Эд Макбейн
Ружье

Глава 1

   Детектив Клинг пулей вылетел из квартиры, так как понял, что его сейчас стошнит.
   Навстречу ему по коридору шел детектив Стив Карелла. Увидев побледневшего Клинга, он спросил: «Что случилось?» – не получил ответа, но сразу догадался, что к чему. У дверей квартиры дежурил патрульный. Карелла замешкался, затем решительно кивнул, извлек из бумажника полицейский значок, прицепил его к нагрудному карману пиджака, переглянулся с патрульным и вошел.
   Дом был на Саут-Энджелс-стрит, на северной окраине 87-го участка. В этом районе жили в основном представители «верхнего среднего класса», хотя по фешенебельности он заметно уступал и Смокрайзу, и кварталам у реки Гарб. Патрульный дежурил у черного хода, Карелла вошел в квартиру и оказался в небольшой кухне с безукоризненно чистыми кафельными стенами и столь же чистым пластиковым полом. У стола с эмалированной столешницей тарахтел древний холодильник.
   Первый труп был в гостиной.
   Как впоследствии писали газеты, женщина была в одних нейлоновых трусиках, но ничего сексуального в ее облике не было. Она раскинулась на полу в нелепой позе, а лицо и часть головы были снесены, судя по всему, выстрелом из охотничьего ружья. Ей было под сорок, и еще недавно, похоже, она была весьма привлекательной. Теперь же на полу лежали жалкие, обезображенные останки. Труп был выпачкан – результат предсмертного испуга или непроизвольного сокращения мускулов прямой кишки, когда дробь разнесла женщине полголовы. На левой руке у женщины было обручальное кольцо, традиционное «кольцо невесты» на правой отсутствовало. Она лежала возле большой тахты, накрытой цветастым покрывалом. На ковре рядом с убитой валялись две стреляные гильзы. Кровь растеклась по бледно-голубому ковру, образовав большую лужу возле головы. Это зрелище и заставило Берта Клинга вылететь пулей из квартиры.
   У Стива Кареллы желудок был покрепче, а может, у него было побольше опыта. Он вышел из гостиной и проследовал в большую спальню.
   Там, у самых дверей, скрючившись, лежал человек в трусах и майке, у которого также лицо и полголовы были снесены выстрелом. В руке он все еще сжимал ружье, и палец застыл на спусковом крючке. Дробовик 12-го калибра стволом касался того места, где прежде находился рот. На полу возле развороченной головы лежала одна-единственная гильза, а вокруг были разбросаны какие-то мелкие белые осколки. Карелле понадобилось мгновение, чтобы догадаться: это раскрошенные выстрелом зубы.
   Он вышел из квартиры. В коридоре, ведущем к лестничной клетке, стояли Моноган и Монро, детективы из отдела по расследованию убийств.
   – Прелесть, да? – хмыкнул Монро.
   – Красота! – согласился Моноган.
   – Чего только не бывает! – вздохнул Монро.
   – Арбузы лопнули, семечки разлетелись, – изрек Моноган.
   Этот спектакль парочка разыгрывала не впервые. Их ничем нельзя было пронять, все-то они видели, все слышали. Оба стояли в подчеркнуто небрежных позах у стены и курили сигары. Оба были в черных плащах и серых мягких шляпах. Траляля и Труляля[1] уголовного розыска. Окно в конце коридора было приоткрыто, и бодрящий октябрьский ветерок напоминал, что жизнь продолжается. За окном верхние этажи небоскребов освещало восходящее солнце. Высокое и далекое небо было в дымке.
   – Думаешь, парень рехнулся? – спросил Кареллу Монро.
   – Конечно, – ответил за него Моноган. – Сначала ухлопал супругу, а потом удалился в спальню и нанес себе coup d'etat[2].
   – Coup de grace[3], – поправил его Монро.
   – Пусть будет по-твоему, – пожал плечами Моноган.
   Карелла промолчал.
   – Окажите нам любезность, – обратился Монро к Карелле, – избавьте нас от лишней писанины. Все и так понятно. Сначала он пристрелил жену, а потом себя.
   – Не делайте из этого преступление века.
   – Интересно, кто-нибудь слышал выстрелы? – спросил Карелла.
   – А?
   – Это случилось ночью, когда люди дома. Кто-то должен был слышать выстрелы.
   – В часы любви хоть из пушки пали, – сказал Монро.
   – А кто вызвал полицию? Когда вы приехали, Клинг был уже здесь?
   – Блондинчик-то?
   – Да.
   – Он был здесь, – ответил Монро.
   – Бледный, но на посту, – сказал Моноган.
   – Он не говорил, кто вызвал полицию?
   – Молочник позвонил, – сказал Моноган.
   – А как он узнал?
   – Увидел открытую дверь и заподозрил неладное.
   – Дверь черного хода?
   – Именно.
   – Она была открыта?
   – Распахнута настежь.
   – В котором это было часу?
   – Не знаю. – Моноган взглянул на ручные часы. – Около пяти, наверно.
   – Значит, в пять утра дверь черного хода была распахнута?
   – Так сказал молочник. Спросите у Клинга, он его допрашивал.
   – Чего я терпеть не могу, так это ранних вызовов, – сообщил Монро.
   – Ну, с этим-то делом хлопот не будет. Все как на ладони. – Моноган бросил взгляд на Кареллу. – Верно я говорю?
   – Вам видней.
   – Могу рассказать, как это произошло.
   – Очень кстати, – согласился Карелла. – Мы бы все сэкономили уйму времени.
   – Одна только беда, – сказал Моноган. – Убийством занимается тот участок, куда поступило заявление.
   – Кошмар, да и только! – подтвердил Монро.
   – Так что мы дарим его вам.
   – Ничего не попишешь!
   Монро достал из кармана носовой платок, высморкался и, положив платок на место, сказал:
   – Мой тебе совет, Карелла: закрывайте дело, да побыстрей!
   – Почему?
   – Потому что оно ясно как Божий день.
   – Если не считать того, что в пять утра дверь квартиры оказалась открытой настежь.
   – Случайность, – отмахнулся Монро.
   – Если как следует поискать, то отыщется предсмертная записка самоубийцы, – сказал Моноган.
   – Вы думаете? – спросил Карелла.
   – Они всегда так поступают. Из-за угрызений совести.
   – Их гложет раскаяние, – пояснил Монро.
   – Они оставляют письма, чтобы сообщить миру, что были паиньками, но однажды поступили нехорошо и испачкали свою биографию.
   – Совершив небольшую оплошность.
   – Поймите нас, друзья!
   – А поняв, простите!
   – Вы обязательно найдете послание, – обнадежил Моноган. – Только как следует поищите.
   – Думаете, там будет написано, откуда взялась стреляная гильза? – спросил Карелла.
   – Какая гильза? – не понял Монро.
   – Та, что валяется возле трупа в спальне.
   – А что в ней такого?
   – У него в руках помповый дробовик двенадцатого калибра. А это значит, что сначала нужно изломить ружье, и только тогда стреляная гильза выбрасывается, а новая подается в патронник. Может, вы объясните мне, как он ухитрился застрелиться, а потом изломить ружье, чтобы выбросить гильзу.
   – Начинается! – вздохнул Монро.
* * *
   Молочник и Клинг составляли хорошую парочку – оба бледные и дрожащие. Они сидели вместе с Кареллой в маленькой закусочной неподалеку от дома, где были найдены трупы. Было десять минут седьмого, и закусочная только открылась. За стойкой расположились водители грузовиков, на правах давних посетителей они обменивались шутливыми репликами с хозяином. Заспанная официантка в грязном форменном платье подошла к столику, за которым сидели Карелла и его спутники, и приняла заказ. Клинг и молочник попросили только кофе.
   – Когда вы обнаружили открытую дверь, мистер Новелло? – спросил Карелла молочника.
   – Примерно без четверти пять. Я сразу же позвонил в полицию. Когда это было? – обратился он к Клингу.
   – Мерчисон принял вызов в четыре сорок семь, – ответил Клинг.
   – Вы всегда в это время разносите молоко?
   – Да, я начинаю с половины пятого. А к пяти заканчиваю. Сначала я поднимаюсь на верхний этаж и двигаюсь вниз. Лейдены живут на третьем.
   – Что же вы увидели?
   – Я уже рассказывал вашему человеку.
   – Давайте еще раз.
   – Я подошел к задней двери, где всегда оставляю молоко. У них на двери такая штучка для бутылок, знаете?
   – Знаю, – отозвался Карелла.
   – Проволочное приспособление, – пояснил Новелло. – С петлей для горлышка бутылки. Вы ее туда вставляете, потом толкаете петлю, она как бы падает в прорезь и прижимает бутылку.
   – Понятно. Дальше.
   – Лейдены брали молоко раз в два дня. В этом районе жильцы обычно берут столько, сколько нужно для завтрака. А если требуется еще, то покупают в магазине.
   – Понятно.
   – Итак, спускаюсь я с четвертого этажа на третий. На четвертом молоко берут Левины и Дэвидсоны, а на третьем только Лейдены. Значит, спустился я по лестнице...
   – И что дальше?
   – Поставил корзинку, стал доставать бутылку и увидел, что дверь открыта.
   – Приоткрыта или распахнута?
   – Распахнута. С площадки я видел кухню и часть гостиной.
   – Что вы предприняли?
   – Я не знал, что делать. Сначала я решил прикрыть дверь и убраться от греха подальше. Но потом подумал: а с чего это дверь распахнута в пять утра? Что там стряслось?
   – Вы вошли?
   – Вошел.
   – И увидели трупы?
   – Только миссис Лейден, – ответил Новелло и судорожно сглотнул.
   – Что вы сделали потом?
   – Спустился вниз и вызвал полицию.
   – Почему не позвонили из квартиры?
   – Не хотел оставлять отпечатков пальцев. В квартире я ничего не трогал. Не хотел, чтобы меня потом заподозрили...
   – Откуда же вы позвонили?
   – Из кафетерия на Диксоне – он работает всю ночь.
   – Что было потом?
   – Мне велели возвращаться в дом и ждать полицию. Я так и сделал. Затем приехал мистер Клинг.
   – Вы звонили своему хозяину?
   – Да, после того как заявил в полицию. Я рабочий человек. Мое дело – разносить молоко, – вздохнул Новелло. – Хозяин послал вместо меня другого. Надеюсь, мне не влетит за это...
   – Вы поступили правильно, мистер Новелло, – успокоил его Карелла.
   – Наверно. Только мне хотелось все бросить и задать стрекача. Такая жуть взяла.
   – Но вы все-таки позвонили в полицию?
   – Позвонил... – Новелло пожал плечами. – Мне нравилась эта дама. Симпатичная женщина. Когда по средам я приходил со счетом, она всегда угощала меня чашкой кофе. Черт возьми, она же не обязана это делать. – Он помотал головой. – Как-то не верится... Однажды я встретил мистера Лейдена, хотя он часто пропадает в командировках. Продает какие-то машины, трактора. Тоже симпатичный... Так вот, он мне сказал, что очень любит свою работу, но ему надоели эти долгие отлучки. Бедняга, он по два-три месяца проводит вдали от дома. Мне он понравился.
   – Когда вы с ним говорили?
   – Точно не помню. Вроде летом.
   – Вы только один раз видели их вместе?
   – Да, но знаю, что это была счастливая пара. Иногда сразу видно: супруги не ладят. А она называла его «милый», «солнышко»... В общем, видно было, что они... – Новелло помолчал и наконец выговорил: – Любят друг друга.
   – Итак, вы утверждаете, что вошли в дом в четыре пятнадцать, да?
   – Нет, в четыре тридцать, – поправил Новелло. – Я всегда прихожу в полпятого.
   – И сразу поднялись на десятый этаж?
   – Да, там есть лифт без лифтера, я им пользуюсь каждое утро.
   – В вестибюле кого-нибудь встретили?
   – Никого.
   – А в самом доме?
   – Только мистера Джекобсена. Он работает на почте.
   – Где вы его встретили?
   – На пятом этаже. Он обычно уходит на работу без четверти пять. Работает в Риверхеде. Почтальоны встают рано.
   – Он что-нибудь вам сказал?
   – Сказал: «Доброе утро, Джимми», а я ему: «Доброе утро, мистер Джекобсен, сегодня на улице прохладно». Что-то в этом роде. Мы всегда обмениваемся парой слов. Джекобсены берут молоко уже семь лет. Мы говорим шепотом, чтобы не будить жильцов.
   – Еще кого-нибудь видели?
   – Ни души.
   – Значит, никого не видели ни до, ни после того, как обнаружили труп?
   – Только мистера Джекобсена.
   – Хорошо, мистер Новелло, – сказал Карелла. – Большое спасибо. Берт, у тебя вопросы есть?
   – Нет, нет, – отозвался Клинг. Он так и не притронулся к своему кофе.
   – Можешь передохнуть, потом встретимся в доме, – предложил Карелла.
   – Нет уж, продолжим, – вздохнул Клинг.
   – Это просто ужас что такое, – сказал Новелло.

Глава 2

   Поскольку трупы полагается дактилоскопировать, кому-то надо было заняться этим увлекательным делом и в эту субботу.
   Таким счастливцем оказался сотрудник криминалистической лаборатории, детектив третьего класса Маршалл Дэвис. Работал он недавно и постоянно получал такие приятные задания, как извлечение осколков стекла из тела погибшего в автомобильной катастрофе, чистка пылесосом одежды человека, зарубленного топором, или, как теперь, дактилоскопирование трупов.
   Свежие трупы дактилоскопировать гораздо легче, чем «черствых» покойников. Маленькое, но все же утешеньице. Так размышлял Дэвис, принимаясь за работу. Когда покойник тепленький и пальцы его не скрючились, надо просто намазать краской каждый палец – comme ca[4], он приложил валик с краской к указательному пальцу Розы Лейден, – а затем сделать оттиск на бумажке, прикрепленной к деревянной ложечке, – voila[5]. А ну-ка, перестань, оборвал он себя, ты же не француз! Еще девять пальцев дамы, в том числе и два больших, а потом займемся джентльменом в трусиках, что валяется в спальне. Ну и работка!
   Мать советовала Дэвису стать бухгалтером, но он сказал: «Нет!» В полиции работа поживее. И вот пожалуйста:
   Маршалл Дэвис субботним утром дактилоскопирует мертвецов, вместо того чтобы играть в парке в мяч с трехлетним сыном.
   А ну-ка, дама, позвольте ваш пальчик! Дэвис осмотрел кольцо на безымянном пальце убитой. Очень милое обручальное кольцо, хорошая работа. Оно будет присовокуплено к «имуществу покойной», и какой-то дальний родственник предъявит на него права.
   – Как успехи? – услышал он голос за спиной.
   Детектив третьего класса Дэвис из криминалистической лаборатории оглянулся и увидел детектива третьего класса Ричарда Дженеро из 87-го участка. Дженеро недавно стал детективом. Его повысили из патрульных после того, как он задержал двух хулиганов, развлекавшихся поджогами спавших бродяг-алкоголиков. Дженеро был самым молодым детективом в участке, и ему поручались задания, на которые не находилось других охотников, в том числе и посещение квартир, где криминалист дактилоскопирует трупы.
   – Так себе, – буркнул Дэвис, решив не тратить времени на разговоры с бывшим патрульным во время столь серьезной операции.
   – А это что такое? – спросил Дженеро.
   Дэвис вопросительно посмотрел на него.
   – Что это? – повторил Дженеро, словно изменения порядка слов должно было хватить для прояснения вопроса.
   – Деревянная ложечка, – ответил Дэвис и вздохнул.
   – Для чего?
   Дэвис, считавший себя человеком остроумным, посмотрел на Дженеро и ответил:
   – Не видишь, я делаю даме маникюр.
   – Маникюр? – удивился Дженеро.
   – Ну да. Ложечкой я придерживаю пальчик и покрываю его лаком. Зачем еще, по-твоему, эта ложечка?
   – Понятия не имею, – отозвался Дженеро, но поскольку тоже считал себя человеком остроумным, то, подумав, добавил: – Я решил, что это деревянный термометр, который ты собирался вставить себе в задницу.
   Детективы пристально посмотрели друг на друга.
   – Иди отсюда! – процедил Дэвис.
   – С превеликим удовольствием, – сказал Дженеро и ушел.
   Чертов патрульный, бушевал про себя Дэвис. Лезет к занятому человеку!
   Он аккуратно намазал краской все пальцы Розы Лейден. Сделал оттиски, разложил бумажки с оттисками по порядку, чтобы потом без труда пронумеровать их. Дэвис никак не мог взять в толк, зачем полиция тратит столько времени на сбор отпечатков, особенно в случаях вроде этого, когда погибшие – добропорядочные граждане из респектабельного района. На них нет криминального досье, а если муж не служил в армии, то и в ФБР нет его отпечатков пальцев. Тогда зачем трудиться? Неужели не понятно, что десятки миллионов американцев, особенно женщин, никогда не давали своих отпечатков? Это все выдумки полиции для запугивания честных граждан. Преступник-то знает, что рано или поздно в полицейских досье появятся его отпечатки (если их там еще нет), и всегда работает в перчатках. Обычный же гражданин, как правило, совершает преступление в пылу гнева, и ему не до перчаток. Обычные граждане и на допросах ломаются быстрее, чем профессиональные преступники, особенно если полицейский внезапно сообщает: «Между прочим, отпечатки пальцев на револьвере совпадают с отпечатками на вашей зубной щетке. Так что ваша песенка спета!» Нет, это полная чушь, размышлял Дэвис, продолжая дактилоскопировать покойницу, которая ни разу в жизни не подвергалась подобной процедуре. Какой кошмар, что эта честь выпала ей только теперь, когда она валяется на полу своей гостиной, вся в крови и с развороченной головой. Господи, меня сейчас стошнит, тоскливо подумал Дэвис.
   Делай свое дело, приказал он себе.
   И поменьше рассуждай.
* * *
   Карелла разложил на столе нехитрые украшения, и женщина, сидевшая напротив, внимательно посмотрела на них.
   Миссис Глория Лейден, вдова, была матерью Эндрю Лейдена. Она сидела в следственном отделе 87-го участка и делала вид, что все это не имеет к ней ни малейшего отношения, иначе ей пришлось бы признать печальный факт: ее сын убит.
   – Итак? – спросил Карелла.
   – Что «итак»? – не поняла она. Это была краснолицая, пухлощекая и курносая женщина с аккуратно уложенными волосами седовато-фиолетового цвета. У нее была грудь, как у зобастого голубя, а за круглыми стеклами очков поблескивали маленькие голубые глазки.
   – Вы узнаете эти ювелирные изделия?
   – Почему для вас так важно, чтобы я их узнала? – спросила миссис Лейден.
   – Так положено, – сказал Карелла. – В деле есть убитые, и надо, чтобы кто-нибудь опознал их вещи.
   – Вряд ли это вам поможет.
   – Возьмем, к примеру, это кольцо. Оно сделано для выпускника университета штата Висконсин, внутри выгравировано «июнь 1950 года» и инициалы Э.Л.Л. Кольцо было на правой руке убитого, и я хочу знать, знакомо ли оно вам.
   – Многие носят кольца выпускника университета штата Висконсин, – уклончиво ответила миссис Лейден.
   – Ваш сын учился в университете штата Висконсин?
   – Учился.
   – Когда он его окончил?
   – В июне пятидесятого.
   – Его зовут Эндрю Лейден?
   – Да.
   – А второе имя?
   – Ллойд.
   – Значит, инициалы Э.Л.Л. на кольце вполне могут быть инициалами вашего сына?
   – У многих такие инициалы.
   – Это точно. Но как насчет второго кольца, миссис Лейден? Оно было обнаружено на безымянном пальце левой руки убитого. Судя по всему, это обручальное кольцо. Похожее кольцо было на убитой. Оно поуже, поменьше, но рисунок тот же. Вы узнаете рисунок?
   – Разве разглядишь, какое кольцо, – сказала миссис Лейден.
   – Кольцо хорошей работы, нестандартное, так что если бы ваш сын и невестка носили похожие кольца, вы бы обратили на это внимание. Вот обручальное кольцо с пальца убитой. – Карелла показал на него карандашом.
   – Для меня все обручальные кольца одинаковы, – ответила миссис Лейден.
   – Вот этот медальон был на шее убитой, – сказал Карелла и приподнял медальон – золотое сердечко на тонкой золотой цепочке. – В нем две фотографии, – сказал он, открывая медальон. – Вы их узнаете?
   – Да.
   – Кто это?
   – Мой сын и моя невестка. – Миссис Лейден кивнула и тут же добавила: – Но это не значит, что убиты именно они.
   – Миссис Лейден!
   – Я хочу на них посмотреть.
   – Они в морге. Я не уверен, что это будет для вас...
   – Я хочу их видеть. Вы утверждаете, что убит мой сын. Вы хотите, чтобы я подтвердила, что это его университетское кольцо, а вот это – обручальное. Да, это действительно его университетское кольцо, а это обручальное. Да, в медальоне его портрет. Теперь вы хотите, чтобы я подтвердила, что он убит?
   – Именно так, миссис Лейден!
   – Покажите мне тело, – сказала миссис Лейден. – Тогда я смогу подтвердить, что он погиб.
   – И мужчина, и женщина убиты из ружья выстрелами в лицо с близкого расстояния, – сказал Карелла.
   – Вы уже говорили об этом.
   – Миссис Лейден, у охотничьего ружья такого калибра большая убойная сила...
   – Я хочу видеть его... – сказала миссис Лейден.
   – Ладно, – вздохнул Карелла и позвонил вниз, чтобы дали машину.
* * *
   Больничный морг – невеселое место, особенно в субботу утром. Ни за что не умирайте с пятницы по понедельник. Лучше всего это делать в среду, но не в тех городах штата Коннектикут, где по средам закрывается все, даже парикмахерские. А вообще, среда – самый удобный для этого день. Но сегодня была суббота, и те, кто имел неосторожность умереть, были отправлены в больничный морг. Кроме того, в городе в результате актов насилия и дорожно-транспортных происшествий скончалось еще несколько человек, которых привезли в этот же морг для вскрытия.
   Санитар, дежуривший в морге, был страшно занят и огорчился, когда к нему пожаловали детектив с толстой дамой в корсете. Он был занят чтением порнографического романа. Порнография была самого высокого класса. Санитар как раз смаковал эпизод, где девицу пороли и приговаривали: «Будь послушной, делай, что тебе скажут, слушайся, слушайся, слушайся». Отличная попалась книжка!
   – Лейдены, – сказал Карелла санитару. – Роза и Эндрю Лейдены.
   – Никаких Лейденов у нас нет, – отвечал санитар. – Ни Розы, ни Эндрю.
   – Их привезли утром.
   – Я дежурю с восьми утра, и никаких Лейденов не поступало, – стоял на своем санитар.
   – Проверьте по списку, – не сдавался Карелла.
   – Я проверял его, когда заступал на дежурство.
   – Проверьте еще раз.
   – Я помню наизусть.
   – Послушай, друг... – начал было Карелла.
   – Ладно, ладно, – сказал санитар, положил книжку и стал проглядывать список. – Лейдены? Роза и Эндрю, да?
   – Да.
   – Есть такие. Странно! Выходит, я пропустил их, когда смотрел список.
   – Выходит, так.
   – Кто из них вам нужен?
   – Оба.
   – Они в разных секциях. Женщина здесь, а мужчина там.
   – Начнем с женщины, – сказал Карелла.
   – Как скажете, – согласился санитар. – Мне все равно.
   Он встал и пошел по залу. Зал был большой, просторный, освещенный лампами дневного света и вонявший антисептиком. На одном из холодильников на картонной бирке карандашом было выведено: «Роза Лейден». Санитар дернул за ручку, дверца отворилась, и Кареллу обдало ледяным дыханием. Санитар слегка выдвинул металлический продолговатый ящик на роликах, и они увидели изуродованную голову Розы Лейден. Санитар выдвинул ящик чуть больше. Показалось обнаженное тело с пятнами крови на шее, груди и животе. За спиной санитара миссис Лейден судорожно глотнула воздух и отвернулась.
   – Это ваша невестка? – спросил ее Карелла.
   – Да.
   – Как вы узнали?
   – По родинке.
   – По какой родинке?
   – Над грудью... Мой сын считал, что родинка добавляет пикантности, и Роза часто носила платья с низким вырезом. Это... Это она... Роза.
   Карелла кивнул санитару, тот задвинул ящик и захлопнул дверцу.
   – Мужчину смотреть будете? – спросил он.
   – Как вы, миссис Лейден?
   – С меня довольно.
   – В таком случае не могли бы вы сказать мне, миссис Лейден, были ли у вашего сына шрамы или татуировки? Короче, какие-нибудь особые приметы?
   – Что? – переспросила миссис Лейден.
   – Я говорю, шрамы...
   – Ах да, у него была татуировка.
   – Где, миссис Лейден?
   – Что? Вы что-то спросили?
   – Где у него татуировка?
   – На руке.
   – Какая это татуировка?
   – Очень простая... Он сделал ее в юности. Ему было лет семнадцать-восемнадцать. Его не взяли в армию – он повредил барабанную перепонку. Но он хотел чувствовать себя настоящим мужчиной, вот и сделал татуировку.
   – Что там изображено?
   – Голубой кинжал. А на кинжале красными буквами выведено «Энди».
   – Ясно, – сказал Карелла. – Вы не могли бы немного подождать меня, миссис Лейден?
   – Вы хотите проверить, нет ли... у этого человека такой татуировки?
   – Именно.
   – На левой руке, – сказала миссис Лейден и отвернулась.
   Карелла прошел за санитаром в другой конец зала, в мужскую секцию. «Лейден, Лейден, Лейден... – бормотал санитар, – вот он, Лейден». Он открыл дверцу и выдвинул ящик. У человека без лица на левом предплечье был голубой кинжал длиной в два дюйма. На кинжале было написано красными буквами «Энди».
   – Порядок, – сказал Карелла.
   Санитар закатил ящик обратно. Карелла подошел к миссис Лейден, она взглянула ему в глаза.
   – Там ваш сын, – сказал Карелла.
   Миссис Лейден молча кивнула.
   Они вместе двинулись к выходу. Высокий Карелла, в строгом коричневом костюме, с карими глазами и каштановыми волосами, шел, нахмурившись, рядом с маленькой толстушкой в корсете со смешными фиолетовыми волосами. Нелепая парочка, которую объединяло только одно – насильственная смерть.
   У дверей женщина остановилась, положила руку на плечо Кареллы, посмотрела ему в лицо и очень мягко сказала:
   – Я все-таки должна на него взглянуть.
   – Миссис Лейден!
   – Потому что, если я этого не сделаю, если не смогу убедиться лично, я не поверю, что он умер, буду постоянно ждать, когда он появится целый и невредимый.
   Они вернулись в морг. Санитар снова выкатил ящик, и миссис Лейден увидела развороченную, окровавленную голову трупа, застывшего на холодном алюминиевом ложе. Затем санитар еще немного выдвинул ящик. Она взглянула на предплечье, протянула руку, словно желая потрогать татуировку, но рука застыла на полпути. Женщина закрыла лицо ладонями, сказала: «Да, это мой сын», – и зарыдала.