– "Голден Инн", доброе утро, – отозвался мужской голос.
   – Доброе утро, говорит детектив Карелла, из полицейского управления.
   – Слушаю вас, сэр.
   – Нельзя ли проверить, останавливалась ли у вас одна пара в прошлый четверг, это было восемнадцатого ноября?
   – Сэр?
   – Да?
   – А можно вам перезвонить?
   – Я не в участке.
   – Ах вот как? Но как же тогда я могу быть уверен, что вы из полиции?
   – Позвоните в восемьдесят седьмое отделение и спросите, работает ли там детектив Карелла. Номер Фредерик 7-8024: потом перезвоните по номеру Уэстмор 6-2275. Записали?
   – Да, сэр.
   – Только побыстрее, пожалуйста.
   – Да, сэр, сию минуту.
   – Хорошо, – Карелла повесил трубку.
   Он ждал. На виадук въехал еще один поезд. Он ждал. Поезд отошел от платформы. На комоде напротив кровати стояла фотография Фрэнка и Сильвии Престон, на которой они выглядели много моложе. Были тут и фотографии взрослых детей. И еще две свадебные фотографии – тоже, наверное, дети Престонов, решил Карелла. Секундная стрелка на электрических часах на комоде неумолимо обегала круг за кругом. Карелла вздохнул. Он ждал. Прогрохотал еще один поезд. Карелла раздраженно схватил трубку и набрал номер мотеля.
   – "Голден Инн", доброе утро.
   – Доброе утро, это снова детектив Карелла. Вы звонили в участок?
   – Извините, сэр, но как только я повесил трубку, сюда позвонили, так что я просто не мог...
   – Как вас зовут?
   – Гэри Отис.
   – Прекрасно, мистер Отис, а теперь послушайте меня. Я расследую убийство, и у меня нет времени ждать, пока вы будете названивать по всему городу, выясняя, действительно ли я полицейский или просто самозванец. Меня зовут – карандаш у вас есть? – Стивен Луис Карелла, я детектив второго класса, работаю в восемьдесят седьмом участке, в Айсоле. Номер моего жетона 714-56-32, а мой начальник – лейтенант Питер Бернс. Записали?
   – Да... Вроде как.
   – Хорошо. Если окажется, что я самозванец, можете подать в суд на город. А пока, мистер Отис...
   – Прошу прощения, сэр, но как я могу подать в суд на город? Предположим, что вы чей-то муж и хотите узнать...
   – Предположим, что я настоящий полицейский, которому начинает надоедать этот разговор. У вас там регистрационный журнал под рукой?
   – Да, сэр, но я надеюсь, вы понимаете, почему я не могу раскрывать имена своих гостей.
   – Мистер Отис, я, конечно, могу поехать в центр и получить ордер, дающий мне право заглянуть в ваш драгоценный журнал. Но тогда я разозлюсь всерьез. Если вы вынудите меня сделать это и если, добравшись до вас, я найду в мотеле хоть одного таракана, сразу же вызову людей из отдела здравоохранения, и вашу лавочку прикроют. Так что советую надраить полы до блеска, чтобы ни пылинки.
   – Вы что, угрожаете мне, мистер Карелла?
   – Это уж как вам будет угодно, мистер Отис. Итак?
   – Тараканов у нас в комнатах нет.
   – Отлично. В таком случае ждите меня с ордером в руках.
   – Ну, если вы и вправду полицейский...
   – Я и вправду полицейский, мистер Отис.
   – И если речь действительно идет об убийстве...
   – Речь действительно идет об убийстве. Слушайте, мистер Отис, почему вы работаете в регистратуре? Вам бы больше подошла роль адвоката в Филадельфии.
   – Я не работаю в регистратуре. Я хозяин этого мотеля.
   – Ага, ясно.
   – Так что вполне естественно, что я защищаю интересы своих гостей.
   – Разумеется. Мистер Отис, останавливались ли у вас в четверг днем некие мистер и миссис Пратт? Или, возможно, мистер и миссис Питт? Имя, кажется, Феликс.
   – Одну минуту. Карелла ждал.
   – Да, у меня здесь записаны мистер и миссис Феликс Питт.
   – А вы были в регистратуре, когда они регистрировались?
   – Не помню. Или, минуточку, минуточку. Она слепая?
   – Да.
   – В таком случае я сам регистрировал их. Красивая женщина, муж у нее гораздо старше. Сначала я даже и не сообразил, что она слепая. На ней были большие темные очки, так что не поймешь. И только потом, когда он повел ее к лифту...
   – А в котором часу они регистрировались?
   – В журнале это не записано.
   – Вспомнить не можете?
   – Да уж смеркалось.
   – А уехали когда?
   – Часов в восемь. Я выходил перекусить, а когда вернулся, они уже уезжали. Он расплатился наличными. Это я помню.
   – Спасибо, мистер Отис.
   – Надеюсь, вы понимаете, отчего...
   – Да, да, понимаю. – Карелла повесил трубку.
   Он немного посидел, не снимая руки с аппарата. Итак, Изабел Харрис и Фрэнк Престон действительно провели вместе по крайней мере вторую половину дня в четверг. Охваченные, так сказать, слепою страстью...
   Ни один из них не мог между половиной седьмого и половиной восьмого оказаться на Хеннон-сквер и перерезать горло Джимми Харрису. Более того, в восемь они только покидали приют Гэри Отиса. Наверное, Изабел Харрис вернулась домой буквально за несколько минут до того, как Карелла постучал к ней в дверь. К тому времени ее муж был уже часа два, а может, и больше, как мертв.
   Карелла вспомнил вопросы, которые задавал ей в тот день, и среди них: «А у вас другого мужчины нет?» Изабел тогда коротко бросила: «Нет». Ко лжи Карелла привык. Когда речь идет об убийстве, всегда бывает полно вранья. Привык он и к слезам. Иногда плачут по тем, кого ненавидели годами. Слезы текут сами собой, это такая же элементарная реакция, как вопль доисторического человека, выдернувшего из огня головешку. Карелла поднялся, прошел в холл и поблагодарил хозяев. Престон вопросительно посмотрел на него. Карелла, чувствуя себя заговорщиком, коротко кивнул.

Глава 7

   Два гроба были установлены в часовне так, чтобы между ними остался проход и пришедшие отдать последнюю дань не устраивали толкучки. Тут были и черные, и белые. Часть из них шепотом переговаривалась снаружи, в вестибюле, устланном ковром. Некоторые сидели в часовне на складных деревянных стульях, некоторые молились, опустившись на колени у железной решетки, за которой стояли на каталках обитые черным крепом гробы.
   Софи Харрис сидела в первом ряду, вся в черном – черные туфли и чулки, черное платье и черная шляпа с вуалью. Она напоминала Карелле женщин из его семьи – овдовевших троюродных теток и сестер, которых он видел только в черном. Он сел рядом с Софи, та бегло посмотрела на него через плечо и тут же отвернулась.
   – Миссис Харрис, – сказал он, – мы не могли бы выйти на минуту?
   – Мне нечего вам больше сказать.
   – Ну здесь-то давайте не спорить.
   Она посмотрела на гробы.
   – Мне надо с вами поговорить, – настаивал Карелла. – Давайте выйдем.
   Она неохотно поднялась со стула и молча прошла сквозь открытые арочные двери в вестибюль. Карелла следовал за нею.
   – Ну что, насчет Чарли удовлетворились? – тихо проговорила она, едва разжимая губы и сцепив руки на животе.
   – Я должен был поговорить с ним.
   – Но почему? Я же вам сказала, что он тут ни при чем.
   – Надо было проверить.
   – Ну и как, проверили?
   – Да, это действительно не он.
   – Вы привязались к нему, потому что он черный.
   – Нет. Это не так, миссис Харрис. И к тому же я не привязывался к нему. Я задавал ему вопросы. И только потому, что он мог оказаться убийцей вашего сына и снохи.
   Женщина пристально посмотрела на него.
   – Я хочу найти того, кто их убил.
   Она по-прежнему не сводила с него глаз.
   – Прошу вас, поверьте.
   – Ну хорошо, – кивнула она.
   – Я на нуле, – признался Карелла. – Просто на нуле. И мне нужна ваша помощь. Я прошу вас вспомнить, может, Джимми или его жена с кем-нибудь не ладили...
   – Нет. – Софи отрицательно покачала головой. – Не было такого.
   – Или просто не сошлись в чем-то. Бывает, люди обижаются по совершенным пустякам, и тогда...
   – Нет. Если бы вы знали Джимми... Он и грубого слова никому сказать не мог.
   – Миссис Харрис, человек, который убил Изабел, похоже, что-то искал. Вы не представляете себе, что именно?
   – Нет.
   – Джимми никогда не говорил, что прячет деньги или драгоценности, что-нибудь в этом роде?
   – Нет.
   – Бывает, люди прячут дорогие вещи от воров...
   – У него не было дорогих вещей.
   – Миссис Харрис, а Джимми не был связан с людьми подозрительными, с преступным прошлым?
   – Нет, – сказала Софи и тут же добавила: – А белому вы бы такой вопрос задали?
   – Знаете, – возмутился Карелла, – давайте покончим с этим. Ваш сын зверски убит, а убийство – это самое тяжкое преступление, и я хочу знать, может, среди его знакомых были преступники. Это совершенно естественный вопрос, цвет кожи тут ни при чем, так что не будем об этом. – Карелла понизил голос и повторил: – Так как, были у него знакомые с преступным прошлым?
   – Нет. Во всяком случае, прямо он никогда об этом не говорил.
   – То есть как вас понять? А не прямо?
   – Нет, ни о каких знакомых преступниках он никогда не говорил.
   – Тогда что вы имели в виду, употребив слово «прямо»?
   – Мой сын никогда в жизни не сделал бы ничего дурного.
   – Миссис Харрис, вы только что сказали, что ваш сын никогда прямо не говорил о своих знакомых с уголовным прошлым. Что это значит?
   – Ничего.
   – А не говорил ли он о какой-нибудь преступной деятельности, к которой имел отношение?
   – Мой сын не имел отношения ни к какой преступной деятельности.
   – Может, он задумывал что-нибудь в этом роде?
   – Не знаю. Честное слово, не знаю. Он был нездоров.
   – То есть как это нездоров? А что с ним было?
   – Кошмары.
   – Какие кошмары?
   – Они у него с тех самых пор, как он выписался из Форт-Мерсера.
   – А что такое Форт-Мерсер?
   – Военный госпиталь на севере штата. Недалеко от тюрьмы.
   – Так что за кошмары?
   – Иногда он просыпался с криком. Я заходила к нему в комнату, он сидел на кровати и вглядывался в темноту, словно зрячий. Я обнимала его, а он был весь в холодном поту. «Что с тобой, Джимми, что случилось, сынок?» – спрашивала я, но он не отвечал ни слова. Он просто дрожал у меня в руках.
   – А днем он про эти кошмары когда-нибудь говорил?
   – Нет. Но Изабел рассказывала мне, что он от них так и не избавился.
   – И когда же она вам об этом говорила?
   – Да совсем недавно.
   – Итак, миссис Харрис, вам ничего не известно о планах Джимми. А в принципе там могло быть нечто противозаконное?
   – Пожалуй, да.
   – Он говорил вам что-нибудь в этом роде?
   – Он говорил, что они разбогатеют.
   – Кто?
   – Они с Изабел.
   – А каким именно образом, не говорил?
   – Мистер Карелла, я должна сказать вам правду. Мне кажется, он задумал что-то не совсем чистое.
   – Он говорил это?
   – Нет.
   – Так почему же?..
   – А зачем бы иначе ему понадобился старый приятель по армии?
   – Что вы имеете в виду?
   – Он сказал мне, что нашел одного из своих приятелей.
   – По армии?
   – Да, по-моему, так он и сказал.
   – И кто же это?
   – Имени я не запомнила.
   – А он не сказал, зачем ему понадобился этот приятель?
   – Сказал, что тот поможет им с Изабел разбогатеть.
   – А каким образом, не сказал?
   – Нет.
   – Так почему же вы решили, что тут что-то нечисто?
   – Сама не знаю. Может, потому что солдат учат обращаться с оружием.
   – Но прямо сын ничего вам не говорил...
   – Нет.
   – Ну что ж, – Карелла пожал плечами. «Как в кино, – подумал он. – Двое старых фронтовых друзей находят друг друга, чтобы очистить банк или казино в Лас-Вегасе. Вообще-то и такое возможно. Все возможно. Но сомнительно. И все же – возможно, черт возьми». – Спасибо, – сказал Карелла, – вы нам очень помогли.
   Но сам он в этом совсем не был уверен.
* * *
   В это субботнее утро инспекторская скорее походила на церковь. Кроме шуток. Лучи ноябрьского солнца сплошной пылевой дорожкой пробивали под острым углом длинные зарешеченные окна и золотистыми пятнами собирались на крышках столов и пишущих машинках. Радио на столе Дженеро передавало органную музыку. Карелла ожидал божественного чуда, но его все не было.
   Дженеро печатал.
   Он купил себе карманный словарь в мягкой обложке и время от времени сверялся с ним, отрываясь от работы. Эта стрекотня машинки, да еще с перерывами, раздражала Кареллу. Печатать в храме – святотатство. А помимо всего прочего чудес в мире больше не происходит, и дело его было совсем табак – черствее, чем вчерашний хлеб.
   Органная музыка заполнила инспекторскую. Карелле даже захотелось исповедаться. Он не был на исповеди с того самого времени, как перестал ходить в церковь. То есть с пятнадцати лет. По странному совпадению тогда же он потерял невинность на крыше одного жилого дома в Риверхеде, с девушкой по имени Сузи Райан, ирландкой. Она ходила в ту же церковь, что и Карелла. После посвящения на крыше Карелла решил, что надо исповедаться в своем грехе. Но потом подумал, что священник может поинтересоваться ее партнершей, соучастницей греха. Таким образом всплывет имя Сузи Райан, такой щедрой, такой страстной. В те ранние годы Карелла готов был и в пекло за ней пойти. В общем, он колебался и в конце концов решил не ходить на исповедь. А заодно и вообще никогда больше не ходить в церковь, но это решение к Сузи Райан никакого отношения не имело. Просто церковь всегда навевала на него сон.
   «Отчего ты больше не ходишь в церковь?» – спросил отец. «А ты отчего, папа?» – ответил Карелла вопросом на вопрос. «Ну так забудем об этом», – подытожил отец.
   А сейчас он подумал, что если бы не многолетнее отступничество, то можно было бы помолиться Богу и попросить его сотворить чудо или хотя бы дать в руки путеводную нить, и тогда все проблемы развеялись бы как дым. А так – по радио звучала органная музыка, да Дженеро стучал на машинке, а у Кареллы не только не было путеводной нити в руках – он даже не представлял себе своего следующего шага.
   «Ладно, позвоним в Форт-Мерсер», – подумал он.
   Ход его мыслей не имел ничего общего с классической дедукцией. Звонок – это просто от отчаяния. До разговора с Софи об убитом он не знал практически ничего. Когда расследуешь подобное дело, весьма важно знать, как человек провел последние двадцать четыре часа жизни – с кем встречался, где был, что видел. Что касается Изабел Харрис, то здесь была хоть какая-то ясность: она провела их в постели с Фрэнком Престоном. Но о Джимми он знал только, что в то утро он, как обычно, ушел из дома в половине десятого, в течение дня занимался своим нищенским бизнесом на Холл-авеню, потом скорее всего зашел в бар, чтобы переждать час пик, и, наконец, двинулся домой.
   Карелла забыл спросить у Изабел, всегда ли Джимми заходил в один и тот же бар. Ошибка. Может быть, большая ошибка. У Изабел теперь уж ни о чем не спросишь, а ведь нельзя исключить возможность, что Джимми в баре с кем-то встретился, поспорил, слово за слово – черт, все могло быть. Бар оставался загадкой, причем исключительно по его собственному растяпству. Как же он так мог опростоволоситься? Эта мысль раздражала его, но он не позволил себе слишком уж впадать в отчаяние. Лучше заняться фактами, которыми он располагает – вроде никакой внутренней связи между ними нет, но, во всяком случае, в их свете Джимми Харрис из трупа превращается в живое существо.
   Что касается информации номер один, то сейчас из нее ничего не извлечешь. Если Джимми Харрис и впрямь связался с каким-нибудь старым приятелем по армии, чтобы сделать – и возможно, незаконным путем – быстрые деньги, убедиться в этом Карелла мог только одним способом: потолковать со старыми армейскими приятелями Харриса. Пока его сведения касательно военной карьеры Джимми были весьма скудны: он служил в огневом расчете «Альфа» второго отделения и в результате полученного во время операции ранения ослеп. Если повезет, капитан Маккормик в ближайшее время предоставит ему сведения, которые он запрашивал у армии. Впрочем, тут на удачу особо рассчитывать не приходится. Но от Софи Харрис он узнал и еще одну вещь.
   Ее сына преследовали кошмары.
   Карелла позвонил в справочную. После долгих выяснений девушка-оператор дала ему код Форт-Мерсера, и Карелла принялся за дело: набрал единицу, код города, 555, и, наконец, 1212. Занимаясь этой длинной вереницей чисел, он забыл все на свете: зачем звонит, номер своего полицейского значка, номер страховой карточки и свое второе имя. Снова голос дежурной: «Справочная, с кем вас соединить?» Карелла объяснил, что дозванивается в Форт-Мерсер, это где-то рядом с Роли. «Форт-Мерсер находится в городе Пэкстон, – сказали ему, – но там много номеров. Что именно вам нужно?»
   – Госпиталь.
   – Там два госпиталя – Главный и для выздоравливающих.
   – Давайте начнем с Главного.
   – Запишите, пожалуйста, номер, сэр.
   – Да, записываю.
   – 963-7047.
   – Спасибо. А 963...
   Но в справочной уже повесили трубку. Карелла вздохнул, набрал единицу, затем код, а затем номер. Послышались гудки. Дженеро перевел радио на другую волну, и теперь в комнате звучала легкая музыка. Телефон в Пэкстоне продолжал звонить. «Может, по субботам там никого нет», – подумал Карелла.
   – Госпиталь, – раздался в трубке мужской голос.
   – Это Главный госпиталь Форт-Мерсер?
   – Да, сэр.
   – Говорит детектив Карелла, из восемьдесят седьмого полицейского участка в Айсоле. Мне хотелось бы выяснить кое-что об одном вашем пациенте десятилетней давности. Может, мне кто-нибудь...
   – А с кем бы вы хотели поговорить, сэр?
   – С любым, кто может мне подробно рассказать об этом пациенте.
   – Да, сэр... но мне-то откуда знать, кто это?
   – Хорошо, тогда с кем-нибудь, кто работал у вас десять лет назад. Есть такие?
   – Да, сэр, наверняка есть. Но... видите ли, у нас тут большое учреждение, и я, право, не знаю, с кем вас соединить.
   – А можно поговорить с кем-нибудь из руководства?
   – Да, сэр, например, с генералом Ригли.
   – Можете соединить меня с ним?
   – Одну минуту, сэр.
   Буквально тут же в трубке раздался женский голос:
   – Приемная генерала Ригли.
   – Говорит детектив Карелла из восемьдесят седьмого полицейского участка в Айсоле. Нельзя ли переговорить с генералом?
   – Весьма сожалею, сэр, но его нет и сегодня не будет.
   – Может, вы мне поможете?
   – Да, сэр, а в чем дело?
   – Мы расследуем убийство человека, который когда-то находился на излечении в вашем госпитале. И мне хотелось бы узнать об этом пациенте как можно больше.
   – А когда он у нас был?
   – Десять лет назад.
   – Ого.
   – Да, давнее дело, я понимаю.
   – Это уж точно.
   – Но я уверен, что архивы того времени еще не уничтожены.
   – Конечно, нет, сэр, это не проблема.
   – А в чем же проблема?
   – Боюсь, по телефону вам выяснить ничего не удастся.
   – Видите ли, я просто хотел сберечь время. Ведь речь-то идет об убийстве.
   – Хорошо, я свяжу вас с архивом.
   – Спасибо.
   – Не вешайте трубку: будет щелчок, это я просто переключаю вас на нужный номер.
   – Спасибо.
   И вновь потянулись минуты ожидания. Убийство, думал Карелла, это нечто вроде вторжения в чужую жизнь. А такого никто не любит, никому не нравится, когда звонят из большого города и спрашивают о человеке, который здесь лечился десять лет назад. «Я свяжу вас с архивом. В архиве вам, наверное, помогут...» В архиве имеют дело с историей, давней и не столь отдаленной. «Я свяжу вас с архивом, потому что, видите ли, здесь люди хоть и больные, но живые, и у нас нет времени заниматься трупами...»
   – Архив. Сержант Холлистер у телефона.
   – Говорит детектив Карелла из восемьдесят седьмого полицейского участка. Я собираю информацию о человеке, ставшем жертвой убийства.
   – Ничего себе, – присвистнул сержант Холлистер.
   – Его зовут Джеймс Харрис, он был на излечении в Форт-Мерсере десять лет назад.
   – Второе имя есть?
   – Рэндольф.
   – Потребуется некоторое время. Разрешите, я перезвоню вам.
   – Мой номер Фредерик 7-8024. Только, сержант...
   – Да, сэр?
   – Вообще-то мне хотелось переговорить с кем-нибудь, кто знал его, когда он лежал у вас. Я хочу сказать, это важнее, чем данные, которые вы мне зачитаете.
   – Мне все равно надо найти его карту, сэр. Я перезвоню.
   – Сержант, речь идет об убийстве.
   – Да, сэр, понимаю.
   – Спасибо, буду ждать звонка. Послышался щелчок – трубку повесили. Карелла взглянул на настенные часы. Десять тридцать семь.
   – Как пишется слово «перевозочный» – «пе» или «пи»? – спросил Дженеро.
   – У тебя же словарь, возьми да посмотри, – посоветовал Карелла.
   – Как же я посмотрю, если не знаю, как оно пишется?
   – Но что начинается с "П", ты знаешь, не так ли?
   – Да, но вторая-то буква какая?
   Карелла снова поднял глаза на часы.
   Десять тридцать восемь.
* * *
   Из госпиталя позвонили в самом начале двенадцатого. К тому времени Карелла уже успел связаться с центральным архивом и попросил поискать, нет ли чего на Чарльза К. Кларка, а также напечатал в трех экземплярах отчет о проделанной работе. В архиве ему пообещали перезвонить сразу же. Но до понедельника, думал он, ничего не дождешься, если только не подтолкнуть их сегодня же еще одним звонком. Наверное, и в госпиталь придется перезванивать. В Америке, да, как показывает опыт, и во всем мире, ничего не добьешься, если не позвонишь дважды. А после второго звонка не пошлешь письма. А после письма не позвонишь через неделю в третий раз. Карелла подозревал, что так было и во времена Древнего Рима, а когда варварские орды вторглись с севера и рассеялись по улицам города, сенаторы, путаясь в тогах и прижимая к груди вощеные дощечки с так и оставшимися без ответа письмами, бежали в страхе за свою жизнь. За ними поспешали, жуя на ходу резинку и не успев даже привести себя в порядок, секретарши.
   – Восемьдесят седьмой, Карелла.
   – Говорит полковник Андерсон, из госпиталя Форт-Мерсер.
   – Да, сэр.
   – Сержант Холлистер доложил, что вас интересует пациент, которым я занимался десять лет назад.
   – Так точно, сэр, его зовут Джимми Харрис.
   – Холлистер сказал, что его убили, это верно?
   – Да.
   – Весьма печально. Так что вы хотели бы узнать, мистер Карелла?
   – Вам это, наверное, покажется странным.
   – Тем не менее, слушаю вас.
   – Сегодня утром я говорил с его матерью, и она сообщила, что Джимми мучили кошмары.
   – Да, ну и что?
   – Так вот, я хотел бы переговорить с кем-нибудь, кто в этом разбирается.
   – О кошмарах?
   – Да, в природе кошмаров.
   – Видите ли, я хирург, и к нервным заболеваниям никакого отношения не имею. До нас Харриса лечили еще в трех госпиталях. Наша задача заключалась в том, чтобы подготовить его после тяжелейшего ранения к гражданской жизни. Рана была действительно очень тяжелая, пришлось провести несколько операций. Но адаптацией к новой жизни занимались психиатры. Вот они-то, наверное, и могут вам рассказать о кошмарах.
   – А не знаете, кто возглавлял группу психиатров?
   – Полковник Кенигсберг.
   – Можно с ним переговорить?
   – Он у нас больше не работает. Перевелся в Вашингтон, в госпиталь «Уолтер Рид». Попробуйте отыскать его там. Полковник Пол... минуточку, это он здесь был полковником, сейчас, наверное, генерал-майор.
   – Полковник Андерсон, а где могут быть архивы психиатрического отделения? У вас в Форт-Мерсере?
   – Думаю, да.
   – Если я подъеду сегодня днем, можно будет взглянуть?
   – Да.
   Карелла посмотрел на настенные часы.
   – Часа в два не поздно?..
   – Прекрасно. Я закажу вам пропуск. Ваше полное имя, пожалуйста.
   – Детектив Стивен Карелла. К-а-р-е-л-л-а.
   – Главный госпиталь находится справа от здания из красного кирпича – это административный корпус. Как проедете через ворота, держитесь правее, там будет стоянка для посетителей. А прямо у входа приемная, секретарша скажет вам, как найти меня. Мой кабинет на втором этаже.
   – Буду у вас в два.
   – Прекрасно. Жду вас.
   Карелла повесил трубку, снова посмотрел на часы, а потом перевел взгляд на стену, где висело расписание дежурств. Сегодня у Мейера выходной. Тем не менее он позвонил ему домой. Подошла Сара Мейер и, узнав его голос, взмолилась:
   – Нет, нет, ни за что.
   – А что, у него какие-нибудь дела?
   – Мы идем на свадьбу.
   – В котором часу?
   – Не задавай дурацких вопросов, Стив. Ладно, говори с ним сам.
   – Ни за что, – сказал Мейер, едва взяв трубку.
   – Я еду в Форт-Мерсер.
   – А где это?
   – Рядом с тюрьмой «Касталвью».
   – Приятного путешествия.
   – А кто женится-то?
   – Малыш Ирвин.
   – Твой племянник?
   – Только теперь он вырос, можешь себе представить? Стив, извини, но я, право, не могу поехать с тобой. Мне еще надо взять смокинг из чистки.
   – Ну хорошо, а в одно место ты хоть сможешь заехать по дороге?
   Мейер вздохнул.
   – Мейер?
   – Да, да, я здесь. А куда это?
   – Сэм Гроссман сказал, что под ногтями у Джимми Харриса обнаружили землю. Пройдись еще раз по квартире, ладно? Может, он как раз закопал то, что искал убийца.
   – А где же это можно закопать в городской квартире?
   – Ты там никаких горшков не заметил?
   – Нет.
   – Хорошо, тогда посмотри сначала на подоконниках, и если горшков нет, спустись во двор, может, там недавно что-нибудь закапывали.
   – Самая работенка для человека, который собрался на свадьбу.