* * *
Среда, 20.40 – 22.40
 
   На расстоянии примерно двухсот метров от «Шангри-Ла» я опустил якорь «Огненного креста» на тридцатиметровую глубину, погасил навигационные огни, включил позиционные, после чего сошел в каюту и закрыл за собой дверь.
   – Как долго мы будем ждать? – спросил дед Артур.
   Очевидно, я слишком напугал его. Теперь он, наверное, считал, что пираты согласовывают со мной каждое свое движение.
   – Недолго. Наденьте непромокаемый плащ. Сейчас начнется ливень, и мы пойдем.
   – Вы думаете, они следили за нами в бинокль?
   – Несомненно. И сейчас следят, недоумевая, почему «Огненный крест», вместо того чтобы уйти к месту казни, прибыл к ним в гости и что случилось с их посланцами. Ну, естественно, если Ставракис и компания – преступники.
   – Значит, они сами прибудут, чтобы прояснить ситуацию.
   – Но не раньше, чем через час или два. Они еще надеются на возвращение своих эмиссаров. Они могут думать, что те прибыли на место уже после нашего отплытия или у них что-то случилось с лодкой.
   Дождь снова начал стучать по крыше.
   – Пойдемте, – сказал я.
   Мы вышли через дверь камбуза, на ощупь добрались до кормы, опустили лодку на воду и по лестнице сошли на нее. Я отбросил канат.
   Ветер и течение сразу же начали сносить нас в сторону порта. Мы проскочили метров на сто мимо цели. На полпути между «Шангри-Ла» и берегом я включил мотор, и мы поплыли обратно, в направлении яхты Ставракиса.
   Большая моторная лодка висела на шлюп-балке, торчащей на три метра перед мостиком «Шангри-Ла». Корма моторки находилась в пяти метрах от освещенной лестницы. Я причалил к яхте. Когда мы приблизились, матрос в дождевике и бескозырке опустил трап и подхватил наш канат.
   – Добрый вечер, мой мальчик, – обратился к нему дед Артур тем игривым тоном, которым он разговаривал с большинством окружающих. – А что, сэр Антони на борту?
   – Да.
   – И как, по-вашему, мог бы я его увидеть?
   – Если вы подождете, пока я... Но простите, ведь это вы, адмирал?
   – Именно так. Адмирал Арнфорд-Джейсон собственной персоной. И я вас узнаю, дружище. Вы отвозили меня после обеда на берег.
   – Так точно, адмирал. Прошу пройти со мной.
   – Надеюсь, моя лодка может подождать тут? – спросил дед Артур, давая таким образом понять, что я выступаю в роли его рулевого.
   – Да, конечно!
   Они вошли на борт и исчезли на корме. Несколько секунд я рассматривал тонкую проволоку, подводящую ток к корабельному фонарю. Ее было легко сорвать. Потом я двинулся за ними и спрятался от возвращающегося матроса за вентиляционной трубой. Я был уверен, что уже через двадцать секунд он поднимет тревогу, заметив, что рулевого моторки нет на месте. Но меня не интересовала столь отдаленная перспектива. Я знал: за двадцать секунд в такой теплой компании могли произойти самые непредсказуемые и интересные события. Я остановился перед открытой дверью салона.
   – О, что вы, что вы, – говорил дед. – Мне очень жаль, что пришлось вас потревожить... О, спасибо... Чуть-чуть. И совсем немного содовой. Вот так, спасибо.
   Я подумал, что, если этой ночью командир устроит пьяный дебош, ответственность целиком ляжет на мои слабые плечи.
   – За вашу красоту, мадам. Господа, за ваше здоровье. Я не хочу задерживать вас понапрасну. Дело в том, что мой приятель и я, мы очень обеспокоены. Сейчас, сейчас... Собственно говоря, где он? Мне казалось, он шел за нами.
   В эту секунду я вошел в салон, опуская воротник штормовки, закрывавшей нижнюю часть моего лица, и одновременно снимая зюйдвестку и открывая лоб и голову.
   – Добрый вечер, мадам, – вежливо сказал я. – Добрый вечер, господа. Извините за вторжение.
   Шестеро находящихся в салоне людей сгруппировались у камина: сэр Антони стоял, опершись о стену, а остальные: Шарлотта Ставракис, Долльманн, Лаворский, лорд Чарнли и какой-то незнакомец сидели.
   Меня интересовала их реакция. На лице Ставракиса я увидел удивление или беспокойство, смешанное с неудовольствием. Шарлотта улыбнулась мне усталой улыбкой. Попутно я отметил, что дед Артур все же недооценил синяк на ее виске. Незнакомец вообще никак не отреагировал. Лаворский и Долльманн остались холодны и безразличны. Зато лицо лорда Чарнли в первые секунды выразило неподдельный ужас, как если бы во время полуночной прогулки по сельскому кладбищу кто-то с жутким криком схватил его за плечо. Мою оценку подтвердил сухой удар рюмки, выскользнувшей из задрожавшей руки лорда Чарнли на ковер. Итак, в этой викторианской мелодраме наш аристократичный биржевой маклер имел амплуа человека с нечистой совестью. Я не думаю, чтобы совесть остальных была так уж кристально чиста, но они лучше владели своими чувствами.
   – Господи, Петерсен! – В голосе Ставракиса звучало удивление, но все же не такое, как если бы он встретил воскресшего покойника. – Я не знал, что вы знакомы с адмиралом.
   – Да, мы знакомы много лет. Сотрудничаем по линии ЮНЕСКО, Тони. – Иногда к числу прочих своих действительных и фальшивых титулов и должностей дед Артур добавлял себе титул британского представителя в ЮНЕСКО. С той же невозмутимостью он мог бы отрекомендоваться папским нунцием. – Это только на первый взгляд, господа, морская биология не связана с культурой. Это наука! Говоря без лести, Петерсен – лучший из лучших моих сотрудников. Это прекрасный оратор, умеющий захватывать аудиторию. Он выполнял мои поручения в Европе, Азии, Африке и Южной Америке. – Самое смешное, что каждое его слово было правдой. Особенно мне понравилось насчет лучшего из лучших. – Люди из гостиницы проинформировали меня, что господин Петерсен здесь, и вот мы вместе... Но мы хотели говорить не о себе, а о Дэвисе – коллеге господина Петерсена. В некотором смысле это тоже один из моих сотрудников. Мы нигде не можем его найти. И в городке его никто не видел. В связи с этим мы подумали, что, может быть, здесь, на ближайшем корабле, кто-нибудь что-нибудь...
   – Я никого не видел, – ответил Ставракис, вопросительно взглянув на остальных. – А вы?
   Он нажал кнопку звонка и поручил появившемуся стюарду опросить команду, после чего снова обратился ко мне:
   – Когда пропал ваш приятель, господин Петерсен?
   – Даже не представляю. Я покинул корабль после полудня, чтобы выловить несколько экземпляров интересующего меня вида. Это особая разновидность ядовитых медуз. Впрочем, следы от встречи с ними вы можете видеть у меня на лице. Дэвис работал в лаборатории на корабле. Когда я вернулся, то не нашел его.
   – Он умел плавать? – с немецким акцентом спросил незнакомец, высокий сорокалетний брюнет с быстрыми глубоко посаженными глазами. Его лицо было столь же непроницаемо, как и у остальных в салоне. Или Ставракис заставляет их всех заниматься аутотренингом, или совсем недавно они пересмотрели все ленты с участием Бестера Китона.
   – Боюсь, что нет, – ответил я без запинки. – И знаете, я думаю о том же! У «Огненного креста» нет ограждения на корме. Один неосторожный шаг и...
   Я прервал свою речь, чтобы дать возможность слуге сообщить об отрицательном результате опроса команды. Дэвиса никто не видел.
   – Я должен немедленно проинформировать о случившемся сержанта Макдональда, – констатировал дед Артур.
   Собравшиеся молчаливо одобрили это решение. Мы встали и, распрощавшись, вышли. Подходя к трапу, я сделал вид, что поскользнулся, и, размахивая руками, упал в воду, зацепив по пути кабель освещения лестницы. Темнота, ливень, ветер, человек за бортом – в общем, это был неплохой аттракцион, и в течение нескольких минут, пока я не был выловлен и доставлен на нижнюю палубу, все участники хорошо развлекались.
   Ставракис предстал в образе доброго самаритянина, предложив мне воспользоваться его гардеробом. Я скромно отказался, и мы с дедом Артуром отплыли в сторону «Огненного креста».
   Всю обратную дорогу мы молчали.
   – Что вы рассказали им, объясняя свое присутствие здесь? – спросил я, пришвартовывая лодку. – Я имею в виду ваше прибытие на борту катера ВВС.
   – О, это прекрасная история. Я рассказал им, что очень важная конференция ЮНЕСКО, которая должна состояться в Женеве, была отложена из-за отсутствия некоего профессора Спенсера Фридмана. Самое веселое, что это действительно так. Фридман отложил свой приезд в Швейцарию по моей просьбе, но об этом, естественно, никто не знает. Я рассказал Ставракису, как важно присутствие Фридмана на конференции и что найти профессора можно именно в этих краях, где он собирает редкие образцы морской флоры. Короче говоря, я должен вывезти Фридмана в Женеву.
   – А зачем тогда вы отправили моторку? Это может показаться подозрительным.
   – Не думаю. Если бы Фридман действительно находился где-то здесь, я все равно не нашел бы его раньше, чем завтра утром. Следовательно, достаточно позвонить, чтобы мне прислали вертолет, – и уже через сорок пять минут я смогу вылететь. Во всяком случае именно это я сказал Ставракису.
   – Симпатичная версия. Вы ведь не знали, что связь с материком прервана. В это даже можно было бы поверить, если бы вы, адмирал, не побывали на «Огненном кресте», прежде чем появиться на «Шангри-Ла». Люди, которые держали Дэвиса в кормовой каюте, конечно же, заметили катер ВВС и предупредили своих. Таким образом, Ставракис знает, что вы лжете. Наверное, он сравнивал вас со стоматологом, который говорит, что больно не будет, собираясь вырвать зуб без наркоза. Короче говоря, он демаскировал вас. Я вас поздравляю, адмирал. Теперь вы принадлежите к той же категории людей, что и я: ни одно страховое агентство не выдаст вам полис, даже если вы согласитесь стократно повысить ежемесячный взнос.
   – Судя по вашему настроению, визит на «Шангри-Ла» лишил вас тени сомнения относительно роли, которую играют в этой истории наши друзья?
   – Да. Вы же видели реакцию Чарнли. Этого патентованного маклера. А ведь он аристократ до кончиков ногтей.
   – Это слишком субъективно, Кэлверт, чтобы делать такие далеко идущие выводы. – Дед Артур неправильно выбрал профессию, ему нужно было идти в адвокаты. – В конце концов, в этот момент лорд Чарнли мог вспомнить о каком-то биржевом просчете.
   – Пожалуй, – согласился я, направляясь в сторону каюты, где находились мои акваланг и комбинезон. – И поэтому прошу вас вспомнить, каким грациозным и оригинальным было мое падение. Очень удачно, что я поскользнулся именно в этом месте. Я забыл уведомить вас, что сегодня вечером, когда я делал вид, что превратился в подводную раковину, прицепившуюся к перу руля лодки убийц, я вырезал на дереве знак в форме буквы "V". Падая, я заметил на пере руля моторки «Шангри-Ла» точно такой же знак и точно на том же месте. Хотя, конечно, это совпадение может оказаться совершенно случайным...
   – Послушайте, Кэлверт. – Дед Артур поудобнее устроился на кушетке и сурово взглянул на лучшего из лучших своих сотрудников. – Но вы опять занимаетесь самодеятельностью. Почему вы не сказали мне об этом на «Шангри-Ла»? Это же меняет дело!
   – Вы бы снова предложили ослепить их лучом фонарика и крикнуть «Руки вверх!»?
   – М-да... Ну ладно. Забудем об этом. Значит – никаких сомнений.
   – Никаких. И вообще все эти доказательства были ни к чему. Вы запомнили детину, который сидел рядом с Лаворским? Он очень интересовался плавательными талантами Дэвиса. Готов поспорить на сто фунтов против пенса, что он не ужинал вместе с вами.
   – Нет. Его действительно не было. А вы откуда знаете?
   – В это самое время он командовал лодкой, с которой был расстрелян вертолет, убит Уильямс и устроена охота на меня. Это капитан Стикс. Мы познакомились с ним на борту «Нантесвилля».
   Дед Артур понимающе кивнул, но его мысли были поглощены другим: он пытался самостоятельно догадаться, зачем я надеваю комбинезон и готовлю акваланг. Я решил не облегчать его страданий и очень скоро дождался рассерженного вопроса:
   – Зачем вы все это надеваете?
   – О, простите. Я как раз собирался вам все объяснить, адмирал. Я должен оставить там маленький электронный сигнализатор и пачку сахара. Естественно, с вашего позволения.
   – Именно для этого вы повредили освещение на лестнице?
   – Да. И хотел бы вернуться туда прежде, чем они восстановят проводку.
 
* * *
 
   – И все-таки это выше моего понимания... – повторял дед Артур, тряся головой. Я было подумал, что он отдает должное моей самоотверженности, размышляя о только что состоявшемся небезопасном визите своего агента в логово врага, но оказалось, его занимает совершенно иное. – Я не понимаю, как Тони Ставракис мог по уши погрязнуть в этом деле. Здесь какая-то ошибка. Это невозможно! Вы знаете, что он вскоре должен стать пэром Англии?
   – Уже? А мне он говорил, что подождет уценки титулов.
   Дед Артур не ответил. В нормальных условиях он расценил бы мою реплику как личное оскорбление, ведь после выхода на пенсию он сам автоматически должен стать пэром. Но, очевидно, старика действительно потрясло случившееся.
   – Правильнее всего было бы арестовать всю компанию Ставракиса, – перешел я к серьезным материям. – Но, к сожалению, у нас связаны руки. Мы бессильны. А поскольку мы все же знаем то, что знаем, я просил бы вас, адмирал, оказать мне услугу, прежде чем вы сойдете на берег, чтобы пообщаться с сержантом Макдональдом. Мне нужно получить кое-какую информацию. Во-первых, правда ли, что сэр Антони Ставракис совсем недавно поставил на «Шангри-Ла» новые стабилизирующие устройства? А вдруг он ни с того ни с сего соврал? Во-вторых, давайте уточним, сделал ли лорд Кирксайд запрос о присвоении дворянского звания своему младшему сыну после смерти старшего.
   – Хорошо, – отрешенно ответил дед Артур. – Настройте передатчик, и я получу необходимую информацию. – Мысль о том, что один из его потенциальных коллег по палате пэров оказался обычным уголовником, судя по всему, ввела его в состояние ступора. – И, прежде чем уйти, подайте мне, пожалуйста, эту бутылку.
   Выходя, я сначала подумал, что, если дед Артур в результате нашей операции сопьется, это помешает его будущей плодотворной деятельности в Палате пэров. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что пэр-алкоголик – не самый плохой вариант.
 
* * *
 
   Я медленно опустил верхнюю часть кожуха фальшивого дизеля. Мне показалось, что она весит тонны. Тысячи тонн. Несколько минут я не мог пошевелиться и, только сделав над собой усилие, отступил к порогу.
   – Адмирал!
   – Иду. – Он появился со стаканом в руке. – Я уже могу вызвать Лондон?
   Я ответил не сразу. Слова пришлось проталкивать сквозь комок в горле:
   – Я нашел Дэвиса.
   Командир приближался, глядя на меня еще ничего не понимающими глазами.
   Большая радиостанция исчезла, как исчезли и взрывные пакеты, подслушивающие аппараты и маленькие переносные рации. Но места для нового содержимого в корпусе мотора было явно недостаточно: пришлось втиснуть тело в совсем небольшой объем. Голова была прижата к локтям, а локти к коленям. Лица не было видно. Это походило на эмбрион, спящий в утробе матери. С той только разницей, что ему уже никогда не суждено проснуться. Вчера вечером я сказал ему, что он может выспаться... В моей голове пронеслась мистическая, жуткая мысль, что это я накаркал беду, но, тут же спохватившись, я понял, что моя вина перед Дэвисом гораздо больше, чем неосторожно сказанное слово.
   Я прикоснулся к его лицу. Оно еще хранило остатки тепла. Смерть наступила не более чем три часа назад. Я дотронулся до головы, и она упала набок, словно череп шарнирной куклы.
   Медленно и печально я повернулся к деду Артуру. Его лицо выражало боль и скорбь, оставаясь при этом бесчувственным. Это было странное и даже пугающее сочетание. А мне казалось, что я достаточно хорошо знаю командира... Впрочем, вряд ли дед Артур занял свою теперешнюю должность, случайно прочитав в вечернем выпуске «Таймс» объявление о конкурсе на замещение вакансии начальника секретной службы. Его назначили и утвердили на самом высоком уровне государственной власти. Наверняка предварительно они прочесали всю страну в поисках кандидатуры, отвечающей столь высоким требованиям. И если выбор пал на деда Артура, значит, он этим требованиям соответствовал. Абсолютное отсутствие жалости и сострадания было наверняка главным условием.
   А романтик Кэлверт как-то никогда об этом не задумывался.
   – Его, конечно, убили, – на всякий случай констатировал адмирал.
   – Да.
   – Каким образом?
   – У него переломлены шейные позвонки.
   – Переломлены? У такого тренированного человека, как Дэвис?
   – Я знаю малого, который делает это одним движением рук. Это Квист. Он убил Бейкера, Дельмонта и чуть не убил меня.
   – Да... Я понимаю... Послушайте, Кэлверт, я прошу, нет, я приказываю вам найти этого человека. Вы должны поставить перед собой эту цель. Средство можете выбирать по вашему усмотрению. – Юридическое мировоззрение деда Артура прогрессировало, и явно не в сторону непреклонного следования принципу презумпции невиновности. – Кэлверт, вы можете реконструировать происшедшие здесь события?
   – Конечно, адмирал.
   Вот так всегда. «Неоценим в безнадежных ситуациях». Оракул Кэлверт, на выход!
   – Наши, а вернее, судя по вашей любви к Ставракису, ваши друзья прибыли на борт «Огненного креста» сегодня утром, вскоре после моего отплытия. Наверное, они любят поспать, иначе мое путешествие могло бы не состояться. Каким-то образом они обезвредили Дэвиса и держали его целый день в качестве пленника. Это, кстати, объясняет тот факт, что в полдень он не вышел на связь с вами. Когда вы появились на борту, Дэвис был еще жив. Кстати, может быть, они даже не оставили с ним охрану, просто хорошо связали, забили кляпом рот и заперли. Но вы не могли этого знать, адмирал, поскольку лодка пришельцев ушла обратно на «Шангри-Ла», не могла же она оставаться тут целый день.
   – Спасибо, Кэлверт, но я не нуждаюсь в адвокатах. – В голосе деда Артура все же сквозила горечь.
   – Простите. Через час или два после вашего отплытия с «Огненного креста» Стикс и его компания привезли с «охоты» приятное сообщение о моей смерти. Одновременно это был смертный приговор Дэвису. Я уверен, в роли палача выступил Квист. Почему именно он и именно таким образом? Выстрел могли услышать в порту. Удар ножом – способ малогигиеничный. Затопить корабль вместе со связанным Дэвисом они могли, только когда кончится прилив – после полуночи, а мало ли что случится до того времени... Кроме того, я считаю, что Квист действовал так, а не иначе еще и по некоторым причинам субъективного свойства. Я уверен, что он – импульсивный убийца, маньяк, психопат – называйте как хотите. Ему доставляет удовольствие сама возможность убивать.
   – Да, – подтвердил дед Артур спокойным голосом, – все было именно так. Потом они стали искать место, куда спрятать труп, и подумали о нашем фальшивом моторе. Все содержимое они выбросили в море или забрали с собой, а Дэвиса... – Он прервал монолог, на секунду задумался и вдруг завизжал. Я никогда не думал, что его стариковское горло способно быть источником такой рулады. – Но каким образом, черт возьми, они узнали, что это был не настоящий мотор?! Прошу вас ответить! – Тут он резко понизил тон и заговорил почти шепотом: – Что это, Кэлверт, предательство или преступный просчет?
   – Надеюсь, второе, адмирал. Это преступный просчет. Мой просчет. Я понял это только теперь. Если бы эта мысль пришла мне в голову раньше, возможно, Дэвис был бы жив. Я ведь знал все с самого начала, но не сумел предвидеть, а вернее, попросту понять. Когда лжетаможенники прочесывали корабль, я сразу же подумал, что они нашли то, что их интересовало, именно в машинном отделении. До этого они рассматривали каждую мелочь сквозь увеличительное стекло, даже аккумуляторы, а после проводили осмотр небрежно и быстро. Дэвис пытался обратить мое внимание на то, что главным для них были аккумуляторы. Но я имел слишком высокое мнение о себе, чтобы выслушивать чьи-либо советы. Прошу вас, адмирал, возьмите фонарь и приглядитесь к аккумуляторам.
   Дед Артур одарил меня ледяным взглядом. Лучше бы я искупался в бассейне с жидким гелием. Приняв из моих рук фонарь, он несколько минут рассматривал аккумуляторы, после чего выпрямился с недоуменным видом.
   – Не вижу ничего особенного.
   – Томмас – так зовут одного из лжетаможенников – был более наблюдательным, а возможно, имел перед вами преимущество: он ведь знал, что искать. Он хотел найти мощный радиопередатчик, а не аппарат небольшого радиуса действия, который стоял у нас в рубке. Он искал на аккумуляторах следы присоединения толстого силового кабеля. Чаще всего это делают с помощью специальных пружинных зажимов. Их еще называют «крокодилы», потому что их зубцы остры, как зубы аллигатора.
   Дед Артур чертыхнулся и снова склонился над аккумуляторами. Теперь ему хватило несколько секунд.
   – Вы правы, Кэлверт. – Лед в его взгляде растаял, осталась только горечь.
   В этот момент у меня в мозгу словно щелкнул выключатель, а вернее, включатель, потому что все события последнего дня вдруг выстроились в моем сознании в единую логическую и, к сожалению, безальтернативную цепь моих взаимосвязанных ошибок.
   Теперь взвизгнул я, с успехом доказывая, что по молодости лет мои голосовые связки действуют куда лучше адмиральских:
   – Так они с самого начала знали все! Они были в курсе все, вы понимаете, всех моих планов! Они знали, что Дэвис на рассвете будет на борту один и что вертолет доставит меня на пляж в сумерки. Достаточно было чьего-то подтверждения с озера Гурон, и они приняли решение уничтожить вертолет. А эти разбитые передатчики и поврежденный телефон?! Это же приманка! Они хотели, чтобы мы поверили, что передатчик остался только у нас. И мы клюнули, как последние идиоты! Ведь с самого начала было все ясно!..
   – Вы очень громко говорите, – прервал мою тираду дед Артур. – Кроме того, ход ваших размышлений, если это вообще можно назвать размышлениями, лишен какой бы то ни было логики.
   – Помните, я говорил вам, что, когда мы с Дэвисом гостили на «Шангри-Ла», здесь, на «Огненном кресте», была ответная делегация? К сожалению, я не понял тогда, зачем они нас посетили...
   – Я прошу не утруждать себя новыми доказательствами того, что я менее наблюдателен и сообразителен, чем вы. Я уважаю вашу компетентность, Кэлверт. Продолжайте.
   В иное время я не преминул бы съязвить по этому поводу. Но не сейчас.
   – А ведь все было примитивно просто, – продолжал я. – Они сошли в машинное отделение и детально все обыскали. Естественно, их внимание привлекли четыре неокрашенных винта на правом моторе, тем более что на левом краска на таких же винтах была нетронута. Потом они подняли кожух и подключили к выходу радиостанции небольшой передатчик, который спрятали за аккумуляторами. Они прекрасно знали, какую работу предстоит выполнить, и привезли с собой все необходимые инструменты и детали. Потом им оставалось только сидеть с сигаретой и стаканчиком виски в мягком кресле и, слушая все наши разговоры, корректировать планы своих действий. Видите, адмирал, они бережливые, рачительные люди. Ведь могли уничтожить радиостанцию, за борт выбросить. А они пожалели дорогостоящую аппаратуру. Впрочем, я думаю, их не слишком интересовал бюджет вашей организации, адмирал. Просто, если бы они лишили нас радиостанции, мы бы искали и нашли другой способ связи. А так – мы сами информировали их обо всем. Я думаю, даже сэру Ставракису не часто удается получать информацию раньше службы новостей Би-Би-Си.
   При воспоминании о тонущей «Мэри Роз» дед Артур поморщился. Блестяще проведенная акция теперь выглядела сокрушительным провалом.
   – Ну хорошо, – переменил он тему. – А почему же тогда они сами уничтожили свое преимущество, спрятав сюда... – Он указал на корпус мотора.
   – Зачем им было преимущество после полной и окончательной победы? – ответил я, чувствуя, как усталость снова наваливается на мои плечи. – Меня расстреляли и утопили, Дэвис был задушен...
   – Да-да, конечно. Какая жуткая история! – Он снял монокль и потер веки. – Значит, теперь они знают, что попытавшись запросить помощь, мы найдем труп Дэвиса, а значит... Кэлверт, теперь я понимаю вашу мысль насчет страхового полиса. Даже если они невысокого мнения о наших дедуктивных способностях, мы – свидетели. Они не успокоятся, пока мы живы! Тем более что ставка в этой игре – миллионы фунтов! Что вы думаете об этом, Кэлверт?
   – Нужно поднимать якорь и уходить, – ответил я очень серьезно. – Это единственное спасение. Мы и так задержались тут слишком долго. Может быть, они уже в пути. Что касается люгера, пусть он остается у вас, адмирал. На море, я надеюсь, мы будем в относительной безаопасности. Но сначала нам нужно отвезти на берег тело Дэвиса и вашего «крестника».
   – Правильно. Мы должны переправить их на сушу.
 
* * *
 
   Поднимать якорь с помощью электрической лебедки – процесс максимально демократичный. Вы можете быть кретином-капралом, а можете иметь кембриджский диплом, но неуверенный шаг ногой, неточный взмах рукой, развевающиеся по ветру полы плаща и любой кусочек ткани, попавший между цепью и барабаном, – и вы остаетесь без ноги или без руки, поскольку в случае опасности нет никакой возможности добраться до выключателя, который кораблестроители для удобства располагают на задней стенке подъемника. Такие случаи довольно часто происходят и в хорошую погоду. Когда палуба становится скользкой от воды, опасность увеличивается вдвое. Но если к тому же темно, как у негра в желудке, с неба льются потоки воды, а корабль танцует под ногами ритуальную пляску племени мумба-юмба, то, насколько я знаю, только один человек в мире может добровольно вызваться проделать такую работу. Правда, сейчас у этого человека был серьезный стимул к добросовестной работе: ему очень хотелось избежать смерти.