Страница:
– Ах, Дарья, Дарья, ничего ты не понимаешь! – объяснял Рукобитов, сбиваясь в словах. – Сказано: добудем Михалку… А што он полежит в забое, – не велика важность. Тепло там… Главная причина, что дудка-то запечатана. Ежели сломать печать, так наотвечаешься… Потом начальство со свету сживет и без работы замучит. А все идол Ермишка подвел… Чтоб ему ни дна ни покрышки!
– Добудем Михалку, – повторял виновато Яков. – Вот только печать…
Бабушка Денисиха выслушала все и начала одеваться.
– Бабушка, куда ты собралась на ночь глядя? – удивилась Дарья.
– А туда… – сердито ответила старуха, с трудом надевая в рукава старую шубенку. – Михалку добывать.
– Да ты в уме ли, бабушка?
– А, видно, поумнее всех буду… Без Михалки не ворочусь. Такого закону нету, чтобы живого человека под землей печатью запечатывать. Да. А кто Михалку запечатал, тот и добывать будет. Прямо к новому анжинеру пойду… С меня, со старухи, нечего взять. А я ему всю правду скажу…
– У анжинера теперь вот какой бал идет, – говорил Яков. – Свету, как в церкви в Христовую заутреню.
– Ну, значит, и я на бал пойду, – спокойно говорила бабушка Денисиха, крепко закутывая голову старым платком.
Мужики молчали.
– Ты про нас-то не говори, бабушка, што, значит, мы в дудке работали, – говорил Рукобитов.
– Уж я знаю, што ему сказать, – уверенно ответила старуха. – Кто работал, – руки-ноги не оставил. А закону все-таки нет, чтобы морить людей под землей. Еще передо мной анжинер-то досыта накланяется. Нечего с меня взять.
Одевшись, бабушка помолчала, взяла в руки свою черемуховую палку и сказала:
– Ну, так вы меня ждите. Дарья, ты подтопи печку-то да картошки свари опять. Все-таки горяченького Михалко хватит с устатку.
Когда бабушка Денисиха пошла к дверям, Рукобитов попробовал ее остановить:
– Не ходила бы ты лучше, бабушка. Не женское это дело. Да и дорогой еще замерзнешь, пожалуй!..
Бабушка повернулась к нему, показала свою палку и сказала:
– А вот это знаешь?
Когда дверь за ней затворилась, Яков со вздохом проговорил:
– Правильная старушка. Вот какого она холоду нагонит, а взять не с кого.
– Нет, с работы сгонят.
– Пущай гонят! – решительно заявил Рукобитов. – Как-нибудь перебьемся, коли на то пойдет. Не мы первые, не мы последние…
А старая Денисиха шагала посредине улицы, размахивая своей палкой и думая вслух:
– А вот приду и все скажу… Нету такого закона!.. Суди меня, а я вот пойду и твою печать на мелкие части растерзаю.
В господском доме елка уже догорала. Разодетые по-праздничному дети с нетерпением ожидали того блаженного момента, когда елка со всеми своими сокровищами поступит в их полное распоряжение. В передней на стуле дремал штейгер Ермишка, «отвечавший сегодня за швейцара».
Из столовой доносился веселый говор закусывавших; в кабинете играли в карты; молодая красивая хозяйка бегала из комнаты в комнату, занимая гостей. Когда послышался скрип ступенек на деревянной лестнице, Ермишка вскочил и бросился отворять дверь.
Перед ним стояла бабушка Денисиха со своей палкой… В первую минуту Ермишка совершенно оторопел, а когда узнал старуху Денисиху, загородил ей дорогу и зашипел, как гусь.
– Куды пре-ешь?!
Вместо ответа бабушка Денисиха ударила его палкой прямо по голове.
– Вот тебе, змей подколодный!..
Конечно, старуха не могла ударить больно, но Ермишка закричал благим матом:
– Ой, убила!.. До смерти убила…
В переднюю выскочили все гости, но старуха не смутилась, а только проговорила:
– Который, значит, будет тут хозяин? Мне анжинера…
– Что тебе нужно, старушка? – спросил выступивший вперед хозяин.
– Мне-то? А зачем ты моего Михалку печатью запечатал под землей?
– Какого Михалку?
– Моего внучка Михалку… Ты-то вот радуешься тут со своими детками, а Михалко под землей сидит. Разве есть такой закон?!
– Это она насчет дудки, которую мы даве опечатали… – объяснил Ермишка. – Меня-то вот как палкой благословила, прямо по голове… Этак можно живого человека и до смерти убить. Позвольте, ваше высокоблагородие, я ее в шею вытолкаю за пустые ее слова.
– Нет, оставь… А ты, старушка, говори толком.
– И скажу… все скажу… Ты запечатал Михалку в дудке, ты и добывай!..
Когда все разъяснилось, управляющий велел подать лошадь и отправился с Ермишкой на дудку.
– Ты подожди здесь, бабушка, – ласково говорила его жена, усаживая старуху на стул в передней. – Может быть, ты озябла? Может быть, есть хочешь?
– Нет, ничего мне не нужно, барыня… – шептала Денисиха.
– Мой муж не знал, что в шахте спрятался твой внучек… Это все штейгер виноват.
– Он, он, матушка!..
Дети нетерпеливо выглядывали в переднюю. Кто-то назвал сидевшую в передней старуху ведьмой, и всем это показалось очень смешным. А «ведьма», обласканная доброй барыней, сидела и плакала.
– Вот твои детки, хорошая барыня, с радости скачут, а наши детки с голоду плачут, – говорила бабушка Денисиха, качая своей головой. – Праздник на дворе, а в дому и хлеба не было.
Она сидела и рассказывала про свою бедность, а добрая барыня слушала, глотая слезы.
– Мама, когда мы будет делить елку? – приставали к ней.
– Подождите, когда приедет папа.
– А он куда уехал?
– По одному важному делу и скоро вернется. Имейте маленькое терпение…
Папа действительно скоро вернулся и торжественно ввел в переднюю упиравшегося Михалку.
– Вот тебе, старушка, твой внучек. Едва его вытащили из дудки. Спрятался в забое и молчит.
Когда старая Денисиха вернулась домой с Михалкой, все только ахнули.
– Ай да бабушка! – хвалил Яков.
– Вот то-то и есть, аники-воины, – ворчала старуха. – Руки у вас есть, а ума-то и не хватило…
Дарья опять плакала, но уже на этот раз от радости.
– Добудем Михалку, – повторял виновато Яков. – Вот только печать…
Бабушка Денисиха выслушала все и начала одеваться.
– Бабушка, куда ты собралась на ночь глядя? – удивилась Дарья.
– А туда… – сердито ответила старуха, с трудом надевая в рукава старую шубенку. – Михалку добывать.
– Да ты в уме ли, бабушка?
– А, видно, поумнее всех буду… Без Михалки не ворочусь. Такого закону нету, чтобы живого человека под землей печатью запечатывать. Да. А кто Михалку запечатал, тот и добывать будет. Прямо к новому анжинеру пойду… С меня, со старухи, нечего взять. А я ему всю правду скажу…
– У анжинера теперь вот какой бал идет, – говорил Яков. – Свету, как в церкви в Христовую заутреню.
– Ну, значит, и я на бал пойду, – спокойно говорила бабушка Денисиха, крепко закутывая голову старым платком.
Мужики молчали.
– Ты про нас-то не говори, бабушка, што, значит, мы в дудке работали, – говорил Рукобитов.
– Уж я знаю, што ему сказать, – уверенно ответила старуха. – Кто работал, – руки-ноги не оставил. А закону все-таки нет, чтобы морить людей под землей. Еще передо мной анжинер-то досыта накланяется. Нечего с меня взять.
Одевшись, бабушка помолчала, взяла в руки свою черемуховую палку и сказала:
– Ну, так вы меня ждите. Дарья, ты подтопи печку-то да картошки свари опять. Все-таки горяченького Михалко хватит с устатку.
Когда бабушка Денисиха пошла к дверям, Рукобитов попробовал ее остановить:
– Не ходила бы ты лучше, бабушка. Не женское это дело. Да и дорогой еще замерзнешь, пожалуй!..
Бабушка повернулась к нему, показала свою палку и сказала:
– А вот это знаешь?
Когда дверь за ней затворилась, Яков со вздохом проговорил:
– Правильная старушка. Вот какого она холоду нагонит, а взять не с кого.
– Нет, с работы сгонят.
– Пущай гонят! – решительно заявил Рукобитов. – Как-нибудь перебьемся, коли на то пойдет. Не мы первые, не мы последние…
А старая Денисиха шагала посредине улицы, размахивая своей палкой и думая вслух:
– А вот приду и все скажу… Нету такого закона!.. Суди меня, а я вот пойду и твою печать на мелкие части растерзаю.
В господском доме елка уже догорала. Разодетые по-праздничному дети с нетерпением ожидали того блаженного момента, когда елка со всеми своими сокровищами поступит в их полное распоряжение. В передней на стуле дремал штейгер Ермишка, «отвечавший сегодня за швейцара».
Из столовой доносился веселый говор закусывавших; в кабинете играли в карты; молодая красивая хозяйка бегала из комнаты в комнату, занимая гостей. Когда послышался скрип ступенек на деревянной лестнице, Ермишка вскочил и бросился отворять дверь.
Перед ним стояла бабушка Денисиха со своей палкой… В первую минуту Ермишка совершенно оторопел, а когда узнал старуху Денисиху, загородил ей дорогу и зашипел, как гусь.
– Куды пре-ешь?!
Вместо ответа бабушка Денисиха ударила его палкой прямо по голове.
– Вот тебе, змей подколодный!..
Конечно, старуха не могла ударить больно, но Ермишка закричал благим матом:
– Ой, убила!.. До смерти убила…
В переднюю выскочили все гости, но старуха не смутилась, а только проговорила:
– Который, значит, будет тут хозяин? Мне анжинера…
– Что тебе нужно, старушка? – спросил выступивший вперед хозяин.
– Мне-то? А зачем ты моего Михалку печатью запечатал под землей?
– Какого Михалку?
– Моего внучка Михалку… Ты-то вот радуешься тут со своими детками, а Михалко под землей сидит. Разве есть такой закон?!
– Это она насчет дудки, которую мы даве опечатали… – объяснил Ермишка. – Меня-то вот как палкой благословила, прямо по голове… Этак можно живого человека и до смерти убить. Позвольте, ваше высокоблагородие, я ее в шею вытолкаю за пустые ее слова.
– Нет, оставь… А ты, старушка, говори толком.
– И скажу… все скажу… Ты запечатал Михалку в дудке, ты и добывай!..
Когда все разъяснилось, управляющий велел подать лошадь и отправился с Ермишкой на дудку.
– Ты подожди здесь, бабушка, – ласково говорила его жена, усаживая старуху на стул в передней. – Может быть, ты озябла? Может быть, есть хочешь?
– Нет, ничего мне не нужно, барыня… – шептала Денисиха.
– Мой муж не знал, что в шахте спрятался твой внучек… Это все штейгер виноват.
– Он, он, матушка!..
Дети нетерпеливо выглядывали в переднюю. Кто-то назвал сидевшую в передней старуху ведьмой, и всем это показалось очень смешным. А «ведьма», обласканная доброй барыней, сидела и плакала.
– Вот твои детки, хорошая барыня, с радости скачут, а наши детки с голоду плачут, – говорила бабушка Денисиха, качая своей головой. – Праздник на дворе, а в дому и хлеба не было.
Она сидела и рассказывала про свою бедность, а добрая барыня слушала, глотая слезы.
– Мама, когда мы будет делить елку? – приставали к ней.
– Подождите, когда приедет папа.
– А он куда уехал?
– По одному важному делу и скоро вернется. Имейте маленькое терпение…
Папа действительно скоро вернулся и торжественно ввел в переднюю упиравшегося Михалку.
– Вот тебе, старушка, твой внучек. Едва его вытащили из дудки. Спрятался в забое и молчит.
Когда старая Денисиха вернулась домой с Михалкой, все только ахнули.
– Ай да бабушка! – хвалил Яков.
– Вот то-то и есть, аники-воины, – ворчала старуха. – Руки у вас есть, а ума-то и не хватило…
Дарья опять плакала, но уже на этот раз от радости.