— Прекрасно. Почту за честь. А где расположатся мои друзья?
— Каждому выделена отдельная каюта. Кстати, ими тоже не пользовались. Думаю, что им понравится. Я хотел бы представить вам некоторых из моих офицеров, сэр.
— Конечно, конечно. Кого конкретно вы имеете в виду?
— Офицера медицинской службы Грирсона.
— Знаю такого, — сказал Хокинс — Умный парень.
— Лейтенанта Денхольма. Нашего вундеркинда в области электроники. Мне кажется, вы встречались с ним, сэр.
— Да, встречался. — Хокинс, широко улыбаясь, посмотрел на своих сопровождающих. — Будьте предельно осторожны в его отношении. Лейтенант Денхольм — наследник графства, самый настоящий. Чертовски томный и аристократичный. Но его не проведешь. Ум острый, как бритва. Как я уже говорил генералу Карсону, Денхольм настолько хорошо разбирается в электронике, что все ваши технические шишки из Силиконовой долины в подметки ему не годятся.
— Потом хочу познакомить вас с лейтенантом Маккафферти, нашим старшим механиком, и, конечно, с капитан-лейтенантом Ван Гельдером, которого вы уже видели.
— Да, впервые. Производит благоприятное впечатление. Очень благоприятное. Показался мне весьма способным парнем.
— Он такой на самом деле, даже более того. Если я, допустим, завтра свалюсь, вам незачем беспокоиться. Он в любую минуту может взять управление «Ариадной» в свои руки, и вы не заметите разницы.
— Такая похвала из ваших уст равносильна дюжине любых рекомендаций. Я запомню.
— Конечно, господа, вам не терпится задать вопрос, почему я привез с собой двух гражданских лиц. Сначала я представлю их вам, затем доложу о цели нашего визита, и тогда вы поймете, почему они оказались здесь. Кстати, я должен сказать, мне сильно повезло, что эти люди со мной. Они редко покидают свой родной штат Калифорнию, но так уж случилось, что оба присутствовали на международной конференции в Риме. Это профессор Алек Бенсон.
Бенсон оказался крупным, спокойным на вид, розовощеким седовласым человеком примерно шестидесяти лет. Он был одет в спортивную куртку, фланелевые брюки и в рубашку поло — все в серых тонах. Одежда хорошо сидела на нем, но была сильно поношена, как будто досталась ему в наследство от дедушки.
— Профессор руководит сейсмологическим отделением Калифорнийского технологического института в Пасадене, специализируется в геологии и вулканологии. Все, что заставляет земные пласты сотрясаться и передвигаться, представляет для него научный интерес, — продолжал Хокинс — Поскольку в этой области его считают ведущим в мире экспертом, то, пока я грубо не вмешался, он председательствовал на международной конференции по сейсмологии, которая проходит в настоящее время в Риме. Вам, конечно, известно, что такое сейсмология.
— Только в самых общих чертах, — сказал Тальбот. — Это что-то вроде науки, точнее, область знаний, занимающаяся изучением причин и последствий землетрясений.
— Что-то вроде науки? — удивленно переспросил Хокинс — Вы меня разочаровываете. Это самая настоящая наука.
— Думаю, обижаться не стоит, — вмешался в разговор Бенсон. — Командир совершенно прав. Мы не доросли до уровня науки, поскольку все еще топчемся на периферии предмета, имеем лишь общие представления о нем.
— Ну ладно. Доктор Уикрэм — физик, который так же хорошо известен в своей области, как профессор Бенсон в своей. Специалист по ядерной физике.
Тальбот посмотрел на доктора Уикрэма, который в отличие от Бенсона был темноволосым, худым, в безукоризненном синем костюме, белой рубашке с накрахмаленным воротничком и черном галстуке. Весь его похоронный вид вполне соответствовал мрачному выражению лица. Тальбот спросил:
— Доктор Уикрэм, ваши интересы в области ядерной физики распространяются на ядерное оружие?
— Безусловно, распространяются.
— Вас и профессора следует поздравить и, наверное, вручить медаль для гражданских лиц. Вице-адмирал Хокинс, конечно, вынужден выполнять свою обязанность, а вот вам, господа, как мне кажется, следовало бы остаться в Риме. Там ведь безопаснее, разве я не прав?
Хокинс прочистил горло.
— Вы не задумывались о том, что можете вызвать гнев своего начальства?
— Нет, не задумывался, сэр.
— Ну ладно, давайте ближе к делу. Оба сообщения получены. Первое вызвало некоторое недоумение, а второе произвело впечатление разорвавшейся бомбы.
— Вы имеете в виду сообщение о... тиканье, сэр?
— Вот именно, о тиканье. Оба сообщения были отправлены в Пентагон, а второе, кроме того, в Белый дом. Думаю, что слово «остолбенение» вполне характеризует их реакцию. Это, конечно, только предположение, но я сужу по скорости их ответа на второе сообщение. Обычно можно ждать месяцами, чтобы получить из Пентагона самую незначительную информацию, но на сей раз они ответили буквально через несколько минут. Когда я прочитал их ответ, то сразу все понял.
Хокинс замолчал, видимо желая произвести более драматический эффект.
— Я тоже понял.
— Что вы хотите этим сказать?
— Если бы я был на месте Пентагона или Белого дома, то тоже почувствовал бы себя не в своей тарелке, когда американский бомбардировщик или грузовой самолет с бомбами на борту неожиданно падает в море. Особенно если эти бомбы или ракеты, которые нес самолет, ядерные. Или, еще хуже, водородные.
— Черт побери, Тальбот, вы лишаете стареющего вице-адмирала последних радостей в жизни. Я разгневаюсь.
— Но это совсем нетрудно понять, сэр. Мы догадались, что упал бомбардировщик. Гражданские самолеты, за исключением «конкордов», на такой высоте не летают. Глупо было бы не сообразить, в чем дело. Бомбардировщики обычно имеют на борту бомбы. По реакции американцев сразу же стало ясно, что это их самолет. И вам не пришлось бы в такой дикой спешке прибывать сюда, тем более в сопровождении эксперта по ядерному оружию, если бы бомбы не представляли особой опасности. Лично я не могу представить себе чего-либо хуже водородных бомб.
— Да и никто не может этого представить. Мне следовало бы догадаться, что вы все поймете. Даже Пентагону неизвестно, какого типа был самолет. Они предполагают, что, скорее всего, это последняя модель самолета С-141 «старлифтер», способного перевозить грузы, который заправился на Азорских островах и направлялся в Грецию. Из вашего первого послания мы поняли, что вы видели, как самолет упал в море, но не смогли его идентифицировать. Почему?
— Первый помощник, объясните вице-адмиралу, почему мы этого не сделали.
Ван Гельдер вытащил пачку фотографий и протянул Хокинсу, который быстро просмотрел их, перебрал еще раз, но медленнее, наконец вздохнул и поднял голову.
— Завораживающее зрелище. Думаю, оно меня заинтересовало бы, если бы я любил фотографировать пожары с огромными языками пламени и дымом. Но меня это не интересует. Единственное, что я смог разглядеть, — левый внешний двигатель, правда, толку от этого никакого. В любом случае нет ответа на то, что явилось источником или причиной пожара.
— Думаю, сэр, Ван Гельдер не согласится с вами, — сказал Тальбот. — Он считает, что пожар возник в носовой части и причиной его явился внутренний взрыв. Я согласен с ним. Самолет явно не был сбит с моря противовоздушными средствами. По крайней мере, теми, что нам известны. Единственным исключением могут служить ракеты с тепловой системой наведения. Здесь мы, однако, имеем два «но». Прежде всего, такая ракета ударила бы в двигатели, а не в фюзеляж, и, кроме того, что весьма важно, в этом районе нет никаких судов. Наш радар сразу обнаружил бы их. А отсюда следует и то, что удар не мог быть нанесен с воздуха. Надеюсь, адмирал, нет необходимости напоминать о том, что радарная установка на борту «Ариадны» — самая совершенная в мире.
— Возможно, это уже и не так, сэр, — почтительным, но уверенным тоном заметил Денхольм. — И если я прав, тогда мы не можем с такой легкостью отбросить ракеты. Только не считайте мое предположение нереальным, фантастическим. Мне только сейчас пришла в голову одна мысль.
— Поделитесь с нами, лейтенант, — сказал Хокинс.
— Я не уверен, сэр, что нам это что-то даст, но все же... Мне известно о бытующем мнении, что Советы в области развития технологий всегда следуют по пути Запада. Насколько такое представление обоснованно, не знаю. Признаю, что Советы потратили определенное время на выуживание военных секретов Запада. Я говорю «определенное», потому что и среди американцев, и среди англичан немало ученых, которые готовы продать Советам все, что угодно, главное, чтобы хорошо платили. Уверен, что это относится и к компьютерам, где Советы больше всего отстают. Но я не думаю, что это относится и к радарам. Ведущие специалисты Запада в этой области находятся в Плесси, в Англии. Им удалось совершить революционный переворот в этой сфере и разработать совершенно новую радарную систему, типа 966, предназначенную для установки на самолетах-невидимках, эсминцах типа 42 класса «Шеффилд» и фрегатах типа 23 класса «Норфолк». Этот новый радар создан не только для обнаружения и слежения за ракетами «земля-воздух» и «вода-воздух», но и для...
Хокинс закашлялся.
— Извините, что прерываю вас, Денхольм. Вам, возможно, и известно многое, но наверняка данная информация проходит под грифом секретности.
— Если бы это было так, я бы не стал говорить о радарах даже здесь. Все можно найти в средствах массовой информации. Так вот, продолжаю свою мысль. Радар предназначен также для управления летательными снарядами в полете и для точнейшего наведения их на цель. Насколько я понимаю, на них совершенно не действуют радиотехнические и тому подобные помехи. Если в Плесси удалось создать такую установку, то аналогичную могли сделать и Советы, которые, в отличие от западников, такие вещи не афишируют. Мне почему-то кажется, что они владеют ноу-хау.
— И поэтому, — сказал Хокинс, — вы считаете, что причиной пожара явилась ракета?
— Совсем нет, сэр. Я только выдвинул предположение. Возможно, что командир и капитан-лейтенант Ван Гельдер абсолютно правы. Вся беда в том, что я понятия не имею о взрывчатых веществах. Вероятно, существуют ракеты с небольшим зарядом, вызывающим незначительные повреждения. Мне кажется, что, если бы самолет был сбит обычной ракетой, он распался бы на тысячи кусочков, а не рухнул целиком в море. Но должен опять повторить, точно мне ничего не известно. Мне хотелось бы знать, каковы были меры безопасности на базе в США, откуда вылетел этот самолет?
— Безопасности? В таком случае, как этот? Когда речь идет о сверхсекретном самолете? Конечно, максимальные меры безопасности!
— Неужели вы, вице-адмирал, верите, что существует такая вещь, как максимальные меры безопасности?
Хокинс лишь молча отхлебнул из своего стакана.
— За последний год произошли четыре авиакатастрофы, причем все четыре самолета вылетели из аэропортов, где обеспечивались максимальные меры безопасности. И во всех четырех случаях террористы проникли в аэропорты с помощью детских уловок.
— Но это были гражданские аэропорты, а мы с вами говорим о сверхсекретной американской базе военно-воздушных сил, весь персонал которой состоит исключительно из военных людей, специально отобранных и проверенных на детекторе лжи.
— При всем моем уважении к вам, вице-адмирал, и к вашим американским друзьям, должен сказать, что детекторы лжи, точнее, полиграфы — ерунда. Любой более или менее образованный человек может научиться его обманывать. В конце концов, показания полиграфа основываются на примитивных измерениях частоты пульса, уровня кровяного давления и потовыделения. При соответствующей подготовке вы сумеете дать такой ответ, какой вам нужен, и тот, кто проводит тест, ничего не заметит.
— Это имеет какое-нибудь отношение к вашим занятиям электроникой, а?
— Абсолютно никакого, сэр. Полиграфы относятся к отжившей уже эре. Вы только что воспользовались словом «сверхсекретный», сэр. «Ариадна», если так можно выразиться, набита всякими сверхсекретными штучками. И сразу же возникает вопрос, а кто из членов команды проходил испытания на детекторе лжи? Никто!
Хокинс в течение нескольких мгновений молча сидел, уставившись на стакан в своей руке, а затем поднял голову и посмотрел на Тальбота.
— Если возникнет такая необходимость, капитан, сколько времени вам понадобится, чтобы связаться с Пентагоном?
— Практически нисколько. От силы полминуты. Связаться немедленно?
— Нет, подождите. Я должен еще подумать. Вся беда в том, что даже у Пентагона возникают трудности, когда необходимо получить информацию с военно-воздушной базы, которая, если не ошибаюсь, находится где-то в Джорджии. Конечно, это вина самого Пентагона, хотя сам он никогда не признается. Там приучили старших офицеров всех четырех родов войск соблюдать полную секретность, и никто не отважится дать ни малейшей информации без разрешения командира военно-воздушной базы, корабля или еще чего-то там. В данном случае командир базы, к полному неудовольствию Пентагона, оказался не лишен человеческих слабостей и выписал сам себе увольнительную на двадцать четыре часа. Никто понятия не имеет, где он находится.
— Вам не кажется, сэр, — заметил Ван Гельдер, — что это создаст определенные неудобства, если вдруг через полчаса начнется война?
— Ничего страшного не случится. База постоянно находится в полной боевой готовности. Но существуют железные правила, запрещающие разглашать секретную информацию.
— Вы бы, наверное, не сидели здесь, — сказал Тальбот, — если бы они не поделились кое-какой информацией.
— Конечно. Эта информация весьма туманна и неопределенна, но весьма тревожна. Согласно одному сообщению, на борту самолета было четырнадцать ядерных зарядов, согласно другому — пятнадцать. Были ли в нем ракеты или бомбы, неизвестно. Единственное, мне дали понять, что это были водородные устройства, каждое — настоящее чудовище в двенадцать — пятнадцать мегатонн. Кроме того, на борту самолета были еще две атомные бомбы.
— Думаю, мне придется нарушить свои правила и тоже выпить виски, — сказал Тальбот.
Полминуты прошло в молчании, а потом он добавил:
— Мне и во сне не могло такое присниться.
— Во сне? — воскликнул Грирсон. — Да это самый настоящий кошмар!
— Сон или кошмар — это сейчас не важно, — заметил лейтенант Денхольм. — Важно, что мы вот-вот можем взлететь в стратосферу в распыленном состоянии.
— Итак, доктор Уикрэм, это водородная бомба, — произнес Тальбот. — Будем считать так. Существует ли вероятность того, что она может внезапно сдетонировать?
— Сама по себе? Нет, невозможно. Президент Соединенных Штатов должен нажать одну кнопку, другой человек в определенном месте — другую. Радиочастоты настолько разные, что вероятность того, что кому-то удастся угадать правильную комбинацию, одна на миллион.
— А есть ли вероятность, пусть одна на миллион, что Советам такая комбинация известна?
— Нет.
— Вы утверждаете, что сама по себе бомба взорваться не может. Нет ли каких-нибудь внешних средств, источников, которые могли бы вызвать ее взрыв?
— Не знаю.
— Как вас понимать? Вы не хотите сказать или вы не уверены? Думаю, доктор Уикрэм, что при сложившейся ситуации не время проявлять щепетильность.
— Я не уверен. Если поблизости произойдет достаточно мощный взрыв, он, возможно, вызовет детонацию бомбы. Но утверждать точно мы не в состоянии. Мы просто не знаем.
— То есть как, такая возможность даже не рассматривалась? И соответствующих экспериментов не проводилось?
— Надеюсь, что нет, — встрял в разговор лейтенант Денхольм. — Если бы такой эксперимент закончился удачей, мне бы не хотелось оказаться в радиусе по меньшей мере тридцати-сорока миль от места его проведения.
— Это во-первых. — Впервые за все время разговора доктор Уикрэм попытался улыбнуться, но улыбка получилась немного кислой. — Во-вторых, если говорить откровенно, нам даже в голову не приходила мысль, что может возникнуть подобная ситуация. Мы, безусловно, смогли бы провести такой эксперимент, и без тех ужасных последствий, о которых говорил лейтенант. Можно было взорвать очень маленькую атомную бомбу вблизи другой. Даже обыкновенного взрывчатого вещества рядом с небольшой атомной бомбой было бы вполне достаточно. Если бы эта маленькая атомная бомба взорвалась, то же самое могла бы сделать и водородная бомба. Всем известно, что цепная реакция в атомной бомбе включает реакцию синтеза в водородной бомбе.
— Встраиваются ли какие-нибудь часовые механизмы, особенно замедленного действия, в водородные бомбы? — спросил Тальбот.
— Нет.
Категоричный тон доктора Уикрэма не оставлял сомнений.
— По словам вице-адмирала Хокинса, на борту затонувшего самолета могут оказаться два обыкновенных атомных заряда. Могут ли они быть снабжены часовым механизмом?
— Вновь повторяю, я не знаю. Это не моя область исследований. Но я не вижу причин, почему бы и нет.
— С какой целью?
— Понятия не имею. Просто выдвигаю предположение. Моя догадка может быть не хуже вашей, капитан. Единственное, что мне приходит на ум, это использование их в качестве мин. Обыкновенных морских мин, которые аккуратно сбрасываются с любого пролетающего транспортного самолета.
— Нужно мыслить шире, — сказал Ван Гельдер. — Водородную мину можно аккуратно сбросить с любого проходящего боевого корабля.
— С какого боевого корабля? Одного из наших? В военное время, так же как и в мирное, моря открыты для всех.
— Но Черное море и в мирное время открыто не везде. Впрочем, все это немного притянуто за уши. Как приводятся в действие мины?
— Мое невежество вызовет у вас большое разочарование, но я совершенно не разбираюсь в минах.
— Когда-то мины были либо магнитными, либо акустическими. Из-за размагничивания магнитные мины стали вчерашним днем. Следовательно, здесь у нас акустическая мина. Включается шумом двигателей проходящего корабля. Интересно, правда? Мы ведь несколько раз прошли над тем местом, до того как услышали тиканье, и ничего не включили. Пока не включили. Поэтому, как мне кажется, тиканье вовсе не означает, что мина установлена на определенное время. Возможно, она активизируется, то есть взорвется под проходящим судном, в тот момент, когда тиканье прекратится. К сожалению, мы не имеем понятия, что инициировало это тиканье в первый раз. Я не понимаю, каким способом можно сделать это преднамеренно. Приходится предположить, что его спровоцировал взрыв в самолете или же удар самолета о воду при падении.
— Умеете вы успокоить, Ван Гельдер, — пробормотал Хокинс.
— Должен сказать, сэр, что другие варианты менее предпочтительны. По моим выводам, хотя, возможно, они и бесполезны, тиканье — это передышка, своего рода отсрочка, и никакого взрыва не произойдет, пока продолжается тиканье. А вот когда оно закончится, бомба активизируется и способна взорваться под проходящим судном. Мне кажется, не такая уж дикая мысль, сэр. Я исхожу из предположения, что бомбу могли сбросить не только с самолета, но и с любого надводного средства. В таком случае кораблю надо как можно дальше удалиться от места взрыва. Для этого и используется часовой механизм, который начинает работать, как только бомбу сбрасывают за борт. Я абсолютно уверен, сэр, что Пентагон мог бы пролить хоть какой-то свет на происходящее.
— Уверен, что мог бы, — согласился Хокинс. — И ваши выводы вовсе не бесполезны. Лично мне они кажутся весьма разумными. Ну, капитан, что вы предполагаете делать в таком случае?
— Мне казалось, сэр, что цель вашего визита сюда заключается в том, чтобы сказать мне, что надо делать.
— Отнюдь. Я приехал сюда, чтобы войти в курс дела и получить некоторую информацию в обмен на ту, что я предоставил вам.
— Означает ли это, адмирал, — как бы это выразиться осторожнее? — что я могу самостоятельно принимать решения?
— Вы не просто можете принимать их, вы обязаны сделать это. Я готов подписаться под каждым из них.
— Благодарю вас. Тогда мое первое решение, точнее, предложение: вы вместе с вашими друзьями немедленно возвращаетесь в Рим. Здесь вы никому не поможете, а научному миру и военно-морскому ведомству придется пережить огромную потерю, если вдруг три такие величины принесут себя в жертву. Кроме того, разрешив мне самостоятельно принимать решения, вы тем самым подтвердили, что нет ничего такого, что я не мог бы сделать вместе со своей командой. Капитан-лейтенант Ван Гельдер в вашем полном распоряжении.
— Капитан-лейтенанту придется подождать. По крайней мере, меня. Ваша логика безупречна, но я в данный момент не могу руководствоваться логикой. Что же касается моих друзей, то здесь я с вами полностью согласен. Они могут завтра возвратиться на конференцию в Рим, и никто не заметит их отсутствия. Мы не имеем права рисковать жизнью гражданских лиц, тем более столь именитых.
— Вы только что высказали свою точку зрения, — заметил Бенсон, попыхивая старой трубкой. — Именитые мы или нет, но мы — гражданские лица и приказам военных не подчиняемся. Лично я предпочитаю Эгейское море Риму.
— Согласен, — произнес Уикрэм.
— Похоже, адмирал, вы можете повлиять на своих друзей не больше, чем я на всех вас — Тальбот вынул из внутреннего кармана два листка бумаги. — Я хотел бы, сэр, чтобы вы это подписали.
Хокинс взял протянутые листки, задумчиво посмотрел на Тальбота, быстро пробежал взглядом обе страницы, а затем зачитал вслух одну из них:
— "Для поднятия на поверхность затонувших самолета и яхты прошу немедленно отправить ближайшее спасательное судно в точку с координатами 36 градусов 21 минута северной широты, 25 градусов 22 минуты восточной долготы к югу от мыса Акротири, остров Тира. Прошу также направить самолетом на остров Тира двух водолазов с необходимым снаряжением для четверых, повторяю, для четверых. Приоритет 1АА. Вице-адмирал Хокинс".
Хокинс посмотрел на Бенсона и Уикрэма.
— Указание предназначено для корабля ее величества «Аполлон». Контр-адмирал Блайт — командующий тактическими военно-морскими соединениями НАТО в Восточном Средиземноморье. Приоритет 1АА означает «Бросить все дела, это важнее всех». Вице-адмирал Хокинс — это, кажется, я. Но почему, капитан, вы просите снаряжение для четырех водолазов?
— Мы с Ван Гельдером опытные водолазы, сэр. Когда-то вместе служили в подводном флоте.
— Понятно. Второе послание предназначено для министра обороны Греции: «Срочно свяжитесь с диспетчерской службой аэропорта Афины. Выясните, есть ли какая-нибудь информация о самолете, скорее всего американском, потерпевшем крушение сегодня в 14.15 к югу от острова Тира. Запрашивал ли он разрешения приземлиться в Афинах или в другом греческом городе. Обратитесь за помощью к полиции и к разведке. Выясните, есть ли какие-нибудь сведения о некоем Спиросе Андропулосе, владельце яхты „Делос“». Приятно сознавать, что послание тоже подписано мною. Ну что ж, капитан, минуты две назад я чуть было не совершил несправедливость по отношению к вам. Я, было, подумал, что вы не готовы взяться за эту проблему, а оказывается, вы все обдумали еще до моего прибытия. У меня только два вопроса.
— Относительно самолета и Андропулоса?
Хокинс кивнул.
— На высоте тринадцать тысяч метров пилот мог не беспокоиться о том, обнаружит его кто-нибудь или нет. Ему было прекрасно известно, что он один в небе. Но как только он начал снижаться, ситуация коренным образом изменилась. Ему, конечно, не хотелось с кем-нибудь столкнуться, особенно учитывая груз на его борту. Безусловно, он должен был попросить разрешения приземлиться.
— Но почему Греция?
— Если судить по его курсу, он летел в сторону Анкары или в какое-нибудь другое место поблизости. Турция, по крайней мере номинально, является членом НАТО. Уверен, что у американцев нет военно-воздушных баз в районе Анкары, даже не знаю, есть ли у них вообще базы в Турции. Мне только известно, что там нет ракетных баз. В Греции же у американцев есть и то и другое. Итак, остается Греция. Что же касается Андропулоса, то я с моими офицерами пришел к выводу: это весьма хитрый тип и подозрительная личность. Конечно, в суде такое не воспримут. Мы подозреваем, что ему что-то известно о самолете, упавшем в воду. Что-то такое, чего мы не знаем. Он заявляет, что «Делос» пошел на дно в результате взрыва. Но здесь сразу же возникает извечный вопрос: он сам затонул или ему помогли? Короче говоря, был ли этот взрыв случайным или нет? Если мы сможем поднять «Делос» на поверхность, то сразу все выясним.
— Да, вполне возможно. Но сначала дела. — Хокинс еще раз взглянул на тексты. — Похоже, они вполне отвечают стоящей перед нами задаче. Я охотно подпишу их. — Хокинс вытащил ручку, подписал и протянул бумаги Тальботу. — Поскольку вы все это разработали раньше, подозреваю, еще до моего отлета из Рима, почему же вы сами не послали эти донесения?
— Командиры моего ранга не имеют права отдавать приказания контр-адмиралу Блайту. У меня нет таких полномочий, как у вас. Вот почему я просил вас прибыть как можно быстрее. Благодарю вас за то, что подписали, сэр. Это полдела. Теперь наступает самое трудное.
— Трудное? — уныло произнес Хокинс — Что еще за трудности?
— Имеем ли мы моральное право просить команду спасательного судна, не говоря уж о водолазах, присоединиться к нам и совершить, говоря словами лейтенанта Денхольма, полет в стратосферу в распыленном состоянии.
— Каждому выделена отдельная каюта. Кстати, ими тоже не пользовались. Думаю, что им понравится. Я хотел бы представить вам некоторых из моих офицеров, сэр.
— Конечно, конечно. Кого конкретно вы имеете в виду?
— Офицера медицинской службы Грирсона.
— Знаю такого, — сказал Хокинс — Умный парень.
— Лейтенанта Денхольма. Нашего вундеркинда в области электроники. Мне кажется, вы встречались с ним, сэр.
— Да, встречался. — Хокинс, широко улыбаясь, посмотрел на своих сопровождающих. — Будьте предельно осторожны в его отношении. Лейтенант Денхольм — наследник графства, самый настоящий. Чертовски томный и аристократичный. Но его не проведешь. Ум острый, как бритва. Как я уже говорил генералу Карсону, Денхольм настолько хорошо разбирается в электронике, что все ваши технические шишки из Силиконовой долины в подметки ему не годятся.
— Потом хочу познакомить вас с лейтенантом Маккафферти, нашим старшим механиком, и, конечно, с капитан-лейтенантом Ван Гельдером, которого вы уже видели.
— Да, впервые. Производит благоприятное впечатление. Очень благоприятное. Показался мне весьма способным парнем.
— Он такой на самом деле, даже более того. Если я, допустим, завтра свалюсь, вам незачем беспокоиться. Он в любую минуту может взять управление «Ариадной» в свои руки, и вы не заметите разницы.
— Такая похвала из ваших уст равносильна дюжине любых рекомендаций. Я запомню.
* * *
Когда все формальности были закончены, Хокинс посмотрел на Тальбота, его четырех офицеров и сказал:— Конечно, господа, вам не терпится задать вопрос, почему я привез с собой двух гражданских лиц. Сначала я представлю их вам, затем доложу о цели нашего визита, и тогда вы поймете, почему они оказались здесь. Кстати, я должен сказать, мне сильно повезло, что эти люди со мной. Они редко покидают свой родной штат Калифорнию, но так уж случилось, что оба присутствовали на международной конференции в Риме. Это профессор Алек Бенсон.
Бенсон оказался крупным, спокойным на вид, розовощеким седовласым человеком примерно шестидесяти лет. Он был одет в спортивную куртку, фланелевые брюки и в рубашку поло — все в серых тонах. Одежда хорошо сидела на нем, но была сильно поношена, как будто досталась ему в наследство от дедушки.
— Профессор руководит сейсмологическим отделением Калифорнийского технологического института в Пасадене, специализируется в геологии и вулканологии. Все, что заставляет земные пласты сотрясаться и передвигаться, представляет для него научный интерес, — продолжал Хокинс — Поскольку в этой области его считают ведущим в мире экспертом, то, пока я грубо не вмешался, он председательствовал на международной конференции по сейсмологии, которая проходит в настоящее время в Риме. Вам, конечно, известно, что такое сейсмология.
— Только в самых общих чертах, — сказал Тальбот. — Это что-то вроде науки, точнее, область знаний, занимающаяся изучением причин и последствий землетрясений.
— Что-то вроде науки? — удивленно переспросил Хокинс — Вы меня разочаровываете. Это самая настоящая наука.
— Думаю, обижаться не стоит, — вмешался в разговор Бенсон. — Командир совершенно прав. Мы не доросли до уровня науки, поскольку все еще топчемся на периферии предмета, имеем лишь общие представления о нем.
— Ну ладно. Доктор Уикрэм — физик, который так же хорошо известен в своей области, как профессор Бенсон в своей. Специалист по ядерной физике.
Тальбот посмотрел на доктора Уикрэма, который в отличие от Бенсона был темноволосым, худым, в безукоризненном синем костюме, белой рубашке с накрахмаленным воротничком и черном галстуке. Весь его похоронный вид вполне соответствовал мрачному выражению лица. Тальбот спросил:
— Доктор Уикрэм, ваши интересы в области ядерной физики распространяются на ядерное оружие?
— Безусловно, распространяются.
— Вас и профессора следует поздравить и, наверное, вручить медаль для гражданских лиц. Вице-адмирал Хокинс, конечно, вынужден выполнять свою обязанность, а вот вам, господа, как мне кажется, следовало бы остаться в Риме. Там ведь безопаснее, разве я не прав?
Хокинс прочистил горло.
— Вы не задумывались о том, что можете вызвать гнев своего начальства?
— Нет, не задумывался, сэр.
— Ну ладно, давайте ближе к делу. Оба сообщения получены. Первое вызвало некоторое недоумение, а второе произвело впечатление разорвавшейся бомбы.
— Вы имеете в виду сообщение о... тиканье, сэр?
— Вот именно, о тиканье. Оба сообщения были отправлены в Пентагон, а второе, кроме того, в Белый дом. Думаю, что слово «остолбенение» вполне характеризует их реакцию. Это, конечно, только предположение, но я сужу по скорости их ответа на второе сообщение. Обычно можно ждать месяцами, чтобы получить из Пентагона самую незначительную информацию, но на сей раз они ответили буквально через несколько минут. Когда я прочитал их ответ, то сразу все понял.
Хокинс замолчал, видимо желая произвести более драматический эффект.
— Я тоже понял.
— Что вы хотите этим сказать?
— Если бы я был на месте Пентагона или Белого дома, то тоже почувствовал бы себя не в своей тарелке, когда американский бомбардировщик или грузовой самолет с бомбами на борту неожиданно падает в море. Особенно если эти бомбы или ракеты, которые нес самолет, ядерные. Или, еще хуже, водородные.
— Черт побери, Тальбот, вы лишаете стареющего вице-адмирала последних радостей в жизни. Я разгневаюсь.
— Но это совсем нетрудно понять, сэр. Мы догадались, что упал бомбардировщик. Гражданские самолеты, за исключением «конкордов», на такой высоте не летают. Глупо было бы не сообразить, в чем дело. Бомбардировщики обычно имеют на борту бомбы. По реакции американцев сразу же стало ясно, что это их самолет. И вам не пришлось бы в такой дикой спешке прибывать сюда, тем более в сопровождении эксперта по ядерному оружию, если бы бомбы не представляли особой опасности. Лично я не могу представить себе чего-либо хуже водородных бомб.
— Да и никто не может этого представить. Мне следовало бы догадаться, что вы все поймете. Даже Пентагону неизвестно, какого типа был самолет. Они предполагают, что, скорее всего, это последняя модель самолета С-141 «старлифтер», способного перевозить грузы, который заправился на Азорских островах и направлялся в Грецию. Из вашего первого послания мы поняли, что вы видели, как самолет упал в море, но не смогли его идентифицировать. Почему?
— Первый помощник, объясните вице-адмиралу, почему мы этого не сделали.
Ван Гельдер вытащил пачку фотографий и протянул Хокинсу, который быстро просмотрел их, перебрал еще раз, но медленнее, наконец вздохнул и поднял голову.
— Завораживающее зрелище. Думаю, оно меня заинтересовало бы, если бы я любил фотографировать пожары с огромными языками пламени и дымом. Но меня это не интересует. Единственное, что я смог разглядеть, — левый внешний двигатель, правда, толку от этого никакого. В любом случае нет ответа на то, что явилось источником или причиной пожара.
— Думаю, сэр, Ван Гельдер не согласится с вами, — сказал Тальбот. — Он считает, что пожар возник в носовой части и причиной его явился внутренний взрыв. Я согласен с ним. Самолет явно не был сбит с моря противовоздушными средствами. По крайней мере, теми, что нам известны. Единственным исключением могут служить ракеты с тепловой системой наведения. Здесь мы, однако, имеем два «но». Прежде всего, такая ракета ударила бы в двигатели, а не в фюзеляж, и, кроме того, что весьма важно, в этом районе нет никаких судов. Наш радар сразу обнаружил бы их. А отсюда следует и то, что удар не мог быть нанесен с воздуха. Надеюсь, адмирал, нет необходимости напоминать о том, что радарная установка на борту «Ариадны» — самая совершенная в мире.
— Возможно, это уже и не так, сэр, — почтительным, но уверенным тоном заметил Денхольм. — И если я прав, тогда мы не можем с такой легкостью отбросить ракеты. Только не считайте мое предположение нереальным, фантастическим. Мне только сейчас пришла в голову одна мысль.
— Поделитесь с нами, лейтенант, — сказал Хокинс.
— Я не уверен, сэр, что нам это что-то даст, но все же... Мне известно о бытующем мнении, что Советы в области развития технологий всегда следуют по пути Запада. Насколько такое представление обоснованно, не знаю. Признаю, что Советы потратили определенное время на выуживание военных секретов Запада. Я говорю «определенное», потому что и среди американцев, и среди англичан немало ученых, которые готовы продать Советам все, что угодно, главное, чтобы хорошо платили. Уверен, что это относится и к компьютерам, где Советы больше всего отстают. Но я не думаю, что это относится и к радарам. Ведущие специалисты Запада в этой области находятся в Плесси, в Англии. Им удалось совершить революционный переворот в этой сфере и разработать совершенно новую радарную систему, типа 966, предназначенную для установки на самолетах-невидимках, эсминцах типа 42 класса «Шеффилд» и фрегатах типа 23 класса «Норфолк». Этот новый радар создан не только для обнаружения и слежения за ракетами «земля-воздух» и «вода-воздух», но и для...
Хокинс закашлялся.
— Извините, что прерываю вас, Денхольм. Вам, возможно, и известно многое, но наверняка данная информация проходит под грифом секретности.
— Если бы это было так, я бы не стал говорить о радарах даже здесь. Все можно найти в средствах массовой информации. Так вот, продолжаю свою мысль. Радар предназначен также для управления летательными снарядами в полете и для точнейшего наведения их на цель. Насколько я понимаю, на них совершенно не действуют радиотехнические и тому подобные помехи. Если в Плесси удалось создать такую установку, то аналогичную могли сделать и Советы, которые, в отличие от западников, такие вещи не афишируют. Мне почему-то кажется, что они владеют ноу-хау.
— И поэтому, — сказал Хокинс, — вы считаете, что причиной пожара явилась ракета?
— Совсем нет, сэр. Я только выдвинул предположение. Возможно, что командир и капитан-лейтенант Ван Гельдер абсолютно правы. Вся беда в том, что я понятия не имею о взрывчатых веществах. Вероятно, существуют ракеты с небольшим зарядом, вызывающим незначительные повреждения. Мне кажется, что, если бы самолет был сбит обычной ракетой, он распался бы на тысячи кусочков, а не рухнул целиком в море. Но должен опять повторить, точно мне ничего не известно. Мне хотелось бы знать, каковы были меры безопасности на базе в США, откуда вылетел этот самолет?
— Безопасности? В таком случае, как этот? Когда речь идет о сверхсекретном самолете? Конечно, максимальные меры безопасности!
— Неужели вы, вице-адмирал, верите, что существует такая вещь, как максимальные меры безопасности?
Хокинс лишь молча отхлебнул из своего стакана.
— За последний год произошли четыре авиакатастрофы, причем все четыре самолета вылетели из аэропортов, где обеспечивались максимальные меры безопасности. И во всех четырех случаях террористы проникли в аэропорты с помощью детских уловок.
— Но это были гражданские аэропорты, а мы с вами говорим о сверхсекретной американской базе военно-воздушных сил, весь персонал которой состоит исключительно из военных людей, специально отобранных и проверенных на детекторе лжи.
— При всем моем уважении к вам, вице-адмирал, и к вашим американским друзьям, должен сказать, что детекторы лжи, точнее, полиграфы — ерунда. Любой более или менее образованный человек может научиться его обманывать. В конце концов, показания полиграфа основываются на примитивных измерениях частоты пульса, уровня кровяного давления и потовыделения. При соответствующей подготовке вы сумеете дать такой ответ, какой вам нужен, и тот, кто проводит тест, ничего не заметит.
— Это имеет какое-нибудь отношение к вашим занятиям электроникой, а?
— Абсолютно никакого, сэр. Полиграфы относятся к отжившей уже эре. Вы только что воспользовались словом «сверхсекретный», сэр. «Ариадна», если так можно выразиться, набита всякими сверхсекретными штучками. И сразу же возникает вопрос, а кто из членов команды проходил испытания на детекторе лжи? Никто!
Хокинс в течение нескольких мгновений молча сидел, уставившись на стакан в своей руке, а затем поднял голову и посмотрел на Тальбота.
— Если возникнет такая необходимость, капитан, сколько времени вам понадобится, чтобы связаться с Пентагоном?
— Практически нисколько. От силы полминуты. Связаться немедленно?
— Нет, подождите. Я должен еще подумать. Вся беда в том, что даже у Пентагона возникают трудности, когда необходимо получить информацию с военно-воздушной базы, которая, если не ошибаюсь, находится где-то в Джорджии. Конечно, это вина самого Пентагона, хотя сам он никогда не признается. Там приучили старших офицеров всех четырех родов войск соблюдать полную секретность, и никто не отважится дать ни малейшей информации без разрешения командира военно-воздушной базы, корабля или еще чего-то там. В данном случае командир базы, к полному неудовольствию Пентагона, оказался не лишен человеческих слабостей и выписал сам себе увольнительную на двадцать четыре часа. Никто понятия не имеет, где он находится.
— Вам не кажется, сэр, — заметил Ван Гельдер, — что это создаст определенные неудобства, если вдруг через полчаса начнется война?
— Ничего страшного не случится. База постоянно находится в полной боевой готовности. Но существуют железные правила, запрещающие разглашать секретную информацию.
— Вы бы, наверное, не сидели здесь, — сказал Тальбот, — если бы они не поделились кое-какой информацией.
— Конечно. Эта информация весьма туманна и неопределенна, но весьма тревожна. Согласно одному сообщению, на борту самолета было четырнадцать ядерных зарядов, согласно другому — пятнадцать. Были ли в нем ракеты или бомбы, неизвестно. Единственное, мне дали понять, что это были водородные устройства, каждое — настоящее чудовище в двенадцать — пятнадцать мегатонн. Кроме того, на борту самолета были еще две атомные бомбы.
— Думаю, мне придется нарушить свои правила и тоже выпить виски, — сказал Тальбот.
Полминуты прошло в молчании, а потом он добавил:
— Мне и во сне не могло такое присниться.
— Во сне? — воскликнул Грирсон. — Да это самый настоящий кошмар!
— Сон или кошмар — это сейчас не важно, — заметил лейтенант Денхольм. — Важно, что мы вот-вот можем взлететь в стратосферу в распыленном состоянии.
— Итак, доктор Уикрэм, это водородная бомба, — произнес Тальбот. — Будем считать так. Существует ли вероятность того, что она может внезапно сдетонировать?
— Сама по себе? Нет, невозможно. Президент Соединенных Штатов должен нажать одну кнопку, другой человек в определенном месте — другую. Радиочастоты настолько разные, что вероятность того, что кому-то удастся угадать правильную комбинацию, одна на миллион.
— А есть ли вероятность, пусть одна на миллион, что Советам такая комбинация известна?
— Нет.
— Вы утверждаете, что сама по себе бомба взорваться не может. Нет ли каких-нибудь внешних средств, источников, которые могли бы вызвать ее взрыв?
— Не знаю.
— Как вас понимать? Вы не хотите сказать или вы не уверены? Думаю, доктор Уикрэм, что при сложившейся ситуации не время проявлять щепетильность.
— Я не уверен. Если поблизости произойдет достаточно мощный взрыв, он, возможно, вызовет детонацию бомбы. Но утверждать точно мы не в состоянии. Мы просто не знаем.
— То есть как, такая возможность даже не рассматривалась? И соответствующих экспериментов не проводилось?
— Надеюсь, что нет, — встрял в разговор лейтенант Денхольм. — Если бы такой эксперимент закончился удачей, мне бы не хотелось оказаться в радиусе по меньшей мере тридцати-сорока миль от места его проведения.
— Это во-первых. — Впервые за все время разговора доктор Уикрэм попытался улыбнуться, но улыбка получилась немного кислой. — Во-вторых, если говорить откровенно, нам даже в голову не приходила мысль, что может возникнуть подобная ситуация. Мы, безусловно, смогли бы провести такой эксперимент, и без тех ужасных последствий, о которых говорил лейтенант. Можно было взорвать очень маленькую атомную бомбу вблизи другой. Даже обыкновенного взрывчатого вещества рядом с небольшой атомной бомбой было бы вполне достаточно. Если бы эта маленькая атомная бомба взорвалась, то же самое могла бы сделать и водородная бомба. Всем известно, что цепная реакция в атомной бомбе включает реакцию синтеза в водородной бомбе.
— Встраиваются ли какие-нибудь часовые механизмы, особенно замедленного действия, в водородные бомбы? — спросил Тальбот.
— Нет.
Категоричный тон доктора Уикрэма не оставлял сомнений.
— По словам вице-адмирала Хокинса, на борту затонувшего самолета могут оказаться два обыкновенных атомных заряда. Могут ли они быть снабжены часовым механизмом?
— Вновь повторяю, я не знаю. Это не моя область исследований. Но я не вижу причин, почему бы и нет.
— С какой целью?
— Понятия не имею. Просто выдвигаю предположение. Моя догадка может быть не хуже вашей, капитан. Единственное, что мне приходит на ум, это использование их в качестве мин. Обыкновенных морских мин, которые аккуратно сбрасываются с любого пролетающего транспортного самолета.
— Нужно мыслить шире, — сказал Ван Гельдер. — Водородную мину можно аккуратно сбросить с любого проходящего боевого корабля.
— С какого боевого корабля? Одного из наших? В военное время, так же как и в мирное, моря открыты для всех.
— Но Черное море и в мирное время открыто не везде. Впрочем, все это немного притянуто за уши. Как приводятся в действие мины?
— Мое невежество вызовет у вас большое разочарование, но я совершенно не разбираюсь в минах.
— Когда-то мины были либо магнитными, либо акустическими. Из-за размагничивания магнитные мины стали вчерашним днем. Следовательно, здесь у нас акустическая мина. Включается шумом двигателей проходящего корабля. Интересно, правда? Мы ведь несколько раз прошли над тем местом, до того как услышали тиканье, и ничего не включили. Пока не включили. Поэтому, как мне кажется, тиканье вовсе не означает, что мина установлена на определенное время. Возможно, она активизируется, то есть взорвется под проходящим судном, в тот момент, когда тиканье прекратится. К сожалению, мы не имеем понятия, что инициировало это тиканье в первый раз. Я не понимаю, каким способом можно сделать это преднамеренно. Приходится предположить, что его спровоцировал взрыв в самолете или же удар самолета о воду при падении.
— Умеете вы успокоить, Ван Гельдер, — пробормотал Хокинс.
— Должен сказать, сэр, что другие варианты менее предпочтительны. По моим выводам, хотя, возможно, они и бесполезны, тиканье — это передышка, своего рода отсрочка, и никакого взрыва не произойдет, пока продолжается тиканье. А вот когда оно закончится, бомба активизируется и способна взорваться под проходящим судном. Мне кажется, не такая уж дикая мысль, сэр. Я исхожу из предположения, что бомбу могли сбросить не только с самолета, но и с любого надводного средства. В таком случае кораблю надо как можно дальше удалиться от места взрыва. Для этого и используется часовой механизм, который начинает работать, как только бомбу сбрасывают за борт. Я абсолютно уверен, сэр, что Пентагон мог бы пролить хоть какой-то свет на происходящее.
— Уверен, что мог бы, — согласился Хокинс. — И ваши выводы вовсе не бесполезны. Лично мне они кажутся весьма разумными. Ну, капитан, что вы предполагаете делать в таком случае?
— Мне казалось, сэр, что цель вашего визита сюда заключается в том, чтобы сказать мне, что надо делать.
— Отнюдь. Я приехал сюда, чтобы войти в курс дела и получить некоторую информацию в обмен на ту, что я предоставил вам.
— Означает ли это, адмирал, — как бы это выразиться осторожнее? — что я могу самостоятельно принимать решения?
— Вы не просто можете принимать их, вы обязаны сделать это. Я готов подписаться под каждым из них.
— Благодарю вас. Тогда мое первое решение, точнее, предложение: вы вместе с вашими друзьями немедленно возвращаетесь в Рим. Здесь вы никому не поможете, а научному миру и военно-морскому ведомству придется пережить огромную потерю, если вдруг три такие величины принесут себя в жертву. Кроме того, разрешив мне самостоятельно принимать решения, вы тем самым подтвердили, что нет ничего такого, что я не мог бы сделать вместе со своей командой. Капитан-лейтенант Ван Гельдер в вашем полном распоряжении.
— Капитан-лейтенанту придется подождать. По крайней мере, меня. Ваша логика безупречна, но я в данный момент не могу руководствоваться логикой. Что же касается моих друзей, то здесь я с вами полностью согласен. Они могут завтра возвратиться на конференцию в Рим, и никто не заметит их отсутствия. Мы не имеем права рисковать жизнью гражданских лиц, тем более столь именитых.
— Вы только что высказали свою точку зрения, — заметил Бенсон, попыхивая старой трубкой. — Именитые мы или нет, но мы — гражданские лица и приказам военных не подчиняемся. Лично я предпочитаю Эгейское море Риму.
— Согласен, — произнес Уикрэм.
— Похоже, адмирал, вы можете повлиять на своих друзей не больше, чем я на всех вас — Тальбот вынул из внутреннего кармана два листка бумаги. — Я хотел бы, сэр, чтобы вы это подписали.
Хокинс взял протянутые листки, задумчиво посмотрел на Тальбота, быстро пробежал взглядом обе страницы, а затем зачитал вслух одну из них:
— "Для поднятия на поверхность затонувших самолета и яхты прошу немедленно отправить ближайшее спасательное судно в точку с координатами 36 градусов 21 минута северной широты, 25 градусов 22 минуты восточной долготы к югу от мыса Акротири, остров Тира. Прошу также направить самолетом на остров Тира двух водолазов с необходимым снаряжением для четверых, повторяю, для четверых. Приоритет 1АА. Вице-адмирал Хокинс".
Хокинс посмотрел на Бенсона и Уикрэма.
— Указание предназначено для корабля ее величества «Аполлон». Контр-адмирал Блайт — командующий тактическими военно-морскими соединениями НАТО в Восточном Средиземноморье. Приоритет 1АА означает «Бросить все дела, это важнее всех». Вице-адмирал Хокинс — это, кажется, я. Но почему, капитан, вы просите снаряжение для четырех водолазов?
— Мы с Ван Гельдером опытные водолазы, сэр. Когда-то вместе служили в подводном флоте.
— Понятно. Второе послание предназначено для министра обороны Греции: «Срочно свяжитесь с диспетчерской службой аэропорта Афины. Выясните, есть ли какая-нибудь информация о самолете, скорее всего американском, потерпевшем крушение сегодня в 14.15 к югу от острова Тира. Запрашивал ли он разрешения приземлиться в Афинах или в другом греческом городе. Обратитесь за помощью к полиции и к разведке. Выясните, есть ли какие-нибудь сведения о некоем Спиросе Андропулосе, владельце яхты „Делос“». Приятно сознавать, что послание тоже подписано мною. Ну что ж, капитан, минуты две назад я чуть было не совершил несправедливость по отношению к вам. Я, было, подумал, что вы не готовы взяться за эту проблему, а оказывается, вы все обдумали еще до моего прибытия. У меня только два вопроса.
— Относительно самолета и Андропулоса?
Хокинс кивнул.
— На высоте тринадцать тысяч метров пилот мог не беспокоиться о том, обнаружит его кто-нибудь или нет. Ему было прекрасно известно, что он один в небе. Но как только он начал снижаться, ситуация коренным образом изменилась. Ему, конечно, не хотелось с кем-нибудь столкнуться, особенно учитывая груз на его борту. Безусловно, он должен был попросить разрешения приземлиться.
— Но почему Греция?
— Если судить по его курсу, он летел в сторону Анкары или в какое-нибудь другое место поблизости. Турция, по крайней мере номинально, является членом НАТО. Уверен, что у американцев нет военно-воздушных баз в районе Анкары, даже не знаю, есть ли у них вообще базы в Турции. Мне только известно, что там нет ракетных баз. В Греции же у американцев есть и то и другое. Итак, остается Греция. Что же касается Андропулоса, то я с моими офицерами пришел к выводу: это весьма хитрый тип и подозрительная личность. Конечно, в суде такое не воспримут. Мы подозреваем, что ему что-то известно о самолете, упавшем в воду. Что-то такое, чего мы не знаем. Он заявляет, что «Делос» пошел на дно в результате взрыва. Но здесь сразу же возникает извечный вопрос: он сам затонул или ему помогли? Короче говоря, был ли этот взрыв случайным или нет? Если мы сможем поднять «Делос» на поверхность, то сразу все выясним.
— Да, вполне возможно. Но сначала дела. — Хокинс еще раз взглянул на тексты. — Похоже, они вполне отвечают стоящей перед нами задаче. Я охотно подпишу их. — Хокинс вытащил ручку, подписал и протянул бумаги Тальботу. — Поскольку вы все это разработали раньше, подозреваю, еще до моего отлета из Рима, почему же вы сами не послали эти донесения?
— Командиры моего ранга не имеют права отдавать приказания контр-адмиралу Блайту. У меня нет таких полномочий, как у вас. Вот почему я просил вас прибыть как можно быстрее. Благодарю вас за то, что подписали, сэр. Это полдела. Теперь наступает самое трудное.
— Трудное? — уныло произнес Хокинс — Что еще за трудности?
— Имеем ли мы моральное право просить команду спасательного судна, не говоря уж о водолазах, присоединиться к нам и совершить, говоря словами лейтенанта Денхольма, полет в стратосферу в распыленном состоянии.