Мария Штейникова. Кошка Фрося и другие животные (сборник)

   – Ты какого хрена на звонки не отвечаешь, а? Где статья, едрена вошь? Ваще из берегов там вышла? Давай, жопу в руки и быстро настрочила!
   – Щас, чо орешь-то. Уже отправляю…

Чо говорить-то?

   В первый раз я влюбилась в три года в Сашу Французова. Ему было целых шесть лет, и он гулял со старухами из старшей группы. И это было ужасно, я вам скажу. Ужасно, когда тебя не воспринимают всерьез и ты знаешь, что точно ничего не будет и нет даже смысла об этом говорить. А что говорить-то? «Я тебя люблю, давай жить вместе»?
   Моя сестра Нюшенька начала выходить замуж с четырех, и каждый раз неудачно. В самый первый раз она собиралась за Максима и забрать холодильник. Родители, безусловно, были против по всем пунктам. С тех пор, впрочем, ничего не изменилось.
   Итак, я поступила новобранцем в армию Французова, чтобы быть верной соратницей и тем самым завоевать его расположение, а может быть, даже и любовь. Как же самозабвенно я зверствовала в ту пору. Мы совершали набеги, грабили, убивали и возвращались к женам.
   Жены, пока мы были на войне, лепили куличики в песочнице. По сценарию моего генерала мы должны были растаптывать куличики и целовать жен. Мне целовать было некого, но сценарий и перспектива пронестись с генералом на одном коне в закат сделали свое дело. Я поцеловала первую попавшуюся свободную жену.
   – Ого, – восхищенно выдохнул Французов. – А давайте дружить?!
   Я побагровела всем своим белобрысым телом и выдавила:
   – Отвали, Францэ!
   Ушла прятаться и провалилась в бочку с гудроном. Всю следующую неделю меня отмывали, а потом он пошел в школу, а я научилась курить.
   С тех пор ничего, по сути, не изменилось. Я молчу как партизан. Потому что вариативное мышление не оставляет никаких шансов. Никому. И лучше сразу запретить себе вопрос: «Что дальше?» Так я завела ежедневник Молескин для свиданий и карточки для телефонного разговора с наборами фраз и тем. Список выглядит примерно так: шикарная снежная погода, анекдот про бабулечку, новые фильмы, котики, путешествия, Ближний Восток.
   Когда я в первый раз встретилась со своим будущим мужем, он сидел, глупо улыбался и отчаянно вращал глазами, а потом вдруг нырнул в телефон и – бац! – из него полились анекдоты времен царя Гороха. Так весело с самим собой ему, наверное, не было никогда.
   Мама говорит:
   – Как это у вас так быстро? Надо же узнать человека, приглядеться, проговорить все.
   Я отвечаю:
   – А чо говорить-то? Жить надо!

Жить дальше

   Бабулечка – ловкий манипулятор. Потому что это мы уже не отсвечиваем, а ей еще замуж. Поэтому однажды бабулечка ослепла. Совершенно внезапно и бесповоротно. Эта трагедия приключилась с ней как раз в ту пору, когда к ней приехала подружка, перенесшая намедни операцию по коррекции зрения в самом Израиле.
   Бабулечка полгода стоически спала на рваных простынях, плохо протирала обеденный стол, натыкалась на углы и самозабвенно подделывала анализы на хорошие, поскольку всю жизнь проработала председателем Красного Креста и имела блат на каждом квадратном сантиметре. По приезде с операции она перевставила в свои многочисленные дизайнерские оправы другие стекла и продолжила свой крестовый поход. На этот раз за новым коленным суставом.
   Давеча в магазине я отхватила такого леща, что еле на ногах устояла. Разворачиваюсь, гляжу – дед замшелый с озорной рожей, при костюме, в ботинках, пиджак из-под куртки торчит, чин чинарем. Говорю ему:
   – Деда, клещи у тебя от дел-то таких скоро отсохнут, дак ведра с колонки на хере таскать придется!
   Дедок оживился:
   – Ух ты, деревенская? А будто дама…
   – А сам-то ты, гляжу, и смокинг вон напялил, и штиблеты. Свататься едешь?
   Дед расцвел:
   – К детям. Митрич я.
   – Мария.
   Потолковали за поросей, потом за девок, сошлись на том, что не те нынче стали что девки, что порося, обсудили метод Миттлайдера и способы растаскивания говна по полю. Береги себя, Митрич, девки уж не те стали, захлестнут – отчалишь раньше срока.

Право на ошибку

   Друг Виталик говорит:
   – Я принял трудное решение. Не пить. Ну, или хотя бы не смешивать. Ну, или хотя бы не на ночь. А то сегодня не знал, какой стороной к унитазу повернуться. И лампочка в туалете перегорела. Как сапер, ну. Кстати, если продолжить саперскую тему, считай, меня уже нет. Приходи на похороны.
   Я говорю:
   – Виталик, к чему этот пафос? Что за перформансы? Если оплошал, вкрути лампочку и просто убери за собой этот свой… дискурс. Или что ты там собрался хоронить.
   Он говорит:
   – Вот тут ты ошиблась со мной. Просчиталась ты, Маша. Я очень нежный. Я гений. А ты! Ты грубая и нечуткая. Иными словами – баба. Что ж, я не хотел, но ты меня доконала. Буду пить с утра, слышишь?!
   Кошка Фрося тоже часто ошибается. А все потому, что неправильно выбрала вид спорта – прыжки на стол. Ну, это примерно то же самое, как если бы борец сумо занялся прыжками в высоту. И вот сидит Фрося-бубка-сан, по полчаса целится. И все попытки неудачные, но Фрося из спорта ни ногой – питание хорошее, тренер ласковый.
   Смешно ошибаются мужчины в метро. Бегут за какой-нибудь попкой или ножками, и видно, как их подмывает посмотреть, как там все с фронта. И они в какой-то момент делают умопомрачительный рывок вперед. И по ним сразу понятно, что там впереди. Если мужчина резко замедляется, а то и идет в другую сторону, то впереди печаль. А если забежал вперед, оглядываясь и отчаянно вращая глазами, то можно и другим попытаться.

А говорила, что любишь

   Мне часто говорят:
   – Маша, у тебя глаза такие, ну такие… Знаешь, так смотришь странно, загадочно. И кажется, что я падаю в бездну и хочу там оставаться до конца своих дней.
   Ну поскольку я к своей внешности привыкла, человек, так сказать, подготовленный, то знаю, в чем дело и что отвечать.
   – Да, – говорю, – знаю. И даже могу назвать тебе причину.
   Человек замирает, предвкушая признание.
   – Всё потому, – говорю, – что я как бы капельку косая. Один глаз у меня смотрит прямо, а другой чуть ниже, и может сложиться полное впечатление, будто я собираюсь на тебе жениться прямо здесь.
   Бабулечка у меня – женщина шикарная. Всю жизнь она проходила на каблуках, даже в бане и по грибы не снимала. Прическа у нее всегда зецементирована лаком «Прелесть», а все остальное увешано драгоценностями, как елочными игрушками. С ней невозможно было ходить по городу, она все время со всеми останавливалась поговорить. И все ей говорили:
   – Ах, Анна Васильевна! Какая женщина,! Ах, ах… Какое платье! Новое?
   А она им отвечала, предварительно залившись богатым смехом:
   – Ну что вы, это старое. Вот, иду в исполком, надо выглядеть скромно.
   Вообще, бабулечка – альфа-самка. К примеру, она долго пыталась одевать меня по своим шикарным понятиям, и поэтому я все детство выглядела как пожарная машина. А еще у бабулечки, по ее словам, ВСЕГДА был шикарный бюст, а вот у меня в юности как-то с этим долго не задавалось. Как все шибко грамотные дети, зреть я начала поздно. И она мне внушала:
   – Марея, да что же это, вот у меня сиськи хорошие – третий размер, в маму.
   А я смеялась и говорила, что у меня сиськи в папу – минус первый! Это ее нисколько не смущало, и она мне парировала с сочувствием:
   – Марея, ну ты бы хоть подкрашивалась, что ли…
   Я говорю:
   – Бабулечка, дак я подкрашиваюсь!
   А она мне:
   – Дак чо-то не помогает!
   И бабулечка долгие годы ждала, ждала, когда выстрелит ее ген шикарной женщины. И уже было бросила ждать. Но как-то, купив себе на лето босоножки, инкрустированные камнями, она, совсем без надежды, показала их своей правнучке Софье, которая, бросив небрежно-завистливый взгляд, процедила:
   – А говорила, что любишь меня…

Я иду искать

   Каждый мой день начинается одинаково. Я иду искать. Я ищу морковь, форму для выпечки, лук, мясо, одежду, ключи от машины, документы, деньги. Потому что мой муж очень хороший. Он мне помогает. Он бизнесмен и часто на переговорах, и я ему звоню, когда уже нет никаких сил искать:
   – Привет, ты не подскажешь, где у нас форма для маффинов?
   Он говорит:
   – Все просто! Она в посудомойке.
   Ну вы понимаете, что ни в какой посудомойке ее конечно же нет. Часа через два, решив начать мыслить нестандартно, как он, я нахожу ее в бельевом шкафу. И так во всем.
   Иногда я ему звоню и попадаю, когда совсем-совсем переговоры и он не может говорить. И я ему говорю уже вся на нервах:
   – Где морковь?
   А он мне:
   – Пшпишик.
   Я говорю:
   – Где?
   А он:
   – Пшипшипши.
   Я уже вообще не могу, говорю:
   – Всё, напиши мне эсэмэску незаметно под столом.
   Он тогда говорит нормальным голосом:
   – Морковь там-то.
   И смех деловых партнеров на заднем плане.
   Он все сортирует и мыслит при этом настолько нестандартно, что я даже не вникаю в его систему. Я никогда не пойму, по каким критериям часть моих пальто отправляется на второй этаж, а часть – в гардеробную. Может, это для того, чтобы я ему чаще звонила? Так он всегда в курсе, чем я занимаюсь…
   Моя мама тоже мыслит нестандартно. У нее для всего есть четыреста сравнительно честных способов. Вчера звонит и говорит:
   – Ты на Новый год никуда не собираешься?
   Говорю, мол, нет – буду дома.
   А она:
   – Слушай, а можешь мне свой загранпаспорт дать – в Таиланд слетать?
   В прошлом году мы с ней летали на Новый год в Египет, где я работала вожаком. У меня, после того как мама потеряла ВСЕ документы и деньги, за минуту открылись чакры. Нет, мама тоже вожак. У нас с ней такая матрешка. Где бы мама ни появилась, она моментально собирает адептов и дает им ЗНАНИЕ. Для этого она даже возит с собой методическую литературу, которую штудирует весь пляж, отель, автобус. Я всегда нахожусь в радиусе двух метров и слежу, чтобы мама не подавилась, не убилась и не утонула.
   В Египте мама потеряла зубы. Я запустила ее в море с маской смотреть рыбок, которые так ее поразили, что мама всплыла, вдохновенно и порывисто выдернула трубку изо рта и выразила мне свое восхищение. Поняв, что чего-то не хватает, она с сосредоточенным ужасом уставилась на меня. Пришлось нырять! Мама-гуру, в Египте, без зубов – это слишком даже для меня.

Полет

   Вчера я летала. Сама по себе. Этого момента я ждала с детского сада. Вся группа сидела на полянке с белым клевером и плела мне крылья. Да, тогда я умела увлечь электорат своими безумными идеями, за что меня особенно любили воспитательницы. Они сразу бежали к калитке курить меж прутьями за территорию сада. Странные эти взрослые. Сами мы уже вовсю курили за верандой.
   Так вот, в тот раз запуск меня в полет не состоялся. Как только я начала раскачиваться на качелях (мне же нужно было придать себе ускорение), мои клеверные крылья развеялись по ветру, и дворник дядя Коля долго матерился, сгребая ароматный снег в большой грязный мешок.
   Вчера я летала. Не важно, что без клеверных причиндалов, с крыльца, подвернула ногу, выключилась и полетела. Шпиц летел со мной. Мы с ним были как с картины Шагала. Летели в тишине, бесприютные двое.
   Мерцали звезды, покачивались свечи, точно как люди. Зазвучал медляк – эли, эли. Затем грянули сестры Берри. Солнце осветило белые плиты города, и шпиц в ермолке из шелка, открыв малиновую пасть, картаво промолвил: «Не дергайся, полежи тут, я сейчас. И никуда не уходи». Кошка Фрося заглянула мне в зрачки откуда-то сверху, понюхала, пощекотала усами и обернула в свое мягкое тело.
   Муж говорит:
   – Не летай без меня никуда, потеряешься. Давай ногу и нюхай ватку.
   Шпиц в шоке и еще временами в полете. Я говорю:
   – Забери его, потеряется в арабских кварталах, а ему нельзя помои.
   Фрося появилась часа через два, никого не узнала и сразу прошла к миске. Муж посмотрел на нее и говорит:
   – Тебе не кажется, что мы у нее не одни?

Оторвалась

   У бабулечки есть приемные часы. В это священное время она утрамбовывается в кресло, ставит рядом с собой телефонный аппарат, кладет справочник и начинает решать мировые вопросы. Потому что бабулечка – голубь мира и великий дипломат. Это она звонит женам своих любовников и дружит с ними до конца их жизни. Это она закатывает солнце. Это она выбивает капитальные ремонты домов и подкатывает на помойке к исполкому. И все шепчутся:
   – Игумнова, Игумнова идет, Анна Васильевна, Аннушка, какая женщина, ах, и платье опять новое!
   Бабулечка никогда ни с кем не ссорится. А почему? И бабулечка не скрывает, говорит:
   – Запомни, Марея, утром подруга – вечером подлюга. И бох с ней…
   Да, ссоры – крайне нелепая штука. Особенно если человек с тобой ссорится, а ты с ним нет. И вот он начинает тебе рассказывать, какая ты нехорошая и, вообще, как посмела ты, тварь такая, войти в его жизнь, похитить его покой, а потом еще и начать манипулировать, меркантильно надеясь на подарки, которые он, впрочем, и не собирался делать, так как раскусил твой коварный умысел. А ведь он, человек этот, так, на минуточку, любил тебя, что называется, до слез и, возможно, до сих пор любит, хоть твое поведение и повлияло на его чувства. Пока не решил.
   Вот так, как говорится, вся любовь и сиськи набок. В таких случаях на меня нападает безудержное веселье. Потому что это все такой бред! А потом человек уходит «навсегда», пишет SMS и караулит у подъезда, чтобы в сто пятьдесят третий раз поговорить. Чтобы понять – почему. Я тоже когда-то пыталась понять почему, но с возрастом «почему» переросло в «зачем» и все подобного рода мысли испарились сами собой.
   Подруга говорит:
   – И представляешь, я в него влюбилась. Я думала, он самый лучший, а оказалось, что он обыкновенный мудак. И я, знаешь, я ему так и сказала! А он развернулся и молча ушел. Скажи, тряпка?! Я так по нему скучаю, три дня проревела, чуть с ума не сошла.
   Или вот есть у тебя друг, и внезапно ему начинает казаться, что живешь ты неправильно, не с теми видишься, не так с ним разговариваешь и встречаться вы стали реже. Странно, к чему бы это? В нем резко просыпается пророк и учитель, предостерегающий от ошибок и взывающий к голосу разума. И чем внимательней ты его слушаешь, тем глубже он погружается в иллюзию своей нужности и полезности, совершенно не подозревая, что у тебя, твою мать, своя жизнь и свой опыт. И резать, не дожидаясь перитонита. А потом сидишь везде инвизибл, пьешь чай и думаешь – уф! оторвалась.

Женщина шикарная

   У бабулечки плотное расписание, прямо как у президента. Звоню.
   – Марея, перезвони, у меня кино.
   – Когда?
   – Так, в два у меня Людка Бортникова, в полтретьего позвонит Лилька из Ленинграда, потом «Федеральный судья», потом «Любовь без правил». Та-а-ак… Марея, перезвони завтра.
   Однажды бабулечка, по ее собственному выражению, «катилась» домой, изрядно «нафестивалившись». Будучи женщиной шикарной, она тщательно следила за своим имиджем и потому была в привезенных из умопомрачительных заграниц босоножках на пробковых танкетках. Не разобрав в потемках дороги, бабулечка скатилась в яму, потеряв по пути некоторые элементы туалета, в том числе и босоножки. Отползав по грязи с четверть часа, бабулечка нашла почти все, что растеряла. Все, кроме одной танкетки, за которой и решила вернуться утром, на свежую, так сказать, голову. О бдительности жэкахашников она тогда еще не подозревала. Днем бабулечка позвонила глубоко потрясенная и сообщила, что яму засыпали вместе с танкеткой, уложив сверху асфальт.
   – Чтобы не откопала, – горестно подытожила она.
   Бабулечка любит повеселиться. Как водится, любим мы именно то, что дается нам плохо. С утра она буквально собирает себя по частям. Кажется, единственное, что удерживает ее цельной, – это платье. Как обычно, шикарное, ведь бабулечка – женщина шикарная.
   То утро ничем не отличалось от остальных. Бабулечка спала кверху воронкой на диване в новом нейлоновом платье в крупный мак. На заднице ее дерзко болталась золотая сережка с увесистым рубином. Проснувшись, бабулечка трубным басом, распугав половину «Шанхая» (клянусь, соседи попрятали ножи по шкафам), потребовала молочка. Похмелялась она исключительно молочком. Осушив трехлитровую банку, бабулечка обнаружила утрату сережки и убыла бороздить просторы дивана. Через час она сидела в трансе на кухне, курила, подперев растрепанную голову рукой, и… плакала. Пришлось признаться – то, о чем она так горюет, висит у нее на жопе.
   Вообще, за бабулечкой надо ходить с блокнотом. Однажды кто-то не переключил в ванной душ на смеситель, и она страшно кричала:
   – Едриш твою мать, хватит меня поливать, я уже не вырасту! – Или, обсуждая моего кузена, она выдавала: – С матерью-то ему, конечно, не очень жилось. То посерет – не так смоет, то жопу не в ту сторону вытрет.
   Или отвезли бабулечку на автовокзал, сидим в машине. Читаю вслух вывеску: «Кура на вынос». Бабулечка начинает спешно выколупываться из машины. На вопрос «куда?» – заявила:
   – Ну так сказали же – куры на выход!
   Бабулечка также часто размышляет вслух. Например, отыскивая свою вставную челюсть: «Бля, вот хрен знает где она; одно из двух – или проглотила, или выплюнула».
   Вообще, бабулечка меня очень любит. Гладит меня по голове бережно и приговаривает:
   – Марея, ни пришей ты к пизде ты рукав ты мой.
   О как!

Нет времени на херню

   Меня испортила русская классическая литература. Поэтому в юности мне было трудно себя принять. Я особенно любила, усевшись в кресло под плед и налив себе рюмочку чаю, представлять, что все у меня плохо и как будто я беременная, босая, на морозе, в ночной рубашке укладываю шпалы. Или: с тремя высшими мою полы в подъездах, чтобы прокормить пятерых детей, кота и мужа-интеллигента, который десятый год чалится на диване от творческой безысходности. Или… ну, в общем, вы поняли: «Молчали желтые и синие; в зеленых плакали и пели».
   Да, раньше вообще все было сложнее. Однажды, страдая под Ерофеева, я даже решила расквитаться с жизнью. Залезла в ванну в шубе и включила воду. Мне казалось, что именно так убиваются поэты. Скоро вода начала остывать, стало некомфортно и не по-поэтски лежать в прохладной воде в шубе. Я, с трудом вытащив себя и шубу из воды, полезла в шкафчик за лезвиями, извлекая которые, поскользнулась и, падая, влетела головой в смеситель. Звездочки прожгли потолок ванной, и в этот момент я поняла, что никогда не хотела умирать. Так закончился мой двадцатилетний роман с русской классической литературой.
   Мама шестой год страдает. Мама жертвует, ежедневно изымая из себя сердце, почки, печень и деньги. Мама говорит:
   – Почему у тебя не так?
   И я ей честно отвечаю:
   – Нет времени на херню.
   – Положи мне денег на телефон, – говорит мама с вызовом. – Я сейчас ему все это скажу!
   Мама у меня такая мама. Мама всегда так, мама не может отстраниться, пойти кушать берлинер с чаем и смотреть «Дом-2».
   Кошка Фрося лежит и наблюдает за тем, как утро перетекает в день, комната заливается светом и можно пойти поотлеживать светлые пятна на диване. Затем Фрося обходит все свои наблюдательные посты, и день тут же плавно переваливает за половину, не давая никакой жизни орхидее на подоконнике. Для кошки Фроси нет обычных моментов, и у нее всегда что-то случается. Она просто живет и каждое утро смотрит на нас со своим вечно удивленным: «Вы, блядь, кто?»

Поговори с ней

   Мой муж может говорить обо мне часами. Со мной же. Поскольку он умеет приносить в дом деньги, можно считать это его милой особенностью. С утра первым делом он бежит проверить, сколько у меня френдов, перечитывает тексты, хихикает, снова перечитывает. В это священное время я могу спокойно потупить в ноутбук и выпить кофе. А потом начинается дискуссия на тему «Маша и Пушкин: диалектика общего и особенного». И все заканчивается одним и тем же. Я ему в итоге говорю, нервно натирая пармезан:
   – Еще раз скажешь, что я гений, я тебе сыром в морду дам.
   Ну, он успокаивается секунд на двадцать и по новой. Я уже смотрю на него и стараюсь представить, что он радио. Ему же не бьют сыром в морду, хотя с другой стороны, радио можно тупо выключить. А экстраверты вроде моего мужа выключаются только в том случае, если у них рот занят. Но это всегото два занятия, и часто отвлекать ими не получается. Жалею, что муж не играет на кларнете, как Вуди Аллен. А мог бы, и национальность позволяет.
   Бабулечка тоже экстраверт и может часами разговаривать по телефону. Или звонит и говорит:
   – Чо не звонишь?
   Я говорю:
   – Руки мерзнут разговаривать, и я тебе час назад звонила.
   Она говорит:
   – У меня уже полчаса простой, мне срочно надо снять это напряжение. Давай я с тобой поговорю, чтобы тебе было не скучно идти.
   А я интроверт, само собой. Говорю:
   – Ну, давай, расскажи, как сходила на «Рябину».
   Это у меня тайный прием такой. Можно вообще не слушать и ничего не говорить. Только реагировать на вопросительные интонации.
   Нет, бабулечка у меня женщина шикарная и муж очень хороший. Мне повезло. Вот моя тетка выходила замуж тринадцать раз официально. А неофициально не знаю сколько. Бабулечка ей говорит:
   – Ты бы не могла хоть не с каждым в ЗАГС-то ходить?
   А тетка отвечает:
   – А я и не с каждым.

Работа с людьми

   Бабулечка тоже всю жизнь работала с людьми и почти всегда на трех работах. Несмотря на такую обширную занятость, бабулечка доставляла меня в ясли только к обеду и на карете «скорой помощи», поскольку с утра выпускала на рейс шоферов «неотложки». Иногда она кого-то подменяла в ЖЭКе, и мы могли шикарно подкатить к воротам яслей на помойке. Забирала она меня, когда я уже сидела со сторожем. У меня в связи с этим переживанием даже появилась мечта – стать сторожем. На заре своей карьеры я ее даже воплотила. Как же это было прекрасно – спать за деньги.
   Уже почти ночью бабулечка забирала меня от сторожа, и мы ехали шикарно «фестивалить» на служебной «Волге» какого-нибудь главврача, который ласково называл бабулечку «Аннушка», а она в ответ заливалась богатым смехом. Когда «фестивальное» горячительное кончалось, мы ехали на чем-нибудь в Красный Крест. Там в шифоньере, пахнущем старой фанерой и забродившими мятными леденцами, стояла двадцатилитровая бутыль самогона.
   Часто бабулечку вызывали на работу, и она, оставив меня шикарно проводить время со своими друзьями, ехала подрабатывать машинисткой судмедэкспертизы в морг. Глубокой ночью она меня забирала, мы шли домой, смотрели в небо, и она рассказывала про Большую Медведицу и про Вселенную в целом.
   Утром я заставала бабулечку в уборной, говорящей по телефону деловым и значительным тоном:
   – Да, Виталий Иванович, я сейчас в исполкоме, да. Очень занята. Я вам брякну позже, хорошо? Как Фаечка? – смягчала она голос. – Дай бог вам здоровья, Виталий Иванович, до свидания, мой хороший, до свидания.

Уродины едут дальше

   Сегодня все как-то странно. Началось с того, что мне приснился Карл Маркс. Ждали еще какого-то Харитонова, но интрига не разрешилась – Харитонов не пришел. Под утро пришла SMS от бабулечки: «Марея, я ср». Ну, я в панике перезваниваю. Оказывается, что она сегодня средне себя чувствует. Спрашиваю, как дела. Она рассказывает историю про то, что ее выгнали из клуба пенсионеров. Из-за пустяка. Укусила за ногу какую-то старуху. Как пояснила бабулечка – в игре.
   – Дуры набитые, – рокотала она в трубку, – ни ума, ни фантазии!
   В уме и фантазии бабулечки никто никогда не сомневался. Не представлялось возможности.
   – Сегодня с трёх до пяти у меня окно, – говорит бабулечка, – и я намерена мстить. Позвоню Петруше (единственный дед в клубе), приглашу на рюмочку. Как твой?
   Я говорю:
   – Прекрасно, третьего дня его чуть кухней не прибило.
   – Хуевина ты от часов, Марея, – говорит бабулечка. – Только-только замуж удачно вышла. Подкрашиваться-то не забываешь?
   Нет, я сегодня точно какая-то странная. Как будто не я это. Пошла даже посмотрела на себя в зеркало, и почему-то вспомнился смешной случай. Едем с друзьями в гости в область. Толстенький нелепый автобус набит телами, мехами, сумками, раздражением. Шофер, не желая задерживаться на очередной остановке, наблюдая битву за место среди тел, плюет в салон:
   – У «Родины» выходят?
   Мы, не сговариваясь, хором:
   – Нет, уродины едут дальше!

Гриб

   Я сегодня гриб. Кошка Фрося согласна. Приходила с утра по груди потоптаться, так была обозвана слоном-пылесборником и высажена восвояси. Пришлось обидеться, срочно меня забыть и пропасть. Ушла через телепорт в иные миры. Только хвост из-под кресла торчит. Не пролезает уже, что ли? Или перевес и хвост пришлось оставить?
   Еще сегодня шпица зову только по национальности – шпицем. Знаю, некрасиво, но грибам можно. У бабулечки есть чайный гриб, и она его любит, меняет ему воду, чаем и сахарным сиропом подкармливает. Разговаривает с ним, потом пьет его. Говорит:
   – Хочешь?
   Я говорю:
   – Друзей не пью.
   Бабулечка говорит:
   – Смотри сама, девка, тебе жить. Гриб – он и по углам не ссыт, и двери спальни по утрам не вышибает. И вкусный, зараза.
   Бабулечка умеет разговаривать по-древнему, и это во мне все всколыхивает. И мне сразу кажется, что она царь-грибница, а я из нее в пятисотый раз прорастаю и каждый раз удачно.