же не знаем; настоящие они или нет. Они ведь могут оказаться и искусственными. Кое-кому удавалось всучить мне и не такое, – сказал Парсонс. – В конце концов я же вас совершенно не знаю.
– Верно, – сказал О’Нейл, – но, надеюсь, что вы не думаете, что я возьму у вас деньги, не дав вам возможности осведомиться у ювелира.
Парсонс уставился на него подозрительным взглядом.
– А откуда мне знать, что ювелир этот не окажется вашим другом?
– А вы можете выбрать любого ювелира, который только понравится вам. Я даже не буду вместе с вами входить в ювелирную лавку. Я дам вам этот жемчуг, а сам останусь на улице. Послушайте, уверяю вас, это самые настоящие жемчужины. И единственная причина, побуждающая меня продать их, в том, что мне уже порядком надоело болтаться здесь. Я хочу, наконец, поскорее добраться до дома.
– Ну, как вы думаете? – спросил Парсонс, обращаясь к молодому человеку.
– Не знаю, – сказал молодой человек.
– Вы согласитесь зайти со мной к ювелиру?
– А зачем?
– Зайдемте со мной, – сказал Парсонс. – Я вас очень прошу.
Молодой человек пожал плечами.
– Ну что ж, ладно, – сказал он.
Они все вместе двинулись по улице и скоро подошли к ювелирной лавке. На вывеске значилось: “ПОЧИНКА, ОЦЕНКА”.
– Давайте-ка заглянем в эту, – сказал Парсонс. – Давайте ваши жемчужины.
О’Нейл протянул ему мешочек.
– Ну, вы идете? – спросил Парсонс молодого человека.
– Иду, иду, – сказал молодой человек.
– Вот вы сейчас сами увидите, – сказал О’Нейл. – Вам там наверняка скажут, что они стоят не меньше тысячи.
Парсонс вместе с молодым человеком вошел в ювелирную лавку. О’Нейл остался подождать их на улице.
Ювелиром оказался сухонький старичок, который сидел, склонившись над часовым механизмом. На них он даже не глянул. Голову его опоясывал полуобруч с прикрепленным к нему окуляром из черной пластмассы и он что-то извлекал из часов со старанием человека, вытаскивающего мясо из клешни омара. Парсонс откашлялся, чтобы привлечь его внимание. Но ювелир не оторвался от своей работы. Они молча ждали. Часы с кукушкой пробили два часа пополудни.
Наконец ювелир соизволил заметить их.
– Да? – спросил он.
– Я хотел бы, чтобы вы оценили несколько жемчужин, – сказал Парсонс.
– Где они?
– Они у нас с собой, – ответил Парсонс, протягивая ему мешочек.
Ювелир развязал и растянул тесемки. Потом он вытряхнул несколько сияющих дымчатым светом серых шариков на ладонь.
– Форма хорошая, – сказал он. – Приличный размер, достаточно мягкие. Так что бы вам хотелось узнать?
– Они настоящие?
– То, что они не искусственные, я могу вам сказать прямо сейчас. – Он удовлетворенно кивнул. – Но вот выращенные они или естественно выросшие жемчужины с Востока без рентгена сказать трудно. Для этого мне пришлось бы отправить их в специальную лабораторию.
– А сколько они могли бы стоить? – спросил Парсонс. Ювелир пожал плечами. – Если они выращены на плантации, вы смогли бы получить от десяти до двадцати пяти долларов за каждую. Но если это настоящий восточный жемчуг, то цена будет намного выше.
– А насколько выше?
– Судя вот по этим, я сказал бы, что за них можно заплатить от ста до двухсот долларов за штуку. Но никак не меньше сотни. – Он помолчал. – А сколько вы хотите за них?
– Тысячу, – сказал Парсонс.
– Беру, – сказал ювелир.
– Но дело в том, что я не продаю их, – сказал Парсонс. – Я их как раз покупаю.
– А сколько жемчужин там? – спросил ювелир. – Штук семьдесят пять?
– Сотня, – ответил Парсонс.
– Ну, в таком случае промахнуться вы не можете. Если они выращены, вы получите за них не менее десяти долларов за штуку и, следовательно, вернете свою тысячу. А если же это натуральный жемчуг, то вы получаете феноменальный доход. Если они натуральные, вы получите за них минимум в десять раз больше. На вашем месте я сразу же отправил бы их на рентген.
Парсонс улыбнулся.
– Спасибо, – сказал он. – Огромное вам спасибо.
– Не за что, – отозвался ювелир и снова взялся за лупу.
Парсонс взял молодого человека под локоть и отвел его в угол лавки.
– Ну и что вы думаете обо всем этом ? – спросил он.
– Похоже, что вам подворачивается очень выгодная сделка.
– Я и сам вижу. Послушайте, мне никак не хотелось бы выпускать из рук этого лопуха.
– Так он же сам хочет продать. Так что же заставляет вас думать, что он вдруг передумает?
– Вот в том-то и заковырка. Ведь если эти жемчужины окажутся натуральными – это настоящее сокровище. Мне следует срочно покупать их, пока он не проверил их под рентгеном.
– Это понятно, – сказал молодой человек.
– Но все дело в том, что я живу по ту сторону реки, в другом штате. И к тому времени, когда я доберусь из кармана кожаный мешочек и вручая его молодому человеку. – А знаете, ребята, вы меня здорово выручили. Благодаря вам я сумею добраться домой, – добавил он, укладывая деньги в бумажник.
– Ну, домой-то вы попадете ещё не скоро, – сказал молодой человек.
О’Нейл поднял голову – в глаза ему смотрел ствол револьвера тридцать восьмого калибра, весьма распространенного среди полицейских.
– Что такое? – только и мог сказать он.
Молодой человек рассмеялся.
– Старый как мир трюк с подменой бриллиантов, – сказал он. – Только на этот раз вы решили проделать его с жемчугом. Вы уже получили у меня тысячу долларов, а жемчуг, который находится в мешочке, наверняка фальшивый. Только куда же делись настоящие жемчужины, которые вы давали ювелиру для оценки?
– Послушайте, – начал Парсонс, – вы совершаете ужасную ошибку. Вы...
– Вы так думаете? – молодой человек уже умело обыскивал О’Нейла. Вскоре он обнаружил и мешочек с настоящим жемчугом. – Завтра утром мне предстояло сидеть в своей квартире и терпеливо дожидаться своего напарничка с полтысячей долларов. Да только партнер этот никогда не появился бы. Он был бы слишком занят мыслями о том, на что ему употребить свою долю в пятьсот долларов, которые он обманным путем выманил у меня.
– Мы впервые в жизни решились на такую вещь, – проговорил О’Нейл, который заметно струхнул и переменился в лице.
– Неужели? А у меня имеется несколько желающих опознать вас, – сказал молодой человек. – Ну ладно, хватит нам тут болтать, нам предстоит небольшая прогулка.
– Какая прогулка? Куда? – спросил Парсонс.
– В восемьдесят седьмой участок полиции, – ответил молодой человек.
Молодого человека звали Артур Браун.
Глава 15
Ателье татуировщика было расположено рядом с причалом военно-морского флота и поэтому “фирменным блюдом” здесь являлись якоря, русалки и рыбы. Имелись также в немалом количестве изображения кинжалов, военных кораблей и сердец с надписью “Мама” в них.
Хозяином этого заведения был человек, известный под прозвищем “Кривой”. Кличку эту он заработал после того, как в один прекрасный день пьяный матрос ткнул его в левый глаз иглой для татуировок. Судя по его теперешнему состоянию, вполне могло случиться так, что в тот день, когда в результате ссоры он лишился глаза, хозяин заведения был ничуть не менее пьян, чем и его клиент-матрос. В данный момент он был явно навеселе. Карелла подумал, что при такой профессии следовало бы быть более воздержанным и что он, например, не доверил бы Кривому даже вытащить прокаленной на огне иголкой мелкую занозу, а не то что украшение собственного тела различными узорами.
– Приходят сюда, а потом уходят, приходят и уходят, – говорил тем временем Кривой. – И так все время. То приходят, то уходят. Они сюда со всего белого света съезжаются. А я даю им красоту. Я. Я украшаю – их тела.
Кареллу не интересовали пришельцы со всего белого света. Его интересовало то, что Кривой успел сообщить ему всего несколько минут назад.
– Так как насчет этой пары? – спросил он. – Расскажите мне о них поподробней.
– Красавец мужик, – сказал Кривой. – Очень красивый – ничего не скажешь. Рослый белокурый парень. И ходит как король. Богатый. Богатого сразу узнаешь. Да, деньжата у него водятся, у этого парня.
– А татуировку вы делали девушке?
– Да, Нэнси. Так её звали – Нэнси.
– А это вы откуда знаете?
– Он называл её так. Я сам слышал.
– Расскажите, пожалуйста, как это было?
– А у неё неприятности? У Нэнси этой?
– Да, неприятности у неё самые серьезные, какие только могут быть, – сказал Карелла. – Она мертва.
– Ух ты, – Кривой поднял к нему лицо с одним уцелевшим пока глазом. – Какая жалость, – сказал он. – Значит, бежняжка Нэнси умерла. Попала под машину?
– Нет, – ответил Карелла. – Умерла от дозы мышьяка.
– А что это такое? – спросил Кривой. – Сильный яд.
– Да, не повезло. Девушки не должны травиться. А знаете, она тут у меня плакала. Это когда я делал ей наколку. Плакала как ребенок. А этот подонок, красавчик этот, стоял себе в сторонке и посмеивался. Можно было подумать, что она скотина, на которую я ставлю клеймо. Можно было подумать, что я ставлю на неё товарный знак или ещё там что-то. И мутило её как проклятую, эту Нэнси.
– Как это мутило?
– Ну, мутило.
– Каким образом?
– Блевала она, – сказал Кривой.
– Девушку рвало? – спросил Карелла.
– Она облевалась прямо здесь, – сказал Кривой. – А потом мне пришлось давать ей ведро.
– А в какое время, это происходило?
– Они пришли ко мне сразу после ленча, – сказал Кривой. – Она как раз говорила о ленче, когда они входили в ателье. Она ещё сказала, что у неё в городе нет китайских ресторанов.
– А есть тут где-нибудь поблизости китайский ресторан?
– Да тут, прямо за углом. Выглядит он, правда, как грязная дыра, но кормят там вполне прилично. Кантонская кухня. Понимаете, что значит кантонская?
– А что она говорила?
– Говорила, что там явно перекладывают специй. Это кое-что значит, не так ли?
– Продолжайте.
– Этот красавчик сказал, что он хочет сделать ей татуировку на руке. Маленькое сердечко, а внутри него буквы Н, И и К.
– Это он так сказал?
– Да.
– А почему именно эти буквы? – Кривой склонил голову набок таким образом, что пустой глазницей глядел теперь прямо в лицо Карелле.
– Да потому, что это же их имена.
– Как это?
– Ну, инициалы, я хочу сказать. “Н” – её инициал. “Н” – это Нэнси. – Карелла слушал как громом пораженный. – “И” просто значит “и”. Нэнси и Крис. Крисом его звали. Крис. А все вместе получается “НИК”.
– Черт побери! – воскликнул Карелла. – Значит, в случае с Прошек “МИК” означало Мэри и Крис. Надо же, так влипнуть.
– Что? – спросил Кривой.
– А откуда вы знаете, что его звали Крисом? – спросил Карелла.
– Она говорила. Это когда он сказал, что хочет “НИК”, она и говорит ему, а почему бы нам не поставить наши имена полностью – “Нэнси и Крис”? Вот как я узнал его имя.
– А что он на это ответил?
– Он сказал, что внутри сердечка не хватит места. Сказал, что это будет просто маленькое сердечко. Господи, да эта девочка была послушна как овечка. Захоти он сердце побольше, она наверняка тут же в лавке спустила бы штаны и разрешила колоть прямо на заднице.
– Вы говорили, что она плакала, когда вы работали?
– Да. Ревела белугой. Это очень больно.
– Вы были тогда пьяны?
– Я? Пьян? Нет, конечно, черт побери. А почему вы решили, что я мог быть пьян?
– Нет, ничего, это я просто так сказал. И что же было после этого?
– Ну я был занят своей работой, а она плакала, а потом вдруг ни с того, ни с сего её стало тошнить. Красавчик даже встревожился. Он все пытался поскорее увести её отсюда, но девчонке, видимо, нужно было проблеваться, понимаете? Поэтому я сводил её в заднее помещение. Там она навалила почти полное ведро.
– А потом?
– Он хотел сразу же увести её. Все уговаривал её пойти к нему на квартиру. Но она не хотела уходить. Она хотела, чтобы я закончил эту татуировку. Отчаянная девчонка, правда?
– И вы закончили свою работу?
– Да, хотя и мутило её непрерывно. Видно было, что она изо всех сил старается сдерживаться. – Кривой задумался, припоминая. – Ну, одним словом, работу свою я все же закончил. Отлично получилось. Красавчик расплатился со мной и они ушли.
– Они потом сели в машину?
– Ага.
– Какой модели?
– Я не заметил, – сказал Кривой.
– Вот черт, – сказал Карелла.
– Ну, что поделаешь, – сказал Кривой. – Марку машины я как-то не заметил.
– А фамилии его она не упоминала? Фамилии этого Криса?
Кривой задумался.
– Кажется, упоминала, – сказал он. – Она точно называла какую-то фамилию. Она что-то говорила о том, что скоро будет называться “миссис такая-то”.
– Постарайтесь припомнить фамилию, – попросил Карелла.
– Забыл.
– Черт побери, – снова не сдержался Карелла. Он раздраженно фыркнул, но тут же прикусил нижнюю губу. – А не можете ли вы поподробней описать его внешность? – снова попросил он, стараясь говорить как можно мягче.
– Ну, конечно, опишу все, что помню, – сказал Кривой.
– Волосы белокурые, – сказал Карелла. – Так?
– Ага.
– Прическа длинная или короткая?
– Средняя.
– Никакой особой стрижки, какие сейчас в моде?
– Нет.
– Ну, ладно, а как насчет глаз? Какого они у него цвета?
– Голубые, кажись. А может быть, и серые. Что-то вроде этого.
– А нос какой формы?
– Нормальный нос. Не слишком длинный и не курносый. Красивый нос. Он вообще очень красивый парень.
– А рот?
– Рот тоже нормальный.
– Он курил здесь?
– Нет.
– Не заметили у него каких-нибудь шрамов или родимых пятен на лице?
– Нет:
– А на теле?
– Я его не раздевал, – сказал Кривой.
– Я имел в виду заметные пятна. Может, на руках. Татуировки. У него были какие-нибудь татуировки на руках?
– Не было.
– А в чем он был одет?
– Он пришел в пальто. Дело-то происходило в феврале, сами понимаете. На нем было черное пальто. А подкладка у пальто была вроде бы красная. Да, красная и шелковая.
– А что за костюм был на нем?
– Костюм? Костюм был твидовый. Из серого твида.
– Рубашка?
– Белая.
– Галстук?
– Галстук был черным. Я ещё спросил у него, не носит ли он по кому-нибудь траур. Но в ответ он только лыбился.
– Ладно, ему было чему улыбаться, скотине. Послушайте, а вы и в самом деле не можете припомнить модель его машины? Это нам очень помогло бы.
– Я вообще плохо разбираюсь в машинах.
– А вы случайно не обратили внимание на номер?
– Нет.
– Но готов держать пари, что вы запомнили заколку на его галстуке, – сказал Карелла, тяжело вздыхая.
– Верно. Серебряная такая палочка, а на ней конская голова. Я решил даже, что тип этот наверняка играет на скачках.
– А что вы ещё о нем запомнили?
– Да я, пожалуй, уже все рассказал.
– А не говорили они, куда собираются направиться после вас?
– Говорили. Они собирались поехать к нему. Он сказал, что даст ей там полежать и положит что-нибудь холодное ей на голову.
– А куда? Они говорили, где это?
– Нет. Он просто уговаривал её поехать к нему. А это могло быть в любом из районов города.
Хозяином этого заведения был человек, известный под прозвищем “Кривой”. Кличку эту он заработал после того, как в один прекрасный день пьяный матрос ткнул его в левый глаз иглой для татуировок. Судя по его теперешнему состоянию, вполне могло случиться так, что в тот день, когда в результате ссоры он лишился глаза, хозяин заведения был ничуть не менее пьян, чем и его клиент-матрос. В данный момент он был явно навеселе. Карелла подумал, что при такой профессии следовало бы быть более воздержанным и что он, например, не доверил бы Кривому даже вытащить прокаленной на огне иголкой мелкую занозу, а не то что украшение собственного тела различными узорами.
– Приходят сюда, а потом уходят, приходят и уходят, – говорил тем временем Кривой. – И так все время. То приходят, то уходят. Они сюда со всего белого света съезжаются. А я даю им красоту. Я. Я украшаю – их тела.
Кареллу не интересовали пришельцы со всего белого света. Его интересовало то, что Кривой успел сообщить ему всего несколько минут назад.
– Так как насчет этой пары? – спросил он. – Расскажите мне о них поподробней.
– Красавец мужик, – сказал Кривой. – Очень красивый – ничего не скажешь. Рослый белокурый парень. И ходит как король. Богатый. Богатого сразу узнаешь. Да, деньжата у него водятся, у этого парня.
– А татуировку вы делали девушке?
– Да, Нэнси. Так её звали – Нэнси.
– А это вы откуда знаете?
– Он называл её так. Я сам слышал.
– Расскажите, пожалуйста, как это было?
– А у неё неприятности? У Нэнси этой?
– Да, неприятности у неё самые серьезные, какие только могут быть, – сказал Карелла. – Она мертва.
– Ух ты, – Кривой поднял к нему лицо с одним уцелевшим пока глазом. – Какая жалость, – сказал он. – Значит, бежняжка Нэнси умерла. Попала под машину?
– Нет, – ответил Карелла. – Умерла от дозы мышьяка.
– А что это такое? – спросил Кривой. – Сильный яд.
– Да, не повезло. Девушки не должны травиться. А знаете, она тут у меня плакала. Это когда я делал ей наколку. Плакала как ребенок. А этот подонок, красавчик этот, стоял себе в сторонке и посмеивался. Можно было подумать, что она скотина, на которую я ставлю клеймо. Можно было подумать, что я ставлю на неё товарный знак или ещё там что-то. И мутило её как проклятую, эту Нэнси.
– Как это мутило?
– Ну, мутило.
– Каким образом?
– Блевала она, – сказал Кривой.
– Девушку рвало? – спросил Карелла.
– Она облевалась прямо здесь, – сказал Кривой. – А потом мне пришлось давать ей ведро.
– А в какое время, это происходило?
– Они пришли ко мне сразу после ленча, – сказал Кривой. – Она как раз говорила о ленче, когда они входили в ателье. Она ещё сказала, что у неё в городе нет китайских ресторанов.
– А есть тут где-нибудь поблизости китайский ресторан?
– Да тут, прямо за углом. Выглядит он, правда, как грязная дыра, но кормят там вполне прилично. Кантонская кухня. Понимаете, что значит кантонская?
– А что она говорила?
– Говорила, что там явно перекладывают специй. Это кое-что значит, не так ли?
– Продолжайте.
– Этот красавчик сказал, что он хочет сделать ей татуировку на руке. Маленькое сердечко, а внутри него буквы Н, И и К.
– Это он так сказал?
– Да.
– А почему именно эти буквы? – Кривой склонил голову набок таким образом, что пустой глазницей глядел теперь прямо в лицо Карелле.
– Да потому, что это же их имена.
– Как это?
– Ну, инициалы, я хочу сказать. “Н” – её инициал. “Н” – это Нэнси. – Карелла слушал как громом пораженный. – “И” просто значит “и”. Нэнси и Крис. Крисом его звали. Крис. А все вместе получается “НИК”.
– Черт побери! – воскликнул Карелла. – Значит, в случае с Прошек “МИК” означало Мэри и Крис. Надо же, так влипнуть.
– Что? – спросил Кривой.
– А откуда вы знаете, что его звали Крисом? – спросил Карелла.
– Она говорила. Это когда он сказал, что хочет “НИК”, она и говорит ему, а почему бы нам не поставить наши имена полностью – “Нэнси и Крис”? Вот как я узнал его имя.
– А что он на это ответил?
– Он сказал, что внутри сердечка не хватит места. Сказал, что это будет просто маленькое сердечко. Господи, да эта девочка была послушна как овечка. Захоти он сердце побольше, она наверняка тут же в лавке спустила бы штаны и разрешила колоть прямо на заднице.
– Вы говорили, что она плакала, когда вы работали?
– Да. Ревела белугой. Это очень больно.
– Вы были тогда пьяны?
– Я? Пьян? Нет, конечно, черт побери. А почему вы решили, что я мог быть пьян?
– Нет, ничего, это я просто так сказал. И что же было после этого?
– Ну я был занят своей работой, а она плакала, а потом вдруг ни с того, ни с сего её стало тошнить. Красавчик даже встревожился. Он все пытался поскорее увести её отсюда, но девчонке, видимо, нужно было проблеваться, понимаете? Поэтому я сводил её в заднее помещение. Там она навалила почти полное ведро.
– А потом?
– Он хотел сразу же увести её. Все уговаривал её пойти к нему на квартиру. Но она не хотела уходить. Она хотела, чтобы я закончил эту татуировку. Отчаянная девчонка, правда?
– И вы закончили свою работу?
– Да, хотя и мутило её непрерывно. Видно было, что она изо всех сил старается сдерживаться. – Кривой задумался, припоминая. – Ну, одним словом, работу свою я все же закончил. Отлично получилось. Красавчик расплатился со мной и они ушли.
– Они потом сели в машину?
– Ага.
– Какой модели?
– Я не заметил, – сказал Кривой.
– Вот черт, – сказал Карелла.
– Ну, что поделаешь, – сказал Кривой. – Марку машины я как-то не заметил.
– А фамилии его она не упоминала? Фамилии этого Криса?
Кривой задумался.
– Кажется, упоминала, – сказал он. – Она точно называла какую-то фамилию. Она что-то говорила о том, что скоро будет называться “миссис такая-то”.
– Постарайтесь припомнить фамилию, – попросил Карелла.
– Забыл.
– Черт побери, – снова не сдержался Карелла. Он раздраженно фыркнул, но тут же прикусил нижнюю губу. – А не можете ли вы поподробней описать его внешность? – снова попросил он, стараясь говорить как можно мягче.
– Ну, конечно, опишу все, что помню, – сказал Кривой.
– Волосы белокурые, – сказал Карелла. – Так?
– Ага.
– Прическа длинная или короткая?
– Средняя.
– Никакой особой стрижки, какие сейчас в моде?
– Нет.
– Ну, ладно, а как насчет глаз? Какого они у него цвета?
– Голубые, кажись. А может быть, и серые. Что-то вроде этого.
– А нос какой формы?
– Нормальный нос. Не слишком длинный и не курносый. Красивый нос. Он вообще очень красивый парень.
– А рот?
– Рот тоже нормальный.
– Он курил здесь?
– Нет.
– Не заметили у него каких-нибудь шрамов или родимых пятен на лице?
– Нет:
– А на теле?
– Я его не раздевал, – сказал Кривой.
– Я имел в виду заметные пятна. Может, на руках. Татуировки. У него были какие-нибудь татуировки на руках?
– Не было.
– А в чем он был одет?
– Он пришел в пальто. Дело-то происходило в феврале, сами понимаете. На нем было черное пальто. А подкладка у пальто была вроде бы красная. Да, красная и шелковая.
– А что за костюм был на нем?
– Костюм? Костюм был твидовый. Из серого твида.
– Рубашка?
– Белая.
– Галстук?
– Галстук был черным. Я ещё спросил у него, не носит ли он по кому-нибудь траур. Но в ответ он только лыбился.
– Ладно, ему было чему улыбаться, скотине. Послушайте, а вы и в самом деле не можете припомнить модель его машины? Это нам очень помогло бы.
– Я вообще плохо разбираюсь в машинах.
– А вы случайно не обратили внимание на номер?
– Нет.
– Но готов держать пари, что вы запомнили заколку на его галстуке, – сказал Карелла, тяжело вздыхая.
– Верно. Серебряная такая палочка, а на ней конская голова. Я решил даже, что тип этот наверняка играет на скачках.
– А что вы ещё о нем запомнили?
– Да я, пожалуй, уже все рассказал.
– А не говорили они, куда собираются направиться после вас?
– Говорили. Они собирались поехать к нему. Он сказал, что даст ей там полежать и положит что-нибудь холодное ей на голову.
– А куда? Они говорили, где это?
– Нет. Он просто уговаривал её поехать к нему. А это могло быть в любом из районов города.