— Только сейчас я выложила почти все, что о ней знаю. И видела ее исключительно на снимках. Могу добавить, что ее зовут Парис и она на год старше меня. И к тому же знать меня не желает.
   — Но как все это произошло?
   Слоан озабоченно посмотрела на часы.
   — У меня остается час до дежурства, чтобы поесть и переодеться. Сегодня я работаю до девяти. Если действительно желаешь послушать мою историю, едем ко мне домой.
   В эту минуту Сара была готова на все.
   — Разумеется! — обрадовалась она, направляясь к своей красной «тойоте», припаркованной чуть подальше. — Встретимся у тебя.
 
   Чистенький домик, который Слоан купила несколько лет назад, стоял на углу улицы, прямо напротив пляжа, — маленькое, уютное зданьице с двумя крохотными спальнями и маленьким садиком, стоящее в ряду таких же одинаковых особнячков. Именно их местоположение и сравнительно дешевая цена привлекали молодых, не слишком состоятельных покупателей, которые могли бы делать необходимые переоборудования без значительных затрат. В результате весь этот квартал приобрел несколько эклектичный вид. Жилища в авангардном стиле, обшитые вагонкой, мирно соседствовали с очаровательными домиками под старину из оштукатуренного кирпича.
   Слоан вкладывала все свои силы и сбережения в покупку и превратила ее в живописный коттедж с белыми цветочными ящиками на окнах и такой же обводкой, оттеняющей темно-серый цвет штукатурки. Когда она приобрела дом, в этом районе жили лишь коренные обитатели Белл-Харбора. Здесь всегда царили тишина и покой, нарушаемые лишь неумолчным рокотом волн, разбивающихся о берег.
   Но демографический взрыв в Белл-Харборе положил конец прежним порядкам. Семьи с маленькими детьми искали уединенный пляж, который редко посещает шумная студенческая молодежь. Вот так и был обнаружен заветный уголок Слоан. Теперь же узкая улочка была уставлена по обочинам машинами, причем на знаки, запрещающий парковку, никто не обращал внимания. Некоторые «средства передвижения» даже частично загораживали подъезды к зданиям. Шелест прибоя перекрывался радостными воплями детей и разноголосой музыкой, доносившейся из магнитофонов и приемников.
   Сара успела проскользнуть на единственное свободное место, и Слоан едва сдержала улыбку при виде того, как ловко подруга вынудила потесниться водителя темно-синего «форда». Мужчины; как всегда, не могли устоять перед чарами Сары.
   — Пора что-то делать с этим скопищем машин, — раздраженно проворчала она, подбежав к Слоан и отряхивая на ходу джинсы. — Они стоят слишком близко друг к другу! Смотри, как я вымазалась, пробираясь между ними!
   — Я считаю, что мне крупно повезло, если могу без помех въехать на собственный двор, — покачала головой Слоан, отпирая дверь. Внутри было светло и уютно. Слоан обставила гостиную недорогой плетеной мебелью и разбросала повсюду подушки в наволочках с узором из пальмовых листьев и желтого гибискуса на белом фоне.
   — А я буду вне себя от радости, если расскажешь правду о Картере Рейнолдсе. Откуда он узнал номер твоего телефона?
   — Звонил маме.
   — Значит, все эти годы они не теряли друг друга из виду?
   — Вряд ли.
   — Bay! До чего же интересно! Кстати, что она думает о таком внезапном припадке родительской любви?
   Слоан была готова дать руку на отсечение, что реакция матери вполне предсказуема, но промолчала и подошла к автоответчику, яростно мигавшему красным огоньком. Устало усмехнувшись, она нажала кнопку воспроизведения. В комнату ворвался восторженный, совсем молодой голос матери. Именно это и ожидала услышать Слоан. Ничего не изменилось.
   — Слоан, детка, это мама! Не представляешь, какой чудесный сюрприз тебя ждет! Но не стану портить тебе удовольствие раньше времени. Хочу, чтобы ты тоже порадовалась. Но так и быть, намекну. Тебе обязательно позвонит один человек. Необыкновенный! Постарайся связаться со мной, прежде чем поедешь сегодня на работу.
   Второе сообщение было записано двумя минутами позже первого и тоже оказалось от Кимберли Рейнолдс.
   — Солнышко, я была так взволнована, когда звонила, потому что у меня голова идет кругом. В «Эскаде» распродажа и полно народу, так что я пообещала Лидии остаться до закрытия и помочь. Только не звони в магазин, потому что Лидия расстраивается, когда служащие пользуются служебным телефоном, а ведь ты знаешь, какая ужасная у нее язва. Не дай Бог, у нее случится очередной приступ. Но и неизвестности я не смогу вынести, так что оставь сообщение на моем автоответчике. Не забудь.
   Сара изумленно таращила глаза:
   — Подумать только, она на седьмом небе!
   — Естественно, — пожала плечами Слоан, ничуть не удивленная привычным наивным оптимизмом матери. Если верить свидетельству о рождении, именно Кимберли произвела на свет Слоан, но вопрос, кто кого воспитывал, оставался открытым. Весь город знал, что мать и дочь поменялись местами и Кимберли пришлось бы нелегко, не будь у нее решительной, волевой и очень рано повзрослевшей дочери. — А что тут необычного?
   — Не знаю… просто подумала, что Ким, вероятно, затаила обиду…
   Слоан театрально закатила глаза.
   — Очнись! Мы говорим о моей мамочке, милой, беспомощной, до глупости доброй женщине, которая никому ни в чем не может отказать, боясь, что ранит чужие чувства или покажется грубой. Той самой, которая только что позволила этой негодяйке Лидии самым наглым образом заставить ее работать еще шесть часов сверхурочно. Это Кимберли, которая боится воспользоваться телефоном магазина из страха, что у старой ведьмы обострится язва! Та самая бедняжка, которая пятнадцать лет трудится до упаду за сущие гроши и привлекает в магазин больше покупателей, чем все остальные продавцы, вместе взятые!
   Сара, любившая Кимберли как родную мать, сокрушенно вздохнула.
   — Неужели ты действительно считала, что эта самая женщина, практически вырастившая тебя, способна затаить обиду на Картера Рейнолдса всего лишь потому, что он тридцать лет назад бросил ее, разбил ей сердце и ушел, даже не оглянувшись? — саркастически осведомилась Слоан.
   Сара, смеясь, подняла руки.
   — Сдаюсь! Ты совершенно права. Должно быть, на меня что-то нашло. Мгновенное затмение. Прости.
   Слоан, удовлетворенная результатами своей обличительной речи, снова нажала кнопку воспроизведения. По-видимому, на этот раз Кимберли звонила всего за четверть часа до приезда дочери.
   — Солнышко, это снова я. У меня перерыв, так что я звоню из того автомата, что в аптеке. Джесс сказал, что ты уже поговорила с отцом, так что я больше не опасаюсь испортить тебе сюрприз. Все время думаю о том, что именно тебе стоит взять с собой в Палм-Бич. Конечно, ты каждый отложенный цент тратишь на дом, но нужно позаботиться о новеньком, с иголочки, гардеробе. Не волнуйся, детка, к отъезду ты обзаведешься горой самой модной одежды. Я об этом позабочусь!
   Многозначительно поглядев на Сару, Слоан включила перемотку. Стерла сообщения и снова включила автоответчик. И лишь потом набрала номер матери и, дождавшись длинного гудка, четко, раздельно выговорила:
   — Привет, ма, это Слоан. Я действительно говорила с Картером Рейнолдсом, но никуда не еду. И не имею ни малейшего желания знакомиться ни с ним, ни с Парис. Я тебя очень люблю. Пока.
   Она повесила трубку и обернулась к подруге.
   — Погибаю от голода! — провозгласила она с таким видом, словно тема Картера уже исчерпана и возвращаться к ней не стоит, — Пожалуй, съем-ка я сандвич с тунцом. Хочешь, и тебе сделаю?
   И, не дожидаясь ответа, направилась на кухню и принялась шарить в шкафах. Сара молча смотрела вслед подруге. Теперь, немного очнувшись от потрясения, она чувствовала, что не только сбита с толку, но и оскорблена до глубины души. Как могли Кимберли и Слоан столько лет скрывать от нее правду? Ведь ближе их у Сары нет никого на свете!
   Своей семьи у Сары не было. Ее мать, донельзя распущенная, буйная хулиганка-алкоголичка, даже не заметила, что четырехлетняя заброшенная дочь почти все время проводит в соседнем доме. Сидя рядом со Слоан за старым кухонным столом с белой пластиковой столешницей и ножками из нержавеющей стали, Сара старательно училась рисовать толстыми фломастерами в книжках-раскрасках, которые подружка охотно с ней делила. Именно Ким осыпала похвалами первые работы девочки. На следующий год обе дружно отправились в детский сад, крепко держась за руки, гордые новыми яркими рюкзачками, купленными Кимберли. Вернувшись домой, обе торжественно предъявили рисунки с большими звездочками, нарисованными учительницей. Кимберли немедленно прикрепила скотчем к холодильнику листок с мазней дочери, и девочки побежали домой к Саре, чтобы похвастаться ее успехами. Но мать Сары, миссис Гиббон, небрежно бросила рисунок девочки на неубранный стол, прямо на мокрые пятна от виски. Когда Слоан попыталась рассказать о звезде, она велела девочке заткнуться и принялась оскорблять дочь самыми грязными ругательствами, пока не довела до слез. Но Слоан не растерялась и, как ни странно, ничуть не испугалась. Просто схватила рисунок и, взяв Сару за руку, повела к себе.
   — Сарина мама никак не найдет места для картинки, — объяснила она Кимберли едва слышным дрожащим голосом, в котором, однако, прорывались свирепые нотки, так что Сара удивленно поглядывала на подружку. Взяв скотч, Слоан прикрепила рисунок Сары рядом со своим.
   — Устроим настоящую выставку, ладно, мамочка? — догадалась спросить она, прижимая ладошку к клейкой ленте.
   Сара затаила дыхание, испугавшись, что миссис Рейнолдс не захочет видеть в своем доме чьи-то чужие рисунки, но Кимберли только улыбнулась, обняла малышек и объявила, что это прекрасная идея. И ее благородный поступок навеки отпечатался в памяти Сары, потому что с того времени она больше никогда не испытывала одиночества. Еще не раз мать девочки унижала и даже била ее. Еще не раз Слоан приходилось быть свидетельницей бесчеловечного обращения с подругой и становиться на ее защиту, превозмогая слезы и страх. Еще не раз у Кимберли находились для девочек слова утешения, а то и одинаковые подарки, которые зачастую были ей не по карману. Но в тот день Сара в последний раз чувствовала себя беспомощной пылинкой в жестоком, бессмысленном мире, где у всех, кроме нее, было у кого поплакать на плече.
   В последующие годы вместо детских рисунков на холодильнике появились школьные табели и вырезки из газет с именами девочек, подчеркнутыми красным. Раскраски и фломастеры, разбросанные на кухонном столе, уступили место учебникам по алгебре и тетрадям; темами для бесед попеременно становились придиры-учителя, мальчики-воображалы и деньги, которых вечно не хватало. Немного повзрослев, Слоан и Сара поняли, что Ким просто не умеет обращаться с деньгами и растягивать скудное жалованье на целый месяц, поэтому отныне всеми расчетами занималась Слоан, так что мать и дочь окончательно поменялись ролями. Только одно оставалось неизменным: Сара всегда чувствовала себя любимым и дорогим членом маленького семейства.
   Учитывая все это, неудивительно, что ее так потрясло неприятное открытие. Оказывается, от нее утаили правду!
   Сара придвинула стул к кухонному столу и уселась. Господи, как же часто они со Слоан трудились за таким же вот столом! Сотни раз!
   Слоан оглянулась на подругу.
   — Хочешь сандвич? — повторила она.
   — Конечно, я понимаю, что это не мое дело, — начала Сара, впервые за все это время ощущая себя чужой, — но можешь по крайней мере сказать мне, почему ты держала все это в тайне?
   Слоан резко обернулась, испуганная непривычно оскорбленным тоном подруги.
   — Какая же тут тайна? Мы, в общем, ничего не скрывали. Ты просто не помнишь, но давным-давно мы рассказывали друг другу о наших отцах. История довольно банальная. Когда маме исполнилось восемнадцать, она стала победительницей местного конкурса красоты, и первым призом была недельная поездка в Форт-Лодердейл с пребыванием в лучшем отеле. Там же остановился Картер Рейнолдс. На несколько лет старше, невероятно красивый и неизмеримо лучше знающий жизнь, он сразу покорил ее сердце. Мама искренне верила, что это любовь с первого взгляда, что они поженятся и будут счастливы вместе и умрут в один день. Но печальная истина заключалась в том, что он не имел ни малейшего намерения связывать судьбу с провинциальной простушкой. К сожалению, вскоре обнаружилось, что мама забеременела, и ему пришлось совершить единственный благородный поступок в жизни. Следующие два года они жили около Корел-Гейблз, перебивались тем, что зарабатывал отец, и у мамы родился второй ребенок.
   Ма считала, что жизнь прекрасна и она пребывает в раю, до той минуты, пока у дома не остановился лимузин с водителем. Мамаша Картера соизволила посетить их скромное жилище. Оказалось, что она решила дать блудному сыночку шанс вернуться в лоно семьи, и тот немедленно ухватился за предоставленную возможность. Вдвоем они сумели убедить потрясенную, рыдающую Кимберли, что с ее стороны будет чистейшим эгоизмом цепляться за человека, который хочет вырваться на свободу, и к тому же лишать его возможности видеться с детьми. Они попросили отпустить с ними старшую дочь, Парис, под предлогом, что девочке не мешает немного погостить в Сан-Франциско. Потом маму заставили дать письменное согласие на развод. Ей даже не дали прочесть все документы, особенно те пункты, что были напечатаны мелким шрифтом. Только гораздо позже она узнала, что, оказывается, отказалась от всех прав на Парис. Три часа спустя они уехали. Навсегда. Конец сказки.
   Сара смотрела на подругу глазами, полными слез сочувствия и ярости.
   — Ты в самом деле рассказывала мне эту историю много лет назад, — призналась она наконец, — но я была слишком мала, чтобы понять, как подло с вами обошлись и сколько страданий доставили Кимберли!
   Слоан немедленно воспользовалась настроением Сары, чтобы доказать свою правоту.
   — Ну, теперь скажи: неужели ты хотела бы иметь подобных родственников? Или постаралась бы забыть их?
   — Забыть? Да я прикончила бы собственными руками этого ублюдка! — прошипела Сара, но тут же рассмеялась.
   — Вполне нормальная реакция и точная характеристика моего папочки, — одобрительно кивнула Слоан, ставя на стол тарелки с сандвичами. — Но поскольку мама моя и мухи не прихлопнет, а я тогда была слишком мала, чтобы сделать это за нее, да и всякие разговоры о нем или моей сестре причиняли ей невыразимую боль, я выбросила их из сердца и предпочла считать, что они вообще не существуют в природе. В конце концов мы всегда были рядом, а потом у нас появилась ты. Ничего себе семейка, верно?
   — Верно! — от всей души подтвердила Сара, только вот почему-то не смогла улыбнуться. — А Ким не пробовали вернуть Парис?
   Слоан покачала головой.
   — Мама посоветовалась с местным адвокатом, и он сказал, будто понадобится целое состояние, чтобы нанять таких блестящих адвокатов, как у семейства Рейнолдс, и даже тогда не известно, сумеем ли мы выиграть дело. Ма всегда пыталась убедить себя, что Парис повезло и что сама она никогда не смогла бы дать своей старшей дочери ни таких возможностей, ни настоящего образования.
   Несмотря на спокойный тон, Слоан переполняли гнев и горечь. Раньше самыми сильными эмоциями были презрение к отцу и жалость к матери. Теперь же жалость превратилась в глубочайшее, почти болезненное сострадание, а гнев — в бешенство. Этот безжалостный, подлый, эгоистичный человек смеет о чем-то ее просить! Слава Богу, она взрослая и способна сама за себя постоять. После тридцати лет полного безразличия и пренебрежения он смеет воображать, что одним-единственным звонком может исправить все и брошенная жена и забытая дочь станут лизать его руки и благодарно кланяться за такую милость. Зря она не объявила во всеуслышание, что скорее проведет неделю в гнезде скорпионов, чем в его доме. И конечно, нужно было назвать его в лицо последним подонком. Глава 7
   Соседка миссис Риверы заметила дым, рвущийся из-под двери, и позвонила в Службу спасения. Пожарные прибыли через шесть минут, но спасти убогий каркасный домишко так и не смогли.
   Слоан возвращалась домой с работы, намереваясь переодеться и идти на пляж, где веселье было в самом разгаре, но тут запиликал бипер, и девушка бросилась на помощь. К тому времени, когда она прибежала на место трагедии, улица была уже забита машинами пожарных, полиции и «скорой помощи». Мигалки казались в ночи сигналами бедствия, сирены выли не переставая, по мостовой, словно жирные белые змеи, извивались пожарные рукава. Полицейские встали кордоном, оградив горящий дом и пытаясь сдержать толпу любопытных.
   Слоан как раз закончила брать показания у одного из соседей, когда появилась миссис Ривера. Тяжеловесная пожилая женщина растолкала полицейских и зевак, как идущий на прорыв полузащитник, споткнулась о шланг и очутилась в объятиях Слоан, едва не сбив ее с ног.
   — Мой дом! — завопила она, пытаясь вырваться.
   — Туда нельзя, — уговаривала девушка. — Вы только помешаете тем, кто старается спасти ваш дом.
   Но миссис Ривера, вместо того чтобы хоть ненадолго уняться, впала в истерику.
   — Собака! — взвизгнула она. — Там моя Дейзи! Слоан обняла женщину за плечи.
   — Не волнуйтесь. Дейзи — это такая коричневая с белым собачка?
   — Да, маленькая. Коричневая с белыми пятнами. — По-моему, я видела ее несколько минут назад. Она успела выбежать. Позовите ее. Поищем вместе.
   — Дейзи, — всхлипнула миссис Ривера, беспомощно опустив руки. — Дейзи! Дейзи, где ты?!
   Слоан медленно оглядывала улицу, высматривая укромные местечки, где могло спрятаться перепуганное животное, и ей наконец повезло. Мордочка, покрытая сажей и пеплом, неожиданно высунулась из-под патрульной машины.
   — Вот она!
   — Дейзи! — вскрикнула миссис Ривера, подхватывая любимицу. Слоан ничего не оставалось делать, как вновь утешать убитую горем беднягу и вместе с ней наблюдать, как жадное пламя пожирает крышу и лижет крыльцо.
   — Кто-то из соседей сказал, что недалеко отсюда живет ваша дочь, — мягко заметила Слоан. — Сейчас позвоню, чтобы за ней прислали машину, — предложила девушка.
   Домой она добралась так поздно, что не осталось времени даже принять душ и вымыть голову перед вечеринкой Пита. Оставив машину перед домом, Слоан схватила сумочку и перебежала дорогу. Пробираясь между машинами, стоявшими почти вплотную вдоль тротуара. Слоан заметила, что за рулем одной из них кто-то сидит, но стоило ей присмотреться внимательнее, как темная фигура мгновенно исчезла, словно незнакомец скорчился на сиденье, не желая, чтобы его увидели.
   Слоан едва не поддалась искушению проверить, в чем тут дело, но, решив, что на сегодня с нее достаточно приключений, пожала плечами и направилась дальше. В конце концов, она спешит, а водитель, возможно, нагнулся, уронив что-то. А может, решил вздремнуть. А вероятнее всего, она просто поймала взглядом отражение колышущихся пальмовых листьев в ветровом стекле.
   Продолжая убеждать себя, она одним глазом наблюдала за подозрительным «фордом», пока не прошла длинный ряд продуктовых лотков. Уже заворачивая за фургончик с мороженым, Слоан оглянулась и увидела, как в машине зажегся свет. Дверца распахнулась, и оттуда вышел высокий мужчина, который медленно побрел к цепочке песчаных дюн. Подозрения Слоан разгорелись с новой силой, и она замерла, прижавшись к стене здания. К северу от лотков простирался трехмильный отрезок пляжа с разбросанными по нему круглыми будочками. Здесь часто устраивались барбекю или незатейливые празднества. Именно это место выбрал для своего мальчишника Пит Бенсингер. Но там, куда направлялся незнакомец, не было ничего, кроме дюн, представлявших собой идеальное укрытие для влюбленных парочек, жаждавших уединения, да людей, промышлявших куда менее невинными делишками.
   Слоан понимала, что чересчур нервничает и никак не может взять себя в руки: следствие сегодняшнего телефонного звонка, так внезапно и жестоко выбившего ее из колеи. Но было что-то в этом человеке неприятно настораживающее. Во-первых, его фигура показалась ей знакомой, во-вторых, его костюм отнюдь не подходил для поздней прогулки по пляжу. Но самое главное — во всем его облике чувствовалось напряжение: он не шел, а крался, явно не желая, чтобы его заметили. Всему городу было известно, что дюны — место небезопасное. Грабежи, насилия, продажа наркотиков были здесь обычными явлениями, а несколько лет назад даже случилось убийство.
   Слоан снова обогнула фургончик с мороженым и, стараясь шагать бесшумно, пошла обратно, вдоль тыльной стороны лотков. Отсюда она сможет незаметно наблюдать за мужчиной.
   Проклиная про себя песок, набившийся в туфли, незнакомец остановился у самых дюн, выжидая, пока добыча появится на пляже. Она была так доверчива, так беспечна, так предсказуема, что он сам потерял бдительность и, не увидев девушки, ничуть не встревожился. Она слишком торопилась и, должно быть, забыла что-нибудь и вернулась в дом. И вместо того чтобы пуститься вслед за ней, рискуя снова набрать песка в туфли, он отступил и присел в развилке между двумя дюнами. Убедившись, что надежно скрыт высокой травой, мужчина извлек из кармана трубочку мятной карамели, снял серебряную фольгу и выжидающе подался вперед. Луна скрылась за облаком, но уличный фонарь горел достаточно ярко, чтобы видеть, как девушка возникла в нескольких шагах от него и тут же исчезла за песчаными насыпями. Ее неожиданный маневр сбил его с толку и одновременно добавил немного остроты в четырехдневную унылую и крайне утомительную слежку. Можно по крайней мере немного поразвлечься, поскольку она что-то задумала. Интересно…
   Мужчина осторожно встал, вытянул шею, чутко улавливая каждое движение, каждый звук, но девушка, казалось, растворилась во тьме. Тихо выругавшись, он повернулся и принялся взбираться на песчаный холмик. Сейчас он поднимется повыше и отыщет ее…
   — Стоять!
   Незнакомец испуганно вздрогнул, от неожиданности выпустил из рук стебли рогоза, медленно сполз к подножию дюш., потерял равновесие и покачнулся. Ноги вязли в толстом слое песка, однако он собрался с силами, повернулся и бросился на Слоан, но тут же споткнулся, получив резкий удар ребром ладони по шее, и рухнул лицом вниз. Правда, сознания не потерял и, смаргивая песчинки, повернул голову. Она стояла чуть поодаль: ноги расставлены, в вытянутых руках «глок» девятого калибра.
   — Руки за спину, так, чтобы я видела! — приказала она. На какой-то момент он едва не поддался порыву подчиниться. При падении пиджак распахнулся, и девчонка, разумеется, поняла, что он вооружен, и теперь попытается обезоружить его, чего, разумеется, нельзя допустить.
   Он медленно растянул губы в улыбке и заложил руки за спину.
   — Для такой маленькой девочки это слишком большая пушка!
   — Сцепите пальцы и перевернитесь на спину.
   — Что, — понимающе ухмыльнулся незнакомец, — наручники дома оставили?
   У Слоан не было не только наручников, но и обувного шнурка, чтобы связать ему запястья. Ну и денек! Нужно же было именно ей наткнуться на психа, у которого явно поехала крыша. Только ненормальный способен улыбаться и шутить во время задержания. И к тому же он вооружен! Не хватало еще стрельбы на пляже!
   — Делайте как ведено, — буркнула Слоан, поднимая «глок» чуть выше. — Перевернитесь на спину так, чтобы придавить ладони.
   Неизвестный улыбнулся еще шире. Он точно со сдвигом.
   — Боюсь, ваш план не сработает. Когда вы потянетесь за моим пистолетом, мне останется лишь немного приподняться, схватить вас за руку, вывернуть и пристрелить вас из вашей же пушки. Никогда не видели, что может сделать с человеком пуля девятого калибра?
   С этого кретина станется открыть пальбу по каждому, кто появится на пляже. И уж разумеется, Слоан не собиралась пасть жертвой первого попавшегося маньяка. Сжавшись от напряжения, девушка нацелилась прямо в точку между его глазами.
   — Не заставляйте меня применить последнее средство, — процедила она.
   Чуть прищурившись, он быстро прикинул, куда она целится, и нехотя перевернулся на спину.
   — У меня в бумажнике двадцать пять штук, — решил переменить он тактику. — Забирайте — и разойдемся с миром. Никто ничего не узнает.
   Но Слоан, проигнорировав заманчивое предложение, повернула дуло вверх и выпалила в небо три раза, а потом снова прицелилась в задержанного. Эхо выстрелов громовым раскатом отдалось в воздухе, и откуда-то с берега послушались тревожные крики.
   — Какого черта вы вытворяете?! — заорал задержанный.
   — Позвала подкрепление, — ехидно пояснила Слоан. — Мои ребята там, на пляже. Сейчас прибегут, И тут с мужчиной произошли удивительные перемены. Перед ней предстал жесткий, собранный, беспощадный противник.
   — Думаю, мне пора представиться, — рявкнул он. — Пол Ричардсон, агент ФБР по особым поручениям, а вы, детектив Рейнолдс, кажется, собираетесь меня раскрыть?
   Несмотря на тот странный факт, что ему было известно ее имя, и невероятную метаморфозу, случившуюся с задержанным, у Слоан не было никаких оснований ему верить. И все же…
   — Предъявите удостоверение.
   — Оно в кармане пиджака.
   — Садитесь, только медленно, — приказала она, не отводя пистолета. — Выньте его левой рукой и бросьте мне.
   Плоский кожаный футляр приземлился у ее ног. Продолжая держать мужчину под прицелом, она нагнулась и открыла корочки. Фотография… печати… подписи…