Страница:
Яна замолчала и посмотрела на Шона. Она уже давно зажгла светильник, и бледный свет лун и звезд, лившийся в комнату через окошко, смешивался со светом лампы. На лице Шона залегли глубокие тени, его серебристые глаза неотрывно смотрели на Яну, безмолвно требуя продолжения рассказа. Повисшая между ними напряженность мгновенно развеялась, когда на колени к Яне вспрыгнула рыжая кошка. Кошка уютно свернулась клубком и громко замурлыкала. Она словно почувствовала, что Яне нужно какое-нибудь живое подтверждение того, что она здесь, на твердой земле, среди живых людей, и ей не угрожает никакая непосредственная опасность — не то что тогда...
Шон медленно кивнул головой — движение было плавным, едва уловимым.
— Я показала, как готовить аппарат к работе, надела маску и вышла в воздушный шлюз. Внутренний люк закрылся за мной. Курсанты видели меня через обзорный иллюминатор и на экранах по обеим сторонам шлюзового люка. Я показывала им, как пользоваться маской... И я первой увидела, как из вентиляционной трубы повалил какой-то дым. Никто из курсантов этого еще не заметил, а я не могла ничего им сказать — на мне была маска шноркеля. Я знаками показала, что нужно отойти назад и нажать кнопку подачи кислорода в шлюзовую камеру, выждать немного, а потом выбить наружную панель и выйти. Но тут я заметила, что у меня за спиной тоже клубится дым — или пар? Я услышала взрыв... Даже почувствовала удар взрывной волны... От этого удара распахнулась дверь, которая нас разделяла. Курсанты кашляли и толпились у наружной двери...
Яна прервала рассказ и отпила еще пару глотков подкрепляющего сиропа. Она смотрела прямо перед собой, и виделись ей лица тех несчастных новобранцев...
— Одна восемнадцатилетняя девчушка перегородила мне дорогу обратно в холл... Она, я так думаю, пыталась пробраться наружу... Она так сильно кашляла, что не могла даже выпрямиться — так и стояла, согнувшись. Люди вокруг кричали, стонали, все кашляли, у многих началась рвота... На нашивке с именем у этой девушки значилось “Самуэльсон”. У нее были очень светлые, почти белые волосы и короткая солдатская стрижка. Понимаешь, ей, наверное, хотелось выглядеть настоящим кадетом из офицерского училища. Кожа на ее голове сделалась ярко-малиновой — она просвечивала сквозь белые волосы... Глаза выпучились... Я выдохнула в маску, сорвала с лица и попробовала натянуть маску на эту девчонку — но она оттолкнула меня. И я... Ах, Шон... Я сбила ее с ног, чтобы пройти обратно в комнату. Надела обратно свою маску, вдохнула... Но я вдохнула уже не чистый воздух. Наверное, пока я пыталась справиться с той девчонкой, в шноркель успел просочиться газ. Из вентиляционных труб все еще валил желтый дым, и вот сквозь этот дым я увидела на смотровых экранах людей в масках, которые бегали вокруг и собирали оружие, всякие контейнеры и все припасы, какие попадались им под руку. Первая мысль, которая пришла мне в голову — я решила, что это, наверное, персонал станции обнаружил утечку газа в вентиляционную систему. Но это предположение никак не согласовалось с тем, что людей в масках интересовало прежде всего оружие и припасы, а на лежавших вокруг, буквально у их ног, умирающих ребят они не обращали ни малейшего внимания. Я попыталась поделиться дыхательной маской с лежавшим рядом со мной кадетом, в котором еще сохранились проблески жизни. И парень, кажется, даже понял, что именно я хочу сделать... Но когда он выдохнул в шноркель, газообменный блок, наверное, загрязнился — и этот парень тоже умер. Все они умерли. Каждый проклятый новобранец, каждый чертов кадет — все они поумирали... А я лежала среди них и притворялась мертвой, и дышала через испорченную маску, выдыхая углекислоту, смешанную с ядовитым газом, и вдыхая отравленный воздух... А мятежники тем временем рыскали туда-сюда по всей станции, подбирая трофеи. Тревожные сирены уже ревели вовсю, и станционный компьютер наверняка вызвал помощь с кораблей... Но последнее, что мне хорошо запомнилось, — это было лицо в маске, лицо одной из мятежниц, которая заглянула в наш зал через иллюминатор двери, ведущей в главный коридор. У нее был ужасно удивленный вид, когда она увидела, что здесь в отсеке мертвые люди. Я лежала, повернув лицо к полу, чтобы не было заметно дыхательной маски, и пряталась среди мертвых тел моих новобранцев... Вряд ли можно сказать, что я.., покрыла себя.., славой...
Шон вынул из кармана носовой платок и вытер Яне лицо. Только тогда она осознала, что плачет. Она забрала у Шона платок и стала яростно тереть лицо, не желая терпеть непрошеное сочувствие.
Шон медленно отстранился и тихо спросил:
— А как тебе удалось оттуда выбраться?
— Станционный компьютер связался с компьютером корабля, они послали спасательную медицинскую команду и включили подачу кислорода. Помощь подоспела довольно быстро, но я к тому времени уже была без сознания. И пришла в себя уже в госпитале на станции “Андромеда”. Я не могла даже пошевелиться от слабости, а дышала я через автоматический респиратор. Насколько я поняла, в живых осталось всего четверо или пятеро из нас, но встречаться нам не позволяли. А как только мы чуть поправились и смогли говорить, нас долгие недели терзали вопросами — что мы предприняли, чтобы помочь выжить другим? Сперва они даже думали, что я вступила в сговор с повстанцами. Но потом им удалось запугать каких-то администраторов на Бремере, и они признались, что они и есть террористы. Нас оправдали, их казнили... — Яна пожала плечами — что тут еще можно было сказать? — Ну как, хорошенькая вышла бы из этого песня, а?
Шон встал с кровати и, ни слова не говоря, обнял ее за плечи. Яна старалась не плакать, ей не хотелось, чтобы ее жалели. Ей не нужна была чья-то жалость и сочувствие. Но она вдруг ощутила неожиданное, но непреодолимое желание крепко-крепко прижаться к Шону Шонгили — тем более что он сам был как будто не против.
— Я... Извини, я не могу рассказать ничего особенного про ребят с этой планеты, — сказала Яна, уткнувшись лицом в плечо Шона.
Он обнял ее еще крепче, и Яна расслабилась в кольце его сильных теплых рук, закрыла глаза и поняла, что ей действительно стало легче оттого, что она обо всем этом рассказала. И еще ей стало легче оттого, что Шон до сих пор ни разу не заикнулся о том, что ей следовало бы делать вместо того, что она делала на самом деле, чтобы спасти вверенных ее попечению ребят.
Она несказанно удивилась, когда Шонгили сказал:
— Одевайся.
— Что?
— Ты ведь не очень устала, правда?
— Нет, и ложиться спать прямо сейчас я тоже не собираюсь, — сказала Яна, быстро вытерла мокрые щеки тыльными сторонами ладоней и посмотрела Шону в глаза.
— Я хочу повезти тебя кое-куда...
— И куда?
— В то место, где мы очищаемся от всякой грязи. Пойдем.
Яна натянула свои стеганые штаны и парку, шапку, шарф и рукавицы и положила бутылочку с лекарством обратно во внутренний карман куртки.
— Но ты ведь уже не думаешь, что я смогу про все это петь? — Яна посмотрела на диктофон, лежащий на столе.
— Посмотрим, что ты сама будешь об этом думать... — загадочно ответил Шон и мягко подтолкнул Яну к двери. Его рука задержалась у нее на затылке, между краем шапки и откинутым капюшоном, как раз у линии роста волос. Яне снова захотелось прижаться к нему всем телом, но это страстное желание показалось ей постыдным и малодушным — как будто она выставляет напоказ свое несчастье, чтобы привлечь внимание Шона Шонгили.
Они забрались в кабину его снегохода и поехали. В тишине поселка рокот мотора звучал непристойно громко. Мимо в мгновение ока промчались соседские домики, и спящие в своих будках собаки Баники, и дом Клодах, и магазин Компании... Наконец они выехали на бескрайний простор заснеженной равнины.
Машина скользила по снегу, легко разбрасывая в стороны рыхлые сугробы, оставляя позади сверкающие белые брызги. Единственным звуком среди этого белого безмолвия был шум мотора, и казалось, что они несутся по равнине, оседлав сам ветер. Прошло какое-то время, и вдруг Шон наклонился вперед и показал на что-то наверху. Яна подняла голову, посмотрела вверх... И увидела на небе яркую волнистую ленту, которая переливалась всеми цветами радуги. Эта чудесная извивающаяся полоса венчала небо подобно плюмажу на шлемах старинных киношных воителей.
Они смотрели на небо и ехали дальше, не говоря ни слова. Большая кошка выскочила из-за сугроба и помчалась прочь от снегохода. Потом в свете фар неожиданно возник полярный волк, и Шону пришлось объехать его стороной, чтобы случайно не ранить. Яне казалось, что включать фары было совсем не обязательно. Белая заснеженная равнина отражала свет звезд, и лун, и сияние радужного зарева, так что каждый выступ рельефа, поднимающийся над ровной гладью снега, отбрасывал четкие темные тени. Первое время Яна могла даже разглядеть поселок — посреди пологих холмов и гор, к востоку или юго-востоку от них. Вот они проехали между первыми двумя холмами, по извилистой дорожке, которая не поднималась на склоны холмов, а наоборот, плавно огибала все возвышенности. Под прикрытием холмов привольно разрослись высокие хвойные деревья и густой кустарник — причем растительность здесь была далеко не такая скудная, как та, которую Яна видела вдоль берега реки.
Здесь, у подножия холмов, было не так светло, как на равнине. Шон остановил снегоход.
— Нужно войти внутрь, — сказал он. — На снегоходе или на нартах туда не пробраться, а пешком дойти очень просто.
Яна кивнула и последовала за ним, подумав, что на свежем морозном воздухе из головы выветрятся остатки опьянения от эликсира Клодах и развеется неприятный, тяжелый осадок от воспоминаний о Бремпорте. Яне казалось, что на языке снова ощущается отвратительный металлический привкус ядовитого газа, который, казалось, снова просочился в каждый уголок ее легких.
Здесь воздух оказался не таким холодным, как в поселке. Низкорослые деревца и кустарники росли вдоль дорожки, явно проложенной людьми — дорожка была вымощена тщательно выровненными обломками корпусов каких-то машин, она приподнималась над уровнем снега и вилась по склону холма, огибая заросли подлеска.
Шон сначала шел первым, показывая дорогу, но потом остановился и пропустил Яну вперед.
— Смотри! — сказал он, показывая на крупное животное, которое глядело на них из темноты.
— Оно похоже на меня в этом наряде, — поделилась Яна своим мнением о массивном лохматом создании.
— Это просто потому, что ты сама похожа на медведя, — ответил Шон чуть хрипловатым голосом — то ли из-за мороза и оттого, что он говорил шепотом, то ли из-за переполнявших его невысказанных чувств. — Здесь повсюду под нами — настоящее болото, топкое, глубокое. Ты потом увидишь, откуда оно взялось. В этом месте ягоды остаются на кустах гораздо дольше, чем где-нибудь еще, — как раз они-то его и интересуют, — Шон кивком показал на медведя. — Пойдем, мы почти на месте.
За следующим поворотом дорожки Яна увидела клубы пара, поднимавшиеся до верхушек деревьев, укрытых снежными шапками, а еще через пару шагов ее взору открылись озера с теплой водой, от которой шел пар, и водопады.
— Шон, какое чудо! — сказала Яна, опустив руку в самый верхний водоем, посредине которого вода поднималась снизу бурлящим фонтаном. От фонтана по глади глубокого озера расходились волны и мелкая рябь. Отражения сияющих на небе звезд и лун дрожали на темной поверхности воды. Невидимые глубинные течения направляли потоки воды к уступу, с которого водопад срывался во второе озеро, а потом в третье. Вдоль берегов озера бежала узкая тропинка, на которой совсем не было снега. Тропинка вела к ступеням, опускавшимся к самому нижнему водоему. Пока Яна любовалась прекрасным зрелищем, Шон успел полностью раздеться. Он повернулся к Яне и улыбнулся.
— Влажная кожа высыхает очень быстро. Если не умеешь плавать, то здесь есть множество неглубоких мест, но тебе, наверное, больше захочется понырять?
Яна начала расстегивать парку. А Шон, недолго думая, нырнул в природный бассейн. Отблески звездного света сверкнули на его мускулистой голой спине. Яна заметила темную тень под водой — Шон поплыл прямо к водопадам. Потом послышался его счастливый смех.
Надеясь в глубине души, что это не тот случай, когда любой другой на месте Шона Шонгили промерз бы до костей, а ему самому было бы тепло и уютно в тонкой.., или даже совсем без одежды, Яна быстро разделась и еще быстрее забралась в бассейн и поплыла. Вода в озере с фонтаном была очень теплой, даже горячей. В этом приятном тепле закостеневшие мышцы расслабились, тепло растеклось по всему ее телу. На Яну накатила томная вялость и нежелание вообще что-либо делать. Вода в озере слабо пахла серой и мятой. Яна старалась как Можно меньше двигаться, но время от времени ныряла.
От частого погружения в глубину у нее в ушах зазвенело, но этот звон был приятным и мелодичным, как какая-то странная музыка. Яна нырнула и поплыла под водой — она плыла, сколько хватало дыхания, и вслушивалась в чарующую музыку, стараясь понять, какие мелодии эта музыка оживляет в ее памяти.
Яна вынырнула и поплавала на поверхности, восстанавливая дыхание перед тем, как нырнуть под водопад. Водопад был совсем небольшой, вода обрушивалась вниз с высоты всего в пару метров, и край уступа под бурлящими струями воды был очень гладким. Если Шонгили смог это сделать, она тоже сможет. Подумав так, Яна все же не рискнула нырять прямо в водопад, вниз головой, а сперва подобралась к краю и осторожно спустила вниз ноги. Морозный воздух тотчас же принялся пощипывать ее колени, живот, грудь и лицо.
Вода в нижнем озере была немного прохладнее, и плавать в ней было легче — не так клонило в сон от расслабляющего тепла. Но когда Яна вынырнула и поплыла по поверхности, она почувствовала, как что-то гладкое и упругое скользнуло по ее ногам и спине.
Яна быстро развернулась в воде и взмахнула руками, рассчитывая схватить подкравшегося сзади Шона Шонгили. Но вместо мокрой гладкой кожи ее пальцы дотронулись до мокрого гладкого меха, и Яна столкнулась носом к носу с большим серым тюленем, который бесстрашно смотрел прямо на нее веселыми серебристыми глазами.
Яна не думала, что тюлени водятся в пресной воде, а тем более — в теплой пресной воде, и тем более в замкнутых континентальных водоемах. Но, наверное, это была какая-то особенная местная разновидность тюленя, которую хотел показать ей Шонгили.
Тюлень поплескался в озере, поплавал вокруг Яны, потом нырнул и уплыл в нижнее озеро. Но куда, черт возьми, подевался Шон? На лицо Яне упала холодная капля, потом еще одна. Яна посмотрела вверх и увидела, что небо уже не такое чистое, как раньше, — откуда-то появились облака, и пошел легкий пушистый снег. Крупные хлопья снега падали ей на лицо и таяли, превращаясь в капли воды. Яна немного продрогла и снова нырнула в теплую глубину. И снова услышала музыку. Только на этот раз — наверное, из-за близости журчащих струй водопада — Яне послышалась не только мелодия, но и какие-то напевные стихи.
Тюлень каким-то образом сумел выбраться из нижнего озера обратно в это и проплыл под Яной, как будто приглашая ее нырять снова и снова, пока он будет плавать поблизости.
Точно! Яна в самом деле слышала слова песни! Собственно, это была даже не песня, а какой-то речитатив, тихое бормотание. Яна подумала, что это, наверное, Шон вернулся и что-то говорит ей, стоя на берегу. Но когда она вынырнула, подняла голову над водой и осмотрелась, Шона Шонгили нигде не было видно, а тихий напев в сопровождении музыки водных струй слышался так же ясно, как и раньше. На какое-то мгновение в водопаде мелькнуло блестящее тело тюленя, и Яна решила, что пора выбираться из воды. Но сперва нужно было как следует согреться в потоках теплой воды, вытекавшей из горячего верхнего водоема.
Под самым водопадом обнаружился узкий уступ. Взобравшись на него, Яна снова увидела, как блеснуло мокрое серое тело тюленя, который стремительно носился по озерцу, то ныряя, то снова выскакивая на поверхность. Не обращая на животное никакого внимания, Яна встала на уступчик и выпрямилась во весь рост под струями водопада. Чистая теплая вода удивительно приятно омывала ее лицо, струилась по волосам, стекала вниз по плечам, по груди, спине, ягодицам и бедрам. Падающие сверху потоки воды массировали и разглаживали кожу и мышцы по всему ее телу. Стоя в водопаде, Яна по-прежнему слышала мелодию и напев и, вслушиваясь в ритм музыки, вдруг почувствовала, что давление воды несколько переменилось. Нет, это уже не просто вода гладила и ласкала ее живот, проводила чуткими и сильными пальцами по ребрам, нежно сжимала в ладонях ее грудь...
— Во имя сил, управляющих реальностью, я приветствую тебя в нашем общем доме, — нараспев произнес голос Шона Шонгили. Он говорил так, как будто читал вслух строчки какого-то стихотворения или песни. Его губы скользнули мимо уха Яны, вниз, по шее, и он бережно и страстно поцеловал ее. Яна повернулась в кольце его сильных рук и откинула голову, подставляя лицо ласкам струй водопада и губ Шона Шонгили. Она прекрасно сознавала, что, так или иначе, от этого у них возникнет множество новых сложностей вдобавок к прежним, но сейчас это нисколько ее не волновало.
На коже Шона, мокрой и скользкой, было так много волосков, что на ощупь она очень походила на шкуру тюленя. Яна прижалась к нему всем телом и жадно поцеловала Шона в губы. Когда они наконец оторвались друг от друга, Шон еще несколько долгих мгновений удерживал ее в объятиях, потом чуть отстранился и заглянул Яне в глаза. Его ясные серебристые глаза были до странности похожи на глаза того тюленя... От этого неожиданного сходства Яна немного смутилась и даже отступила на полшага. Веселье в искристых серых глазах Шона тотчас же угасло и сменилось выражением печали и тоски, а потом взгляд его сделался отстраненным — когда он отодвинулся от Яны и сказал:
— Нам пора идти. Вылезай и одевайся. Я скоро догоню тебя.
Черт возьми, к чему сейчас этот официальный тон? Яна резко отстранилась, нырнула в прохладное озеро и размашисто поплыла к берегу, специально подставляя обнаженную кожу холодному воздуху перед тем, как одеться.
Нет, но к чему все это? Что все это значит? Неужели Шона так сразили ее откровения? Или он рассчитывал, что это небольшое купание будет чисто лечебной процедурой, и быстро дал задний ход, как только дошло до дела? А может, у него есть где-нибудь любимая женщина, которой он хранит верность? Или, может, его вообще не интересуют женщины в сексуальном смысле? Но нет, на этот счет можно не сомневаться — Яна воочию видела весьма впечатляющее доказательство обратного. Разозленная и сбитая с толку, не зная, что и думать, Яна быстро натянула полузамерзшую одежду прямо на мокрое тело и быстро пошла, почти побежала по тропинке обратно к снегоходу.
На полдороге ее догнал Шон Шонгили. Он легонько приобнял ее за плечо и, погладив по щеке пальцами в теплой перчатке, сказал:
— Мне кажется, теперь ты сможешь сложить песню. Яне так хотелось его ударить, но она удовлетворилась тем, что молчала всю дорогу, пока они шли к машине и ехали обратно в поселок. Но потом, когда Шон ушел, а ее досада и неудовлетворенное желание понемногу улеглись, Яна поняла, что Шонгили прав.
От неудовлетворенного желания не осталось и следа. Яна знала, что Шон жаждал ее так же сильно, как она его. А значит, существовала некая не понятная ей пока причина, которая и побудила Шона сдержать свои порывы и не торопиться с близостью. И теперь, вспоминая это ночное купание, Яна очень ярко представляла себе легкие, пушистые хлопья снега, которые плавно опускались в журчащие потоки водопада. И снова в ее ушах звучала музыка водных струй. Яна включила диктофон и заговорила:
Глава 7
Шон медленно кивнул головой — движение было плавным, едва уловимым.
— Я показала, как готовить аппарат к работе, надела маску и вышла в воздушный шлюз. Внутренний люк закрылся за мной. Курсанты видели меня через обзорный иллюминатор и на экранах по обеим сторонам шлюзового люка. Я показывала им, как пользоваться маской... И я первой увидела, как из вентиляционной трубы повалил какой-то дым. Никто из курсантов этого еще не заметил, а я не могла ничего им сказать — на мне была маска шноркеля. Я знаками показала, что нужно отойти назад и нажать кнопку подачи кислорода в шлюзовую камеру, выждать немного, а потом выбить наружную панель и выйти. Но тут я заметила, что у меня за спиной тоже клубится дым — или пар? Я услышала взрыв... Даже почувствовала удар взрывной волны... От этого удара распахнулась дверь, которая нас разделяла. Курсанты кашляли и толпились у наружной двери...
Яна прервала рассказ и отпила еще пару глотков подкрепляющего сиропа. Она смотрела прямо перед собой, и виделись ей лица тех несчастных новобранцев...
— Одна восемнадцатилетняя девчушка перегородила мне дорогу обратно в холл... Она, я так думаю, пыталась пробраться наружу... Она так сильно кашляла, что не могла даже выпрямиться — так и стояла, согнувшись. Люди вокруг кричали, стонали, все кашляли, у многих началась рвота... На нашивке с именем у этой девушки значилось “Самуэльсон”. У нее были очень светлые, почти белые волосы и короткая солдатская стрижка. Понимаешь, ей, наверное, хотелось выглядеть настоящим кадетом из офицерского училища. Кожа на ее голове сделалась ярко-малиновой — она просвечивала сквозь белые волосы... Глаза выпучились... Я выдохнула в маску, сорвала с лица и попробовала натянуть маску на эту девчонку — но она оттолкнула меня. И я... Ах, Шон... Я сбила ее с ног, чтобы пройти обратно в комнату. Надела обратно свою маску, вдохнула... Но я вдохнула уже не чистый воздух. Наверное, пока я пыталась справиться с той девчонкой, в шноркель успел просочиться газ. Из вентиляционных труб все еще валил желтый дым, и вот сквозь этот дым я увидела на смотровых экранах людей в масках, которые бегали вокруг и собирали оружие, всякие контейнеры и все припасы, какие попадались им под руку. Первая мысль, которая пришла мне в голову — я решила, что это, наверное, персонал станции обнаружил утечку газа в вентиляционную систему. Но это предположение никак не согласовалось с тем, что людей в масках интересовало прежде всего оружие и припасы, а на лежавших вокруг, буквально у их ног, умирающих ребят они не обращали ни малейшего внимания. Я попыталась поделиться дыхательной маской с лежавшим рядом со мной кадетом, в котором еще сохранились проблески жизни. И парень, кажется, даже понял, что именно я хочу сделать... Но когда он выдохнул в шноркель, газообменный блок, наверное, загрязнился — и этот парень тоже умер. Все они умерли. Каждый проклятый новобранец, каждый чертов кадет — все они поумирали... А я лежала среди них и притворялась мертвой, и дышала через испорченную маску, выдыхая углекислоту, смешанную с ядовитым газом, и вдыхая отравленный воздух... А мятежники тем временем рыскали туда-сюда по всей станции, подбирая трофеи. Тревожные сирены уже ревели вовсю, и станционный компьютер наверняка вызвал помощь с кораблей... Но последнее, что мне хорошо запомнилось, — это было лицо в маске, лицо одной из мятежниц, которая заглянула в наш зал через иллюминатор двери, ведущей в главный коридор. У нее был ужасно удивленный вид, когда она увидела, что здесь в отсеке мертвые люди. Я лежала, повернув лицо к полу, чтобы не было заметно дыхательной маски, и пряталась среди мертвых тел моих новобранцев... Вряд ли можно сказать, что я.., покрыла себя.., славой...
Шон вынул из кармана носовой платок и вытер Яне лицо. Только тогда она осознала, что плачет. Она забрала у Шона платок и стала яростно тереть лицо, не желая терпеть непрошеное сочувствие.
Шон медленно отстранился и тихо спросил:
— А как тебе удалось оттуда выбраться?
— Станционный компьютер связался с компьютером корабля, они послали спасательную медицинскую команду и включили подачу кислорода. Помощь подоспела довольно быстро, но я к тому времени уже была без сознания. И пришла в себя уже в госпитале на станции “Андромеда”. Я не могла даже пошевелиться от слабости, а дышала я через автоматический респиратор. Насколько я поняла, в живых осталось всего четверо или пятеро из нас, но встречаться нам не позволяли. А как только мы чуть поправились и смогли говорить, нас долгие недели терзали вопросами — что мы предприняли, чтобы помочь выжить другим? Сперва они даже думали, что я вступила в сговор с повстанцами. Но потом им удалось запугать каких-то администраторов на Бремере, и они признались, что они и есть террористы. Нас оправдали, их казнили... — Яна пожала плечами — что тут еще можно было сказать? — Ну как, хорошенькая вышла бы из этого песня, а?
Шон встал с кровати и, ни слова не говоря, обнял ее за плечи. Яна старалась не плакать, ей не хотелось, чтобы ее жалели. Ей не нужна была чья-то жалость и сочувствие. Но она вдруг ощутила неожиданное, но непреодолимое желание крепко-крепко прижаться к Шону Шонгили — тем более что он сам был как будто не против.
— Я... Извини, я не могу рассказать ничего особенного про ребят с этой планеты, — сказала Яна, уткнувшись лицом в плечо Шона.
Он обнял ее еще крепче, и Яна расслабилась в кольце его сильных теплых рук, закрыла глаза и поняла, что ей действительно стало легче оттого, что она обо всем этом рассказала. И еще ей стало легче оттого, что Шон до сих пор ни разу не заикнулся о том, что ей следовало бы делать вместо того, что она делала на самом деле, чтобы спасти вверенных ее попечению ребят.
Она несказанно удивилась, когда Шонгили сказал:
— Одевайся.
— Что?
— Ты ведь не очень устала, правда?
— Нет, и ложиться спать прямо сейчас я тоже не собираюсь, — сказала Яна, быстро вытерла мокрые щеки тыльными сторонами ладоней и посмотрела Шону в глаза.
— Я хочу повезти тебя кое-куда...
— И куда?
— В то место, где мы очищаемся от всякой грязи. Пойдем.
Яна натянула свои стеганые штаны и парку, шапку, шарф и рукавицы и положила бутылочку с лекарством обратно во внутренний карман куртки.
— Но ты ведь уже не думаешь, что я смогу про все это петь? — Яна посмотрела на диктофон, лежащий на столе.
— Посмотрим, что ты сама будешь об этом думать... — загадочно ответил Шон и мягко подтолкнул Яну к двери. Его рука задержалась у нее на затылке, между краем шапки и откинутым капюшоном, как раз у линии роста волос. Яне снова захотелось прижаться к нему всем телом, но это страстное желание показалось ей постыдным и малодушным — как будто она выставляет напоказ свое несчастье, чтобы привлечь внимание Шона Шонгили.
Они забрались в кабину его снегохода и поехали. В тишине поселка рокот мотора звучал непристойно громко. Мимо в мгновение ока промчались соседские домики, и спящие в своих будках собаки Баники, и дом Клодах, и магазин Компании... Наконец они выехали на бескрайний простор заснеженной равнины.
Машина скользила по снегу, легко разбрасывая в стороны рыхлые сугробы, оставляя позади сверкающие белые брызги. Единственным звуком среди этого белого безмолвия был шум мотора, и казалось, что они несутся по равнине, оседлав сам ветер. Прошло какое-то время, и вдруг Шон наклонился вперед и показал на что-то наверху. Яна подняла голову, посмотрела вверх... И увидела на небе яркую волнистую ленту, которая переливалась всеми цветами радуги. Эта чудесная извивающаяся полоса венчала небо подобно плюмажу на шлемах старинных киношных воителей.
Они смотрели на небо и ехали дальше, не говоря ни слова. Большая кошка выскочила из-за сугроба и помчалась прочь от снегохода. Потом в свете фар неожиданно возник полярный волк, и Шону пришлось объехать его стороной, чтобы случайно не ранить. Яне казалось, что включать фары было совсем не обязательно. Белая заснеженная равнина отражала свет звезд, и лун, и сияние радужного зарева, так что каждый выступ рельефа, поднимающийся над ровной гладью снега, отбрасывал четкие темные тени. Первое время Яна могла даже разглядеть поселок — посреди пологих холмов и гор, к востоку или юго-востоку от них. Вот они проехали между первыми двумя холмами, по извилистой дорожке, которая не поднималась на склоны холмов, а наоборот, плавно огибала все возвышенности. Под прикрытием холмов привольно разрослись высокие хвойные деревья и густой кустарник — причем растительность здесь была далеко не такая скудная, как та, которую Яна видела вдоль берега реки.
Здесь, у подножия холмов, было не так светло, как на равнине. Шон остановил снегоход.
— Нужно войти внутрь, — сказал он. — На снегоходе или на нартах туда не пробраться, а пешком дойти очень просто.
Яна кивнула и последовала за ним, подумав, что на свежем морозном воздухе из головы выветрятся остатки опьянения от эликсира Клодах и развеется неприятный, тяжелый осадок от воспоминаний о Бремпорте. Яне казалось, что на языке снова ощущается отвратительный металлический привкус ядовитого газа, который, казалось, снова просочился в каждый уголок ее легких.
Здесь воздух оказался не таким холодным, как в поселке. Низкорослые деревца и кустарники росли вдоль дорожки, явно проложенной людьми — дорожка была вымощена тщательно выровненными обломками корпусов каких-то машин, она приподнималась над уровнем снега и вилась по склону холма, огибая заросли подлеска.
Шон сначала шел первым, показывая дорогу, но потом остановился и пропустил Яну вперед.
— Смотри! — сказал он, показывая на крупное животное, которое глядело на них из темноты.
— Оно похоже на меня в этом наряде, — поделилась Яна своим мнением о массивном лохматом создании.
— Это просто потому, что ты сама похожа на медведя, — ответил Шон чуть хрипловатым голосом — то ли из-за мороза и оттого, что он говорил шепотом, то ли из-за переполнявших его невысказанных чувств. — Здесь повсюду под нами — настоящее болото, топкое, глубокое. Ты потом увидишь, откуда оно взялось. В этом месте ягоды остаются на кустах гораздо дольше, чем где-нибудь еще, — как раз они-то его и интересуют, — Шон кивком показал на медведя. — Пойдем, мы почти на месте.
За следующим поворотом дорожки Яна увидела клубы пара, поднимавшиеся до верхушек деревьев, укрытых снежными шапками, а еще через пару шагов ее взору открылись озера с теплой водой, от которой шел пар, и водопады.
— Шон, какое чудо! — сказала Яна, опустив руку в самый верхний водоем, посредине которого вода поднималась снизу бурлящим фонтаном. От фонтана по глади глубокого озера расходились волны и мелкая рябь. Отражения сияющих на небе звезд и лун дрожали на темной поверхности воды. Невидимые глубинные течения направляли потоки воды к уступу, с которого водопад срывался во второе озеро, а потом в третье. Вдоль берегов озера бежала узкая тропинка, на которой совсем не было снега. Тропинка вела к ступеням, опускавшимся к самому нижнему водоему. Пока Яна любовалась прекрасным зрелищем, Шон успел полностью раздеться. Он повернулся к Яне и улыбнулся.
— Влажная кожа высыхает очень быстро. Если не умеешь плавать, то здесь есть множество неглубоких мест, но тебе, наверное, больше захочется понырять?
Яна начала расстегивать парку. А Шон, недолго думая, нырнул в природный бассейн. Отблески звездного света сверкнули на его мускулистой голой спине. Яна заметила темную тень под водой — Шон поплыл прямо к водопадам. Потом послышался его счастливый смех.
Надеясь в глубине души, что это не тот случай, когда любой другой на месте Шона Шонгили промерз бы до костей, а ему самому было бы тепло и уютно в тонкой.., или даже совсем без одежды, Яна быстро разделась и еще быстрее забралась в бассейн и поплыла. Вода в озере с фонтаном была очень теплой, даже горячей. В этом приятном тепле закостеневшие мышцы расслабились, тепло растеклось по всему ее телу. На Яну накатила томная вялость и нежелание вообще что-либо делать. Вода в озере слабо пахла серой и мятой. Яна старалась как Можно меньше двигаться, но время от времени ныряла.
От частого погружения в глубину у нее в ушах зазвенело, но этот звон был приятным и мелодичным, как какая-то странная музыка. Яна нырнула и поплыла под водой — она плыла, сколько хватало дыхания, и вслушивалась в чарующую музыку, стараясь понять, какие мелодии эта музыка оживляет в ее памяти.
Яна вынырнула и поплавала на поверхности, восстанавливая дыхание перед тем, как нырнуть под водопад. Водопад был совсем небольшой, вода обрушивалась вниз с высоты всего в пару метров, и край уступа под бурлящими струями воды был очень гладким. Если Шонгили смог это сделать, она тоже сможет. Подумав так, Яна все же не рискнула нырять прямо в водопад, вниз головой, а сперва подобралась к краю и осторожно спустила вниз ноги. Морозный воздух тотчас же принялся пощипывать ее колени, живот, грудь и лицо.
Вода в нижнем озере была немного прохладнее, и плавать в ней было легче — не так клонило в сон от расслабляющего тепла. Но когда Яна вынырнула и поплыла по поверхности, она почувствовала, как что-то гладкое и упругое скользнуло по ее ногам и спине.
Яна быстро развернулась в воде и взмахнула руками, рассчитывая схватить подкравшегося сзади Шона Шонгили. Но вместо мокрой гладкой кожи ее пальцы дотронулись до мокрого гладкого меха, и Яна столкнулась носом к носу с большим серым тюленем, который бесстрашно смотрел прямо на нее веселыми серебристыми глазами.
Яна не думала, что тюлени водятся в пресной воде, а тем более — в теплой пресной воде, и тем более в замкнутых континентальных водоемах. Но, наверное, это была какая-то особенная местная разновидность тюленя, которую хотел показать ей Шонгили.
Тюлень поплескался в озере, поплавал вокруг Яны, потом нырнул и уплыл в нижнее озеро. Но куда, черт возьми, подевался Шон? На лицо Яне упала холодная капля, потом еще одна. Яна посмотрела вверх и увидела, что небо уже не такое чистое, как раньше, — откуда-то появились облака, и пошел легкий пушистый снег. Крупные хлопья снега падали ей на лицо и таяли, превращаясь в капли воды. Яна немного продрогла и снова нырнула в теплую глубину. И снова услышала музыку. Только на этот раз — наверное, из-за близости журчащих струй водопада — Яне послышалась не только мелодия, но и какие-то напевные стихи.
Тюлень каким-то образом сумел выбраться из нижнего озера обратно в это и проплыл под Яной, как будто приглашая ее нырять снова и снова, пока он будет плавать поблизости.
Точно! Яна в самом деле слышала слова песни! Собственно, это была даже не песня, а какой-то речитатив, тихое бормотание. Яна подумала, что это, наверное, Шон вернулся и что-то говорит ей, стоя на берегу. Но когда она вынырнула, подняла голову над водой и осмотрелась, Шона Шонгили нигде не было видно, а тихий напев в сопровождении музыки водных струй слышался так же ясно, как и раньше. На какое-то мгновение в водопаде мелькнуло блестящее тело тюленя, и Яна решила, что пора выбираться из воды. Но сперва нужно было как следует согреться в потоках теплой воды, вытекавшей из горячего верхнего водоема.
Под самым водопадом обнаружился узкий уступ. Взобравшись на него, Яна снова увидела, как блеснуло мокрое серое тело тюленя, который стремительно носился по озерцу, то ныряя, то снова выскакивая на поверхность. Не обращая на животное никакого внимания, Яна встала на уступчик и выпрямилась во весь рост под струями водопада. Чистая теплая вода удивительно приятно омывала ее лицо, струилась по волосам, стекала вниз по плечам, по груди, спине, ягодицам и бедрам. Падающие сверху потоки воды массировали и разглаживали кожу и мышцы по всему ее телу. Стоя в водопаде, Яна по-прежнему слышала мелодию и напев и, вслушиваясь в ритм музыки, вдруг почувствовала, что давление воды несколько переменилось. Нет, это уже не просто вода гладила и ласкала ее живот, проводила чуткими и сильными пальцами по ребрам, нежно сжимала в ладонях ее грудь...
— Во имя сил, управляющих реальностью, я приветствую тебя в нашем общем доме, — нараспев произнес голос Шона Шонгили. Он говорил так, как будто читал вслух строчки какого-то стихотворения или песни. Его губы скользнули мимо уха Яны, вниз, по шее, и он бережно и страстно поцеловал ее. Яна повернулась в кольце его сильных рук и откинула голову, подставляя лицо ласкам струй водопада и губ Шона Шонгили. Она прекрасно сознавала, что, так или иначе, от этого у них возникнет множество новых сложностей вдобавок к прежним, но сейчас это нисколько ее не волновало.
На коже Шона, мокрой и скользкой, было так много волосков, что на ощупь она очень походила на шкуру тюленя. Яна прижалась к нему всем телом и жадно поцеловала Шона в губы. Когда они наконец оторвались друг от друга, Шон еще несколько долгих мгновений удерживал ее в объятиях, потом чуть отстранился и заглянул Яне в глаза. Его ясные серебристые глаза были до странности похожи на глаза того тюленя... От этого неожиданного сходства Яна немного смутилась и даже отступила на полшага. Веселье в искристых серых глазах Шона тотчас же угасло и сменилось выражением печали и тоски, а потом взгляд его сделался отстраненным — когда он отодвинулся от Яны и сказал:
— Нам пора идти. Вылезай и одевайся. Я скоро догоню тебя.
Черт возьми, к чему сейчас этот официальный тон? Яна резко отстранилась, нырнула в прохладное озеро и размашисто поплыла к берегу, специально подставляя обнаженную кожу холодному воздуху перед тем, как одеться.
Нет, но к чему все это? Что все это значит? Неужели Шона так сразили ее откровения? Или он рассчитывал, что это небольшое купание будет чисто лечебной процедурой, и быстро дал задний ход, как только дошло до дела? А может, у него есть где-нибудь любимая женщина, которой он хранит верность? Или, может, его вообще не интересуют женщины в сексуальном смысле? Но нет, на этот счет можно не сомневаться — Яна воочию видела весьма впечатляющее доказательство обратного. Разозленная и сбитая с толку, не зная, что и думать, Яна быстро натянула полузамерзшую одежду прямо на мокрое тело и быстро пошла, почти побежала по тропинке обратно к снегоходу.
На полдороге ее догнал Шон Шонгили. Он легонько приобнял ее за плечо и, погладив по щеке пальцами в теплой перчатке, сказал:
— Мне кажется, теперь ты сможешь сложить песню. Яне так хотелось его ударить, но она удовлетворилась тем, что молчала всю дорогу, пока они шли к машине и ехали обратно в поселок. Но потом, когда Шон ушел, а ее досада и неудовлетворенное желание понемногу улеглись, Яна поняла, что Шонгили прав.
От неудовлетворенного желания не осталось и следа. Яна знала, что Шон жаждал ее так же сильно, как она его. А значит, существовала некая не понятная ей пока причина, которая и побудила Шона сдержать свои порывы и не торопиться с близостью. И теперь, вспоминая это ночное купание, Яна очень ярко представляла себе легкие, пушистые хлопья снега, которые плавно опускались в журчащие потоки водопада. И снова в ее ушах звучала музыка водных струй. Яна включила диктофон и заговорила:
У них был только воздух вместо еды.
И они дали нам яд вместо воздуха
Даже тем, кто не сделал им ничего плохого.
Даже тем, кто хотел бы им помочь.
Даже тем, которые были всего лишь детьми.
Даже тем, кому они очень нравились.
У меня была частица их мира — и я осталась в живых.
Я дышала сквозь их землю — и я осталась в живых.
Я не смогла спасти никого, даже сама я спаслась не вполне.
Они не сумели помочь никому, даже самим себе.
Они умерли, как умерли все, кто был со мной.
А еду и лекарства у них отняли снова.
На станции люди задохнулись и умерли.
На планете люди изголодались и умерли.
Пойманные убийцы истекли кровью и умерли.
Меня тоже послали сюда умирать.
Сюда, где живут снега, где живет вода,
Где живут звери и деревья,
И ты.
Глава 7
Ранним утром следующего дня в дверь Яниного дома постучала Баника.
— Я еду на космобазу. Можешь поехать со мной прямо сейчас?
Яна мало спала этой ночью — сначала они с Шоном Шонгили ездили купаться в горячих источниках, потом она засиделась допоздна, записывая песню. Однако, против всякого ожидания, это ночное бдение ее даже взбодрило. Она не могла успокоиться и упрекала себя за то, что не стала спорить вчера ночью с Шоном Шонгили — тогда, когда это могло иметь смысл. Но если не брать во внимание легкую томительную нервозность, сейчас она чувствовала себя так хорошо, что ей самой с трудом этому верилось. Ей было и радостно, и грустно оттого, что Шон Шонгили живет так далеко от поселка. Радостно потому, что ей не придется все время видеть его рядом. А грустно потому, что не было никакой возможности случайно с ним встретиться. Они могли увидеться, только если кто-нибудь один специально поедет навестить другого.
Что за чертовщина! Ей, в конце концов, есть чем заняться! Яна выбралась из постели и натянула форменную рубашку, с которой она так и не спорола знаки различия. На куртке от мундира все нашивки тоже остались, как были, и Яна надела и ее тоже, а сверху — интергаловскую парку.
— Сегодня утром ты как будто чувствуешь себя получше? — полюбопытствовала Банни, когда они уже ехали по льду вдоль реки.
— Это по сравнению с чем? — усмехнулась Яна. Банни ничуть не обиделась, только улыбнулась и сказала:
— Ну, ты тогда так расстроилась оттого, что из-за этого Джианкарло сгорела твоя рыба, и потом...
— Когда ты уходила от меня, со мной было все в порядке, разве нет? Почему тогда ты решила, что что-то могло измениться?
Банни посмотрела в сторону, на пробегавший мимо берег реки, потом на Яну, потом снова в сторону. Похоже, девочка немного растерялась.
Яна подавила вздох и откинулась на спинку сиденья. Наверное, лучше всего было бы поспать, пока они не доедут до космобазы.
— Хотелось бы мне знать, кто это все время следит, куда я хожу, и ведет учет моих гостей — тогда я сама предоставляла бы отчеты, прямо кому следует. Я готова возненавидеть весь этот поселок за то, что они кое-что понимают так превратно! И вообще — это лечебное зелье, что готовит Клодах, нужно отпускать строго отмеренными дозами!
— Но ты действительно ему очень нравишься, Яна, — только и сказала Банни.
— Баника! Я не собираюсь разговаривать с тобой на эту тему, — твердо сказала Яна и закрыла глаза, стараясь успокоиться и заснуть. Но прошла минута, другая — а ей все не спалось. И она спросила:
— Он ведь не всегда был одиноким, верно?
— Шон? Ну нет, конечно. У него было полным-полно подружек, особенно когда он путешествовал по планете. Один раз он даже чуть не женился на Руби, сестре Чарли Дементьева. Но она в последнюю минуту передумала и вместо этого вышла замуж за парня из Баффин-Пойнта. А ты? У тебя, наверное, была целая толпа парней?
— Банни!
— Ну, все равно, были или нет? Мы все это знаем друг про друга.
— Нет, у меня было не много парней, если можно их так назвать.
— А что-нибудь серьезное было?
— Муж, — коротко ответила Яна, не желая после вчерашнего разговора о Бремпорте бередить еще и воспоминания о Бри. Господи, ну почему эти противные люди не могут оставить человека в покое? И почему, черт побери, у нее сейчас такое ощущение, будто она все равно не имеет права не ответить? И Яна добавила:
— Он умер.
— В Бремпорте? — спросила Баника с почти благоговейным почтением.
— Нет. Не в Бремпорте. Десять лет назад. В аварии на корабле. Банни, я в самом деле не хочу об этом говорить! Напомни мне лучше еще разок, как зовут этого друга Диего?
— Тьфу ты, какое неприятное место! — сказала Яна Банике, когда они подъехали к воротам космобазы.
Банни показала рукой в рукавичке на контрольный периметр вокруг базы и сказала:
— Здесь обычно было полным-полно всяких интересных мест — баров, развлекательных заведений и магазинчиков для солдат. Иногда солдаты получали кое-какое снаряжение, которое им было на самом деле не очень нужно. И они обменивали у нас эти полезные вещи на сувениры, чтобы послать своим близким в другие колонии или на станции. Но где-то около года назад все это вдруг прекратилось, и Компания окружила базу периметром. Теперь на территорию базы пропускают только солдат Компании. Только много позже мы узнали о том, что случилось на Бремпорте, — Банни пожала плечами. — Старшие даже обрадовались, что базу закрыли для наших. Они говорили, что солдаты нас развращают. Странно, правда? Ведь все равно половина солдат, что тут служили, были из здешних мест. У них здесь оставались родственники, и когда семьям разрешалось приходить на базу, очень многие из наших бывали в солдатских магазинах и покупали одежду и всякие другие полезные вещи, которых в нашем магазинчике отродясь не бывало.
— Я еду на космобазу. Можешь поехать со мной прямо сейчас?
Яна мало спала этой ночью — сначала они с Шоном Шонгили ездили купаться в горячих источниках, потом она засиделась допоздна, записывая песню. Однако, против всякого ожидания, это ночное бдение ее даже взбодрило. Она не могла успокоиться и упрекала себя за то, что не стала спорить вчера ночью с Шоном Шонгили — тогда, когда это могло иметь смысл. Но если не брать во внимание легкую томительную нервозность, сейчас она чувствовала себя так хорошо, что ей самой с трудом этому верилось. Ей было и радостно, и грустно оттого, что Шон Шонгили живет так далеко от поселка. Радостно потому, что ей не придется все время видеть его рядом. А грустно потому, что не было никакой возможности случайно с ним встретиться. Они могли увидеться, только если кто-нибудь один специально поедет навестить другого.
Что за чертовщина! Ей, в конце концов, есть чем заняться! Яна выбралась из постели и натянула форменную рубашку, с которой она так и не спорола знаки различия. На куртке от мундира все нашивки тоже остались, как были, и Яна надела и ее тоже, а сверху — интергаловскую парку.
— Сегодня утром ты как будто чувствуешь себя получше? — полюбопытствовала Банни, когда они уже ехали по льду вдоль реки.
— Это по сравнению с чем? — усмехнулась Яна. Банни ничуть не обиделась, только улыбнулась и сказала:
— Ну, ты тогда так расстроилась оттого, что из-за этого Джианкарло сгорела твоя рыба, и потом...
— Когда ты уходила от меня, со мной было все в порядке, разве нет? Почему тогда ты решила, что что-то могло измениться?
Банни посмотрела в сторону, на пробегавший мимо берег реки, потом на Яну, потом снова в сторону. Похоже, девочка немного растерялась.
Яна подавила вздох и откинулась на спинку сиденья. Наверное, лучше всего было бы поспать, пока они не доедут до космобазы.
— Хотелось бы мне знать, кто это все время следит, куда я хожу, и ведет учет моих гостей — тогда я сама предоставляла бы отчеты, прямо кому следует. Я готова возненавидеть весь этот поселок за то, что они кое-что понимают так превратно! И вообще — это лечебное зелье, что готовит Клодах, нужно отпускать строго отмеренными дозами!
— Но ты действительно ему очень нравишься, Яна, — только и сказала Банни.
— Баника! Я не собираюсь разговаривать с тобой на эту тему, — твердо сказала Яна и закрыла глаза, стараясь успокоиться и заснуть. Но прошла минута, другая — а ей все не спалось. И она спросила:
— Он ведь не всегда был одиноким, верно?
— Шон? Ну нет, конечно. У него было полным-полно подружек, особенно когда он путешествовал по планете. Один раз он даже чуть не женился на Руби, сестре Чарли Дементьева. Но она в последнюю минуту передумала и вместо этого вышла замуж за парня из Баффин-Пойнта. А ты? У тебя, наверное, была целая толпа парней?
— Банни!
— Ну, все равно, были или нет? Мы все это знаем друг про друга.
— Нет, у меня было не много парней, если можно их так назвать.
— А что-нибудь серьезное было?
— Муж, — коротко ответила Яна, не желая после вчерашнего разговора о Бремпорте бередить еще и воспоминания о Бри. Господи, ну почему эти противные люди не могут оставить человека в покое? И почему, черт побери, у нее сейчас такое ощущение, будто она все равно не имеет права не ответить? И Яна добавила:
— Он умер.
— В Бремпорте? — спросила Баника с почти благоговейным почтением.
— Нет. Не в Бремпорте. Десять лет назад. В аварии на корабле. Банни, я в самом деле не хочу об этом говорить! Напомни мне лучше еще разок, как зовут этого друга Диего?
***
Как Яна и предвидела, проникнуть на базу снаружи оказалось намного проще, чем пройти таможенный досмотр. На планетарных базах вроде этой, где ценность построек и их содержимого была относительно невелика — во всяком случае, по стандартам Интергала, — весь персонал обычно занимался кучей разных неотложных дел, и охрана была поставлена далеко не на высшем уровне.— Тьфу ты, какое неприятное место! — сказала Яна Банике, когда они подъехали к воротам космобазы.
Банни показала рукой в рукавичке на контрольный периметр вокруг базы и сказала:
— Здесь обычно было полным-полно всяких интересных мест — баров, развлекательных заведений и магазинчиков для солдат. Иногда солдаты получали кое-какое снаряжение, которое им было на самом деле не очень нужно. И они обменивали у нас эти полезные вещи на сувениры, чтобы послать своим близким в другие колонии или на станции. Но где-то около года назад все это вдруг прекратилось, и Компания окружила базу периметром. Теперь на территорию базы пропускают только солдат Компании. Только много позже мы узнали о том, что случилось на Бремпорте, — Банни пожала плечами. — Старшие даже обрадовались, что базу закрыли для наших. Они говорили, что солдаты нас развращают. Странно, правда? Ведь все равно половина солдат, что тут служили, были из здешних мест. У них здесь оставались родственники, и когда семьям разрешалось приходить на базу, очень многие из наших бывали в солдатских магазинах и покупали одежду и всякие другие полезные вещи, которых в нашем магазинчике отродясь не бывало.