— Какого года?
   — Ну, не очень-то новая. Но все равно выглядела хорошо.
   — Вы знаете такую марку «крайслер»?
   — Нет, — сказала она. — Я никогда в этом не разбиралась. Но все-таки помню, что это был седан.
   — А теперь, мисс Трентон, хорошенько подумайте и скажите: можете ли вы вспомнить еще что-нибудь о Керри?
   — Это он похитил ребенка?
   — Вполне возможно, — сказал я, хотя сильно в этом сомневался. Судя по всему, Керри прохлаждался под землей с февраля месяца.
   — Вы подумайте, может, что-нибудь и вспомните. А я сейчас принесу кое-что из машины.
   Возвращаясь с портфелем через холл, я вдруг почувствовал, что не в силах вновь войти в эту комнату. Воздух, пропитанный слабым запахом затхлости и специй, напоминал мне египетские лабиринты, в которых корчатся заблудившиеся в поисках сокровищ люди. И все-таки я вошел. Мисс Трентон безмятежно покачивалась в кресле. На колене у нее лежал черный, продолговатый предмет.
   — Я вспомнила, мистер Кросс. Молли действительно кое-что здесь забыла. Как вы думаете, могу я оставить это себе за ее долг?
   — Все зависит от того, что за вещь она оставила.
   Женщина протянула мне черный предмет.
   — Фотоаппарат лежал в шкафу для белья, но вполне возможно, что ей он не принадлежал. Я помню, как в какое-то воскресенье этот Керри фотографировал ее на дорожке. На ней был такой, знаете, купальник без лямочек. Как только я увидела, что там творится, то сразу приказала им немедленно пройти в дом. Вот так.
   Я вынул камеру из футляра. Она была потертая, но в хорошем состоянии, новая, видимо, тянула долларов на сто. Но больше всего меня заинтересовала надпись на футляре маленькими золотыми буквами: "ЮСС[4] «Юрика Бэй». На аппарате стоял серийный номер военно-морских сил Соединенных Штатов.
   — Похоже, это собственность государства, мисс Трентон.
   — Я и не собиралась оставлять его себе, — сказала она быстро. — Что мне с ним делать? Молли позабыла, а куда уехала эта девица, я не знаю. Думала: подержу у себя, пока кто-нибудь не придет. Все вполне законно...
   — А у Молли был друг по имени Фред? Фред Майнер?
   — Что-то не припоминаю. — Ее руки потихоньку, словно открещиваясь от камеры, потерлись о платье. — Вы задаете так много вопросов, что у меня уже голова кружится.
   — Фред — мощный мужчина лет тридцати, широк в плечах. Спина у него не гнется. С войны сломана. Ходит в выношенной форме цвета хаки. Большая голова с массивными чертами лица, мощная челюсть, мясистый нос, короткие светлые волосы, серые глаза. Глубокий низкий голос. Говорит со среднезападным акцентом. Употребляет морской жаргон.
   — И Керри его употреблял, — внезапно сказала женщина. — Говорил как матрос, называл пол палубой и всякое такое.
   — Так что насчет Фреда Майнера?
   — Я не видела здесь никого, кто подходил бы под ваше описание. Но это не значит, что он сюда не заходил. У меня были дела и поважнее, чем слежка за Молли Фоон. Вообще я смотрела и слушала через силу, по необходимости.
   — Понимаю вас, мисс Трентон. Было очень любезно с вашей стороны ответить на мои вопросы. И у меня к вам осталось последнее дело. Здесь фотографии умершего человека. Не могли бы вы их посмотреть? Может быть, узнаете?
   — Что ж, — проговорила она неуверенно, — если это так важно...
   Я по одной стал передавать ей фотографии, на которых была запечатлена жертва майнеровского наезда. Она уставилась на них сквозь очки.
   — Это Керри, — пробормотала она. — Я уверена, что это он.
   — Точно?
   — Да. В то воскресенье, когда он делал снимки, я заметила на его руке эту татуировку. Непонятно. Вы сказали, что Керри — один из похитителей. Но ведь он умер?
   — Умер.
   — Значит, он не тот, за кем вы охотитесь?
   — Нет. Этого переехала машина.
   — Какой кошмар. А я-то надеялась, что когда-нибудь он вернется за своей камерой.
   — Я собираюсь забрать ее.
   — Ради Бога, сделайте одолжение. — Женщина вскочила, оправляя юбку, и зло прокричала: — Не нужны мне сувениры от этой и ее дружков. Большое спасибо! Избавилась наконец-то от поганого мусора!
   Я сказал:
   — Спокойной ночи. Можете меня не провожать.
   — Спокойной ночи.
   Она включила радио. Повернув ключ в замке зажигания, я услышал, как в доме стонут и причитают голоса.

Глава 16

   Джанкал Плэйс располагалась высоко на террасированном холме, нависая над кампусом Уэствуд. Это была тупиковая улица длиной в квартал с домами на одной стороне и крутым обрывом на другой. Восьмой, последний дом стоял вдалеке от остальных на покатой лужайке, оканчивающейся у боковой дорожки каменной стеной, которая обрывалась бетонными ступенями. Дом был сделан в псевдотюдоровском стиле с облицовкой из темного дуба, со свисающими карнизами, свинцовыми оконными переплетами. Стукнув в огромную дубовую дверь, я почувствовал себя персонажем из «Макбета».
   Цветная служанка в переднике открыла дверь и с подозрением уставилась на мой портфель.
   — Мистер Ричарде дома?
   — Не знаю. А вам что угодно?
   — Скажите ему, что я пришел поговорить об ограблении.
   — Вы из полиции?
   — Ага. Добровольный помощник.
   — Что же вы сразу не сказали? Входите. Думаю, он вас примет.
   Она провела меня в комнату с высоким укрепленным балками потолком, стены которой были заставлены шкафами с книгами. Но, глядя на эти роскошно переплетенные фолианты, становилось понятно, что их ни разу не брали в руки. Было похоже, что их оптом закупили, поставили в соответствии с обстановкой и позабыли напрочь.
   Внезапно от двери ко мне, наклонившись вперед под углом градусов в 30, ринулся маленький, круглолицый, с белесыми волосами человечек. Видимо, он свыкся со столь неудобным способом передвижения. Подскочив, человечек энергично потряс мою ладонь.
   — Рад вас видеть, сержант, всегда рад видеть представителя вашей славной организации. Потрясающая у меня здесь библиотека, да? Одних книжек на пять тыщ. Жаль, времени нет все это прочитать. А вон тот орган в нише тянет на три пятьсот. Садитесь же! Хотите что-нибудь выпить?
   — Нет, спасибо. И кстати сказать, я не полицейский, а офицер по надзору за условно осужденными. Фамилия Кросс.
   — Ясненько, — произнес он с таинственным видом. — Я преклоняюсь перед тем, что вы, ребята, делаете. Сигару?
   — Нет, благодарю.
   Он зажал в кулаке тонкую длинную бледно-зеленую сигару и сунул ее в рот.
   — Вы не представляете себе, от чего отказываетесь, — нахваливал он. — Их специально изготавливают для меня на Кубе. Стоят — четыре с половиной сотни за тыщу. А тыщу я скуриваю за два месяца. Вы, конечно, можете подумать, что здоровье у меня никудышное, но нет, сэр. Ставлю на кон и выигрываю. Сегодня, например, пари на двести долларов.
   — Вы просто молодец, мистер Ричарде.
   Ирония отскочила от него словно мячик. Он лучезарно улыбнулся.
   — Я вам не Бобби Джонс и достаточно зарабатываю, чтобы оплачивать клубные долги. Я умен и покупаю вещи за бесценок. Не говоря о личных контактах... — Он зажег сигару и, причмокнув, выпустил клуб дыма. — Леа сказала, что вы пришли по поводу ограбления. Неужели обнаружили остальное барахло?
   — Боюсь, что нет. Я бы хотел получить кое-какую информацию.
   — О барахле?
   — О грабителе, — поспешил сказать я, но его уже прорвало.
   — Вам, наверное, приятно будет узнать, что страховая компания полностью оплатила убытки. В совокупности это составило тысячу четыреста двадцать долларов, куда входят и триста сорок долларов за костюм. Показал счет от портного, они и заткнулись. Новенький костюмчик, только раз в чистке побывал. Кстати сказать, его как раз из чистки прислали. Висел на вешалке у запасного входа. Видимо, грабитель прихватил его с собой, когда уходил.
   — А что грабитель?
   — Его видела Мэйбл — моя жена. Она с ним довольно долго беседовала. Как вам понравится? Пригласила его, понимаете, в дом и обращалась как с королевской персоной, пока он тащил из-под ее носа всякие безделушки. — Он насмешливо заквохтал. — А чего это вы интересуетесь? Еще кого-нибудь подозреваете?
   — У меня с собой несколько фотографий. — Я похлопал по портфелю. — Могу я переговорить с вашей женой?
   — Не вижу причин, почему вам этого не сделать. — Ричарде разинул рот, чтобы заорать, затем, подумав, закрыл и нажал кнопку звонка. — Надо и слугами попользоваться. Бог свидетель — они мне недешево обходятся. Одна эта служанка стоит двести долларов в неделю, а еще и питание. Мне платили меньше, когда я только начинал в этой чертовой компании...
   Я ловко отразил вопросом биографическую атаку:
   — Если я вас правильно понял, то по этому делу был арестован подозреваемый?
   — Не арестован. Это оказался совсем не тот. Может, Мэйбл и доверчива, но память на лица у нее ой-ей-ей!.. Уж я-то знаю. Так вот, страховщики не стали даже обращаться в полицию. Не было никакого дела.
   — А кто просил вашу жену опознать грабителя?
   — Следователь из страховой компании. Это было на следующий день после того, как нашлись часы. Пришлось вернуть им часть денег. Двести долларов. Часы были так себе. Те, что с брильянтами, жена держит в сейфе.
   Мне еще ни разу не приходилось допрашивать более обстоятельного и готового на все, только бы преступник был пойман, свидетеля. А быть может, Ричарде был просто болтун.
   — Итак, сыщик из страховой компании обнаружил женские часы? — спросил я с надеждой.
   — Точно. Они всплыли пару недель назад в ломбарде, в восточном Лос-Анджелесе. След привел к человеку, который их заложил: им оказался фотограф из Пасифик-Пэлисэйдс.
   — Значит, фотограф.
   — То-то и оно, грабитель ведь тоже был фотографом либо притворялся. Но оказалось, что это не тот. Заложивший часы сказал, что купил их у посетителя. По-видимому, он говорил правду. Мэйбл ездила в студию, в Пасифик-Пэлисэйдс, вместе со страховым сыщиком. Прошла прямо к нему и начала разговор, якобы хотела сфотографироваться. Ну и разыграла она там представление — будь здоров! Ведь Мэйбл до сих пор в душе актриса. В свое время она классно играла. Я лично снял ее в тринадцати картинах.
   В дверях появилась служанка.
   — Вы вызывали меня, мистер Ричарде?
   — Попроси миссис Ричарде спуститься и присоединиться ко мне в библиотеке.
   Когда служанка удалилась, я сказал:
   — А миссис Ричарде здорова? Сердечко или еще что не пошаливает?
   — Мэйбл здорова как лошадь, — испытующе посмотрел он на меня.
   — Просто эти фотографии — они сделаны с покойника.
   — Он умер?
   — Не просто умер. Его здорово покорежило. Я обязан был вас предупредить.
   — Мэйбл переживет.
   — Что это я переживу, Джейсон?
   Из-за наших спин бесшумно появилась женщина. Высокая, стройная, она была одета в узкое вечернее платье. С ее маленькой, изящной головки седеющие темные волосы волнами скатывались на красивые загорелые плечи.
   — Что я должна пережить? Во что это ты меня втравливаешь, а? — Она улыбнулась.
   — Вот тут у офицера — мистера Кросса, если не ошибаюсь? — фотографии покойника.
   — И зачем вы их принесли, мистер Кросс?
   — Я подозреваю, что это тот самый человек, который ограбил ваш дом.
   — Во-первых, он не то чтобы ограбил...
   — Это точно! — вломился Ричарде. — Ты чуть ли не силой затащила его к нам и преподнесла барахлишко на серебряном блюдечке. И если бы не страховая компания, то мне бы это обошлось в тыщу четыреста двадцать долларов. Нет, — я почти услышал, как щелкнула в его голове счетная машина, — тыщу двести двадцать долларов, после того как они вернули твои часики.
   Жена положила руку ему на плечо и стала терпеливо втолковывать:
   — Но ты ведь получил страховку, так что это не стоило тебе ни гроша. Надули не тебя, а меня.
   — Как же это произошло, миссис Ричарде?
   — Очень естественно, знаете ли. Однажды ранним утром мне позвонил этот молодой человек с очень приятным голосом. Это было в феврале.
   — В январе, — поправил муж. — Двенадцатого января.
   — Ну пусть в январе. Он сказал, что работает фотографом в журнале «Для дома, для семьи», что наслышан о нашем доме, о том, какой он красивый, и все такое прочее, и не буду ли я против, если он сделает у нас несколько снимков. Я, разумеется, сказала, что не буду. Я ведь пресловутая обалдуха, да к тому же так горжусь этим домом.
   — Естественно, — снова встрял ее муж. — У тебя большой красивый дом — почему им нельзя погордиться? Он обошелся в кругленькую сумму, состоящую из шести...
   — Помолчи, Джейсон. Так вот, этот человек появился ближе к полудню вместе с оборудованием. Я провела его по дому, он делал снимки, а может, только притворился. Мне и в голову не приходило заподозрить его в чем-то, и надо признать, что я весьма неосторожно оставляла его одного в некоторых комнатах. В общем, чтобы сократить это повествование, он прихватил то, что плохо лежало, откланялся и был таков. Я даже угостила его бутылочкой пивка.
   — Эля, — сказал ее муж. — Эля «Басс», импортированного из Англии.
   — За бешеную сумму, — сказала она со смехом. — Не обращайте внимания на Джейсона, мистер Кросс. На самом деле он не корыстолюбив. Просто он переводит свои чувства на язык денег. Сколько я стою, например, Джейсон?
   — Для меня?
   — Да.
   — Миллион долларов.
   — Скряга, — засмеялась она и ущипнула его за щеку. — А кто-нибудь предлагал тебе миллион?
   Ричарде вспыхнул.
   — Не говори так. Это недостойно леди.
   — А я не леди. — Она повернулась ко мне, и ее улыбка угасла. — Я готова взглянуть на ваши фотографии, мистер Кросс.
   Я стал подавать их по одной, при этом внимательно изучая ее реакцию.
   Ее лицо стало очень печальным.
   — Бедняга. Что с ним случилось?
   — Переехало машиной. Узнаете его?
   — Думаю, это тот самый человек. Поклясться, конечно, не могу, но...
   — Вы уверены?..
   — В общем — да. Когда он умер?
   — В феврале.
   Она вернула мне фотографии и взглянула на мужа.
   — Видишь?.. Я же говорила, что в Пасифик-Пэлисэйдс был не тот человек. Он и старше, и темнее, и плотнее сбит, и совершенно не похож на того, который приходил.
   — И все-таки мне бы хотелось с ним побеседовать, — сказал я. — Где находится его студия?
   — Адреса не помню. Попробую растолковать, как туда добраться... Знаете светофор на перекрестке Сан сет-бульвар и приморского шоссе? Оттуда, в полумиле к северу, в одном из захудалых домишек, что натыканы между шоссе и пляжем...
   — Если ехать на север, дом находится с левой стороны?
   — Да. Думаю, не ошибетесь. Это единственная фотостудия в том районе; на стене намалевано что-то вроде вывески, а в окне натыканы фотографии. Старые, грязные, раскрашенные от руки фотографии. — Ее передернуло от омерзения. — Это одно из самых мрачных мест, которые мне встречались в жизни.
   — Почему?
   — Знаете, с первого взгляда становится понятно: здесь живут неудачники... Все в таком запустении... А этот «мастер»... Он ведь даже не знает дела, которым занимается.
   — Мэйбл не выносит неудачников, — встрял Ричарде. — Это напоминает ей о днях юности. Моя жена в то время жила в таком, извиняюсь, бардаке! Ну а потом я ее открыл...
   — Скорее уж я открыла тебя, Джейсон.
   — Ваш муж сообщил, что вы разговаривали с этим «фотографом».
   — Верно. Сыщик предложил мне разыграть сценку «посетительница», чтобы хорошенько рассмотреть человека и послушать голос. Я стала спрашивать о ценах и размерах снимков, так этот «фотограф» ничего не знал. Пришлось справляться у девушки.
   — У какой девушки?
   — У ассистентки, такой миниатюрной блондинки. Видимо, жены. Чем угодно могу поклясться, что он ей даже жалованье не платит. Девушка недурна собой, хотя, может, это мне только показалось? Но, в общем, она меня узнала. Наверное, видела мои старые картины по телевидению.
   — Не смей упоминать эту дрянь в доме! — закричал муж.
   — Извини. Вы только представьте себе: она попросила у меня автограф! Никто этого не делал последние несколько тысяч лет.
   — Описать ее можете?
   — Такая, знаете ли, малышка с коротко подстриженными «под мальчика» волосами. Глаза у нее красивейшие: темно-синие, но она их совершенно жутко красит и этим все портит. Много у нее на лице косметики: помады, пудры, теней, туши... Вот сейчас я почти уверена, что она — его жена. Припоминаю, она называла его Артом.
   Арт Лемп и Молли Фоон. Во рту у меня пересохло.
   — А мужчина, миссис Ричарде? Как он выглядел?
   Увидев, как меня зацепило, она стала очень тщательно подбирать слова.
   — К нему больше всего подходит слово «аморфный». У него был, знаете, такой обвисший, будто резиновый рот, — как бы его получше описать? Такой рот, который может превратиться во что угодно. Я обращаю внимание на рты — в характере человека они много значат...
   — Возраст?
   — Трудно сказать. Лет пятьдесят пять — шестьдесят.
   — Лысый?
   — Нет. Я тогда подумала, что он носит парик. Слишком уж аккуратно лежали его волосы, что, кстати, совсем не вязалось с остальным его видом.
   Я вышел в холл.
   — Большое спасибо. Вы мне очень помогли.
   — Надеюсь, — сказала женщина.
   Ричарде проводил меня до входной двери.
   — Послушайте, Кросс, что все это значит, а? Он что, скупщик краденого?
   — Слишком долго рассказывать. А времени у меня маловато.
   — Ну, как знаете. — Он вышел на крыльцо и глубоко вздохнул. — Прекрасный вечер, замечательный вид. Хорошо было бы построить там, внизу, университет. Атмосфера культуры бодрит, знаете. Люблю я ее, культуру...
   — Физкультуру, — послышался голос его жены. — Всего доброго, мистер Кросс. Удачи вам.

Глава 17

   Сделав по Сансет поворот налево, я влился в поток автомобилей, кативших на запад. Потом обогнал несколько машин, поравнялся с «кадиллаком» и позволил ему обойти меня на неогороженном повороте. Депрессия, охватившая меня утром, когда я узнал о похищении, давила меня все сильнее и сильнее. И хотя я не нашел мальчика, но, по крайней мере, чем-то занимался. Сейчас проезжал, например, широкий дуговой скат, ведущий в самое пекло.
   Внезапно в потоке машин образовалась широкая брешь. Я обогнал «кадиллак» и сейчас шел на большой скорости. Фары, подобно безумным глазам, выныривали из ночи, и со вздохами и хрипеньем машины проносились мимо. Я свернул на последнем повороте, ведущем к берегу моря, и, подождав зеленого сигнала, поехал направо.
   Высокий эродированный берег вел к морю. Я катил по левой полосе, внимательно вглядываясь в строения на противоположной стороне. Пестрый ряд разноцветных и разномастных построек вцепился в край прибрежной дороги. Это были либо обычные пляжные домики на двенадцати — пятнадцатифутовых участках, либо одноэтажные съемные сарайчики. Присутствовало также несколько магазинов, торгующих сувенирами из резного красного дерева, картинами маслом, тканным вручную полотном, керамикой — этакая богемская роскошь а-ля «чертовы кулички». А сзади зевал тяжелый серый океан.
   Увидев вывеску «Фотография», я пустил машину совсем ползком. Огромный грузовик разочарованно проревел, когда ему не удалось превратить в лепешку зад моего бедного автомобиля. Я поспешно включил сигнал левого поворота и, увидев брешь в потоке машин, двигавшихся на юг, бросился туда. Припарковаться, кроме как у самого дома на обочине шоссе, было больше негде.
   Ни в жилой части дома, ни в студии свет не горел. Сквозь завазюканное стекло я увидел образцы фотографий. На всех крупных плывущим почерком было выведено — «Керри». Здесь находилась точка пересечения случайных судеб.
   На заднем крыльце магазинчика я заметил пробивающийся из-под двери луч света, но постучал в парадную, стеклянную. Пустой темный прямоугольник внезапно ожил. В нем появилась молодая женщина, которая застыла, положив руку на дверную ручку-кнопку. Не видя, кто стоит на крыльце, она крикнула, и ее голос, прозвучавший из-за стекла, показался мне тонким и слабым:
   — Арт? Это ты, Арт?
   Я крикнул:
   — Он попросил кое-что вам передать!
   Она подошла ближе: ее гигантская тень вышагивала впереди; я услышал тихое шлепанье ног. Голова придвинулась к стеклянной панели: вместо лица — белая клякса, на ней — черные провалы глаз и чуть ниже — рот. И все это в ореоле освещенных сзади желтоватых волос. Мне показалось, что я вижу череп.
   Черный рот задрожал:
   — Если он намеревается вернуться, передайте, чтобы лучше и не пытался.
   — Именно поэтому я здесь...
   — Скажите, что после всех его выкрутасов я до него десятифутовой палкой не дотронусь. — Ее дыхание снова стало ровным. — Так зачем вы пришли?
   — Впустите меня, Молли. У нас есть о чем потолковать.
   — Мы не знакомы. Кто вы такой, интересно знать?
   — Я видел сегодня Арта. Вообще-то он неважно себя чувствовал.
   — А вот это меня очень мало волнует. — Бурк ее точно описал. — Если вы приятель Арта, то можете убираться. И передайте ему мои слова.
   — Не могу. Он стал очень плохо слышать.
   — Купите ему слуховой аппарат. Спокойной ночи. Уходите. — Но лицо ее оставалось прижатым к двери, нос расплющился о стекло. — Чего вам еще?
   — Пустяки. Мне нужны сведения.
   — Почему бы вам не спросить Арта? Он ведь так кичится, что все про всех знает, он вам о любом может что угодно наплести.
   — Говорить он тоже не может.
   Темные глаза распахнулись до предела.
   — Его поймали? — Ее рот прижался к стеклу, потом немного отодвинулся, и я увидел на двери грубый отпечаток губ.
   — Так мы можем всю ночь с вами болтать. Впустите меня, и я расскажу все, как есть. А потом это сделаете вы.
   — А как мне удостовериться в том, что с вами нет Арта?
   — Надо выйти и посмотреть.
   — Ну нет. Отсюда вы меня не выманите. Вы кто? Полицейский?
   Мне надоело.
   — Что-то вроде этого. Офицер по надзору за условно осужденными.
   — Ну тогда при чем здесь я?
   А дверь все-таки хоть и без особой охоты, но открыла. Я сунул в образовавшуюся щель ногу.
   — У меня как в аптеке — чисто и красиво, — сказала девушка.
   — Когда вы в последний раз видела Арта?
   — Пару недель назад. Он здорово набузил. Я его из себя вывела.
   — Он ваш муж?
   — Не сказала бы. Мы были э-э... деловыми партнерами. Я пристроила его сюда после того, как Керри свинтил в неизвестном направлении. Но больше его на порог не пущу. Этот гад наложил на меня свои грязные лапы. Мне очень приятно, что ему худо.
   Внезапно ее стала бить крупная дрожь.
   — Ветер такой зябкий... Ненавижу, когда с моря дует холодный ветер. Если хотите поговорить — входите. Все равно делать нечего. Зимой предпочитаю бездельничать. В душе я — медведь. А с тех пор как Керри смотался, мне и поговорить не с кем.
   Снова налетел пронизывающий ветер. На девушке было всего лишь легонькое платьице без рукавов.
   — Минутку, Молли. — Я достал из машины портфель.
   — Что это там у вас?
   — Покажу в доме.
   Она распахнула и, когда я вошел, осторожно прикрыла за мною дверь. Задняя комната с двумя большими окнами и дверью в самом конце была оборудована под студию. За шторами, задыхаясь от ярости, билось в берег море и ревел ветер. Словно непрошенные гости, которых не пускают в дом. В углу беспорядочной кучей были навалены предметы фотографического ремесла — треноги, подставки для софитов, лампы.
   Свет шел из противоположной части студии, где Молли, по-видимому, жила. Напольная лампа была укутана чулками и нижним бельем. Истерзанная диван-кровать указывала на то, что человек, который на ней спал, судя по всему, мучился кошмарами. В углу за покрытой пятнами раковиной с выплеснутыми туда опивками кофе стояла газовая плитка. На полу валялись разорванные газеты. Судя по обстановке, жизнь Молли явно расползалась по швам.
   Но, несмотря на это, девушка оказалась чистенькой и ухоженной. Ее зализанные назад волосы лаково блестели, платье — хорошо отутюжено, руки — изящные, белые.
   Она укрыла их коричневой шерстяной кофтой и, усевшись на краешек постели, подоткнула полы под ноги.
   — Ненавижу, когда это море орет... И чего я вообще сюда приперлась? — Интонация поехала вниз. — Там, откуда я приехала, летом ночи теплые. Вообще-то, когда шторма нет, здесь тоже неплохо...
   — А откуда вы приехали, Молли?
   Глаза ее моментально застыли.
   — Не ваше дело. Мне уже двадцать один, и законы я не нарушала. Вы мне нечего не сделаете!..
   — Меня интересуют ваши друзья. Керри Сноу, Арт Лемп, Фред Майнер.
   — Фред кто?
   — Фред Майнер. — Я описал его.
   — Не знаю никакого Майнера. Остальных двоих — да. А зачем они вам понадобились?
   — Забавно, что вы спрашиваете об этом, Молли.
   — Почему? Вы ведь коп, так? Вы ведь приехали сюда не для того, чтобы наслаждаться изысканной беседой в моем обществе. — Она сглотнула и искоса посмотрела на меня. — Вы видели Керри? — В ее голосе послышалась робость.
   — Не теперь. Как давно он ушел от вас?
   — Не помню, где-то месяца три назад. Мы здесь и пяти недель не прожили к тому времени. Но меня это не удивило. Я знала, что рано или поздно он попрется за ней. Эта женщина была его идеей фикс.
   — Не могу уследить за вашей мыслью.
   — А, ерунда.
   — Когда вы видели его в последний раз, Молли?
   — Говорю же вам — три месяца назад. Это был февраль, начало февраля. Незадолго до дня святого Валентина[5]. Я-то все надеялась, что он объявится к празднику. Но ошиблась. — Ее глаза, словно два темно-синих прожектора, обшарили мое лицо. — Может быть, вы работаете в системе досрочного освобождения заключенных?