Норд

Глава пятьдесят шестая
СКВОЗЬ ОГОНЬ ИДИ ЗА МНОЙ

Когти Орла

   На даче светились все окна. Максимов распахнул калитку, успел заметить тень, скользнувшую к нему из кустов. Моментально присел, сделал полоборота на опорной ноге, далеко выбросив назад другую. Нападавший этого не ожидал – и, получив подсечку, нелепо взмахнул руками и шлепнулся задом на землю.
   Максимов кувырком ушел в сторону, выхватил из-за пояса оба ствола. Один навел на все еще сидевшего в нелепой позе человека, из второго был готов выстрелить на любой звук.
   – Есть кто еще? Или я ему башку продырявлю! – прошептал Максимов, но так, чтобы спрятавшиеся в темноте могли услышать.
   – Назови себя, – раздался тихий голос слева. Пистолет Максимова сам собой взял цель.
   – Максим. Живу здесь. – ответил Максимов, в любую секунду готовый сорваться с места.
   – Порядок. Нас Гаврилов прислал. – Человек вышел на свет. На нем был серый пятнистый бушлат, черные штаны, заправленные в армейские бутсы. – Мы тебя позже ждали.
   «Если вообще ждали», – подумал Максимов, рывком вскочив с земли.
   Не сказав ни слова, он пошел к крыльцу через лужайку, ставшую пятнистой, как бушлат незнакомца, от нетающих проплешин снега.

Случайности исключены

   Машины поставили у дальнего края поселка, почти у самого леса. Дальше такой кавалькадой ехать было нельзя – переполошишь всю округу.
   Белов застегнул липучки на бронежилете, с трудом натянул сверху плащ.
   – Мы готовы.
   Как ни отбрыкивался Белов, а участие спецназа Службы Подседерцева в захвате поставили единственным и необсуждаемым условием. На все попытки Белова договориться со старшим группы тот упрямо отвечал, что будет делать так, как приказано. А когда приехали на место, вообще перестал обращать на Белова внимание, о чем-то тихо переговаривался со своими людьми, хлопал их по туго обтянутым камуфляжем спинам, и те беззвучно исчезали в темноте.
   – Мы готовы, – чуть громче повторил Белов.
   – Не ори, – прохрипел старший группы. – Вижу. Он, не скрывая презрения, окинул взглядом воинство Белова. Зрелище было не для слабонервных. Димке кто-то из боевиков, скорее всего в шутку, чем для пользы, сунул простую армейскую каску, выщербленную за время долгой службы. И теперь Димка сверкал от счастья глазами из-под ее гнутого края. Практичный Барышников успел переодеться в старый ватник и высокие сапоги. Если бы не недовольная мина, вполне бы напоминал дачника, прогуливающегося по лесу. Макаров и Семенов, оба в куцых куртках, жались к теплому радиатору машины.
   – И куда ты с ними? – процедил старший. – Дело завалить хочешь?
   – Не твое дело. Приказ помнишь? – Белов едва сдержался. – Ты берешь дачу, остальное – моя забота.
   – Ее еще взять надо. – Старший отвернулся. Долго молчал, вглядываясь в притихший поселок. Ушедшие в темноту, наверное, подали какой-то сигнал, Белов не заметил, но старший с облегченным вздохом повернулся.
   – Все, обложили! – Он подошел вплотную. – Как тебя, Белов, да?
   – Кому подполковник Белов, кому – Игорь.
   – Сиди здесь, Игорь. Возьмем дачу – позову.
   – Я должен быть там, – отрезал Белов. – Мне не трупы, а задержанные нужны.
   Без меня вы там накуролесите в полный рост.
   – Меньше ушами надо было хлопать! Арестовал бы ты их раньше где-нибудь в Москве, без шума и пыли, как все нормальные люди делают, не было бы проблем. А то сидите в кабинетах, сопли жуете...
   – Не понял?
   – А что тут понимать! Там, по нашим данным, до шести человек охраны. Дай бог, перепились и спать завалились. А если нет? Устроят нам маленький Сталинград... А тут еще ты под ногами путаться будешь.
   – Я вхожу в дом вместе с твоими людьми, – твердо сказал Белов.
   – Давно похорон в отделе не было? – зло усмехнулся старший.
* * *
   Белов мысленно досчитал до десяти, немного помогло. Перед ним стоял огромный мужик, с грубо вырубленными чертами лица и тяжелым взглядом глубоко посаженных глаз. Широкая грудь, закованная в кевларовую броню, в широкой ладони легко лежит тяжелый шлем-капсула. Римский центурион. И мышление наверняка такое же. Во все века был и будет спрос на таких, готовых драться с кем и где угодно.
   Может, с дикими зверями на арене, может, с галлами, лишь бы Цезарь отдал приказ. А желания, хуже – жажды крови – всегда в избытке. Белов понял, матом ничего не добьешься, а выходить на связь с начальством и требовать урезонить этого «волкодава» – унижать себя. Надо было срочно найти подход к Терминатору, как про себя прозвал его Белов.
   – Слушай, – Белов встал ближе, почти касаясь богатырской груди старшего, – у меня уже один прокол был, второго не простят... Я это дело до конца довести должен. Должен! Считай, что это вопрос чести.
   – Ладно тебе, Игорь. – Старший похлопал его по плечу тяжелой ладонью. – Не меньше твоего за дело болею. Меня же тоже инструктировали до потери сознания.
   Не дай бог, лопухнемся, Подседерцев кастрирует без наркоза. Ну куда ты со своими лезешь, а? По пуле захотелось?
   Белов понял – не то. Чужие проблемы никого не волнуют.
   – Мне они живые нужны, пойми ты! – Он решил зайти с другой стороны. – И мокрые от страха. Я влетаю вместе с твоими и колю их до соплей в три секунды.
   Пока там порохом воняет и кровь на стенах... Да я там немого расколю! – Белов с трудом вздохнул, от волнения сперло в горле. – По первым показаниям прямо сегодня ночью доарестую в городе недостающих клиентов. Всю ночь допросы, утромдоклад. Все, дело в шляпе!
   – Складно излагаешь. – Старший взял под мышку каску. – Вот и приходи, как свистну. Коли там, кого хочешь.
   Белов едва не влепил вслух: «Если будет кого».
   – Хорошо, давай начистоту. – Белов не дал старшему повернуться, ухватив за руку. – Мне там нужны двое – седой старик и крупный, толстый такой мужчина моих лет. – Белов выдохнул, как перед прыжком в воду. – Та-ак... Короче, толстый – это мой бывший сослуживец. Десять лет в одном кабинете, представляешь?
   Друзьями... были. Какого хрена он там оказался, я не знаю. И степень его вины не знаю. Если Кирюху Журавлева, даже шальной пулей... А потом выясню, что он невиновен... Я себе вовек не прощу. Короче, мне он живым нужен, понял ты или нет?!
   – Понял, не дурак. – Старший освободил руку от цепких пальцев Белова. – М-да, ситуевина!
   – Так как решим? – Белов почувстовал, что выиграл.
   – Значит, один – сухопарый и седой, второй – толстяк твоего возраста.Старший как-то вскользь посмотрел на Белова и отвел глаза.
   То ли это была игра света дальнего фонаря, то ли действительно он подумал о чем-то неприятном, но выражение лица «волкодава» заставило Белова насторожиться.
   – Делаем так, – сказал старший таким тоном, что стало ясно: решение принято и обсуждению не подлежит. – Первая группа блокирует охрану, в это время вторая задами пробирается к даче, закрепляется на первом этаже. Третья – с разбега штурмует и берет под контроль дачу. За их спинами входишь ты. – Старший взял в руки шлем, поиграл на ладони его тяжелой литой мощью. – Мое дело – обеспечить твоим следокам фронт работы, и я свою работу сделаю. А когда ты там нарисовался, через минуту или через час – не моя забота. Во всяком случае, в рапорте я это указывать не собираюсь.
   – Так и я не собираюсь, – с облегчением усмехнулся Белов.
   – Не веселись, Игорек, рано еще. То, что я сказал – расклад для идеального варианта. Это если мы их чисто накроем и трепыхаться они особо не будут. А не дай боже всерьез сцепимся... Тут уж, извини, никаких гарантий. Мои «волкодавы» в таком случае натасканы решетить все, что видят.
   – Я понимаю.
   – И еще. Не вздумайте доставать стволы. Толку от вас, как от презерватива при атомном взрыве. Предупреждаю, если кто-нибудь из твоих шумнет, а еще хуже-выстрелит раньше времени... Я лично печень через задницу вырву, понял?
   – Будем, как мышки, обещаю! – Белов азартно потер ладони. – Спасибо тебе.
   – Кушай на здоровье. – Старший опять отвернулся к притихшему поселку.
   Потянул носом студеный воздух, словно принюхивался. – Выводи людей, Игорек.
   – Давно готовы.
   – Эх-ма. – Старший покачал головой. – Ну хоть весь табор-то не бери!
   – Ладно. Со мной пойдут двое. Толстый и молодой. – Белов кивнул на Барышникова с Димкой.
   – Уже легче. – Старший улыбнулся. Снял пристегнутую к плечу рацию, нажал тангенту. – Я – «Ермак». «Витязь – один», «Витязь – два», «Витязь – три», жду доклада.
   – Я – «Витязь – один», вышел на рубеж. «Витязь – два», нахожусь на исходном. «Витязь – три» – на месте. В адресе тихо, – раздалось из рации.
   – Все группы на исходных рубежах, – сказал старший вставшему рядом Белову."Витязь – один", сейчас к тебе подойдут «пиджаки». Трое. Прими и посади рядом.
   Как понял?
   – Понял, «Ермак». Трое.
   – Это мы – «пиджаки»? – улыбнулся Белов, – А кто вы еще? – Старший поморщился. – А теперь заткнись и не мешай. Мне настроиться надо.
   Он встал, широко расставив ноги, закрыл глаза. Несколько раз сильно втянул перебитым носом воздух, будто принюхивался. И замер.
   Белов с удивлением следил, как мертвеет лицо «волкодава». Отчетливее проступили жесткие складки. Из-за опущенных век в полутьме оно стало точной копией скульптуры римского воина, некогда виденной Беловым в музее.
   – С богом! – прошептал старший и водрузил на голову тяжелый шлем. В узкой прорези мелькнули лихорадочно горящие глаза. Потом он опустил черное забрало из пуленепробиваемого стекла. И превратился в человека-робота. Машину смерти.
   «Ну, ты действительно Терминатор», – хотел подколоть его напоследок Белов, но осекся.
   Старший сбросил с плеча автомат, передернул затвор и, не оглядываясь, шагнул в темноту.

Когти Орла

   Инга вышла на крыльцо и едва не столкнулась с поднимавшимся по ступенькам Максимовым.
   – Ой, мамочки! – Она чисто женским жестом схватилась за сердце.
   – Папочки! – буркнул Максимов. – Что за бардак тут у вас?
   – Не догулял, вот и злой, – поставила диагноз Инга. Она поймала его за рукав, притянула к себе. – Ну и запах. Вы что там, перепились, а потом облевали все углы?
   – Вроде того.
   – Так, костюмчик вдрызг. Куртка чужая. – Инга подняла голову и заглянула ему в лицо. – Хорошо погулял?
   – Потом расскажу. – Больше всего ему хотелось сейчас лечь, закрыть глаза и хоть немного отдохнуть.
   – Потом не будет. – Она вздохнула. – А жаль.
   – Так... Что здесь стряслось? – Максимов не удержался и крепче прижал ее к себе. Кожаный плащ успел промерзнуть, на секунду показалось, что обнимает мертвое тело. Он вдохнул запах ее волос, и наваждение исчезло.
   – Измаялся. Вон какие скулы острые стали. – Она провела пальцем по его щеке, привстала на цыпочки и зашептала, жарко щекоча дыханием ухо:
   – У нас гости. Гаврилов прислал семь урюков с автоматами. Сказал, до утра сидеть, как мыши. А у нас тут тихая паника. Полчаса назад что-то в городе произошло.
   – Что? – прошептал Максимов.
   – Какого-то казака с женой в машине взорвали.
   – "Казачка". Директор «Рус-Ина», вроде бы как мой босс, – поправил ее Максимов.
   – Может быть, я не расслышала. Журавлев репортаж по телевизору увидел.
   Раскудахтался на весь дом. Потом с Кротовым закрылись в библиотеке, Сейчас, наверно, еще там.
   – А ты куда?
   – Мой контракт окончен. Успели попрощаться, и слава богу. – Она отстранилась. Опустила голову. – Береги себя, Максим.
   «Вот и все. Сама говорила, что ее всегда убирали с объектов до начала крупных неприятностей. А если у нас не крупные неприятности, то я – Папа Римский», – подумал Максимов, проведя ладонью по теплой щеке Инги.
   Он так и не привык к тому, что в ней уживались две противоположности: дневная и ночная. Сейчас, несмотря на сгущавшуюся темноту, перед ним была дневная Инга, спокойная и умиротворенная. Как сытая тигрица.
   – Прощай, Инга.
   – Нет, Максим. До свидания. – В его ладонь лег бумажный шарик. – Будет возможность, позвони.
 
   Закрытая радиочастота Центра связи СБП РФ
 
   «Витязь – два» вызывает «Ермака».
   – На приеме. Что у тебя?
   – Из адреса вышла женщина. Идет к станции.
   – Пропустить. Как понял меня, «Витязь»?
   – Принял. Пропустить. «Ермак», «Ермак»! За ней еще один. Мужчина.
   – Вышел из адреса?
   – Да, из адреса. Скрытно идет следом.
   – "Витязь – два", не вмешиваться, что бы ни произошло. Понял?
   – Принял, «Ермак». Не вмешиваюсь.

Неприкасаемые

   Инга шла к станции хорошо знакомой дорогой. Человек, вышедший из ворот дачи следом за ней, в поселке был в первый раз, и на этом строился ее расчет.
   Инга не меняя темпа сошла с дорожки и пошла по протоптанной вдоль нее тропинке. Летом местные дачники предпочитали идти к колодцу не по асфальту, а по траве. В чем разница между двумя параллельными путями, могли объяснить только измученные городским адом москвичи.
   В ряду домов, тянувшихся с левой стороны дорожки, не горело ни одного окна. Справа был пустырь с подбирающимся прямо к тропинке прудом.
   Инга встала у раздвоенной, березы, спрятавшись в тень.
   Человек ускорил шаг. Он слишком далеко отпустил жертву. На покрывшейся белым налетом земле хорошо читались остроносые следы ее сапог.
   Тропинка вильнула от колодца к раздвоенной березе. Последнее, что он успел увидеть, была вынырнувшая из темноты рука. Выстрела он не услышал.
   Инга ухватила завалившегося назад человека за рукав, толкнула с низкого бережка в черную воду...
   Дежурившая на станции бригада наружки имела указание за женщинами не следить. Беспрепятственный отход своего агента Салин сделал одним из пунктов соглашения. Подседерцев вынужден был согласиться.
 
   Закрытая радиочастота Центра связи СБП РФ
   Внимание всем, я – «Ермак». Десятиминутная готовность
* * *
   Проехав две станции, она вышла в Одинцове. Не оглядываясь, пошла к мерцавшим разноцветными огоньками высотным домам.
   Позвонив из таксофона по местному номеру, она вошла в прокуренную кафешку, заказала чашку кофе и сто граммов коньяка.
   Пока не увидела в дверях знакомого высокого брюнета в толстой кожаной куртке, разукрашенной нашивками всех армий мира, маленький браунинг с глушителем держала под небрежно брошенной на стол меховой шапочкой.
 
   Весьма срочно т. Салину В. Н.
   «Кукушка» успешно эвакуирована. Сообщает, что охрану адреса осуществляет группа высокопрофессиональных боевиков, вооруженных автоматическим оружием.
   Один из боевиков, препятствовавший отходу «Кукушки», ею ликвидирован.
   «Кукушка» имела контакт с вернувшимся в адрес «Дикарем». Согласно инструкции, передала «Дикарю» наш контактный телефон.
   Согласно данным радиоперехвата, в поселке действует оперативная группа СБП РФ. Ведется активная подготовка к захвату адреса.
   Владислав

Когти Орла

   Не успел Максимов взяться за ручку двери, как за спиной заскрипели ступеньки под тяжелыми бутсами.
   Человек был выше Максимова на голову и намного шире в плечах.
   Человек сам приоткрыл дверь веранды. Острый луч света упал на их лица.
   – Хорошо, что я тебя узнал, – сказал человек в пятнистом бушлате. – Могло быть плохо, очень плохо. Ты Сухуми не забыл?
   – Нет, – ответил Максимов, вглядываясь в лицо, заросшее иссиня-черной бородой до самых глазниц.
   – И я не забуду. Ты меня спас, а вспомнить не можешь. Смешно.
   – Там много чего было, Исмаил. Все. запоминать – голова лопнет.
* * *
   ...На горбатую улочку, ярко освещенную огнем пожарища, вырвался БМП.
   Развернулся, скрежеща гусеницами по брусчатке, и дал длинную очередь из крупнокалиберного пулемета. Максимов бросился в канаву, очередь прошла высоко, но ударная волна, взбитая тяжелыми пулями, врезавшимися в горячий воздух, даже на таком расстоянии больно ударила в уши. Он зажал нос, выдохнул, барабанные перепонки, щелкнув, опять стали ощущать звуки. За ревом движка и треском очередей на перекрестке он расслышал стон. Совсем рядом, за спиной. Осторожно перекатился на бок.
   Прямо посреди улочки лежали трое. Один был мертв. Второй, широко разбросав руки, растянулся на спине, ногами к БМП, третий приподнялся на коленях, потянулся за валявшимся рядом автоматом. Пунктирная линия трассеров, как ножом, разрезала его пополам поперек груди. Лежавший на спине, поймав срикошетившую пулю, дрогнул всем телом, откинул голову и гортанно завыл.
   Максимов перевел взгляд на рванувший по улице БМП, сзади к нему уже успели пристроиться черные фигурки. Меньше чем через минуту гусеницы переломят всех троих, раненый даже не успеет застрелиться.
   Он решил ждать. Шанс спастись самому сохранялся, стойло лишь, улучив момент, вскочить и перемахнуть через забор. Спасти раненого было намного сложнее. Единственный шанс – если пехота отстанет, не поспевая за БМП, развившим скорость на крутом спуске. Так и вышло. И еще он заметил, что люк водителя открыт. Это выровняло шансы, можно было рисковать.
   Подпустив БМП на пять метров, Максимов выстрелил из подстволъника, послав гранату по пологой траектории прямо в группу отставшей пехоты. Краем глаза отметил, что взрыв разметал в стороны черные фигурки. Кувырком откатился. назад, из десантного отделения БМП сразу с двух бортов открыли беспорядочный огонь. Башня, завыв электроприводом, поползла влево, пулемет выдал длинную очередь, разлетевшуюся по широкой дуге.
   Он опять оглох. Беззвучно, как в страшном сне, на него накатывались перемазанные кровью, с застрявшими между траками красными лохмотьями гусеницы БМП. Машина завалилась на один борт, перемалывая левой гусеницей придорожную канаву.
   Максимов зубами сорвал чеку, бросил гранату. Она, клацнув по башне, отскочила прямо в раскрытый люк водителя.
   За три секунды до взрыва он успел перескочить на середину дороги, вцепиться в воротник куртки раненого и рвануть его за собой...
   Взрыва он не услышал, в ту секунду показалось, что БМП все-таки выровнялся и достал их острым стальным носом...
   В сознание он пришел от дикой боли, показалось, что перемолоты все кости.
   Боясь провалиться в забытье, стиснул зубы и попытался нашарить вокруг себя оружие. Сквозь тягучий звон в ушах расслышал голоса. Мужики матерились привычно и беззлобно. Главное, без акцента.
   «Свои», – облегченно вздохнул Максимов и открыл глаза. И сразу же зажмурился. В ярких языках пламени чернел остов БМП. Башню снесло взрывом, и теперь из его нутра, как из жерла, валил удушливый черный дым.
   Кто-то приподнял его голову, пальцем разжал губы и стал лить в рот жгучую жидкость. Максимов закашлялся и окончательно пришел в себя.
   «Случай трудный, но жить будет, – весело произнес тот, кто поил его водкой. – А ты, братишка, хлебнешь?»
   «Мне нельзя», – ответил хриплый шепот. Максимов скосил глаза, чтобы увидеть, кому это не хочется выпить после такой переделки.
   Человек зарос щетиной до самых глаз, все лицо было перемазано липким месивом: пыль пополам с кровью. На лице остались живыми только глаза. И они цепко, словно пытаясь выжечь в памяти его лицо, смотрели на Максимова...
   – Ты забыл, а Исмаил добро помнит. – Человек прижал к груди кулак. – Уходи.
   Забирай свои вещи – и уходи.
   – А Гаврилов что скажет?
   – Что мне твой Гаврилов? У этого Гаврилова нутро совсем гнилое. Его потроха даже пес есть не станет.
   – Но ты же на него сейчас работаешь, или нет?
   – Плевать я на него хотел. Исмаил – воин Аллаха! А ты тоже воин, я в Сухуми видел. Что нам делить? Бери вещи – и уходи. Я так решил.
   – Он тебя за это убьет, Исмаил.
   – Э! – Он сверкнул белыми крепкими зубами. – Если я скажу, что убью тебя, что ты мне ответишь?
   – Попробуй, – пожал плечами Максимов. – Может, и получится.
   – Вот и я говорю – пусть попробует! – Исмаил хлопнул его по плечу тяжелой ладонью. – Иди, дорогой. Очень тебя прошу! Не было тебя здесь, я не видел, мои люди не видели. Уходи.
   – Уговорил, – кивнул Максимов. – Ключи от подвала у тебя? Хочу взять оружие.
   – Там открыто. – Исмаил скрипнул ступеньками и пошел к сторожке.
 
   Закрытая радиочастота Центра связи СБП РФ
 
   – "Витязь – пять" вызывает «Ермака». Я – девятка. Прием.
   – На приеме.
   – Со стороны Одинцова в поселок подъезжает машина.
   – Задержи. Забери документы и держи до команды. Как понял, «Витязь-пять»?
   – Понял, «Ермак». Организую.
   – Конец связи.
* * *
   В тире делать было нечего. Максимов скрипнул приоткрытой дверью, но вниз спускаться не стал. Прислушался. Тяжелые шаги Исамила удалялись к сторожке.
   Убогий садовый домик после исчезновения Стаса так и остался пустым. Как конура без собаки.
 
   Закрытая радиочастота Центра связи СБП РФ
 
   – "Ермак", я – «Витязь – три». Вышел на рубеж атаки.
   – Принял. Сторожку – на прицел. Если что – гаси «Мухой».
* * *
   Максимов свернул за угол. Прислушался. В поселке, продрогшем от ноябрьской стужи, не было слышно ни звука. Где бы ни разбросал Исмаил своих людей, на этой стороне дома их не было.
   Он потер озябшие пальцы, поднял голову, присматриваясь к отвесной стене.
   Под самым козырьком крыши матово светилось окошко комнаты Костика.
   Резко выдохнув, он вогнал пальцы между досками, подтянулся и пополз вверх, как паук, всем телом вжимаясь в стену.
   Ухватившись за край крыши одной рукой – правая нога уперлась в угол подоконника, а другая свободно балансировала, не найдя опоры, – он осторожно постучал в окно.
   У Кости хватило сообразительности сначала выключить свет и лишь потом поднять жалюзи.
   – Быстро открывай, – прошептал Максимов, давясь от натуги словами.
   Скрипнули распахнутые створки, еще повезло, что открывались вовнутрь, и Максимов, перевалясь через подоконник, сполз на пол.
   – Все, парень, уходим, – выдохнул Максимов, закрыв глаза.
   – А вдруг я не тот, за кем ты пришел? – Костик вернулся к столу, на котором работали все три компьютера.
   – Иди ты на фиг, салага! – бессильно выругался Максимов. – Только малолетка, готовый за убеждения пойти на костер, мог взять такой псевдоним.
   – За научные убеждения! – поправил его, не оглядываясь, Костик.
   – Бля, он еще шутит! – Максимов попытался сесть, но ладонь попала на один из листков, разбросанных по всему полу, и он растянулся во весь рост.
   – Полежи. Мне нужны две минуты. Через сорок секунд машина закончит просчет шифра. И за полторы минуты я все успею...
   – Костя, тебе через минуту глотку перережут! – Максимов с трудом сел. – Когда же этот день кончится, мать его за ногу...
   – Все! Есть шифр!!! – радостно хлопнул в ладоши Костик. – Сейчас начнем маленькую компьютерную войну.
   – Как ты работаешь? Звонки же идут через гавриловский коммутатор. Они же все пишут!
   – Ерунда, – отмахнулся Костик, одной рукой продолжая набивать что-то на клавиатуре. – Собрал блок спутниковой связи, подключился к нашей «тарелке».
   Через американский спутник и работаю.
   – Кулибин хренов, – проворчал Максимов.
   – Нашел с кем сравнить! – тут же отозвался Костик, еще быстрее застучав по клавишам.
   Максимов не успел ничегосказать.
   Дверь распахнулась. Максимов откинулся назад, чтобы быстрее выхватить из-за пояса пистолет, и понял – проиграл. Исмаил уже взял его на прицел.
   Что-то со свистом пронеслось в воздухе. Исмаил охнул и стал оседать. В широком лбу торчала толстая ручка отвертки.
   Максимов рванулся вперед, подхватил выпавшую из рук Исмаила винтовку.
   Толкнул Исмаила плечом – и тело безвольно рухнуло на узкий диван. Он быстро выглянул за дверь. На лестнице, круто уходящей вниз никого не было.
   Максимов повернулся к Косте, открыл было рот, но тот опять полностью ушел в свой компьютерный мир.
 
   Закрытая радиочастота Центра связи СПБ РФ
 
   – Внимание всем! Я – «Ермак». Трехминутная готовность.
* * *
   – Все! – Костик оттолкнулся от стола, отъехал назад на стуле с колесиками. – Максим, поздравь меня, я – гений!
   – Смотря в чем, – прошептал Максимов, покосившись на завалившегося боком на диван Исмаила. – Нобелевскую премию не обещаю, но два кишлака кровников гарантирую.
   – Да я сейчас обчистил кое-кого почти на полтора миллиарда!
   – Мне бы твои проблемы, дитя прогресса, – проворчал Максимов.
   Ноги Исмаила конвульсивно задергались, тело скрючилось, потом размякло, кисть безвольно упала на пол. На мизинце блеснул перстень.
   Максимов присел на корточки и взял его за кисть, крупные пальцы Исмаила с твердыми, как когти зверя, ногтями уже стали безвольными, мертвыми. Перстень был Кротова, с двумя ключами на печатке. Вряд ли Исмаил знал истинную ценность перстня, просто привык снимать с мертвых то, что им уже не понадобится.
   Максимов перевернул Исмаила, на камуфляжных брюках у того расплывалось темное пятно, в нос ударил запах мочи.
   «Как ни живи, а умираешь, как скотина», – подумал Максимов. Он давно уже уяснил, что смерть, настоящая, а не киношная, – смердящее и тошнотворное дело.
   Грязь, кровь и гной, скрываемые при жизни, прут наружу, но мертвые, как известно, «сраму не имут», лежат себе тихо и разлагаются. И если не хочешь стать трупом, надо отбросить привитую мирной жизнью брезгливость. Он вытащил нож из ножен на поясе Исмаила. Клинок был красив особой, хищной красотой оружия, сработанного истинным мастером. Максимов провел пальцем по ложбинке на лезвии. Палец стал красным от еще не загустевшей крови.