Закапал дождь. Как ни банально, но дождь заставляет меня плакать. Уж если сама могущественная величественная природа не выдерживает этой жизни, то почему я должна? Я плачу навзрыд. Всё лучше, чем тупое безразличие от безысходности, когда все чувства срываются в пропасть и ничего от человека не остаётся. Я переживу, мне будет легче, я знаю это. Дождь льёт сильнее и сильнее. Я ненавижу тебя, Николас! Это пройдёт… Боже, как я тебя ненавижу! Никогда не горела я таким пламенем ни на одном ложе, никогда ещё моя страсть не была сильнее, но всё проходит: и любовь, и боль; всё уходит. Я теряю последние горькие капли памяти, и мне скоро будет легче. Пламя беспощадно пожирает твой дом, кровать, тебя, предающегося на ней любовным утехам с кем-то, чьего лица не разобрать. Дождь залил стекло плотным непроницаемым потоком, и я не вижу больше этих страшных образов в адском пламени. Я не вижу тебя. Наверное, пламя потухло. Мне легче. Я знаю точно, наутро, когда я проснусь, день будет сиять чистотой, день будет свеж, это будет День.
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 5
Тишина
Soundtrack:
Время от времени я, как правило на уик-энд, покидала Челси, чтобы навестить друзей и знакомых за городом. После ужина в их деревенских домиках, фермах или поместьях я всегда выходила погулять. Одна. Брожу по улице маленького трёхулочного городка – и как же приятно, что меня никто не знает. Никто не пристаёт, чтобы вручить флайер или ещё какую-нибудь ерунду. Вот я ОДНА на опушке леса. Одна иду по тропинке через луг к речке… Так тихо… Я сама становлюсь тише. Иду молча или пою песенку. Пою по-русски. Не попсовую песенку, а душевную, такую, которую в мегаполисе петь стыдно. Вроде: «Во поле берёзка стояла…» Настроение в такие моменты всегда прекрасное. Я чувствую, что живу. Полностью ощущаю своё тело: чувствую, как упруго отскакивают мои кроссовки от земли, слышу пульсирующее сердце, вдыхаю воздух и наслаждаюсь этим.
С удивлением замечаю, что начинаю осмысливать происходящее со мной. Я смотрю на прожитое время в Лондоне и сравниваю себя, юную и смелую, только что приехавшую в Англию, с той юной и смелой, что уже освоилась здесь, свила своё «синичкино гнёздышко» в Челси, завела знакомства с другими синичками, воробьями, фазанами, орлами и даже ястребами. Кто из них лучше и чище? Не знаю, сложно сказать. Сейчас я неизменно мудрее, значит, даже если и не чище, то обязательно вернусь к этому. Чем больше мудрости я усвою, тем раньше пойму, что свет всегда побеждает тьму.
Ещё через многое предстоит мне пройти, многие проблемы решить, но ведь люди кардинальным образом не меняются. Если сердце чистое, то налёт грязи с него соскрести будет несложно. Только бы найти время. Я анализирую мои романы с «англичанами», которые оказались вовсе не англичанами, а просто типичными представителями Лондона, то есть иностранцами. Англичане в Лондоне – национальное меньшинство. Я обдумываю те три свидания, разной продолжительности, которые были у меня недавно. Одно продлилось несколько недель, другое один день, а сколько я любила датчанина – не помню, очень долго, целую вечность. Прихожу к выводу, что все эти романы были полезны. Все два. Один любил меня, другого любила я. Третье не считается, потому что романа с Майклом у меня не было. Думая об этом, прихожу к тем выводам, которые упомянула, когда рассказывала об этих свиданиях. В процессе романов я не осознавала, почему поступаю так, а не иначе, не задумывалась о причинах моих чувств и оттенках их грусти или радости. В мегаполисе я живу бездумно, по инерции, тело и мозг помнят, как нужно реагировать на те или иные события, они не понимают почему, но реагируют всё-таки, как положено, пока сбоев не было.
Выходные заканчиваются, и я в машине, несущейся в Лондон.
Когда события в жизни развиваются слишком интенсивно, нет времени задумываться и размышлять. Когда слишком шумно, звуки натыкаются на мысли, разбивая их вдребезги или перемешиваясь так, что мысли становятся нечёткими и неясными. Гудят машины за окном, автобусы шумно распахивают двери, бурлит толпа людей, музыка в барах и клубах, плеер в ушах, ругающиеся день ото дня соседи, телевизор, радио, компьютеры… А сколько звуков создаю я сама? В большом городе тишины нет. Обитатель мегаполиса – это всепоглощающая гудящая машина, а не человек разумный.
Вне зоны доступа
Мы не опознаны
Вне зоны доступа
Мы дышим воздухом
Вне зоны доступа
Мы.[28]
Время от времени я, как правило на уик-энд, покидала Челси, чтобы навестить друзей и знакомых за городом. После ужина в их деревенских домиках, фермах или поместьях я всегда выходила погулять. Одна. Брожу по улице маленького трёхулочного городка – и как же приятно, что меня никто не знает. Никто не пристаёт, чтобы вручить флайер или ещё какую-нибудь ерунду. Вот я ОДНА на опушке леса. Одна иду по тропинке через луг к речке… Так тихо… Я сама становлюсь тише. Иду молча или пою песенку. Пою по-русски. Не попсовую песенку, а душевную, такую, которую в мегаполисе петь стыдно. Вроде: «Во поле берёзка стояла…» Настроение в такие моменты всегда прекрасное. Я чувствую, что живу. Полностью ощущаю своё тело: чувствую, как упруго отскакивают мои кроссовки от земли, слышу пульсирующее сердце, вдыхаю воздух и наслаждаюсь этим.
С удивлением замечаю, что начинаю осмысливать происходящее со мной. Я смотрю на прожитое время в Лондоне и сравниваю себя, юную и смелую, только что приехавшую в Англию, с той юной и смелой, что уже освоилась здесь, свила своё «синичкино гнёздышко» в Челси, завела знакомства с другими синичками, воробьями, фазанами, орлами и даже ястребами. Кто из них лучше и чище? Не знаю, сложно сказать. Сейчас я неизменно мудрее, значит, даже если и не чище, то обязательно вернусь к этому. Чем больше мудрости я усвою, тем раньше пойму, что свет всегда побеждает тьму.
Ещё через многое предстоит мне пройти, многие проблемы решить, но ведь люди кардинальным образом не меняются. Если сердце чистое, то налёт грязи с него соскрести будет несложно. Только бы найти время. Я анализирую мои романы с «англичанами», которые оказались вовсе не англичанами, а просто типичными представителями Лондона, то есть иностранцами. Англичане в Лондоне – национальное меньшинство. Я обдумываю те три свидания, разной продолжительности, которые были у меня недавно. Одно продлилось несколько недель, другое один день, а сколько я любила датчанина – не помню, очень долго, целую вечность. Прихожу к выводу, что все эти романы были полезны. Все два. Один любил меня, другого любила я. Третье не считается, потому что романа с Майклом у меня не было. Думая об этом, прихожу к тем выводам, которые упомянула, когда рассказывала об этих свиданиях. В процессе романов я не осознавала, почему поступаю так, а не иначе, не задумывалась о причинах моих чувств и оттенках их грусти или радости. В мегаполисе я живу бездумно, по инерции, тело и мозг помнят, как нужно реагировать на те или иные события, они не понимают почему, но реагируют всё-таки, как положено, пока сбоев не было.
Выходные заканчиваются, и я в машине, несущейся в Лондон.
Глава 6
Незнакомец
Помню, как я сидела одна за столиком в маленьком уютном кафе на Кингз-роуд, не курила, потому что не курю, пила сок и теребила рукой синюю салфетку. Моя подруга Бекки всё не шла, я теряла терпение и перебирала в уме тех, кто ещё может оказаться свободным, чтобы пообедать со мной. Я была в словоохотливом настроении, и мне не терпелось поболтать с кем-нибудь из моих друзей, тем более что в суматохе повседневности, когда вроде ничем не занимаешься, но отчего-то постоянно занята и ни на что нет времени, я многих из них не видела месяцами.
Я позвонила двум друзьям, но они не взяли трубку, через некоторое время прислав похожие сообщения: заняты на работе и не могут говорить по мобильному. Бекки опаздывала уже на полчаса, что, впрочем, было совершенно в её стиле, и мне пора бы уже было привыкнуть к этому. Однако я всё же злилась, думая, что хорошо бы её познакомить с моим экс-бойфрендом Оливером, который тоже не отличался пунктуальностью, хотя и был премилым человеком. И чтобы они назначили свидание друг другу, и чтобы он опоздал на двадцать минут, и она ждала, а потом она на полчаса – и чтобы ждал он. Непонятно, почему я с таким злорадством рисовала в воображении эти картинки, но ничего не могла с собой поделать. Мне даже хотелось спрятаться, как только я замечу Бекки, заходящую в кафе, да хоть в туалете, и не выходить оттуда как можно дольше, пусть даже она и уйдёт. Пришла мысль позвонить Оливеру и поболтать с ним, коли уж он пришёл мне на ум, и я уже было начала набирать его номер, как вдруг почувствовала себя не совсем уютно, словно кто-то смотрел мне в затылок, и я обернулась. Моя интуиция не подвела: мне в спину действительно смотрели. Как только я обернулась и недовольно взглянула незнакомцу в глаза, он встал и уверенно подошёл ко мне. Представившись, он попросил разрешения присесть ко мне за столик. Это было нетипично дерзкое для англичанина поведение, но молодой человек был приятен и недурён собой, так что я согласилась. Он закурил, на этот раз разрешения не спросив. Учтивости его как будто поубавилось, когда он добился того, что сел ко мне за столик.
Искоса на меня поглядев, незнакомец тихо ухмыльнулся как будто своим мыслям, что я, впрочем, заметила, и сказал:
– Ну и чем ты занимаешься? Как зовут?
Я ответила.
После нескольких общих вопросов он вдруг начал меня поучать. Казалось, что именно для этого он и заговорил со мной.
– Вот ты думаешь, что красива, – спросил он утвердительно, продолжив, также не задавая вопроса. – Ты убеждена, что именно потому я и сел за твой столик.
– Я не говорила ничего подобного. – Я была уязвлена нравоучительным и насмешливым тоном, которым он говорил.
– Между тем все люди красивы. Ты тоже. Однако ж… Зачем ты стараешься быть красивой чужой красотой? Твои глянцевые журналы настолько вдолбили тебе стандарты, что ты изо всех сил стараешься походить на куклу Барби и всё меньше на саму себя. – Он вновь не спрашивал, а утверждал.
Я и без того была раздражена тем, что Бекки, по всей видимости, забыла про нашу уговоренную встречу, и меньше всего мне сейчас хотелось наставлений. Его тон меня окончательно вывел из себя. Я вспылила:
– Я не понимаю, почему вы вообще об этом заговорили?!
– Почему бы и нет?
– Ну, если уж на то пошло… Чужой красотой? Да вы сами, мужчины, хотите Барби! Мы же всего лишь реагируем на потребности рынка. В моде шатенки – мы красим волосы в каштановый цвет. Джентльмены предпочитают блондинок – по нашим плечам спускаются златые пряди. Нынче интересны лёгкие в общении, не утомляющие своим интеллектом пустышки – мы заливаемся громким смехом, «О’кей!», и вот лёгкие непринуждённые Мэрилин Монро наводняют столицу. А если же вам и таковые наскучивают, мы тут же достаём из чуланов своей личности интеллект, надеваем очки, строгие костюмы, но всё так же стараемся тем самым угодить вам. Делаем мы это не из-за того, что безгранично глупы и податливы, нет, мы просто-напросто выживаем. Борьба за самца идёт нешуточная, приходится приспосабливаться. Это не делает нам чести, но чем это вызвано? Вашими же стереотипами, это вам вдалбливают в голову, кого любить и кого не любить, что красиво и что не красиво, это вы боитесь иметь своё мнение, боитесь чувствовать, стесняетесь, когда влюбляетесь в недостаточно привлекательную в глазах общества девушку. И это вы с жестоким расчётом, добившись её (ведь вам-то и на самом деле её очень хочется), всё же бросаете, преследуя эфемерный идеал, с которым не стыдно будет показаться, именно этот эфемерный идеал вы сделаете своей женой, может, даже и правда полюбите эту женщину, но настоящие причины, всмотритесь в себя, они же вам известны. Вряд ли вы осмелитесь сделать это, потому как вы трусы. Видите, мы квиты. Мы все обречены прогибаться под общество. Мы не мужчины и женщины, мы социалиты, отлиты из социума.
Казалось, он не ожидал от меня столь пламенной речи. Некоторое время молчал, изучающе глядя на меня и затягиваясь сигаретой. Потом наклонился и провёл рукой по моим ногам. Я опешила, но ногу не отдёрнула, будучи уверена, что делает он это не из сексуальных целей, а чтобы подвести меня к ещё какой-то мысли.
– У тебя ноги побриты, – сказал он. – Зачем ты удаляешь то, что тебе дала природа? Волосы на ногах даны природой, они защищают твою кожу.
– Это антисексуально, – ответила я.
– Всё дело лишь в том, как ты на это смотришь. Волосы на ногах ничего общего с сексуальностью не имеют, равно как и волосы на голове или лобке. Ты, поди, и лобок тоже бреешь? – спросил он как-то уж совсем бесцеремонно.
Я посчитала нужным не отвечать, чтобы он осознал свою грубость.
– Вот ты сейчас стыдишься чего-то непонятно чего, – продолжил он. – Это же часть тебя. Почему ты стыдишься волос на лобке, а не ногтей на ногах?
Я не могла сказать, что когда-либо задумывалась над этим вопросом, а оттого смешалась и не нашла нужного аргумента. Я разозлилась пуще прежнего, словно он забил гол и теперь ведёт в матче.
– Секс естественен. Чем меньше обращать на него внимание, тем естественнее он становится. Самые ярые моралисты – самые большие сексолюбы. Они до того сладострастны, что начинают стыдиться этого, потому как видят секс повсюду, в каждом человеческом движении, слове, в предметах интерьера, в природе. Секс преследует их, они боятся его и клеймят, полагая, что все испытывают такое наваждение.
– Я согласна, что секс естественен, и так же, как и вы, считаю, что по части секса много чего накручено, шум из ничего. Но всё-таки вновь о различии полов: мужчина придаёт сексу гораздо больше значения, чем женщина. Мужчина хочет секса чуть ли не с каждой привлекательной женщиной.
– Позволю себе не согласиться. – Он посмотрел на меня с почти отеческой теплотой, как будто говоря мне: «Дитя, что за фантазии, что за вздор!», и продолжил так же ласково, наставляя, а не журя: – Женщины больше любят секс, чем мужчины, я убеждён в этом. Мужчина легче соглашается на секс, да, в то время как женщина более критична в выборе партнёра, но если такой выбор делает, то отдаётся своей страсти безудержно, фантазирует и мечтает о физических ласках с тем, кого выбрала еженочно. Она растворяется в своём возлюбленном, представляет себя его собственностью. Не спорь, если её чувства сильны и правдивы, если она отдаётся им совершенно, то она рано или поздно становится их рабыней. Если же нет, мужчина не поверит, что она его любит, слишком глубоко въелось в его сердце представление о том, что женщина, которая любит, должна отдаваться вся, без остатка. Не факт, и скорее факт, что он её при этом не полюбит, но есть большая вероятность, что для удобства оставит рабыню у себя и даже, может, на ней женится. Женщина гораздо более сладострастна, она соблазняет, она излучает секс. Мужчина просто соглашается съесть яблоко, которое она ему подаёт. Не будь Евы, Адам бы и не стал утруждать себя этим.
– Что за вздор. Складно говорите, но как-то неубедительно, – сказала я, не признаваясь, что он всё же заставил меня задуматься.
На удивление самой себе, я начинала наслаждаться нашим спором. Я не соглашалась со многим, что он говорил, но так приятно было общаться с человеком мыслящим, который свободно выражал свое мнение, не прятал отсутствие независимости мыслей под маской политкорректности, вроде «я не выражаю того, что думаю, лишь бы вас не обидеть». Может, в чем-то он был груб и излишне прямолинеен, но я прощала ему это, потому что, сглаживай он все углы, столь честной беседы не получилось бы. Вероятно, мой собеседник тоже почувствовал перемену в моём отношении к его манере ведения разговора и потеплел. Теперь он смотрел на меня не по-отечески, а скорее, как друг, который делится своим опытом, но также готов чему-то поучиться и у меня. Между нами зародился ручеёк взаимопонимания: мы были другими, не такими, как все, мы поняли это и смотрели друг на друга, как сообщники. В эту минуту дверь кафе распахнулась, и вошла запыхавшаяся Бекки.
Увидев меня с симпатичным молодым человеком, она заулыбалась, и её лицо, казалось, больше не выражало сожаления об опоздании, более того, направляясь к столику, очень весёлая, она слегка смущалась того, что по глупости бежала от метро до кафе, в то время как я, по-видимому, прекрасно провожу время. Может, она даже гордилась тем, что предоставила мне шанс посидеть в кафе одной и привлечь прекрасного незнакомца.
В последующие месяцы я часто виделась с этим парнем. Как-то мы даже переспали, чтобы снять это мешающее сексуальное притяжение между нами и общаться проще, развивая дружбу. Нам нравилось проводить время вместе. Мы полюбили читать одни и те же книги, чтобы потом обсуждать их и сравнивать наши точки зрения. Мы повсюду ходили вместе, но со временем стали замечать, что спорим всё меньше и меньше, наш характер сближался, мы становились ближе, однако основой нашей дружбы, её подпиткой, была дискуссия, спор. Поскольку наш жизненный опыт становился одинаковым, эта дискуссия стала утихать. Мы превращались в семью, но при этом ею не были. Чтобы освежить нашу дружбу новыми страстными интеллектуальными диспутами, мы решили на время расстаться.
«На время» до сих пор не прошло.
Бывало, я слышала о нём от появившихся общих знакомых. Говорили, что он купил роскошный дом в Таиланде и месяцами живёт там, а также в Мадриде, и в Лондон нынче заезжает не часто.
Я позвонила двум друзьям, но они не взяли трубку, через некоторое время прислав похожие сообщения: заняты на работе и не могут говорить по мобильному. Бекки опаздывала уже на полчаса, что, впрочем, было совершенно в её стиле, и мне пора бы уже было привыкнуть к этому. Однако я всё же злилась, думая, что хорошо бы её познакомить с моим экс-бойфрендом Оливером, который тоже не отличался пунктуальностью, хотя и был премилым человеком. И чтобы они назначили свидание друг другу, и чтобы он опоздал на двадцать минут, и она ждала, а потом она на полчаса – и чтобы ждал он. Непонятно, почему я с таким злорадством рисовала в воображении эти картинки, но ничего не могла с собой поделать. Мне даже хотелось спрятаться, как только я замечу Бекки, заходящую в кафе, да хоть в туалете, и не выходить оттуда как можно дольше, пусть даже она и уйдёт. Пришла мысль позвонить Оливеру и поболтать с ним, коли уж он пришёл мне на ум, и я уже было начала набирать его номер, как вдруг почувствовала себя не совсем уютно, словно кто-то смотрел мне в затылок, и я обернулась. Моя интуиция не подвела: мне в спину действительно смотрели. Как только я обернулась и недовольно взглянула незнакомцу в глаза, он встал и уверенно подошёл ко мне. Представившись, он попросил разрешения присесть ко мне за столик. Это было нетипично дерзкое для англичанина поведение, но молодой человек был приятен и недурён собой, так что я согласилась. Он закурил, на этот раз разрешения не спросив. Учтивости его как будто поубавилось, когда он добился того, что сел ко мне за столик.
Искоса на меня поглядев, незнакомец тихо ухмыльнулся как будто своим мыслям, что я, впрочем, заметила, и сказал:
– Ну и чем ты занимаешься? Как зовут?
Я ответила.
После нескольких общих вопросов он вдруг начал меня поучать. Казалось, что именно для этого он и заговорил со мной.
– Вот ты думаешь, что красива, – спросил он утвердительно, продолжив, также не задавая вопроса. – Ты убеждена, что именно потому я и сел за твой столик.
– Я не говорила ничего подобного. – Я была уязвлена нравоучительным и насмешливым тоном, которым он говорил.
– Между тем все люди красивы. Ты тоже. Однако ж… Зачем ты стараешься быть красивой чужой красотой? Твои глянцевые журналы настолько вдолбили тебе стандарты, что ты изо всех сил стараешься походить на куклу Барби и всё меньше на саму себя. – Он вновь не спрашивал, а утверждал.
Я и без того была раздражена тем, что Бекки, по всей видимости, забыла про нашу уговоренную встречу, и меньше всего мне сейчас хотелось наставлений. Его тон меня окончательно вывел из себя. Я вспылила:
– Я не понимаю, почему вы вообще об этом заговорили?!
– Почему бы и нет?
– Ну, если уж на то пошло… Чужой красотой? Да вы сами, мужчины, хотите Барби! Мы же всего лишь реагируем на потребности рынка. В моде шатенки – мы красим волосы в каштановый цвет. Джентльмены предпочитают блондинок – по нашим плечам спускаются златые пряди. Нынче интересны лёгкие в общении, не утомляющие своим интеллектом пустышки – мы заливаемся громким смехом, «О’кей!», и вот лёгкие непринуждённые Мэрилин Монро наводняют столицу. А если же вам и таковые наскучивают, мы тут же достаём из чуланов своей личности интеллект, надеваем очки, строгие костюмы, но всё так же стараемся тем самым угодить вам. Делаем мы это не из-за того, что безгранично глупы и податливы, нет, мы просто-напросто выживаем. Борьба за самца идёт нешуточная, приходится приспосабливаться. Это не делает нам чести, но чем это вызвано? Вашими же стереотипами, это вам вдалбливают в голову, кого любить и кого не любить, что красиво и что не красиво, это вы боитесь иметь своё мнение, боитесь чувствовать, стесняетесь, когда влюбляетесь в недостаточно привлекательную в глазах общества девушку. И это вы с жестоким расчётом, добившись её (ведь вам-то и на самом деле её очень хочется), всё же бросаете, преследуя эфемерный идеал, с которым не стыдно будет показаться, именно этот эфемерный идеал вы сделаете своей женой, может, даже и правда полюбите эту женщину, но настоящие причины, всмотритесь в себя, они же вам известны. Вряд ли вы осмелитесь сделать это, потому как вы трусы. Видите, мы квиты. Мы все обречены прогибаться под общество. Мы не мужчины и женщины, мы социалиты, отлиты из социума.
Казалось, он не ожидал от меня столь пламенной речи. Некоторое время молчал, изучающе глядя на меня и затягиваясь сигаретой. Потом наклонился и провёл рукой по моим ногам. Я опешила, но ногу не отдёрнула, будучи уверена, что делает он это не из сексуальных целей, а чтобы подвести меня к ещё какой-то мысли.
– У тебя ноги побриты, – сказал он. – Зачем ты удаляешь то, что тебе дала природа? Волосы на ногах даны природой, они защищают твою кожу.
– Это антисексуально, – ответила я.
– Всё дело лишь в том, как ты на это смотришь. Волосы на ногах ничего общего с сексуальностью не имеют, равно как и волосы на голове или лобке. Ты, поди, и лобок тоже бреешь? – спросил он как-то уж совсем бесцеремонно.
Я посчитала нужным не отвечать, чтобы он осознал свою грубость.
– Вот ты сейчас стыдишься чего-то непонятно чего, – продолжил он. – Это же часть тебя. Почему ты стыдишься волос на лобке, а не ногтей на ногах?
Я не могла сказать, что когда-либо задумывалась над этим вопросом, а оттого смешалась и не нашла нужного аргумента. Я разозлилась пуще прежнего, словно он забил гол и теперь ведёт в матче.
– Секс естественен. Чем меньше обращать на него внимание, тем естественнее он становится. Самые ярые моралисты – самые большие сексолюбы. Они до того сладострастны, что начинают стыдиться этого, потому как видят секс повсюду, в каждом человеческом движении, слове, в предметах интерьера, в природе. Секс преследует их, они боятся его и клеймят, полагая, что все испытывают такое наваждение.
– Я согласна, что секс естественен, и так же, как и вы, считаю, что по части секса много чего накручено, шум из ничего. Но всё-таки вновь о различии полов: мужчина придаёт сексу гораздо больше значения, чем женщина. Мужчина хочет секса чуть ли не с каждой привлекательной женщиной.
– Позволю себе не согласиться. – Он посмотрел на меня с почти отеческой теплотой, как будто говоря мне: «Дитя, что за фантазии, что за вздор!», и продолжил так же ласково, наставляя, а не журя: – Женщины больше любят секс, чем мужчины, я убеждён в этом. Мужчина легче соглашается на секс, да, в то время как женщина более критична в выборе партнёра, но если такой выбор делает, то отдаётся своей страсти безудержно, фантазирует и мечтает о физических ласках с тем, кого выбрала еженочно. Она растворяется в своём возлюбленном, представляет себя его собственностью. Не спорь, если её чувства сильны и правдивы, если она отдаётся им совершенно, то она рано или поздно становится их рабыней. Если же нет, мужчина не поверит, что она его любит, слишком глубоко въелось в его сердце представление о том, что женщина, которая любит, должна отдаваться вся, без остатка. Не факт, и скорее факт, что он её при этом не полюбит, но есть большая вероятность, что для удобства оставит рабыню у себя и даже, может, на ней женится. Женщина гораздо более сладострастна, она соблазняет, она излучает секс. Мужчина просто соглашается съесть яблоко, которое она ему подаёт. Не будь Евы, Адам бы и не стал утруждать себя этим.
– Что за вздор. Складно говорите, но как-то неубедительно, – сказала я, не признаваясь, что он всё же заставил меня задуматься.
На удивление самой себе, я начинала наслаждаться нашим спором. Я не соглашалась со многим, что он говорил, но так приятно было общаться с человеком мыслящим, который свободно выражал свое мнение, не прятал отсутствие независимости мыслей под маской политкорректности, вроде «я не выражаю того, что думаю, лишь бы вас не обидеть». Может, в чем-то он был груб и излишне прямолинеен, но я прощала ему это, потому что, сглаживай он все углы, столь честной беседы не получилось бы. Вероятно, мой собеседник тоже почувствовал перемену в моём отношении к его манере ведения разговора и потеплел. Теперь он смотрел на меня не по-отечески, а скорее, как друг, который делится своим опытом, но также готов чему-то поучиться и у меня. Между нами зародился ручеёк взаимопонимания: мы были другими, не такими, как все, мы поняли это и смотрели друг на друга, как сообщники. В эту минуту дверь кафе распахнулась, и вошла запыхавшаяся Бекки.
Увидев меня с симпатичным молодым человеком, она заулыбалась, и её лицо, казалось, больше не выражало сожаления об опоздании, более того, направляясь к столику, очень весёлая, она слегка смущалась того, что по глупости бежала от метро до кафе, в то время как я, по-видимому, прекрасно провожу время. Может, она даже гордилась тем, что предоставила мне шанс посидеть в кафе одной и привлечь прекрасного незнакомца.
В последующие месяцы я часто виделась с этим парнем. Как-то мы даже переспали, чтобы снять это мешающее сексуальное притяжение между нами и общаться проще, развивая дружбу. Нам нравилось проводить время вместе. Мы полюбили читать одни и те же книги, чтобы потом обсуждать их и сравнивать наши точки зрения. Мы повсюду ходили вместе, но со временем стали замечать, что спорим всё меньше и меньше, наш характер сближался, мы становились ближе, однако основой нашей дружбы, её подпиткой, была дискуссия, спор. Поскольку наш жизненный опыт становился одинаковым, эта дискуссия стала утихать. Мы превращались в семью, но при этом ею не были. Чтобы освежить нашу дружбу новыми страстными интеллектуальными диспутами, мы решили на время расстаться.
«На время» до сих пор не прошло.
Бывало, я слышала о нём от появившихся общих знакомых. Говорили, что он купил роскошный дом в Таиланде и месяцами живёт там, а также в Мадриде, и в Лондон нынче заезжает не часто.
Глава 7
Породистые Скакуны и Поло-тайм
Английские «породистые скакуны» – создания очень холёные, привередливые и «окольцованные». Они очень гордятся своим происхождением и громко стучат копытом, если кто-то зарывается и этого не замечает. Их ржание отличается от ржания обычных лошадок. В юном возрасте всех «породистых скакунов» отдают на «воспитание» королеве, чтобы, слушая по телевизору её правильный английский,[29] они ржали так, как положено их породистому клану, завели знакомства с другими породистыми скакунами (необходимо поддерживать чистоту крови), ну и вообще, престиж для породистых скакунов очень важен.
Я познакомилась с одним из них в баре в Челси. Обычное вечернее времяпровождение среднего «породистого скакуна» – как ни банально, это пивнушка, или, как они её называют, паб. Скакуны пьют много и часто. А чего бы им не пить? У них море времени и денег. Работа не волк… К тому же зачастую работа у этих «скакунов» чисто символическая, или «вечностуденческая». Нет, есть, конечно, и примерные «скакуны», которые после пахоты возвращаются домой, в стойло… Однако мой Джеймс был не из таких.
Джеймс, конечно, был окольцован, то есть носил на мизинце руки золотое кольцо с фамильным гербом, «signet ring». Его ржание отличалось роскошным posh-выговором. Posh-выговор и употребление posh-фраз для него и ему подобных было обязательно. Помнится, как-то бедная мамаша Кати Миддлтон, девушки Принца Уильяма, имела неосторожность, переспрашивая о чём-то, сказать «Пардон» (не posh!), назвала уборную комнату «туалетом» (очень не posh!), а также, если верить слухам, приветствуя королеву, сказала «Pleased to meet you!»,[30] а не «How do you do?»,[31] причём первая приветственная фраза отличается большей теплотой и заинтересованностью в собеседнике, нежели вторая, которая, хотя и является вопросом, ответа не требует. Высококультурный англичанин на вопрос: «Как вы поживаете?» – неизменно ответит вопросом: «Как вы поживаете?», при этом оба улыбнутся, и – всё. На самом деле, им глубоко безразлично, как в действительности вы поживаете. Свои проблемы и переживания оставьте, пожалуйста, для исповеди в церкви. Так вот, после того как мама Кати Миддлтон оплошала, о чём незамедлительно раструбили все местные газетёнки, я заметила, что все мои породистые знакомые поспешили сменить свои какие бы то ни было приветственные фразы на «Как вы поживаете?», а ведь большинство из них до этих историй в газетах тоже говорили «Рад вас видеть». Не совсем понятно, почему это произошло. У меня есть пара версий. Версия первая – это элементарная трусость. Англичане слишком любят судачить и перемывать друг другу косточки, так что некоторые поспешили исключить любую возможность подобных пересудов и сомнений в том, что они относятся к привилегированному классу и говорят, как положено. Вторая версия – это самодовольство и гордыня. Posh-англичане ищут любую возможность, чтобы подчеркнуть своё происхождение, и это было подходящим поводом.
Джеймс закончил Итон, одну из самых престижных частных школ Англии. Я заметила, что ребята из Итона, в общем хорошие ребята, переоценивают значение этой школы в смысле значимости для других людей, которые там не учились. За всю нашу первую беседу Джеймс упомянул то, что он учился в Итоне, не менее четырёх раз. Видя, что это не произвело на меня ожидаемого впечатления, Джеймс принялся объяснять мне, что такое Итон и что в социальном плане значит человек, который там учился. Я это прекрасно знала, так что полудетские объяснения Джеймса так и не достигли желаемого результата. «Странно, – скажет он позже, – когда я говорю: „Итон!“, обычно это производит эффект разорвавшейся бомбы…»
Если честно, то эффект был прямо противоположный. Многие ребята из Итона, с которыми мне довелось общаться, будучи образованными и приятными молодыми людьми, были также невероятно скучны, однообразны и о-о-очень степенны. В них не было жизни. Они были похожи на древних старцев, милых, умных и добрых, но, увы, совершенно сексуально непривлекательных.
Не сумев впечатлить меня своей школой, Джеймс как бы ненароком сказал, что купил дом в Челси, спросив, где живу я. Он очень удивился и, казалось, был раздосадован, узнав, что я тоже живу в Челси.
В процессе нашего дальнейшего разговора я поняла, что Джеймс был ещё и сплетником. В принципе, он был далеко не в меньшинстве, сплетничать многие английские мужчины очень любят. Причём болтают они не только о бабах, но и друг о друге, что, я так полагаю, нашими мужчинами уважалось бы мало. Он стал расспрашивать меня о нашем общем знакомом Джульене, о том, с кем, по моему мнению, он спит, сколько у него было любовниц в жизни, а не кажется ли мне, что Джульена могут уволить с работы, ведь он так много пьёт…
Джеймс играл в поло. Сказать по правде, из всех его попыток поразить меня эта была самая удачная.
В поло соревнуются две команды, по четыре человека в каждой. Игрок верхом на лошади должен забить клюшкой мяч в ворота соперников, причём клюшку можно держать только в правой руке. На воротах никто не стоит, но их, разумеется, охраняет вся команда.
Поло очень красивый спорт. Всадник и его конь составляют единое целое, «породистые скакуны» становятся таковыми в прямом смысле слова. Быстро несущиеся лошади из одного конца поля в другой излучают дикую мощь и силу, наездники должны не только суметь укротить их, но и, придерживая лошадей, уметь орудовать клюшками с математической точностью, отбиваясь от атак соперников, и, оторвавшись от них, забить мяч в ворота.
Поло-стиль заслуживает особого внимания. Рубашки поло сочетают в себе элегантность классики и удобство спортивного стиля. Такие рубашки в большой моде, если такое слово вообще уместно в отношении стиля, который выше моды и быстро меняющихся тенденций и настроений. Все рубашки поло имеют небольшой отложной воротник на стойке – одно из правил поло-моды.
В Англии проводится множество поло-матчей. Самый известный, со светской точки зрения, это Cartier International, проходящий в июле, который иногда посещают члены королевской семьи. После матча проходит традиционная Chinawhite[32] вечеринка, на которой собираются представители светской тусовки, socialites, которые не факт, что любят поло, просто вечеринка в Chinawhite на Cartier International слишком известна и привлекает всех любителей хороших «party».
Билеты на Cartier International лучше брать заранее, иначе их просто-напросто может не быть, ввиду огромной популярности данного мероприятия.
Я познакомилась с одним из них в баре в Челси. Обычное вечернее времяпровождение среднего «породистого скакуна» – как ни банально, это пивнушка, или, как они её называют, паб. Скакуны пьют много и часто. А чего бы им не пить? У них море времени и денег. Работа не волк… К тому же зачастую работа у этих «скакунов» чисто символическая, или «вечностуденческая». Нет, есть, конечно, и примерные «скакуны», которые после пахоты возвращаются домой, в стойло… Однако мой Джеймс был не из таких.
Джеймс, конечно, был окольцован, то есть носил на мизинце руки золотое кольцо с фамильным гербом, «signet ring». Его ржание отличалось роскошным posh-выговором. Posh-выговор и употребление posh-фраз для него и ему подобных было обязательно. Помнится, как-то бедная мамаша Кати Миддлтон, девушки Принца Уильяма, имела неосторожность, переспрашивая о чём-то, сказать «Пардон» (не posh!), назвала уборную комнату «туалетом» (очень не posh!), а также, если верить слухам, приветствуя королеву, сказала «Pleased to meet you!»,[30] а не «How do you do?»,[31] причём первая приветственная фраза отличается большей теплотой и заинтересованностью в собеседнике, нежели вторая, которая, хотя и является вопросом, ответа не требует. Высококультурный англичанин на вопрос: «Как вы поживаете?» – неизменно ответит вопросом: «Как вы поживаете?», при этом оба улыбнутся, и – всё. На самом деле, им глубоко безразлично, как в действительности вы поживаете. Свои проблемы и переживания оставьте, пожалуйста, для исповеди в церкви. Так вот, после того как мама Кати Миддлтон оплошала, о чём незамедлительно раструбили все местные газетёнки, я заметила, что все мои породистые знакомые поспешили сменить свои какие бы то ни было приветственные фразы на «Как вы поживаете?», а ведь большинство из них до этих историй в газетах тоже говорили «Рад вас видеть». Не совсем понятно, почему это произошло. У меня есть пара версий. Версия первая – это элементарная трусость. Англичане слишком любят судачить и перемывать друг другу косточки, так что некоторые поспешили исключить любую возможность подобных пересудов и сомнений в том, что они относятся к привилегированному классу и говорят, как положено. Вторая версия – это самодовольство и гордыня. Posh-англичане ищут любую возможность, чтобы подчеркнуть своё происхождение, и это было подходящим поводом.
Джеймс закончил Итон, одну из самых престижных частных школ Англии. Я заметила, что ребята из Итона, в общем хорошие ребята, переоценивают значение этой школы в смысле значимости для других людей, которые там не учились. За всю нашу первую беседу Джеймс упомянул то, что он учился в Итоне, не менее четырёх раз. Видя, что это не произвело на меня ожидаемого впечатления, Джеймс принялся объяснять мне, что такое Итон и что в социальном плане значит человек, который там учился. Я это прекрасно знала, так что полудетские объяснения Джеймса так и не достигли желаемого результата. «Странно, – скажет он позже, – когда я говорю: „Итон!“, обычно это производит эффект разорвавшейся бомбы…»
Если честно, то эффект был прямо противоположный. Многие ребята из Итона, с которыми мне довелось общаться, будучи образованными и приятными молодыми людьми, были также невероятно скучны, однообразны и о-о-очень степенны. В них не было жизни. Они были похожи на древних старцев, милых, умных и добрых, но, увы, совершенно сексуально непривлекательных.
Не сумев впечатлить меня своей школой, Джеймс как бы ненароком сказал, что купил дом в Челси, спросив, где живу я. Он очень удивился и, казалось, был раздосадован, узнав, что я тоже живу в Челси.
В процессе нашего дальнейшего разговора я поняла, что Джеймс был ещё и сплетником. В принципе, он был далеко не в меньшинстве, сплетничать многие английские мужчины очень любят. Причём болтают они не только о бабах, но и друг о друге, что, я так полагаю, нашими мужчинами уважалось бы мало. Он стал расспрашивать меня о нашем общем знакомом Джульене, о том, с кем, по моему мнению, он спит, сколько у него было любовниц в жизни, а не кажется ли мне, что Джульена могут уволить с работы, ведь он так много пьёт…
Джеймс играл в поло. Сказать по правде, из всех его попыток поразить меня эта была самая удачная.
В поло соревнуются две команды, по четыре человека в каждой. Игрок верхом на лошади должен забить клюшкой мяч в ворота соперников, причём клюшку можно держать только в правой руке. На воротах никто не стоит, но их, разумеется, охраняет вся команда.
Поло очень красивый спорт. Всадник и его конь составляют единое целое, «породистые скакуны» становятся таковыми в прямом смысле слова. Быстро несущиеся лошади из одного конца поля в другой излучают дикую мощь и силу, наездники должны не только суметь укротить их, но и, придерживая лошадей, уметь орудовать клюшками с математической точностью, отбиваясь от атак соперников, и, оторвавшись от них, забить мяч в ворота.
Поло-стиль заслуживает особого внимания. Рубашки поло сочетают в себе элегантность классики и удобство спортивного стиля. Такие рубашки в большой моде, если такое слово вообще уместно в отношении стиля, который выше моды и быстро меняющихся тенденций и настроений. Все рубашки поло имеют небольшой отложной воротник на стойке – одно из правил поло-моды.
В Англии проводится множество поло-матчей. Самый известный, со светской точки зрения, это Cartier International, проходящий в июле, который иногда посещают члены королевской семьи. После матча проходит традиционная Chinawhite[32] вечеринка, на которой собираются представители светской тусовки, socialites, которые не факт, что любят поло, просто вечеринка в Chinawhite на Cartier International слишком известна и привлекает всех любителей хороших «party».
Билеты на Cartier International лучше брать заранее, иначе их просто-напросто может не быть, ввиду огромной популярности данного мероприятия.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента