Костер упорно не разводился. Воздух слишком сыр и холоден, воздух не хотел кормить огонь. Я вырывал из телефонной книги разноцветные листы с адресами и цифрами, с объявлениями о ремонте стиральных машин, о строительстве домов из бруса, о передержке собак, комкал их и подсовывал под щепки. Чиркал огнивом. Искры высекались обычные, горячие и шипящие, они въедались в бумагу, оставляя широкие дырки, я дул на них, стараясь вызвать пламя. Не получалось. Я дул снова и чиркал, чувствовал, как коченеют пальцы, старался сжимать кулаки. Снова рвал бумагу, сворачивал ее в трубку, чиркал.
   Получилось. Огонь зацепился за краешек, потек дым, я дунул, стараясь попасть в ритм дыхания. Пламя побежало по бумаге, я свернул трубку плотнее и подсунул ее под щепу. Через несколько минут костерок разгорелся, я установил котелок и залил воду.
   Чая дожидаться не стали. Вода разогрелась до первых пузырьков, пили по очереди. Выдули по литру, в животе потяжелело.
   Дальше. Шлеп, шлеп. Наверное, раньше это все выглядело совсем по-другому. Люди, кажется, на собаках зимой ездили. Усаживались в специальные сани, укрывались непромокаемым пологом, разводили маленькую печку – и погоняли псов, впряженных в длинные лямки. Удобно и быстро. А на таких снегоступах только в гости ходили…
   Я старался держаться выбранного направления. Шлеп, шлеп, топ, топ. Немного выбрался вперед, мне казалось, что так моим недобитым легче – за моей спиной образуется безветренный пузырь, в нем меньше сдувает. У Алисы еще жар, с жаром по холоду бродить крайне трудно.
   Веревка дернулась.
   Я оглянулся. Алисы нет. Я видел Егора, пробиравшегося ко мне, Алису не видел. Егор что-то кричал и размахивал руками, указывал вбок.
   Подошел к нему.
   – Она отцепилась! – крикнул Егор. – И туда! Туда!
   – Стой на месте!
   В метель можно только орать. Снег глушит звук лучше любой ваты, мы орали.
   – Стой здесь! Здесь! Ни шагу! Два раза за веревку дерну – иди ко мне, понятно?
   Егор кивнул.
   Я перехватил веревку и двинулся за Алисой. Снежное безумие. Не видел, не слышал. От избытка белого цвета. Человек не может долго переносить белый, красный и черный, в голове что-то перещелкивает, и начинают происходить странные вещи. Обычно это зов. Человек слышит голоса. Мертвых, тех, кого ты любил, кого не можешь забыть. Голоса выманивают в снег, и человек замерзает. Если сразу перехватить не удастся…
   Попытался разглядеть следы, нет, никаких. Надо торопиться. Вряд ли она успела далеко убежать, найду, настучу по шее…
   Из снега выступило высокое и темное. Терялось, уходило направо-налево, стена, кажется. Алиса сидела в снегу, махала рукой. Я дернул два раза за веревку, приблизился к этой дуре.
   – Ты что, совсем рехнулась? – спросил я.
   Алиса махнула рукой.
   – Увидела это, – Алиса постучала по стене. – Думала, дом…
   Голова у Алисы походила на снежный кочан, сквозь маску не видно лица.
   – А это не дом…
   Показался Егор. Тоже снеговик, понятно теперь, как снеговики случаются, уходил кто-то, замерзал и становился снеговым. Вот мы все сейчас замерзнем возле этой стены, и явятся три снеговика.
   – Ты чего убегаешь?! – с обидой спросил Егор. – Нельзя же разбегаться в снегу, это всегда известно…
   – Я дом нашла! – огрызнулась Алиса. – А ты что в своей жизни нашел, кроме блох под коленками?!
   – Пойдем направо, – сказал я.
   – Давайте отдохнем, – попросила Алиса. – Я устала…
   От холода всегда устаешь.
   – Останавливаться нельзя, – напомнил я. – Надо двигаться. Двигаться, или замерзнем. От стены не отставайте, держитесь за веревку, пошевеливайтесь.
   Я направился направо. Алиса и Егор за мной.
   Стена тянулась. Ровная, почти однородная, мы шагали и шагали, сначала я считал шаги, потом бросил, от мороза в голове плохо шевелились шестеренки. Мы шагали, а потом уже волоклись, стена продолжалась, и конца ей не предвиделось. Егор начал падать, запинался, стукался о стену, валился, и мы с Алисой выковыривали его из снега и подталкивали вперед.
   Алиса держалась неплохо. Хотя Алиса человек вообще надежный, ну, разумеется, в определенных рамках. Брели. Через некоторое время я стал подозревать.
   – Мне кажется, это круг, – крикнул я. – Дом круглой формы, я видел такие…
   Егор с чего-то рассмеялся и тут же закашлялся, захлебнувшись воздухом.
   – Наверное… – согласилась Алиса. – Вряд ли такая длинная стена. Если это круглый дом, то мы хорошо сбились – теперь нужного направления не определить вообще…
   – У нас его и не было, – тут же возразил Егор. – Какие направления… Надо что-то придумывать…
   Я и без него знал, что надо что-то придумывать. Только вот не мог ничего.
   – Давайте еще воды попьем, – предложила Алиса.
   Здравая идея, воды попить – это неплохо. Я разложил на снегу железный лист, собрал костер, попытался развести огонь. В этот раз вообще ничего не получилось. Пошевелил пальцами. Еще не отморожены, но двигаются уже с трудом, да…
   Алиса попробовала, огонь не откликнулся. Егор не стал, потому что снег, в котором он извалялся, начал смерзаться и превращаться в крепкую ледовую коросту, шевелился Егор еле-еле.
   Над костром мы бились, наверное, с полчаса, бросили, Алиса отвалилась к стене. Я достал патрон. Почти драгоценность. Выковырял пулю, насыпал пороха на дрова. Бумагу подложил, чирканул. Порох помог. Дрова вспыхнули и загорелись, занялись, и тут же порыв ветра проглотил пламя. Алиса выругалась. Я забрал у Егора еще патрон, и снова загорелось, Алиса, Егор и я окружили огонь ладонями, но это не помогло, ветер задул и этот.
   – Спиртом надо, – предложил Егор. – Плесни чуток.
   – Здесь не загорится. Спирт испарится.
   – Тогда все, – невесело сказал Егор.
   – Пойдем дальше. Вдоль стены больше не пойдем… Туда…
   – А что у нас осталось? – поинтересовался Егор.
   – Да, что у нас осталось? – спросила Алиса.
   – Несколько патронов. Граната…
   – Граната – это прекрасно! – прохрипела Алиса. – Предлагаю сесть в кружок и выдернуть чеку. И сразу отправиться на небо. В космос. На Луну… Как вы думаете, на Луне есть снег?
   – Там тоже холодно, – сказал Егор. – Я читал, там еще холодней, чем здесь. И воздуха там нет, мы бы уже давно задохнулись.
   – Мне кажется, я что-то видел… – вмешался я.
   Ничего я не видел. Ничего. Начало темнеть, свет стремительно утекал из мира, скоро мы окажемся в темноте, побредем сквозь нее, ненужные и заброшенные. Не видел, но следовало задать направление.
   – Там, – я махнул рукой перед собой. – Туда.
   Туда.
   – А почему не оттуда? – спросила Алиса. – Или не обратно?
   Снег начал меняться. Видимо, холоднее стало, и снег теперь налипал гораздо сильнее, приходилось часто останавливаться, обтряхивать снегоступы и друг друга. Егор продолжал падать, спотыкался почти на каждом шагу. Алиса тоже. Из-за снега, он оседал на плечах, на спине, он покрыл ковровые мешки толстым слоем. Да и сами мешки начали промокать, набирали воду и одновременно тяжесть, надо было избавляться от них.
   – Стоп!
   Замерли. Ходячие сугробы.
   – Надо раздеваться, – сказал я. – Или через полчаса вмерзнем.
   Достал нож, срезал проволоку, ковер спал с меня, стало легче, гораздо. Скоро начнется холод, поэтому лучше поспешить. Куда-то…
   Я срезал ковер с Егора, повернулся к Алисе.
   – Ладно… – сказала она.
   Срезал с Алисы.
   – Вперед! – скрипнул я зубами.
   Шагать без балахонов оказалось гораздо легче. Но и холоднее. Стоило поспешить. Чтобы прийти хотя бы куда-то. Требуется укрытие, причем срочно, срочно. Может, это была плохая идея, идти в пургу. Шаг за шагом, хрусть, хрясть. А других идей нет.
   – Эй, Дэв! – позвала Алиса.
   Я обернулся.
   Ноги двигались все хуже, с трудом выдирались из снега, каждый шаг отнимал силы, да и стоять тоже было нелегко, снег давил на плечи, стряхивать его приходилось почти каждую минуту.
   – Дэв, – Алиса приблизила ко мне лицо. – Дэв, послушай…
   Зубы стучали. Громко. Все, выстудилась.
   – Что?
   – Мы, кажется…
   Алиса замолчала. Я подтянул к себе веревку. Обвязал ее вокруг пояса Алисы, обвязал ее вокруг Егора.
   – Держитесь, – сказал я.
   И поволок их за собой.
   Очень скоро мы встали окончательно. Из-за колен, они замерзли. Во всяком случае, я чувствовал так. Коленная жидкость загустела, и в глазах тоже густеть начинало, хотя, кажется, что температура росла.
   Егор дышал с хрипом, Алиса пошатывалась.
   – Привал, – объявил я. – Десять минут… Следите друг за другом.
   Я осознавал опасность. Вполне. Уснуть, вмерзнуть. Но отдохнуть тоже надо, иначе можно уснуть на ходу, свалиться и очнуться уже на том свете, в облаках, в райской пене.
   Остановился и сел, поджав ноги и сложив руки на груди. Я уснул мгновенно, глаза не успел закрыть, в холод не только пить хочется, но еще и спать. Отключился, стек в озеро жидкой нефти, на самое дно…
   Проснулся от крика, от визга то есть. Егор верещал, некоторые умеют верещать. Звук долго пробивался в мою голову, через слои сна, усталости, липкого безразличия, много еще чего накопилось, звук звенел в ушах, и снег не мог остановить его.
   – Дэв! – орал Егор издалека. – Дэв! Проснись!
   Глаза не открывались. Кажется, я плакал во сне, ресницы смерзлись и расцепить их не осталось сил.
   – Дэв! Она украла гранату!
   Алиса украла гранату, на Луну собирается, там холодно…
   – Она хочет взорваться!!!
   Я открыл глаза, с треском и болью.
   Вокруг плыла синяя снежная мгла. Я огляделся и не увидел никого, ни Алисы, ни Егора. Егор снова заорал, уже что-то неразборчивое, булькающее. Я потер глаза и хлопнул по щеке, ничего не изменилось.
   Егор закричал за спиной, я обернулся и только сейчас их увидел. Они дрались. Сцепились и возились в снегу, мне показалось, они что-то делили. Граната, вот оно что. Алиса боднула Егора в лоб. Конечно, на нем был шлем, и на Алисе тоже шлем, они стукнулись шлемами, но Егор обмяк, и Алиса вырвала из его рук черное, теперь и я увидел – граната.
   – Дай мне, – сказал я.
   Голос сел, так что я, наверное, не сказал, а прошептал.
   Алиса тоже что-то сказала, только я не услышал, слух, наверное, тоже замерзает.
   Она сдернула маску, и ветер тут же раскидал ее волосы. Она показала мне гранату, ухмыльнулась дико, дернула за кольцо.
   Нет, это, определенно, снежное безумие. Достало, зацепило, теперь у нее в голове поют свои дикие песни сирены, обещают, зовут, насмехаются, велят взять гранату, обнять гранату, станцевать с ней быстрый зажигательный танец. А пальцы у нее замерзли, это видно, ногти почти фиолетового цвета, долго она такими пальцами гранату не удержит. Еще чуть, и разожмет.
   Срыв. Она все-таки сорвалась…
   Я шагнул, она отступила, я шагнул еще, а потом сразу прыгнул. Сбил Алису с ног, обхватил, и мы покатились по снегу. Пытался поймать ее руки, Алиса не давалась, хохотала, порывалась меня укусить, кричала что-то неразборчивое, определенно снежное безумие, потом я все-таки поймал ее за руки. Граната оказалась теплой.
   – Отдай!
   Алиса не уступала. Тогда я поступил просто – вывихнул ей мизинец, думал сломать, но нет, проявил человеколюбие. Алиса вскрикнула, я вывернул из ее пальцев гранату и отшвырнул в сторону, как можно дальше.
   – Ложись! – крикнул я Егору.
   Взрыв в снегу прозвучал глухо, игрушечно, нас засыпало твердыми ледяными комьями, и тут же мы ухнули вниз. Наст провалился, все вокруг провалилось в белую яму, точно разверзлась под нами круглая ледяная пасть.
   Если бы не снег, мы бы разбились. Потому что падали мы долго, секунды полторы. Под нами оказалась многометровая перина, она смягчила удар, я его вообще почти не почувствовал, гораздо болезненнее оказался снег, обрушившийся сверху.
   От встряски я начал думать скорее. Несколько секунд, именно столько у нас оставалось. Снег продолжал сыпаться, вот-вот он должен был сползти на нас лавиной – слишком много его скопилось на поверхности.
   Стадион. Очень похоже. Я видел такое. Стадион со стеклянной крышей, чтобы можно на коньках и летом кататься, их много настроили. Крыши на снег не рассчитаны, просели, а тут как раз и граната. Провалились. Повезло. А может, и нет.
   Я выдрался из сугроба и почти сразу наткнулся на Алису. Она лежала лицом вниз, рот был забит снегом, некогда разбираться, я схватил Алису за шиворот и поволок в сторону. Почти на ощупь. Наткнулся на столб, оставил ее под ним. Вернулся в снег. Темнота сгущалась. Сверху еще немного пробивался свет, но с пребывающим снегом его становилось все меньше. Егора не видно.
   Я стал разгребать снег. Егора могло завалить глубоко, он мог уже задохнуться, слишком много, слишком много снега…
   Звон.
   Назойливый и веселый, не зря его Егор таскал, не зря, теперь в его коллекции будильников появится новый достойный образец – тот, что спас жизнь хозяина. Будильник звонил совсем рядом, я нырнул в снег, нащупал ногу Егора и принялся откапывать. Показалась вторая нога, я схватился за обе, потянул, вывернул Егора на воздух. То же самое. Захлебнулся.
   Отволок его к Алисе.
   Надо спешить. Карбидка не загоралась, вода в баллоне замерзла. Скоро стемнеет, нужен огонь…
   Огляделся. Нужно что-то поджечь, срочно, хотя бы для света…
   Справа темнели непонятные фигуры, сначала мне показалось, что люди, фигуры в человеческий рост, некоторые выше, я выхватил нож и шагнул к ним, не хватало на каких-нибудь стадионных упырей наткнуться. Но это были не призраки.
   Елки. Повезло, провалились в подземный лес, где растут елки. Смолистые деревья, горят – лучше не придумаешь, я шагнул к ближайшей.
   Ненастоящие. Пластмассовые. Сначала не поверил, что так может быть, зачем кому-то игрушечные елки… Но размышлять было некогда. Сорвал с пояса бутылку со спиртом, плеснул на деревцо. Чиркнул огнивом. Елка нехотя разгорелась. Я вернулся к Алисе и к Егору. Проверил пульс. Прослушивался у обоих, значит, только сознание потеряли, это хорошо. Ножик. Сунул в горящую хвою, досчитал до десяти. Наклонился над Егором, приложил кончик ножа ему к щеке.
   Егор заорал, сел, схватился за лицо. Жив.
   – Ты что делаешь?! – осоловело спросил он.
   Я хлопнул его по носу, по кончику, чтобы не сломать. Чтобы кровь потекла, чтобы больно стало, кровь согревает, боль будоражит мозг.
   – Ты что? – тупо осведомился Егор. – Зачем дерешься?
   Я поймал его за уши и как следует дернул.
   Егор заорал. Все, значит, в порядке. Конечно, может, у него там внутри оторвалось что-нибудь, но это после.
   Занялся Алисой. Тут ножом прижигать нельзя, не хотелось, поэтому я стал просто растирать уши. Потеряла сознание, переохладилась, может и не очнуться. Надо согреть.
   Егор поднялся на ноги.
   – Огонь разведи! – приказал я.
   – Из чего?
   – Из елок. Поищи, нужен костер с ровным жаром, лучше три штуки вокруг, ты знаешь.
   Егор принялся рубить пластиковые елки. В жизни не видел ничего глупее – рубку пластиковых елок. Хотя похоже, что горят они неплохо, мне хотелось подумать – зачем их вообще используют, наверное, для красоты, наверное, ими топят праздничные печи, но времени на это не оставалось. Заняться Алисой. Кожаная куртка задеревенела, снималась с хрустом, ее бы молотком отстучать… Разрезал подмышками, содрал. Под курткой оказался полосатый свитер, не знаю, где Алиса его раздобыла, мне понравился, с высоким горлом, сразу видно, что теплый. Девчонки в одежде разбираются, этого не отнять. Одежды-то уже толком не осталось, а они в ней разбираются… Наверное, это природа.
   Свитер сухой, снимать смысла нет, я подхватил Алису на руки, нечего на холодном полу валяться. Хорошо бы сейчас бумаги. Старый мир был богат бумагой, мы попали в часть старого мира, надо поискать вокруг.
   – Егор! – позвал я.
   Егор отстал от елок, повернулся.
   – Сделай факел из елки, – приказал я.
   Егор принялся вертеть факел.
   Я продолжал держать Алису. Она была не очень тяжелая, но я в последнее время изрядно ослаб, не очень удачный выдался год, не очень удачная выдалась жизнь. Наверное, долго я ее не смогу удержать. Минут пять еще.
   – Давай скорее! – попросил я.
   Егор намотал факел, поджег, протянул мне. Я перекинул Алису на плечо, взял огонь.
   – За мной.
   – А костры? А елки?!
   – Прихвати пару штук.
   Я двинулся вперед, раздвигая темноту факелом.
   Это оказался совсем не стадион. Не знаю, для чего это предназначалось, для общих собраний, скорее всего. Слишком много пространства. А предметов мало. А те, что есть, непонятно к чему предназначаются. Никакой бумаги. Скорее всего, тут уже побывали, все полезное давно вынесли, осталось барахло. Гитары. Швейные машины, я не знал, как именно они выглядят, но так было написано, и еще написано, что они хорошие, шьют в два стежка. Керамическая плитка. Ванны. Видимо, все-таки не общественный центр, магазин. Наверное, строительный, или что-то в этом роде. Тачки, насосы, лопаты. Здесь было полным-полно лопат, причем всяких – больших, маленьких, ломов, цепей – целый отдел посвящался цепям – зачем раньше столько цепей требовалось? Ничего из всего этого не подходило. Алису требовалось срочно согреть. Немедленно.
   – Может, ее растереть? – спросил Егор.
   Сзади грохнуло, в спину ударил холод. Снег, скопившийся вокруг дыры, провалился внутрь, вовремя убрались.
   – Растереть! Спирт же еще остался…
   – Поздно растирать. Ей сейчас нужна вода горячая.
   – А если его выпить? – Егор потрогал горло. – От спирта ведь тоже тепло становится.
   – Нельзя, сердце может не выдержать. Сюда. Ох ты…
   Это был отдел холодильников. Они стояли рядами, как белые, хорошо почищенные зубы, я свернул к ним, холодильники – то, что надо. Алису положил на подвернувшийся стол, велел Егору караулить, чтобы не навернулась, и осторожно потирать ей уши.
   – Зачем нам холодильники? – глупо спросил Егор. – И так холодно…
   Я не ответил, выбрал самый большой, в полтора человеческих роста, широкий, похожий на корабль. Уронил. Холодильник грохнул. Я, напрягшись, перевернул его, открыл и принялся выдирать потроха – решетки, стекла, полки.
   – Что ты делаешь? – Егор теребил Алисе уши. – Ты что, ее еще сильнее заморозить хочешь?
   Холодильники не так просты, как всем кажется, этому меня еще Гомер научил. Однажды нам повезло, еще там, в Рыбинске, мы наткнулись на хранилище холодильников. Скорее кладбище. Множество, три старых ангара заполнены. Никто бы и внимания не обратил – ну, холодильники, и что? Но Гомер был человеком искушенным. И в ту зиму мы горя не знали – перетащили в нашу нору холодильники и спали в них. Оказалось, что вопреки названию в холодильниках очень даже тепло, они не только холод могут внутри удерживать, но и жар. Нагреваешь перед сном четыре, а лучше шесть бутылок с водой, укладываешь их в шкаф, залезаешь сам, закрываешь крышку – и спишь. Главное, не пережать дырки для воздуха. Тепло, сухо, тихо, одним словом, удобно. Мы бы и следующую зиму в этих гробах… то есть в холодильниках проспали, однако в них завелась плесень, а в самом хранилище потолок обвалился, все раздавило.
   Я приблизился к Алисе. Нет, в себя не пришла, плохо.
   – Может ее тоже? – кивнул Егор. – Ножичком прижжем? Не щеку, руку…
   Я ущипнул Алису за мочку уха. Не ущипнул, скрутил, смял, сильно, стараясь не оторвать. Открыла глаза.
   – Слышишь меня?! – спросил.
   Алиса моргнула.
   – Еще немного потерпи. Сейчас согреешься.
   Мне тоже не мешало бы согреться, пальцы почти одеревенели, сунуть бы в огонь, ладно…
   Я подхватил Алису, перенес ее к холодильнику, бережно сгрузил внутрь.
   – Не думала, что он будет белым, – прошептала Алиса. – Рыбинск, ты теперь мой герой…
   Я захлопнул крышку.
   – Через каждые две минуты приоткрывай! – велел Егору. – А то задохнется. Понял?
   – Да, конечно. А ты…
   – Я за топливом.
   Факел догорал. Я свернул другой, из ножки стула и длинной тряпки, свисающей с потолка. Холодильники новые. То есть тогда они были новые, а у всех новых вещей имелась упаковка, просто так люди ничего не хранили. Я не ошибся. В конце холодильного магазина оказалась дверь, за дверью склад. Тоже холодильники. И картон. Много толстого картона.
   Через полчаса у нас была горячая вода. Целая кружка. Алиса выпила, улыбнулась и собралась уснуть, я велел Егору дергать Алису за нос каждый раз, как она будет закрывать глаза. Картона на складе оказалось много, горел он хорошо. Плавили снег, поили Алису, пили сами. Кроме картона имелась упаковочная бумага, мы забили ею весь Алисин холодильник, все пространство между Алисой и стенками. Для утепления.
   Надо было согреть ее еще. Огляделся еще, повнимательнее. В углу поилка. Раньше поилки ценились, в каждом магазине стояла большая многолитровая бутыль, а под ней стаканчики и два крана, один для горячей, другой для холодной. Я оторвал бутылку.
   В котелке оставалась вода, кипяток, литра четыре, я влил ее в бутылку, закрыл, встряхнул, чтобы тепло распространилось по стенкам. Сунул бутылку Алисе, велел обнять, она послала меня в неизвестном направлении, но бутылку обняла. Продолжил греть воду. Егор бегал за снегом, я плавил его на быстром огне из картона, нагревал до кипения, вливал в пластиковую банку, возвращал Алисе.
   Постепенно мы отогревались. Я сдвинул холодильники в круг, отломал дверцы, получился экран, плохо пропускавший тепло, я чувствовал, как размораживаются волосы, пальцы на ногах, руки, как исчезает пар изо рта. Егор бегал за снегом уже без рукавиц.
   Оттаивала и Алиса. Я пробил в дверце холодильника дыру ножом, и теперь Алиса могла дышать и ругаться одновременно. Примерно так.
   – Лучше бы я сдохла там. Нет, лучше бы вы там сдохли. Нет, не так, лучше бы вы все сдохли восемь лет назад. Лучше бы вы вообще никогда-никогда…
   У меня к этому выработалась привычка, а Егор еще прислушивался, ему было еще интересно.
   Я нагрел воды и занялся приготовлениями к ночевке. Спать, это первоочередная задача, мозг требовал отдыха, мышцы тоже. Я уронил еще два холодильника, выбрал попросторнее, один для себя, другой для Егора. Проделал дырки в дверцах, набил бумагой внутренности. Егор свалился мгновенно, захлопнулся и тут же захрапел, громко и счастливо.
   Я приготовил картона на утро. В холодильнике, конечно, тепло, но снаружи все выстудится… В холодильнике оказалось не только тепло, но еще и удобно, я даже смог вытянуть почти на всю длину ноги. Захлопнул дверцу. Попробовал дышать. Дышалось легко. Все, можно спать.
   Тук-тук.
   Справа в холодильнике лежала Алиса, я тоже постучал ей в ответ.

Глава 4
Слизни

   Я открыл глаза. Темно. Тесно. Кругом бумага. Некоторое время я не мог понять – где я, если совсем честно, то думал, что в гробу. И что самое удивительное – не хотелось мне из этого гроба выбираться, совсем то есть. Хотелось лежать, переворачиваться сбоку на бок, сквозь тепло и тишину видеть сны и не просыпаться. Здорово бы – уснуть в холодильнике, засохнуть или замерзнуть, чтобы потом разморозили, в новом мире, вот счастье.
   Попробовал поспать еще, и получилось, ненадолго, успел увидеть всего один лишь сон, про воду. Наверное, про потоп. Вода была везде. Капала с потолка, собиралась в струйки на стенах, прибывала непонятно откуда снизу, вливалась сквозь открытые окна, и я совсем не знал, что делать, стоял и смотрел, как она поднимается.
   Когда поднялась до колен, я проснулся во второй раз. Некоторое время думал, что меня действительно затапливает, ногами пошевелил, стараясь понять, пальцы растопырил. Сухо. Но просыпаться пора, остальные уже проснулись – в вентиляционной дырке плясали световые отблески и слышались голоса, Алиса и Егор о чем-то негромко разговаривали, я не разобрал. Меня не будили, а сам я не спешил. Иногда свет перекрывался, и я видел бледное ухо – то ли Егор, то ли Алиса проверяли – не задохнулся ли их предводитель. Чувствовал острую потребность в это ухо дунуть, но спросонья не хотелось слышать ругань и вникать в суету.
   Я полежал еще немного, наслаждаясь последними минутами покоя, откинул крышку, сел.
   – А вот и спаситель мира, – сказала Алиса обычным голосом. – Восстал из склепа поутру, ах, мама, я сейчас умру.
   – И ты будь здорова, – ответил я и поднялся.
   Посреди белого царства холодильников горел костер, над ним поворачивался и парил котелок, у огня на пластиковых креслах сидели мои друзья, Алиса и Егор.
   Егор угрюмо смотрел в пламя, поворачивал горящую бумагу.
   – Она тебя обижала? – спросил я.
   Егор помотал головой.
   – Надо мне его обижать, – хмыкнула Алиса. – Мне и без него дышать не весело, а тут его еще обижай, старайся. Прыщельга в холодильник напрудил. Застудился, наверное.
   И хотя Алиса сказала это совсем не обидно, Егор отвернулся. Стесняется. Не оправдывается, а мог бы вполне сказать, что просто вспотел.
   – Я сам едва не обделался, – сказал я. – Это от холода. Почки, наверное, приморозили.
   – У меня спина болит, – пожаловался Егор.
   Алиса сочувственно помотала головой.
   – Пройдет, – успокоил я Егора. – Я сто раз обмораживался, и ничего, жив.
   – Горло еще болит… – Егор потрогал шею.