Подспудно он даже жаждал боя, иначе зачем бы он пошел навстречу этим безликим убийцам? Он не знал, есть ли у него хотя бы один шанс на победу, но зато понимал, что если в этом мире возможно чудо, то он способен его сотворить. Он осторожно расправил грудь, и кожаный плащ сполз на сгибы локтей. Где-то на грани сознания вдруг зазвучал бессловесный голос — или это была его собственная мысль? — который произнес; «Они ограничены рамками своего собственного мира. Ты — нет».
   Он распрямил руки, и плащ с легким шорохом начал падать вниз — двое Артификсов уже подошли к Страннику на расстояние нескольких шагов, обходя его с боков, а третий держался чуть сзади. В тот момент, когда соскользнули рукава, Странник сжал правую руку на кожаной подкладке и взмахнул ею, отправляя в полет черную птицу с распростертыми крыльями, а сам припал к земле, как готовящийся к прыжку тигр, Застрекотал пулемет боевика, который стоял слева, — правый замешкался, и расцветающая узором сквозных отверстий черная птица опустилась на Артификса, обхватив его голову своими изрешеченными крыльями. Странник рванулся с места, выбрасывая назад подошвами ботинок комки грязи и щепотки пыли, и в два прыжка оказался возле первого из солдат, не успевшего навести на него пулемет. Открытой ладонью Странник впечатал рисунок своих линий судьбы в зеркальный пластик черного шлема, другой рукой схватил оружие противника, вовлекая безмолвного Артификса в кружение боевого танца древнего самурая, овладевающего мечом своего врага.
   Движение вверх — рука скользит к спусковой кнопке, почти мечтательно задержавшись на ней, вдавливает спуск — и голова запутавшегося в плаще Артификса разлетается вдребезги, как хрустальная ваза, попавшая под чугунный лом. Движение вниз — и свободная рука ложится на приклад пулемета, чтобы круговоротом рулевого колеса сбросить с оружия беспомощные руки соперника. И напоследок — дробящий жестокий удар прикладом в забрало Артификса, от которого рассыпается сеткой трещин отраженное лицо Странника со сведенными в жесткую черту губами и горящими жаждой победы глазами. Он знал: жизнь можно купить ценой чужой смерти.
   Третий боевик уже навел на Странника прицел огнемета. Не оставляя ни мига на раздумья, Странник кинулся к стене, избегая сдирающей кожу огненными лапами струи напалма, прыгнул на шведскую стенку параллельных труб, как на лестницу из железных ступеней, и взбежал по ней чуть не до самого потолка. И оставляя позади и под собой испепеляюще-жаркую струю жидкого пламени, Странник нашел тот единственный момент, когда в безумно-дерзком прыжке-полете он смог вонзить в Артификса очередь из трофейного пулемета.
   Отбросив оружие, чтобы не повредить руки при падении, он приземлился в кашу из обломков кафеля, бетонной крошки и стреляных гильз, перекатился через голову и вскочил на ноги, чувствуя, как горят ободранные локти и плечи и как впились в спину острые осколки. Огнеметчик все еще стоял на ногах, целясь в Странника, и тот побежал по дуге, опережая на каждом шаге движение прицела. Добежал и схватил Артификса за обмотку скафандра, заставляя войти вместе с собой в движение по спирали. Зашипел огнемет, выплевывая очередную порцию напалма, — на этот раз в того бойца, который остался без оружия. Боевик захлебнулся беззвучным криком, утонув в огненном бутоне пиротехнического ада, а в это время Странник исторг из своих легких весь накопленный воздух с выжженным до последней молекулы кислородом в истошно-яростном вопле, с которым он сжал руки на шее Артификса, сворачивая шейные позвонки.
   Когда все стихло — и отголосок крика, и барахтанье умиравшего в огне боевика, — Странник медленно опустился на землю вместе с обмякшим телом, которое он бережно держал в руках. На него накатило опустошение, и даже чувство победы, достигнутой поистине сверхъестественным способом, не в состоянии было разбудить радость в его сердце. Если такова цена жизни в этом мире, стоит ли мир того, чтобы существовать?
   Тихо потрескивавшее пламя, которое деловито пожирало трупы, не могло дать ответ.
 
   \Cyberjack
 
   • Open file 'cyberjack.dat'
   • Warning: file is hacked by Big Bad Boy
   • Ex-xec-cute an-nyway?
 
   Крекер стоял там, где его оставил Странник, не дальше и не ближе. Завидев Странника, он замахал руками и указал в узкий боковой проход, по которому они и побежали.
   — Ну что? — спросил Крекер через минуту, когда они перешли на шаг, изрядно попетляв в лабиринте канализации, и отдышались. — Огреб мегабайт траблов на свою задницу? Увидел Артификсов? Как бы они теперь за нами не увязались, байты семибитовые!
   — А почему нельзя вернуться наверх? — вопросом на вопрос ответил Странник, не стремясь афишировать свою победу. — Подделать документы, например. Или у вас электронные паспорта? Так это еще проще, ты же хакер.
   — Ага, как же! Большого Брата не обманешь. Уж я-то знаю. Если ты внутри системы, еще можно что-то сделать, но когда тебя вычеркнули из реестра — все, сливай файлы. Доступ обрубают на фиг, и уже не пропихнешься. Ни одной лазейки. Сторожевая система держится на искусственном разуме пятого поколения, против человека он — бог. А если ты не гражданин, то наверху не проживешь и дня. Засветишься, как экзешник в пустом каталоге.
   — Так-таки ни одной лазейки? — усомнился Странник. — Быть такого не может.
   Парень тяжело посмотрел на Странника, но не проронил больше ни слова, пока они не пришли в небольшое убежище, где жили еще полдюжины отщепенцев. Появление двоих было встречено угрюмыми взглядами и редкими расспросами, которые удалось удовлетворить короткими бессодержательными ответами. Минуя большую комнату с закопченными стенами и потолком, в которой на выщербленном цементном полу чернели остатки костровища, Крекер и Странник прошли в небольшое темное помещение, где не было ни естественного, ни искусственного света, только отблески тусклого фонаря, стоявшего в соседней комнате.
   — Сейчас. — Крекер достал откуда-то кусок мешковины, смочил бензином и обмотал вокруг прута арматуры. Поджег этот факел обильно искрящейся, но с трудом выдавливающей из себя огонь кремниевой зажигалкой — язычки пламени, поползшие по тряпке, были пропорциональны скупости руки, отмерявшей горючее. — Пошли.
   Минут через десять Странник окончательно сбился с направления и перестал запоминать дорогу — оставалось надеяться, что парнишка с факелом найдет обратный путь. На все расспросы о том, куда они идут, новоявленный Сусанин отвечал скупо и расплывчато, будто отмахиваясь от докучливого ребенка, мешающего размышлять о серьезных вещах. Странник понял лишь то, что они идут к выходу наверх, хотя для этого приходилось спускаться все глубже и глубже в подземелья. Примерно через полчаса Крекер Джо остановился в раздумье.
   — Что, дорогу забыл? — спросил Странник довольно сурово — факельное шествие по сырым, холодным и вонючим лабиринтам не пришлось ему по душе.
   — Да нет, — ответил парень. — Просто на этом месте я всегда сбиваюсь. Софтовый модуль барахлить начинает — наверное, где-то недалеко сильный магнит наводку дает. Пошли направо — вот моя отметка.
   На стене белела меловая черта. Странник догнал уверенно зашагавшего в чернильную дыру длинного коридора Крекера, тронул его за плечо.
   — Софтовый модуль, говоришь?
   — Ага. — Парень откинул волосы с виска, и Странник увидел, что над ухом у него металлический разъем с торчащим бугорком залитого в пластик нейрочипа. — Трехмерная карта этих анальных подвалов. А ты думал, я по памяти шпарю, не останавливаясь? Не, братан, я наверху, когда врубился, что придется в канализации ныкаться, не пожалел бабок за эту примочку. Потом дополнил кое-что — модуль перезаписываемый, можно на миникомпе все, что хочешь, туда забить. Хотел еще внешней памяти прикупить, а то родная глючить стала, инфу теряет, да бабла не хватило.
   — Круто, — заметил Странник. — И что, у вас все с этими штуками ходят?
   — Да ты что! — махнул рукой Крекер. — Разъем только в подпольной лаборатории можно сделать, а уж софт для него достать — целая проблема, хоть сам пиши. У нас же нейротехнологии под запретом, за одно это тебя Артификсы сцапают. А я к тому же за хакерство под аннигиляционную статью попал.
   — Так тебя должны были уничтожить? Как врага общества?
   — Ну да. Но я же хакер — я успел свалить, когда жареным запахло. Жаль, правда, что засветился по-ламерски.
   — Суровая у вас система — чуть что, аннигиляция, и никакого перевоспитания?
   — Политика общества, — пожал плечами Крекер. — Большой Брат считает, что рациональнее потратить ресурсы на добропорядочных граждан, чем перевоспитывать преступников. И кстати, почему «у вас»? У нас. Ты-то сам из города, не под землей же ты родился?
   — Ну да, — замялся Странник. — Но у меня вроде как память отшибло — ничего не помню до того, как в канализацию попал.
   — Наверное, ты кривой софт поюзал, — сказал Крекер. — Бывает. Смотри, мы почти пришли.
   Он остановился перед маленькой узкой лестницей, уводившей куда-то в глубь каменной глыбы, которой закончился коридор.
   — Посвети мне, там внизу дверь, — сказал Крекер, передав факел Страннику, и спустился на несколько ступеней вниз.
   Странник молчал, пока парень возился с запорами массивной железной двери, которая натужно завизжала, поворачиваясь в петлях. Зато когда они прошли, нагнувшись, под низкие своды и очутились в небольшой круглой комнате, Странник не смог сдержать удивленного вздоха.
   Стены и потолок комнаты были облицованы панелями из материала, напоминавшего черный кварц. Они тускло светились, отражая свет факела и создавая равномерное освещение в походившей на черный шар комнате. Но еще большее удивление вызывал сооруженный посреди пола из гладких каменных плит колодец восьмиугольной формы, залитый непроницаемо черной жидкостью, даже не отсвечивающей, а будто проглатывающей свет. Это была не вода, не нефть, не что-либо еще — сама абсолютная пустота как будто сгустилась в этом месте, и жидкостью Странник назвал ее только потому, что привык видеть в колодцах воду.
   — Видал? — ухмыльнулся Крекер, нагнувшись над колодцем, в котором ничего не отразилось. — Киберпространственный портал. Начало и конец нашего мира. Скелет всей информационной модели.
   — Почему ты так решил? — спросил Странник не столько для того, чтобы оспорить Крекера, сколько чтобы получить дополнительную информацию.
   — Здесь миникомп работает. Без питания, без подключения к сети — просто работает, и все. Я могу общаться с моими приятелями, которые остались наверху, могу посылать письма в правительство и рассказывать им, какие они на самом деле уроды, могу узнавать новости и слушать радиопередачи. И все это без каких-либо средств связи. Я проверял — миникомп работает только в этой комнате. Да и потом, я много чего разузнал, разной информации нагреб в сети.
   Он воткнул факел в углубление в стене и уселся прямо на пол, скрестив ноги. Вытащил из-за пазухи пластиковую тетрадку ноутбука, раскрыл ее жестом фокусника и пробежался пальцами по клавишам.
   — Помнишь, я говорил тебе, что здесь находится выход на поверхность? В общем, это не совсем так. Это действительно выход, но... я не знаю, как он работает.
   Странник осторожно присел на край колодца, наклонился к нему — ничего рассмотреть внутри по-прежнему не удавалось.
   — Я ничего твердо не знаю, одни лишь предположения, — пробормотал Крекер, и в глазах его появилось выражение, похожее на детскую обиду. — Понимаешь, вернуться наверх невозможно. Там ты преступник, на тебя все охотятся, бывшие друзья будут шарахаться от тебя как от чумы; Артификсы возьмут твой след, едва лишь ты вступишь в контакт с кем-нибудь из зарегистрированных граждан. Для того чтобы вернуться в систему, нужно изменить свои файлы так, будто ты заново родился, а это означает кучу оверрайтов, доступ ко многим базам данных — самому крутому хакеру это не под силу, даже если он внутри системы, а не снаружи, как я. Большой Брат может упустить тебя в реальном мире, но в киберпространстве он бог, ведь на его стороне ИскИн — думающий компьютер. Но есть шанс, что можно пройти через точку входа. И эта точка находится вот здесь.
   Он тоже подошел к колодцу, оперся руками о край. Странник заметил, что пальцы левой руки у хакера почти черные.
   — Что с рукой?
   — А это я пробовал залезть в колодец, — горько улыбнулся Крекер. — Пальцы ничего, только чувствительность потеряли. Но это потому, что я сразу же вытащил руку. Сунул бы голову — и привет.
   Он коротко засмеялся.
   — Эта штука никого живого не пропустит. Войти в нее — верная смерть, ведь только тогда ты сможешь родиться заново, а иначе возникнет парадокс — человек, живущий в двух телах одновременно.
   — А если ты все-таки пройдешь, что тогда? — спросил Странник.
   — Что тогда? Ты родишься заново и снова окажешься внутри системы, чистый, как младенец. Но при этом сохранишь свою память и навыки, и, я надеюсь, даже это, — Крекер щелкнул себя по разъему над ухом. — Но только здесь не пройти, пока колодец заполнен Черной Водой.
   — Черная Вода?
   — Да. Но в зависимости от формы называют по-разному.
   В руках Крекера неизвестно откуда появился предмет, более чем неожиданный в таком месте. С длинной рукоятью из резиновых колец и ременной петлей, с узким серебристым лезвием и клыками зазубрин, источающий тяжесть и холод закаленной стали альпинистский ледоруб. Крекер перехватил рукоять, примериваясь для удара.
   — В этом есть своя логика, — сказал он, прищурясь, как ковбой перед стрельбой. — Вход в кибертуннель нельзя взломать с помощью программ и паролей. Но зато это можно сделать обычным ледорубом!
   На последних словах он размахнулся и обрушил удар в пустоту колодца. И бесформенная поверхность вдруг сверкнула вспышкой полированной стали, отражением искаженного лица Крекера и сосредоточенно-внимательного Странника, пошла сеткой трещин от того места, где вскипел белой пеной кристальной крошки шрам от удара — и тут же волной мелкой ряби снова растворилась в небытии. Ледоруб отскочил с тугим звоном, дождь мелких осколков брызнул из-под лезвия.
   — Черный Лед. Самая лучшая защита от взломщиков. Кто бы мог подумать, что несчастному хакеру, убежавшему в подземелье без запасных батареек к миникомпу, придет в голову взять с собой ледоруб?
   И он ударил снова. Удар был направлен наискось, так что целая россыпь черных осколков хлестнула по каменному полу. Странник заметил, что в углу лежит горка черной пыли, — Крекер, проследив его взгляд, кивнул.
   — Сметаю в кучу. Твердые и холодные, пораниться можно. Я здесь четыре месяца, уже немало нарубил. И-эх! — Он снова ударил по черному зеркалу, лишь на мгновение обретшему форму от соприкосновения с лезвием.
   — А почему ледоруб? Огнем растопить не пробовал? — спросил Странник.
   — Все пробовал, — отозвался Крекер. — Ничто другое эту хрень не берет. Вычерпать ее невозможно, любой предмет просто проваливается сквозь нее и исчезает — я целую кучу камней натаскал, думал, удастся завалить колодец — ничего не вышло. Только этот стальной клык делает дело. Обычные ножи тоже не годятся. К тому же работа продвигается не слишком быстро, так что, если ты захочешь мне помочь, я возражать не буду.
   Он ударил снова. В комнате ощутимо запахло чем-то едким, напоминающим запах сгоревшей изоляции.
   — А откуда ты знаешь, что этот колодец имеет дно? — спросил Странник. — Почему ты вообще уверен, что это колодец Возрождения?
   Крекер опустил ледоруб, повернул к Страннику лицо, взмокшее от пота, с воспаленными, покрытыми кровяной сеткой капилляров глазами. Над дрожащей верхней губой появилась бусинка крови — ударил осколок.
   — А во что я должен верить? В то, что я, как и все остальные, сгнию в этом вонючем подземелье? Или что меня убьют Артификсы? Или прикончат другие бродяги из-за куска хлеба? Я не хочу просто сдохнуть, как червяк! Я вернусь в систему и устрою свои дела по-умному. Я стану богат и свободен настолько, чтобы жить по правилам и при этом плевать на них! Я обману систему и стану самым крутым хакером этого чертова мира! Я выживу, в конце концов!
   Он перевел дыхание и оправил волосы. Добавил, уже спокойнее:
   — Почему я так уверен, что колодец даст мне вторую жизнь? Но ведь это точка схождения, это же очевидно, Точка, где информационная модель мира соприкасается с ее физической оболочкой. Ты ведь наверняка изучал в школе космологию. Диалектика объективного идеализма. Первичность информационной структуры признана всеми существующими доктринами. И такая штука, как точка схождения, описана во многих трудах, а ее существование доказано у Винера — Макинтоша. Наверное, они сами ее видели, А если это не так — тогда остается только закоротить мозги или сжечь хард-диск.
   Крекер снова взялся за ледоруб.
   — Я сломаю этот лед, — процедил он сквозь зубы.
   Странник вытащил из кармана очки с тонированными стеклами. Оправа треснула, но еще держалась.
   — Возьми, — сказал он. — Глаза от осколков защищает.
   Парень молча взял очки. Пока он их надевал, Странник встал на край колодца.
   — Значит, рождения не бывает без смерти, — сказал он тихо, так что даже Крекер не услышал. — Что ж, если это защита, защита от тех, кто родился в этом мире, тогда я пройду. Ведь я-то уж наверняка родился в другой реальности.
   Он набрал воздуха в легкие.
   — С праздником тебя, Странник. С днем перерождения.
   И шагнул в колодец, полный необъятной тьмы.

Folder III

   C: \Program Files\Нелицензионное ПО
   \Victory
   • Open file Victory.gone'
   • Error: no such file or directory
   • System confused: maybe file Victory' is gone?
 
   Виктория — удивительная девушка, напрочь лишенная каких-либо связей с действительностью, необычайно привлекательная и с каким-то непостижимым взглядом на жизнь. Несмотря на то что мы встречаемся уже достаточно давно, я с трепетом ожидаю новой встречи, теребя в руках букетик цветов и поминутно поглядывая на часы. Каждое свидание как первое — а все потому, что не знаешь, что на этот раз взбредет Вике в голову.
   И вот она появляется — сердце застывает, трудно сказать, от счастья или опасения провалить любовный экзамен. Для чего она мне нужна, ума не приложу — есть же у меня Маринка, надежная, добрая, спокойная подруга. А для чего я нужен Виктории, я — обычный офисный работник со скромной зарплатой — просто не понимаю. Ей бы ездить в лимузинах и ходить в казино под руку с денежными тузами. Именно это нравится большинству девушек, похожих на нее.
   Грива черных волосы рассыпается поверх откинутого капюшона легкой шубки, облегающей стройную фигуру; ноги в лосинах и высоких сапогах несут девушку изящной поступью фотомодели. На лице, аристократически бледном, точеном, словно камея из слоновой кости, лежит умеренная косметика, оттеняющая огромные блестящие глаза, которые смотрят дерзко и загадочно. Такие женщины рождаются для того, чтобы быть царицами. Что она нашла во мне?
   — Салют, малыш. Как дела у нашего льва триггеров и интерраптов?
   — Нормально, — улыбаюсь я. — А у тебя все хорошо?
   — У меня дела, как погода на Кот д'Азюр. Великолепно, но временами бывают циклоны, Но не сегодня, — сверкает она зубами, белыми как... ну как жемчуг, не иначе.
   — Пойдем в клуб? — предлагаю я. — Хочешь танцевать?
   — Потом. Давай пройдемся — хочется подышать свежим воздухом.
   Удивительно, но я так мало о ней знаю. Где она живет, на какие средства, чем занимается, кроме того что ходит по клубам, картинным галереям, уличным выставкам и джазовым концертам, — не знаю. Совсем немного ведаю о ее привычках и увлечениях. Но зато мне очень хорошо известно, что с ней не бывает скучно — Вику не надо развлекать, она сама найдет развлечение для нас обоих.
   — Достань мне звезду с неба, а?
   Вот это я и имею в виду. Придется теперь изворачиваться, ведь если я скажу: «Это невозможно», она обидится. Ага, на рекламном плакате изображены звезды. Залезаю на столб, к которому подвешен баннер, и перочинным ножиком вырезаю звезду. Не совсем то, что она имела в виду, но сойдет. Вика смеется.
   — Эй, парень, дашь девчонку напрокат? — какие-то ребята в кожаных куртках, ухмыляясь, окружают нас.
   Как некстати. Серьезных неприятностей, положим, не будет, все-таки улица людная, да и постового я недалеко отсюда видел, но ведь перед Викой я буду выглядеть слабаком, если полезу драться и бесславно получу по зубам. А какие есть еще варианты?
   — А может, меня возьмете? — спрашиваю, улыбаясь. — Я тоже красивый и танцевать умею.
   — Нет, парень, если тебя можно так назвать, — отвечает один из ребят. — Мы предпочитаем девушек и мотоциклы. Гомики нас не интересуют.
   — Какое совпадение, я тоже люблю мотоциклы. Может, мы все-таки поладим? Вы на японцах гоняете или на американцах?
   — «Харлей» — лучшая марка! — заявляет бескомпромиссно предводитель рокеров.
   — Отлично! А у меня как раз лошадка стоит в паре шагов отсюда. Хотите, покажу?
   Мы проходим с полсотни шагов в сторону ближайшего ночного клуба. У входа стоят, беседуя, охранник и патрульный. При нашем приближении оглядываются; рокеры тихо сворачивают в переулок.
   — Как-нибудь в другой раз, — прощаюсь я с ними и оборачиваюсь к Виктории: — Я бы мог их успокоить в два счета, да только не хотелось портить тебе настроение, устраивая мордобой.
   — Ничего, ты и так неплохо выкрутился, — улыбается она.
   — Дипломатия — зер гут! — тут же провозглашаю я.
   Мы входим в клуб и какое-то время танцуем, пьем коктейли и слушаем музыку. Потом Виктория просит меня организовать что-нибудь повеселее; я договариваюсь с музыкантами, которые играют вживую, чтобы они пустили меня на сцену. Почти полчаса мы жарим этнический рок — я на японских барабанах, парни на электронных инструментах. Публика в экстазе, Вике тоже нравится. Я ставлю парням выпивку, они благодарят меня — им же за выступление еще и деньги платят. Из клуба выхожу мокрый и уставший, но зато довольный. Вике весело, значит, и мне хорошо.
   — Слава, — говорит Виктория, когда мы с ней медленно прогуливаемся по какой-то тихой аллее. — Ты отличный парень, Славик. Веселый, находчивый, не раздолбай и не зануда. Да и программист, наверное, хороший, Но почему-то ты выбрал себе не такую девушку, как я. Почему-то выбрал другую, обычную. Скажи, неужели тебе кажется, что мы были бы плохой парой? Или что твоя Марина тебе подходит больше, чем я?
   Я шокирован и молчу. Ну откуда она знает про Марину? Я ведь ничего ей не говорил, общих знакомых у нас с Викой нет. Откуда? И что мне теперь сказать? Что я действительно тянусь к спокойствию и определенности, которые мне дает близость с Маринкой? Что мне не нравится бесконечная игра случая в отношениях с Викой? А так ли не нравится? Или просто голос разума нашептывает держаться проторенного, хорошо известного фарватера? А что говорит сердце, ведь принято в таких случаях у него консультироваться? В чью пользу постукивает мое четырехкамерное душехранилище?
   — Вика, прости, пожалуйста. С тобой очень здорово проводить время. Но я не могу жить так, как ты, в постоянном отрыве. Мне... любому человеку моего типа нужна какая-то стабильность, опора. У нас с тобой этого нет...
   Господи, какой я идиот! Сказать такое! Как язык-то вражий повернулся, как я вообще позволил ему так поворачиваться!
   — Ну тогда прости и меня, — грустно отвечает Виктория. — Зря мы с тобой встречались. Я надеялась, что мне удастся разбудить в тебе жажду жизни... интересной жизни. А ты привык жить по правилам, тебе не нравится неопределенность. Что ж, тогда прощай! Видать, у нас с тобой действительно ничего не получится.
   Она отнимает свою руку из моей и уходит, а я стою, как болван, и ничего не делаю. Догнать, попросить прощения, сказать, что ошибся, — нет, я даю ей уйти. Забываю о том, как весело было вместе с ней, думаю только о себе. Да, жить проще, когда все известно заранее — и в отношениях с женщиной в том числе. Но проще — не значит лучше.
   Виктория ушла, а мне не всю же ночь стоять на пустой улице! Иду в бар и заказываю выпивки. Пиво, виски с коньяком, водочка с минералкой и джин с тоником — душа болит и просит забвения. Дурацкий вечер в завершение дурацкого дня. Как все нескладно получилось!
   На стойку бара, у которой я припарковался, падает высохший древесный лист. Долго и тупо смотрю на него — второй раз за день, откуда они только берутся, черт их дери! — и смахиваю на пол, чтобы освободить место для очередной порции. Пить, так пить!
 
   \Outstream
 
   • Cannot write output file
   • Out of space: disk fool?
 
   Я дошел до дверей квартиры, с трудом, да что там, поистине с титаническими усилиями переставляя ноги. Тянуло опуститься где-нибудь на ступеньку и сжаться в маленький тихий беспомощный комок усталости и грусти, но я натужно дышал и взбирался по небольшой лестнице в парадном, как по высокогорному перевалу на штурм семитысячной вершины.
   Отходняк после адреналинового всплеска, спровоцированного рандеву с начальником, вкупе с опьянением от совершенных в «Ночной мимозе» возлияний основательно ослабили подколенные связки, а отчаяние, вызванное разрывом с Викторией, вынудило рассудок вместо того, чтобы решать вопрос, как добраться до теплой постели и стакана чаю с лимоном, озаботиться другим вопросом — зачем? В смысле, кому все это надо и зачем я вообще живу?