Проснувшись первой, мама привычно обнаруживала подарок на кухонном столе, отвечала добром на добро, а потом целый день сеяла разумное, доброе, вечное. Людей тянуло в нашу квартиру, как паломников в Мекку. Прибегала Лариса: «Тётя Женечка, надо посоветоваться насчёт женихов». Со своей родной матерью девушка советоваться не могла, потому что на все вопросы простая донельзя тётя Нюра отвечала: «Ты гулящая – больше ты никто». Однажды Лариса прибежала со слезами на глазах. Мама не на шутку встревожилась: «Ларочка, что случилось?» «Тётя Женечка, Ихтиандр пришёл, а у неё в дырку сосок выглядывает!» Мама ничего не поняла. Давясь слезами, несчастная девушка поведала душераздирающую историю. У неё появился новый ухажёр – Ихтиандр (конечно, армянин: бакинские армяне очень любили цветистые имена). Тогда азербайджанцы не резали армян, многочисленные представители этой многострадальной нации спокойно жили в столице Азербайджана, Ихтиандр свободно разгуливал по бакинским улицам и «клеил» девушек разных национальностей. Так он познакомился с Ларисой и пришёл к ней в гости. Тётя Нюра была дома и вышла к нему навстречу. Для гостя она надела свой лучший ситцевый халат, но проглядела дырочку аккурат напротив левого соска. Расстроенная мама пошла к соседке изучать её халат. После пристального рассмотрения непристойной одежды выяснилось, что дырка действительно имеет место, сосок в ней просматривается, но – поскольку халат цветастый, сосок вполне может сойти за цветочек. Успокоив обеих плачущих женщин и успокоившись сама, мама вернулась в свою квартиру, где её ждала Родейко с первого этажа. Родейко когда-то плавала вместе с мамой, только мама – штурманом, а Родейко – поваром. Она привыкла относиться к помощнику капитана как к своему собственному помощнику и постоянно приходила к маме за помощью. На этот раз она нуждалась в серьёзной подмоге. Дело заключалось в следующем. Какие-то большие начальники облюбовали наш квартал и решили в нём поселиться. «Хрущобы» их не устроили, и они задумали поставить у нас девятиэтажку. Поскольку квартал был скомпонован с большой тщательностью, места для нового дома не осталось. Чтобы его построить, пришлось бы снести спортивную площадку, детскую площадку с беседкой и что-то ещё. Внештатные активисты пришли к выводу, что такой дом нам не нужен. Во-первых, он не впишется в хрущёвский ансамбль, во-вторых, он оставит нас без площадок, в-третьих, будет больше народа, из-за которого будет меньше кислорода. Активисты насчитывали в-четвёртых, в-пятых, в-шестых…Они организовали около будущей стройплощадки круглосуточное дежурство. Им вовсю помогали менее активные граждане, которые забрасывали будущих строителей камнями и вообще хулиганили. Всех активистов возглавила Родейко. Она разговаривала очень громко и могла всех перекричать. Перекрикивая шум вентилятора, она уговорила – таки маму написать жалобы сразу в пять вышестоящих инстанций. С жалобами в руке Родейко спустилась на второй этаж к Вере Ивановне. Вере Ивановне было сто лет, и она была заместителем Родейко по общественной работе. Престарелая женщина таковой себя не ощущала. Она на такую и не походила. Вера Ивановна выглядела как женщина неопределённого возраста – тонкая и подтянутая, с волнистой сединой и со следами былой красоты. Она была не лишена кокетства: два раза в день бегала выносить мусор, чтобы около мусорки встретиться с «забавным старичком, который ищет косточки для своей собачки и положил на меня глаз». Впрочем, замуж Вера Ивановна не собиралась по причине преклонного возраста. Это она всем говорила, что ей «в прошлом году исполнилось сто лет». По-видимому, как стопроцентная женщина, Вера Ивановна скрывала свой возраст (мама утверждала, что ей давно перевалило за сто). Вера Ивановна была счастлива, несмотря ни на что. Несмотря на то, что на закате лет осталась без семьи. Её муж красавец – молдаванин (действительно красавец: видела фотокарточку) покинул её в молодости. Он ушёл туда, откуда не возвращаются, прямо с концерта с дирижёрской палочкой в руке. Её сын Николай, подобно мужу, умер от разрыва сердца. Николай был очень умным человеком: он сочинял шахматные этюды, принимал участие в интернациональных конкурсах и нередко одерживал победы. С ним произошёл такой случай. Он занял первое место в международном состязании. В качестве приза организаторы прислали победителю шахматы с драгоценными головками. Об этом Николай узнал из сопроводительного письма. Однако сами шахматы не соответствовали описанию: вместо драгоценных головок оказались обыкновенные. Николай постеснялся выяснить причину, за него на почту отправилась Вера Ивановна. Там ей популярно объяснили, что «всё напутали проклятые капиталисты». Упавшая духом женщина догадалась, что виноваты не европейские капиталисты, а азербайджанские социалисты, но решила не беспокоить ни тех, ни других. Правду говоря, в силу характера она переживала недолго. Вера Ивановна даже собственного сына оплакивала не больше недели. В смерти она винила самого Николая, хотя была доля и её вины. Когда сыну стало плохо с сердцем, в доме не оказалось сердечных лекарств. Николай жаловался не очень. Он щадил мать, поэтому вежливо и осторожно попросил её сходить за валидолом. В аптеку Вера Ивановна собиралась как на праздник: она погладила шёлковое платье и почистила туфли – «лодочки». По дороге она встретила приятельницу и долго с ней беседовала. Когда Вера Ивановна с валидолом в ридикюле вернулась домой, Николай был уже мёртв. Через неделю после похорон сына безутешная мать вполне утешилась. Она принимала активное участие в общественной работе, придирчиво следила за своей внешностью и дружила со мной. Это было не трудно, так как Вера Ивановна частенько к нам наведывалась. К маме у неё был материальный интерес, а ко мне – духовный. Как все остальные соседи, Вера Ивановна ждала от мамы какой-нибудь помощи. Когда же она заявлялась к нам домой с салатом в руках, это означало, что пора накрывать на стол. Вкусив маминых яств, повеселевшая Вера Ивановна настраивала гитару и подступала ко мне. Что касается меня, то я шла к ней навстречу с распростёртыми объятиями. Как задушевные подружки, мы устраивались где-нибудь в уголке и приступали к вокалу. У Веры Ивановны было приятное сопрано, я подпевала ей дискантом. Талантливая женщина учила меня своим песням:
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента