За полвека с лишним «Кафе Би» не утратило своей популярности. Десять лет назад его унаследовала от родителей моя подруга. Мы с ней были одинаково одиноки и, сколько себя помню, всегда дружили.
   Будучи задиристым восьмилетним ребенком и единственной дочерью немолодых родителей, Би взяла меня под свое крыло. Она решила, что бледная, пугливая, лишенная материнской ласки семилетняя девочка с темными густыми волосами, светло-серыми глазами и смешным акцентом нуждается в покровительстве. Спустя тридцать лет я избавилась от акцента и пригладила волосы, но сохранила цвет глаз и лучшую подругу. Би была единственным человеком, на которого я могла положиться в любой ситуации, без вопросов и объяснений. У моей семьи всегда имелись скрытые мотивы. Би же помогала мне искренне и только ради дружбы. Хоть что-то в этом мире оставалось неизменным!
   Однако нет, не все. Снова зазвякали медные колокольчики, и дверь кафе отворилась. Бежевый стетсон, нахлобученный на знакомую до боли голову вошедшего человека, обещал еще неприятности. В дверном проеме стоял Карлтон Ларсон – шериф графства. Красивое лицо было мрачным, словно его обладатель вернулся с похорон. Почти шесть футов пять дюймов роста и соответствующее телосложение. Шериф имел тенденцию все сокрушать на своем пути. Пятнадцать лет назад он «прошелся» по мне.
   Я заговорила первой, стараясь произносить слова ровно и дружелюбно. Мне это почти удалось:
   – Привет! Рада тебя видеть.
   – Уж не Кейра ли это Келли? – воскликнул он. Его глубокий голос разнесся по всему ресторану. – Сколько лет, сколько зим! И я рад.
   Он выглядел таким же спокойным, какой старалась казаться я. Хороший знак. Последний раз, когда мы с ним общались в этом же помещении, из нас буквально сыпались искры, и вовсе не от страсти. Мы накинулись друг на друга: мне хотелось сделать ему бо-бо, а он в припадке ярости мечтал заткнуть мне пасть, чтобы не слышать неприятных слов в свой адрес. Тогда я еще хотела быть с ним, но не в том смысле, который предпочитал он. Не навсегда, потому что это невозможно!
   То, что в двадцать два начинается как флирт, в двадцать три перерастает в страсть. И однажды утром, примерно год спустя после нашего первого свидания, я проснулась и поняла, что он имел в виду, когда накануне завел речь про белое-свадебное-подходящее-к-случаю барахло от Сирс. Я решила покончить с этим… Однако хватит ворошить прошлое. Все равно никаких вариантов!
   Пару месяцев спустя – этого времени хватило для сбора и оформления документов – Карлтон покинул Рио-Секо, чтобы поступить в полицию Сан-Антонио. Я опередила его на пять дней и пять тысяч миль[1]. И сделала это снова около двух лет назад. Но в отличие от моих скудных пожиток, его багаж за минувшие годы увеличился: он женился и обзавелся потомством.
   Я видела его впервые с тех пор, как он вернулся пару недель назад, и в первый раз после нашего расставания.
   Мы пялились друг на друга, не говоря ни слова и вспоминая каждый год из разделявших нас тринадцати лет. Он учился на полицейского, я – совсем другим вещам. Для него я осталась прежним беззаботным ребенком, проживающим бабки, которые родители потратили на обучение единственного чада. «Фонд» на мое обучение был жив, а то, чем я занималась сейчас… Дай бог, чтобы он никогда об этом не узнал.
   Я отпила из чашки, воспользовавшись паузой в разговоре, чтобы посмаковать роскошный аромат кофе. Проглотив горячую жидкость, я почувствовала себя совершенно спокойной. Когда-то этот голос заставил меня буквально лечь под него. Теперь чары рассеялись, а все чувства ушли в прошлое. Бывшие любовники, и не более того…
   Поношенные голубые джинсы туго облегали мои бедра. И хорошо! Я не имею ничего против известных упражнений в горизонтальном положении, но только не с ним. Ни в будущем, ни особенно теперь…
   – Вот, завтракаю. – Я улыбнулась самой равнодушной улыбкой. Мол, не знаю, что и сказать…
   – Что у тебя нового?
   Карлтон снял шляпу и провел ладонью по своей густой, коротко стриженной каштановой шевелюре: ни одного седого волоса, хотя он был на несколько лет старше меня.
   – Хочешь сесть?
   Он шагнул к ближайшей кабинке, положил шляпу на столешницу и придвинулся к столику, который стоял через один от него.
   Как только я перешагнула через скамью, Ной подошел и завис над моей тарелкой без слов. Он поставил стакан чаю и положил несколько пакетов сахара перед Карлтоном, а затем вернулся к своему посту за кассовым аппаратом.
   Я наблюдала привычные для Карлтона движения, которые видела бессчетное количество раз. Сложив пакеты, он разорвал их одним движением руки и высыпал все содержимое в стакан. Ложка с длинной ручкой глухо стучала по пластмассе, когда он размешивал сахар.
   – Ты все еще пьешь сладкий чай?
   – Да, все еще, – ухмыльнулся Карлтон.
   Я отломила кусочек маисовой лепешки, на которой лежала яичница с беконом, политая томатным соусом, и, вздохнув, приступила к завтраку с таким видом, будто это самый обычный день моей жизни. Я умела притворяться.
   – Хорошо выглядишь, – сказала я с набитым ртом, рискуя показаться смешной. Годы, проведенные вдали от Рио-Секо, оставили свой отпечаток на лице Карлтона. Легкие складки очертили глубокие карие глаза. Несколько новых морщин на загорелом лбу придали его лицу еще большую привлекательность. Он всегда был кандидатом на участие в рекламной кампании «Мальборо». Особенно теперь, когда стал старше и заматерел. Даже дешевая коричневая униформа из полиэстера выглядела на нем эффектно.
   – Спасибо. Хорошие гены, я полагаю.
   Он снова взял ложку, помешал чай и уставился на меня с озадаченным видом.
   – Знаешь, это здорово, – сказал он, – прошло много лет, а ты почти не изменилась.
   – Хорошие гены, – передразнила я и снова откусила большой кусок тако.
   – Как твои родичи? Я слышал, переехали в Канаду?
   Да уж… Закрыли, заперли и припечатали. Все до одного – от прабабушки до братьев. Все, кроме меня и кузена Марти.
   – Нет в этом городе секретов, – пошутила я. – Они в Британской Колумбии. Спокойно себе живут. Папа любит охоту…
   Я решила ответить взаимным любопытством:
   – Кстати, о семье… Кэролл и дети, надеюсь, в порядке?
   – Все отлично!
   Карлтон поставил стакан на стол с глухим стуком, расплескав чай. Вытирая брызги бумажной салфеткой, он сменил тему разговора:
   – А ты сама как?
   Итак, очко в игре под названием «Ты мне по фиг» я выиграла. Было очевидно, что ему не хочется говорить о жене с бывшей любовницей.
   – Вот, завтракаю, – ответила я, пожимая плечами, – еще не привыкла сама готовить.
   Он улыбнулся, в уголках глаз залегли морщинки, и прозвучали мои недавние слова:
   – Есть в мире вещи, которые не меняются, правда, Кейра?
   Его голос был нежен. Для кого как… Я знала, что мои Изменения не заметны, по крайней мере для людей, с которыми я разговаривала. Не было светящегося ореола над моей головой или какого-нибудь иного знака. Но, как ни странно, мне хотелось, чтобы хоть кто-то заметил, спросил меня, хорошо ли я себя чувствую… Ладно, плюнь! Я действительно не знала, чего именно хочу. Это слегка напоминает время, когда ты переживаешь свои первые месячные: никому не говоришь об этом, но очень хочешь, чтобы кто-то узнал, что ты становишься женщиной. Может, не самая лучшая аналогия, зато красноречивая.
   Наступил переломный момент. Никто, кроме моей семьи, не мог понять, что все это значит. Но они находились в Канаде или были разбросаны по другим частям света. Что, в общем-то, не так и плохо, если разобраться, – никто не болтается под ногами. Однако сегодня я жалела, что не могу поделиться сокровенным.
   Я посмотрела на Карлтона. Когда-то он очень хорошо меня знал. Или, по крайней мере, так думал. Но он никогда не понимал, кто я на самом деле. Он видел во мне всего лишь девчонку, разбившую его сердце. Мне не нравилось это, но я делала то, что должно. Без сожалений.
   – А что здесь вообще происходит? – спросила я, переносясь из прошлого в настоящее, на твердую почву.
   Его лицо напряглось, и улыбка исчезла.
   – Ты, наверное, слышала о происшествии на ранчо? Все эти кровавые подробности…
   Я проглотила остатки тако, и, пока вытирала руки бумажной салфеткой, ко мне пришло чувство насыщения. Я не могла поймать его взгляд.
   – Что-что насчет кровавых подробностей?
   – Омерзительные подробности, действительно. Только не принимай это слишком близко к сердцу. Ты выглядишь немного…
   – У меня все отлично, – отрезала я. Просто хотелось послушать про «омерзительные подробности».
   Он нахмурился, затем продолжил:
   – Возле «Дикой Луны», фактически в ее предместье… Двое подростков спускались вниз по Пойнту после шумной вечеринки в танцевальном зале бара К.
   Вероятно, они решили закрутить шуры-муры на берегу озера. Ты знаешь, как там бывает темно…
   Он снова улыбнулся, его глаза загорелись, как бывало прежде, но потом он снова принял серьезный вид. Я улыбнулась в ответ. О да! Мне ли не знать, как там темно! Те ночи на Пойнте, возле озера. Ночи, проведенные с Карлтоном, когда нас легко могли арестовать за незаконный переход границы. Правда, была «страховка» в виде папаши плюс юношеская самонадеянность.
   Он продолжал говорить, его большие руки теребили бумажную салфетку:
   – Они буквально наткнулись на них сразу за корпусами. Два оленьих тела…
   – У тебя есть предположения, кто это сделал?
   Я ждала ответа. В его распоряжении нет фактов, указывающих на то, что оленей обезглавили не люди, а другие существа. Мои предположения были самыми обычными…
   – Да нет. Кто угодно мог пробраться к Пойнту. Я не знаю, видела ли ты ранчо после реконструкции. Многие из них теперь огорожены, некоторые превращены в теннисные корты, но не полностью, а лишь со стороны озера. Видимо, так удобнее… Пока я придерживаюсь версии, что это браконьеры – идиоты, у которых денег больше, чем мозгов, и которые пытались избежать покупки лицензии. Может, приехали на сезон. Но даже в этом случае я не могу понять, почему именно эти олени. Данный вид вообще не очень подходит для охотничьих трофеев, но эти к тому же были очень молоды: мяса маловато, в качестве украшения тоже не годятся.
   Молодой олень – неплохой выбор для охотника, преследующего добычу на своих двоих. Ему нужно не мясо и не трофеи, а адреналин, возбуждение, радость преследования – перед тем, как настигнуть и убить. Маленькие животные, которых нетрудно поймать, идя по следу в ярком свете полной Луны… Я никогда не видела в своих снах хищников, не встречала их и наяву. Или подсознание не выпускало подобные воспоминания на свет божий? Есть что-то, чего я не знаю…
   Карлтон снова заговорил. Его глаза были полузакрыты, будто история истощила силы.
   – Кейра, там есть еще одно обстоятельство, от которого у меня сносит крышу и тошнит.
   Я напрягла все свое внимание, мысленно возведя между нами психологический барьер, и положила свою руку на его. Энергия горячего тела разливалась по моей руке, пока я старалась ни о чем не думать. От многих людей исходило нечто вроде легкого шума, но беспокойство Карлтона увеличило мою собственную чувствительность. Я будто всей кожей ощущала исходящие от него потоки энергии с легким жужжанием высоковольтных проводов…
   Он огляделся, словно опасаясь, что за нами следят. Большинство столиков уже были свободны – время позднее. В пределах слышимости – никого. И все же он понизил голос до шепота; так, что даже я с трудом различала слова.
   – Когда я говорил про трофеи, имел в виду следующее: их не освежевали, но фрагменты тел валялись вокруг, а головы были оторваны.
   Он замолчал на мгновение, затем продолжил:
   – Бессмысленно, жестоко, из ряда вон… Я не хочу думать об этом, но мне сдается, браконьеры тут ни при чем.
   Он опустил голову и, не глядя в мою сторону, зашептал:
   – Вдруг в наших краях появилась какая-то сатанинская секта?
   Я подалась назад.
   – Чушь собачья, Карлтон! Это несерьезно.
   Скрывать эмоции – дело хорошее, но контролировать себя, когда он рядом, и мы касаемся друг друга… Что он имел в виду, заменив версию «браконьеров» на «сатанистов»? Я пыталась дышать ровнее, но необъяснимая паника нарастала. Чушь собачья! Многочисленные истории, слышанные в детстве, пронеслись в моем сознании. Преследования, погони, образ Врага… Мы, конечно, не были сатанистами, но нас вполне можно было принять за секту или даже хуже.
   – Карлтон! Ты в это веришь?
   Что касается общественности, то народ наш жил исключительно слухами и суевериями. По мне, все замечательно: я не хочу заполучить ярлык. Покорнейше благодарю! Жаль только, подражатели и романтики рассказывали о нас самые нелепые истории, и этого было достаточно, чтобы в людских умах зародились сомнения. Поэтому мне так трудно сохранять спокойствие. Я морально не готова к новой волне инквизиции. Торквемада, возможно, был прав: мы все – еретики. Однако мне не хочется гореть ни в каком аутодафе. Даже символически.
   – Я, конечно, не верю во всю эту хрень, Кейра, – сказал Карлтон. – Но что, если какая-то группа людей и впрямь вляпалась в культ вуду или сантерия и всякое прочее? Рио-Секо, конечно, маленький городок, но дерьма здесь и так хватает. Ты же знаешь, как много у нас приезжих. Может, среди них есть такие, у кого в ходу жертвоприношения. Не поверишь, я наблюдал обряды мерзкого культа вейрду не где-нибудь, а в Сан-Антонио!
   – Подожди, Карлтон, ты хоть сам понимаешь, что говоришь?
   Я старалась не переходить на крик.
   – Ничто не меняется. Мы все еще в центре мира для белых.
   Как же! Мы были техасским ответом на буханки «Чудо-хлеба», майонез и воскресные посещения баптистской церкви.
   Эта часть Холмистой страны заселена консервативными иммигрантами из Германии. Самое близкое, что имело отношение к религиозному культу, – маленькая христианская церковь на другом берегу озера. Никаких адептов культа вуду! Просто группка людей, любящих громко распевать христианские гимны и свидетельствовать об Иисусе падким на представления туристам.
   – Может, ты спишешь этих оленей на чупакабру? – Я слегка улыбнулась и шлепнула его по руке. Подмигнула: понял намек, Карлтон? В конце концов, то, что охотники питаются кровью, не делает их сверхъестественными существами за пределами материального мира. Но как объяснить обывателю исчезнувшие оленьи головы? Ну, скажем, местные пацаны прыгали через мертвые тела и решили, что будет прикольно отрезать им головы… Может, сойдет?
   – Да я понимаю. – Карлтон улыбнулся; его нежные карие глаза обрели свое привычное насмешливое выражение, и он явно успокоился. – Я просто хватаюсь за соломинку. Конечно, я не верю во всю эту чушь – слишком напоминает дешевые телепередачи.
   Я напрягла всю силу воли, чтобы ненароком не ляпнуть чего лишнего. Внутри меня все кипело и боролось с искушением проговориться. Нет, не вздумай! Лучше сменить тему.
   – Я слышала, ранчо открыто. Ты говорил с гостями? – спросила я. – Может, кто-то что-то видел?
   – Кейра, мне надо немного отдохнуть. В последнее время было много работы. – Карлтон вздохнул. – Те парни отнимают массу времени. Кажется, там была ночная вечеринка. Многие до сих пор спят. Черт! Даже владельца этого заведения нет, а я хотел с ним поговорить.
   – А кто владелец? Я слышала, он вообще не из местных?
   Он пожал плечами:
   – Я не особенно много знаю. Говорил с Кэвином Хилтоном пару часов назад: его зять Алан Ричардс был посредником в сделке. Алана сейчас нет в городе, но Кэвин помнит, что покупатель приехал из Англии в поисках инвестиций. Несколько лет назад он купил ранчо и вбухал жуткое количество денег в его реконструкцию. Причем нанял на работы гастарбайтеров. Черт, они даже не нанимают местных!
   – Так это заведение типа пансиона?
   – Вроде того. Для избалованных европейских снобов. Место выглядит роскошно, но вокруг ни души. Единственный, кого удалось застать, – управляющий. Хороший мужик. Правда, мне от него никакого толку. А хозяина не видел, хотя он должен быть там.
   Внезапно в наш разговор вторглись токкаты и фуги Баха в цифровом исполнении. Музыка на мобильнике бесит меня не меньше, чем вибрация! Я вытащила телефон из рюкзака, посмотрела, кто звонит, и кинула телефон обратно в сумку.
   – Ты не собираешься отвечать? – спросил Карлтон.
   – Нет, – ответила я. – Это Марти. Я как раз к нему собираюсь, подождет.
   – Он сидит все в той же дыре?
   – Это еще мягко сказано. У него всегда проблемы, как правило, денежные.
   – Он просит у тебя денег? – удивился Карлтон. – Я думал, похоронный бизнес дает приличный доход.
   Я пожала плечами:
   – Да уж, могу себе представить! Но у Марти постоянно какие-то расходы.
   – И ты всегда его выручаешь?
   – Всегда, – обреченно вздохнула я. – Кто-то же должен за ним присматривать.
   Этим «кем-то» была я. А Марти… Как говорится: в семье не без урода! И пусть он принадлежит к Клану по праву рождения, а я – только наполовину, но ни одна из моих половинок не является человеческой. Просто не может ею быть – набор хромосом не тот. В хромосомах же Марти наверняка есть какой-то изъян. Не иначе, генная мутация сделала его тупым и слабохарактерным, X-человеком наоборот. В менее просвещенные времена от него бы отказались сразу после рождения и бросили где-нибудь умирать. Но ему подарили жизнь, и он был обречен влачить жалкое существование аутсайдера. Родители отказались от Марти. Его вырастил дядя, он же обучил похоронному бизнесу. Можно сказать, что дядя Дэмон нашел светское применение наследственным особенностям. Когда семья уехала, Марти унаследовал бизнес. Клан решил, что он справится, хотя не имел никаких талантов и силы воли: кинули псу жирную кость, чтобы отделаться. Я же стала смотрителем этого пса; в мои обязанности входило держать поводок. Главное, чтобы Марти ни во что не вляпался и не нанес ущерб семье. Его благосостояние никого не интересовало, только собственные интересы. К счастью для меня, слабохарактерность Марти сопровождалась отсутствием ума и здравого смысла. Мой дорогой кузен получал удовольствие, вляпываясь в очередную грязную историю. Я надеялась, что сейчас – не тот случай, и не хотела идти по ложному пути моей двоюродной прабабушки…
   – Ладно, хорошо… – сказал Карлтон ухмыляясь. – Спасибо за компанию. Я возвращаюсь на ранчо. Может, удастся убедить управляющего поставить владельца на уши. Тогда я смогу получить ответы на некоторые вопросы.
   Он замолчал. Когда выходил из кабинки, наши взгляды встретились.
   – Рад был снова тебя встретить, Кейра! Приятно видеть старых друзей. Может, еще разок поболтаем?
   Старые друзья… Надо было думать, что он назовет нас именно так (имея обручальное кольцо на пальце!). Ложь! Бывшие любовники друзьями не становятся. Однако я улыбнулась ему в ответ, до конца отыгрывая свою роль. Так было проще.
   – Конечно, увидимся! – Я посмотрела ему вслед.
   Наконец Карлтон вышел из ресторана.
   Я была рада его благополучию – он заслужил счастье. Еще лучше, что его привлекательность больше не имела власти надо мной: никакого беспокойства и мучений ревнивого сердца. Пусть мы с Карлтоном и не были друзьями, но могли жить в одном городе, не напрягая друг друга.
   Я вздохнула и посмотрела на часы, висящие над кассовым аппаратом, – почти половина пятого. Я успею выпить еще чашечку кофе, прежде чем встретиться с Марти. Правда, мое и его понимание «скоро» – не одно и то же. Он ведь жил, а все его клиенты были мертвы.

Глава 3

   – Шериф опять раздевал тебя глазами, милочка?
   Би бросила свое некрупное, но пышное тело на освободившееся место Карлтона. В одной руке она держала кофейную чашку, в другой – полный кофейник.
   – Ничего подобного, – возразила я, когда подруга нацелилась на мою чашку. – Ты же знаешь, с этим давно покончено. Он говорил мне про… Черт! Би, те двое работают у тебя?
   Из кухни в главный зал кафе вышли два тупейших представителя преступного мира графства – два брата – и остановились по обе стороны от прилавка. Рукава, закатанные выше локтей, перекачанные руки с татуировками… Я наблюдала, как они готовили себе кофе. Старший, Дасти Олбрайт, опередивший брата на десять месяцев, посмотрел в мою сторону. Он явно услышал последние слова – кафе было не таким большим, а я говорила довольно громко. Густые черные брови Дасти резко контрастировали с бритой головой. Он повернулся ко мне лицом, и я увидела в его левой руке колун повара, похожий на известную часть тела. Почти близнец Дерек стоял поодаль молча, без всякого выражения на лице. Отлично: два городских идиота захотели поиграть в игру под названием «у кого больше». В любой другой день я была бы счастлива избежать встречи с ними и уступить победу, так как не умела проигрывать, но слова Карлтона настроили меня на боевой лад.
   Я посмотрела прямо в глаза Дасти цвета грязи, пытаясь максимально расслабиться, хотя мои руки остались скрещенными и готовыми к обороне. Я считала, что с людьми типа парочки Олбрайтов надо обращаться как с неизвестными животными: уверенно, но осторожно. Нужно дать им понять, что ты в состоянии себя защитить, но угрозы не представляешь. Не знаю, что именно вызвало неприязнь, – я ничего плохого им не делала. Принимая во внимание, что они только вышли из тюрьмы, вероятно, с моей стороны было неслыханной наглостью пялиться на них без разрешения. (Будучи старшеклассником, Дасти избил до полусмерти одного мальчика за то, что тот стоял перед его шкафчиком. Мой кузен тоже частенько становился их жертвой.)
   Дурацкое соревнование продолжалось. Ни я, ни Дасти не собирались отводить взгляд. Он не знал, что я обладала замечательной способностью – глядеть в никуда часами без устали. Гены хищников!
   Би нарушила тишину:
   – Идите на кухню, парни. Дасти, заканчивай нарезать овощи, а ты, Дерек… Твоя смена ведь уже закончилась?
   Дасти облизал губы и, ухмыльнувшись, послал мне воздушный поцелуй. Не сказав ни слова, но широко улыбаясь, эти двое повернулись ко мне спиной и ушли. Я уставилась на подругу, сидящую напротив, от удивления забыв, что хотела сказать. Она опустила глаза и нервно крутила чашку тонкими пальцами. Наконец, вздохнув, снова взглянула на меня и скрестила руки.
   – Знаю, плохая идея. Но мне была нужна помощь, а им – работа, чтобы оправдать досрочное освобождение. Без вариантов! Ненавижу себя за то, что наняла этих уродов, но больше никто не захотел здесь работать. Я не могу конкурировать с новыми курортами.
   Вот еще одно доказательство сомнительной пользы прогресса. Только вчера Рио-Секо гордился статусом маленького городка, затерянного в Стране Холмов. Но победоносное шествие цивилизации продолжалось. Все больше людей открывали для себя преимущества жизни в глубинке. За несколько последних лет кроме «Дикой Луны» туристам распахнули двери еще два ранчо. «Дикая Луна» не брала на работу местных, а другие это делали. В значительной степени Рио-Секо оставался краем света, но и на краю становилось тесно. Именно поэтому моя семья упаковала вещи и съехала – стало трудно держаться в тени.
   – Даже родственники больше не хотят на меня работать. Ной здесь по одной причине – нигде не берут малолеток. Стукнет восемнадцать, и он уйдет.
   – Не переживай! – старалась я подбодрить подругу. – Кайф от нового места быстро улетучивается. Кто-нибудь да вернется.
   – Хочется верить, – сказала она. – Как подумаю, что нужно коротать время с этими придурками! Я не то что боюсь их, но… Надеюсь, они не вышвырнут меня отсюда, прежде чем свалят.
   Я засмеялась:
   – Может, они тебя оставят в покое. В конце концов, вы же не продаете шоколадные батончики или футболки.
   В прошлый раз один из братьев Олбрайт провел за решеткой несколько месяцев и попал под амнистию в рамках проводившейся по стране акции милосердия. Конечно, их преступление было пустяковым – они пытались снести ларек во время футбольного матча между школьными командами. Блестящая мысль, принимая во внимание, что в числе зрителей были депутаты графства…
   Би снова улыбнулась:
   – Наверное, ты права, подруга. Но пока я не найду новых помощников, их придется терпеть. – Она пожала плечами, достала из своей прически карандаш и прицепила его к поясу – черный, толстый и блестящий. Мисс Кэролл не имела никаких доходов от Беатрис Руитс. От меня тоже было мало пользы: по меркам моей семьи, в свои тридцать семь я едва миновала юношеский возраст. – Теперь твоя очередь!
   – В каком смысле?
   – Мы знакомы дьявольски много лет, – сказала Би. – И я вижу, что тебя беспокоит не встреча с Карлтоном и этими двумя идиотами, работающими на меня. Ты выглядишь усталой. У тебя все в порядке?
   Она поглядела на меня нахмурившись. Ее лицо выражало беспокойство. Я с облегчением вздохнула – Би заметила мои метаморфозы. Теперь я могу говорить об этом. Лучше бы, конечно, поделиться сокровенным со своей семьей, но…
   – С твоей точки зрения, у меня все о’кей. Или ты заметила что-то особенное? Необычное? Какие-то Изменения? – Я выделила интонацией последнее слово.
   Би сузила глаза и молча уставилась на меня. Ее зрачки двигались вправо-влево, изучая мое лицо. Наконец она наклонилась вперед и понизила голос до шепота:
   – Изменения? А что… уже пора? Мне помнится, ты говорила, что с тобой ничего не произойдет до пятидесяти лет.