Страница:
Человечков тоже.
В этот раз получилось неплохо, как всегда, у меня уже опыт большой появился, я уже почти эксперт.
– Блеск-дизайн, – сказал я сам себе.
На самом деле хорошо получилось, ровно. В первый раз, пожалуй, ровно получилось, ну, если честно уж говорить. Как полетят со своего Меркурия, так и увидят, я читал, что у людей были такие специальные приборы, они прямо из космоса могли книжки читать. Полетят, увидят мой знак и поймут, что здесь кто-то есть, что не просто так все…
Я закрутил банку с краской, спрятал в пакет кисточку. Пора было заняться рыжим. Он, конечно, хромой теперь, но дикие даже в хромом положении весьма шустрые, бегают, скачут.
Отправился домой… то есть отсюда, спустился вниз как человек, спокойно, по лестнице.
На первом этаже дома, в котором вонючки добили моего Волка, разворачивался пожар. Горело хорошо, стекла трескались, над асфальтом ощутимо тянуло жаром. Ничего, погорит и перестанет. А если не перестанет, тоже ничего. Пусть тут вообще все сгорит, в память о моем Волке. Большой такой костер, индейцы, я читал, всех своих мертвых сжигали. И эти… викинги. Но о них я потом подумаю, сейчас надо диким заняться.
Я почти сразу нашел его следы. Во-первых, воздух сильно пах паленой шерстью и по этому запаху можно было двигаться как по ленте. Во-вторых, следы по асфальту. Отчетливые и заметные, я легко прошел по ним почти километр. А дальше и не понадобилось.
Дикий оказался совсем диким. А может, это у него сознание помутилось. От вида гибели диких соплеменников, вот как. Ошалел. А может, просто ходить он не мог – в ногу я ему все-таки хорошо попал. По всем правилам этот дикий должен был вовсю драпать в сторону леса, а там замаскироваться под какой-нибудь куст, или муравейник, или под кучу мусора, маскироваться они умеют, я бы его вообще не нашел тогда. А этот нет, в лес не побежал. Полез на столб.
Высоченный, метров, наверное, в тридцать, не знаю, для чего такие столбы нужны, нигде про них ничего не читал. Я так думаю, они погоду как-то регулировали, я их во многих городах замечал. Тучи разгоняли или, наоборот, притягивали, а может, когда надо разгоняли, а когда надо, притягивали. Сам столб гладкий, металлический, в два обхвата. А наверху кругляшка такая решетчатая, вроде как площадка зачем-то. Решето, вот как это называется, лапшу раньше через него делали.
Дикий сидел на земле и отдыхал, щупал простреленную ногу, дурак косматый. А как завидел меня, так подскочил к этому столбу, обнял его как маму дорогую и пополз вверх. Нога ему здорово мешала, он даже стрелу не догадался выдернуть, дубина. Но все равно лез. Силы много, много кореньев в этом году сожрал, дичара, лез почти на одних руках, акробат какой-то.
Я наблюдал. Дикий лез и лез, никак не мог свалиться. В одном месте, уже выше середины, оборвался было, задрыгал лапами в холодеющем вечернем воздухе, как лягушка-путешественница, но не упал. К сожалению, не упал, не сделал мне приятного, не сообщил сюрприза, собрался со своими дикими силами и докарабкался доверху. Перевалил свою рыжую тушу на эту решетчатую кругляшку, расплылся неопрятной бурой копной, сквозь решетку космы выставились. Задышал громко, как кабан-секач, обожравшийся желудей.
А я внизу стоял. Мне его прибить надо было, нечего после себя мстителей всяких оставлять. Может, там, на крыше, я его братиков прикончил любимых? Раньше вонючего дедушку, теперь вонючих братиков, и эта рыжая макака поклялась меня уничтожать всегда и везде.
Не, дикого надо пристреливать.
Я снял с плеча арбалет. Конечно, он высоко забрался, просто так не снять, придется кое-что придумать…
Достал ключ, подтянул лук помощнее. Теперь стрела пойдет метров на двадцать дальше. Натянул тетиву, положил стрелу в желоб.
– Эй, вонючка! – я задрал вверх голову. – Сейчас убивать тебя немножечко буду! Ай-ай-ай!
Но этот дикий никак на мои слова не прореагировал. Дикий, ничего не поделаешь.
Я сбросил рюкзак, лег на асфальт и стал целиться. Лежа стрелять вверх – самое что надо. Опора хорошая под спиной, руки не дрожат, дыхание спокойное. Целился в эту грязную тушу, куда конкретно, не видно было, в пятно грязное. Раньше у меня на арбалете оптический прицел стоял, сейчас нет, разбился. А найти не удается никак, редкое устройство. Нет, жить стало тяжелее.
Подумал я и нажал на курок.
Стрела ударила по решетке и застряла. В дикого не попала. Сам дикий не пошевелился, никак вообще не пошевелился, только сопел громко.
Я снова зарядил арбалет. Снова приспособился. Выстрелил. Вторая стрела тоже застряла.
Так…
Плохо. Осталось три стрелы и десять патронов. Стрелять по дикому из огнестрела бесполезно, дробь разлетится веером, и в лучшем случае по этой гадине она только щелкнет, припечет, прижжет. А патроны – вообще редкая вещь.
Я поднялся на ноги.
– Вонючка! – крикнул я. – Не расстраивайся, я сейчас! Подожди пару минуток….
Я быстренько избавился от ненужной амуниции, оставил только нож. Поплевал на руки, протер их о штаны. Подпрыгнул, обхватил столб руками, обхватил его ногами, пополз, стараясь пристать к нему брюхом, как слизняк какой гигантский.
Лезть по столбу оказалось нелегко. Столб был толстый и необъятный, но кое-как я все-таки карабкался, пузо помогало, препятствовало скольжению. Жаль, что я сейчас ребрист, мне бы пузо потолще…
Так я поднялся метров на пять. После чего посмотрел в небо, посмотрел в землю и понял, что если я и доберусь до решетчатой площадки, то устану настолько, что шансов справиться с рыжим диким у меня совсем не останется. Возьмет он меня, развертит и запустит вниз с ускорением. Победит меня, а этого я допустить не мог, не мог допустить, чтобы дикий восторжествовал над человеком!
Поэтому, оценив свои силы, я вернулся на асфальт.
Дикий лежал на решетке, не шевелился. Все равно его ножом не прирезать, подумал я. Он меня в два раза больше весит и быстрый, как змея, вряд ли я с ним справлюсь…
Надо придумывать что-то…
А между тем стало уже темнеть не потихонечку. Совсем уже вечер, ночь скоро. Ночью на улице лучше не оставаться. Но и уходить тоже нельзя – этот красавец удерет. Значит, придется ночевать под столбом. Значит, надо готовиться. Ну, я и стал готовиться.
Снял с пояса топорик. Деревьев вокруг не росло, а дома каменные, двухэтажные. С деревянными дверями. Я обошел четыре дома, вырубил двери, расщепил их. Немного. Хватит часа на три. За четвертым домом обнаружилась яблоня.
Древняя-предревняя, наверное, ровесница самого дома. Вся корявая, страшная, угловатая и засохшая совсем, наверное, частично даже в уголь превратившаяся. Хотя для угля, кажется, нужны миллионы лет, через миллионы лет не будет вообще людей, это грустно сознавать – эволюция. В одном месте, правда, была кое-какая зелень, и даже парочка яблок раскачивалась, я попробовал, оказались горькие и одновременно сладкие. Есть не стал, расстройства желудка мне не требовалось.
Вообще, рубить приходилось с перерывами – два раза тюкну по стволу – из-за угла выгляну, чтобы дичара не улизнул. Но он то ли спать решил, то ли сознание потерял, валялся, не шевелясь. Сопел, ф-ф-ф, как гадюка в жару.
Яблоню я срубил, вытащил на асфальт и принялся разделывать на дрова. Получилось, в общем-то, много, достаточное количество, на ночь хватит. И хорошо. Яблоня горит с приятным запахом, от него в горле приятно. Но надо было запастись еще на всякий случай. Я оглядел улицу. Улица как улица, не проросла совсем, как и весь этот город. Не пророс. В самом конце дом, он был непохож на все остальные дома здесь, построен из настоящего дерева и обшит настоящим деревом, издалека видно. Во всяком случае, похоже на настоящее дерево. Но до него далековато, до этого деревянного дома, рыжий может и удрать, пока я до дома буду ковылять…
Ладно, другого топлива все равно нет. Я вложил в арбалет драгоценную стрелу и отправился с топориком к этому дому. Оглядывался через каждые десять шагов. Рыжий валялся на столбе. Тоже мне, столбовой, лежит пухтит…
Добрался. Постучал зачем-то в дверь, дурак какой… Не открыли. И я открывать не стал, открою, а там какой-нибудь стегозавр гребенчатый стоит, смотрит, если верить книжкам, такое случалось…
Что-то я раздумался, слишком уж раздумался, нельзя так, пожалуй, слишком много двигать головой тоже не очень надо, особенно в полевых условиях, потому что мозг – самый энергоемкий орган во всем человеке – чем сильнее думаешь, тем больше устаешь, кровь к мозгу литрами просто приливает. А от мышц соответственно отливает. А сейчас мне мышцы нужны.
Поэтому я перехватил топорик посильнее и отколол от косяка толстую доску. Расщепил ее пополам, затем еще пополам, получилось четыре пластины, я разрубил их на части. Отлупил от косяка другую доску, нащепал полешек. Оглянулся. Рыжий сидел на столбе.
Я принялся крушить дом. Крушил его страстно, бешено, злобно, отламывая куски, запасаясь дровами, никакой стегозавр не выскочил, сдох давно от скуки…
Когда солнце совсем спылилось за горизонт, у меня была уже целая маленькая поленница, я переправил ее к столбу и стал собираться к ночи. Хорошо было бы устроить рогатки, однако не было ни длинных палок, ни сколько-нибудь пригодных для устроения заграждений древесин. Поэтому я поступил наоборот – запас гору дров и расчистил вокруг нее пустынное пространство, мертвую зону. И тут мне пришла идея – обложить столб дровами и просто эту сволочь вонючую поджарить… но я почти сразу от этой мысли отказался – столб железный и толстый, мне его два дня разогревать придется, и дров понадобится неизвестно сколько. Придется как-нибудь по-другому.
Лагерь был готов. Да и какой там лагерь, вещей у меня всего ничего. Рюкзак. И все.
Рюкзак пропах кровью – она вытекала из головы Волка. И хотя большая часть попала в пластиковый пакет, все равно много осталось. Это плохо было, хищники к крови чувствительны на редкость. Вполне, может быть, придется отбиваться…
Я слил кровь, а голову Волка положил на асфальт – пусть немного подвялится.
Глаза Волка не были закрыты и продолжали смотреть на меня, посверкивая в темноте живым красноватым блеском. Это меня как-то успокаивало, что ли. Я вытащил из рюкзака одеяло, устроился возле костерка, достал книжку. Почитать перед сном – что может быть лучше? Почитаю, вспомню дом… «Комментарии к конституционному праву», нашел на прошлой неделе и прочитал уже на две трети. Ничего особо интересного в этой книжке не было, и все повторялось одно и то же, будто сочинял ее какой-нибудь умственно отсталый писатель. Хотя ее не писатели сочиняли, а юристы, люди, которые разбираются в законах. Законы – это такие порядки. Раньше, когда были люди, везде был порядок, тогда дикие по столбам не лазили. Да вообще тогда диких не было. Или были, но мало совсем. И в джунглях, а не везде…
Хорошо было.
Я вздохнул, открыл книгу на загнутой странице и стал читать.
«Комментарии к конституционному праву» были поразительно скучной книгой. А я еще давно заметил – чем книжка скучней и неинтересней, тем ее неохотнее поедают. Хорошие и веселые книжки, напротив, съедаются просто и быстро, ам – и нету, микробы как будто знают, что есть. Может, у них мозгов и нет, зато есть природное чутье ко всякому вкусному…
Да, «Комментарии» были скучнейшей книгой, но некоторые преимущества у нее все-таки имелись. Там было много новых слов, а человек должен знать много слов, он должен уметь их использовать. И еще по каким-то непонятным мне причинам «Комментарии» начисто отбивали всякий сон. Обычно наоборот – скучные книжки сон вызывают, но с этой было не так что-то. Я начинал ее читать, как-то странно возбуждался и потом как ни старался уснуть уже не мог до самого утра, в голове так и вертелись все эти «парламентаризмы», «федерализмы» и «права иностранных граждан». Много разных слов непонятных, я пытался понять их значение и от этого как-то взбадривался.
Так что для подкарауливания дикого на столбе «Комментарии» подходили как нельзя лучше. И ночь прошла, в общем-то, неплохо. Лежал я с комфортом. Одеяло у меня мягкое, под голову я подоткнул рюкзак, под правую руку дрова – чтобы подбрасывать в костер, слева на меня успокаивающе смотрела голова Волка, рядом – настороженный арбалет, ну и огнестрел заряженный тоже. Кроме этого, я запасся самодельными факелами, чтобы в случае чего отбиваться от зверей.
Когда стемнело до метра, совсем уже окончательно, вокруг, как у нас полагается, завыли. На много голосов. Я лежал, пытаясь вникнуть в основные принципы конституционного права, конечно же, не вникал, но каждый голос, звучащий в сползающейся ко мне тьме, я определить мог. Шакал, пантера, волки, случайный заяц, которого то ли задрали по ошибке, то ли который сам кого-то задрал, тысяча ночных звуков, они окружили меня, едва опустилось солнце. Эти звуки были знакомы и привычны, они не удивили меня, зверье, которого было повсюду много, тысячи, зверье разговаривало.
А я читал. Спать все равно не придется – на открытых местах все-таки лучше не спать, легко не проснуться. Или проснешься в животе какого-нибудь медведя…
Глубокой ночью завелся рыжий. Завыл тоже. Ни с того ни с сего. То ли по братикам своим загоревал, то ли по дедушке, то ли по доле своей незавидной, то ли блоха его укусила. Заголосил, как баба из какого-нибудь там Лукоморья, я читал про это в книгах. Я даже хотел выстрелить в эту гадину из огнестрела, но патрона пожалел.
Рыжий выл мерзко, у меня даже настроение пропало читать. Так что вторую, самую тоскливую часть ночи я провел беспокойно. Когда на востоке стало потихоньку светлеть, средь домов зарявкало что-то уж совсем жестокое, я раньше никогда такого не слышал, даже вскочил. Думал, лигр, но лигр не рявкает…
Да мало ли у нас чего может быть? Все у нас может быть, все, что захочешь.
Глава 6
В этот раз получилось неплохо, как всегда, у меня уже опыт большой появился, я уже почти эксперт.
– Блеск-дизайн, – сказал я сам себе.
На самом деле хорошо получилось, ровно. В первый раз, пожалуй, ровно получилось, ну, если честно уж говорить. Как полетят со своего Меркурия, так и увидят, я читал, что у людей были такие специальные приборы, они прямо из космоса могли книжки читать. Полетят, увидят мой знак и поймут, что здесь кто-то есть, что не просто так все…
Я закрутил банку с краской, спрятал в пакет кисточку. Пора было заняться рыжим. Он, конечно, хромой теперь, но дикие даже в хромом положении весьма шустрые, бегают, скачут.
Отправился домой… то есть отсюда, спустился вниз как человек, спокойно, по лестнице.
На первом этаже дома, в котором вонючки добили моего Волка, разворачивался пожар. Горело хорошо, стекла трескались, над асфальтом ощутимо тянуло жаром. Ничего, погорит и перестанет. А если не перестанет, тоже ничего. Пусть тут вообще все сгорит, в память о моем Волке. Большой такой костер, индейцы, я читал, всех своих мертвых сжигали. И эти… викинги. Но о них я потом подумаю, сейчас надо диким заняться.
Я почти сразу нашел его следы. Во-первых, воздух сильно пах паленой шерстью и по этому запаху можно было двигаться как по ленте. Во-вторых, следы по асфальту. Отчетливые и заметные, я легко прошел по ним почти километр. А дальше и не понадобилось.
Дикий оказался совсем диким. А может, это у него сознание помутилось. От вида гибели диких соплеменников, вот как. Ошалел. А может, просто ходить он не мог – в ногу я ему все-таки хорошо попал. По всем правилам этот дикий должен был вовсю драпать в сторону леса, а там замаскироваться под какой-нибудь куст, или муравейник, или под кучу мусора, маскироваться они умеют, я бы его вообще не нашел тогда. А этот нет, в лес не побежал. Полез на столб.
Высоченный, метров, наверное, в тридцать, не знаю, для чего такие столбы нужны, нигде про них ничего не читал. Я так думаю, они погоду как-то регулировали, я их во многих городах замечал. Тучи разгоняли или, наоборот, притягивали, а может, когда надо разгоняли, а когда надо, притягивали. Сам столб гладкий, металлический, в два обхвата. А наверху кругляшка такая решетчатая, вроде как площадка зачем-то. Решето, вот как это называется, лапшу раньше через него делали.
Дикий сидел на земле и отдыхал, щупал простреленную ногу, дурак косматый. А как завидел меня, так подскочил к этому столбу, обнял его как маму дорогую и пополз вверх. Нога ему здорово мешала, он даже стрелу не догадался выдернуть, дубина. Но все равно лез. Силы много, много кореньев в этом году сожрал, дичара, лез почти на одних руках, акробат какой-то.
Я наблюдал. Дикий лез и лез, никак не мог свалиться. В одном месте, уже выше середины, оборвался было, задрыгал лапами в холодеющем вечернем воздухе, как лягушка-путешественница, но не упал. К сожалению, не упал, не сделал мне приятного, не сообщил сюрприза, собрался со своими дикими силами и докарабкался доверху. Перевалил свою рыжую тушу на эту решетчатую кругляшку, расплылся неопрятной бурой копной, сквозь решетку космы выставились. Задышал громко, как кабан-секач, обожравшийся желудей.
А я внизу стоял. Мне его прибить надо было, нечего после себя мстителей всяких оставлять. Может, там, на крыше, я его братиков прикончил любимых? Раньше вонючего дедушку, теперь вонючих братиков, и эта рыжая макака поклялась меня уничтожать всегда и везде.
Не, дикого надо пристреливать.
Я снял с плеча арбалет. Конечно, он высоко забрался, просто так не снять, придется кое-что придумать…
Достал ключ, подтянул лук помощнее. Теперь стрела пойдет метров на двадцать дальше. Натянул тетиву, положил стрелу в желоб.
– Эй, вонючка! – я задрал вверх голову. – Сейчас убивать тебя немножечко буду! Ай-ай-ай!
Но этот дикий никак на мои слова не прореагировал. Дикий, ничего не поделаешь.
Я сбросил рюкзак, лег на асфальт и стал целиться. Лежа стрелять вверх – самое что надо. Опора хорошая под спиной, руки не дрожат, дыхание спокойное. Целился в эту грязную тушу, куда конкретно, не видно было, в пятно грязное. Раньше у меня на арбалете оптический прицел стоял, сейчас нет, разбился. А найти не удается никак, редкое устройство. Нет, жить стало тяжелее.
Подумал я и нажал на курок.
Стрела ударила по решетке и застряла. В дикого не попала. Сам дикий не пошевелился, никак вообще не пошевелился, только сопел громко.
Я снова зарядил арбалет. Снова приспособился. Выстрелил. Вторая стрела тоже застряла.
Так…
Плохо. Осталось три стрелы и десять патронов. Стрелять по дикому из огнестрела бесполезно, дробь разлетится веером, и в лучшем случае по этой гадине она только щелкнет, припечет, прижжет. А патроны – вообще редкая вещь.
Я поднялся на ноги.
– Вонючка! – крикнул я. – Не расстраивайся, я сейчас! Подожди пару минуток….
Я быстренько избавился от ненужной амуниции, оставил только нож. Поплевал на руки, протер их о штаны. Подпрыгнул, обхватил столб руками, обхватил его ногами, пополз, стараясь пристать к нему брюхом, как слизняк какой гигантский.
Лезть по столбу оказалось нелегко. Столб был толстый и необъятный, но кое-как я все-таки карабкался, пузо помогало, препятствовало скольжению. Жаль, что я сейчас ребрист, мне бы пузо потолще…
Так я поднялся метров на пять. После чего посмотрел в небо, посмотрел в землю и понял, что если я и доберусь до решетчатой площадки, то устану настолько, что шансов справиться с рыжим диким у меня совсем не останется. Возьмет он меня, развертит и запустит вниз с ускорением. Победит меня, а этого я допустить не мог, не мог допустить, чтобы дикий восторжествовал над человеком!
Поэтому, оценив свои силы, я вернулся на асфальт.
Дикий лежал на решетке, не шевелился. Все равно его ножом не прирезать, подумал я. Он меня в два раза больше весит и быстрый, как змея, вряд ли я с ним справлюсь…
Надо придумывать что-то…
А между тем стало уже темнеть не потихонечку. Совсем уже вечер, ночь скоро. Ночью на улице лучше не оставаться. Но и уходить тоже нельзя – этот красавец удерет. Значит, придется ночевать под столбом. Значит, надо готовиться. Ну, я и стал готовиться.
Снял с пояса топорик. Деревьев вокруг не росло, а дома каменные, двухэтажные. С деревянными дверями. Я обошел четыре дома, вырубил двери, расщепил их. Немного. Хватит часа на три. За четвертым домом обнаружилась яблоня.
Древняя-предревняя, наверное, ровесница самого дома. Вся корявая, страшная, угловатая и засохшая совсем, наверное, частично даже в уголь превратившаяся. Хотя для угля, кажется, нужны миллионы лет, через миллионы лет не будет вообще людей, это грустно сознавать – эволюция. В одном месте, правда, была кое-какая зелень, и даже парочка яблок раскачивалась, я попробовал, оказались горькие и одновременно сладкие. Есть не стал, расстройства желудка мне не требовалось.
Вообще, рубить приходилось с перерывами – два раза тюкну по стволу – из-за угла выгляну, чтобы дичара не улизнул. Но он то ли спать решил, то ли сознание потерял, валялся, не шевелясь. Сопел, ф-ф-ф, как гадюка в жару.
Яблоню я срубил, вытащил на асфальт и принялся разделывать на дрова. Получилось, в общем-то, много, достаточное количество, на ночь хватит. И хорошо. Яблоня горит с приятным запахом, от него в горле приятно. Но надо было запастись еще на всякий случай. Я оглядел улицу. Улица как улица, не проросла совсем, как и весь этот город. Не пророс. В самом конце дом, он был непохож на все остальные дома здесь, построен из настоящего дерева и обшит настоящим деревом, издалека видно. Во всяком случае, похоже на настоящее дерево. Но до него далековато, до этого деревянного дома, рыжий может и удрать, пока я до дома буду ковылять…
Ладно, другого топлива все равно нет. Я вложил в арбалет драгоценную стрелу и отправился с топориком к этому дому. Оглядывался через каждые десять шагов. Рыжий валялся на столбе. Тоже мне, столбовой, лежит пухтит…
Добрался. Постучал зачем-то в дверь, дурак какой… Не открыли. И я открывать не стал, открою, а там какой-нибудь стегозавр гребенчатый стоит, смотрит, если верить книжкам, такое случалось…
Что-то я раздумался, слишком уж раздумался, нельзя так, пожалуй, слишком много двигать головой тоже не очень надо, особенно в полевых условиях, потому что мозг – самый энергоемкий орган во всем человеке – чем сильнее думаешь, тем больше устаешь, кровь к мозгу литрами просто приливает. А от мышц соответственно отливает. А сейчас мне мышцы нужны.
Поэтому я перехватил топорик посильнее и отколол от косяка толстую доску. Расщепил ее пополам, затем еще пополам, получилось четыре пластины, я разрубил их на части. Отлупил от косяка другую доску, нащепал полешек. Оглянулся. Рыжий сидел на столбе.
Я принялся крушить дом. Крушил его страстно, бешено, злобно, отламывая куски, запасаясь дровами, никакой стегозавр не выскочил, сдох давно от скуки…
Когда солнце совсем спылилось за горизонт, у меня была уже целая маленькая поленница, я переправил ее к столбу и стал собираться к ночи. Хорошо было бы устроить рогатки, однако не было ни длинных палок, ни сколько-нибудь пригодных для устроения заграждений древесин. Поэтому я поступил наоборот – запас гору дров и расчистил вокруг нее пустынное пространство, мертвую зону. И тут мне пришла идея – обложить столб дровами и просто эту сволочь вонючую поджарить… но я почти сразу от этой мысли отказался – столб железный и толстый, мне его два дня разогревать придется, и дров понадобится неизвестно сколько. Придется как-нибудь по-другому.
Лагерь был готов. Да и какой там лагерь, вещей у меня всего ничего. Рюкзак. И все.
Рюкзак пропах кровью – она вытекала из головы Волка. И хотя большая часть попала в пластиковый пакет, все равно много осталось. Это плохо было, хищники к крови чувствительны на редкость. Вполне, может быть, придется отбиваться…
Я слил кровь, а голову Волка положил на асфальт – пусть немного подвялится.
Глаза Волка не были закрыты и продолжали смотреть на меня, посверкивая в темноте живым красноватым блеском. Это меня как-то успокаивало, что ли. Я вытащил из рюкзака одеяло, устроился возле костерка, достал книжку. Почитать перед сном – что может быть лучше? Почитаю, вспомню дом… «Комментарии к конституционному праву», нашел на прошлой неделе и прочитал уже на две трети. Ничего особо интересного в этой книжке не было, и все повторялось одно и то же, будто сочинял ее какой-нибудь умственно отсталый писатель. Хотя ее не писатели сочиняли, а юристы, люди, которые разбираются в законах. Законы – это такие порядки. Раньше, когда были люди, везде был порядок, тогда дикие по столбам не лазили. Да вообще тогда диких не было. Или были, но мало совсем. И в джунглях, а не везде…
Хорошо было.
Я вздохнул, открыл книгу на загнутой странице и стал читать.
«Комментарии к конституционному праву» были поразительно скучной книгой. А я еще давно заметил – чем книжка скучней и неинтересней, тем ее неохотнее поедают. Хорошие и веселые книжки, напротив, съедаются просто и быстро, ам – и нету, микробы как будто знают, что есть. Может, у них мозгов и нет, зато есть природное чутье ко всякому вкусному…
Да, «Комментарии» были скучнейшей книгой, но некоторые преимущества у нее все-таки имелись. Там было много новых слов, а человек должен знать много слов, он должен уметь их использовать. И еще по каким-то непонятным мне причинам «Комментарии» начисто отбивали всякий сон. Обычно наоборот – скучные книжки сон вызывают, но с этой было не так что-то. Я начинал ее читать, как-то странно возбуждался и потом как ни старался уснуть уже не мог до самого утра, в голове так и вертелись все эти «парламентаризмы», «федерализмы» и «права иностранных граждан». Много разных слов непонятных, я пытался понять их значение и от этого как-то взбадривался.
Так что для подкарауливания дикого на столбе «Комментарии» подходили как нельзя лучше. И ночь прошла, в общем-то, неплохо. Лежал я с комфортом. Одеяло у меня мягкое, под голову я подоткнул рюкзак, под правую руку дрова – чтобы подбрасывать в костер, слева на меня успокаивающе смотрела голова Волка, рядом – настороженный арбалет, ну и огнестрел заряженный тоже. Кроме этого, я запасся самодельными факелами, чтобы в случае чего отбиваться от зверей.
Когда стемнело до метра, совсем уже окончательно, вокруг, как у нас полагается, завыли. На много голосов. Я лежал, пытаясь вникнуть в основные принципы конституционного права, конечно же, не вникал, но каждый голос, звучащий в сползающейся ко мне тьме, я определить мог. Шакал, пантера, волки, случайный заяц, которого то ли задрали по ошибке, то ли который сам кого-то задрал, тысяча ночных звуков, они окружили меня, едва опустилось солнце. Эти звуки были знакомы и привычны, они не удивили меня, зверье, которого было повсюду много, тысячи, зверье разговаривало.
А я читал. Спать все равно не придется – на открытых местах все-таки лучше не спать, легко не проснуться. Или проснешься в животе какого-нибудь медведя…
Глубокой ночью завелся рыжий. Завыл тоже. Ни с того ни с сего. То ли по братикам своим загоревал, то ли по дедушке, то ли по доле своей незавидной, то ли блоха его укусила. Заголосил, как баба из какого-нибудь там Лукоморья, я читал про это в книгах. Я даже хотел выстрелить в эту гадину из огнестрела, но патрона пожалел.
Рыжий выл мерзко, у меня даже настроение пропало читать. Так что вторую, самую тоскливую часть ночи я провел беспокойно. Когда на востоке стало потихоньку светлеть, средь домов зарявкало что-то уж совсем жестокое, я раньше никогда такого не слышал, даже вскочил. Думал, лигр, но лигр не рявкает…
Да мало ли у нас чего может быть? Все у нас может быть, все, что захочешь.
Глава 6
Старт
Последний день работы. Вернее, полдня. Можно было бы уже и отдых устроить, но все равно на работу погнали, у нас начальство твердокаменных принципов.
Работал. Работать не хотелось. Но все равно я старался. Боялся в последний момент все испортить. Проявлял рвение, даже норму перевыполнил. День прошел никак, ничего интересного, все по плану. Драга врезалась клином в мягкую породу, порода падала на конвейер, отправлялась в дробилку, затем в сепаратор. Моя задача проста – раз в старый час выскакивай наружу и откидывай лопатой крупные камни из дренажных канав. Ну а в промежутках смотри, чтобы драга от горизонтов не отклонялась.
Я остановил машину за час до обеда, проверил, как идет отгрузка. Конвейер работал, все было в порядке, порода текла по ленте на обогатительную фабрику, база пополняла запасы гелия.
Спустился вниз, прошел дегазацию и дезактивацию, разделся, повторил дезактивацию, вымылся, проследовал в зал для собраний. Там уже было много народа, наверное, человек пятьдесят. Все участники рейда. Молодых много, больше половины. Старые специалисты выбывают, новые подрастают…
Сначала мы, новые специалисты, выслушали лекцию. Все, как обычно. Я был на инструктаже перед предыдущим рейдом, отец тогда меня позвал с воспитательными целями. В этот раз говорили точно то же, что и в прошлый.
Цели полета. Цели групп. Техника безопасности. Оглашение списка запрещенных вещей.
Потом нас поделили. Я попал в семнадцатую. Группу Хитча.
Самого Хитча я знал, мы с ним уже года три работаем, он наладчик, когда у нас пробивает гидравлическую систему, он приходит, ругается и все починяет. А в рейдах он молодец…
Еще одного парня звали Джи, про него я даже не мог ничего сказать толком. Я его видел пару раз, но знаком не был, он из четырнадцатого сектора, и ногти у него фиолетового цвета, наверное, он много работал на поверхности. У всех, кто работает на поверхности, ногти синеют. А глаза золотеют до оранжевого.
Третьим был Бугер, отец сдержал обещание.
На Джи болталась вязаная жилетка, на Хитче свитер, почти такой же, как у меня, он мне не брат, а свитер одинаковый. Наверное, свитеры все одинаковые.
Ну, кроме свитера Бугера. Этот отличился. На груди зеленый кактус, на спине буква «А» красного цвета. И то и другое явно что-то символизировало, однако понять что я даже не пытался, Бугер увлекался всякими тайнами, скрытыми знаниями и другой полулегальной экзотикой. Интересно, кто это Бугеру такой диковинный свитер связал? Наверное, мать, она у него тоже какая-то с осложнениями, на пол-лица маска, а что под маской – неизвестно, скорее всего, уродство. Ничего, конечно, необычного, но все равно человек без уродства лучше, чем с уродством.
Зато вяжет хорошо.
Собрание продолжалось долго. Инженеры, командоры, руководители экспедиций и другое начальство рейда зачитывало бесконечные нудные инструкции и говорило о какой-то ерунде, отец мой тоже был среди этих начальников, тоже зачитывал со значительным видом разную чушь и рассказывал давно известные анекдоты, имевшие место во время предыдущих рейдов.
И края этому всему видно не было, так что я едва не уснул даже.
Зато в самом конце нам раздали витаминные капсулы, их надо было разжевывать вместе с пищевыми. Витамины в рейде нужны. А главное – в витаминных капсулах быстрый кальций. Если не принимать кальций – кости поломаются, такое уже случалось.
После капсул нас распустили до вечера, свободное время, делай что хочешь. Многие отправились по клубам на коротенькие вечеринки, а мне на танцы идти не хотелось, и я отправился к себе в бокс, посидеть в тишине.
Конечно же, не получилось. Едва я прилег на койку и закрыл глаза, как в дверь позвонили.
Эн, это она была. Вся серьезная, сосредоточенная и знающая – с порога стала сыпать советами. Как обыскивать дома и на какие обращать особое внимание. Как держать ноги в тепле с помощью особого точечного массажа. Как правильно дышать первое время. Как…
Она вывалила на меня тысячу советов, и я почти ничего не запомнил. Она говорила и говорила про рейд и только про рейд, не знаю, но мне показалось, что Эн не очень интересовалась моей персоной, показалось мне, что ее занимает обещанный мною замороженный котенок. Нет, она про него ни разу не упомянула, но и в глаза смотреть не отваживалась, болтала о разной ерунде.
Потом Эн замолчала, присела ко мне на койку, чмокнула в щеку, вскочила и убежала.
И почти сразу заглянула мать. И вела разговоры на тему «Как хорошо мы будем жить дальше», и «Я уже давно хочу нянчить внуков», и что «Пора тебе определиться»…
Не знаю, кто занудливее – мать или Эн? Обе занудливее. Женщины. Похожи. И после «пора тебе определиться» мать тоже приступила к советам. К точно таким же. И, как всегда, стала совать мне капсулы. Капсулы нельзя долго хранить, два дня от силы, поэтому у матери сэкономлено немного. Сама, значит, она глотает по две, а мне выдает четыре – за вчера две и за сегодня. И самое плохое – отказаться нельзя.
Расплачется. Она ведь на самом деле волнуется. Хотя отец уже двенадцать раз ходил в рейд, она все равно переживает. Пришлось мне ее успокаивать, говорить, что переживать совершенно не из-за чего. Корабль надежен. Переход ерундовый, что такое девяносто миллионов для такого крейсера, как наш? Его строили для разведки внешних рубежей, девяносто миллионов для него пустяк, на один глаз.
Сама планета… Планета, конечно, небезопасна. Но если сравнивать, допустим, с Постоянной Экспедицией, то планета – милейшее место. Спокойное, тихое, чистое. Да мать и так все знает. У нас все знают про планету. Там хорошо. Но мать все равно не переубедить. Она теребила меня и теребила: будь осторожен, почаще смотри под ноги, почаще оглядывайся… И под конец чуть не заплакала, хорошо, что пришел отец и сказал, что все.
Пора.
Мать убежала. Отец посидел немного, я думал, что и он сейчас пустится мне мыть мозги, но он не стал. Крякнул неопределенно, топнул каблуком по полу, высек искру, затем мы стали натягивать комбинезоны.
У нас отличные комбинезоны, универсальные. Держат вакуум, температуру, предусмотрены амортизационные карманы – гасить скручивания. Потом, перед высадкой на планету, комбинезоны снабдят экзоскелетами, пока же мы влезаем в них без посторонней помощи. Вообще, комбинезоны в рейде почти не снимают, почти весь день в них живут, спят. Комбинезон и маска. Маска это тоже не просто резина – это целый комплекс. Подогрев есть, стекла… это, собственно, даже не стекла, а особая сверхвязкая смола, ее невозможно разбить, разрезать, расплавить, в обычных, разумеется, условиях, микрокомпьютер. А еще есть перчатки, спецботинки, Знак…
Знак, кстати, каждый должен сделать сам, нельзя ни матери, ни подружке доверить, я почти целых восемь месяцев маялся, вышивая его на спине. Получилось неплохо, даже хорошо, мне потом потихоньку многие предлагали, чтобы я им тоже вышил. Иногда я соглашался, ну, так за пару капсул. Вообще, в этом вышивании есть смысл. Эмблема на драге изнашивается быстро, приходится часто переделывать, наверное, раз в четыре наших, не планетарных, года, потом так шить научаешься, что можешь себе сам даже одежду готовить. Это и полезно, и выгодно.
Я облачился в комбинезон, затем вспомнил про мамкин свитер, пришлось мне снова раздеваться, обряжаться в свитер и снова влезать в комбинезон. Отец терпеливо ждал.
Я оделся. И снова отец не сказал ничего, мы немного посидели, затем направились к танкам. В коридорах не было никого, в день отправления в рейд всем лишним в коридор выходить запрещено. Непривычно и странно, наши шаги гремели по железному полу, и мне казалось, что на всей базе только мы с отцом. И больше никого.
Танки ждали в ангаре. Стояли неровными рядами, жужжали. Людей не видно. Я отыскал семнадцатый номер, он был нарисован на борту белой краской, довольно неровно нарисован, без души.
Мой танк.
– Удачного рейда, – сказал отец, подтолкнул меня к машине и ушел.
Так просто.
Моя группа уже ждала внутри. Хитч сидел за штурвалом, остальные лежали на койках. Я занял свое место, Хитч велел пристегнуться, и едва я замкнул ремни, рванул к кораблю.
До корабля далеко. Корабль хранится в кратере, переоборудованном под стартовый стол, кратер глубокий, похожий на воронку, а крейсер на самом дне, в тени и прохладе. Спускаться вниз надо по спирали, долго и осторожно. Зато корабль в безопасности. Ни корона по-настоящему лизнуть не может, ни метеорит ударить. И от базы приличное расстояние, если корабль взорвется при старте или при посадке, поселение не пострадает. Но добираться трудно, мы ехали почти тридцать четыре часа, каждые восемь часов менялись. Я был третьим и не видел корабля, но я знаю, что он похож на скалу. Огромная острая пирамида с узкими гранями, так удобнее проходить сквозь атмосферу.
Непосредственно к кораблю рулил опять Хитч. Молчал. И мы молчали. Еще толком не познакомились. И трясло. Сильно так, при такой тряске особо разговаривать не хочется.
Потом танк загрохотал по железу, и я понял, что мы въехали в трюм корабля. Хитч долго пристраивал танк в замки, проверял надежность креплений, прыгал на зажимах, бормотал, затем постучал по броне, и мы выбрались.
Я успел оценить размеры трюма, я никогда не видел таких, потолок, правда, низкий, но вширь… Ангар был огромен. Я попробовал представить, каких тогда размеров сам корабль… Это можно увидеть только на планете. Говорят, он поразительный. Самое великое зрелище – корабль, лучшее, что создал человек, корабль подчеркивает силу человеческого духа и разума. Да даже один этот ангар подчеркивает силу человеческого разума…
Хитч потрогал меня за руку, я очнулся.
К нам подошел один из пилотов, выслушал чеканное донесение Хитча, проверил комбинезоны, остался доволен, проводил нас до кубрика. Дверь закрыл.
Хитч велел ложиться, мы разобрались по койкам и стали ждать.
Мы пролежали восемь часов в тишине, а потом через интерком сказали, что мы уже на орбите. Все это меня очень разочаровало. Я думал, что рейд начнется как-нибудь по-другому. Масштабнее. С громом, тряской, стиснутыми зубами. А все было буднично, очень буднично, проще простого, проще, чем драгу завести.
– Так всегда делается, – с бывалым видом заявил Хитч.
– Зачем? – спросил Джи.
– Затем, чтобы всякие идиоты не настраивались на героизм, – ответил Хитч. – Все должно быть обычно и даже скучно, а то всякие едва прилетают на планету, так сразу начинают. Активность проявлять! А другим потом расхлебывать приходится… И вообще, всем спать.
– Но… – попытался было возразить Бугер.
– Спать! – велел Хитч.
Мы стали спать.
Я был разочарован еще сильнее.
Проснулся от голоса. Мой новый начальник Хитч рассказывал:
– Мы стояли на планете, и у нас было полно всего. Воды столько, сколько нужно каждому. Нужно тебе воды двести литров – пожалуйста. А нужно тысячу – получай. И воды полно, и еды. Можно идти куда хочешь, можно путешествовать где хочешь. Вы знаете, что такое путешествовать? Не знаете. А это вот что. Сесть в лодку, спустить лодку на воду и плыть по воде куда увидится. Целый месяц плыть – и вокруг все равно одна вода! Или сесть на самолет – и лететь! Самолеты умели висеть в воздухе и летали очень быстро, за один день на самолете можно было облететь вокруг земного шара. И всего было полным-полно у нас. Но нашлись люди, которым хотелось еще. Ученые. Они любили все узнавать, любили открывать новое, придумывать разное. И вот на самом юге планеты эти люди стали бурить во льду скважины, ну, вроде тех, какие бурит наш Бурито, только гораздо глубже. На самом юге было очень холодно, там скапливались целые километры льда…
Работал. Работать не хотелось. Но все равно я старался. Боялся в последний момент все испортить. Проявлял рвение, даже норму перевыполнил. День прошел никак, ничего интересного, все по плану. Драга врезалась клином в мягкую породу, порода падала на конвейер, отправлялась в дробилку, затем в сепаратор. Моя задача проста – раз в старый час выскакивай наружу и откидывай лопатой крупные камни из дренажных канав. Ну а в промежутках смотри, чтобы драга от горизонтов не отклонялась.
Я остановил машину за час до обеда, проверил, как идет отгрузка. Конвейер работал, все было в порядке, порода текла по ленте на обогатительную фабрику, база пополняла запасы гелия.
Спустился вниз, прошел дегазацию и дезактивацию, разделся, повторил дезактивацию, вымылся, проследовал в зал для собраний. Там уже было много народа, наверное, человек пятьдесят. Все участники рейда. Молодых много, больше половины. Старые специалисты выбывают, новые подрастают…
Сначала мы, новые специалисты, выслушали лекцию. Все, как обычно. Я был на инструктаже перед предыдущим рейдом, отец тогда меня позвал с воспитательными целями. В этот раз говорили точно то же, что и в прошлый.
Цели полета. Цели групп. Техника безопасности. Оглашение списка запрещенных вещей.
Потом нас поделили. Я попал в семнадцатую. Группу Хитча.
Самого Хитча я знал, мы с ним уже года три работаем, он наладчик, когда у нас пробивает гидравлическую систему, он приходит, ругается и все починяет. А в рейдах он молодец…
Еще одного парня звали Джи, про него я даже не мог ничего сказать толком. Я его видел пару раз, но знаком не был, он из четырнадцатого сектора, и ногти у него фиолетового цвета, наверное, он много работал на поверхности. У всех, кто работает на поверхности, ногти синеют. А глаза золотеют до оранжевого.
Третьим был Бугер, отец сдержал обещание.
На Джи болталась вязаная жилетка, на Хитче свитер, почти такой же, как у меня, он мне не брат, а свитер одинаковый. Наверное, свитеры все одинаковые.
Ну, кроме свитера Бугера. Этот отличился. На груди зеленый кактус, на спине буква «А» красного цвета. И то и другое явно что-то символизировало, однако понять что я даже не пытался, Бугер увлекался всякими тайнами, скрытыми знаниями и другой полулегальной экзотикой. Интересно, кто это Бугеру такой диковинный свитер связал? Наверное, мать, она у него тоже какая-то с осложнениями, на пол-лица маска, а что под маской – неизвестно, скорее всего, уродство. Ничего, конечно, необычного, но все равно человек без уродства лучше, чем с уродством.
Зато вяжет хорошо.
Собрание продолжалось долго. Инженеры, командоры, руководители экспедиций и другое начальство рейда зачитывало бесконечные нудные инструкции и говорило о какой-то ерунде, отец мой тоже был среди этих начальников, тоже зачитывал со значительным видом разную чушь и рассказывал давно известные анекдоты, имевшие место во время предыдущих рейдов.
И края этому всему видно не было, так что я едва не уснул даже.
Зато в самом конце нам раздали витаминные капсулы, их надо было разжевывать вместе с пищевыми. Витамины в рейде нужны. А главное – в витаминных капсулах быстрый кальций. Если не принимать кальций – кости поломаются, такое уже случалось.
После капсул нас распустили до вечера, свободное время, делай что хочешь. Многие отправились по клубам на коротенькие вечеринки, а мне на танцы идти не хотелось, и я отправился к себе в бокс, посидеть в тишине.
Конечно же, не получилось. Едва я прилег на койку и закрыл глаза, как в дверь позвонили.
Эн, это она была. Вся серьезная, сосредоточенная и знающая – с порога стала сыпать советами. Как обыскивать дома и на какие обращать особое внимание. Как держать ноги в тепле с помощью особого точечного массажа. Как правильно дышать первое время. Как…
Она вывалила на меня тысячу советов, и я почти ничего не запомнил. Она говорила и говорила про рейд и только про рейд, не знаю, но мне показалось, что Эн не очень интересовалась моей персоной, показалось мне, что ее занимает обещанный мною замороженный котенок. Нет, она про него ни разу не упомянула, но и в глаза смотреть не отваживалась, болтала о разной ерунде.
Потом Эн замолчала, присела ко мне на койку, чмокнула в щеку, вскочила и убежала.
И почти сразу заглянула мать. И вела разговоры на тему «Как хорошо мы будем жить дальше», и «Я уже давно хочу нянчить внуков», и что «Пора тебе определиться»…
Не знаю, кто занудливее – мать или Эн? Обе занудливее. Женщины. Похожи. И после «пора тебе определиться» мать тоже приступила к советам. К точно таким же. И, как всегда, стала совать мне капсулы. Капсулы нельзя долго хранить, два дня от силы, поэтому у матери сэкономлено немного. Сама, значит, она глотает по две, а мне выдает четыре – за вчера две и за сегодня. И самое плохое – отказаться нельзя.
Расплачется. Она ведь на самом деле волнуется. Хотя отец уже двенадцать раз ходил в рейд, она все равно переживает. Пришлось мне ее успокаивать, говорить, что переживать совершенно не из-за чего. Корабль надежен. Переход ерундовый, что такое девяносто миллионов для такого крейсера, как наш? Его строили для разведки внешних рубежей, девяносто миллионов для него пустяк, на один глаз.
Сама планета… Планета, конечно, небезопасна. Но если сравнивать, допустим, с Постоянной Экспедицией, то планета – милейшее место. Спокойное, тихое, чистое. Да мать и так все знает. У нас все знают про планету. Там хорошо. Но мать все равно не переубедить. Она теребила меня и теребила: будь осторожен, почаще смотри под ноги, почаще оглядывайся… И под конец чуть не заплакала, хорошо, что пришел отец и сказал, что все.
Пора.
Мать убежала. Отец посидел немного, я думал, что и он сейчас пустится мне мыть мозги, но он не стал. Крякнул неопределенно, топнул каблуком по полу, высек искру, затем мы стали натягивать комбинезоны.
У нас отличные комбинезоны, универсальные. Держат вакуум, температуру, предусмотрены амортизационные карманы – гасить скручивания. Потом, перед высадкой на планету, комбинезоны снабдят экзоскелетами, пока же мы влезаем в них без посторонней помощи. Вообще, комбинезоны в рейде почти не снимают, почти весь день в них живут, спят. Комбинезон и маска. Маска это тоже не просто резина – это целый комплекс. Подогрев есть, стекла… это, собственно, даже не стекла, а особая сверхвязкая смола, ее невозможно разбить, разрезать, расплавить, в обычных, разумеется, условиях, микрокомпьютер. А еще есть перчатки, спецботинки, Знак…
Знак, кстати, каждый должен сделать сам, нельзя ни матери, ни подружке доверить, я почти целых восемь месяцев маялся, вышивая его на спине. Получилось неплохо, даже хорошо, мне потом потихоньку многие предлагали, чтобы я им тоже вышил. Иногда я соглашался, ну, так за пару капсул. Вообще, в этом вышивании есть смысл. Эмблема на драге изнашивается быстро, приходится часто переделывать, наверное, раз в четыре наших, не планетарных, года, потом так шить научаешься, что можешь себе сам даже одежду готовить. Это и полезно, и выгодно.
Я облачился в комбинезон, затем вспомнил про мамкин свитер, пришлось мне снова раздеваться, обряжаться в свитер и снова влезать в комбинезон. Отец терпеливо ждал.
Я оделся. И снова отец не сказал ничего, мы немного посидели, затем направились к танкам. В коридорах не было никого, в день отправления в рейд всем лишним в коридор выходить запрещено. Непривычно и странно, наши шаги гремели по железному полу, и мне казалось, что на всей базе только мы с отцом. И больше никого.
Танки ждали в ангаре. Стояли неровными рядами, жужжали. Людей не видно. Я отыскал семнадцатый номер, он был нарисован на борту белой краской, довольно неровно нарисован, без души.
Мой танк.
– Удачного рейда, – сказал отец, подтолкнул меня к машине и ушел.
Так просто.
Моя группа уже ждала внутри. Хитч сидел за штурвалом, остальные лежали на койках. Я занял свое место, Хитч велел пристегнуться, и едва я замкнул ремни, рванул к кораблю.
До корабля далеко. Корабль хранится в кратере, переоборудованном под стартовый стол, кратер глубокий, похожий на воронку, а крейсер на самом дне, в тени и прохладе. Спускаться вниз надо по спирали, долго и осторожно. Зато корабль в безопасности. Ни корона по-настоящему лизнуть не может, ни метеорит ударить. И от базы приличное расстояние, если корабль взорвется при старте или при посадке, поселение не пострадает. Но добираться трудно, мы ехали почти тридцать четыре часа, каждые восемь часов менялись. Я был третьим и не видел корабля, но я знаю, что он похож на скалу. Огромная острая пирамида с узкими гранями, так удобнее проходить сквозь атмосферу.
Непосредственно к кораблю рулил опять Хитч. Молчал. И мы молчали. Еще толком не познакомились. И трясло. Сильно так, при такой тряске особо разговаривать не хочется.
Потом танк загрохотал по железу, и я понял, что мы въехали в трюм корабля. Хитч долго пристраивал танк в замки, проверял надежность креплений, прыгал на зажимах, бормотал, затем постучал по броне, и мы выбрались.
Я успел оценить размеры трюма, я никогда не видел таких, потолок, правда, низкий, но вширь… Ангар был огромен. Я попробовал представить, каких тогда размеров сам корабль… Это можно увидеть только на планете. Говорят, он поразительный. Самое великое зрелище – корабль, лучшее, что создал человек, корабль подчеркивает силу человеческого духа и разума. Да даже один этот ангар подчеркивает силу человеческого разума…
Хитч потрогал меня за руку, я очнулся.
К нам подошел один из пилотов, выслушал чеканное донесение Хитча, проверил комбинезоны, остался доволен, проводил нас до кубрика. Дверь закрыл.
Хитч велел ложиться, мы разобрались по койкам и стали ждать.
Мы пролежали восемь часов в тишине, а потом через интерком сказали, что мы уже на орбите. Все это меня очень разочаровало. Я думал, что рейд начнется как-нибудь по-другому. Масштабнее. С громом, тряской, стиснутыми зубами. А все было буднично, очень буднично, проще простого, проще, чем драгу завести.
– Так всегда делается, – с бывалым видом заявил Хитч.
– Зачем? – спросил Джи.
– Затем, чтобы всякие идиоты не настраивались на героизм, – ответил Хитч. – Все должно быть обычно и даже скучно, а то всякие едва прилетают на планету, так сразу начинают. Активность проявлять! А другим потом расхлебывать приходится… И вообще, всем спать.
– Но… – попытался было возразить Бугер.
– Спать! – велел Хитч.
Мы стали спать.
Я был разочарован еще сильнее.
Проснулся от голоса. Мой новый начальник Хитч рассказывал:
– Мы стояли на планете, и у нас было полно всего. Воды столько, сколько нужно каждому. Нужно тебе воды двести литров – пожалуйста. А нужно тысячу – получай. И воды полно, и еды. Можно идти куда хочешь, можно путешествовать где хочешь. Вы знаете, что такое путешествовать? Не знаете. А это вот что. Сесть в лодку, спустить лодку на воду и плыть по воде куда увидится. Целый месяц плыть – и вокруг все равно одна вода! Или сесть на самолет – и лететь! Самолеты умели висеть в воздухе и летали очень быстро, за один день на самолете можно было облететь вокруг земного шара. И всего было полным-полно у нас. Но нашлись люди, которым хотелось еще. Ученые. Они любили все узнавать, любили открывать новое, придумывать разное. И вот на самом юге планеты эти люди стали бурить во льду скважины, ну, вроде тех, какие бурит наш Бурито, только гораздо глубже. На самом юге было очень холодно, там скапливались целые километры льда…