Страница:
Ликвидация рака закономерно была провозглашена следующей задачей. Эта болезнь собирала страшную жатву. Сейчас нельзя точно назвать цифры заболеваемости раком в то время, но по самым оптимистичным подсчетам около 650 000 человек в 1972 году должны были услышать страшные слова: «Сожалеем, но у вас обнаружен рак». Две из трех семей должны были пострадать от онкозаболеваний.
В XX веке было совершено множество открытий в медицине. Мы изобрели антибиотики для лечения инфекций и вакцины против вирусов. Естественно было предположить, что победа над раком не будет так уж тяжела. Наша уверенность опиралась на явную взаимосвязь образа жизни и появления опухолей. Например, курение было признано причиной возникновения рака легкого. Считалось, что и для других типов опухолей будут найдены такие же явные причины.
Одновременно улучшалось качество лечения. Приблизительно двое из пяти заболевших имели продолжительность жизни более 5 лет – впечатляющая цифра, если принять во внимание, что в 1930-х годах эта цифра составляла менее 1 человека из пяти. На прилавках аптек имелся целый ряд многообещающих лекарств против некоторых видов опухолей, еще больше лекарств было уже на подходе. Благодаря новым разработкам в химиотерапии коэффициент выживаемости при лимфоцитарной лейкемии (наиболее часто встречающийся рак детского возраста) достиг 3 лет у 15% заболевших детей в начале 1970-х годов, в сравнении с 2% в начале 1960-х. За тот же период коэффициент выживаемости при болезни Ходжкина вырос с 44% до 61%.
Это было время, когда казалось, что успехи в лечении перейдут в полную победу над заболеванием. Миновал период разочарований 1950-х годов, когда считалось, судя по словам бывшего руководителя Национального института по изучению рака Винсента Т. Де Вита, что: «разговоры про лечение рака с помощью лекарственных средств несовместимы со здравым смыслом». Оптимизм витал в воздухе.
Мэри Ласкер и рождение надежды
Неумолимая статистика
Что пошло не так?
Очевидное упущение
В XX веке было совершено множество открытий в медицине. Мы изобрели антибиотики для лечения инфекций и вакцины против вирусов. Естественно было предположить, что победа над раком не будет так уж тяжела. Наша уверенность опиралась на явную взаимосвязь образа жизни и появления опухолей. Например, курение было признано причиной возникновения рака легкого. Считалось, что и для других типов опухолей будут найдены такие же явные причины.
Одновременно улучшалось качество лечения. Приблизительно двое из пяти заболевших имели продолжительность жизни более 5 лет – впечатляющая цифра, если принять во внимание, что в 1930-х годах эта цифра составляла менее 1 человека из пяти. На прилавках аптек имелся целый ряд многообещающих лекарств против некоторых видов опухолей, еще больше лекарств было уже на подходе. Благодаря новым разработкам в химиотерапии коэффициент выживаемости при лимфоцитарной лейкемии (наиболее часто встречающийся рак детского возраста) достиг 3 лет у 15% заболевших детей в начале 1970-х годов, в сравнении с 2% в начале 1960-х. За тот же период коэффициент выживаемости при болезни Ходжкина вырос с 44% до 61%.
Это было время, когда казалось, что успехи в лечении перейдут в полную победу над заболеванием. Миновал период разочарований 1950-х годов, когда считалось, судя по словам бывшего руководителя Национального института по изучению рака Винсента Т. Де Вита, что: «разговоры про лечение рака с помощью лекарственных средств несовместимы со здравым смыслом». Оптимизм витал в воздухе.
Мэри Ласкер и рождение надежды
Мэри Вуддард Ласкер родилась в штате Висконсин в 1900 году, и именно она зажгла первый огонек надежды. Йонас Салк, подарившая нам первую вакцину от полиомиелита, называла ее «свахой науки и общества».
Когда Ласкер впервые обратила внимание на онкологические заболевания, эта категория болезней считалась «позорной». «Слово «рак» было неприлично произносить вслух», – вспоминала она. В 1940-х годах у домработницы, которая служила у них много лет, обнаружили рак молочных желез и удалили обе груди. Она стоически отказывалась рассказывать кому бы то ни было о том, что с ней случилось. Это был тот водораздел, с которого Ласкер начала свой курс на изменение общественного отношения к этому заболеванию.
«Я противодействую сердечным заболеваниям и раку и тем самым освещаю путь для противодействия греху», – заявляла она.
Мэри Ласкер убедительно и страстно отстаивала свою правоту, а ее брак с Альбертом Ласкером навсегда изменил медицину. Ее муж был президентом рекламной компании и продвигал продажу товаров, ставших впоследствии культовыми: сигареты «Лаки Страйк», зубную пасту «Пепсодент», апельсины «Санкист». Видимо, он кое-что смыслил в искусстве продаж и подаче рекламного материала.
Семейная чета организовала влиятельное лобби, которое смогло вынудить правительство кардинально увеличить финансирование медицинских исследований.
Благодаря финансовому гению Ласкеров главные печатные издания и радио, которое в те годы было главным поставщиком информации в семьи, стали уделять гораздо больше внимания онкологическим заболеваниям. Это было время, когда выработались новые формы национального диалога по проблеме рака. Оседлав волну интереса к проблеме, Мэри Ласкер и возглавляемое ей АСS вынудило Конгресс США увеличить финансирование Национального института злокачественных новообразований (NCI). Федеральные ассигнования резко возросли: с 1,75 миллиона долларов в 1946 году до 14 миллионов в следующем.
Муж Мэри умер в 1952 году от раковой опухоли, что только добавило ей настойчивости. Она нашла общий язык с исследователем Сиднеем Фарбером, патологоанатомом из Бостона, которого считают родоначальником современной химиотерапии. В 1947 году доктор Фарбер впервые использовал в клинической практике аминоптерин (открытый доктором Йеллапрагадо Суббарао) и получил временную ремиссию у детей с острой лимфоцитарной лейкемией. Ныне его именем назван Институт рака в Бостоне, один из ведущих мировых онкологических центров.
Убежденные в возможности излечения от онкологических заболеваний, Ласкер и Фарбер не ослабляли своих требований по финансированию исследований, и федеральные ассигнования продолжали расти. К 1961 году бюджет Национального института злокачественных новообразований составлял уже 110 миллионов долларов. Тем не менее Ласкер считала федеральные затраты недостаточными. В конце 60-х годов она призывала «объявить войну раку».
Вместе со своими соратниками она организовала «Комитет граждан против рака», который разместил свой призыв на полном газетном развороте в «главных изданиях: «МИСТЕР НИКСОН, ПОМОГИТЕ ВЫЛЕЧИТЬ РАК». Рекламный призыв содержал также цитату доктора Фарбера: «Мы в шаге от создания лекарства против рака. Нам просто не хватает политической воли, денег и системного плана. Все это было отдано для доставки человека на Луну». Необходимо отметить, что с момента высадки на Луну прошло всего 5 месяцев.
В 1971 году Конгресс провел слушания в подкомитете, где обсуждался Национальный закон о раке. Слушания проходили в институте рака Розуэлл Парк, Буффало, штат Нью-Йорк. Этот институт был основан в 1898 году и был самым первым онкологическим центром в США. Представитель штата Нью-Йорк Джек Кемп образно продемонстрировал, какую дань платят люди этой болезни: только за один год (1970 г.) от рака погибло больше людей, чем за все шесть лет войны во Вьетнаме. Онкологические заболевания занимают в графе «причина смерти» второе место после сердечно-сосудистых заболеваний. Ситуация не изменилась и в нынешнее время.
Несмотря на удручающую статистику, общий настрой слушаний был решительным и оптимистичным. Ученые с энтузиазмом рассказывали о перспективах победы над болезнью. Доктор Дэвид Прессман, заместитель директора клиники Розуэлл Парк, в своем выступлении подчеркнул, что хотя хирургическая онкология, лучевая терапия и химиотерапия могут использоваться в лечении онкологических заболеваний, но «…основная цель всех исследований в области онкологии – предотвращение и полная ликвидация рака».
На слушаниях развернулась бурная дискуссия о том, насколько возможен прогресс в решении поставленной задачи, если мы не знаем ответа на главный вопрос: как раковая опухоль возникает и развивается. Мнения разделились. Одни считали, что главное – это узнать, что происходит на молекулярном уровне, почему клетки начинают бурно делиться, воспроизводиться и погибать. Другие же считали, что не всегда нужны фундаментальные знания, чтобы эффективно проводить лечение. Доктор Прессман выступал на стороне второго мнения.
«Причины возникновения рака различны. Все знают, что есть канцерогенные вещества, вызывающие развитие опухолей. Но известно и то, что некоторые вирусы также могут вызывать рак. Мы исследуем все возможные механизмы возникновения болезни, но продолжение фундаментальных молекулярных исследований – совсем не то, что нам необходимо в первую очередь», – сказал он.
По его мнению, фундаментальные исследования должны идти параллельно с практической наукой, взаимно дополняя друг друга. «Действие невесомости на человека до сих пор не изучено, но это не помешало нам высадить человека на Луну».
Благодаря информационно-пропагандистской кампании, проводимой Мэри Ласкер, Конгресс утвердил Национальный закон о раке в 1971 году. За два дня до рождественских праздников президент подписал его, переведя в разряд действующих, заявив: «Я надеюсь, что через несколько лет мы будем считать этот закон самым главным достижением периода правления моей администрации».
В соответствии с законодательством на исследования в области онкологии на ближайшие 3 года выделялась рекордная сумма в 1,59 миллиарда долларов. Размер ассигнований на другие нужды оставался неизменным, что свидетельствовало о приоритете исследований в области онкологии. Директор Национального института злокачественных новообразований назначался непосредственно президентом, а не директором Национального института здоровья, в отличие от других биологических и медицинских научно-исследовательских институтов. Это касалось и бюджетных средств для Национального института злокачественных новообразований, которые выделялись непосредственно из Белого дома. Такие преимущества дали NCI беспрецедентную степень свободы действий и освободили эту организацию от борьбы за федеральный бюджетный пирог.
В то время все это казалось многообещающим. Ласкер и ее сотрудники надеялись, что сочетание финансирования, ресурсов, научных талантов и энтузиазм, объединившись, смогут изменить ситуацию в области исследования рака. К сожалению, она не дожила до момента победы над онкологическими заболеваниями. Она умерла от старости в возрасте 94 лет. Ее мечта осталась неисполненной.
Когда Ласкер впервые обратила внимание на онкологические заболевания, эта категория болезней считалась «позорной». «Слово «рак» было неприлично произносить вслух», – вспоминала она. В 1940-х годах у домработницы, которая служила у них много лет, обнаружили рак молочных желез и удалили обе груди. Она стоически отказывалась рассказывать кому бы то ни было о том, что с ней случилось. Это был тот водораздел, с которого Ласкер начала свой курс на изменение общественного отношения к этому заболеванию.
«Я противодействую сердечным заболеваниям и раку и тем самым освещаю путь для противодействия греху», – заявляла она.
Мэри Ласкер убедительно и страстно отстаивала свою правоту, а ее брак с Альбертом Ласкером навсегда изменил медицину. Ее муж был президентом рекламной компании и продвигал продажу товаров, ставших впоследствии культовыми: сигареты «Лаки Страйк», зубную пасту «Пепсодент», апельсины «Санкист». Видимо, он кое-что смыслил в искусстве продаж и подаче рекламного материала.
Семейная чета организовала влиятельное лобби, которое смогло вынудить правительство кардинально увеличить финансирование медицинских исследований.
Философия Мэри Ласкер была прагматичной: «Можно решить любую проблему. Для этого нужны деньги, люди и оборудование». Благодаря в значительной мере ее пропагандистско-просветительской деятельности за 20 послевоенных лет бюджет главного Национального института здоровья вырос с 3 миллионов до 1 миллиарда.Американское общество по контролю за раком преобразилось после того, как Ласкеры вложили в эту работу все свое обаяние, связи, свой предпринимательский талант. В начале 1940-х численность сотрудников организации не превышала 1000 человек, а ежегодный бюджет едва ли достигал 100 000 долларов, из которых ни цента не тратилось на исследования. К 1948 году они возглавили организацию, переименовали ее в Американское общество противодействия раку (АСS) и пополнили его казну 14 миллионами долларов через активный сбор средств. 25% этих денег шли на исследования. АСS превратилось во влиятельную организацию, ведущую просветительскую деятельность, а также привлекающую все более значительные суммы для борьбы с онкозаболеваниями.
Благодаря финансовому гению Ласкеров главные печатные издания и радио, которое в те годы было главным поставщиком информации в семьи, стали уделять гораздо больше внимания онкологическим заболеваниям. Это было время, когда выработались новые формы национального диалога по проблеме рака. Оседлав волну интереса к проблеме, Мэри Ласкер и возглавляемое ей АСS вынудило Конгресс США увеличить финансирование Национального института злокачественных новообразований (NCI). Федеральные ассигнования резко возросли: с 1,75 миллиона долларов в 1946 году до 14 миллионов в следующем.
Муж Мэри умер в 1952 году от раковой опухоли, что только добавило ей настойчивости. Она нашла общий язык с исследователем Сиднеем Фарбером, патологоанатомом из Бостона, которого считают родоначальником современной химиотерапии. В 1947 году доктор Фарбер впервые использовал в клинической практике аминоптерин (открытый доктором Йеллапрагадо Суббарао) и получил временную ремиссию у детей с острой лимфоцитарной лейкемией. Ныне его именем назван Институт рака в Бостоне, один из ведущих мировых онкологических центров.
Убежденные в возможности излечения от онкологических заболеваний, Ласкер и Фарбер не ослабляли своих требований по финансированию исследований, и федеральные ассигнования продолжали расти. К 1961 году бюджет Национального института злокачественных новообразований составлял уже 110 миллионов долларов. Тем не менее Ласкер считала федеральные затраты недостаточными. В конце 60-х годов она призывала «объявить войну раку».
Вместе со своими соратниками она организовала «Комитет граждан против рака», который разместил свой призыв на полном газетном развороте в «главных изданиях: «МИСТЕР НИКСОН, ПОМОГИТЕ ВЫЛЕЧИТЬ РАК». Рекламный призыв содержал также цитату доктора Фарбера: «Мы в шаге от создания лекарства против рака. Нам просто не хватает политической воли, денег и системного плана. Все это было отдано для доставки человека на Луну». Необходимо отметить, что с момента высадки на Луну прошло всего 5 месяцев.
В 1971 году Конгресс провел слушания в подкомитете, где обсуждался Национальный закон о раке. Слушания проходили в институте рака Розуэлл Парк, Буффало, штат Нью-Йорк. Этот институт был основан в 1898 году и был самым первым онкологическим центром в США. Представитель штата Нью-Йорк Джек Кемп образно продемонстрировал, какую дань платят люди этой болезни: только за один год (1970 г.) от рака погибло больше людей, чем за все шесть лет войны во Вьетнаме. Онкологические заболевания занимают в графе «причина смерти» второе место после сердечно-сосудистых заболеваний. Ситуация не изменилась и в нынешнее время.
Несмотря на удручающую статистику, общий настрой слушаний был решительным и оптимистичным. Ученые с энтузиазмом рассказывали о перспективах победы над болезнью. Доктор Дэвид Прессман, заместитель директора клиники Розуэлл Парк, в своем выступлении подчеркнул, что хотя хирургическая онкология, лучевая терапия и химиотерапия могут использоваться в лечении онкологических заболеваний, но «…основная цель всех исследований в области онкологии – предотвращение и полная ликвидация рака».
На слушаниях развернулась бурная дискуссия о том, насколько возможен прогресс в решении поставленной задачи, если мы не знаем ответа на главный вопрос: как раковая опухоль возникает и развивается. Мнения разделились. Одни считали, что главное – это узнать, что происходит на молекулярном уровне, почему клетки начинают бурно делиться, воспроизводиться и погибать. Другие же считали, что не всегда нужны фундаментальные знания, чтобы эффективно проводить лечение. Доктор Прессман выступал на стороне второго мнения.
«Причины возникновения рака различны. Все знают, что есть канцерогенные вещества, вызывающие развитие опухолей. Но известно и то, что некоторые вирусы также могут вызывать рак. Мы исследуем все возможные механизмы возникновения болезни, но продолжение фундаментальных молекулярных исследований – совсем не то, что нам необходимо в первую очередь», – сказал он.
По его мнению, фундаментальные исследования должны идти параллельно с практической наукой, взаимно дополняя друг друга. «Действие невесомости на человека до сих пор не изучено, но это не помешало нам высадить человека на Луну».
Благодаря информационно-пропагандистской кампании, проводимой Мэри Ласкер, Конгресс утвердил Национальный закон о раке в 1971 году. За два дня до рождественских праздников президент подписал его, переведя в разряд действующих, заявив: «Я надеюсь, что через несколько лет мы будем считать этот закон самым главным достижением периода правления моей администрации».
В соответствии с законодательством на исследования в области онкологии на ближайшие 3 года выделялась рекордная сумма в 1,59 миллиарда долларов. Размер ассигнований на другие нужды оставался неизменным, что свидетельствовало о приоритете исследований в области онкологии. Директор Национального института злокачественных новообразований назначался непосредственно президентом, а не директором Национального института здоровья, в отличие от других биологических и медицинских научно-исследовательских институтов. Это касалось и бюджетных средств для Национального института злокачественных новообразований, которые выделялись непосредственно из Белого дома. Такие преимущества дали NCI беспрецедентную степень свободы действий и освободили эту организацию от борьбы за федеральный бюджетный пирог.
В то время все это казалось многообещающим. Ласкер и ее сотрудники надеялись, что сочетание финансирования, ресурсов, научных талантов и энтузиазм, объединившись, смогут изменить ситуацию в области исследования рака. К сожалению, она не дожила до момента победы над онкологическими заболеваниями. Она умерла от старости в возрасте 94 лет. Ее мечта осталась неисполненной.
Неумолимая статистика
Спустя 40 лет после объявления войны онкологическим заболеваниям мы знаем о болезни гораздо больше, но до сих пор не имеем эффективных методов для ее профилактики. Национальный институт злокачественных новообразований (NCI) за этот период потратил на исследования и лечение 90 миллиардов долларов. Согласно сведениям Журнала клинической онкологии, более 260 некоммерческих организаций отдают все силы на борьбу с раковыми заболеваниями – это больше, чем число организаций, основанных для борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями, ВИЧ, болезнью Альцгеймера и инсультами, вместе взятыми. Общий бюджет этих 260 некоммерческих организаций составляет 2,6 миллиарда долларов.
Несмотря на это, с 1975 по 2007 год количество злокачественных опухолей молочной железы выросло на треть, а рака предстательной железы – наполовину.
Повсеместное распространение маммографических методов исследования и пробы на простатоспецифический антиген (ПСА) играют значительную роль в выявлении этих заболеваний, поэтому прямые сравнения некорректны. Но очевидно, что проблема существует. В 2011 году диагноз рака был выставлен 1,6 миллиона человек.
Один эксперт охарактеризовал нынешний подход к лечению рака как «контроль за ущербом». Мы используем тяжелую артиллерию, чтобы убить столько раковых клеток, сколько сможем, надеясь, что ни одна из них не останется в живых. Но они слишком живучи.
Даже если человек остается без признаков опухоли в течение 5 лет, он не может считаться окончательно излеченным. Враг может затаиться. Хотя некоторые люди с определенными видами раковых опухолей никогда больше ими не заболевают, другие узнают, что их болезнь вернулась или дала метастазы.
По данным ACS, приблизительно у каждой восьмой женщины разовьется рак груди. Каждый тринадцатый мужчина и каждая шестнадцатая женщина имеет вероятность заболеть раком легкого. Это данные для США, и в этом статистическом прогнозе не учитывается, курят пациенты или нет. Но статистика может быть слишком оптимистичной: из-за того, что современное общество «состарилось», риск развития раковой опухоли у возрастных пациентов гораздо выше.
Между тем, согласно данным эпидемиологической и статистической служб NCI, которые занимаются сбором и обработкой информации о результатах онкологической заболеваемости, частота некоторых видов опухолей продолжает расти. Тенденция эта особенно проявляется в увеличении количества онкологических заболеваний почек, печени, щитовидной железы. Также наблюдается значительное увеличение количества меланом и лимфом. А устойчивое увеличение заболеваемости лейкемией и различными опухолями мозга у детей, по сравнению с 70-ми годами ХХ века, просто пугающее.
Есть и хорошие новости. С 1990-х годов наблюдается небольшое снижение заболеваемости некоторыми видами опухолей, такими как рак легкого у мужчин и рак толстой и прямой кишок в обеих половых группах. Некоторые опухоли стали выявляться на более ранних стадиях благодаря распространению диспансерных осмотров.
Снижение смертности от рака на 1% в год начиная с 1990 года – это немного, но это все же прогресс. По прогнозам АСS, общая смертность от онкологических заболеваний в 2015 году будет на 23% ниже, чем в 1990 году.
Однако эти успехи вряд ли дают повод для радости. Онкологическая смертность составляет 25% от общей смертности в США. Ужасающая статистика.
Несмотря на это, с 1975 по 2007 год количество злокачественных опухолей молочной железы выросло на треть, а рака предстательной железы – наполовину.
Повсеместное распространение маммографических методов исследования и пробы на простатоспецифический антиген (ПСА) играют значительную роль в выявлении этих заболеваний, поэтому прямые сравнения некорректны. Но очевидно, что проблема существует. В 2011 году диагноз рака был выставлен 1,6 миллиона человек.
Один эксперт охарактеризовал нынешний подход к лечению рака как «контроль за ущербом». Мы используем тяжелую артиллерию, чтобы убить столько раковых клеток, сколько сможем, надеясь, что ни одна из них не останется в живых. Но они слишком живучи.
Даже если человек остается без признаков опухоли в течение 5 лет, он не может считаться окончательно излеченным. Враг может затаиться. Хотя некоторые люди с определенными видами раковых опухолей никогда больше ими не заболевают, другие узнают, что их болезнь вернулась или дала метастазы.
В 2009 году в США проживало 12 миллионов человек, которые имели в истории своих болезней онкологическое заболевание. Из них 5,8 миллиона мужчин и 6,7 миллиона женщин. NCI предполагает, что в 2020 году их будет уже 18,1 миллиона.В 1996 году Американское общество противодействия раку (ACS) поставило задачу сократить частоту возникновения рака на четверть к 2015 году. Имеющиеся на сегодняшний день промежуточные результаты обескураживают. Согласно данным на 2007 год, частота заболевания раком снижалась на 0,6% в год, что гораздо ниже темпа, необходимого для достижения планируемого результата.
По данным ACS, приблизительно у каждой восьмой женщины разовьется рак груди. Каждый тринадцатый мужчина и каждая шестнадцатая женщина имеет вероятность заболеть раком легкого. Это данные для США, и в этом статистическом прогнозе не учитывается, курят пациенты или нет. Но статистика может быть слишком оптимистичной: из-за того, что современное общество «состарилось», риск развития раковой опухоли у возрастных пациентов гораздо выше.
Между тем, согласно данным эпидемиологической и статистической служб NCI, которые занимаются сбором и обработкой информации о результатах онкологической заболеваемости, частота некоторых видов опухолей продолжает расти. Тенденция эта особенно проявляется в увеличении количества онкологических заболеваний почек, печени, щитовидной железы. Также наблюдается значительное увеличение количества меланом и лимфом. А устойчивое увеличение заболеваемости лейкемией и различными опухолями мозга у детей, по сравнению с 70-ми годами ХХ века, просто пугающее.
Есть и хорошие новости. С 1990-х годов наблюдается небольшое снижение заболеваемости некоторыми видами опухолей, такими как рак легкого у мужчин и рак толстой и прямой кишок в обеих половых группах. Некоторые опухоли стали выявляться на более ранних стадиях благодаря распространению диспансерных осмотров.
Снижение смертности от рака на 1% в год начиная с 1990 года – это немного, но это все же прогресс. По прогнозам АСS, общая смертность от онкологических заболеваний в 2015 году будет на 23% ниже, чем в 1990 году.
Однако эти успехи вряд ли дают повод для радости. Онкологическая смертность составляет 25% от общей смертности в США. Ужасающая статистика.
Что пошло не так?
Неудача в осуществлении задуманного Мэри Ласкер плана произошла отчасти из-за того, что рак оказался более серьезным заболеванием, чем мы предполагали. Рак можно сравнить с изощренным хамелеоном, способным вырабатывать устойчивость к самым токсичным лекарствам. Особенность раковых клеток – постоянное деление, увеличение их количества и сверхъестественная способность к «ускользанию» от терапевтических воздействий, направленных на подавление их роста. Доктор Гюнтер Блобель, лауреат Нобелевской премии 1999 года в области медицины, присужденной за работу в области клеточной биологии, сказал мне: «Мы до сих пор не можем понять, в чем различие между раковой и нормальной клеткой». И это сказано после нескольких десятилетий серьезной работы по изучению рака!
Когда в 2003 году был завершен проект по расшифровке генома человека, все ожидали, что это событие провозгласит новую эру в лечении рака. Но доктор Френсис Коллинз, директор Национального института здоровья, возглавлявший до этого Национальный институт по исследованию генома человека, скептически относится к возможности использования этих знаний на практике. В апрельском выпуске журнала Nature за 2010 год опубликована его статья «Свершится ли революция?». В этой статье дан его откровенный ответ: «Пока нет». Научные достижения генетики не смогут быть использованы в практической медицине так широко, как ожидалось. Обширнейшая информация о геноме человека будет оказывать на клиническую медицину, по его словам, самое скромное влияние.
Конечно, мы получили огромный пласт знаний о генетических мутациях, которые повышают риск развития некоторых опухолей. Это позволило разработать очень эффективные средства лечения, когда рост и распространение раковых клеток опухоли подавляется на молекулярном уровне. Но вместо предполагаемого качественного скачка в медицине мы получили лекарства, которые увеличивают продолжительность жизни лишь на несколько недель или месяцев. И даже это достижение условно, потому что стоимость этих лекарств крайне высока, к тому же они имеют серьезные побочные эффекты.
Радужные надежды, возлагаемые на молекулярную медицину, оказались преждевременными. «Достижению цели препятствует высокая вероятность неудачи, непомерная цена и чрезмерная длительность исследований», – пишет доктор Коллинз. Он признает, что «проект по расшифровке генома человека до сих пор не оказал практически никакого влияния на медицину».
Современная хирургия, возможно, не так опасна, как раньше, но во многих случаях она не излечивает болезнь. Иссечение органов и тканей не становится решающим фактором лечения, потому что рак имеет невероятную способность мигрировать по кровеносному и лимфатическому руслу, оседая в других частях организма.
Имеется большой выбор видов химиотерапии и несчетное количество лекарств, которые ослабляют побочные эффекты химиотерапии. К сожалению, многие раковые опухоли полностью резистентны к химиотерапии. А те опухоли, которые поддаются химиотерапии, дают рецидивы. Некоторые уже через месяц, другие через год или больше, но рак чаще всего возвращается.
Имеется также высокоточная лучевая терапия, которая позволяет фокусировать пучок излучения на раковых клетках и тканях, их окружающих. По злой иронии судьбы, радиация и химиотерапия сами по себе могут вызвать другие онкологические заболевания.
Несмотря на недостатки химио– и лучевой терапии, эти методы лечения продлевают жизнь многим людям, что позволяет некоторым врачам-практикам считать рак хроническим заболеванием.
Но Ричард, 58 лет от роду, так не считает. Муж, отец, предприниматель, которому в 1986 году был выставлен диагноз лимфомы Ходжкина на поздней стадии, перенес курс интенсивной комбинированной химиотерапии. «Я считался выздоровевшим», – вспоминает он. Через 20 лет у него появились боли в животе. Сканирование на позитронно-эмиссионном томографе выявило увеличенные лимфоузлы и новообразования по всему организму.
В настоящее время он проходит курс лечения ритуксимабом, новым препаратом из класса таргетной терапии. Несмотря на то что таргетная терапия считается одной из самых эффективных современных методик, во время курса лечения Ричард испытывал судорожные приступы, сопровождаемые неконтролируемым ознобом и мышечными подергиваниями. В конце концов Ричард благополучно прошел через суровое испытание лечением, чтобы снова стать здоровым и трудоспособным, но никто не сможет убедить его, что болезнь отступила окончательно.
Спросите Ричарда, считает ли он возможным мирно сосуществовать со своим заболеванием. Спросите его, как он относится к тому, что его болезнь будет считаться хроническим заболеванием, как гипертония и диабет. Он не будет стеснять себя в выражениях. «Это бред! – скажет он. – И где обещанная победа над раком? Что-то идет не так?»
Когда в 2003 году был завершен проект по расшифровке генома человека, все ожидали, что это событие провозгласит новую эру в лечении рака. Но доктор Френсис Коллинз, директор Национального института здоровья, возглавлявший до этого Национальный институт по исследованию генома человека, скептически относится к возможности использования этих знаний на практике. В апрельском выпуске журнала Nature за 2010 год опубликована его статья «Свершится ли революция?». В этой статье дан его откровенный ответ: «Пока нет». Научные достижения генетики не смогут быть использованы в практической медицине так широко, как ожидалось. Обширнейшая информация о геноме человека будет оказывать на клиническую медицину, по его словам, самое скромное влияние.
Конечно, мы получили огромный пласт знаний о генетических мутациях, которые повышают риск развития некоторых опухолей. Это позволило разработать очень эффективные средства лечения, когда рост и распространение раковых клеток опухоли подавляется на молекулярном уровне. Но вместо предполагаемого качественного скачка в медицине мы получили лекарства, которые увеличивают продолжительность жизни лишь на несколько недель или месяцев. И даже это достижение условно, потому что стоимость этих лекарств крайне высока, к тому же они имеют серьезные побочные эффекты.
Радужные надежды, возлагаемые на молекулярную медицину, оказались преждевременными. «Достижению цели препятствует высокая вероятность неудачи, непомерная цена и чрезмерная длительность исследований», – пишет доктор Коллинз. Он признает, что «проект по расшифровке генома человека до сих пор не оказал практически никакого влияния на медицину».
* * *
Когда заходит речь о лечении онкологических заболеваний, кажется, что мы топчемся на месте. Мы все еще возлагаем надежду на хирургические методы лечения, химиотерапию и другие противоопухолевые лекарства, лучевую терапию – все то же самое, что было 40 лет назад. «Мы увязли в парадигме схем лечения», – говорит доктор Рональд Герберман, бывший руководитель Института рака при университете Питтсбурга.Современная хирургия, возможно, не так опасна, как раньше, но во многих случаях она не излечивает болезнь. Иссечение органов и тканей не становится решающим фактором лечения, потому что рак имеет невероятную способность мигрировать по кровеносному и лимфатическому руслу, оседая в других частях организма.
Имеется большой выбор видов химиотерапии и несчетное количество лекарств, которые ослабляют побочные эффекты химиотерапии. К сожалению, многие раковые опухоли полностью резистентны к химиотерапии. А те опухоли, которые поддаются химиотерапии, дают рецидивы. Некоторые уже через месяц, другие через год или больше, но рак чаще всего возвращается.
Имеется также высокоточная лучевая терапия, которая позволяет фокусировать пучок излучения на раковых клетках и тканях, их окружающих. По злой иронии судьбы, радиация и химиотерапия сами по себе могут вызвать другие онкологические заболевания.
Несмотря на недостатки химио– и лучевой терапии, эти методы лечения продлевают жизнь многим людям, что позволяет некоторым врачам-практикам считать рак хроническим заболеванием.
Считается, что, если мы хорошо контролируем эту болезнь в течение достаточно длительного времени, можно говорить об успехе лечения. Возможно, так считается вследствие того, что мы слишком увлеклись военными метафорами, такими как «война против рака». А возможно, так считается потому, что мы возвеличиваем рак, возводим его в степень очень сильного и коварного врага, которого сложно победить. Что, если мы сами создали ситуацию, в которой нельзя одержать победу, а можно лишь говорить о перемирии? Что, если наши войска возглавляют генералы, которые думают, что пришла пора привыкнуть к раку, жить с ним и провозгласить это «новой нормой»?Похоже, что именно это имеет в виду руководитель NCI, когда говорит: «надо сделать рак болезнью, с которой можно и жить, и ходить на работу». Гарольд Вармус, бывший президент Онкологического центра рака в Нью-Йорке, одного из самых знаменитых онкологических центров, продолжает тему: «У нас много, очень много пациентов со смертельными опухолями, которые на самом деле чувствуют себя достаточно хорошо, заняты полный рабочий день и наслаждаются семейным уютом. Пока симптомы их заболевания сдерживаются лучевой терапией, лекарствами и другими средствами, мы считаем нашу задачу выполненной».
Но Ричард, 58 лет от роду, так не считает. Муж, отец, предприниматель, которому в 1986 году был выставлен диагноз лимфомы Ходжкина на поздней стадии, перенес курс интенсивной комбинированной химиотерапии. «Я считался выздоровевшим», – вспоминает он. Через 20 лет у него появились боли в животе. Сканирование на позитронно-эмиссионном томографе выявило увеличенные лимфоузлы и новообразования по всему организму.
В настоящее время он проходит курс лечения ритуксимабом, новым препаратом из класса таргетной терапии. Несмотря на то что таргетная терапия считается одной из самых эффективных современных методик, во время курса лечения Ричард испытывал судорожные приступы, сопровождаемые неконтролируемым ознобом и мышечными подергиваниями. В конце концов Ричард благополучно прошел через суровое испытание лечением, чтобы снова стать здоровым и трудоспособным, но никто не сможет убедить его, что болезнь отступила окончательно.
Спросите Ричарда, считает ли он возможным мирно сосуществовать со своим заболеванием. Спросите его, как он относится к тому, что его болезнь будет считаться хроническим заболеванием, как гипертония и диабет. Он не будет стеснять себя в выражениях. «Это бред! – скажет он. – И где обещанная победа над раком? Что-то идет не так?»
Очевидное упущение
В самом деле, что же случилось?
Случилось вот что: мы неправильно направили наши научные усилия, ноу-хау и деньги, не исследовав единственно верный путь к победе над раком – профилактику. Именно этот путь было необходимо сделать главным при исследовании раковых заболеваний, что признавалось с самого начала войны против рака. Важность профилактики понимала и Мэри Ласкер, когда яростно выступала за федеральное финансирование этой сферы деятельности, это направление явно прослеживается в Национальном законе о раке 1971 года. Но мы так и не приложили достаточных усилий для выработки правильной стратегии в области профилактики раковых заболеваний. Не потому, что мы забыли об этом: ACS (Американское общество противодействия раку) акцентировало внимание на важности выделения ресурсов на профилактику и распространение информации об онкологических заболеваниях. А NCI имеет в своей структуре отделение по профилактике рака, которому вменено в обязанность вести лабораторные, клинические и эпидемиологические исследования, направленные на снижение рисков заболевания.
Известно, что только около 2% ежегодного бюджета NCI (общая сумма которого составляет 5 миллиардов долларов) выделяется на профилактику и раннее выявление. Только подумайте, всего 2% на самую перспективную и гуманную стратегию борьбы с болезнью!
Когда я просматриваю бюджетный запрос NCI на 2012 год, я крайне разочарована, хотя по опыту прошлых лет пора бы привыкнуть. Это обычное дело в стенах передового исследовательского учреждения. Основной поток финансирования уйдет на выяснение механизмов и причин рака – для этого запрашивается 2 миллиарда долларов. Конечно, это очень интересные фундаментальные исследования, из которых будет получена ценная информация. Но все это не направлено непосредственно на искоренение рака как болезни.
Еще 1,3 миллиарда долларов запрашивается на лечение. Ну а где же контроль и профилактика? Вот они – сумма в 232 миллиона долларов. Примечательно, что в этом же самом бюджетном запросе, без единого намека на явное противоречие, NCI утверждает: «Наибольшие наши достижения в борьбе против рака за последние десятилетия связаны с успехами в области контроля и профилактики».
Отказ отдавать должное профилактике – давняя проблема. Политические трения по этой проблеме возникли в 60–70 годах прошлого века между теми, кто желал сделать акцент на предотвращении рака путем улучшения условий труда и охраны окружающей среды, и теми, кто хотел сконцентрировать усилия на лечении раковых заболеваний.
Ученые из Калифорнийского университета жаловались в журнале Journal of the American Medical Association, что в 1988 году на биомедицинские исследования, включая их клиническую и лабораторную составляющую, истрачена основная масса бюджетных денег, в ущерб и за счет профилактической медицины. Они назвали профилактику «наиболее пренебрегаемым направлением» в NCI на тот момент.
В 2006 году информационно-пропагандистская групппа «Си-Чейндж» организовала саммит по профилактике рака, участники которого обнародовали десятки случаев препятствования исследованиям в области профилактики. Среди них – научные и нормативные барьеры, мешающие развитию эффективной профилактической медицины; искусственные препятствия, создаваемые для участия в клинических испытаниях и использования более гибких схем приема лекарственных средств; политика страхования, которая уменьшает размер страхового покрытия; барьеры законов об интеллектуальной собственности, препятствующие исследованиям и развитию.
Десятилетие за десятилетием мы наблюдаем одни и те же проблемы, и ничего не меняется. Не требуется обладать большим научным опытом, чтобы признать, что профилактика – это оптимальная цель. Доктор Герберман выразил очевидную точку зрения, когда сказал: «Лечение запущенных злокачественных опухолей – очень сложный процесс. Профилактика имеет наибольшие перспективы для развития, потому что не нужно будет ждать, когда рак разовьется в запущенную стадию».
Даже если рак не был бы так отягощен физическими и психическими страданиями, стоимость лечения быстро становится недоступной. В 2010 году общие затраты на медицинские расходы, связанные с раком, составили 124,6 миллиарда долларов. К 2020 году эта цифра может достичь 158–207 миллиардов.
Случилось вот что: мы неправильно направили наши научные усилия, ноу-хау и деньги, не исследовав единственно верный путь к победе над раком – профилактику. Именно этот путь было необходимо сделать главным при исследовании раковых заболеваний, что признавалось с самого начала войны против рака. Важность профилактики понимала и Мэри Ласкер, когда яростно выступала за федеральное финансирование этой сферы деятельности, это направление явно прослеживается в Национальном законе о раке 1971 года. Но мы так и не приложили достаточных усилий для выработки правильной стратегии в области профилактики раковых заболеваний. Не потому, что мы забыли об этом: ACS (Американское общество противодействия раку) акцентировало внимание на важности выделения ресурсов на профилактику и распространение информации об онкологических заболеваниях. А NCI имеет в своей структуре отделение по профилактике рака, которому вменено в обязанность вести лабораторные, клинические и эпидемиологические исследования, направленные на снижение рисков заболевания.
Известно, что только около 2% ежегодного бюджета NCI (общая сумма которого составляет 5 миллиардов долларов) выделяется на профилактику и раннее выявление. Только подумайте, всего 2% на самую перспективную и гуманную стратегию борьбы с болезнью!
Когда я просматриваю бюджетный запрос NCI на 2012 год, я крайне разочарована, хотя по опыту прошлых лет пора бы привыкнуть. Это обычное дело в стенах передового исследовательского учреждения. Основной поток финансирования уйдет на выяснение механизмов и причин рака – для этого запрашивается 2 миллиарда долларов. Конечно, это очень интересные фундаментальные исследования, из которых будет получена ценная информация. Но все это не направлено непосредственно на искоренение рака как болезни.
Еще 1,3 миллиарда долларов запрашивается на лечение. Ну а где же контроль и профилактика? Вот они – сумма в 232 миллиона долларов. Примечательно, что в этом же самом бюджетном запросе, без единого намека на явное противоречие, NCI утверждает: «Наибольшие наши достижения в борьбе против рака за последние десятилетия связаны с успехами в области контроля и профилактики».
Отказ отдавать должное профилактике – давняя проблема. Политические трения по этой проблеме возникли в 60–70 годах прошлого века между теми, кто желал сделать акцент на предотвращении рака путем улучшения условий труда и охраны окружающей среды, и теми, кто хотел сконцентрировать усилия на лечении раковых заболеваний.
Ученые из Калифорнийского университета жаловались в журнале Journal of the American Medical Association, что в 1988 году на биомедицинские исследования, включая их клиническую и лабораторную составляющую, истрачена основная масса бюджетных денег, в ущерб и за счет профилактической медицины. Они назвали профилактику «наиболее пренебрегаемым направлением» в NCI на тот момент.
В 2006 году информационно-пропагандистская групппа «Си-Чейндж» организовала саммит по профилактике рака, участники которого обнародовали десятки случаев препятствования исследованиям в области профилактики. Среди них – научные и нормативные барьеры, мешающие развитию эффективной профилактической медицины; искусственные препятствия, создаваемые для участия в клинических испытаниях и использования более гибких схем приема лекарственных средств; политика страхования, которая уменьшает размер страхового покрытия; барьеры законов об интеллектуальной собственности, препятствующие исследованиям и развитию.
Десятилетие за десятилетием мы наблюдаем одни и те же проблемы, и ничего не меняется. Не требуется обладать большим научным опытом, чтобы признать, что профилактика – это оптимальная цель. Доктор Герберман выразил очевидную точку зрения, когда сказал: «Лечение запущенных злокачественных опухолей – очень сложный процесс. Профилактика имеет наибольшие перспективы для развития, потому что не нужно будет ждать, когда рак разовьется в запущенную стадию».
Даже если рак не был бы так отягощен физическими и психическими страданиями, стоимость лечения быстро становится недоступной. В 2010 году общие затраты на медицинские расходы, связанные с раком, составили 124,6 миллиарда долларов. К 2020 году эта цифра может достичь 158–207 миллиардов.