Маккаммон Роберт. Жизнь мальчишки. Том 2.

   - Я хочу домой!
   - Я не могу позволить тебе сейчас уйти, - раздался голос в насыщенной электричеством темноте, и я увидел, как неясная тень двинулась в мою сторону. - Надеюсь, ты меня понимаешь?
   Я все понял. Мои ноги отреагировали раньше всего остального; ноги в пару прыжков отнесли меня на другую сторону персидского ковра к выходу из кабинета, легкие с присвистом втянули воздух, рука сжимала зеленое перышко. Я понятия не имел, насколько близко от мэра мне пришлось проскользнуть. К моему ужасу, дверь оказалась закрытой; схватив ручку, я принялся ее крутить, поначалу безрезультатно, потому что моя ладонь была покрыта холодным потом. Должно быть, я пыхтел как паровоз, потому что голос мэра разнесся под сводами комнаты наравне с раскатом грома:
   - Стой! - И я услышал его шаги, приближавшиеся ко мне. Но потом дверная ручка наконец поддалась, я стремглав вылетел в дверь, как пуля из винтовки, и с ходу налетел на стол миссис Эксфорд, с которого градом посыпалась какая-то мелочь. Вероятно, это были семейные фотографии.
   - Кори! - услышал я позади себя громовой голос. - Нет! Словно человек-ядро я отрикошетил от стола к двери. Влетев в бесконечный ряд стульев, я пребольно ударился коленом о какой-то острый угол. С моих губ сорвался крик боли. Шаря в темноте руками, я тщетно пытался найти дверь в коридор, но стулья все время путались у меня под ногами, как будто по собственной зловредной воле решили мне помешать. Рука мэра ледяной паучьей лапой легла на мое плечо; я содрогнулся от смертельного ужаса, пронесшегося у меня вдоль позвоночника.
   - Нет! - приказал он, и его пальцы начали смыкаться на моем плече.
   Отчаянно рванувшись, я освободился. Впереди меня стоял стул: мгновенно обогнув его, я оттолкнул стул назад, мэру под ноги.
   Споткнувшись о стул, мэр чертыхнулся, его ноги запутались, и он с размаху грохнулся на пол. Отвернувшись, я лихорадочно шарил по стене в поисках двери. Каждый миг я ожидал, что руки мэра вот-вот сомкнутся на моей лодыжке, чтобы утянуть меня в преисподнюю, сравниться с которой могло разве что обиталище чудовища в стеклянной банке из "Пришельцев с Марса". Я сходил с ума от страха; я чувствовал, как по моему лицу катятся бессильные слезы. Сморгнув, я продолжил поиски. Внезапно моя рука наткнулась на дверную ручку, холодную как лед, но ведшую к избавлению. Я повернул ручку двери, вывалился наружу и бросился бежать по длинному коридору, озаряемому вспышками молний, слыша, как мой дробный топот по линолеуму эхом отдается в пустынном государственном учреждении, органично смешиваясь с громыханием грома.
   - Кори! Немедленно вернись! - закричал из двери своего кабинета мэр, как будто верил в то, что его крик мог возыметь действие. Мэр Своуп гнался за мной, он тоже бежал, и я слышал топот его ног. Воображение рисовало мне ужасную картину: мое бездыханное тело превращено бейсбольной битой в кровавую кашу, мои руки пристегнуты к раме Ракеты, который тонет, уходит вниз во тьму, в кошмарное небытие озера Саксон.
   Мои ноги заплелись, я споткнулся и с размаху прокатился на животе по линолеуму, больно стукнувшись об пол подбородком, но, не обращая внимания на боль, я моментально вскочил на ноги и снова припустил, потому что шаги мэра Своупа уже громыхали над моей головой.
   - Кори! - снова заорал он; в его голосе клокотала ярость. Так, по моему убеждению, должен был кричать настоящий маньяк-убийца. - Остановись, я приказываю тебе!
   "Черта с два", - отозвался про себя я.
   Через несколько шагов в свете, лившемся сверху сквозь потолочный купол, я различил ступеньки лестницы и бросился вниз, не держась за перила; от такой картины мама наверняка сошла бы с ума от ужаса. Мэр Своуп пыхтел позади меня, и, судя по его голосу, терпение его давным-давно кончилось:
   - Нет! Кори! Нет!
   Докатившись до подножия лестницы, я опрометью пересек холл и через широкую тяжеленную дверь вывалился под ледяной ливень. Ливень кончался; сиреневая с темным подбрюшьем туча, похожая на растолстевшую жабу, ушла к лесистым холмам, оставив Зефир в покое. Ловко отомкнув Ракету, я вскочил в седло, бросив цепь с замком болтаться на гидранте. Когда мэр наконец появился на пороге, я уже вовсю катил по залитой водой улице, изо всех сил налегая на педали. Мэр до конца не сдавался и с порога закричал мне в спину, приказывая немедленно остановиться.
   Последнее, что я услышал от него - нужно сказать, что эти слова показались мне несколько странными, в особенности если учесть, что они исходили из уст обезумевшего убийцы:
   "Ради Бога, поезжай осторожней!"
   Ракета молнией летел через наполненные дождем выбоины на дороге, его золотой глаз сам выбирал во тьме дорогу. Над моей головой уже расступались облака, а в разрывы проникали золотые лучи солнца. Отец всегда говорил, что когда во время дождя показывается солнце, это значит, дьявол колотит свою жену. Едва вывернув из-под колес нескольких мокрых машин на Мерчантс-стрит, я свернул в сторону и что было силы покатил к дому.
   Добравшись наконец до крыльца, я затормозил Ракету и с глазами, расширенными от страха, волосами, прилипшими ко лбу, влетел в дом. В руке я сжимал добытое дорогой ценой зеленое перо.
   - Кори! - закричала мне с кухни мама. - Кори, немедленно иди сюда!
   - Сейчас, минутку!
   Я ворвался в свою комнату и бросился к своим семи волшебным ящичкам, которые перерывал до тех пор, пока не нашел коробку из-под сигар "Белая сова". Откинув крышку, я увидел на дне сигарной коробки перо, то самое, которое нашел на опушке леса у озера Саксон.
   - Иди сюда сию же секунду! - крикнула мне мама.
   - Подожди!
   Вытащив первое перышко из коробки, я положил его на письменный стол, а рядом положил другое перышко, только что вырванное из шляпы мэра Своупа.
   - Кори! Спустись вниз к телефону! Тебя мэр Своуп!
   Вот это да!
   Моя уверенность в победе рассыпалась на куски, испарялась, превращалась в ничто, в дым. Я готов был провалиться сквозь землю.
   Первое перышко, найденное мной в лесу, было темного изумрудного оттенка. То, что я добыл из шляпы мэра, было значительно светлее. Но и это еще не все: перо из шляпы мэра было - гораздо, раза в два, больше, чем моя находка с озера Саксон. Перышки отличались одно от другого, как небо от земли.
   - Кори! Пойди и ответь мэру, пока я не пришла за тобой с метлой!
   Когда я, набравшись духу, наконец спустился в кухню, мамино лицо было красным как помидор. Она разговаривала по телефону.
   - Нет, сэр, с Кори все в порядке, я уверена, что у него нет никакого нервного срыва, он хорошо себя чувствует. Нет, сэр, обычно он не ведет себя буйно. Вот он спустился, передаю ему трубку.
   Обжигая меня горящим яростью взглядом, она протянула мне телефонную трубку.
   - Ты что, спятил? Возьми трубку и немедленно ответь мэру!
   Я так и сделал. Все, на что я оказался способен, это выдавить из себя жалкое:
   - Алло?
   - Кори? - взволнованно крикнул мэр Своуп. - Я просто хотел убедиться, что ты благополучно добрался до дома. Господи, ну и страху я натерпелся, особенно когда ты сбегал в темноте по лестнице и в любой момент мог сломать себе шею! Когда ты внезапно сорвался с места и бросился бежать, мне показалось, что у тебя.., что с тобой.., в общем...
   - Нет, сэр, - тихо и покорно отозвался я. - Я хорошо себя чувствую. Со мной все в порядке.
   - Хорошо. Когда свет погас, я решил, что ты, наверно, испугался темноты. Ты мог упасть и ушибиться, и я хотел успокоить тебя. И потом, твои родители наверняка бы не одобрили, если бы я отправил тебя домой одного на велосипеде в такой ливень. Тебя могла сбить машина, да мало ли что могло случиться.., слава Богу, что все обошлось...
   - Мне показалось... - У меня перехватило горло. Я спиной чувствовал горящий взгляд мамы. - Мне показалось.., что вы хотите меня убить, - наконец пролепетал я.
   На несколько секунд на другом конце линии воцарилось молчание; я прекрасно понимал, о чем думал мэр. Я был кандидат в дурдом номер один, это было ясно как день.
   - Я хотел убить тебя? Но почему?
   - Кори? - охнула мама. - Ты что, спятил?
   - Простите меня, - сказал я мэру. - Мне просто.., полезла в голову всякая чушь, вот в чем дело. Но вы сказали, что я что-то такое узнал о вас, и все спрашивали, каким образом мне удалось это узнать и...
   - Речь шла не обо мне, - ответил мэр. - А о твоем призе.
   - О моем призе?
   - Да, о твоей грамоте. Ты заработал третье место в конкурсе в номинации короткого рассказа. По этой самой причине я и попросил тебя заглянуть ко мне. Я не хотел, чтобы кто-нибудь из жюри рассказал тебе это раньше меня.
   - Рассказал мне о чем?
   - Дело в том, что я сам хотел показать это тебе. Я специально принес твою грамоту к себе в кабинет. Я как раз нес грамоту в кабинет, чтобы показать ее тебе, когда свет погас и ты словно с цепи сорвался. Видишь ли, дело в том, что гравировщик, который делал надпись, ошибся и написал твою фамилию через "е" не "Мэкинсон", а "Мекинсон". Я хотел поставить тебя в известность перед началом церемонии, чтобы ты не расстроился там, на сцене. Гравировщик обещал исправить твою грамоту, но сначала он должен сделать одну очень срочную работу, призы для победителей в соревновании по софтболу, и заняться твоей грамотой он сможет только через две недели. Ты меня понимаешь?
   Вот так, еще одна горькая пилюля. Самая горькая из всех, что мне довелось отведать за прошлые годы.
   - Да, сэр, - ответил я. Мне было не по себе, мое правое колено чертовски болело и, кажется, начинало распухать. - Я вас понимаю. - Ты.., принимаешь таблетки от нервов? - наконец спросил мэр.
   - Нет, сэр.
   Мэр тихо хмыкнул. Тебе не помешала бы валерьянка, вот что он хотел сказать мне.
   - Извините, я вел себя как дурак, - сказал я. - Я не знаю, что на меня нашло.
   Если он уже считает меня сумасшедшим, то что мэр скажет, когда увидит, что я сотворил с его шляпой. Я решил не признаваться, пускай мэр все увидит сам.
   - Ну что ж, - проговорил мэр с тихим смешком, который, вероятно, должен был означать, что он находит и веселую сторону в случившемся. - За последнее время у меня это был самый интересный день, Кори.
   - Да, сэр. Мэр, э-э-э... Своуп?
   - Да?
   - Я хочу сказать: не страшно, что в грамоте ошибка. Ничего, что мое имя написано не правильно, так даже интереснее. Не нужно отдавать грамоту исправлять гравировщику.
   По-моему, не правильно подписанная грамота послужит мне отличным наказанием - каждый раз, когда я буду смотреть на нее, я буду вспоминать о том, как я бросил в мэра стулом и свалил его с ног.
   - Нет, Кори, даже не думай об этом. Грамоту я обязательно исправлю.
   - Знаете, мэр Своуп, сэр, мне почему-то хочется, чтобы грамота осталась такая, как сейчас, без исправлений, - сказал я мэру, постаравшись придать голосу всю уверенность, на которую только был способен. Вероятно, у меня это получилось, потому что мэр ответил:
   - Ну хорошо. Кори, если ты настаиваешь, пусть так и будет.
   Потом он сказал мне, что должен идти, потому что его ждет горячая ванна с эпсомовской солью, и что мы с ним увидимся на церемонии награждения победителей литературного конкурса. Повесив трубку, я оказался лицом к лицу с мамой, которая потребовала немедленных объяснений, почему это вдруг я вздумал, что мэр Своуп собирается меня убить. Я пустился в долгие пространные объяснения, во время которых в кухне появился пришедший с работы отец, - и в конце концов было решено, что я заслужил наказание за свою глупую выходку. Я был отправлен на час в мою комнату, куда я, собственно, и так собирался удалиться.
   Оказавшись в своей комнате, я занялся изучением двух перышек на письменном столе. Оба зеленые, но совершенно разные. Одно ярче, другое потемнее. Одно большое, другое поменьше. Взяв со стола перышко, найденное на берегу озера Саксон, я положил его на ладонь и как следует рассмотрел через увеличительное стекло, все волоконца и края. Возможно, Шерлок Холмс мог бы составить по перу устный портрет преступника, но я в своих дедуктивных способностях стоял гораздо ниже даже его друга доктора Ватсона.
   Мэр Своуп был тем самым человеком в зеленой шляпе, которого я видел во время наводнения. Его "нож" оказался специальным приспособлением для чистки курительной трубки. Что у него могло быть общего с неизвестным, которого я видел на опушке, или с утопленником со дна озера? Одно я знал точно: в лесу у озера Саксон не водятся птицы с изумрудно-зеленым оперением. Тогда откуда там могло взяться перо?
   Я отложил перо из шляпы мэра, намереваясь вернуться к нему позже, хотя в глубине души знал, что этого никогда не случится, а перо с озера Саксон аккуратно убрал обратно в коробку с Белой совой, которую снова спрятал в один из семи волшебных ящиков.
   В ту ночь мне вновь снились четыре молодые девушки-негритянки, одетые во все выходное, словно собрались в церковь. На мой взгляд, самой старшей из них было не больше тринадцати-четырнадцати, трем другим было около одиннадцати. На этот раз девочки стояли под зеленым, в густой листве, деревом, оживленно переговариваясь. Две держали под мышками Библии. О чем они говорили, я не разобрал. Внезапно одна из девочек рассмеялась, а за ней засмеялись ее подруги. Их смех журчал в моих ушах будто вода в ручье. Потом вдруг мир затмила вспышка такой невиданной силы, что мне пришлось бы зажмурить глаза, если бы они и так не были крепко закрыты. Оказалось, что я стою в эпицентре страшного смерча или урагана; раскаленный ветер кружит по сторонам от меня, срывая с меня одежду и выдирая волосы. Когда я снова смог видеть мир, я оглянулся и обнаружил, что девочки куда-то исчезли, а дерево лишилось всех своих листьев.
   После этого я наконец проснулся. Мое лицо было покрыто потом, словно я и вправду получил огнедышащий поцелуй смертоносного урагана. На заднем дворе беспокойно лаял Рибель. Взглянув на светящийся циферблат своего будильника, я выяснил, что всего половина третьего ночи. Рибель все гавкал как заводной, его лай разбудил и переполошил других собак, сначала соседских, а потом и всех остальных в округе, и я решил, что раз уж все равно не сплю, то выйду и успокою Рибеля. Поднявшись с кровати, я случайно выглянул в окно и сразу же увидел, что в сарае горит свет.
   Откуда-то доносилось едва слышное поскрипывание. Определив, что звук доносится из сарая, и пробравшись туда, я увидел своего отца: он сидел за верстаком в одной пижаме и что-то медленно писал на старом счете в свете рабочей лампы. Крепко держа ручку рукой, он то ли рисовал, то ли что-то писал на лежавшем перед ним клочке бумаги. Его ввалившиеся глаза лихорадочно горели; приглядевшись, я заметил, что на его лбу, так же как и на моем, блестит пот. Рибель перестал лаять. Теперь он жутко завыл.
   Отец забормотал.
   - Черт его побери, - ругнулся он, потом быстро, но осторожно, стараясь не скрипнуть стулом по полу, поднялся. Я спрятался в тень; не знаю, зачем я так поступил, но у отца был такой вид, словно он не хотел, чтобы его застали за полуночным, занятием. Он вышел через заднюю дверь, и я услышал, как он шикнул на Рибеля.
   Рибель перестал выть. Отец мог вернуться обратно в любую минуту.
   Я не мог больше выносить неизвестность. Мне просто необходимо было узнать, какое важное дело заставило отца подняться в половине третьего ночи.
   На цыпочках вбежав в сарай, я уставился на то, что было написано на листке счета.
   На жалкой мятой бумажке мой отец - который никогда не был художником и не имел способностей к рисованию - изобразил около полудюжины грубых, но достаточно узнаваемых черепов с крылышками, развевающимися на височных костях. Тут же была целая колонка вопросительных знаков и слова "озеро Саксон", повторявшиеся пять раз. Ниже было написано "Леди", вслед за чем шла еще одна череда вопросительных знаков. После этого было написано "внизу в темноте", причем на последнем слове шарик ручки едва не прорвал бумагу. Затем шли два вопроса, оба написанные заглавными буквами: КТО?" ПОЧЕМУ?
   В заключение я прочитал такое, отчего мне сразу же стало не по себе.
   Я не выдержу.
   Я больше не выдержу.
   Я больше этого не выдержу.
   Задняя дверь начала открываться.
   Я снова выскочил во двор и встал в тени, откуда мне было отлично видно, как отец вошел в сарай. Снова усевшись за верстак, он стал смотреть на то, что было написано на клочке бумаги.
   Никогда раньше я не видел его таким. В эти тихие предрассветные часы его лицо было неузнаваемо. Это был лик насмерть перепуганного человека, скорее мальчика, чем мужчины, с которым случилось несчастье, выходящее за границы его понимания.
   Открыв шкафчик, отец достал большую эмалированную кружку с надписью "Молочная "Зеленые луга"" на боку. Потом придвинул к себе коробку спичек. Он взял бумажку и аккуратно порвал ее на мелкие клочки. Все без исключения обрывки отправились в кружку из "Зеленых лугов". После того как с бумажкой было покончено, отец чиркнул спичкой и поджег содержимое кружки.
   Бумага сгорела дотла. Дыма было совсем немного, и отец открыл окно, чтобы проветрить сарай.
   Я бесшумно проскользнул в свою комнату и долго лежал там без сна, размышляя об увиденном.
   Что за сон видел мой отец, пока мне снился сон о четырех одетых по-воскресному негритянках? Может быть, ему грезилось облепленное илом мертвое тело, которое сотни черепах поднимают из непроглядного мрака озера Сак-сон? Разбитое и лишенное всего человеческого лицо, и губы шепчут ему: Идем со мной, идем со мной вниз, в темноту? Наручники на руке с татуировкой в виде черепа? Или простое и верное понимание того, что утопленником мог быть любой человек, жизнь которого подошла к концу и который, всеми забытый, в одиночестве погрузился в свою пусть необычную, но все же окруженную мрачным уважением могилу?
   Я не знал, что думать, и трепетал, строя всяческие предположения. В одном я был уверен: тот, кто убил человека из Саксона, не остановится ни перед чем; он убьет моего отца, если это ему понадобится.
   В конце концов меня одолел благодатный сон, избавив от всех беспокойств и хлопот. Я спал, и чудовища на стенах стерегли мой сон.
   Глава 2
   Волшебная шкатулка
   Наступила суббота, а с ней - церемония награждения победителей в конкурсе, устроенном Советом по искусству Зефира. Приодевшись, мы набились в наш пикап и поехали в библиотеку. Уровень моего ужаса, колебавшийся до тех пор по десятибалльной шкале где-то около восьми, преодолел отметку "девять". Каждый день в течение прошедшей недели мои так называемые приятели живописали мне то, что может случиться, когда я начну читать рассказ с библиотечной сцены. Если их предсказания сбудутся, то, поднимаясь на сцену, я обязательно споткнусь о ступеньку и упаду, после чего намочу штаны и в едином мучительном порыве извергну свой обед с обеих сторон. Для надежности Дэви Рэй совершенно серьезно посоветовал заткнуть зад пробкой. Бен предупредил, что мне следует уделить особое внимание восхождению на сцену по ступенькам, так как несчастный случай, вероятнее всего, случится именно в этот момент. Джонни вспомнил историю, как какой-то парнишка, поднявшись на сцену, чтобы прочитать перед публикой свой рассказ, внезапно забыл родной язык и начал бормотать что-то то ли на зулусском, то ли по-гречески.
   Обдумав предложение насчет пробки, я решил от него отказаться. Но как только я увидел перед собой огни библиотечных окон и ряды машин, припаркованных перед зданием, я пожалел, что пренебрег советом Дэви. Видно, что-то почувствовав, мама обняла меня за плечи:
   - Все будет хорошо, сынок.
   - Точно, - подтвердил отец.
   Его лицо снова стало обычным "лицом моего отца", за исключением недавно появившихся темных кругов под глазами, заметив которые мама опять завела разговор о том, что отцу хорошо бы принимать геритол. Само собой, она тоже видела, что с отцом творится неладное, но как далеко зашло дело и в какой душевный кризис впал отец, она, по-моему, понятия не имела.
   - Все пройдет отлично, - сказал мне отец. В библиотечном зале были расставлены стулья, может, пятьдесят, а может, и все сто, на вселявшей ужас сцене стояли стол и стулья для жюри. Но самое ужасное - на сцене стоял микрофон, приготовленный для выступающих! На стульях уже сидели человек сорок, среди них был и мэр Своуп, миссис Пасмо, мистер Гровер Дин и другие члены жюри Литературного совета, многие из которых, прогуливались в проходах, тихо переговариваясь друг с другом. Когда мэр Своуп заметил нас, махнул нам рукой и двинулся нам навстречу, мне захотелось превратиться в карлика и забиться под стул или же провалиться под землю - в общем, исчезнуть с лица земли:, но, почувствовав руку отца на своем плече, я остался стоять на месте, решив выдержать все до конца.
   - Привет, Кори! - улыбнулся мне мэр Своуп, но в глазах его ясно читалась настороженность. Внимательно посмотрев на него, я понял, что он уверен, что я могу сорваться с катушек в любую секунду. - Ты готов прочитать нам свой замечательный рассказ? Нет, сэр, вот что побуждала ответить меня совесть, но наружу вырвалось совершенно другое:
   - Конечно, сэр.
   - Что ж, чувствую, сегодня вечером у нас будет чудесная программа.
   Мэр повернулся к моим маме и отцу.
   - Уверен, вы гордитесь своим мальчиком.
   - Конечно, - ответила мама. - В нашей семье до сих пор не было писателей.
   - У него очень живое воображение, - мэр Своуп растянул губы в улыбку, - а это залог успеха в писательской карьере. - Кстати, Кори, ту шляпу, из гардероба в моем кабинете, мне пришлось отнести портному, чтобы он привел ее в порядок. Ты не знаешь, что случилось с...
   - Лютер! - пророкотал голос, заглушивший конец вопроса мэра. - Ты-то мне и нужен!
   К мэру протолкнулся мистер Доллар, затянутый в голубой костюм, источавший аромат одеколона "Аква Вэлва". Никогда за всю свою жизнь я не был так рад увидеть кого-то.
   - Что такое, Пэрри? - спросил мэр, наконец отвернувшись от меня.
   - Лютер, ты должен в конце концов что-то сделать с этой чертовой обезьяной, что скачет по крышам наших домов! - объявил мистер Доллар. - Эта проклятая тварь пробралась на мой чердак и устроила там такой тарарам, что ни я, ни Элен всю ночь глаз не сомкнули! Я выгнал обезьяну с чердака, так она измазала своим дерьмом всю машину! Дьявол ее раздери, должен же быть какой-то способ изловить это исчадие ада!
   Ах, Люцифер! Обезьяна все еще была на свободе; она обитала на деревьях Зефира, и горе было жителям тех домов, чьи крыши или чердаки Люцифер выбирал для ночлега. Ввиду причиненного городу и жителям морального и материального ущерба, который постоянно увеличивался в объеме, преподобный Блессет, ставший объектом десятка судебных преследований, вынужден был тайком сбежать из Зефира, не оставив нового адреса.
   - Если у тебя, Пэрри, есть конкретное предложение, пожалуйста, передай мне его в письменном виде, - отозвался мэр Своуп, в голосе которого тихо звякнул металл раздражения. - Недавно мне предложили связаться с командованием соседней авиабазы и попросить летчиков сбросить на город бомбу, чтобы разом покончить со всеми нашими мучениями.
   - Может быть, доктор Ки-Пайпен сумеет изловить этого демона или нам придется вызывать сюда бригаду специалистов из зоопарка, чтобы они...
   Мистер Доллар все еще говорил, но мэр Своуп отвернулся от нас и пошел по проходу. Мистеру Доллару, который продолжал жаловаться на обезьяну, пришлось бежать за ним следом. Мы с родителями выбрали себе места и уселись. Через несколько минут в зал вошел док Пэрриш со своей женой, после чего произошло явление Демона в окружении своей пожарного цвета мамочки и пиротехнического вида папочки. Я постарался втиснуться в стул, но Демон немедленно меня нашла и жизнерадостно замахала мне рукой. По счастью, рядом с нами не нашлось свободных стульев. Я облегченно вздохнул, поскольку иначе мне пришлось бы подняться на сцену, скажем, с козявкой на шее. Через пару минут мне пришлось перенести новое нервное потрясение: сначала в дверях появился Джонни со своими родителями, потом Дэви Рэй со своими и сразу вслед за ними - семейство Бена. Я понял, что мне придется собрать все свое мужество, чтобы во время своего выступления вынести вид улыбающихся физиономий моих приятелей, но, по правде говоря, я был рад их видеть, потому что они пришли, чтобы поддержать меня. Потому что мои друзья на самом деле были отличными ребятами.
   Нужно сказать, что количество собравшихся в этот вечер явно свидетельствовало о том, что жители Зефира проявляют большой интерес к событиям в своем городе. Либо это действительно было так, либо сегодня по телевизору не было ничего интересного. Народу явилось столько, что из кладовых принесли еще несколько стульев, чтобы все могли сесть. Под конец в зале появился лучезарно улыбавшийся Верной Такстер, на теле которого не было ничего, кроме остатков летнего загара. Среди собравшихся пронесся легкий гомон. Начиналась осень, люди уже привыкли к периодическими явлениям Вернона, научившись видеть его так, чтобы определенные места как бы выпадали из поля зрения.
   - Мамочка, этот дядя опять ходит голышом! - громогласно объявила Демон, но, за исключением нескольких сдавленных смешков да покрасневших щек, ее возглас не имел успеха. Взяв стул, Верной поставил его в самый дальний угол и уселся там, закинув ногу на ногу, спокойный как корова. Бык, я хотел сказать.
   К тому времени, когда мэр Своуп и миссис Пасмо наконец поднялись на сцену и поставили на стол коробку, полную почетных грамот, в зале собралось, наверное, не менее семидесяти любителей литературы. Мистер Гровер Дин, худощавый человек средних лет, носивший аккуратно уложенный парик "а-ля шатен" и очки в тонкой серебряной оправе, уселся за стол вместе с мэром Своупом и миссис Пасмо, положив перед собой кожаный портфель. Расстегнув портфель, мистер Дин достал из него пачку бумаг с золотым обрезом, которые, как я понял, были дипломами для победителей в трех номинациях: "короткий рассказ", "эссе" и "поэзия", и собственно их работы.