увеселительных заведений с тонким вкусом не притворяясь.
Не те пока в кармане деньги.

Юле, как было сказано, нравилось в кафе "Скиф" почти все.
Разве что Лев был ей не слишком интересен. Ей было, конечно,
приятно получить такое приглашение и для общего развития - придти
сюда. Некоторые реплики Льва были и на ее вкус - остроумны. По
крайней мере, она догадывалась, что он шутит. Коктейль был неплох,
хотя и слишком слаб. Музыка же просто восхитительна. Одна песня
про "Любовный параллелепипед" чего стоит. Но хотелось бы ей
продолжить знакомство со Львом? Она сомневалась... Лев явно не был
мужчиной ее мечты. Ее не вводило в заблуждение то, что с нею
кавээновский капитан. Это не профессия. Перспективы неопределенны.
То есть то же самое, что и у многих ее одноклассников, не считая
самых богатых. В таком случае уж лучше дружить с кем-нибудь из
них. Все равно же баловство... Подругам и так уже есть о чем
рассказать.
Впрочем, она еще ничего не решила. Пока что все шло нормально.
Танцы, легкий сигаретный дым, его теплое дыхание. Ведь Юля не
знала, что возле кафе второй час их поджидает Оля Баритончик. Да
не одна, а с кавказской овчаркой, которую она вознамерилась на Юлю
Гуляеву натравить.

"Это вам не театр!" - говорили
пренебрежительно цирковые артисты.
из книги(26)

Четвертую встречу с Олегом Марфа Семеновна посвятила купцу
Бессмертнову, который и построил сто с лишним лет назад здание
нынешней гимназии.
Олег не ждал рассказа про подземный ход. Быть может, он уже не
хотел о нем ничего слышать /правда, видеть еще хотел/. Зато купец
Бессмертнов его заранее интересовал.
Марфа Семеновна помнила его смутно, потому что видела лишь в
раннем детстве. Дедушка ее работал у купца истопником и однажды
чуть не спалил дом. И все из-за маленькой Марфушки, которую он
решил побаловать на Пасху и привел, трехлетнюю, вместо церкви
поглядеть на то, "как люди живут". Но Марфушке, наверно, не
понравилось, как они живут и она начала капризничать. Дедушка
совсем с ней замучился, про обязанности свои забыл и по своей
оплошности позволил огню из огромной изразцовой печки перекинуться
на сушившийся рядом марфушкин платок. /На месте изразцовой печки
находится сейчас учительская. Размеры совпадают/.
В общем, огню марфушкиного платка показалось мало и он
перекинулся на скатерть, на занавески...
Все это заинтересовало Марфушку и она, наконец, угомонилась и
даже смогла улыбнуться. Правда, дедушка этого, к сожалению, не
заметил. Он, почему-то, был происшедшим явно недоволен и попытался
потушить огненную красоту.
Олег неожиданно подумал, что сгори тогда, еще до революции,
купеческий дом - может быть и чекистам потом некуда было въезжать.
И тогда бы ЧК тоже не было. Из чего следует, что подрастающих
строителей коммунизма негде было бы потом воспитывать и советская
власть могла бы обойти их город стороной, не говоря уж о войсках
вермахта с их госпиталями. Конечно, Олег размечтался. Тем более
что в таком случае он бы сам не учился в гуманитарной гимназии. И
Юля Гуляева бы не училась.
А пожар потушили. Усилий одного дедушки оказалось мало и на
его зов сбежался весь дом, в том числе и сам купец первой гильдии
Иван Бессмертнов, довольно щуплый человек, видом скорее напоми
навший какого-нибудь кабинетного ученого. Бессмертнов и по
характеру мало походил на купцов из пьес Островского. Вместо того,
чтобы из дедушки весь дух вытряхнуть и прогнать в три шеи, он,
отдышавшись после тушения пожара, сказал дедушке, чтобы тот в
следующий раз, когда что-нибудь загорится, звал на помощь сразу, а
не тянул до последнего...
Да, странный был купец. Говорили, что в начале века, как и кое-
кто другой из его сословия, увлекался революционными идеями и уже
было пожертвовал социал-демократам огромную сумму. Вроде бы
революционеры и своего казначея купцу прислали. Но Бессмертнов в
последний день передумал. С деньгами теми, правда, расстался, но
пожертвовал их не на революцию, а на цирк, который приехал
накануне в их город.
Цирк-шапито Самсона Алмазова действительно был неплох. Обе
щанного слона, правда, не было, но зато имелись медведь, волк,
лиса и заяц, что в сумме и составляло одного слона. Да и акробаты
творили чудеса, после которых чувствительные дамы падали в
обморок. Но тут на арену выходил клоун Купидон. И дамы оживали,
чтобы посмеяться в соответствии со стоимостью входного билета.
Однако, Иван Бессмертнов обратил особое внимание на фокусника
по имени Ата-Вальпа /естественно, названного в честь вождя инков/.
По взмаху его руки исчезали и медведь, и волк, и лиса, и заяц. Не
говоря уже о головокружительных акробатах и о клоуне Купидоне.
Ненадолго исчезла и одна впечатлительная дама из прежних
бессмертновских знакомых. В общем, Бессмертвов получил безмерное
наслаждение.
Социал-демократы были оскорблены выбором купца /с этого
мгновения - самодура-купчины/. Ладно бы пожертвовал деньги эсерам
или анархистам. Но цирку-шапито? Наверно, с момента поражения
декабрьского вооруженного восстания социал-демократы не испытывали
подобного унижения.
Далее события развивались таким образом, что о них сложно
сказать не соврав. Многое происходило без свидетелей, а бесспорно
лучший свидетель - Марфа Семеновна еще даже не родилась. Дедушка
же ее не был так вездесущ.
Но можно предположить, что социал-демократы не долго терпели
унижение, решив экспроприировать то, что Бессмертнов еще не успел
пожертвовать какому-нибудь зоопарку.
А купец целыми днями пропадал в цирке, пробовал управляться
ходулями и имел некоторый успех, во всяком случае, шею не сломал.
Кормил с руки волка, защекотал страусиным пером до истерики
акробатку Изабеллу Капулетти/ в миру - Грущу Шубину/.
Но больше всего Бессмертвова интересовало, несомненно, уди
вительное искусство Ата-Вальпы. Сам Ата-Вальпа, облаченный во все
белое, был неразговорчив до немоты, беспрестанно курил трубку, вид
имел болезненный. Худое лицо было, например, неестественно желтым,
Купидон утверждал, что такой цвет лица он приобрел в джунглях
Амазонки, где его научили многим своим секретам местные колдуны.
Но кто ж мог это проверить?
Был у Ата-Вальпы любимый номер - зажигать на арене огонь, а
потом доставать из огня всякую всячину. Это вам не каштаны из огня
таскать. На глазах у изумленных зрителей однажды он вытянул из
огня за хвост живого удава. Всего без исключения. Однако избежать
скандала не удалось. В завершении своего выступления Ата-Вальпа
стал жонглировать знаменами.
/Олег, естественно, насторожился/. Кое-кого из городского
начальства, присутствующего на представлении, смутила раскраска
знамен. /Олег привстал/. Дело было на Троицу и кому-то пригрези
лось, что знаки на черных знаменах - зловещие / какие именно знаки
- Марфа Семеновна не знала/. Сыграл свою роль и донос, полученный
накануне полицией. Аноним любезно сообщал, что в цирке шапито
действует опасная секта. Между прочим, язык анонимки был
подозрительно похож на язык передовицы подпольной социал-
демократической газеты "Безбожная искра".
Словом, местные власти потребовали от Самсона Алмазова, и его
цирка-шапито немедленно покинуть пределы губернии.
Сам же Ата-Вальпа провел ночь в полицейском участке, где
фокусы отказался показывать наотрез, а утром был освобожден под
поручительство Ивана Бессмертнова.
Тем же вечером Бессмертнов пригласил к себе домой на
прощальный ужин десятипудового хозяина цирка Самсона Алмазова,
Изабеллу Капулетти, Ата-Вальпу... Жандармский полковник Коршунов-
Зуйков дармовым ужином тоже не пренебрег. Из животных
присутствовал только заяц.
Дедушка Марфы Семеновны был тогда в доме, хотя летом печи
топили крайне редко.
Под утро гости покинули гостеприимный дом /зала, где проходило
застолье, располагалась примерно там, где сейчас компьютерный
класс/. В это время и случился налет.
Как известно, в те далекие времена социал-демократы спали
исключительно днем.
На первом этаже "Анти-Дюрингом" Энгельса разбито было окно, и
в дом влезли трое разгоряченных борцов за счастье всего
человечества.
Дедушка Марфы Семеновны находился неподалеку, на кухне, и
чуткое его ухо уловило непредусмотренный шум. Он самонадеянно
выскочил в коридор и немедленно наткнулся на револьвер, наведенный
улыбающимся революционером прямо в левый глаз.
В общем, дедушку стукнули по макушке рукоятью, и он на
некоторое время "выпал из активной жизни". О дальнейших событиях
дедушке потом рассказала кухарка Матрена.
Революционеры беспрепятственно поднялись в спальню
Бессмертнова и потребовали у того денег. Купец особого желания
отдать деньги не проявил. Тогда один из революционеров вытащил из-
за пазухи бомбу и привязал ее к ручке кровати.
Кстати, дедушка запомнил одного из революционеров, того
самого, кто тукнул его рукоятью револьвера. Им был будущий чекист
Котлов.
Один из экспроприаторов пошел по комнатам - самостоятельно
добывать для партии ценности. Это и сыграло решающую роль. Силы
уравнялись. С одной стороны два большевика, а с другой - Иван
Бессмертнов, который, оказывается, был не совсем один, хотя сам
того не ведал.
В самую ответственную минуту из-за двери выскочил дрессиро
ванный заяц /как в анекдоте/, позабытый подгулявшими циркачами. В
азарте он прыгнул на голову предводителя налетчиков и забарабанил
тому по голове. Надо сказать, что в лапах совершенно трезвого
зайца был взятый с тумбочки труд Платона /сочинение, перевод и
объяснения проф. Карпова, изд.2-ое, испр. и дополн. СПб, 1863-
1879/.
Появление агрессивного зайца настолько поразило революционера,
что он на некоторое время стал безопасен. Второго /им был Котлов/,
тоже слегка опешившего, обезоружил сам Иван Бессмертнов.
Когда на шум прибежал третий экспроприатор - в него даже не
пришлось стрелять. Бессмертнов воспользовался канделябром, причем
успев выбрать тот, что не так жалко.
Через полчаса примчалась полиция.
- А что стало с зайцем? - спросил Олег с тревогой.
- Дедушка говорил, что когда подоспела полиция - заяц
испугался содеянного и убежал в подвал.
- Опять в подвал... А дальше?
- Зайца так и не нашли.
Олег задал еще вопрос о черных знаменах Ата-Вальпы, но о них
Марфа Семеновна ничего сказать не могла. Может быть это не так
плохо, потому что Олегу к завтрашнему уроку надо было перевести
три страницы немецкого текста.

Точка 11 /сюань-ли/ симметричная,
находится на пересечении горизонтальной
линии, проведенной по верхнему краю
уха, и линии, отстоящей на 1,5 см сзади
от границы волосистой части головы на
виске.
из книги(27)

Сцена, разыгравшаяся возле кафе "Скиф" в тот слякотный
ноябрьский вечер вышла запоминающаяся и описана, в частности, в
передовой статье "Оскорблена и покусана" газеты "Первая моло
дость". Автор, впрочем, дал волю фантазии, утверждая, что покусала
Юлю Гуляеву непосредственно Оля Баритончик, не прибегая к
посредничеству кавказской овчарки. В известном смысле это было
именно так, но слишком образные выражения, по всей видимости, в
передовице претендующей на объективность газеты не всегда уместны.
Многие неподготовленные читатели восприняли это как описание с
натуры, причем натурализм вышел какой-то людоедский. Последствием
такого художественного преувеличения явились слухи, мгновенно
распространившиеся по городу. Будто бы существует студенческая
секта последователей то ли графа Дракулы, то ли императора Жана
Беделя Бокассы. "Либо только пьют, либо еще и закусывают..." А Оля
Баритончик в этой секте жрица. Любви, не иначе. /Наверно, со
времен Ата-Вальпы сектанты город не посещали/.
Про любовь, конечно, правильно догадались, а вот все остальное
стоило бы перепроверить. Жаль, что делать это, как всегда -
некогда.
В действительности все случилось возле кафе "Скиф" более-менее
мирно, вполне цивилизованно, если не сказать - по-домашнему. Когда
на пороге возникли Лев и Юля, томно взявшиеся за руки, из
тополиной тени выскользнула Оля Баритончик и, шепнув что-то
потаенное своему четвероногому другу по имени Колхаун, отпустила
поводок. Намордник предусмотрительно был снят чуть ранее.
Колхаун одним прыжком отделил зерна от плевел, в смысле Льва
от Юли, уложив их в две несоприкасающиеся лужи и молча поставил
обе передние лапы на груди десятиклассницы. И, разумеется, отворил
пасть.
Из сказанного следует, что ничего непоправимого не произошло.
Сцена укладывается в пределы разумного и может быть рекомендована
для прочтения детям младшего школьного возраста. Позднее Юле не
пришлось даже прибегать к пластической операции. Все ограничилось
стандартным лечением - перевязки, уколы, апельсины-мандарины...
Хотя приятного все же мало. Ревность вообще штука противная,
особенно молодежная. Изучена она до сих пор недостаточно. Это
особенно касается девушек первых курсов высших учебных заведений.
Что у них на уме? В какую крайность они могут впасть в любой
момент? Какой верный друг окажется с сложную минуту под рукой?
Хорошо если Колхаун. А вдруг что-нибудь посущественней? /см.
энциклопедию "Холодное и огнестрельное оружие" под редакцией
Миротворцева/.
Стоит отметить, что Олю Баритончик едва задержали на месте
проишествия. Наряд милиции, вызванный швейцаром, облаченным в
скифское одеяние, еле с разъяренной Олей совладал. Не кусалась,
так царапалась.
Кстати, несколько необычное одеяние швейцара тоже сыграло в
этой истории определенную роль. Пока Лев Мохов барахтался в луже,
уклоняясь от набегавших волн и силясь понять - что произошло,
грозный скифский швейцар выскочил на улицу, и Колхаун, никогда не
видевший такого чуда, забыл про Юлю Гуляеву. Челюсти от удивления
разжались, язык высунулся, глаза замигали. А швейцарский скиф тем
временем, не сходя с места, по мобильному телефону вызвал милицию.
Имел право.
Никогда Лев не чувствовал себя так паршиво. Хоть лежи в этой
луже всю оставшуюся жизнь, искупая грехи. Но как бы этого не
хотелось, необходимо было вскакивать на ноги и бежать на помощь
окровавленной и испуганной Юле. Да и Оле тоже стоило бы помочь.
Она будто бы задалась целью доказать, что не только Юля может
претендовать на звание недалекой девушки. Что ж, в таком случае
она с заданием успешно справилась. А что касается "ослепительной
красоты", то с этим справился Колхаун.

Началось изматывающее душу расследование, которое после статьи
в "Первой молодости" приобрело общественную значимость.
В голове у Льва без конца крутилась сумасшедшая карусель из
собачьих зубов, острых олиных ногтей, юлиных слез и экзотических
скифских блюд, приготовленных прямо на костре во внутреннем дворе.
А тут еще наяву искаженное лицо брата Олега, который до сих пор,
кажется, не мог поверить в происходящее. И слава Богу, а то бы он,
пока Лев спал, влил бы старшему брату от безысходности в ухо
какого-нибудь яда. Пива, например, потому что Олег терпеть не мог
пива.
Родители Льва и Олега опять оказались в самом пекле. Вроде бы
оба сына теперь на месте, а покоя нет. Александр Кириллович,
вместо того чтобы поговорить с сыновьями по-мужски, выбрал самый
легкий путь - записался на старости лет в тяжелоатлетический клуб
"Лира", лишь бы пореже дома бывать. Самоустранился, предоставив
разбираться жене.
Александра Николаевна могла, конечно, постараться конфликт
уладить. Но нервы были уже не те.
Говорят, от имени человека многое зависит. Будто бы даже имя
определяет характер и чуть ли не внешность. Сложно сказать. Можно
только гадать что было бы - не поменяй Александра Николаевна во
время регистрации брака вместе с фамилией и имя тоже. Звалась
Опора, а стала - Александра, Саша. Есть, все-таки, разница. Сестра
Надежда, что жила в столичном городе Москве с мужем Лаврентием и
дочкой Алиной, до сих пор к новому имени не привыкла и, бывало,
называла сестру ласково - Опорка.
Нет, при нынешнем имени не было сил у Александры Николаевны в
одиночку восстановить благополучие семьи. Муж израсходовал все
свои моральные силы, когда искал Олега. И теперь вот расслабился.
Лев сделался какой-то дурной /от подруг, что ли, это на него
снизошло?/ Ну а Олег всегда такой был, только называлось это
раньше по-другому /"талантливый мальчик", например/.
Увы, при нынешнем имени не было у Александры Николаевны
никаких шансов. Поэтому она решила, ни с кем не посоветовавшись,
имя свое вернуть обратно. Хватит, побыла Александрой - дай и
другим побыть. Но в ЗАГСе ее озадачили. Если имя она сменила
вместе с фамилией, то и обратный процесс должен быть таким же. Все
в одной связке. Александра Николаевна ужаснулась. Это что
получается - с мужем, что ли, разводиться? То есть, меняя Алек
сандру на Опору, она приближалась к Надежде, но при этом должна
поменять и любовь, Любовь? Нет, она этого не желала...
Был еще один человек, кто имел право проклинать все на свете
из-за истории возле кафе "Скиф". Нет, речь не о маме Юли Гуляевой.
И не о папе. Родители ее пока ни кого не проклинали, потому что
вся их энергия уходила на поддержку дочери. Проклятья откладыва
лись на десерт. Другое дело - Оскар Александрович Бург. Вот кому
был позволителен праведный гнев. Еще бы, классная руководительница
10"Б" Инга Аркадьевна на осенних каникулах снова простудилась
/участвовала в ноябрьской демонстрации/ и надо было временно ее
заменить. У Бурга имелся уже опыт. Это-то его и пугало.
Но Мирослав Афанасьевич с Аллой Евгеньевной проявили чудеса
красноречия, подкрепленные плохо скрытыми угрозами. И Оскар
Александрович сдался, надеясь, что в ближайшее время Олег Мохов
затаится. Разумеется, это будет затишье перед бурей, но она вовсе
не обязана грянуть так скоро. У бурь тоже есть своя очередность,
свой внутренний ритм. Если они случаются слишком часто - возникает
фальшь, а это плохо отражается на зеркалах, в которых и так
слишком много лишнего. И Бург принял предложение заменить Ингу
Аркадьевну. Тут-то как раз и приключилась история с Юлей Гуляевой,
которая тоже имела несчастье учиться в 10"Б" /клеймо 10"Бург"/
После проишествия Бурга вызвала к себе завуч Алла Евгеньевна
и, исключив из своего репертуара доброе слово, отчитала химика:
- Что же это у вас, Оскар Александрович, так ужасно поставлена
воспитательная работа?!
- Помилуйте, - от удивления раскрыл рот Бург. - Я же только
вчера после уроков класс принял. Когда я мог успеть?
- Другие успевают. - Алла Евгеньевна закурила что-то забо
ристое, отчего у химика, привыкшего вроде бы ко всяким мерзостным
испарениям, заслезились глаза и голова пошла кругом. - Другие
успевают... Кстати, дайте-ка мне план воспитательной работы.
Предусмотрели ли вы индивидуальную работу с Гуляевой? Нет?!.
Не долго думая, Алла Евгеньевна вскочила и, приняв позу
большевистского комиссара, начала металлическим голосом диктовать
то, что Оскар Александрович обязан был задним числом занести в
план воспитательной работы. Чтобы всем было ясно, как он проводил
"индивидуальную воспитательную работу согласно плана", все в
соответствии с должностными обязанностями и, следовательно, гимна
зия снимает с себя ответственность. Нельзя же забывать и о роди
телях, и об инструкторах по обучению собак, в конце концов. Пусть
с них и спрашивают. И с журналистов, естественно.
Стало ясно, что если бы гуманитарной гимназии доверили
воспитательную работу среди кавказских овчарок, порядок на улицах
города, особенно в районе кафе "Скиф", был бы обеспечен.
- А теперь катитесь к черту, - неожиданно добродушно пред
ложила Бургу Алла Евгеньевна. - Устала я от вас.
И Оскар Александрович , почти благодарный завучу за помощь и
неожиданное доброе слово, покинул помещение.

Когда в твоей реке обмелеет русло,
Когда твои пажи погибнут на чужой
войне,
Когда даже солнце покажется слишком
тусклым,
Может быть, в этот день ты придешь
ко мне.
из песни(28)

Пока другие разрывались между собакой и человеком, Шуйский
неделю наслаждался славой и поздними вечерами подумывал сменить
работу, найдя такую, которая бы соответствовала его нынешней
популярности. Это был рецидив его шумного концерта в ДК имени
Мясникова, где он выступил вместе с мастером разговорного жанра
Синюхиным и жонглером Благонравовым.
Синюхин, дородный краснолицый и громкий, начал первым,
прочитав опешившим зрителям "Песню о Буревестнике". Зрители явно
этого не ожидали. "В гневе грома, - чуткий демон, - он давно
усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, - нет, не
скроют." У многих возникло чувство, что они провалились в какую-то
другую реальность. Обрадовались далеко не все.
Потом на сцену вытолкнули Шуйского. Он так и не решил, имеет
ли он право петь? За него это определил гитарный виртуоз Слава,
призвав на помощь жонглера Благонравова, без усилий которого
Шуйский бы на сцене не появился. Жонглер был болен ветрянкой и его
зеленое пятнистое лицо - нечто среднее между маскировочной
раскраской и полотном художника Буткевича - волновало.
Страх заразиться подтолкнул не переболевшего в детстве
ветрянкой Шуйского к микрофону, где, как было сказано, его ждал
шумный успех, особенно объяснимый на фоне выступления мастера
разговорного жанра.
Правда, в середине первой песни на сцену вновь выскочил
Синюхин - решил исполнить что-то на бис. Так на глазах у изумлен
ной публики родился дуэт, авангардное звучание которого смогло
удовлетворить ценителей всего нетрадиционного.
Наконец, усилиями пожарника Бабаяна, Синюхина удалось затащить
за кулисы, и последующие песни Шуйский исполнял либо в одиночку,
либо под аккомпанемент виртуоза Славы.
Позднее, - спустя неделю, - Шуйскому показали любительскую
видеосъемку концерта, и желание сменить работу на более
соответствующую его нынешней популярности, у него быстро
улетучилось. Он узнал о себе много нового. Взять хотя бы это его
манеру чесать за ухом и без конца дергать головой. Кроме того, его
неприятно поразила непонятно откуда взявшаяся митяевская
интонация, с которой он исполнял некоторые свои песни. Шуйский
ужаснулся. Откуда это взялось? Он ли это? Может быть это жонглер
Благонравов? Или пожарник Бабаян? Внимательно пригляделся и
прислушался - ничего подобного, это он, Шуйский , худой,
плоховыбритый, в выцветшей водолазке и черных джинсах, тот, кто
вчера еще беззастенчиво наслаждался славой.
Но если вернуться к концерту, то Шуйский после второй песни
пришел в себя, и даже разглядел в далеко не переполненном зале
знакомые лица. В общем, он контролировал ситуацию, и голос его
начинал дрожать только тогда, когда он объявлял новую песню. И с
первым аккордом все приходило в норму.
Как выяснилось после просмотра видеосъемки - пел он, мягко
говоря, неважно, но сам, к концу своего выступления, был почти
счастлив. Он не ощущал тогда своей ущербности, и хорошо, что не
ощущал. А то бы упал в обморок, и это могли принять за сценическую
позу. Себя он таким образом потешил и стал причиной аплодисментов,
не слишком продолжительных, но достаточно громких. Однако позднее
Шуйский подумал, что аплодисменты предназначались, выходящему на
сцену жонглеру Благонравову, не без изящества покрытому зеленкой.
Он потребовал у Шуйского гитару, и в зале решили, что он тоже
будет петь и насторожились. Но нет, он начал ею жонглировать,
расстроив и гитару и Шуйского. Умный виртуоз Слава вовремя убежал,
свой инструмент из рук не выпуская.
Короче говоря, первое выступление прошло успешно. Люди,
правда, не плакали и цветов не дарили, как будто знали, что на них
у Шуйского аллергия. И то что его спустя неделю от собственного
выступления всего передернуло - даже неплохо. Зазнаваться надо
постепенно. А самое главное - он не заразился ветрянкой. Нет, это
был очевидный успех.
Второй раз просматривая видеозапись концерта в ДК и второй раз
ужасаясь, Шуйский неожиданно увидел то, что заставило его
зажмуриться. Он остановил пленку и, прежде чем перемотать ее
обратно, медленно прошелся по комнате.
Следовало успокоиться. Ему могло и показаться. Ведь такое
случалось с ним многократно. Сколько раз он некрасиво вздрагивал,
когда встречал большеглазую длинноногую девушку, может быть не
слишком на Алису похожую, но своим появлением способную в два раза
ускорить биение его издерганного сердца. Наверное, и теперь был
тот же случай. Он сел к экрану почти вплотную и принялся смотреть
заново.
У той, что напомнила ему Алису, были короткостриженные волосы
пепельного цвета / а не черные длинные/, изящные, едва заметные
очки / Алиса на зрение никогда не жаловалась/... Но беспокойство
не проходило. Несмотря на то, что видеокамера, снимая зал, почти
ни на ком не останавливалась и девушку, что его взволновала,
показала лишь однажды, Шуйский никак не мог унять волнение.
Пять лет - достаточный срок, чтобы убедиться в своей неве
роятной бездарности. И дело не в том, что он пишет плохие песни.
Eсли бы они были так уж плохи - он бы догадался. Просто он без
дарно упустил то, что ему по праву принадлежало. И упустил не мало
- Белое озеро, земляничные поляны, день, ночь. И даже то, что