Страница:
Когда на площадяхъ и въ тишинe келейной
Мы сходимъ медленно съ ума,
Холоднаго и чистаго рейнвейна
Предложитъ намъ жестокая зима.
Въ серебряномъ ведрe намъ предлагаетъ стужа
Валгаллы бeлое вино,
И свeтлый образъ сeвернаго мужа
Напоминаетъ намъ оно.
Но сeверные скальды грубы,
Не знаютъ радостей игры,
И сeвернымъ дружинамъ любы
Янтарь, пожары и пиры.
Имъ только снится воздухъ юга,
Чужого неба волшебство.
-- И все-таки упрямая подруга
Откажется попробовать его.
1917
--------
Среди священниковъ левитомъ молодымъ
На стражe утренней онъ долго оставался.
Ночь iудейская сгущалася надъ нимъ,
И храмъ разрушенный угрюмо созидался.
Онъ говорилъ: Небесъ тревожна желтизна,
Ужъ надъ Евфратомъ ночь, бeгите, iереи.
А старцы думали: Не наша въ томъ вина.
Се черно-желтый свeтъ, се радость Iудеи.
Онъ съ нами былъ, когда на берегу ручья
Мы въ драгоцeнный ленъ субботу пеленали
И семисвeщникомъ тяжелымъ освeщали
Iерусалима ночь и чадъ небытiя.
1917
--------
1
Золотистаго меду струя изъ бутылки текла
Такъ тягуче и долго, что молвить хозяйка успeла:
Здeсь, въ печальной Тавриде, куда насъ судьба занесла,
Мы совсeмъ не скучаемъ, -- и черезъ плечо поглядeла.
2
Всюду Бахуса службы, какъ будто на свeтe одни
Сторожа и собаки. Идешь -- никого не замeтишь.
Какъ тяжелыя бочки, спокойные катятся дни.
Далеко въ шалашe голоса: не поймешь, не отвeтишь.
3
Послe чаю мы вышли въ огромный, коричневый садъ,
Какъ рeсницы, на окнахъ опущены темные шторы,
Мимо бeлыхъ колоннъ мы пошли посмотрeть виноградъ,
Гдe воздушнымъ стекломъ обливаются сонныя горы.
4
Я сказалъ: Виноградъ какъ старинная битва живетъ,
Гдe курчавые всадники бьются въ кудрявомъ порядкe.
Въ каменистой Тавриде наука Эллады -- и вотъ
Золотыхъ десятинъ благородныя ржавыя грядки.
5
Ну, а въ комнатe бeлой, какъ прялка, стоитъ тишина,
Пахнетъ уксусомъ, краской и свeжимъ виномъ изъ подвала.
Помнишь, въ греческомъ домe любимая всeми жена,
Не Елена -- другая -- какъ долго она вышивала.
6
Золотое руно, гдe же ты, золотое руно --
Всю дорогу шумeли морскiя тяжелыя волны,
И, покинувъ корабль, натрудившiй въ моряхъ полотно,
Одиссей возвратился, пространствомъ и временемъ полный.
1917
--------
Въ тотъ вечеръ не гудeлъ стрeльчатый лeсъ органа.
Намъ пeла Шуберта родная колыбель,
Шумeла мельница, и въ пeсняхъ урагана
Смeялся музыки голубоглазый хмель.
Старинной пeсни мiръ коричневый, зеленый,
Но только вeчно-молодой,
Гдe соловьиныхъ липъ рокочущiя кроны
Съ звeриной яростью качаетъ царь лeсной.
И сила страшная ночного возвращенья,
Та пeсня дикая, какъ черное вино.
Это двойникъ -- пустое привидeнье
Безсмысленно глядитъ въ холодное окно.
1918
--------
Твое чудесное произношенье,
Горячiй посвистъ хищныхъ птицъ,
Скажу ль -- живое впечатлeнье
Какихъ-то шелковыхъ рeсницъ.
"Что" -- Голова отяжелeла...
"Во" -- Это я тебя зову.
И далеко прошелестeло:
Я тоже на землe живу.
Пусть говорятъ: любовь крылата.
Смерть окрыленнeе стократъ.
Еще душа борьбой объята,
А наши губы къ ней летятъ.
И столько воздуха, и шелка,
И вeтра въ шепотe твоемъ,
И, какъ слeпые, ночью долгой
Мы смeсь безсолнечную пьемъ.
1918
--------
1
Я изучилъ науку разставанья
Въ простоволосыхъ жалобахъ ночныхъ.
Жуютъ волы, и длится ожиданье,
Послeднiй часъ веселiй городскихъ,
И чту обрядъ той пeтушиной ночи,
Когда, поднявъ дорожной скорби грузъ,
Глядeли въ даль заплаканныя очи,
И женскiй плачъ мeшался съ пeньемъ музъ.
2
Кто можетъ знать при словe -- разставанье,
Какая намъ разлука предстоитъ,
Что намъ сулитъ пeтушье восклицанье,
Когда огонь въ Акрополе горитъ,
И на зарe какой то новой жизни,
Когда въ сeняхъ лeниво волъ жуетъ,
Зачeмъ пeтухъ, глашатай новой жизни,
На городской стeнe крылами бьетъ?
3
И я люблю обыкновенье пряжи,
Снуетъ челнокъ, веретено жужжитъ.
Смотри, навстрeчу, словно пухъ лебяжiй,
Уже босая Делiя летитъ.
О, нашей жизни скудная основа,
Куда какъ бeденъ радости языкъ!
Все было встарь, все повторится снова,
И сладокъ намъ лишь узнаванья мигъ.
4
Да будетъ такъ: прозрачная фигурка
На чистомъ блюдe глиняномъ лежитъ,
Какъ бeличья распластанная шкурка,
Склонясь надъ воскомъ, дeвушка глядитъ.
Не намъ гадать о греческомъ Эребe,
Для женщинъ воскъ, что для мужчины мeдь.
Намъ только въ битвахъ выпадаетъ жребiй,
А имъ дано гадая умереть.
1918
--------
1
На каменныхъ отрогахъ Пiэрiи
Водили музы первый хороводъ,
Чтобы, какъ пчелы, лирники слeпые
Намъ подарили iонiйскiй медъ.
И холодкомъ повeяло высокимъ
Отъ выпукло-дeвическаго лба,
Чтобы раскрылись правнукамъ далекимъ
Архипелага нeжные гроба.
2
Бeжитъ весна топтать луга Эллады,
Обула Сафо пестрый сапожекъ,
И молоточками куютъ цикады,
Какъ въ пeсенкe поется перстенекъ.
Высокiй домъ построилъ плотникъ дюжiй,
На свадьбу всeхъ передушили куръ,
И растянулъ сапожникъ неуклюжiй
На башмаки всe пять воловьихъ шкуръ.
3
Нерасторопна черепаха-лира,
Едва-едва безпалая ползетъ,
Лежитъ себe на солнышкe Эпира,
Тихонько грeя золотой животъ.
Ну, кто ее такую приласкаетъ,
Кто спящую ее перевернетъ?
Она во снe Терпандра ожидаетъ,
Сухихъ перстовъ предчувствуя налетъ.
4
Поитъ дубы холодная криница,
Простоволосая шумитъ трава,
На радость осамъ пахнетъ медуница.
О, гдe же вы, святые острова,
Гдe не eдятъ надломленнаго хлeба,
Гдe только медъ, вино и молоко,
Скрипучiй трудъ не омрачаетъ неба,
И колесо вращается легко.
1919
--------
1
Идемъ туда, гдe разныя науки
И ремесло -- шашлыкъ и чебуреки,
Гдe вывeска, изображающая брюки,
Даетъ понятье намъ о человeкe.
Мужской сюртукъ -- безъ головы стремленье,
Цирюльника летающая скрипка
И месмерическiй утюгъ -- явленье
Небесныхъ прачекъ -- тяжести улыбка...
2
Здeсь дeвушки старeющiя въ челкахъ
Обдумываютъ странные наряды,
И адмиралы въ твердыхъ треуголкахъ
Припоминаютъ сонъ Шехеразады.
Прозрачна даль. Немного винограда,
И неизмeнно дуетъ вeтеръ свeжiй.
Недалеко отъ Смирны и Богдада,
Но трудно плыть, а звeзды всюду тe же.
1919
--------
1
Въ хрустальномъ омутe какая крутизна!
За насъ сiенскiе предстательствуютъ горы,
И сумасшедшихъ скалъ колючiе соборы
Повисли въ воздухe, гдe шерсть и тишина.
2
Съ висячей лeстницы пророковъ и царей
Спускается органъ, святого духа крeпость,
Овчарокъ бодрый лай и добрая свирeпость,
Овчины пастуховъ и посохи судей.
3
Вотъ неподвижная земля, и вмeстe съ ней
Я христiанства пью холодный горный воздухъ,
Крутое Вeрую и псалмопeвца роздыхъ,
Ключи и рубища апостольскихъ церквей.
4
Какая линiя могла бы передать
Хрусталь высокихъ нотъ въ эфирe укрeпленномъ,
И съ христiанскихъ горъ въ пространствe изумленномъ,
Какъ Палестины пeснь, нисходитъ благодать.
1919
--------
Природа тотъ же Римъ, и отразилась въ немъ.
Мы видимъ образы его гражданской мощи
Въ прозрачномъ воздухe, какъ въ циркe голубомъ,
На форумe полей и въ колоннадe рощи.
Природа тотъ же Римъ, и кажется опять
Намъ незачeмъ боговъ напрасно безпокоить,
Есть внутренности жертвъ, чтобъ о войнe гадать,
Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить.
--------
Только дeтскiя книги читать,
Только дeтскiя думы лелeять,
Все большое далеко развeять,
Изъ глубокой печали возстать.
Я отъ жизни смертельно усталъ,
Ничего отъ нея не прiемлю,
Но люблю мою бeдную землю,
Оттого что иной не видалъ.
Я качался въ далекомъ саду
На простой деревянной качели,
И высокiя темныя ели
Вспоминаю въ туманномъ бреду.
--------
Вернись въ смeсительное лоно,
Откуда, Лiя, ты пришла,
За то, что солнцу Иллiона
Ты желтый сумракъ предпочла.
Иди, никто тебя не тронетъ,
На грудь отца, въ глухую ночь,
Пускай главу свою уронитъ
Кровосмeсительница-дочь.
Но роковая перемeна
Въ тебe исполниться должна.
Ты будешь Лiя -- не Елена.
Не потому наречена,
Что царской крови тяжелeе
Струиться въ жилахъ, чeмъ другой --
Нeтъ, ты полюбишь iудея,
Исчезнешь въ немъ -- и Богъ съ тобой.
--------
О, этотъ воздухъ, смутой пьяный,
На черной площади Кремля
Качаютъ шаткiй "миръ" смутьяны,
Тревожно пахнутъ тополя.
Соборовъ восковые лики,
Колоколовъ дремучiй лeсъ,
Какъ бы разбойникъ безъязыкiй
Въ стропилахъ каменныхъ исчезъ.
А въ запечатанныхъ соборахъ,
Гдe и прохладно, и темно,
Какъ въ нeжныхъ глиняныхъ амфорахъ,
Играетъ русское вино.
Успенскiй, дивно округленный,
Весь удивленье райскихъ дугъ,
И Благовeщенскiй, зеленый,
И, мнится, заворкуетъ вдругъ.
Архангельскiй и Воскресенья
Просвeчиваютъ, какъ ладонь --
Повсюду скрытое горeнье,
Въ кувшинахъ спрятанный огонь...
--------
1
Въ Петербургe мы сойдемся снова,
Словно солнце мы похоронили въ немъ,
И блаженное, безсмысленное слово
Въ первый разъ произнесемъ.
Въ черномъ бархатe совeтской ночи,
Въ бархатe всемiрной пустоты,
Все поютъ блаженныхъ женъ родныя очи,
Все цвeтутъ безсмертные цвeты.
2
Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоитъ,
Только злой моторъ во мглe промчится
И кукушкой прокричитъ.
Мнe не надо пропуска ночного,
Часовыхъ я не боюсь:
За блаженное, безсмысленное слово
Я въ ночи совeтской помолюсь.
3
Слышу легкiй театральный шорохъ
И дeвическое "ахъ" --
И безсмертныхъ розъ огромный ворохъ
У Киприды на рукахъ.
У костра мы грeемся отъ скуки,
Можетъ быть вeка пройдутъ,
И блаженныхъ женъ родныя руки
Легкiй пепелъ соберутъ.
4
Гдe то грядки красныя партера,
Пышно взбиты шифоньерки ложъ;
Заводная кукла офицера;
Не для черныхъ душъ и низменныхъ святошъ...
Что жъ, гаси, пожалуй, наши свeчи
Въ черномъ бархатe всемiрной пустоты,
Все поютъ блаженныхъ женъ крутыя плечи,
А ночного солнца не замeтишь ты.
25 ноября 1920 г.
--------
На перламутровый челнокъ
Натягивая шелка нити,
О, пальцы гибкiе, начните
Очаровательный урокъ.
Приливы и отливы рукъ,
Однообразныя движенья,
Ты заклинаешь, безъ сомнeнья,
Какой-то солнечный испугъ,
Когда широкая ладонь,
Какъ раковина, пламенeя,
То гаснетъ, къ тeнямъ тяготeя,
То въ розовый уйдетъ огонь.
--------
Отъ легкой жизни мы сошли съ ума.
Съ утра вино, а съ вечера похмелье.
Какъ удержать напрасное веселье,
Румянецъ твой, о пьяная чума?
Въ пожатьи рукъ мучительный обрядъ,
На улицахъ ночные поцeлуи,
Когда рeчныя тяжелeютъ струи,
И фонари, какъ факелы, горятъ.
Мы смерти ждемъ, какъ сказочнаго волка,
Но я боюсь, что раньше всeхъ умретъ
Тотъ, у кого тревожно-красный ротъ
И на глаза спадающая челка.
--------
Что поютъ часы-кузнечикъ,
Лихорадка шелеститъ,
И шуршитъ сухая печка,--
Это красный шелкъ горитъ.
Что зубами мыши точатъ
Жизни тоненькое дно,
Это ласточка и дочкe
Отвязала мой челнокъ.
Что на крышe дождь бормочетъ,--
Это черный шелкъ горитъ,
Но черемуха услышитъ
И на днe морскомъ проститъ.
Потому что смерть невинныхъ,
И ничeмъ нельзя помочь,
Что въ горячкe соловьиной
Сердце теплое еще.
--------
Уничтожаетъ пламень
Сухую жизнь мою,
И нынe я не камень,
А дерево пою.
Оно легко и грубо;
Изъ одного куска
И сердцевина дуба,
И весла рыбака.
Вбивайте крeпче сваи,
Стучите, молотки,
О деревянномъ раe,
Гдe вещи такъ легки.
--------
Мнe Тифлисъ горбатый снится,
Сазандарiй стонъ звенитъ,
На мосту народъ толпится,
Вся ковровая столица,
А внизу Кура шумитъ.
Надъ Курою есть духаны,
Гдe вино и милый пловъ,
И духанщикъ тамъ румяный
Подаетъ гостямъ стаканы
И служить тебe готовъ.
Кахетинское густое
Хорошо въ подвалe пить,
Тамъ въ прохладe, тамъ въ покоe
Пейте вдоволь, пейте двое:
Одному не надо пить.
Въ самомъ маленькомъ духанe
Ты товарища найдешь.
Если спросишь Телiани.
Поплыветъ Тифлисъ въ туманe,
Ты въ духанe поплывешь.
--------
Американка въ двадцать лeтъ
Должна добраться до Египта,
Забывъ Титаника совeтъ,
Что спитъ на днe мрачнeе крипта.
Въ Америкe гудки поютъ,
И красныхъ небоскребовъ трубы
Холоднымъ тучамъ отдаютъ
Свои прокопченныя губы.
И въ Луврe океана дочь
Стоитъ, прекрасная, какъ тополь,
Чтобъ мраморъ сахарный толочь,
Влeзаетъ бeлкой на Акрополь.
Не понимая ничего,
Читаетъ Фауста въ вагонe
И сожалeетъ, отчего
Людовикъ больше не на тронe.
--------
Сестры тяжесть и нeжность,-- одинаковы ваши примeты,
Медуницы и осы тяжелую розу сосутъ,
Человeкъ умираетъ, песокъ остываетъ согрeтый,
И вчерашнее солнце на черныхъ носилкахъ несутъ.
Ахъ, тяжелыя соты и нeжныя сeти,
Легче камень поднять, чeмъ вымолвить слово -- любить,
У меня остается одна забота на свeтe,
Золотая забота, какъ времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившiйся воздухъ,
Время вспахано плугомъ, и роза землею была,
Въ медленномъ водоворотe тяжелыя нeжныя розы,
Розы тяжесть и нeжность въ двойные вeнки заплела.
1920
--------
1
Я наравнe съ другими
Хочу тебe служить,
Отъ ревности сухими
Губами ворожить.
Не утоляетъ слово
Мнe пересохшихъ устъ,
И безъ тебя мнe снова
Дремучiй воздухъ пустъ.
2
Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И самъ себя несу я,
Какъ жертву, палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь;
На дикую, чужую
Мнe подмeнили кровь.
3
Еще одно мгновенье,
И я скажу тебe:
Не радость, а мученье
Я нахожу въ тебe.
И, словно преступленье,
Меня къ тебe влечетъ
Искусанный въ смятеньи,
Вишневый нeжный ротъ.
4
Вернись ко мнe скорeе:
Мнe страшно безъ тебя.
Я никогда сильнeе
Не чувствовалъ тебя.
И въ полуночной драмe,
Во снe иль наяву,
Въ тревогe иль въ истомe --
Но я тебя зову.
1920
--------
1
Чуть мерцаетъ призрачная сцена,
Хоры слабые тeней,
Захлестнула шелкомъ Мельпомена
Окна храмины своей.
Чернымъ таборомъ стоятъ кареты,
На дворe морозъ трещитъ,
Все космато: люди и предметы,
И горячiй снeгъ хруститъ.
2
Понемногу челядь разбираетъ
Шубъ медвeжьихъ вороха,
Въ суматохe бабочка летаетъ,
Розу кутаютъ въ мeха.
Модной пестряди кружки и мошки,
Театральный легкiй жаръ,
А на улицe мигаютъ плошки,
И тяжелый валитъ паръ.
3
Кучера измаялись отъ крика,
И кромeшна ночи тьма.
Ничего, голубка Эвридика,
Что у насъ студеная зима.
Слаще пeнья итальянской рeчи
Для меня родной языкъ,
Ибо въ немъ таинственно лепечетъ
Чужеземныхъ арфъ родникъ.
4
Пахнетъ дымомъ бeдная овчина,
Отъ сугроба улица черна.
Изъ блаженнаго, пeвучаго притона
Къ намъ летитъ безсмертная весна,
Чтобы вeчно арiя звучала
"Ты вернешься на зеленые луга" --
И живая ласточка упала
На горячiе снeга.
--------
1
Веницейской жизни мрачной и безплодной
Для меня значенiе свeтло,
Вотъ она глядитъ съ улыбкою холодной
Въ голубое дряхлое стекло.
2
Тонкiй воздухъ, кожи синiя прожилки,
Бeлый снeгъ, зеленая парча,
Всeхъ кладутъ на кипарисныя носилки,
Сонныхъ, теплыхъ вынимаютъ изъ плаща.
3
И горятъ, горятъ въ корзинахъ свeчи,
Словно голубь залетeлъ въ ковчегъ,
На театрe и на праздномъ вeчe
Умираетъ человeкъ.
4
Ибо нeтъ спасенья отъ любви и страха,
Тяжелeе платины Сатурново кольцо,
Чернымъ бархатомъ завeшенная плаха
И прекрасное лицо.
5
Тяжелы твои, Венецiя, уборы,
Въ кипарисныхъ рамахъ зеркала.
Воздухъ твой граненый. Въ спальнe таютъ горы
Голубого, дряхлаго стекла.
6
Только въ пальцахъ роза или склянка,
Адрiатика зеленая, прости,
Что же ты молчишь, скажи, венецiанка?
Какъ отъ этой смерти праздничной уйти?
7
Черный Весперъ въ зеркалe мерцаетъ,
Все проходитъ. Истина темна.
Человeкъ родится. Жемчугъ умираетъ.
И Сусанна старцевъ ждать должна.
1920
--------
Мнe жалко, что теперь зима,
И комаровъ не слышно въ домe,
Но ты напомнила сама
О легкомысленной соломe.
Стрекозы вьются въ синевe,
И ласточкой кружится мода,
Корзиночка на головe --
Или напыщенная ода?
Совeтовать я не берусь,
И безполезны отговорки,
Но взбитыхъ сливокъ вeченъ вкусъ
И запахъ апельсинной корки.
Ты все толкуешь наобумъ,
Отъ этого ничуть не хуже,
Что дeлать: самый нeжный умъ
Весь помeщается снаружи.
И ты пытаешься желтокъ
Взбивать разсерженною ложкой,
Онъ побeлeлъ, онъ изнемогъ --
И все-таки, еще немножко...
Въ тебe все дразнитъ, все поетъ,
Какъ итальянская рулада.
И маленькiй вишневый ротъ
Сухого проситъ винограда.
Такъ не старайся быть умнeй,
Въ тебe все прихоть, все минута.
И тeнь отъ шапочки твоей
Венецiанская баута.
Декабрь 1920
--------
Вотъ дароносица, какъ солнце золотое
Повисла въ воздухe -- великолeпный мигъ.
Здeсь долженъ прозвучать лишь греческiй языкъ:
Взять въ руки цeлый миръ, какъ яблоко простое.
Богослуженiя торжественный зенитъ,
Свeтъ въ круглой храминe подъ куполомъ въ iюлe,
Чтобъ полной грудью мы внe времени вздохнули
О луговинe той, гдe время не бeжитъ.
И Евхаристiя, какъ вeчный полдень длится --
Всe причащаются, играютъ и поютъ,
И на виду у всeхъ божественный сосудъ
Неисчерпаемымъ веселiемъ струится.
--------
Когда Психея-жизнь спускается къ тeнямъ
Въ полупрозрачный лeсъ вослeдъ за Персефоной,
Слeпая ласточка бросается къ ногамъ
Съ стигiйской нeжностью и вeткою зеленой.
Навстрeчу бeженкe спeшитъ толпа тeней,
Товарку новую встрeчая причитаньемъ,
И руки слабыя ломаютъ передъ ней
Съ недоумeнiемъ и робкимъ упованьемъ.
Кто держитъ зеркальце, кто баночку духовъ;
Душа вeдь женщина, ей нравятся бездeлки,
И лeсъ безлиственный прозрачныхъ голосовъ
Сухiя жалобы кропятъ, какъ дождикъ мелкiй.
И въ нeжной сутолкe не зная, что начать,
Душа не узнаетъ прозрачныя дубравы,
Дохнетъ на зеркало и медлитъ передать
Лепешку мeдную съ туманной переправы.
--------
Возьми на радость изъ моихъ ладоней
Немного солнца и немного меда,
Какъ намъ велeли пчелы Персефоны.
Не отвязать неприкрeпленной лодки,
Не услыхать въ мeха обутой тeни,
Не превозмочь въ дремучей жизни страха.
Намъ остаются только поцeлуи,
Мохнатыя, какъ маленькiя пчелы,
Что умираютъ, вылетeвъ изъ улья.
Они шуршатъ въ прозрачныхъ дебряхъ ночи,
Ихъ родина дремучiй лeсъ Тайгета,
Ихъ пища -- время, медуница, мята.
Возьми жъ на радость дикiй мой подарокъ --
Невзрачное сухое ожерелье
Изъ мертвыхъ пчелъ, медъ превратившихъ въ солнце.
--------
1
Прославимъ, братья, сумерки свободы,
Великiй сумеречный годъ.
Въ кипящiя ночныя воды
Опущенъ грузный лeсъ тенетъ.
Восходишь ты въ глухiе годы,
О, солнце, судiя-народъ.
2
Прославимъ роковое бремя,
Которое въ слезахъ народный вождь беретъ.
Прославимъ власти сумрачное бремя,
Ее невыносимый гнетъ.
Въ комъ сердце есть, тотъ долженъ слышать, время,
Какъ твой корабль ко дну идетъ.
3
Мы въ легiоны боевые
Связали ласточекъ, и вотъ
Не видно солнца, вся стихiя
Щебечетъ, движется, живетъ,
Сквозь сeти сумерки густыя
Не видно солнца, и земля плыветъ.
4
Ну что жъ, попробуемъ: огромный, неуклюжiй,
Скрипучiй поворотъ руля.
Земля плыветъ. Мужайтесь, мужи,
Какъ плугомъ, океанъ дeля,
Мы будемъ помнить и въ летейской стужe,
Что десяти небесъ намъ стоила земля.
--------
1
На страшной высотe блуждающiй огонь,
Но развe такъ звeзда мерцаетъ?
Прозрачная звeзда, блуждающiй огонь,
Твой братъ, Петрополь, умираетъ.
2
На страшной высотe земные сны горятъ,
Зеленая звeзда летаетъ.
О, если ты звeзда,-- воды и неба братъ,
Твой братъ, Петрополь, умираетъ.
3
Чудовищный корабль на страшной высотe
Несется, крылья расправляетъ.
Зеленая звeзда, въ прекрасной нищетe
Твой братъ, Петрополь, умираетъ.
4
Прозрачная весна надъ черною Невой
Сломалась. Воскъ безсмертья таетъ.
О, если ты звeзда -- Петрополь, городъ твой,
Твой братъ, Петрополь, умираетъ.
--------
1
Я слово позабылъ, что я хотeлъ сказать:
Слeпая ласточка въ чертогъ тeней вернется
На крыльяхъ срeзанныхъ съ прозрачными играть.
Въ безпамятствe ночная пeснь поется.
2
Не слышно птицъ. Безсмертникъ не цвeтетъ,
Прозрачны гривы табуна ночного,
Въ сухой рeкe пустой челнокъ плыветъ,
Среди кузнечиковъ безпамятствуетъ слово.
3
И медленно растетъ какъ бы шатеръ иль храмъ,
То вдругъ прикинется безумной Антигоной,
То мертвой ласточкой бросается къ ногамъ
Съ стигiйской нeжностью и вeткою зеленой.
4
О, если бы вернуть и зрячихъ пальцевъ стыдъ.
И выпуклую радость узнаванья,
Я такъ боюсь рыданья Аонидъ,
Тумана, звона и зiянья.
5
А смертнымъ власть дана любить и узнавать,
Для нихъ и звукъ въ персты прольется,
Но я забылъ, что я хочу сказать,
И мысль безплотная въ чертогъ тeней вернется.
6
Все не о томъ прозрачная твердитъ,
Все ласточка, подружка, Антигона...
А на губахъ, какъ черный ледъ, горитъ
Стигiйскаго воспоминанье звона.
1920
--------
За то, что я руки твои не сумeлъ удержать,
За то, что я предалъ соленыя нeжныя губы,
Я долженъ разсвeта въ дремучемъ акрополe ждать.
Какъ я ненавижу плакучiе древнiе срубы.
Ахейскiе мужи во тьмe снаряжаютъ коня,
Зубчатыми пилами въ стeны вгрызаются крeпко,
Никакъ не уляжется крови сухая возня,
И нeтъ для тебя ни названья, ни звука, ни слeпка.
Какъ могъ я подумать, что ты возвратишься, какъ смeлъ!
Зачeмъ преждевременно я отъ тебя оторвался!
Еще не разсeялся мракъ, и пeтухъ не пропeлъ,
Еще въ древесину горячiй топоръ не врeзался.
Прозрачной слезой на стeнахъ проступила смола,
И чувствуетъ городъ свои деревянныя ребра,
Но хлынула къ лeстницамъ кровь и на приступъ пошла,
И трижды приснился мужамъ соблазнительный образъ.
Гдe милая Троя, гдe царскiй, гдe дeвичiй домъ?
Онъ будетъ разрушенъ, высокiй Прiамовъ скворешникъ.
И падаютъ стрeлы сухимъ деревяннымъ дождемъ,
И стрeлы другiя растутъ на землe, какъ орeшникъ.
Послeдней звeзды безболeзненно гаснетъ уколъ,
И сeрою ласточкой утро въ окно постучится,
И медленный день, какъ въ соломe проснувшiйся волъ
На стогнахъ шершавыхъ отъ долгаго сна шевелится.
Декабрь 1920
--------
Исакiй подъ фатой молочной бeлизны
Стоитъ сeдою голубятней,
И посохъ бередитъ сeдыя тишины
И чинъ воздушный сердцу внятный.
Столeтнихъ панихидъ блуждающiй призра'къ,
Широкiй выносъ плащаницы,
И въ ветхомъ неводe генисаретскiй мракъ
Великопостныя седмицы.
Ветхозавeтный дымъ на теплыхъ алтаряхъ
И iерея возгласъ сирый,
Смиренникъ царственный: снeгъ чистый на плечахъ
И одичалыя порфиры.
Соборы вeчные Софiи и Петра,
Амбары воздуха и свeта,
Зернохранилища вселенскаго добра,
И риги новаго завeта.
Не къ вамъ влечется духъ въ годины тяжкихъ бeдъ,
Сюда влачится по ступенямъ
Широкопасмурнымъ несчастья волчiй слeдъ,
Ему вовeки не измeнимъ.
Зане свободенъ рабъ, преодолeвшiй страхъ,
И сохранилось свыше мeры
Въ прохладныхъ житницахъ, въ глубокихъ закромахъ
Зерно глубокой, полной вeры.
1921.
Мы сходимъ медленно съ ума,
Холоднаго и чистаго рейнвейна
Предложитъ намъ жестокая зима.
Въ серебряномъ ведрe намъ предлагаетъ стужа
Валгаллы бeлое вино,
И свeтлый образъ сeвернаго мужа
Напоминаетъ намъ оно.
Но сeверные скальды грубы,
Не знаютъ радостей игры,
И сeвернымъ дружинамъ любы
Янтарь, пожары и пиры.
Имъ только снится воздухъ юга,
Чужого неба волшебство.
-- И все-таки упрямая подруга
Откажется попробовать его.
1917
--------
Среди священниковъ левитомъ молодымъ
На стражe утренней онъ долго оставался.
Ночь iудейская сгущалася надъ нимъ,
И храмъ разрушенный угрюмо созидался.
Онъ говорилъ: Небесъ тревожна желтизна,
Ужъ надъ Евфратомъ ночь, бeгите, iереи.
А старцы думали: Не наша въ томъ вина.
Се черно-желтый свeтъ, се радость Iудеи.
Онъ съ нами былъ, когда на берегу ручья
Мы въ драгоцeнный ленъ субботу пеленали
И семисвeщникомъ тяжелымъ освeщали
Iерусалима ночь и чадъ небытiя.
1917
--------
1
Золотистаго меду струя изъ бутылки текла
Такъ тягуче и долго, что молвить хозяйка успeла:
Здeсь, въ печальной Тавриде, куда насъ судьба занесла,
Мы совсeмъ не скучаемъ, -- и черезъ плечо поглядeла.
2
Всюду Бахуса службы, какъ будто на свeтe одни
Сторожа и собаки. Идешь -- никого не замeтишь.
Какъ тяжелыя бочки, спокойные катятся дни.
Далеко въ шалашe голоса: не поймешь, не отвeтишь.
3
Послe чаю мы вышли въ огромный, коричневый садъ,
Какъ рeсницы, на окнахъ опущены темные шторы,
Мимо бeлыхъ колоннъ мы пошли посмотрeть виноградъ,
Гдe воздушнымъ стекломъ обливаются сонныя горы.
4
Я сказалъ: Виноградъ какъ старинная битва живетъ,
Гдe курчавые всадники бьются въ кудрявомъ порядкe.
Въ каменистой Тавриде наука Эллады -- и вотъ
Золотыхъ десятинъ благородныя ржавыя грядки.
5
Ну, а въ комнатe бeлой, какъ прялка, стоитъ тишина,
Пахнетъ уксусомъ, краской и свeжимъ виномъ изъ подвала.
Помнишь, въ греческомъ домe любимая всeми жена,
Не Елена -- другая -- какъ долго она вышивала.
6
Золотое руно, гдe же ты, золотое руно --
Всю дорогу шумeли морскiя тяжелыя волны,
И, покинувъ корабль, натрудившiй въ моряхъ полотно,
Одиссей возвратился, пространствомъ и временемъ полный.
1917
--------
Въ тотъ вечеръ не гудeлъ стрeльчатый лeсъ органа.
Намъ пeла Шуберта родная колыбель,
Шумeла мельница, и въ пeсняхъ урагана
Смeялся музыки голубоглазый хмель.
Старинной пeсни мiръ коричневый, зеленый,
Но только вeчно-молодой,
Гдe соловьиныхъ липъ рокочущiя кроны
Съ звeриной яростью качаетъ царь лeсной.
И сила страшная ночного возвращенья,
Та пeсня дикая, какъ черное вино.
Это двойникъ -- пустое привидeнье
Безсмысленно глядитъ въ холодное окно.
1918
--------
Твое чудесное произношенье,
Горячiй посвистъ хищныхъ птицъ,
Скажу ль -- живое впечатлeнье
Какихъ-то шелковыхъ рeсницъ.
"Что" -- Голова отяжелeла...
"Во" -- Это я тебя зову.
И далеко прошелестeло:
Я тоже на землe живу.
Пусть говорятъ: любовь крылата.
Смерть окрыленнeе стократъ.
Еще душа борьбой объята,
А наши губы къ ней летятъ.
И столько воздуха, и шелка,
И вeтра въ шепотe твоемъ,
И, какъ слeпые, ночью долгой
Мы смeсь безсолнечную пьемъ.
1918
--------
1
Я изучилъ науку разставанья
Въ простоволосыхъ жалобахъ ночныхъ.
Жуютъ волы, и длится ожиданье,
Послeднiй часъ веселiй городскихъ,
И чту обрядъ той пeтушиной ночи,
Когда, поднявъ дорожной скорби грузъ,
Глядeли въ даль заплаканныя очи,
И женскiй плачъ мeшался съ пeньемъ музъ.
2
Кто можетъ знать при словe -- разставанье,
Какая намъ разлука предстоитъ,
Что намъ сулитъ пeтушье восклицанье,
Когда огонь въ Акрополе горитъ,
И на зарe какой то новой жизни,
Когда въ сeняхъ лeниво волъ жуетъ,
Зачeмъ пeтухъ, глашатай новой жизни,
На городской стeнe крылами бьетъ?
3
И я люблю обыкновенье пряжи,
Снуетъ челнокъ, веретено жужжитъ.
Смотри, навстрeчу, словно пухъ лебяжiй,
Уже босая Делiя летитъ.
О, нашей жизни скудная основа,
Куда какъ бeденъ радости языкъ!
Все было встарь, все повторится снова,
И сладокъ намъ лишь узнаванья мигъ.
4
Да будетъ такъ: прозрачная фигурка
На чистомъ блюдe глиняномъ лежитъ,
Какъ бeличья распластанная шкурка,
Склонясь надъ воскомъ, дeвушка глядитъ.
Не намъ гадать о греческомъ Эребe,
Для женщинъ воскъ, что для мужчины мeдь.
Намъ только въ битвахъ выпадаетъ жребiй,
А имъ дано гадая умереть.
1918
--------
1
На каменныхъ отрогахъ Пiэрiи
Водили музы первый хороводъ,
Чтобы, какъ пчелы, лирники слeпые
Намъ подарили iонiйскiй медъ.
И холодкомъ повeяло высокимъ
Отъ выпукло-дeвическаго лба,
Чтобы раскрылись правнукамъ далекимъ
Архипелага нeжные гроба.
2
Бeжитъ весна топтать луга Эллады,
Обула Сафо пестрый сапожекъ,
И молоточками куютъ цикады,
Какъ въ пeсенкe поется перстенекъ.
Высокiй домъ построилъ плотникъ дюжiй,
На свадьбу всeхъ передушили куръ,
И растянулъ сапожникъ неуклюжiй
На башмаки всe пять воловьихъ шкуръ.
3
Нерасторопна черепаха-лира,
Едва-едва безпалая ползетъ,
Лежитъ себe на солнышкe Эпира,
Тихонько грeя золотой животъ.
Ну, кто ее такую приласкаетъ,
Кто спящую ее перевернетъ?
Она во снe Терпандра ожидаетъ,
Сухихъ перстовъ предчувствуя налетъ.
4
Поитъ дубы холодная криница,
Простоволосая шумитъ трава,
На радость осамъ пахнетъ медуница.
О, гдe же вы, святые острова,
Гдe не eдятъ надломленнаго хлeба,
Гдe только медъ, вино и молоко,
Скрипучiй трудъ не омрачаетъ неба,
И колесо вращается легко.
1919
--------
1
Идемъ туда, гдe разныя науки
И ремесло -- шашлыкъ и чебуреки,
Гдe вывeска, изображающая брюки,
Даетъ понятье намъ о человeкe.
Мужской сюртукъ -- безъ головы стремленье,
Цирюльника летающая скрипка
И месмерическiй утюгъ -- явленье
Небесныхъ прачекъ -- тяжести улыбка...
2
Здeсь дeвушки старeющiя въ челкахъ
Обдумываютъ странные наряды,
И адмиралы въ твердыхъ треуголкахъ
Припоминаютъ сонъ Шехеразады.
Прозрачна даль. Немного винограда,
И неизмeнно дуетъ вeтеръ свeжiй.
Недалеко отъ Смирны и Богдада,
Но трудно плыть, а звeзды всюду тe же.
1919
--------
1
Въ хрустальномъ омутe какая крутизна!
За насъ сiенскiе предстательствуютъ горы,
И сумасшедшихъ скалъ колючiе соборы
Повисли въ воздухe, гдe шерсть и тишина.
2
Съ висячей лeстницы пророковъ и царей
Спускается органъ, святого духа крeпость,
Овчарокъ бодрый лай и добрая свирeпость,
Овчины пастуховъ и посохи судей.
3
Вотъ неподвижная земля, и вмeстe съ ней
Я христiанства пью холодный горный воздухъ,
Крутое Вeрую и псалмопeвца роздыхъ,
Ключи и рубища апостольскихъ церквей.
4
Какая линiя могла бы передать
Хрусталь высокихъ нотъ въ эфирe укрeпленномъ,
И съ христiанскихъ горъ въ пространствe изумленномъ,
Какъ Палестины пeснь, нисходитъ благодать.
1919
--------
Природа тотъ же Римъ, и отразилась въ немъ.
Мы видимъ образы его гражданской мощи
Въ прозрачномъ воздухe, какъ въ циркe голубомъ,
На форумe полей и въ колоннадe рощи.
Природа тотъ же Римъ, и кажется опять
Намъ незачeмъ боговъ напрасно безпокоить,
Есть внутренности жертвъ, чтобъ о войнe гадать,
Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить.
--------
Только дeтскiя книги читать,
Только дeтскiя думы лелeять,
Все большое далеко развeять,
Изъ глубокой печали возстать.
Я отъ жизни смертельно усталъ,
Ничего отъ нея не прiемлю,
Но люблю мою бeдную землю,
Оттого что иной не видалъ.
Я качался въ далекомъ саду
На простой деревянной качели,
И высокiя темныя ели
Вспоминаю въ туманномъ бреду.
--------
Вернись въ смeсительное лоно,
Откуда, Лiя, ты пришла,
За то, что солнцу Иллiона
Ты желтый сумракъ предпочла.
Иди, никто тебя не тронетъ,
На грудь отца, въ глухую ночь,
Пускай главу свою уронитъ
Кровосмeсительница-дочь.
Но роковая перемeна
Въ тебe исполниться должна.
Ты будешь Лiя -- не Елена.
Не потому наречена,
Что царской крови тяжелeе
Струиться въ жилахъ, чeмъ другой --
Нeтъ, ты полюбишь iудея,
Исчезнешь въ немъ -- и Богъ съ тобой.
--------
О, этотъ воздухъ, смутой пьяный,
На черной площади Кремля
Качаютъ шаткiй "миръ" смутьяны,
Тревожно пахнутъ тополя.
Соборовъ восковые лики,
Колоколовъ дремучiй лeсъ,
Какъ бы разбойникъ безъязыкiй
Въ стропилахъ каменныхъ исчезъ.
А въ запечатанныхъ соборахъ,
Гдe и прохладно, и темно,
Какъ въ нeжныхъ глиняныхъ амфорахъ,
Играетъ русское вино.
Успенскiй, дивно округленный,
Весь удивленье райскихъ дугъ,
И Благовeщенскiй, зеленый,
И, мнится, заворкуетъ вдругъ.
Архангельскiй и Воскресенья
Просвeчиваютъ, какъ ладонь --
Повсюду скрытое горeнье,
Въ кувшинахъ спрятанный огонь...
--------
1
Въ Петербургe мы сойдемся снова,
Словно солнце мы похоронили въ немъ,
И блаженное, безсмысленное слово
Въ первый разъ произнесемъ.
Въ черномъ бархатe совeтской ночи,
Въ бархатe всемiрной пустоты,
Все поютъ блаженныхъ женъ родныя очи,
Все цвeтутъ безсмертные цвeты.
2
Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоитъ,
Только злой моторъ во мглe промчится
И кукушкой прокричитъ.
Мнe не надо пропуска ночного,
Часовыхъ я не боюсь:
За блаженное, безсмысленное слово
Я въ ночи совeтской помолюсь.
3
Слышу легкiй театральный шорохъ
И дeвическое "ахъ" --
И безсмертныхъ розъ огромный ворохъ
У Киприды на рукахъ.
У костра мы грeемся отъ скуки,
Можетъ быть вeка пройдутъ,
И блаженныхъ женъ родныя руки
Легкiй пепелъ соберутъ.
4
Гдe то грядки красныя партера,
Пышно взбиты шифоньерки ложъ;
Заводная кукла офицера;
Не для черныхъ душъ и низменныхъ святошъ...
Что жъ, гаси, пожалуй, наши свeчи
Въ черномъ бархатe всемiрной пустоты,
Все поютъ блаженныхъ женъ крутыя плечи,
А ночного солнца не замeтишь ты.
25 ноября 1920 г.
--------
На перламутровый челнокъ
Натягивая шелка нити,
О, пальцы гибкiе, начните
Очаровательный урокъ.
Приливы и отливы рукъ,
Однообразныя движенья,
Ты заклинаешь, безъ сомнeнья,
Какой-то солнечный испугъ,
Когда широкая ладонь,
Какъ раковина, пламенeя,
То гаснетъ, къ тeнямъ тяготeя,
То въ розовый уйдетъ огонь.
--------
Отъ легкой жизни мы сошли съ ума.
Съ утра вино, а съ вечера похмелье.
Какъ удержать напрасное веселье,
Румянецъ твой, о пьяная чума?
Въ пожатьи рукъ мучительный обрядъ,
На улицахъ ночные поцeлуи,
Когда рeчныя тяжелeютъ струи,
И фонари, какъ факелы, горятъ.
Мы смерти ждемъ, какъ сказочнаго волка,
Но я боюсь, что раньше всeхъ умретъ
Тотъ, у кого тревожно-красный ротъ
И на глаза спадающая челка.
--------
Что поютъ часы-кузнечикъ,
Лихорадка шелеститъ,
И шуршитъ сухая печка,--
Это красный шелкъ горитъ.
Что зубами мыши точатъ
Жизни тоненькое дно,
Это ласточка и дочкe
Отвязала мой челнокъ.
Что на крышe дождь бормочетъ,--
Это черный шелкъ горитъ,
Но черемуха услышитъ
И на днe морскомъ проститъ.
Потому что смерть невинныхъ,
И ничeмъ нельзя помочь,
Что въ горячкe соловьиной
Сердце теплое еще.
--------
Уничтожаетъ пламень
Сухую жизнь мою,
И нынe я не камень,
А дерево пою.
Оно легко и грубо;
Изъ одного куска
И сердцевина дуба,
И весла рыбака.
Вбивайте крeпче сваи,
Стучите, молотки,
О деревянномъ раe,
Гдe вещи такъ легки.
--------
Мнe Тифлисъ горбатый снится,
Сазандарiй стонъ звенитъ,
На мосту народъ толпится,
Вся ковровая столица,
А внизу Кура шумитъ.
Надъ Курою есть духаны,
Гдe вино и милый пловъ,
И духанщикъ тамъ румяный
Подаетъ гостямъ стаканы
И служить тебe готовъ.
Кахетинское густое
Хорошо въ подвалe пить,
Тамъ въ прохладe, тамъ въ покоe
Пейте вдоволь, пейте двое:
Одному не надо пить.
Въ самомъ маленькомъ духанe
Ты товарища найдешь.
Если спросишь Телiани.
Поплыветъ Тифлисъ въ туманe,
Ты въ духанe поплывешь.
--------
Американка въ двадцать лeтъ
Должна добраться до Египта,
Забывъ Титаника совeтъ,
Что спитъ на днe мрачнeе крипта.
Въ Америкe гудки поютъ,
И красныхъ небоскребовъ трубы
Холоднымъ тучамъ отдаютъ
Свои прокопченныя губы.
И въ Луврe океана дочь
Стоитъ, прекрасная, какъ тополь,
Чтобъ мраморъ сахарный толочь,
Влeзаетъ бeлкой на Акрополь.
Не понимая ничего,
Читаетъ Фауста въ вагонe
И сожалeетъ, отчего
Людовикъ больше не на тронe.
--------
Сестры тяжесть и нeжность,-- одинаковы ваши примeты,
Медуницы и осы тяжелую розу сосутъ,
Человeкъ умираетъ, песокъ остываетъ согрeтый,
И вчерашнее солнце на черныхъ носилкахъ несутъ.
Ахъ, тяжелыя соты и нeжныя сeти,
Легче камень поднять, чeмъ вымолвить слово -- любить,
У меня остается одна забота на свeтe,
Золотая забота, какъ времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившiйся воздухъ,
Время вспахано плугомъ, и роза землею была,
Въ медленномъ водоворотe тяжелыя нeжныя розы,
Розы тяжесть и нeжность въ двойные вeнки заплела.
1920
--------
1
Я наравнe съ другими
Хочу тебe служить,
Отъ ревности сухими
Губами ворожить.
Не утоляетъ слово
Мнe пересохшихъ устъ,
И безъ тебя мнe снова
Дремучiй воздухъ пустъ.
2
Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И самъ себя несу я,
Какъ жертву, палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь;
На дикую, чужую
Мнe подмeнили кровь.
3
Еще одно мгновенье,
И я скажу тебe:
Не радость, а мученье
Я нахожу въ тебe.
И, словно преступленье,
Меня къ тебe влечетъ
Искусанный въ смятеньи,
Вишневый нeжный ротъ.
4
Вернись ко мнe скорeе:
Мнe страшно безъ тебя.
Я никогда сильнeе
Не чувствовалъ тебя.
И въ полуночной драмe,
Во снe иль наяву,
Въ тревогe иль въ истомe --
Но я тебя зову.
1920
--------
1
Чуть мерцаетъ призрачная сцена,
Хоры слабые тeней,
Захлестнула шелкомъ Мельпомена
Окна храмины своей.
Чернымъ таборомъ стоятъ кареты,
На дворe морозъ трещитъ,
Все космато: люди и предметы,
И горячiй снeгъ хруститъ.
2
Понемногу челядь разбираетъ
Шубъ медвeжьихъ вороха,
Въ суматохe бабочка летаетъ,
Розу кутаютъ въ мeха.
Модной пестряди кружки и мошки,
Театральный легкiй жаръ,
А на улицe мигаютъ плошки,
И тяжелый валитъ паръ.
3
Кучера измаялись отъ крика,
И кромeшна ночи тьма.
Ничего, голубка Эвридика,
Что у насъ студеная зима.
Слаще пeнья итальянской рeчи
Для меня родной языкъ,
Ибо въ немъ таинственно лепечетъ
Чужеземныхъ арфъ родникъ.
4
Пахнетъ дымомъ бeдная овчина,
Отъ сугроба улица черна.
Изъ блаженнаго, пeвучаго притона
Къ намъ летитъ безсмертная весна,
Чтобы вeчно арiя звучала
"Ты вернешься на зеленые луга" --
И живая ласточка упала
На горячiе снeга.
--------
1
Веницейской жизни мрачной и безплодной
Для меня значенiе свeтло,
Вотъ она глядитъ съ улыбкою холодной
Въ голубое дряхлое стекло.
2
Тонкiй воздухъ, кожи синiя прожилки,
Бeлый снeгъ, зеленая парча,
Всeхъ кладутъ на кипарисныя носилки,
Сонныхъ, теплыхъ вынимаютъ изъ плаща.
3
И горятъ, горятъ въ корзинахъ свeчи,
Словно голубь залетeлъ въ ковчегъ,
На театрe и на праздномъ вeчe
Умираетъ человeкъ.
4
Ибо нeтъ спасенья отъ любви и страха,
Тяжелeе платины Сатурново кольцо,
Чернымъ бархатомъ завeшенная плаха
И прекрасное лицо.
5
Тяжелы твои, Венецiя, уборы,
Въ кипарисныхъ рамахъ зеркала.
Воздухъ твой граненый. Въ спальнe таютъ горы
Голубого, дряхлаго стекла.
6
Только въ пальцахъ роза или склянка,
Адрiатика зеленая, прости,
Что же ты молчишь, скажи, венецiанка?
Какъ отъ этой смерти праздничной уйти?
7
Черный Весперъ въ зеркалe мерцаетъ,
Все проходитъ. Истина темна.
Человeкъ родится. Жемчугъ умираетъ.
И Сусанна старцевъ ждать должна.
1920
--------
Мнe жалко, что теперь зима,
И комаровъ не слышно въ домe,
Но ты напомнила сама
О легкомысленной соломe.
Стрекозы вьются въ синевe,
И ласточкой кружится мода,
Корзиночка на головe --
Или напыщенная ода?
Совeтовать я не берусь,
И безполезны отговорки,
Но взбитыхъ сливокъ вeченъ вкусъ
И запахъ апельсинной корки.
Ты все толкуешь наобумъ,
Отъ этого ничуть не хуже,
Что дeлать: самый нeжный умъ
Весь помeщается снаружи.
И ты пытаешься желтокъ
Взбивать разсерженною ложкой,
Онъ побeлeлъ, онъ изнемогъ --
И все-таки, еще немножко...
Въ тебe все дразнитъ, все поетъ,
Какъ итальянская рулада.
И маленькiй вишневый ротъ
Сухого проситъ винограда.
Такъ не старайся быть умнeй,
Въ тебe все прихоть, все минута.
И тeнь отъ шапочки твоей
Венецiанская баута.
Декабрь 1920
--------
Вотъ дароносица, какъ солнце золотое
Повисла въ воздухe -- великолeпный мигъ.
Здeсь долженъ прозвучать лишь греческiй языкъ:
Взять въ руки цeлый миръ, какъ яблоко простое.
Богослуженiя торжественный зенитъ,
Свeтъ въ круглой храминe подъ куполомъ въ iюлe,
Чтобъ полной грудью мы внe времени вздохнули
О луговинe той, гдe время не бeжитъ.
И Евхаристiя, какъ вeчный полдень длится --
Всe причащаются, играютъ и поютъ,
И на виду у всeхъ божественный сосудъ
Неисчерпаемымъ веселiемъ струится.
--------
Когда Психея-жизнь спускается къ тeнямъ
Въ полупрозрачный лeсъ вослeдъ за Персефоной,
Слeпая ласточка бросается къ ногамъ
Съ стигiйской нeжностью и вeткою зеленой.
Навстрeчу бeженкe спeшитъ толпа тeней,
Товарку новую встрeчая причитаньемъ,
И руки слабыя ломаютъ передъ ней
Съ недоумeнiемъ и робкимъ упованьемъ.
Кто держитъ зеркальце, кто баночку духовъ;
Душа вeдь женщина, ей нравятся бездeлки,
И лeсъ безлиственный прозрачныхъ голосовъ
Сухiя жалобы кропятъ, какъ дождикъ мелкiй.
И въ нeжной сутолкe не зная, что начать,
Душа не узнаетъ прозрачныя дубравы,
Дохнетъ на зеркало и медлитъ передать
Лепешку мeдную съ туманной переправы.
--------
Возьми на радость изъ моихъ ладоней
Немного солнца и немного меда,
Какъ намъ велeли пчелы Персефоны.
Не отвязать неприкрeпленной лодки,
Не услыхать въ мeха обутой тeни,
Не превозмочь въ дремучей жизни страха.
Намъ остаются только поцeлуи,
Мохнатыя, какъ маленькiя пчелы,
Что умираютъ, вылетeвъ изъ улья.
Они шуршатъ въ прозрачныхъ дебряхъ ночи,
Ихъ родина дремучiй лeсъ Тайгета,
Ихъ пища -- время, медуница, мята.
Возьми жъ на радость дикiй мой подарокъ --
Невзрачное сухое ожерелье
Изъ мертвыхъ пчелъ, медъ превратившихъ въ солнце.
--------
1
Прославимъ, братья, сумерки свободы,
Великiй сумеречный годъ.
Въ кипящiя ночныя воды
Опущенъ грузный лeсъ тенетъ.
Восходишь ты въ глухiе годы,
О, солнце, судiя-народъ.
2
Прославимъ роковое бремя,
Которое въ слезахъ народный вождь беретъ.
Прославимъ власти сумрачное бремя,
Ее невыносимый гнетъ.
Въ комъ сердце есть, тотъ долженъ слышать, время,
Какъ твой корабль ко дну идетъ.
3
Мы въ легiоны боевые
Связали ласточекъ, и вотъ
Не видно солнца, вся стихiя
Щебечетъ, движется, живетъ,
Сквозь сeти сумерки густыя
Не видно солнца, и земля плыветъ.
4
Ну что жъ, попробуемъ: огромный, неуклюжiй,
Скрипучiй поворотъ руля.
Земля плыветъ. Мужайтесь, мужи,
Какъ плугомъ, океанъ дeля,
Мы будемъ помнить и въ летейской стужe,
Что десяти небесъ намъ стоила земля.
--------
1
На страшной высотe блуждающiй огонь,
Но развe такъ звeзда мерцаетъ?
Прозрачная звeзда, блуждающiй огонь,
Твой братъ, Петрополь, умираетъ.
2
На страшной высотe земные сны горятъ,
Зеленая звeзда летаетъ.
О, если ты звeзда,-- воды и неба братъ,
Твой братъ, Петрополь, умираетъ.
3
Чудовищный корабль на страшной высотe
Несется, крылья расправляетъ.
Зеленая звeзда, въ прекрасной нищетe
Твой братъ, Петрополь, умираетъ.
4
Прозрачная весна надъ черною Невой
Сломалась. Воскъ безсмертья таетъ.
О, если ты звeзда -- Петрополь, городъ твой,
Твой братъ, Петрополь, умираетъ.
--------
1
Я слово позабылъ, что я хотeлъ сказать:
Слeпая ласточка въ чертогъ тeней вернется
На крыльяхъ срeзанныхъ съ прозрачными играть.
Въ безпамятствe ночная пeснь поется.
2
Не слышно птицъ. Безсмертникъ не цвeтетъ,
Прозрачны гривы табуна ночного,
Въ сухой рeкe пустой челнокъ плыветъ,
Среди кузнечиковъ безпамятствуетъ слово.
3
И медленно растетъ какъ бы шатеръ иль храмъ,
То вдругъ прикинется безумной Антигоной,
То мертвой ласточкой бросается къ ногамъ
Съ стигiйской нeжностью и вeткою зеленой.
4
О, если бы вернуть и зрячихъ пальцевъ стыдъ.
И выпуклую радость узнаванья,
Я такъ боюсь рыданья Аонидъ,
Тумана, звона и зiянья.
5
А смертнымъ власть дана любить и узнавать,
Для нихъ и звукъ въ персты прольется,
Но я забылъ, что я хочу сказать,
И мысль безплотная въ чертогъ тeней вернется.
6
Все не о томъ прозрачная твердитъ,
Все ласточка, подружка, Антигона...
А на губахъ, какъ черный ледъ, горитъ
Стигiйскаго воспоминанье звона.
1920
--------
За то, что я руки твои не сумeлъ удержать,
За то, что я предалъ соленыя нeжныя губы,
Я долженъ разсвeта въ дремучемъ акрополe ждать.
Какъ я ненавижу плакучiе древнiе срубы.
Ахейскiе мужи во тьмe снаряжаютъ коня,
Зубчатыми пилами въ стeны вгрызаются крeпко,
Никакъ не уляжется крови сухая возня,
И нeтъ для тебя ни названья, ни звука, ни слeпка.
Какъ могъ я подумать, что ты возвратишься, какъ смeлъ!
Зачeмъ преждевременно я отъ тебя оторвался!
Еще не разсeялся мракъ, и пeтухъ не пропeлъ,
Еще въ древесину горячiй топоръ не врeзался.
Прозрачной слезой на стeнахъ проступила смола,
И чувствуетъ городъ свои деревянныя ребра,
Но хлынула къ лeстницамъ кровь и на приступъ пошла,
И трижды приснился мужамъ соблазнительный образъ.
Гдe милая Троя, гдe царскiй, гдe дeвичiй домъ?
Онъ будетъ разрушенъ, высокiй Прiамовъ скворешникъ.
И падаютъ стрeлы сухимъ деревяннымъ дождемъ,
И стрeлы другiя растутъ на землe, какъ орeшникъ.
Послeдней звeзды безболeзненно гаснетъ уколъ,
И сeрою ласточкой утро въ окно постучится,
И медленный день, какъ въ соломe проснувшiйся волъ
На стогнахъ шершавыхъ отъ долгаго сна шевелится.
Декабрь 1920
--------
Исакiй подъ фатой молочной бeлизны
Стоитъ сeдою голубятней,
И посохъ бередитъ сeдыя тишины
И чинъ воздушный сердцу внятный.
Столeтнихъ панихидъ блуждающiй призра'къ,
Широкiй выносъ плащаницы,
И въ ветхомъ неводe генисаретскiй мракъ
Великопостныя седмицы.
Ветхозавeтный дымъ на теплыхъ алтаряхъ
И iерея возгласъ сирый,
Смиренникъ царственный: снeгъ чистый на плечахъ
И одичалыя порфиры.
Соборы вeчные Софiи и Петра,
Амбары воздуха и свeта,
Зернохранилища вселенскаго добра,
И риги новаго завeта.
Не къ вамъ влечется духъ въ годины тяжкихъ бeдъ,
Сюда влачится по ступенямъ
Широкопасмурнымъ несчастья волчiй слeдъ,
Ему вовeки не измeнимъ.
Зане свободенъ рабъ, преодолeвшiй страхъ,
И сохранилось свыше мeры
Въ прохладныхъ житницахъ, въ глубокихъ закромахъ
Зерно глубокой, полной вeры.
1921.