– Ой, действительно, забыли, – растерялась обезьяна и посмотрела на болтающихся в воздухе мышат. – Вот что. Ты пока возьми этих проказников и иди с ними домой. А я сбегаю за мороженым и догоню тебя.
   И обезьянка скрылась за поворотом, оставив за собой лёгкое облачко пыли.
   – Ну что, в гости пойдёте? – обратилась Эжелина к мышатам.
   Те согласно кивнули головками в ответ и, нырнув в карман Эжелининого платья, затеяли там весёлую возню.
   – Эй вы, тише там. В гостях так себя не ведут, – засмеялась девочка и продолжила путь.
 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
в которой нам предстоит неприятное знакомство с Пляксуром и Гунсой

   Не успела Эжелина пройти несколько шагов, как её внимание привлекла чья-то визгливая перебранка за забором. Девочка уже собралась идти дальше, но в это время хриплый голос за забором произнёс:
   – Пусть только этот безмозглый Фистус добудет волшебный манускрипт, а уж я-то найду способ, как его отнять!
   Эжелина похолодела: «Кажется, здесь что-то замышляется против моих друзей!»
   – Правильно, отнимем, отнимем! – взвизгнул кто-то за забором, – ведь он ему всё равно не нужен, правда, Пляксур?
   – Ему-то он нужен, – ответил тот, кого называли Пляксуром, – да нам нужнее! С его помощью мы вернём себе магическую силу, переберёмся на планету Гарон, и тогда осколок Офлигеи будет в наших руках!
   – В наших, в наших! Хи-хикс, – послышался угодливый смешок. – Мы спасём наш ненаглядный осколочек!
   – И тогда, Гунса, – продолжил Пляксур, – все жители Волшебной страны опять попадут под его власть…
   – Попадут, попадут, – обрадованно поддержал Гунса.
   – … и мы станем управлять этим стадом безмозглых офлигелов! – закончил Пляксур.
   – Управлять, управлять! – восторженно поддакнул Гунса. – Хи-хикс! Ну до чего же ты всё здорово придумал!
   – Да, да, Гунса, у меня большие планы. После того, как Гарон будет в наших руках, мы перенесём осколок Офлигеи на Землю и все люди тоже станут нашими рабами!
   – Хи-хикс! – возликовал Гунса. – Это, Пляксур, будет самая замечательная твоя пакость!
   «Рано вы делите планеты, – подумала Эжелина. – Вот сейчас пойду и расскажу всё дядюшке Фистусу!»
   Эжелина сделала шаг назад, и вдруг раздался сильный хруст. Девочка в испуге замерла и приподняла над землёй правую ногу, под которой хрустнула сухая ветка.
   – Кто это там? – услышала она за забором насторожённый голос Пляксура. – Надо посмотреть.
   Эжелина со всех ног бросилась бежать.
   – Это та самая девчонка, которая помогает Фистусу! Это Эжелина! – завопил Пляксур.
   Эжелина попыталась оглянуться, но во весь рост растянулась на дороге. Мышата, сидящие в её карманах, выпрыгнули на траву и исчезли в кустах. За спиной девочки послышалось тяжёлое дыхание преследователей.
   – Вставай, голубушка, попалась, – раздался зловещий голос Пляксура.
 
 
   Эжелина подняла глаза на говорящего… и никого не увидела, кроме огромной чёрной собаки.
   – Она подслушала! Она хотела всё рассказать этому противному старикашке Фистусу, – донеслось до Эжелины повизгивание Гунсы, и из-за спины чёрного пса выглянула жалкая морда небольшой собачонки грязно-серого цвета с рыжими подпалинами. Её красноватые глазки смотрели на Эжелину с нескрываемой ненавистью. Шерсть на спине свалялась клочьями, а опущенный хвост уныло стелился по земле.
   – Ну что, не успела наябедничать своему старикашке? – торжествующе спросила собачонка.
   Эжелина поняла, что это и есть Гунса и Пляксур. Разглядывая Пляксура, она подумала, что где-то его уже видела. Но где? Этого девочка припомнить не могла.
   – Нет, противная девчонка, теперь ты никогда ничего не расскажешь Фистусу про нас, – свирепо рыкнул Пляксур и зашептал:
   – Тар-мыр – лан!
   Гур-лыр – ран!!
   Фир-дыр – фан!!!
   Сур-пыр – ман!!!!
   Эжелина почувствовала, что тело её костенеет. Девочка беспомощно повалилась на мостовую и услышала, как при её падении раздался красивый металлический звон.
   – Готово, – произнёс Пляксур и зловеще захохотал.
   – Теперь она ничего не расскажет, – захихикал Гунса. – Ведь бронзовые подсвечники не умеют говорить!
   «Неужели они превратили меня в бронзовый подсвечник?» – с отчаянием подумала Эжелина.
   – Ага, плачешь? – торжествующе взвизгнул Гунса. – Смотри, Пляксур, она плачет. Плакса! Плакса! Пляксур, давай будем вместе дразниться. Плакса! Плакса!
 
 
   – Да погоди ты, Гунса. Я придумал кое-что получше. Я расскажу этому подсвечнику одну историю. Слушай, железяка, слушай, всё равно ты больше никогда никому ничего не расскажешь! – Пляксур злорадно оскалился и продолжил: – В стародавние времена, когда Землю населяли одни руталоны, в Долине Сладких Грёз рос я – юный волшебник Пляксур. С самого детства я стал замечать несовершенства нашего мира. Я видел, что руталоны – эти жалкие неразумные создания – просто не знали, на что направлять силу своего волшебства. Они растрачивали его понапрасну на всякие пустяки: на строительство храмов и дворцов, на лечение больных животных и тому подобные дела. Я видел, сколько сил уходило у них зря, и прямо бесился от злости. Никто из них не хотел властвовать, никто из них не умел приказывать и порабощать. Они были жалки и неразумны. Но я был не такой. Я сразу понял, что рождён для того, чтобы в мире воцарилось зло. Я сразу понял, что мне с остальными руталонами не по пути. С самого детства я обожал разорять птичьи гнёзда и бросать с высокого моста в реку котят. Гунса был таким же. Нет, он был даже лучше меня, потому что слыл среди руталонов плаксой и ябедой. – Чёрный пёс с уважением взглянул на своего товарища и продолжил:
   – Как-то раз нам при помощи волшебства и обмана удалось выманить на поединок двух самых сильных и самых гордых зверей – льва и тигра. Помнишь, Гунса, какая была потеха? Как они разорвали в клочья друг друга, пытаясь доказать нам, кто из них сильнее?
   – Ах, разве можно позабыть такие сладостные моменты? – облизнулся Гунса.
   – Об этом случае стало известно Великому Властителю Руталонов, – продолжал Пляксур. – Ему и прежде кое-что докладывали о наших забавах и теперь, узнав об этом невинном поединке, Властитель рассвирепел. Он отобрал у нас с Гунсой большую часть волшебной силы и изгнал нас в горы.
   Там мы провели много лет. И вот однажды я поднял глаза к небу и увидел сказочно красивую звезду…
   – Нет, это я первый заметил её, – перебил Пляксура Гунса.
   Пляксур тут же лапой отвесил своему дружку мощную затрещину, и тот, скуля и повизгивая, откатился в сторону.
   – Сколько раз, Гунса, я просил, чтобы ты не перебивал меня. Я первый заметил Офлигею и сразу почувствовал, что на небосклоне, наконец-то, взошла моя звезда.
   Но вдруг как-то ночью, когда мы мастерили ловушки для белок, раздался оглушительный грохот, и я увидел, как наша ненаглядная звёздочка разлетается на тысячи осколков! Позже мы узнали, что это сделали руталоны. Да, они разрушили Офлигею, но дорого поплатились за это, лишившись своего волшебного дара на целую тысячу лет!
   – Хи-хикс, – отозвался Гунса, – так им и надо за то, что разрушили нашу ненаглядную звёздочку!
   – Верховный Властитель Руталонов и те, кто не принимали участия в разрушении звезды, улетели на Гарон, а оставшиеся руталоны, лишённые магической силы, были смешны и беспомощны. В ответ на наши пакости они лишь грозились превратить нас в столовую посуду. Но волшебного дара-то у них не было! А через тысячу лет они позабыли все волшебные заклинания и превратились в обыкновенных людей.
   – Хи-хикс, – тут же отозвался Гунса.
   – Мы с Гунсой построили волшебное зеркало, в котором отражалось всё то, что происходило на Гароне, – продолжил свой рассказ Пляксур. – И видели, что эти негодяи-лакримонты сделали с обломком нашей Офлигеи, но, увы, не могли им помешать. Зато теперь, когда этот добренький, глупенький старикашечка Фистус найдёт древний манускрипт с волшебными заклинаниями, мы похитим старинный свиток, и тогда… – Пляксур зловеще клацнул зубами.
   Собаки зашептали какие-то заклинания, и через минуту перед Эжелиной предстали два сморщенных дряхлых старичка с длинными седыми бородами.
   Старички подобрали бронзовый подсвечник и торопливо зашагали вдоль забора к лавке старьёвщика.
   – Милейший, – прошамкал Пляксур, обращаясь к хозяину лавки, – я принёс вам одну уникальную вещицу. Взгляните-ка, настоящая древняя бронза.
   Хозяин лавки взял подсвечник в руки, покрутил его и вернул обратно Пляксуру.
   – Из уважения к вашим сединам, папаша, я могу приобрести этот кусок железа за пять монет.
   – За пять монет? – вскричал Пляксур негодующе. – Да это же антикварная ценность!
   – Ну, хорошо, – сдался, наконец, старьёвщик. – Давайте сюда вашу рухлядь, я согласен приобрести её за восемь монет.
   – Восемь монет за бесценное произведение искусства!
   – Восемь монет или вообще ничего, – проговорил хозяин лавки решительно и отодвинул от себя бронзовый подсвечник.
   – Грабёж! – заверещал Пляксур. – Грабят двух честнейших старичков!
   – Прекратите кричать, – возмутился хозяин лавки. – Или восемь монет, или убирайтесь вместе со своей железной рухлядью.
   – Ладно, давайте хотя бы восемь монет, – согласился скандальный старичок.
   Старьёвщик неторопливо отсчитал деньги. Пляксур жадно схватил монеты и, подмигнув Гунсе, направился к выходу.
   Хозяин лавки взял подсвечник в руки и стал внимательно его осматривать.
   – Скупердяй несчастный! Чтоб твоя лавка сгорела! – услышал он вдруг за спиной и, обернувшись, увидел сквозь окно двух улепётывающих старичков.
 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.
Пикли и Микли

   Фистус и Королина метались по всему городу в поисках пропавшей девочки.
   – Зачем ты только вернулась за этим несчастным клубничным мороженым, – ворчал Фистус на расстроенную обезьянку.
   – Нечего было тогда посылать нас за завтраком, – отвечала обезьянка. – Ты во всём виноват! Только ты!
   Они, наверное, уже в тридцатый раз проходили по дороге, которой должна была возвращаться домой Эжелина. И вдруг обезьянка радостно воскликнула:
   – Ага! Вот они! Держи их, Фистус!
   И бросилась за двумя маленькими серыми мышатами, улепётывающими от неё вдоль высокого забора.
   – Держи их, держи! Они знают, где Эжелина.
   – Эй, обезьяна, ты что, от горя с ума сошла, что ли? – спросил Фистус насторожённо.
   А два мышонка, воспользовавшись замешательством друзей, юркнули в небольшую щёлку в заборе.
   – Фистус, ты всё испортил! – трагично произнесла Королина. – Те двое сбежавших мышат – единственные, кто могли нам помочь. Мы с Эжелиной подобрали их на дороге и хотели отнести домой, чтобы накормить. И вот теперь девочка пропала, а свидетели её исчезновения сбежали.
   – О, господи! – рассердился Фистус. – Не могла раньше об этом сказать!
   Он мгновенно превратился в кота, одним прыжком перемахнул через высоченный забор и с громким мяуканьем погнался за семенящими по тропинке мышатами. Обезьянка еле поспевала за ними. Наконец Фистусу удалось настичь беглецов. Зловеще мяукнув, он произнёс:
   – Ну что, голубчики, скажете мне, куда девалась девочка? Мышата испуганно запищали.
 
 
   – Они не умеют говорить, – сообразил Фистус-кот.
   Он прошептал какое-то заклинание, и испуганный писк мышей превратился в отчётливые слова.
   – Отпусти, отпусти. Мы всё расскажем. Только не ешь нас!
   – Ну это мы ещё посмотрим, – протянул кот, мурлыча. – Всё зависит от того, что вы нам собираетесь сообщить.
   – Всё, что захотите, – раздались в ответ два тоненьких голосочка.
   – Ну, тогда отвечайте, куда делась девочка!
   – О, если бы мы знали, что эта девочка дружит с такими огромными котами, мы бы никогда не залезли к ней в карманы, – испуганно пропищал первый мышонок.
   – Ближе к делу, – напомнил кот.
   – Мы спокойно сидели у неё в кармане и почти не баловались, – сообщил второй мышонок. – Только бессовестный Пикли сначала хотел прогрызть в кармане дырку. Но я сказал ему: «Пикли, ну будь же хоть раз в жизни благоразумен. Если девочка заметит дырку, то она, наверное, не даст нам молока и сыра, а накормит одними пирожными».
   – Врёшь ты всё, Микли. Ябеда! – взвизгнул первый мышонок и хотел было наброситься на своего приятеля, но кот ловко подцепил его лапой и вернул на прежнее место.
   – Микли врёт, – верещал первый мышонок. – У девочки в кармане лежал орех, и Микли его слопал один. А я говорил ему: «Ну как тебе не стыдно, Микли, нельзя воровать из кармана чужие орехи. Добрые люди пригласили тебя в гости, чтобы накормить всякими вкусными вещами, а ты так недостойно ведёшь себя и ешь чужие орехи без меня». А он мне говорит: «Раз я еду в этом кармане, значит, я – хозяин кармана. А, стало быть, всё, что лежит в моём кармане, принадлежит мне. И этот орех тоже». И, представляете, съел этот вкусный орех. Съел до последней крошки.
   – А тебе ничего не оставил? – осведомился кот деловито.
   – Ничего, – отрицательно замотал головой Пикли.
   – А откуда же тебе тогда известно, что орех вкусный? Даже сквозь серую шёрстку было видно, как покраснела от смущения мордочка мышонка.
   – Ну вообще-то я чуть-чуть попробовал этого ореха. Самую капельку, – признался он, отводя глаза.
   – Бессовестный, – возмутился Микли, – ты же слопал больше половины моего ореха.
   – Он не твой, – возразил Пикли.
   – Мой, мой. Он лежал в моём кармане.
   – Ну всё. Кажется, моё терпение лопнуло, – произнёс кот угрожающе. – Если вы сейчас же не прекратите спорить из-за вашего дурацкого орешка и из-за того, кому из вас принадлежит карман Эжелининого платья, я вас проглочу, не дожидаясь обеденного времени.
   Мышата притихли.
   – Итак, отвечайте, – продолжал кот. – Вы сидели в кармане платья Эжелины?
   – Сидели, – хором ответили мышата.
   – А что случилось дальше?
   – Дальше? Дальше девочка подкралась к забору и стояла там.
   – Зачем она там стояла?
   – Ясное дело, зачем, – произнёс Микли уверенно. – Она подслушивала.
   – Что подслушивала?
   – Разговор двух собак.
   – Собаки говорили? – удивлённо переспросил кот.
   – Ну да. Так же, как мы сейчас. Мы с Пикли тоже удивились. Никогда ещё прежде нам не доводилось видеть говорящих собак.
   – И о чём же они говорили?
   – Да о какой-то ерунде. О старикашках, о фикусах и ещё об этой… ну, как её. Никак не могу вспомнить название этой звезды. Начинается на букву «о».
   – Офлигея?
   – Вот-вот, Офлигея, – обрадованно закивал Микли.
   – Вот так новость, – изумился Фистус. – Кто же ещё из людей может знать об этом? Ну, а что было потом?
   – Потом девочка стала отходить от забора, и под её ногой хрустнула ветка. Ведь девочка была очень тяжёлая. Она тяжелее самой большой мыши на нашей помойке. И даже толстая крыса Алиса из сточной канавы легче этой девочки. А ведь известно, что Алиса в прошлом году…
   – Мне это не интересно, – бесцеремонно перебил мышонка кот. – Продолжай свой рассказ с того момента, как хрустнула ветка.
   – Ну вот. Ветка хрустнула. Те двое за забором услыхали и ну догонять девочку! А она бежала, бежала, а потом вдруг как споткнётся, да как упадёт! Тут-то мы и выскочили из кармана. Еле-еле спаслись.
   – Дальше, дальше, – требовательно произнёс Фистус.
   – А дальше собаки сказали девочке, что подслушивать под забором нехорошо. Старая мышь Витти тоже нам говорила, что под забором подслушивают только невоспитанные мышата. За дверью можно подслушивать, а под забором нельзя!
   – Если ты, пушистая душонка, ещё раз расскажешь мне про свою знакомую крысу или про старую мышь Витти, я проглочу тебя и даже когти и хвост не выплюну. Я спрашиваю у тебя только про девочку. И всё.
   – Ага, значит, про тех двух собак, которые гнались за ней, не надо рассказывать? – осведомился мышонок, преданно глядя на Фистуса чёрными блестящими глазами.
   – Надо, – сказал Фистус, измученный вконец этим разговором. – А больше ни про кого не надо.
   – Всё понял. Могли бы и сразу объяснить. А то я им тут битых полчаса рассказываю про толстую крысу Алису и про…
   – Ты опять про своё? – оскалился кот, и чёрная шерсть на его спине поднялась дыбом.
   – Нет, нет, что вы. Я про ваше, – торопливо запищал мышонок. – Потом собаки превратили девочку в бронзовый подсвечник.
   Кот и обезьянка встревоженно переглянулись.
   – А потом, – продолжил мышонок, – они вдруг из собак превратились в старичков и отнесли подсвечник в лавку господина Лукерье.
   – А что было дальше? – не вытерпела обезьянка.
   – А дальше мы нырнули в дырку под забором и ничего не видели, – ответили мышата.
   – Вы говорили правду? – спросил кот, угрожающе прищурив левый глаз.
   – Правду, – заверили его мышата, – да чтоб нам не есть сыра до самой смерти, если мы соврали!
 
* * *
 
   Лукерье стоял в дверях своего магазина.
   – Мне нужен подсвечник, – ещё издали крикнул ему – Фистус, – бронзовый подсвечник!
   – Вы опоздали, милейший. Этот подсвечник уже куплен, – ответил лавочник.
   – Как куплен? – Фистус побледнел.
   – Ну да, куплен, – повторил старьёвщик и подозрительно покосился на Фистуса. – А почему это всех интересуют исключительно подсвечники? В моей лавке много и другого товара. Что-то тут нечисто!
   Но Фистус даже не обратил внимания на враждебность хозяина лавки и торопливо спросил:
   – А кто купил этот подсвечник?
   – Кто? Ха-ха-ха! Так я вам и сказал! Теперь я понял. Вы бандит! И те двое хулиганистых старичков, которые требовали за свою, бронзовую рухлядь бешеные деньги, тоже были бандитами. Ишь, какой шустрый, – всё больше и больше распалялся старьёвщик, – скажи ему имя покупательницы! А вот и не скажу. Из принципа. Потому что я очень принципиальный.
   – Ах, он принципиальный… – рассердился Фистус.
   – Да, я такой, – гордо подбоченившись, подтвердил старьёвщик.
   – Ах, он не скажет…
   Королина поняла, что Фистус собирается превратить ничего не подозревающего старьёвщика в корзину для мусора и торопливо зашептала другу на ухо: «Поручи это щекотливое дело мне. Отойди и не вмешивайся, и тогда я узнаю от этого типа всё, что нужно».
   Фистус нахмурился, но отступил. Интересы дела были важнее выяснения отношений с упрямым лавочником. Королина схватила его за руку и потащила за угол.
   Через пару минут из-за угла лавки показалась кокетливая красавица с каштановыми волосами и принялась прохаживаться мимо озабоченного лавочника. Девушка то и дело поправляла волосы и игриво поглядывала на старьёвщика, бросавшего на юную незнакомку страстные взоры.
   – Ну что? Узнали вы меня наконец? – обратилась красавица к очарованному лавочнику.
   Тот напряжённо наморщил лоб, что-то вспоминая, и наконец воскликнул:
   – О, так это вы – та самая девушка, которая победила в конкурсе красоты.
   Королина скромно потупилась.
   – Да, это я.
   – Как же, как же, читал! Всё про вас знаю! Только у меня к вам вопросик имеется. Вот в одной газете сообщают, будто вы из семьи золотопромышленника, а в другой пишут, что ваш отец – владелец спичечного завода, так сказать, спичечный король. Так где же правда?
   – О, об этом поговорим позже. Вы лучше ответьте, как зовут женщину, что купила в вашей лавке бронзовый подсвечник.
   – И вы о том же? – удивился старьёвщик.
   – Да, этот подсвечник достался мне в наследство от папочки-золотопромышленника. Но на днях его украли двое стариков.
   – Я так и знал, что они бандиты, – пробурчал старьёвщик.
   – И вот теперь, – продолжала Королина, – я ищу эту дорогую моему сердцу вещицу. Это единственная память о моём так скоро скончавшемся папаше.
   По щеке девушки покатилась скупая слезинка.
   – О, не плачьте, дитя моё, – расчувствовался старьёвщик. – Если бы я только знал, как зовут ту женщину, я бы обязательно сказал вам. Но я видел её впервые. Ах, как жаль, что я не смогу вам помочь!
   – Что? – девушка рассвирепела. – Вы не знаете, как её зовут! Так что ж вы мне раньше-то об этом не сказали!
   – Я? Я не успел, – попытался оправдаться несчастный старьёвщик.
   Но девушка, не слушая его жалких оправданий, поспешила прочь от лавки. Вскоре Королину догнал заткавшийся Фистус.
   – Ну что?
   – Всё пропало! Этот глупый лавочник ничего не знает.
   – Всё пропало! Ох-ох-ох, бедная наша девочка, – принялся сокрушаться Фистус.
   – Больше мы её не увидим, – отозвалась обезьянка и яростно отшвырнула в сторону валявшуюся на дороге газету.
   – Всё пропало? – вдруг оживился Фистус. – Нет! Кажется, ещё не всё! Королина, мне в голову пришла одна замечательная идея!
   – Ах, Фистус! Ну до чего же ты умный и находчивый, – воскликнула обезьянка обрадованно. – Ну, рассказывай поскорее! Нам нужно всё вместе обдумать. Ведь недаром говорят: одна голова хорошо, а две лучше.
   – Да, если бы у меня было две головы… – мечтательно протянул Фистус, и друзья поспешили домой обсуждать новую идею.
 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
Тайна монастыря у Мёртвого моря

   Эжелина понемногу начинала привыкать к своей новой жизни в образе подсвечника. Теперь она стояла на маленьком изящном столике, украшенном перламутровой инкрустацией, и наблюдала за молоденькой служанкой, которая весело порхала по комнате, вытирая с мебели пыль. Наконец девушка подошла к столику, бережно взяла в руки Эжелину-подсвечник и уже было собралась обмахнуть пыль со старой бронзы, но в этот миг послышался голос хозяйки дома:
   – Марцелла, вы уже разобрали почту?
   – Нет, мадам Рассель, – откликнулась служанка, – но сейчас разберу.
   Девушка осторожно поставила подсвечник обратно на столик и занялась разборкой почты.
   – Ну что? – спросила пожилая женщина, входя в гостиную и усаживаясь в кресло. – Есть ли для меня какие-нибудь письма?
   – Да, мадам Рассель, – ответила Марцелла. – Вот тут письмо из Америки от вашей сестры госпожи Лоренвиль и записка от господина настоятеля монастыря.
   – О, – вздохнула пожилая женщина, – как хорошо, что брат и сестра не забывают меня.
   Она неторопливо разорвала конверт со штампом Сан-Франциско, бегло пробежав письмо глазами, отложила его в сторону.
   – У госпожи Лоренвиль, как всегда, забот полон рот. В прошлом письме она сообщила мне, что парикмахеры сделали её любимому пуделю какую-то отвратительную причёску. Бедная сестра даже проплакала от отчаяния полдня. А вот сейчас мадам Лоренвиль пишет, что у неё стряслась новая беда: уволился её конюх, и теперь некому будет завивать гриву и хвост кобыле Афродите.
 
 
   С этими словами мадам Рассель развернула записку.
   – О, Марцелла, – воскликнула она обрадованно, – распорядись, пожалуйста, чтобы приготовили праздничный обед. К нам сегодня приедет господин настоятель.
   – Ну что ж, – подумала Эжелина, уже начинавшая скучать. – Праздничный обед – это хоть какое-то развлечение для бронзового подсвечника типа меня.
 
* * *
 
   Примерно через час в дверях комнаты показался седой господин в чёрном. Эжелина с любопытством разглядывала посетителя. А мадам Рассель, завидев гостя, радостно встрепенулась.
   – Симон, дорогой! Брат и сестра обнялись.
   – Ты знаешь, – сказала мадам Рассель, – я сегодня получила письмо от Элизабет.
   – Что, у её любимого хомяка покраснело горлышко? – спросил седой господин.
   – О нет, на сей раз её кобыле Афродите придётся немного походить лохматой.
   – Элизабет этого не переживёт, – покачал головой настоятель.
   – Ах, не надо осуждать её, Симон, – улыбнулась его собеседница. – Расскажи-ка лучше, какие у тебя новости.
   – Новости! О, тут у меня есть чем тебя удивить, – загадочно улыбнулся настоятель. – Помнишь, я рассказывал тебе о том, как тридцать лет назад работал на строительстве монастыря у Мёртвого моря?
   – Помню, – подхватила мадам Рассель, – ты ещё рассказывал, что один из камней раскололся и в нём оказался тайник, а в тайнике – старинный пергаментный свиток.
   – Да, три десятка лет я бился над расшифровкой манускрипта, и, представь себе, кое-что из этого текста мне всё же удалось понять. По-моему, это древний астрологический календарь. Мне удалось расшифровать всего два слова – «Звезда Офлигея». Но эти слова встречаются в манускрипте восемь раз.
   Эжелина насторожилась.
   – Восемь раз? – мадам Рассель улыбнулась. – На основании этого ты и сделал свои выводы? Ну хорошо, хорошо. Не буду больше шутить на эту тему. Но где ты хранишь свой манускрипт?
   Эжелина боялась пропустить малейшее слово.
   – Где? – переспросил настоятель. – Да где же как не в хранилище библиотеки. В подвале.
   – Что, прямо на полке? – удивлённо воскликнула мадам Рассель.
   – Да нет, конечно. В шкатулке из розового дерева. В это время в комнату вошла Марцелла.
   – Мадам, стол накрыт, – доложила она.
   – Ну что ж, продолжим наш разговор за столом, – проговорила мадам Рассель и, взяв брата под руку, вышла из гостиной.
   – Невероятно, – подумала Эжелина. – Великий Властитель Руталонов был прав, я узнала, где манускрипт. Но какой в этом прок? Ведь я всё равно ничего не смогу передать друзьям. Может быть, мне до самой смерти суждено быть подсвечником.