Евгений Малинин
Уругумская сталь

Пролог

   Ночь клонилась к рассвету, звезды линяли вместе со светлеющий небом и уходили в дневное небытие, только Волчья звезда, вернее, то оранжевое, распухающее незаметно для глаза облако, в которое она превратилась, еще бросало свой зловещий свет на темную землю.
   Этот оранжевый свет скользил по чуть волнующейся степи, нырял в тихую, темную воду неширокой реки, призрачной волной пробегал по некошеной траве широкого прибрежного луга и упирался в прямые, уносящиеся вверх, стволы вековых сосен, в густой подлесок опушки нехоженого леса. Он словно бы накрывал опрокинутый в сон мир, погружал его в подернутое оранжевым флером безмолвие… бездвижие!..
   Час Неясыти вошел в полную силу, когда сквозь казавшиеся непроходимыми кусты подлеска просунулась острая волчья морда, и два поблескивающих зеленью глаза спокойно и внимательно обшарили взглядом прибрежный луг, спокойную гладь реки и заречную полосу открытой всем ветрам степи. Мир спал, но волк не торопился выбираться на открытое место, его звериное чутье подсказывало ему, что где-то недалеко обосновались враги!.. Изверги!! Запах их пота, перемешанный с запахом кострового дымка, мало тревожил матерого хищника, а вот едва заметный, кисловатый запах светлых клинков был опасен! Очень опасен!!
   Однако волку просто необходимо было до рассвета переправиться на другой берег реки и раствориться в высокой степной траве! Конечно, можно было перекинуться птицей, тем же вороном, и перелететь реку, но среди спящих извергов вполне мог оказаться бодрствующий лучник, а у лучника могли найтись стрелы с наконечниками из светлого металла. Изверги научились ловко пользоваться этим, совсем недавно попавшим им в руки оружием, и многогранному встречаться с ним было смертельно опасно!
   Около десяти минут волк стоял неподвижно, принюхиваясь, присматриваясь к окружающему Миру – и Мир ответил ему тишиной и неподвижностью. Ни один изверг не мог столь длительное время оставаться неподвижным, безгласным, бесшумным, а это значило, что все, кто находился на берегу реки, немного правее того места, откуда выходил волк, спали! И зверь медленно выскользнул на луговую траву, под призрачный оранжевый свет своей звезды. Его лапы уверенно и бесшумно опускались в некошеную траву, а чуткий нос был повернут в сторону вражеского лагеря. Однако когда до берега реки оставалось не более двух десятков метров, зверь, словно что-то услышав, вдруг остановился и припал к земле, стараясь слиться с травой, превратиться в одну из неприметных кочек, разбросанных по лугу. И сделал он это вовремя – на обрезе берега, там, где заканчивался луг и начинался песок, появились две тени. Они выросли, словно из-под земли, встали сгустками темноты на фоне сереющего неба и замерли в неподвижности.
   Пару минут над прибрежным лугом висела совершенная тишина, а затем раздался едва слышный, немного хрипловатый со сна голос одного из извергов:
   – Говорю ж, почудилось тебе…
   – Тогда уж не почудилось, а примнилось!.. – Ответил ему острый, чуть осипший шепот. – Да только вряд ли, – тут же добавил он, – я этих перевертышей нутром чую!
   Послышался тонкий, змеиный шорох, и кисловатый запах светлого клинка ударил волку в ноздри, заставив подняться шерсть на его загривке.
   – Вот чем надо их встречать… – сипло зашептал второй изверг.
   – Кого – их?.. – Недовольно переспросил первый, чуть повышая голос. Хрипотца из него исчезла, он окреп, видимо, его владелец окончательно проснулся. – Видишь же, пусто вокруг!..
   – Пусто?.. – Переспросил шепот. – Прячется тварь где-то рядом!..
   Изверги помолчали, вновь оглядывая луг, а затем первый изверг уже спокойнее проговорил:
   – Знаешь что, Семен, давай-ка я тебя подменю! Устал ты слишком, чтобы дозор править, отдохни, а я посторожу остаток ночи. А то утром ты не сможешь дальше идти!
   – Смогу, не бойся!.. – Упрямо возразил шепот, но первый изверг не сдавался:
   – И не спорь! Завтра тяжелый переход – до самого Края дотопать надо, да еще, может быть, и в бой сразу же идти, а ты не отдохнул совсем! Решено, я тебя меняю, мне и днем можно будет покемарить, а тебе отряд вести! Пошли к костру… Пошли…
   Одна из теней медленно растворилась в ночи, а вторая еще немного помедлила, а затем последовала за первой.
   Волк перевел дыхание, но даже не подумал пошевелиться. Несколько минут он продолжал неподвижно лежать, а затем медленно пополз в направлении реки, забирая левее. Вот, наконец, под его лапами тихо зашуршал песок, а в ноздри пахнуло близкой водой…
   И в этот момент рядом с ним выросла высокая широкоплечая фигура, сжимавшая в правой руке светлый клинок!
   Волк, словно подброшенный пружиной прыгнул назад и чуть влево. Изверг с хриплым рыком бросился за ним, но зверь тут же повторил свой прыжок, уже вправо. Изверг, поскользнувшись на траве, не успел развернуться достаточно быстро и снова зарычал, на этот раз от разочарования – казавшаяся такой близкой добыча уходила! Но волк и не думал бежать, его следующий прыжок был точно рассчитан, и когда изверг повернулся в сторону своего противника, тяжелое темно-серое тело рухнуло ему на грудь, вонзая клыки в незащищенное горло. Изверг захрипел и, уже умирая, успел взмахнуть клинком, но непослушная рука разжала пальцы, и оружие бессильно упало в траву, так и не коснувшись оборотня.
   Однако предсмертный хрип разбудил лагерь, справа, от самого берега послышались заполошные крики и звон оружия. Волк бросился к обрезу воды, и в этот момент над его стелющимся в беге телом просвистела стрела, обдав беглеца кисловатым запахом смерти. В следующий момент зверь одним длинным прыжком достиг воды и… растворился в ней, словно брошенный песчаный ком. Только заполошная волна плеснула в берег нервной дрожью. А спустя пару секунд, к тому месту, где оборотень ушел под воду, подбежали двое извергов с луками в руках. На тетивах уже лежали длинные, тщательно оперенные стрелы, посверкивая серебряными наконечниками, но цель, для которой они предназначались, исчезла! Один из лучников плюнул в воду и выругался, а второй, посмотрев на своего товарища с насмешкой, проговорил:
   – Ловкий перевертыш оказался!.. Автода загрыз и о нас ушел, да в самый омут ушел!!!
   – А ты что, восхищаешься им?.. – Зло прохрипел первый лучник. – То-то я замечаю, стрелы твои частенько мимо цели летят!!
   – Не тебе говорить! – С высокомерной насмешкой ответил второй. – Это ж ты только что в оборотня не попал! А ведь волчара-то совсем рядом был!.. Или ты это специально сделал?!
   Первый лучник снова выругался, а затем, быстро развернувшись, направился в сторону шумевшего лагеря.
   Второй лучник задумчиво посмотрел на темную, уже успокоившуюся воду и пробормотало себе под нос:
   – Ловкий… зараза… Знать бы, куда это ты направляешься?!
   Волк, оказавшись в глубине омута, неуклюже перекувырнулся через голову и… исчез. Вместо него в воде оказалось некое подобие рыбы, выглядевшее весьма несообразно – большая голова венчала коротенькое, резко суживающееся к хвосту тело, обтянутое странное, морщинистой кожей. Чешуя покрывала только хвостовую часть этого тела, на месте спинного плавника торчал какой-то корявый костяной гребень, а боковые плавники заменялись кожистыми складками, мало помогавшими в плавании. И, тем не менее, этот уродец, извиваясь всем своим толстым телом, смог выплыть из омута в коренное русло реки и двинулся по течению, быстро удаляясь от растревоженного лагеря извергов. Река несла его сама, так что он перестал шевелиться, и стал похож на какой-то отброс, ошметок порванной плоти.
   Больше часа течение несло это странное существо, пока на крутом повороте его не оттащило к берегу, где оно застряло в прибрежной ряске. Оборотень отдыхал после бессонной ночи, справедливо полагая, что на дне реки, в таком виде он вряд ли привлечет чье-то враждебное внимание. Впереди ему предстояло долгое путешествие, на Восток, в места, куда уже никогда не доберутся многоликие, и где очень нескоро появятся изверги! Там, в пустых бескрайних просторах, которые в далеком будущем будут названы Сибирью, он спокойно проживет отпущенный ему век… Как бы долог он не был!

Глава 1

   «…Явись
   Медведем русским, страшным носорогом,
   Гирканским тигром, чем-нибудь другим,
   И я не дрогну».
В. Шекспир «Макбет»

   За окнами Звездной башни повисло темное ночное небо, усыпанное звездами, особенно яркими в конце часа Волчьей звезды. Член Совета посвященных, трижды посвященный Миру волхв Ратмир, сидел в своем кабинете за рабочим столом и внимательно изучал результаты очередного эксперимента.
   Больше трех лет прошло с тех пор, как он прошел третье посвящение, после того, как извержонок Вотша, сбежавший из стаи восточных волков, тот самый Вотша, которого волхв считал тем, кого многогранные называли Разрушителем, и чей приход был предсказан в Первом Пророчестве, исчез из этого Мира. Конечно, была большая вероятность того, что извержонок стал одной из жертв экспериментов полубезумного изгоя Извара, превращавшего извергов в жутких тварей, только по внешнему виду похожих на людей. В этом случае извержонок или уже был мертв, или изуродован до неузнаваемости и замурован им Ратмиром, в подземелье княжеского замка в Рожоне – столице западных вепрей. Но трижды посвященный не был до конца уверен в гибели извержонка. В конце концов, ни он сам, ни кто-то еще из тех, кто хорошо знал Вотшу, не видели извержонка мертвым! Нет, Ратмир не прекратил поисков Вотши, вожак стаи восточных волков, брат Ратмира Всеслав истратил немалые средства на эти поиски, не раз волки стаи срочно отправлялись в самые отдаленные уголки обитаемого Мира, где вдруг объявлялся изверг, похожий на сбежавшего извержонка. И каждый раз оказывалось, что обнаруженный изверг совсем не тот, кто был нужен Ратмиру. Трижды посвященный волхв уже почти смирился с гибелью Вотши, и все-таки крохотная надежда еще теплилась в его груди – извержонок обладал такими качествами, которые вполне позволяли ему не только выжить в самых тяжелых условиях, но и скрываться от самых тщательных поисков!
   Однако не только тайными поисками возможного Разрушителя был занят трижды посвященный волхв, у него была и явная работа – очень серьезная работа. Более трех лет он пытался понять, какие изменения в организме человека вызывал обряд эрозиобазы, обряд, лишавший многогранного возможности менять обличья, обряд, превращавший многоликого в изверга! Давным-давно Совет посвященных наложил строжайшее запрещение на исследования такого рода, но Ратмиру удалось добиться разрешения Совета на возобновление этих исследований.
   Однако когда он боролся за возможность изучения этой проблемы, он даже представить себе не мог, с какими сложностями столкнется. Ему нужно было наблюдать обряд эрозиобазы во время его проведения, исследовать жертву до обряда и сразу же после него, устанавливая с предельной точностью все те изменения, которые происходили в организме жертвы. Но вожаки стай всеми возможными способами противились этим наблюдениям! Они не желали отдавать обреченных лишению многоликости в руки трижды посвященного волхва, не хотели видеть его в своей стае при проведении обряда, скрывали причины, по которым приговаривали своих сородичей к лишению многогранности!
   Только вот оказалось, что самый молодой из членов Совета посвященных умел добиваться своей цели. Он действовал уговорами, объяснениями целей, которые преследовались его исследованиями, он не гнушался применять угрозы и шантаж, он давил князей авторитетом Совета посвященных. Он шел на подкуп вожаков и волхвов стай, а иногда просто выкупал осужденных к лишению многоликости у стаи, имевшей финансовые трудности. Двадцать восемь обрядов эрозиобазы он провел лично, в своей собственной лаборатории! Он видел, как люди вставали под ритуальный нож в полубессознательном от ужаса состоянии и как они смеялись в ответ на провозглашаемый приговор и жутковатый речитатив заклинания, как изрыгали проклятия, перебивая, перекрикивая голос проводившего обряд волхва, и как молчали, игнорируя этот голос, погружаясь в самого себя, отгораживаясь ото всего мира!!
   Сегодня утром из лаборатории Ратмира вынесли последнего из несчастных, которого он лишил многогранья, которого затем в течение четырех недель досконально изучал – резал и рвал кожу, жилы, мышцы, внутренние органы, пилил и ломал кости, брал для исследования кровь, лимфу, секреты желез… В конце концов, бедолага скончался, но его смерть еще дальше продвинула трижды посвященного волхва к разгадке тайны превращение человека в изверга!
   И вот Ратмир уже в двадцать восьмой раз читал страшную историю уничтожения Человека! Историю, которую, как ему казалось, он знал досконально, и в которой все еще не понимал главного – причину изменений в организме человека, причину потери большей части человеческих способностей, превращавших его, в буквальном смысле слова, в калеку?! А понять надо было именно это! И снова трижды посвященный волхв вчитывался в четкие, лишенные эмоций строки:
   «Многогранный Улав из стаи северных медведей девяносто шести лет…»
   В голове волхва отстраненно промелькнуло: «Совсем еще молодой!.. Не намного старше меня!»
   «…обвиняется в измене интересам стаи, присвоении чужого имущества, трусости…»
   Ратмир пристукнул согнутыми пальцами правой реки по столешнице, раздраженно подумав:
   «Все обвинения, против всех двадцать восьми человек как будто списаны с одного листа! Все двадцать восемь – трусы, воры, изменники!!»
   «…приговорен судом стаи к лишению многогранья».
   «Коротко и ясно! – Раздражение волхва еще выросло. – А весь суд – это вожак да волхв стаи!»
   Усилием воли он задавил свое раздражение, в конце концов, не важно было, по какой причине вожак стаи северных медведей решил превратить своего сородича в изверга. Важно было то, что сталось с этим сородичем после того, как над ним произвели обряд эрозиобазы!
   Глаза Ратмира снова опустились к листку пергамента и снова побежали по строчкам.
   «До проведения обряда эрозиобазы тело северного медведя по имени Улав не имело видимых повреждений, все органы функционировали в пределах средних показателей для здорового тела возрастом от семидесяти до ста десяти лет. Виновным в предъявленных ему обвинениях он себя не признавал, приговор считал местью со стороны вожака и волхва стаи за то, что он обличал их неправые действия. Пощады не просил, в круг интроекции вошел сам, бальзам выпил сам, после совершения обряда сознание интроекцинируемого затуманилось, но потеряно не было. Проверка функционального состояния тела, спустя двенадцать полных часов после проведения обряда эрозиобазы (полное восстановление сознания и сил), показала следующее:
   Зрение – падение восприятия сверху – двенадцать пунктов, снизу – шестнадцать пунктов.
   Слух – падение восприятия сверху – двадцать два пункта, снизу – двадцать шесть пунктов.
   Обоняние – падение восприятия сверху – восемнадцать пунктов, снизу – шестнадцать пунктов.
   Осязание – падение восприятия сверху – двадцать пунктов, снизу – двадцать три пункта.
   Вкус – падение восприятие сверху – семнадцать пунктов, снизу – девятнадцать пунктов.
   Способность к многогранью – утрачена полностью.
   Способность к мыслеречи – утрачена полностью.
   Способность к регенерации внутренних органов – утрачена полностью.
   Способность к регенерации конечностей – утрачена полностью.
   Способность к регенерации кожи, мышц, костей – утрачена в степени, приближающейся к полной.
   Способность к кроветворению – утрачена более чем наполовину.
   Способность в лимфотворению – утрачена более чем наполовину.
   Железы внутренней секреции…»
   Ратмир положил лист в общую стопку и задумался.
   «Результаты всех двадцати восьми опытов были похожи, более того – были, практически, тождественны. Те различия в результатах, которые можно было отыскать, легко объяснялись возрастными изменениями здорового организма, ведь возраст интроекцинируемых колебался от шестидесяти восьми до двухсот тридцати лет! А вот почему органы внутренней секреции, не претерпевая во время обряда эрозиобазы внешних изменений, после интроекции резко сокращали выработку соответствующих гормонов, а иногда начинали вырабатывать гормоны совершенно иного состава? Почему организм после обряда практически полностью терял способность к регенерации? Почему?..»
   Он остановился, сообразив, что в сотый, в тысячный раз задает себе одни и те же вопросы. Вздохнув, он выбрал из стопки лист со сравнительной таблицей функционального состояния внутренних органов и пробежал по нему взглядом. Как и во всех предыдущих случаях никаких видимых отличий во внутренних органах подвергнутого обряду эрозиобазы от таких же органов многогранного не наблюдалось, а вот их функциональные показатели рознились весьма серьезно!
   И тут его взгляд зацепился за одну из последних строк в таблице – «Мозг – внешних изменений не обнаружено».
   «Стоп!.. – Сказал сам себе Ратмир. – Внешних изменений не обнаружено, а заключения о функциональных нарушениях… просто нет!»
   Он осторожно отложил лист в сторону.
   «И заключения такого нет просто потому, что провести соответствующее обследование мозга не представляется возможным! А что если функционирование всех внутренних органов человека зависит от функционирования его мозга?! Тогда изменения в работе мозга скажутся и на работе всего организма… Значит, получается, что при проведении обряд эрозиобазы, воздействие, возможно, оказывается только на мозг многогранного, это воздействие приводит к изменениям в работе мозга, что в свою очередь, вызывает изменения в работе всех внутренних органах его тела!..»
   Ратмир поднялся из-за стола и принялся ходить по кабинету, чувствуя, как его охватывает возбуждение от возникающей догадки.
   «И в самом деле, процедура обряда эрозиобазы не может нанести объекту интроекции какого-либо физического вреда – ни сам волхв, проводящий обряд, никакой из предметов, используемых при проведении обряда, даже не касаются интроекцируемого!.. Правда, он перед обрядом выпивает специальный бальзам, но его состав хорошо известен и не содержит отравы. Сам обряд включает в себя строго определенные движения всех его участников, строго определенную музыку, текст заклинания и правила его произнесения, даже клинок перед лицом интроекцируемого надо сломать в точно определенный момент!.. Но все это не оказывает никакого физического воздействия на организм жертвы, и, тем не менее, организм этот начинает работать совершенно по-другому!! Мы уже разобрались, как изменяются функции всех внутренних органов у человека, подвергшегося обряду, и только изменения, происходящие в мозгу нам неизвестны, так что методом исключения мы приходим к выводу, что интроекция воздействует на мозг жертвы, а тот, в свою очередь, изменяет функционирование всех внутренних органов организма!!»
   Ратмир остановился около стола и посмотрел на лежащий отчет.
   «Но каким образом можно определить изменения, происходящие в мозгу интроектируемого?! Обычное вскрытие умершего ничего не даст – известно, что мозг умирает через несколько минут после остановки сердца, времени на его исследование просто не будет. Вскрывать череп живого человека?.. Но… Ни один из многогранных не даст своего согласие на такой опыт, а без согласия… Да… Можно, конечно, попробовать провести такой опыт тайно и… насильно, но если это выплывет!..»
   Ратмир снова уселся в кресло, лихорадочно пытаясь придумать способ добиться согласия кого-то из многогранных на смертельный опыт, но в голову ему ничего не приходило!.. И вдруг! Он даже замер на секунду от простоты мелькнувшей мысли.
   «А зачем, собственно говоря, вскрывать чей-то череп?! Ведь ясно, что интроекция – это один из методов ментального воздействия, а, значит, можно попробовать простое и безопасное ментальное сканирование мозга до и после проведения обряда эрозиобазы!.. Более того, можно обряд эрозиобазы провести, удерживая мозг интроектируемого под постоянным ментальным контролем!!»
   Ратмир усмехнулся: «Кажется, я уже набросал план следующего опыта!.. Вот только кого из приговоренных к интроекции взять для этого опыта? Выбор у меня не слишком велик, хотя… Гвард! Медведь из стаи восточных медведей! Он уже приговорен Советом посвященных, так что и вожак, и волхв его стаи будут только рады, если с ним будет покончено!»
   Взгляд трижды посвященного волхва скользнул по распахнутому в ночное небо окну, и он понял, что ночь перевалила за половину. Надо было ложиться в постель – пренебрегать отдыхом не следовало.
   Утром следующего дня, в конце часа Жаворонка, Ратмир, как обычно, вошел в свою лабораторию. Тороп, ученик Ратмира, готовящийся ко второму посвящению, сверяясь с оставленными наставником указаниями, подбирал лабораторную посуду и инструменты для проведения очередного эксперимента. Услышав шаги трижды посвященного, он повернулся и встретил своего учителя вопросительным взглядом.
   – Да, Тороп, – кивнул ученику Ратмир, – сегодня мы не будем исследовать печень умершего изверга, мне кажется, мы не найдем в этом объекте ничего нового. Сегодня ночью мне пришла в голову интересная мысль, а потому нам надо подготовить одного из имеющихся у нас осужденных к интроекции – послезавтра мы проведем обряд эрозиобазы. Вернее, ты проведешь обряд эрозиобазы, а помогать тебе будет Хвост.
   – Я, учитель?.. – Удивился молодой человек. – Но вы говорили, что мне рано брать на себя ответственность за судьбу другого человека, что я могу не выдержать этой ответственности.
   – Я и сейчас могу это повторить, – мягко улыбнулся в ответ Ратмир. – Но обстоятельства складываются таким образом, что во время обряда эрозиобазы мне придется заняться другой работой, так что сам обряд придется проводить тебе, а нож возьмет в свои руки Хвост. Надеюсь, ты хорошо помнишь заклинание интроекции и последовательность действий… хотя, торопиться мы не будем, перед проведением обряда мы несколько раз пройдем все от начала до конца. А сейчас нам надо посмотреть, каким материалом мы располагаем.
   Посвященный Тороп молча кивнул, быстро убрал на свои места инструменты, посуду и реактивы, а затем повернулся к наставнику:
   – Я готов, трижды посвященный.
   – Что ж, пойдем.
   Ратмир направился к выходу из лаборатории, а Тороп двинулся следом за ним.
   Из лабораторного помещения Ратмир вышел на лестничную площадку и по винтовой лестнице двинулся вниз, в подвал Звездной башни. Опускаться им пришлось недолго – лаборатория находилась на первом этаже башни, так что уже через пару минут они оказались перед дверью, ведущей в подземелье. Ратмир вынул из кармана своей белой хламиды приготовленный ключ и отпер массивную дубовую дверь, обитую тремя железными полосами. Замок едва слышно щелкнул, и дверь от легкого толчка, открылась. Ратмир перешагнул через высокий порог и оказался в узком сводчатом коридоре, стены и потолок которого были выложены темно-серым гранитом. Позади него раздался короткий треск, и вспыхнуло ярко-оранжевое пламя факела. Тороп поднял факел над головой, так что коридор впереди Ратмира осветился на добрые десять метров. И сразу стали видны три двери, врезанные в боковые и торцевую стены коридора.
   Трижды посвященный волхв прошел к двери, расположенной в правой стене и, откинув ставенку, прикрывавшую оконце, врезанное в дверь, заглянул внутрь помещения. Едва заметно усмехнувшись, он вложил ключ в замок двери и повернул его. Чуть отстранившись, Ратмир пропустил вперед Торопа, а тот, переступив порог, сделал шаг в сторону и высоко поднял над собой факел, хотя в камере горела небольшая масляная лампа. С нар, поставленных вдоль противоположной от входа стены приподнялся высокий, худощавый мужчина. Его темная, курчавая голова заметно поседела на висках, щеки ввалились, отчего скулы казались ненормально широкими, а длинный нос с заметной горбинкой, стал напоминать птичий клюв. В глазах узника поблескивало лихорадочное возбуждение. Фигура его была закутана в одеяло, словно он мерз, хотя в камере было тепло, а рука, удерживавшая углы одеяла у горла, слегка подрагивала.
   Ратмир переступил порог камеры следом за своим учеником и несколько секунд молча рассматривал узника, а затем спокойным тоном спросил:
   – Ну что, Гвард из рода восточных медведей, ты продолжаешь отказываться от пищи?
   – Ратмир из стаи восточных волков, Мать всего сущего спросит с тебя за мою невинно загубленную жизнь!! – С явно напускным спокойствием ответил узник. Губы его при этом слегка подергивались, а глаза сверкали едва сдерживаемой яростью.
   – Гвард, ты что, забыл? – Усмехнулся в ответ Ратмир. – Тебя схватили в Звездной башне с оружием в руках, ты сопротивлялся и убил моего слугу. Ты сам рассказал о своем намерении лишить меня жизни, и ты собирался сделать это не из ненависти, не из, пусть и ложного, чувства справедливости, а за плату, в обмен на монеты. А теперь ты грозишь мне карой Матери всего сущего?! В чем твоя правда, Гвард?!!
   Ратмир с минуту помолчал, словно давая своему пленнику возможность ответить, а на самом деле просто внимательно наблюдая за ним, перед тем, как сообщить ему убийственную новость. Но медведь тоже молчал, лишь острый внимательный взгляд выдавал его возбуждение.