Черты лица убийцы… Знакомые… Кто же он, этот человек?
Но разве это так важно, кто он? Если нужно просто уничтожить его и его смертоносную сталь, которая, становясь все тяжелее, стремится упасть…
И поэтому Конан подошел и опустил клинок на шею этого человека. Убийца из деревушки Глен-Финен умер. И родился Конан Мак-Лауд.
— Вставай, мой добрый брат, — произнес он, помогая Рамиресу подняться.
Сутулый парнишка принял поводья из рук Конана и отвел коней в просторное стойло.
— Дай им отборного овса. Слышишь, отборного!
Рамирес бросил вслед своим словам серебряную монетку. Паренек ловко поймал ее и, улыбнувшись, отправил в складку одежды под поясом.
— Не понимаю, Конан, зачем мы пришли на этот праздник?
Он пристально всматривался в лица проходивших мимо людей.
— Это ведь ярмарка, Рамирес, — Мак-Лауд сиял, различая в разноцветной толпе бордовое платье своей ненаглядной Герды. — Неужели у вас в Испании… То есть у вас в Египте…
— У нас в Испании… — Рамирес неопределенно хмыкнул. — Наверное, есть… Конечно есть! Просто я не очень люблю эти шумные сборища, — и, встрепенувшись, словно только что проснулся, произнес: — Да! Герда же очень хотела побывать тут. Тогда все ясно.
Они прошли между рядами съехавшихся сюда со всей округи торговцев и покупателей, между импровизированными столами и гружеными повозками.
— Герда очень хотела побывать здесь, — повторил Конан.
Дорогу им преградила шумная группа, следящая за представлением, устроенным бродячими менестрелями и трубадурами. Играя на лютнях и дудочках, в сопровождении больших армейских барабанов артисты пели издевательские стишки об английском короле и его окружении. Зрители весело приплясывали вместе с ними, пытаясь повторить припев липнущей к языку мелодии.
Рамирес прошел сквозь толпу и лениво бросил мелкую монетку к ногам поющих.
— Ты что, интересуешься политикой? — удивленно спросил его Конан, продолжая оглядываться на артистов, когда они выбирались из балагана.
— Нет, — Рамирес покачал головой. — Просто они хорошо играют. Мне понравилась их музыка. А тебе?
— Хм… Меня не интересует ни то, ни другое.
— А что тогда? — Рамирес прищурился. — Герда?
— Конечно, Герда! Я давно хочу тебе сказать, брат… Я хочу иметь семью.
— Мы не можем иметь семью, — покачал головой Рамирес.
— Почему?
— Семья останавливает мысль. Ты тогда не сможешь быть воином, — твердо сказал испанец.
— Нет. Я не могу ее оставить. Она будет несчастна.
— Она все равно будет несчастна.
— Она будет счастлива, когда у нас появятся дети…
Рамирес взял его за руку, останавливая, и тихо сказал:
— У бессмертных не может быть детей.
— Но что я… — Конан вдруг почувствовал, что земля под его ногами закачалась, и тихим испуганным голосом спросил: — Что же я смогу сказать ей?
Он взглядом указал на приближающуюся к ним девушку.
Герда подошла к ним и, опустив на землю мешок, в котором что-то трепыхалось, обняла Конана за шею. Тот подхватил ее на руки и принялся быстро кружить. Девушка громко завизжала, и Конан поставил ее на ноги.
— Они будут жить у нас, — она указала на копошащийся мешок. — Подождите меня где-нибудь неподалеку, пожалуйста. Я пойду купить себе новое платье, ведь сегодня праздник.
Герда двинулась к воткнутым в землю рогатинам, на которых висели разнообразные тряпки. Навстречу ей из-за большой телеги с криком и улюлюканьем внезапно выбежала ватага мальчишек, одетых в огромные, висящие на них мешками отцовские рубахи и сползающие на глаза шлемы. Облепив Герду со всех сторон, они стали кружить вокруг нее, вскидывая вверх деревянные мечи и копья. Девушка, улыбаясь, подняла руки вверх, понарошку сдаваясь в плен на милость победителя.
Щуплый долговязый парнишка, по-видимому, бывший в этой армии вожаком, в лучших рыцарских традициях склонился в почтительном поклоне и, положив на землю свое грозное оружие, приподнялся на носочки и попытался поцеловать Герду в губы. Она отшатнулась, и с хохотом схватив сорванца под мышки, перенесла его к повозке, словно взяла в плен, и отпустила ему легкий подзатыльник.
Мальчишка почесал патлатую голову, напялил на нее упавший шлем и повел свою армию дальше в поход, голося и присвистывая.
— Ух, сорванцы, — прокричала Герда им вслед и, счастливо улыбаясь, пошла своей дорогой.
— Она прекрасна, — восхитился Конан и двинулся вслед за ней.
— Ты должен оставить ее, брат, — тяжело вздохнув, пробормотал Рамирес.
Конан, ничего не ответив, зашагал в сторону дерущихся на импровизированном помосте полуобнаженных борцов. С минуту он наблюдал за зрелищем, после чего, опустив голову, с печальным лицом уселся на толстое бревно.
— Мак-Лауд, — Рамирес возник перед ним из пустоты как привидение, — я родился 2447 лет назад. За это долгое время у меня, кроме всех прочих приключений, было три жены.
— Это твои личные трудности, — огрызнулся Конан.
Не обращая внимания на грубость, Рамирес продолжил:
— Последняя была японкой. Ее отец, Окадзаки Масумунэ, был великим мастером. Он делал мечи. И его мечи единогласно признаны лучшими всеми знатоками. Это был гений. Он сделал для меня этот меч. Единственный во всем мире.
Рамирес извлек катану из ножен и протянул ее Конану. Взяв в руки оружие, Конан почувствовал, что оно намного легче тяжелой и длинной клейморы. Серебристо-голубая сталь играла на солнце, а вдоль лезвия отсвечивала радужная полоса.
В полированной стали отражалось солнце, бросая слепящие зайчики на лицо Мак-Лауда; из этого сверкающего пятна на лезвии на Конана смотрели черные глаза странной формы и словно нарисованные. Тончайшие линии бровей подчеркивали их выразительность. Они прищурились в ласковой улыбке, и в капельках зрачков заиграл яркий свет. Конан задрожал. Он вдруг почувствовал, что держит в своей руке чью-то нежную теплую руку с бьющимся на запястье пульсом.
Клинок задрожал. Видение исчезло.
— Дочь старого мастера была так же единственна, как и этот меч, — продолжал Рамирес, и голос его был тих и печален. — Прошу тебя, Мак-Лауд, отпусти ее.
— Это слишком дорогой подарок, — ответил Конан, возвращая катану. — Подождем, брат. Ты сам научил меня не торопиться.
Не говоря больше ни слова, он поднялся и пошел туда, где к большому шатру подъезжали все новые и новые посетители ярмарки.
Рамирес остановил коня у подножия небольшого холма чуть южнее гряды, за которой отдыхала деревушка Глен-Финен.
— Зачем мы приехали сюда? — спросил Конан, тоже остановившись рядом.
— Неужели ты забыл? — испанец спрыгнул с коня. — Ты что, действительно не помнишь это место?
— Ну, почему? Это то самое место, где… — Конан замялся, не зная, как сказать.
— Да. Черный рыцарь. Именно поэтому я и нашел тебя. Нас очень мало, и мы должны помогать друг другу.
— Я помню тот день, — Конан кивнул.
Громовой голос Черного воина вновь прозвучал у него в ушах, и он поежился, как от холода.
— Было очень больно. Кто это был — в таких странных доспехах?
Рамирес бросил на траву сумку для дичи, уселся на нее, подобрав под себя ноги, и сказал:
— Это Крагеры. Очень древний народ.
— Откуда они? Я раньше о них ничего не слышал.
— Это не удивительно, Мак-Лауд. Их не так много, но физически они значительно выносливее обычных людей. Кроме того, они дики и беспощадны. Они бросают своих детей в ямы с дикими собаками, и те дерутся с ними насмерть. Это гроза всех смертных. Хуже чумы.
— И всем им дано бессмертие?
— Нет, только некоторым.
— Таким, как Черный рыцарь?
— Да. И если он победит в схватке с нами, то обычные люди будут вечно страдать. Потому что мир будет погружен в хаос бессмысленной борьбы за существование. В борьбу ради борьбы.
— И что тогда?
— То, что я сказал. В такой борьбе люди не только гибнут. Они ожесточаются и перестают быть людьми.
— Я понимаю. Но как же тогда сражаться с такими?
— Ну-у… — Рамирес поднял брови, и его лоб покрыла густая сетка морщинок, — надо уметь пользоваться данной тебе силой, быть настоящим воином и помнить о своем предназначении. Дерзать и делать все, что можешь. Ведь в конце концов останется только один. И в зависимости от этого определится, каким будет мир после бессмертия. Твоего и моего.
Свинцовые тучи собрались в небе, предвещая наступление грозы. Рамирес отошел от жарко пылающего камина и сел на небольшой табурет, облокотясь на темные дубовые доски стола. Герда отложила клубок овечьей шерсти и, убрав с лица растрепавшуюся челку, спросила:
— Ты замерз?
— Да. Мои кости чувствуют изменение погоды и не выносят сырости, милая Герда. Я люблю жить на юге, — тяжело вздохнув, проговорил Рамирес, отпивая из глиняной кружки терпкое теплое вино.
— Ты мне обещал дорассказать историю о своих приключениях при испанском дворе, — напомнила девушка.
— Ну разумеется, — он кивнул. — На чем я тогда остановился? Напомнишь?
Первые вспышки молний заблестели тонкими огненными нитями за узкими окошками башни, бросая резкие тени на лица сидящих. Ударил гром. Герда вздрогнула.
— Ты рассказывал о кареглазой красавице Маргарите.
— Так вот, — Рамирес привычным жестом закрутил усы, — я был безумно влюблен в нее. Только о ней и думал. Ни о чем другом. Это было словно в страшном сне.
Герда заулыбалась и напомнила дальше:
— Тогда отец запер ее в верхних покоях дворца. А потом?
— Да, сущий демон был этот герцог, — Рамирес расхохотался. — Но мои друзья устроили мне свидание с ней. Ночь тогда выдалась почти такая же, как сегодня.
Раскаты грома потрясали стены башни. Рамирес замолчал, вслушиваясь в доносящийся гул разбушевавшегося ненастья. Герда удивленно посмотрела на него и спросила:
— Ну а что же было дальше?
— Я взобрался на крышу. Прикрепил к шпилю оставленную мне друзьями веревку…
— Это, наверное, очень высоко?
— Не очень, — Рамирес прищурился. — Как две эти башни.
— Ты испугался?
— Ее окно было под самой крышей. Но что значат какие-то временные трудности, когда идешь к даме сердца? Ветер звенел у меня в ушах, но я был одержим целью и ничего не видел. Только ее божественные черты грезились мне в темноте. Раскачавшись на веревке, я влетел в открытое окно…
— И она бросилась в твои объятья? — восхищенно попыталась уладить девушка исход романтического предприятия.
— Увы, милая Герда, — он покачал головой. — К сожалению, моей прекрасной дамы уже не было, — Рамирес залпом осушил свою кружку. — Но не огорчайся, милая Герда, зато там была другая дама.
— И что же?
— Я представился той даме, которая была в комнате, и она любезно согласилась мне помочь в этом щекотливом деле.
Герда захохотала, а потом, взяв в руки большой кувшин с широким горлышком, спросила:
— Ты еще вина хочешь?
— О да, с удовольствием, — Рамирес протянул кружку.
Отставив кувшин, она приготовилась слушать дальше, а неутомимый рассказчик поднес руку к губам и вдруг замер. Его лицо стало необыкновенно серьезным и сосредоточенным, а взгляд жестким, не видящим ничего и одновременно видящим все.
Ощущение смертельной опасности вместе с холодными порывами ветра ворвалось в узкие проемы окон, поднимая в воздух стаю голубей, живущих на верхних деревянных балках, торчащих из стен башни. Отбросив кружку, Рамирес вскочил с табурета, выхватывая из ножен меч.
— Что случилось? — Герда тоже встала, недоуменно осматриваясь по сторонам.
— Герда! — испанец бросил на девушку беспокойный взгляд. — Беги отсюда! Беги! Быстро!
Раскат грома потряс башню. Она задрожала, словно в лихорадке. Внезапно массивная дубовая дверь разлетелась в щепки, и на пороге, разбрасывая обломки досок, возникла почти восьмифутовая фигура человека. Бешеные порывы ветра трепали его густую черную шевелюру. Крепкое мускулистое тело, одетое в странного вида кожаную куртку с узкими рукавами и черные штаны из грубой, плохо выделанной кожи, наводило на мысли о многих битвах.
Незнакомец встряхнул головой, сбрасывая с волос щепки разбитой двери, и осмотрел помещение. Его глубоко посаженные глаза казались черными точками, горящими ненавистью. Над правой бровью был виден тонкий шрам, заканчивающийся почти на щеке. Он был воспален и кровоточил. Тонкие губы растянулись в ехидной улыбке, обнажая ряды кривых, неправильной формы зубов.
Герда взвизгнула, отскакивая к корзинам с овечьей шерстью. Перебросив гигантский меч из руки в руку, незнакомец медленно вошел в зал. Вспышки молний освещали его ярким белым светом, отчего он походил на Люцифера, покинувшего ад.
Рамирес отступил на шаг, выставляя вперед катану. Его лицо вдруг стало совершенно спокойным, превратившись в маску.
— Мак-Крагер? — спросил он.
— Рамирес, — заревел незнакомец, улыбаясь, и его улыбка, похожая на вход в геенну, не предвещала ничего хорошего, — наконец-то мы с тобой встретились!..
Заглушая своим ревом громовые раскаты, Черный воин занес над головой свой двуручный эспадон и опустил его на стол. Лезвие прошло сквозь толстые дубовые доски, разрезая их надвое, как нагретый нож — масло. Рамирес еще на один шаг отступил от вставшего на обломки стола противника, и катана живым серебром перечеркнула сумрак.
— Где этот горец? — прогрохотал Мак-Крагер, подступая к застывшему Рамиресу.
— Ты опоздал, — безразлично улыбнулся тот. — Я подготовил его для встречи с тобой.
— Да? — Мак-Крагер вновь занес меч над головой. — Ты только зря потерял время, Рамирес. Ему твоя наука не поможет. Он — слабак. Как и ты.
Эспадон рассек воздух над головой уклонившегося в сторону испанца. Лезвие перерубило деревянную балку, подпиравшую потолочное перекрытие, которое, лишившись привычной опоры и не выдерживая собственного веса, скрипнуло и, сбросив со старых бревен облако серой пыли, провисло.
Движение меча Рамиреса было легко и неуловимо. Звериный рык застрял в горле рыцаря, превращаясь в глухой клокочущий хрип. Широко раскрывая рот, он выпучил глаза и схватился руками за перерезанное горло. Из рассеченной артерии сквозь пальцы рекой хлестала густая алая краска, заливая черный костюм.
Увидев фонтан крови, бьющей из страшной раны, Герда издала истошный вопль и заметалась в углу, закрыв лицо руками. Рамирес сделал шаг назад, отступая от раненого врага, и вновь застыл с занесенным над головой мечом.
— Герда, уходи немедленно! — закричал он.
Рыцарь глубоко вдохнул, прочищая залитое кровью горло, и взмахнул мечом, словно отгоняя наваждение. Он отнял руку от горла и вытер ее о штаны. На его шее зиял рваный рубец с неровными пунцовыми краями. Еще раз жадно вдохнув воздух, Мак-Крагер широко и удивленно улыбнулся.
Тяжелый меч вновь со свистом разрезал вставшее на его пути пространство. Два лезвия со звоном встретились.
Рамирес двигался, как тень, один за другим отражая сокрушительные удары Черного рыцаря. Мак-Крагер принялся загонять испанца, ушедшего в непробиваемую глухую оборону, на узкую каменную лестницу без перил, ведущую на несуществующий второй этаж, от которого остались лишь толстые деревянные балки, торчащие из кирпичной кладки, да еще узкий карниз.
Новый удар, и клинок эспадона застрял в рассыпающемся растворе, соединяющем гранитные кирпичи стены. Потеряв всего мгновение, Черный рыцарь попятился, отстраняясь от блестящего кривого лезвия катаны, пронесшегося перед его глазами, и с трудом удержал равновесие. Серебристо-голубое сияние срезало с его макушки клок волос.
— Ну что? — поинтересовался Рамирес. — Дальше?
Взревев, Мак-Крагер вырвал из стены застрявший меч и, вращая им над головой, дико заорал:
— Сейчас ты умрешь, Рамирес!
Испанец взбежал по ступенькам, прыгнул на деревянную балку и начал медленно отступать по ней, цепляясь свободной рукой за шершавые выступы и неровности стены. Черный бросился за ним следом.
Рамирес парировал удары, отступая все дальше и дальше по балке, вжимаясь в холодный сырой гранит. Сталь лязгала по камню, высекая из него фонтаны голубых и желтых искр. Еще шаг — и огромный воин больше не мог достать испанца своим мечом. Не раздумывая, он тоже прыгнул на балку. Дерево, источенное временем, не выдержало чрезмерной тяжести и рухнуло вниз, увлекая за собой кричащего от гнева и бессилия Мак-Крагера.
Истошный вопль Герды заполнил башню вибрирующим гулом. Пытаясь укрыться от падающих сверху обломков, она спряталась под корзинами с распущенной шерстью.
Тело рыцаря врезалось в земляной пол, и два тяжелых дубовых бревна в целой куче мелких щепок с глухим грохотом свалились сверху.
— Герда! — Рамирес бросился вниз по ступеням к обезумевшей от страха девушке.
Гора обломков вздрогнула, ожила, и Люцифер, заключенный в ней, пробудился, чтобы окончить поединок.
Девушка снова закричала.
Эспадон коснулся каменных плит у самых ног Рамиреса, отламывая серый гранит. Стон рвущегося в окна ветра, вспышки молний и раскаты грома, следующие один за другим, создавали для этой битвы истинно адский колорит. Старая башня начала разваливаться, словно не выдерживая накала боя.
Выписывая в воздухе широким клинком восьмерку, Черный наступал, продолжая реветь, как все демоны геенны на шабаше. Его губы, дергающиеся в оскале, произнесли:
— Рамирес, ты же сам знаешь, что я сейчас самый сильный! Зачем же ты…
— Да? — испанец продолжал отступать. — Я знаю, что ты наглый сукин сын. Это все, что я знаю.
Эспадон скользнул по изгибу катаны и, врезавшись в кирпичную стену, разрушил кладку. Груда камней грохочущим водопадом обрушилась на сражающихся.
— Ты мне еще не веришь? — рыцарь злобно захохотал.
— Я пока вижу, что мой удар не улучшил твой голос, — ехидно заметил Рамирес.
Раскат грома заглушил их голоса, прервав разговор. Порыв ветра набросился на людей, стоящих на покатых ступенях, чуть не сбрасывая их с узкой лестницы, ведущей в никуда. Меч Рамиреса, словно подхваченный этим воздушным потоком, ожил, переходя в наступление. Рука подалась — и катана по самую гарду вошла в тело Мак-Крагера, вспарывая ему живот.
Оскалившись и отступая назад по гудящим ступеням, Крагер схватил лезвие катаны и начал вытаскивать его. Покрытый густой кровью меч вышел из внутренностей рыцаря, разрезая до кости тут же срастающиеся пальцы. Медленно отводя от себя окрашенную багрянцем сталь, Черный взмахнул зажатым в другой руке эспадоном и обрушил его на плечо Рамиреса. Холодная сталь рассекла грудь, обнажая кости ребер. Холодный ветер обдавал крупными каплями дождя измученное борьбой тело. Гроза теперь бушевала прямо над развалинами башни, от которой осталась только одна полуразрушенная лестница, ведущая в бездну. Широкое лезвие во всю длину прошло сквозь тело, разнося позвоночник торчащими в разные стороны острыми ушками гарды. Рамирес обессиленно повис на металле, словно пойманная рыба, насаженная ловким рыболовом на ивовый кукан.
По тонким губам гиганта пробежала легкая улыбка.
— Кто эта женщина? — спросил он.
Рамирес повернул к нему голову и, глотая пересохшим ртом влажный воздух, прокричал, перекрывая грохот беснующейся стихии:
— Она моя!
— К сожалению, уже не твоя, — засмеялся ему в лицо Черный.
Он трижды провернул меч в теле испанца и, приподняв Рамиреса, поставил его на колени на последнюю ступень лестницы. Широкое лезвие вынырнуло из тела. Рамирес пошатнулся, пытаясь упасть в чернеющий провал, но противник перехватил его тело, крепко сжав рукой плечо.
— Прощай, — смех Черного рыцаря гремел как гром, — сегодня ты будешь спать уже в аду.
Герда выбралась из-под засыпанных пылью и мелкими камнями корзин и, прячась за валунами гранитных блоков от сильных порывов ледяного ветра, всматривалась в фигуры, стоящие на самом верху чудом уцелевшей лестницы, острым пиком уходившей в ночной мрак, наполненный разрядами молний и громовыми раскатами.
Черный рыцарь широко размахнулся — и лезвие эспадона в один миг отделило голову Рамиреса от тела.
— Я останусь один! — победно взревел рыцарь и потряс над головой окровавленным оружием.
Безжизненное тело испанца повалилось на бок и рухнуло в пропасть на обломки башни.
Герда страшно закричала, но звуки ее слабого голоса утонули в раскатах грома.
Мак-Крагер широко развел руки, ощущая мощный поток живительной силы, тугими струями омывающий его тело. Молнии огнедышащими драконами проносились мимо, разрывая холодный плотный воздух с неимоверным ревом. Один из них пылающим языком лизнул лезвие меча и, соскользнув с пластины гарды, ударился о каменные ступени. Гранит не выдержал и раскололся под ногами опешившего воина. Мак-Крагер успел только взвыть, обрушиваясь вниз в сопровождении фейерверка огненных вспышек.
Как по мановению волшебного жезла Мерлина гроза стихла. Молнии исчезли, а раскаты грома глухим эхом блуждали во мраке ночи, отражаясь от каменных боков засыпающих гор.
Дрожа всем телом от страха и холодного ветра, Герда подошла, пробираясь через развалины, к тому месту, где под обломками лестницы лежал Черный рыцарь. В полумраке, освещенном только чахлым рогом молодого месяца, виднелся край черной кожаной куртки.
Когда девушка склонилась над обломками, большой камень, лежавший возле ее ног, отлетел в сторону — и крепкие пальцы огромной руки сжали ее горло, не давая испугу вырваться наружу безумным воплем.
Из завала появились голова и туловище рыцаря. Обезображенное, все в запекшейся крови, лицо расплылось в широкой зловещей улыбке, сверкающей кривыми зубами.
— Здравствуй, красавица! — прогрохотал он.
Мак-Крагер медленно встал на ноги, продолжая сжимать горло девушки своими железными пальцами, закинул меч на плечо и начал выбираться из развалин.
11
Но разве это так важно, кто он? Если нужно просто уничтожить его и его смертоносную сталь, которая, становясь все тяжелее, стремится упасть…
И поэтому Конан подошел и опустил клинок на шею этого человека. Убийца из деревушки Глен-Финен умер. И родился Конан Мак-Лауд.
— Вставай, мой добрый брат, — произнес он, помогая Рамиресу подняться.
Сутулый парнишка принял поводья из рук Конана и отвел коней в просторное стойло.
— Дай им отборного овса. Слышишь, отборного!
Рамирес бросил вслед своим словам серебряную монетку. Паренек ловко поймал ее и, улыбнувшись, отправил в складку одежды под поясом.
— Не понимаю, Конан, зачем мы пришли на этот праздник?
Он пристально всматривался в лица проходивших мимо людей.
— Это ведь ярмарка, Рамирес, — Мак-Лауд сиял, различая в разноцветной толпе бордовое платье своей ненаглядной Герды. — Неужели у вас в Испании… То есть у вас в Египте…
— У нас в Испании… — Рамирес неопределенно хмыкнул. — Наверное, есть… Конечно есть! Просто я не очень люблю эти шумные сборища, — и, встрепенувшись, словно только что проснулся, произнес: — Да! Герда же очень хотела побывать тут. Тогда все ясно.
Они прошли между рядами съехавшихся сюда со всей округи торговцев и покупателей, между импровизированными столами и гружеными повозками.
— Герда очень хотела побывать здесь, — повторил Конан.
Дорогу им преградила шумная группа, следящая за представлением, устроенным бродячими менестрелями и трубадурами. Играя на лютнях и дудочках, в сопровождении больших армейских барабанов артисты пели издевательские стишки об английском короле и его окружении. Зрители весело приплясывали вместе с ними, пытаясь повторить припев липнущей к языку мелодии.
Рамирес прошел сквозь толпу и лениво бросил мелкую монетку к ногам поющих.
— Ты что, интересуешься политикой? — удивленно спросил его Конан, продолжая оглядываться на артистов, когда они выбирались из балагана.
— Нет, — Рамирес покачал головой. — Просто они хорошо играют. Мне понравилась их музыка. А тебе?
— Хм… Меня не интересует ни то, ни другое.
— А что тогда? — Рамирес прищурился. — Герда?
— Конечно, Герда! Я давно хочу тебе сказать, брат… Я хочу иметь семью.
— Мы не можем иметь семью, — покачал головой Рамирес.
— Почему?
— Семья останавливает мысль. Ты тогда не сможешь быть воином, — твердо сказал испанец.
— Нет. Я не могу ее оставить. Она будет несчастна.
— Она все равно будет несчастна.
— Она будет счастлива, когда у нас появятся дети…
Рамирес взял его за руку, останавливая, и тихо сказал:
— У бессмертных не может быть детей.
— Но что я… — Конан вдруг почувствовал, что земля под его ногами закачалась, и тихим испуганным голосом спросил: — Что же я смогу сказать ей?
Он взглядом указал на приближающуюся к ним девушку.
Герда подошла к ним и, опустив на землю мешок, в котором что-то трепыхалось, обняла Конана за шею. Тот подхватил ее на руки и принялся быстро кружить. Девушка громко завизжала, и Конан поставил ее на ноги.
— Они будут жить у нас, — она указала на копошащийся мешок. — Подождите меня где-нибудь неподалеку, пожалуйста. Я пойду купить себе новое платье, ведь сегодня праздник.
Герда двинулась к воткнутым в землю рогатинам, на которых висели разнообразные тряпки. Навстречу ей из-за большой телеги с криком и улюлюканьем внезапно выбежала ватага мальчишек, одетых в огромные, висящие на них мешками отцовские рубахи и сползающие на глаза шлемы. Облепив Герду со всех сторон, они стали кружить вокруг нее, вскидывая вверх деревянные мечи и копья. Девушка, улыбаясь, подняла руки вверх, понарошку сдаваясь в плен на милость победителя.
Щуплый долговязый парнишка, по-видимому, бывший в этой армии вожаком, в лучших рыцарских традициях склонился в почтительном поклоне и, положив на землю свое грозное оружие, приподнялся на носочки и попытался поцеловать Герду в губы. Она отшатнулась, и с хохотом схватив сорванца под мышки, перенесла его к повозке, словно взяла в плен, и отпустила ему легкий подзатыльник.
Мальчишка почесал патлатую голову, напялил на нее упавший шлем и повел свою армию дальше в поход, голося и присвистывая.
— Ух, сорванцы, — прокричала Герда им вслед и, счастливо улыбаясь, пошла своей дорогой.
— Она прекрасна, — восхитился Конан и двинулся вслед за ней.
— Ты должен оставить ее, брат, — тяжело вздохнув, пробормотал Рамирес.
Конан, ничего не ответив, зашагал в сторону дерущихся на импровизированном помосте полуобнаженных борцов. С минуту он наблюдал за зрелищем, после чего, опустив голову, с печальным лицом уселся на толстое бревно.
— Мак-Лауд, — Рамирес возник перед ним из пустоты как привидение, — я родился 2447 лет назад. За это долгое время у меня, кроме всех прочих приключений, было три жены.
— Это твои личные трудности, — огрызнулся Конан.
Не обращая внимания на грубость, Рамирес продолжил:
— Последняя была японкой. Ее отец, Окадзаки Масумунэ, был великим мастером. Он делал мечи. И его мечи единогласно признаны лучшими всеми знатоками. Это был гений. Он сделал для меня этот меч. Единственный во всем мире.
Рамирес извлек катану из ножен и протянул ее Конану. Взяв в руки оружие, Конан почувствовал, что оно намного легче тяжелой и длинной клейморы. Серебристо-голубая сталь играла на солнце, а вдоль лезвия отсвечивала радужная полоса.
В полированной стали отражалось солнце, бросая слепящие зайчики на лицо Мак-Лауда; из этого сверкающего пятна на лезвии на Конана смотрели черные глаза странной формы и словно нарисованные. Тончайшие линии бровей подчеркивали их выразительность. Они прищурились в ласковой улыбке, и в капельках зрачков заиграл яркий свет. Конан задрожал. Он вдруг почувствовал, что держит в своей руке чью-то нежную теплую руку с бьющимся на запястье пульсом.
Клинок задрожал. Видение исчезло.
— Дочь старого мастера была так же единственна, как и этот меч, — продолжал Рамирес, и голос его был тих и печален. — Прошу тебя, Мак-Лауд, отпусти ее.
— Это слишком дорогой подарок, — ответил Конан, возвращая катану. — Подождем, брат. Ты сам научил меня не торопиться.
Не говоря больше ни слова, он поднялся и пошел туда, где к большому шатру подъезжали все новые и новые посетители ярмарки.
Рамирес остановил коня у подножия небольшого холма чуть южнее гряды, за которой отдыхала деревушка Глен-Финен.
— Зачем мы приехали сюда? — спросил Конан, тоже остановившись рядом.
— Неужели ты забыл? — испанец спрыгнул с коня. — Ты что, действительно не помнишь это место?
— Ну, почему? Это то самое место, где… — Конан замялся, не зная, как сказать.
— Да. Черный рыцарь. Именно поэтому я и нашел тебя. Нас очень мало, и мы должны помогать друг другу.
— Я помню тот день, — Конан кивнул.
Громовой голос Черного воина вновь прозвучал у него в ушах, и он поежился, как от холода.
— Было очень больно. Кто это был — в таких странных доспехах?
Рамирес бросил на траву сумку для дичи, уселся на нее, подобрав под себя ноги, и сказал:
— Это Крагеры. Очень древний народ.
— Откуда они? Я раньше о них ничего не слышал.
— Это не удивительно, Мак-Лауд. Их не так много, но физически они значительно выносливее обычных людей. Кроме того, они дики и беспощадны. Они бросают своих детей в ямы с дикими собаками, и те дерутся с ними насмерть. Это гроза всех смертных. Хуже чумы.
— И всем им дано бессмертие?
— Нет, только некоторым.
— Таким, как Черный рыцарь?
— Да. И если он победит в схватке с нами, то обычные люди будут вечно страдать. Потому что мир будет погружен в хаос бессмысленной борьбы за существование. В борьбу ради борьбы.
— И что тогда?
— То, что я сказал. В такой борьбе люди не только гибнут. Они ожесточаются и перестают быть людьми.
— Я понимаю. Но как же тогда сражаться с такими?
— Ну-у… — Рамирес поднял брови, и его лоб покрыла густая сетка морщинок, — надо уметь пользоваться данной тебе силой, быть настоящим воином и помнить о своем предназначении. Дерзать и делать все, что можешь. Ведь в конце концов останется только один. И в зависимости от этого определится, каким будет мир после бессмертия. Твоего и моего.
Свинцовые тучи собрались в небе, предвещая наступление грозы. Рамирес отошел от жарко пылающего камина и сел на небольшой табурет, облокотясь на темные дубовые доски стола. Герда отложила клубок овечьей шерсти и, убрав с лица растрепавшуюся челку, спросила:
— Ты замерз?
— Да. Мои кости чувствуют изменение погоды и не выносят сырости, милая Герда. Я люблю жить на юге, — тяжело вздохнув, проговорил Рамирес, отпивая из глиняной кружки терпкое теплое вино.
— Ты мне обещал дорассказать историю о своих приключениях при испанском дворе, — напомнила девушка.
— Ну разумеется, — он кивнул. — На чем я тогда остановился? Напомнишь?
Первые вспышки молний заблестели тонкими огненными нитями за узкими окошками башни, бросая резкие тени на лица сидящих. Ударил гром. Герда вздрогнула.
— Ты рассказывал о кареглазой красавице Маргарите.
— Так вот, — Рамирес привычным жестом закрутил усы, — я был безумно влюблен в нее. Только о ней и думал. Ни о чем другом. Это было словно в страшном сне.
Герда заулыбалась и напомнила дальше:
— Тогда отец запер ее в верхних покоях дворца. А потом?
— Да, сущий демон был этот герцог, — Рамирес расхохотался. — Но мои друзья устроили мне свидание с ней. Ночь тогда выдалась почти такая же, как сегодня.
Раскаты грома потрясали стены башни. Рамирес замолчал, вслушиваясь в доносящийся гул разбушевавшегося ненастья. Герда удивленно посмотрела на него и спросила:
— Ну а что же было дальше?
— Я взобрался на крышу. Прикрепил к шпилю оставленную мне друзьями веревку…
— Это, наверное, очень высоко?
— Не очень, — Рамирес прищурился. — Как две эти башни.
— Ты испугался?
— Ее окно было под самой крышей. Но что значат какие-то временные трудности, когда идешь к даме сердца? Ветер звенел у меня в ушах, но я был одержим целью и ничего не видел. Только ее божественные черты грезились мне в темноте. Раскачавшись на веревке, я влетел в открытое окно…
— И она бросилась в твои объятья? — восхищенно попыталась уладить девушка исход романтического предприятия.
— Увы, милая Герда, — он покачал головой. — К сожалению, моей прекрасной дамы уже не было, — Рамирес залпом осушил свою кружку. — Но не огорчайся, милая Герда, зато там была другая дама.
— И что же?
— Я представился той даме, которая была в комнате, и она любезно согласилась мне помочь в этом щекотливом деле.
Герда захохотала, а потом, взяв в руки большой кувшин с широким горлышком, спросила:
— Ты еще вина хочешь?
— О да, с удовольствием, — Рамирес протянул кружку.
Отставив кувшин, она приготовилась слушать дальше, а неутомимый рассказчик поднес руку к губам и вдруг замер. Его лицо стало необыкновенно серьезным и сосредоточенным, а взгляд жестким, не видящим ничего и одновременно видящим все.
Ощущение смертельной опасности вместе с холодными порывами ветра ворвалось в узкие проемы окон, поднимая в воздух стаю голубей, живущих на верхних деревянных балках, торчащих из стен башни. Отбросив кружку, Рамирес вскочил с табурета, выхватывая из ножен меч.
— Что случилось? — Герда тоже встала, недоуменно осматриваясь по сторонам.
— Герда! — испанец бросил на девушку беспокойный взгляд. — Беги отсюда! Беги! Быстро!
Раскат грома потряс башню. Она задрожала, словно в лихорадке. Внезапно массивная дубовая дверь разлетелась в щепки, и на пороге, разбрасывая обломки досок, возникла почти восьмифутовая фигура человека. Бешеные порывы ветра трепали его густую черную шевелюру. Крепкое мускулистое тело, одетое в странного вида кожаную куртку с узкими рукавами и черные штаны из грубой, плохо выделанной кожи, наводило на мысли о многих битвах.
Незнакомец встряхнул головой, сбрасывая с волос щепки разбитой двери, и осмотрел помещение. Его глубоко посаженные глаза казались черными точками, горящими ненавистью. Над правой бровью был виден тонкий шрам, заканчивающийся почти на щеке. Он был воспален и кровоточил. Тонкие губы растянулись в ехидной улыбке, обнажая ряды кривых, неправильной формы зубов.
Герда взвизгнула, отскакивая к корзинам с овечьей шерстью. Перебросив гигантский меч из руки в руку, незнакомец медленно вошел в зал. Вспышки молний освещали его ярким белым светом, отчего он походил на Люцифера, покинувшего ад.
Рамирес отступил на шаг, выставляя вперед катану. Его лицо вдруг стало совершенно спокойным, превратившись в маску.
— Мак-Крагер? — спросил он.
— Рамирес, — заревел незнакомец, улыбаясь, и его улыбка, похожая на вход в геенну, не предвещала ничего хорошего, — наконец-то мы с тобой встретились!..
Заглушая своим ревом громовые раскаты, Черный воин занес над головой свой двуручный эспадон и опустил его на стол. Лезвие прошло сквозь толстые дубовые доски, разрезая их надвое, как нагретый нож — масло. Рамирес еще на один шаг отступил от вставшего на обломки стола противника, и катана живым серебром перечеркнула сумрак.
— Где этот горец? — прогрохотал Мак-Крагер, подступая к застывшему Рамиресу.
— Ты опоздал, — безразлично улыбнулся тот. — Я подготовил его для встречи с тобой.
— Да? — Мак-Крагер вновь занес меч над головой. — Ты только зря потерял время, Рамирес. Ему твоя наука не поможет. Он — слабак. Как и ты.
Эспадон рассек воздух над головой уклонившегося в сторону испанца. Лезвие перерубило деревянную балку, подпиравшую потолочное перекрытие, которое, лишившись привычной опоры и не выдерживая собственного веса, скрипнуло и, сбросив со старых бревен облако серой пыли, провисло.
Движение меча Рамиреса было легко и неуловимо. Звериный рык застрял в горле рыцаря, превращаясь в глухой клокочущий хрип. Широко раскрывая рот, он выпучил глаза и схватился руками за перерезанное горло. Из рассеченной артерии сквозь пальцы рекой хлестала густая алая краска, заливая черный костюм.
Увидев фонтан крови, бьющей из страшной раны, Герда издала истошный вопль и заметалась в углу, закрыв лицо руками. Рамирес сделал шаг назад, отступая от раненого врага, и вновь застыл с занесенным над головой мечом.
— Герда, уходи немедленно! — закричал он.
Рыцарь глубоко вдохнул, прочищая залитое кровью горло, и взмахнул мечом, словно отгоняя наваждение. Он отнял руку от горла и вытер ее о штаны. На его шее зиял рваный рубец с неровными пунцовыми краями. Еще раз жадно вдохнув воздух, Мак-Крагер широко и удивленно улыбнулся.
Тяжелый меч вновь со свистом разрезал вставшее на его пути пространство. Два лезвия со звоном встретились.
Рамирес двигался, как тень, один за другим отражая сокрушительные удары Черного рыцаря. Мак-Крагер принялся загонять испанца, ушедшего в непробиваемую глухую оборону, на узкую каменную лестницу без перил, ведущую на несуществующий второй этаж, от которого остались лишь толстые деревянные балки, торчащие из кирпичной кладки, да еще узкий карниз.
Новый удар, и клинок эспадона застрял в рассыпающемся растворе, соединяющем гранитные кирпичи стены. Потеряв всего мгновение, Черный рыцарь попятился, отстраняясь от блестящего кривого лезвия катаны, пронесшегося перед его глазами, и с трудом удержал равновесие. Серебристо-голубое сияние срезало с его макушки клок волос.
— Ну что? — поинтересовался Рамирес. — Дальше?
Взревев, Мак-Крагер вырвал из стены застрявший меч и, вращая им над головой, дико заорал:
— Сейчас ты умрешь, Рамирес!
Испанец взбежал по ступенькам, прыгнул на деревянную балку и начал медленно отступать по ней, цепляясь свободной рукой за шершавые выступы и неровности стены. Черный бросился за ним следом.
Рамирес парировал удары, отступая все дальше и дальше по балке, вжимаясь в холодный сырой гранит. Сталь лязгала по камню, высекая из него фонтаны голубых и желтых искр. Еще шаг — и огромный воин больше не мог достать испанца своим мечом. Не раздумывая, он тоже прыгнул на балку. Дерево, источенное временем, не выдержало чрезмерной тяжести и рухнуло вниз, увлекая за собой кричащего от гнева и бессилия Мак-Крагера.
Истошный вопль Герды заполнил башню вибрирующим гулом. Пытаясь укрыться от падающих сверху обломков, она спряталась под корзинами с распущенной шерстью.
Тело рыцаря врезалось в земляной пол, и два тяжелых дубовых бревна в целой куче мелких щепок с глухим грохотом свалились сверху.
— Герда! — Рамирес бросился вниз по ступеням к обезумевшей от страха девушке.
Гора обломков вздрогнула, ожила, и Люцифер, заключенный в ней, пробудился, чтобы окончить поединок.
Девушка снова закричала.
Эспадон коснулся каменных плит у самых ног Рамиреса, отламывая серый гранит. Стон рвущегося в окна ветра, вспышки молний и раскаты грома, следующие один за другим, создавали для этой битвы истинно адский колорит. Старая башня начала разваливаться, словно не выдерживая накала боя.
Выписывая в воздухе широким клинком восьмерку, Черный наступал, продолжая реветь, как все демоны геенны на шабаше. Его губы, дергающиеся в оскале, произнесли:
— Рамирес, ты же сам знаешь, что я сейчас самый сильный! Зачем же ты…
— Да? — испанец продолжал отступать. — Я знаю, что ты наглый сукин сын. Это все, что я знаю.
Эспадон скользнул по изгибу катаны и, врезавшись в кирпичную стену, разрушил кладку. Груда камней грохочущим водопадом обрушилась на сражающихся.
— Ты мне еще не веришь? — рыцарь злобно захохотал.
— Я пока вижу, что мой удар не улучшил твой голос, — ехидно заметил Рамирес.
Раскат грома заглушил их голоса, прервав разговор. Порыв ветра набросился на людей, стоящих на покатых ступенях, чуть не сбрасывая их с узкой лестницы, ведущей в никуда. Меч Рамиреса, словно подхваченный этим воздушным потоком, ожил, переходя в наступление. Рука подалась — и катана по самую гарду вошла в тело Мак-Крагера, вспарывая ему живот.
Оскалившись и отступая назад по гудящим ступеням, Крагер схватил лезвие катаны и начал вытаскивать его. Покрытый густой кровью меч вышел из внутренностей рыцаря, разрезая до кости тут же срастающиеся пальцы. Медленно отводя от себя окрашенную багрянцем сталь, Черный взмахнул зажатым в другой руке эспадоном и обрушил его на плечо Рамиреса. Холодная сталь рассекла грудь, обнажая кости ребер. Холодный ветер обдавал крупными каплями дождя измученное борьбой тело. Гроза теперь бушевала прямо над развалинами башни, от которой осталась только одна полуразрушенная лестница, ведущая в бездну. Широкое лезвие во всю длину прошло сквозь тело, разнося позвоночник торчащими в разные стороны острыми ушками гарды. Рамирес обессиленно повис на металле, словно пойманная рыба, насаженная ловким рыболовом на ивовый кукан.
По тонким губам гиганта пробежала легкая улыбка.
— Кто эта женщина? — спросил он.
Рамирес повернул к нему голову и, глотая пересохшим ртом влажный воздух, прокричал, перекрывая грохот беснующейся стихии:
— Она моя!
— К сожалению, уже не твоя, — засмеялся ему в лицо Черный.
Он трижды провернул меч в теле испанца и, приподняв Рамиреса, поставил его на колени на последнюю ступень лестницы. Широкое лезвие вынырнуло из тела. Рамирес пошатнулся, пытаясь упасть в чернеющий провал, но противник перехватил его тело, крепко сжав рукой плечо.
— Прощай, — смех Черного рыцаря гремел как гром, — сегодня ты будешь спать уже в аду.
Герда выбралась из-под засыпанных пылью и мелкими камнями корзин и, прячась за валунами гранитных блоков от сильных порывов ледяного ветра, всматривалась в фигуры, стоящие на самом верху чудом уцелевшей лестницы, острым пиком уходившей в ночной мрак, наполненный разрядами молний и громовыми раскатами.
Черный рыцарь широко размахнулся — и лезвие эспадона в один миг отделило голову Рамиреса от тела.
— Я останусь один! — победно взревел рыцарь и потряс над головой окровавленным оружием.
Безжизненное тело испанца повалилось на бок и рухнуло в пропасть на обломки башни.
Герда страшно закричала, но звуки ее слабого голоса утонули в раскатах грома.
Мак-Крагер широко развел руки, ощущая мощный поток живительной силы, тугими струями омывающий его тело. Молнии огнедышащими драконами проносились мимо, разрывая холодный плотный воздух с неимоверным ревом. Один из них пылающим языком лизнул лезвие меча и, соскользнув с пластины гарды, ударился о каменные ступени. Гранит не выдержал и раскололся под ногами опешившего воина. Мак-Крагер успел только взвыть, обрушиваясь вниз в сопровождении фейерверка огненных вспышек.
Как по мановению волшебного жезла Мерлина гроза стихла. Молнии исчезли, а раскаты грома глухим эхом блуждали во мраке ночи, отражаясь от каменных боков засыпающих гор.
Дрожа всем телом от страха и холодного ветра, Герда подошла, пробираясь через развалины, к тому месту, где под обломками лестницы лежал Черный рыцарь. В полумраке, освещенном только чахлым рогом молодого месяца, виднелся край черной кожаной куртки.
Когда девушка склонилась над обломками, большой камень, лежавший возле ее ног, отлетел в сторону — и крепкие пальцы огромной руки сжали ее горло, не давая испугу вырваться наружу безумным воплем.
Из завала появились голова и туловище рыцаря. Обезображенное, все в запекшейся крови, лицо расплылось в широкой зловещей улыбке, сверкающей кривыми зубами.
— Здравствуй, красавица! — прогрохотал он.
Мак-Крагер медленно встал на ноги, продолжая сжимать горло девушки своими железными пальцами, закинул меч на плечо и начал выбираться из развалин.
11
Медный колокольчик над дверью вздрогнул, наполняя просторный холл мелодичным звоном. Бренда вошла внутрь и очутилась в большом зале в компании двух египетских сфинксов, приподнявшихся на своих массивных передних лапах и раскинувших огромные крылья из тускло сверкавшего золота. Не обращая внимания ни на холодное спокойствие суровых лиц, смотрящих ей вслед, ни на их вызывающее великолепие, она быстро прошла через прихожую в следующую комнату, заставленную старинной мебелью, где под большой, ярко горящей лампой за широким столом, на котором лежали какие-то бумаги и безделушки, сидела средних лет женщина. Оторвавшись от чтения, она подняла голову, приветливо улыбнулась и тихо проговорила приятным голосом:
— Чем я могу вам помочь?
Бренда тоже улыбнулась в ответ.
— Я Бренда Уайт.
— Очень приятно, — женщина кивнула. — Вы хотите что-нибудь приобрести?
Она указала взглядом на стену, увешанную картинами, гравюрами и гобеленами.
— Нет, спасибо… — Бренда смутилась.
— Я еще могу вам предложить…
— Спасибо, но я хочу поговорить с мистером Нэшем.
Улыбка исчезла с лица секретарши, взгляд стал колючим, и она, пристально всматриваясь в лицо гостьи, ответила:
— К сожалению, его сейчас нет здесь.
— Нет? Тогда я могу позвонить ему домой?
Бренда подошла к столу и потянулась к стоявшему на нем телефону. Женщина положила руку на трубку аппарата и все так же спокойно произнесла:
— Боюсь, что это невозможно.
— Но я хочу поговорить с ним. Это довольно срочное дело…
— Мистер Нэш скоро придет. Если хотите, подождите его здесь.
Через четверть часа появился Рассел. Он, как всегда, был в плаще и держал в руках последний номер «Нью-Йорк Пост». Поздоровавшись, Рассел подошел к столу и положил на него газету.
— Это Бренда Уайт, — объяснила секретарь, указывая на посетительницу.
— Мы уже встречались с ней, Рейчел, — кивнул мистер Нэш и обратился к Бренде: — Чем я могу помочь вам?
— Я бы хотела получить ваш совет.
— Совет? — удивился Рассел и, прищурившись, посмотрел ей прямо в глаза. — Разве вы тот человек, который следует чужим советам?
— Ну, все зависит…
— Ладно, ладно. Что вас интересует?
Бренда замялась, подбирая выражения. Все-таки это было не личное, а уголовное дело.
— Может быть, мы… — она запнулась, но потом, собравшись с духом, продолжила. — Расскажите мне о психопате, который в час ночи дерется средневековым мечом посреди Нью-Йорка.
Секретарша бросила на Рассела быстрый испуганный взгляд, а он расхохотался.
— Увы, я вынужден вас огорчить, мисс Уайт. Я об этом ничего не знаю.
— Тогда, наверное, вы мне не расскажете и о мече, которому тысяча лет?
— Да, — согласился Рассел, — не расскажу. Понимаете, в чем дело… Я не занимаюсь антикварным оружием.
Он подошел к Бренде, взял ее за руку и подвел к столу, где лежала гора проспектов.
— Посмотрите, — он сунул ей один из них. — Я могу предложить вам великолепные серебряные изделия восемнадцатого века. Посмотрите. Для девушки это больше подходит, чем…
— Я вижу, вы не хотите мне помочь.
— Ну почему же? — он поднял брови, весьма ехидно улыбнулся и вдруг спросил: — Вы умеете готовить?
Бренда удивленно посмотрела на него. Рассел пожал плечами и снова улыбнулся.
— Просто я подумал… Может, мы сможем поужинать вместе?
— Что вы скажете, если это будет в моей квартире на 153-ей улице?
— Подходит. Когда?
— Может быть, вечером?
— Отлично. Вечером.
Комиссар плюхнулся в кресло, жалобно скрипнувшее под тяжестью его тела, и закинул ноги на стол. Устроившись поудобнее и отпив из чашки глоток крепкого горячего кофе, он взял свежий номер «Нью-Йорк Пост», который лежал тут же под каблуком. Прочтя на первой странице крупный заголовок «Охотники за головами в Нью-Йорке! Город охвачен ужасом!», он тяжело вздохнул и принялся извлекать из кармана пиджака носовой платок.
— Чем я могу вам помочь?
Бренда тоже улыбнулась в ответ.
— Я Бренда Уайт.
— Очень приятно, — женщина кивнула. — Вы хотите что-нибудь приобрести?
Она указала взглядом на стену, увешанную картинами, гравюрами и гобеленами.
— Нет, спасибо… — Бренда смутилась.
— Я еще могу вам предложить…
— Спасибо, но я хочу поговорить с мистером Нэшем.
Улыбка исчезла с лица секретарши, взгляд стал колючим, и она, пристально всматриваясь в лицо гостьи, ответила:
— К сожалению, его сейчас нет здесь.
— Нет? Тогда я могу позвонить ему домой?
Бренда подошла к столу и потянулась к стоявшему на нем телефону. Женщина положила руку на трубку аппарата и все так же спокойно произнесла:
— Боюсь, что это невозможно.
— Но я хочу поговорить с ним. Это довольно срочное дело…
— Мистер Нэш скоро придет. Если хотите, подождите его здесь.
Через четверть часа появился Рассел. Он, как всегда, был в плаще и держал в руках последний номер «Нью-Йорк Пост». Поздоровавшись, Рассел подошел к столу и положил на него газету.
— Это Бренда Уайт, — объяснила секретарь, указывая на посетительницу.
— Мы уже встречались с ней, Рейчел, — кивнул мистер Нэш и обратился к Бренде: — Чем я могу помочь вам?
— Я бы хотела получить ваш совет.
— Совет? — удивился Рассел и, прищурившись, посмотрел ей прямо в глаза. — Разве вы тот человек, который следует чужим советам?
— Ну, все зависит…
— Ладно, ладно. Что вас интересует?
Бренда замялась, подбирая выражения. Все-таки это было не личное, а уголовное дело.
— Может быть, мы… — она запнулась, но потом, собравшись с духом, продолжила. — Расскажите мне о психопате, который в час ночи дерется средневековым мечом посреди Нью-Йорка.
Секретарша бросила на Рассела быстрый испуганный взгляд, а он расхохотался.
— Увы, я вынужден вас огорчить, мисс Уайт. Я об этом ничего не знаю.
— Тогда, наверное, вы мне не расскажете и о мече, которому тысяча лет?
— Да, — согласился Рассел, — не расскажу. Понимаете, в чем дело… Я не занимаюсь антикварным оружием.
Он подошел к Бренде, взял ее за руку и подвел к столу, где лежала гора проспектов.
— Посмотрите, — он сунул ей один из них. — Я могу предложить вам великолепные серебряные изделия восемнадцатого века. Посмотрите. Для девушки это больше подходит, чем…
— Я вижу, вы не хотите мне помочь.
— Ну почему же? — он поднял брови, весьма ехидно улыбнулся и вдруг спросил: — Вы умеете готовить?
Бренда удивленно посмотрела на него. Рассел пожал плечами и снова улыбнулся.
— Просто я подумал… Может, мы сможем поужинать вместе?
— Что вы скажете, если это будет в моей квартире на 153-ей улице?
— Подходит. Когда?
— Может быть, вечером?
— Отлично. Вечером.
Комиссар плюхнулся в кресло, жалобно скрипнувшее под тяжестью его тела, и закинул ноги на стол. Устроившись поудобнее и отпив из чашки глоток крепкого горячего кофе, он взял свежий номер «Нью-Йорк Пост», который лежал тут же под каблуком. Прочтя на первой странице крупный заголовок «Охотники за головами в Нью-Йорке! Город охвачен ужасом!», он тяжело вздохнул и принялся извлекать из кармана пиджака носовой платок.