- Может падать всю ночь, - сказал он. - Может под утро насыпать по самую крышу.
   - Ух! - выдохнул Билли, и его светлые газельи глаза, так контрастирующие с унаследованным от матери темным цветом кожи, округлились от удовольствия и немного от страха; он представил себе, как все вокруг замерзает, и они, подобно медведям, впадают в спячку до апреля, пока не проклюнутся первые цветы.
   - Он не может быть таким глубоким, правда?
   Джон рассмеялся и потрепал курчавые рыжевато-коричневые волосы сына.
   - Нет. Он не будет даже липнуть и скоро кончится.
   Билли еще немного понаблюдал за снегопадом, а затем закричал: "Мама", и побежал через маленький коридор в соседнюю комнату, где опершись на подушки, на кровати Рамона Крикмор чинила Рождественский подарок Билли: коричневый свитер. Со дня Рождества прошло меньше месяца, а Билли уже успел разорвать рукав, лазая по деревьям и носясь по лесу.
   - Мама, на дворе снег! - сказал ей Билли, показывая на маленькое окошко рядом с ее кроватью.
   - Я же говорила тебе, что это снеговые тучи, не так ли? - ответила та и улыбнулась сыну. Вокруг ее глаз залегли глубокие морщины, а волосы посерели. Несмотря на то, что ей было всего тридцать четыре, годы не пощадили ее. Сразу после рождения Билли она чуть не умерла от пневмонии и с тех пор так и не оправилась до конца. Большую часть времени она находилась в доме, занимаясь своими хитроумными вышивками и выпивая домашние травяные настойки, помогающие ей бороться с ознобом и лихорадкой. В отсутствии движения ее тело набрало вес, однако ее лицо было по-прежнему худым и симпатичным, за исключением слабых темных кругов под глазами; ее волосы были все так же длинные и блестящие, а индейская комплекция создавала ложное ощущение идеального здоровья.
   - Самое холодное время года еще впереди, - сказала она и вернулась к своей работе. Рамона постоянно удивлялась тому, как быстро Билли растет; одежду, которая была ему впору еще месяц назад, уже надо было сдавать в готорнскую комиссионку.
   - Ты не хочешь пойти посмотреть?
   - Я знаю, как это выглядит. Все белое.
   Внезапно Билли понял, что мать не любит ни холод, ни снег. Часто по ночам она сильно кашляла, и через тонкую стену он слышал, как отец утешал ее: "Ты не должна вставать", говорил он быстро, "тебе лучше остаться лежать здесь".
   Джон подошел сзади к сыну и положил обветренную руку ему на плечо.
   - Почему бы нам не одеться и не прогуляться?
   - Да, сэр! - Билли широко улыбнулся и помчался в гардероб за своей зеленой паркой с капюшоном.
   Джон взял из гардероба свою голубую джинсовую куртку с подкладкой из овчины, одел ее, а затем натянул на голову черную вязаную шапочку. За прошедшие десять лет Джон Крикмор похудел и посуровел; его широкие плечи немного ссутулились из-за сезонных полевых работ и постоянных трудов по поддержанию ветхого домика в порядке после летней жары и зимнего мороза. Ему было тридцать семь, но морщины на лице - глубокие и прямые, как борозды, которые он пропахивал на полях - старили его лет на десять. Тонкие губы обычно придавали его лицу хмурое выражение, но если рядом находился сын, они почти всегда улыбались. Кое-кто в Готорне говорил, что Джон Крикмор - прирожденный проповедник, зарывший в землю свой талант, занявшись землей вместо того, чтобы обратить взор к небу, и то, что если он сердится или к кому-нибудь враждебно относится, тогда взгляд его синих глаз может насквозь пробуравить дощатую стену амбара. Но когда он смотрел на сына, его взгляд всегда был мягким.
   - Ну, вот я и готов, - сказал Джон. - Кто желает прогуляться?
   - Я, - пропел Билли.
   - Не будем терять время, - произнес Джон и потянулся к сыну. Они взялись за руки, и Джон сразу почувствовал тепло удовольствия от прикосновения к мальчику. Когда Джон был рядом с Билли, таким живым, настороженным и удивленным, он впитывал в себя часть его юношеского задора.
   Они вышли через сосновую дверь в тамбур, а затем, открыв наружную дверь, окунулись в холодный серый день. Замерзшая грязь дороги, соединявшей владения Крикморов, всего лишь два акра, с главным шоссе, хрустела под их башмаками, и сквозь этот хруст Билли слышал мягкий шелест снежных хлопьев, падающих на замерзшие листья вечнозеленой изгороди. Они миновали маленький пруд с грязно-коричневой с прожилками льда водой. Белый почтовый ящик с надписью "ДЖ.КРИКМОР", испещренный отверстиями двадцать второго калибра, наклонился в сторону асфальтированного шоссе. Они двинулись по обочине по направлению к Готорну, лежащему менее чем в миле впереди. Снег то падал хлопьями, то перемежался дождем. Джон проверил, хорошо ли одет капюшон мальчика и крепко ли завязаны под подбородком его тесемки.
   Уже началась настоящая зима, хотя не прошло еще и половины января. Несколько раз шел дождь со снегом, а однажды случился ужасный град, который переколотил стекла по всему округу Файет. Однако, думал Джон, точно так же, как день сменяет ночь, на смену зиме придет весна, а с ней и пора сельскохозяйственных работ. Снова нужно будет сажать кукурузу и бобы, томаты и турнепс. Следовало бы поставить новое пугало, однако в эти беспокойные времена, похоже, даже вороны поумнели и не желают быть обманутыми. В последние годы Джон терял большую часть посевов из-за птиц и вредителей, а то, что сохранялось, вырастало слабым и малорослым. У него была хорошая, благословенная Богом земля, думал он, но, похоже, и она начала истощаться. Он, конечно, знал про севооборот, нитраты и всякие химические удобрения, которые торговые агенты пытались ему всучить, однако все эти добавки, за исключением известного с древних времен старого доброго удобрения, - нарушение промысла Господня. Если ваша земля истощилась, значит, так тому и быть.
   Да, беспокойные времена настали повсеместно, думал Джон. Этот католик, ставший президентом, коммунисты, снова поднявшие голову, разговоры о полете человека в космос. Много осенних и зимних вечеров Джон провел в парикмахерской Куртиса Пила, где мужчины играли в карты, подогревая себя портвейном, и слушали новости из Файета по старому приемнику. Джон был уверен, что большинство людей согласится с тем, что наступили Последние дни, и что он должен ткнуть пальцем в Апокалипсис, чтобы показать зубоскалам, какое зло падет на человечество в ближайшие десять или около того лет... если мир продержится такой срок. А здесь, в Готорнской Церкви, настали даже еще более тревожные времена. Преподобный Хортон делал все, что в его силах, но в его проповедях не было ни огня, ни силы. Вдобавок, что еще хуже, его видели в Дасктауне евшим из одного котелка с черными. С тех пор по окончании служб никто не желал пожать Хортону руку.
   Рука Билли в перчатке дернулась, стараясь поймать снежинки. Одна из них опустилась ему на кончик пальца, и несколько мгновений он изучал ее тонкую и ажурную, как мамина вышивка, - пока она не исчезла. Мама рассказывала ему о погоде, о том, как она говорит множеством голосов, когда меняется ее настроение; только для того, чтобы их различить, надо тихо-тихо слушать. Она научила его видеть прекрасные картины, которые создают облака, слышать осторожные лесные звуки, издаваемые пугливыми лесными жителями, бродившими где-то поблизости. Отец научил его надувать лягушек и купил ему рогатку для охоты на белок, однако Билли не нравилось то, как они верещали, когда он в них попадал.
   Они шли, минуя маленькие щитовые домики, расположенные вдоль единственной главной улицы Готорна. В зеленом доме с белыми ставнями, расположенном поодаль, жил Вилл Букер, лучший друг Билли; у него была младшая сестра Кэти и собака по кличке Бу.
   От снега, лежащего на дороге, отразился свет: черный грузовик-пикап преодолевал подъем. Когда он поравнялся с ними, стекло кабины водителя опустилось, и из него высунулась стриженая голова Ли Сейера, владельца магазина, где Джон Крикмор подрабатывал по выходным.
   - Эй, Джон! Куда направляешься?
   - Да так, просто гуляю с сыном. Поздоровайся с мистером Сейером, Билли.
   - Здравствуйте, мистер Сейер.
   - Билли, ты растешь, как на дрожжах! Могу поспорить, в тебе будет не менее шести с половиной футов. Как ты относишься к тому, чтобы стать футбольным игроком?
   - Да, сэр, это было бы прекрасно.
   Сейер улыбнулся. На его румяном, слегка раскормленном лице резко выделялись зеленые, как у тростникового кота, глаза.
   - Есть кое-какие новости о мистере Хортоне, - произнес он понизив голос. - Похоже, что он не только общается со своими черными друзьями. Нам надо это обсудить.
   Джон что-то тихо проворчал. Билли в это время восхищался белыми клубами, вырывавшимися из выхлопной трубы машины мистера Сейера. Колеса грузовика оставили на гладкой поверхности снега темные полосы, и Билли ждал, когда клубы заполнят их.
   - Чем раньше, тем лучше, - продолжал Сейер. - Приходи к Пилу завтра днем часам к четырем. И тебе надо бы будет начать разговор об этом. Сейер помахал Билли и весело произнес: - Ты должен хорошо заботиться об отце, Билли! Смотри, чтобы он не потерялся.
   - Хорошо! - прокричал в ответ Билли, но мистер Сейер уже закрыл окно, и грузовик двинулся дальше по дороге. Приятный человек мистер Сейер, подумал Билли, но почему-то у него очень испуганные глаза. Однажды апрельским днем Билли стоял на поле для софтбола и наблюдал, как над поросшими лесом холмами движется гроза. Он смотрел, как двигались похожие на разбегающийся врассыпную табун диких лошадей черные тучи и пики молний кололи землю. Внезапно молния ударила совсем рядом, и раскат грома оглушил Билли. Потом он побежал домой, но дождь захватил его, и он получил от отца хорошую трепку.
   Воспоминания об этой грозе пронеслись в голове Билли, пока он смотрел вслед удалявшемуся пикапу. В глазах у мистера Сейера была молния, она искала место, куда ударить.
   Снег почти перестал. Билли увидел, что не осталось ничего белого, а только серая мокрота, означавшая, что завтра придется идти в школу, а сегодня он должен будет доделать домашнее задание по математике, которое задала миссис Кулленс.
   - Снег скоро кончится, парнище, - сказал Джон, у которого от холода покраснело лицо. - И становится немножко прохладнее. Может, повернем обратно?
   - Да, пожалуй, - ответил Билли, хотя думал совершенно иначе. Для него представляло громадный интерес вот что: сколько бы вы ни прошли по дороге, она все равно ведет куда-то, а в стороны отходят проселочные и лесные дороги, которые тоже куда-то ведут; а что находится там, где они кончаются? Билли казалось, что сколько бы ты ни прошел, в действительности никогда не достигнешь конца.
   Они прошли еще несколько минут по направлению к единственному мигающему янтарным светом светофору в центре Готорна. Перекресток, на котором он стоял, окружали парикмахерская, продовольственный магазин Коя Тренгера, бензоколонка "Тексако" и готорнская почта. Остальной город деревянно-кирпичные строения, напоминающие беспорядочно разбросанные детской рукой кубики конструктора - располагался по обе стороны шоссе, которое через старый мост уходило вверх к коричневым холмам, где из редких труб змеился дымок. Острый белый шпиль Церкви Первокрестителя возвышался над голыми деревьями как предостерегающий палец. На другой стороне неиспользуемых железнодорожных путей виднелась толчея бараков и лачуг, известная как Дасктаун. Пути играли роль чего-то типа колючей проволоки, разделявшей черную и белую части Готорна. Джона беспокоило, что преподобный Хортон стал посещать в ущерб своим прямым обязанностям Дасктаун. Обычно у человека не должно было быть причин пересекать пути, а Хортон, похоже, старался расшевелить то, что лучше глубоко закопать.
   - Пойдем-ка лучше домой, - сказал Джон и взял сына за руку.
   Через несколько мгновений они оказались рядом с маленьким, добротно построенным зеленым домиком, стоявшим от них по правую руку. Это был один из самых новых домов, построенных в Готорне. Из каминной трубы поднимался дымок и змеился над выкрашенной в белый цвет террасой, на которую вели несколько ступенек. Билли взглянул на дом, пригляделся и увидел мистера Букера, сидевшего на террасе. На нем была его желтая, а ля Джон Дир, шляпа и голубая куртка с короткими рукавами. Он помахал лучшему другу отца, но мистер Букер глядел сквозь них, похоже, не замечая.
   - Папа... - тревожно произнес Билли.
   - Что, парнище? - спросил Джон, а затем, взглянув на дом, увидел сидящего как скала Дейва Букера. Он нахмурился и крикнул:
   - Добрый день, Дейв! Холодно на воздухе, а?
   Букер не шевельнулся. Джон остановился и увидел, что его старый компаньон по рыбной ловле уставился с пустым отсутствующим выражением на холмы, как будто пытался разглядеть Миссисипи. Обратив внимание на летнюю, без рукавов, куртку, Джон тихо спросил:
   - Дейв, все в порядке?
   Он с Билли медленно пересек коричневую лужайку и остановился у ступеней, ведущих на террасу. К шляпе Букера были приколоты рыболовные крючки, его лицо побелело от холода, но когда он моргнул, то стало ясно, что по крайней мере он жив.
   - Не возражаешь, если мы зайдем ненадолго? - спросил Джон.
   - Заходите, коли пришли.
   Голос Букера был пустой, и его звук испугал Билли.
   - Покорнейше благодарим.
   Джон и Билли поднялись на террасу. Занавеска на окне сдвинулась, за ней показалось лицо Джули-Энн, жены Дейва, и через несколько секунд исчезло.
   - Что скажешь по поводу этого снега? Наверное, через несколько минут кончится, а?
   - Снег? - Букер сдвинул свои густые брови. Белки его глаз были залиты кровью, а вялые губы имели ярко-красный цвет. - Да, да, конечно.
   Он кивнул, и крючки на шляпе зазвенели.
   - С тобой все в порядке, Дейв?
   - А что со мной может быть?
   Взгляд Букера снова перенесся с Джона на Миссисипи.
   - Не знаю, я просто... - Джон замолчал на середине фразы. На полу рядом со стулом Дейва были разбросаны окурки сигарет "Принц Альберт" и лежала бейсбольная бита, измазанная чем-то, напоминающим засохшую кровь. Нет, подумал Джон, просто грязь. Конечно, грязь. Он крепче сжал руку Билли.
   - Человек может сидеть на своей собственной террасе, не так ли? тихо произнес Дейв. - Мне кажется, я слышал что-то в этом роде. Как я слышал, это свободная страна. Или что-то изменилось?
   Он повернулся, и теперь Джон мог ясно видеть страшную холодную ярость в его глазах. Джон почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Он увидел погнутые бородки крючков, торчащих из шляпы Дейва, и вспомнил, что в прошлое воскресенье они должны были поехать на рыбалку на озеро Симмес, если бы не очередной приступ мигрени у Дейва.
   - Чертова свободная страна, - произнес Дейв и неожиданно злобно улыбнулся.
   Джон почувствовал раздражение; Дейв не должен был употреблять такие выражения в присутствии ребенка, однако он решил оставить это без внимания. Взгляд Дейва замутился.
   Открылась входная дверь, и из дома выглянула Джули-Энн. Это была высокая хрупкая женщина с вьющимися коричневыми волосами и мягкими голубыми глазами.
   - Джон Крикмор! Что занесло тебя в эту часть города? Билли, это ты постарался? Входите и разрешите пригласить вас на чашечку кофе.
   - Нет, спасибо. Мы с Билли собирались возвращаться...
   - Пожалуйста, - прошептала Джули-Энн. В ее глазах показались слезы. Она качнула головой. - Только одну чашечку, - и, открыв дверь крикнула: Вилл! Билли Крикмор пришел!
   - ЗАТКНИ СВОЙ ПРОКЛЯТЫЙ РОТ, ЖЕНЩИНА! - прогремел Дейв, крутанувшись на стуле, и приложив ладонь ко лбу. - Я ПРИШИБУ ТЕБЯ, КЛЯНУСЬ ГОСПОДОМ!
   Джон, Билли и Джули-Энн образовали вокруг Дейва застывший треугольник. Билли слышал, как в доме всхлипывала маленькая Кэти, и раздавался вопросительный голос Вилла: "Мама?" На губах Джули-Энн застыла улыбка; она замерла так, как будто любое ее движение могло взорвать Дейва. Внезапно Букер отвернулся, пошарил в заднем кармане, извлек оттуда пузырек аспирина, отвернул крышку, поднес пузырек к губам и принялся заглатывать таблетки.
   - Прибью тебя, - прошептал он, не обращаясь ни к кому конкретно. Его глаза сверкали на фоне окружавших их темно-синих кругов. - Выбью из тебя дерьмо...
   Джон толкнул Билли к двери, и они вошли в дом. Пока Джули-Энн закрывала дверь, Дейв насмешливо говорил:
   - Снова хочешь перемывать косточки старику, а? Ты, грязная сука...
   Джули-Энн закрыла дверь, и проклятия ее мужа превратились в приглушенное, невнятное бормотание.
   2
   В доме было сумрачно и угнетающе тепло. Он был одним из немногих в Готорне, имевших роскошь в виде угольной печки. На серо-зеленом ковре, лежащем на полу, Джон заметил блеск осколков стекла. В углу валялся сломанный стул, а на журнальном столике лежали два пузырька из-под аспирина. На одной из стен висела вставленная в рамку репродукция картины "Тайная Вечеря", а на противоположной серебристо-голубое чучело окуня. В дополнение к печке, в камине трещали сосновые поленья, распространяя по комнате специфический аромат.
   - Прошу прощения за беспорядок. - Джули-Энн дрожала, но старалась улыбаться, и улыбка получалась вымученной. - У нас... были сегодня кое-какие неприятности. Билли, если хочешь к Виллу, то он в своей комнате.
   - Можно? - спросил Билли у отца, и когда Дейв кивнул, ракетой вылетел в коридор, который вел в комнату Вилла и его младшей сестренки. Он знал дом как свои пять пальцев, поскольку несколько раз ночевал здесь. Последний раз они с Виллом обследовали лес в поисках львов, а когда за ними увязалась Кэти, то заставили ее нести свои ружья, что она и делала, называя ребят "бвана". Это слово Вилл вычитал из комиксов про Джангл Джима. Теперь, однако, дом выглядел другим: в нем было темнее и тише, и, возможно, Билли испугался бы, не знай он, что в соседней комнате находится отец.
   Когда Билли вошел в детскую, Вилл ползал среди пластиковых солдат времен гражданской войны, которых он расставил на полу. Вилл был одного возраста с Билли, маленький, хрупкий паренек с непослушными каштановыми волосами. На носу у него были очки в коричневой оправе с дужкой, обмотанной скотчем. На кровати, стоявшей рядом, лежала свернувшись клубочком и зарывшись лицом в подушку его сестра, Кэти.
   - Я Роберт Ли, - сообщил Вилл, и его болезненное лицо осветилось, когда он увидел своего друга. - А ты можешь быть генералом Грантом.
   - Я не янки! - возмутился Билли, но через минуту уже командовал голубыми мундирами, атакуя Дидмен-хилл.
   В холле Джон, усевшись на софу, наблюдал, как Джули-Энн мерила шагами комнату, временами останавливаясь, чтобы выглянуть в окно, и снова возобновляя хождение.
   - Он убил Бу, Джон, - напряженно прошептала она. - Он забил Бу до смерти бейсбольной битой, а потом повесил его на леске на дерево. Я пыталась помешать ему, но он такой сильный... - Из ее распухших глаз потекли слезы, и Джон быстро перевел свой взгляд на часы, стоявшие на камине. Они показывали без десять пять, и Джон пожалел, что предложил Биллу прогуляться. - Он очень сильный, - повторила Джули-Энн и громко всхлипнула. - Бу... умирал так тяжело.
   Джон беспокойно заерзал.
   - Но почему он сделал это? Что с ним случилось?
   Джули-Энн прижала палец к губам и боязливо посмотрела на дверь. Она не дыша подошла к окну, выглянула и увидела, что ее муж все еще продолжает сидеть на холоде, разжевывая очередную таблетку аспирина.
   - Дети не знают о Бу, - продолжила Джули-Энн. - Это случилось утром, когда они были в школе. Я спрятала Бу в лесу - Боже, как это было ужасно! - и они думают, что он бродит где-нибудь как обычно. Дейв не ходил сегодня в гараж, даже не сообщил туда, что болен. Вчера он проснулся с очередной мигренью, сильнее которой у него еще не было, и этой ночью не сомкнул глаз. Как и я. - Она начала грызть ногти, и дешевое, но симпатичное свадебное колечко с маленьким бриллиантом весело сверкнуло в свете пламени камина. - Сегодня... сегодня боль усилилась до невозможности. До невозможности. Он кричал, швырял вещи; сначала он говорил, что не может согреться, затем вышел наружу на холод. Он сказал, что собирается убить меня, Джон. - Ее глаза сделались большими и испуганными. - Он сказал, что знает все, что я творила у него за спиной. Но я клянусь, что ничего подобного никогда не было, могу поклясться Биб...
   - Успокойся, пожалуйста, - прошептал Джон, быстро взглянув на дверь. - Не принимай близко к сердцу. Почему ты не сообщила доктору Скотту?
   - Нет! Я не могу! Я попробовала этим утром, но он... он сказал, что сделает со мной то, что сделал с Бу, и... - она всхлипнула, - я боюсь! У Дейва и раньше были заскоки, я никому не рассказывала, но до такого никогда не доходило! Таким я его ни разу не видела! Слышал бы ты, как он недавно орал на Кэти; а этот аспирин: он жует его как конфеты, но это совершенно не помогает.
   - Ну, ну, - Джон взглянул на измученное лицо Джули-Энн и почувствовал, что по его собственному лицу расплывается глупая широкая улыбка. - Все будет хорошо. Увидишь. Доктор скажет, что нужно делать с головной болью Дейва.
   - Нет! - закричала она, и Джон вздрогнул. Джули-Энн замолчала, замерев, когда им обоим показалось, что на террасе заскрипел стул Дейва. Доктор Скотт сказал, что у него воспаление! Этот старик давно потерял квалификацию, и ты знаешь это! Ведь он тянул и с твоей женой, пока она чуть не...
   Она заморгала, не желая произнести следующее слово. "Умерла", подумала она, ужасное слово, которое нельзя употреблять, когда говоришь о ком-нибудь ныне здравствующем.
   - Да, вероятно. Но за его мигренью врачи никогда не наблюдали. Может, ты уговоришь его лечь в файетский госпиталь?
   Женщина безнадежно покачала головой.
   - Я пыталась. Но он сказал, что все это ерунда, и что он не собирается тратить деньги на всякие глупости. Я не знаю, что делать!
   Джон нервно прокашлялся, а затем встал, избегая взгляда Джули-Энн.
   - Думаю, нам с Билли пора. Мы слишком загулялись.
   Он двинулся через холл, но рука Джули-Энн дернулась и крепко схватила его за запястье. Джон испуганно обернулся.
   - Я боюсь, - прошептала она, и из ее глаз покатились слезы. - Я не хочу куда-нибудь уходить, но и не могу остаться здесь еще на одну ночь.
   - Оставить его одного? Послушай, это не дело. Дейв твой муж. - Он высвободил руку. - Ты не можешь просто так собраться и уйти!
   Краем глаза Джон увидел сломанный стул в углу и отметины на камине в тех местах, где Дейв содрал краску, засовывая поленья и лучину.
   - Утром все станет на свои места. Я знаю Дейва достаточно хорошо, и знаю, как он любит тебя.
   - Я не могу...
   Джон отвернулся от нее не дожидаясь, пока она договорит. Он весь дрожал внутри и хотел побыстрее покинуть этот дом. Он заглянул в соседнюю комнату и увидел двух мальчиков, играющих в солдатиков, и Кэти, трущую красные глаза и наблюдающую за игрой.
   - Готов! - крикнул Вилл. - Этот убит! Бам! Бам! Этот на лошади убит!
   - Он только ранен в руку! - ответил Билли. - БАБАХ! Это стреляла пушка. У тебя разорвало вот этих двух и еще вон ту повозку.
   - Нет! - пронзительно закричал Вилл.
   - Война окончена, ребята, - вмешался Джон. Нечто странное и зловещее, витающее в этом доме, холодным потом легло ему на шею. - Пора домой, Билли. Скажи "до свидания" Виллу и Кэти. Увидитесь позже.
   - Пока, Вилл, - сказал Билли и пошел вслед за отцом в гостиную.
   - Пока! - крикнул Вилл ему вдогонку и вернулся к озвучиванию ружей и пушек.
   Джули-Энн застегнула парку Билли, а затем умоляюще взглянула на Джона.
   - Помоги мне.
   - Подожди до утра, прежде, чем что-то решать. Поспи. Билли, поблагодари миссис Букер за гостеприимство.
   - Спасибо за гостеприимство, миссис Букер.
   - Молодец.
   Джон повел сына к двери и открыл ее не дожидаясь, пока Джули-Энн скажет еще что-нибудь. Дейв Букер сидел с зажатым в зубах окурком. Его глаза провалились в глазницах, а странная улыбка на лице напоминала Билли ухмылку тыквы праздника всех святых.
   - Тебе надо успокоиться, Дейв, - сказал Джон и собрался было положить руку ему на плечо. Но рука замерла на полпути, когда Дейв повернул к нему свое смертельно бледное лицо с убийственной улыбкой.
   - Не приходи сюда, - прошептал Дейв. - Это мой дом. Только попробуй еще сюда прийти.
   Джули-Энн захлопнула дверь.
   Джон схватил Билли за руку и заспешил вниз по ступенькам, и дальше, через коричневую лужайку, к дороге. Его сердце бешено колотилось, и пока они шли прочь от дома Букера, он чувствовал на себе холодный взгляд Дейва и знал, что вскоре Дейв встанет со стула и войдет в дом, и тогда да поможет Господь Джули-Энн. Джон почувствовал себя улизнувшей от хозяина собакой, и при этой мысли перед его глазами возник белый труп Бу, качающийся на дереве с петлей лески на шее и выпученными, налитыми кровью глазами.
   Билли попытался оглянуться; на его ресницах таяли снежинки.
   Джон еще крепче сжал руку мальчика и отрывисто произнес:
   - Не оглядывайся.
   3
   Готорн уже отошел ко сну, но примерно в пять утра на лесопилке, принадлежащей братьям Четем, вдруг пронзительно засвистел паровой гудок. Когда на долину опускалась тьма, по этому свистку жители определяли время ужина, после которого можно сесть у огня и почитать Библию или полистать "Домашний журнал для женщин", либо "Новости южных ферм". Имеющие радио слушали популярные программы. Телевизор был редкостной роскошью, позволить себе которую могли несколько семей в Готорне, к тому же, ретранслятор в Файете передавал только одну слабую станцию. Ряд домов на окраине города все еще имели надворные строения. Свет на террасе - у тех, кто мог позволить себе электричество - обычно горел до девятнадцати часов, говоря, что там рады гостям даже холодными январскими вечерами, а когда он гас, это означало, что хозяева легли спать.