Страница:
— А ну-ка дай мне горстку деталей. Он что, новичок?
— Опытный офицер, афганец. Семья, нищета, комната в коммуналке, попал под сокращение, полная безнадега. У меня таких полно. Это его четвертое успешное задание. Сам не ушел бы. Жена, двое детей в Москве. Для них он в командировке и до сих пор служит. Там полный порядок. Ребята не успевают рассказать женам, что их выкинули на улицу. Мой старый приятель, который заведует кадрами в армейских верхах, дает мне список кандидатов на вылет за месяц до приказа. Если я кем-то интересуюсь, то меня знакомят с его личным делом. Я подбираю их тепленькими до того, как они полезут в петлю. Попадая ко мне на крючок, они уже не срываются. Причем надо помнить, что не я лично их вербую. Для этого есть специалисты, которые получают хорошие деньги, но, кроме вербовки, ни о чем не знают. Они, как артисты, играют свою роль, снимают грим и идут домой. Им не надо знать имени автора.
— Значит, твоего стрелка замели?
— И я о том же. Без утечки не обошлось.
— Что он знает?
— Исполнители ничего не знают. Я тебя предупреждал, когда ты меня брал на работу, что буду ломать старую систему. Если его замели тихори, то он ничего не скажет.
— По какой схеме он работал?
— Получает письмо на почте до востребования, где указан адрес и лежит ключ от почтового ящика. Говорит родным о командировке и приезжает на точку. В почтовом ящике ключ от квартиры, снятой через подставных лиц. По квартире на след не выйдешь. Стрелок находит там фото жертвы, задаток в двадцать процентов и оружие. Как правило, мы даем ему от десяти дней и больше на выполнение задания. Всю подготовку он ведет сам. Мы указываем день, час и место. За исполнением следят контролеры. Те в случае провала могут вмешаться. Они могут добить жертву либо стрелка, а также прикрыть отход. Но контролеры редко вступают в дело. По окончании работы они докладывают бригадиру о выполнении задания. Стрелок возвращается в квартиру, собирает вещи и, уходя, кладет ключи в почтовый ящик, где находит деньги, билет на проезд и путевку в Сочи или Юрмалу на двадцать четыре дня. Как правило, мы даем время ребятам на адаптацию и не используем их чаще одного раза в три месяца. Так выглядит схема. Упрощенный вариант. На меня выходят только бригадиры, и то на одной из старых квартир в центре с черным ходом и проходными дворами. Вычислить организацию невозможно. Так что сам стрелок на Петровку с повинной не пойдет. Ему нечего сказать.
— Что не сработало теперь?
— Стрелок выполнил задание, и контролеры ушли. Они должны были сопроводить его на безопасном расстоянии до квартиры, но все прошло чисто, и они успокоились раньше времени. Стрелок ушел, но в квартиру не вернулся.
— Попал в аварию?
— Этот вариант мы прорабатывали. Нет. Он исчез. А это значит только одно. Его взяли.
— Почему они дали ему стрелять?
— Им нужно иметь факты для обвинения. Пойман с поличным. Такой факт стоит дороже жизни какого-то толстосума, которых оперативники не чтят. Но речь идет о другом. Специалистов у меня много, и я не понес большую потерю. Дело в другом. Я по-прежнему убежден, что в нашем доме идет утечка информации на самых верхних этажах.
— Ищи у себя, Князь. Никто здесь не знает, кто руководит твоим подразделением, и никто не заглядывает в твой конверт. Даже я. Ты берешь его со стола в запечатанном виде. В мой кабинет заходят сотни людей, и никто из моих ребят не знает, кто из ста получил конверт с заданием. Твой предшественник не был таким образованным, как ты, и работал без схем, на страх и риск, но провалов у него не случалось.
— Я знаю. Только стрелков погибло больше, чем жертв. Пальба из автоматов хороша в кино о гангстерах тридцатых годов, которые устраивали разборки на улицах Чикаго.
— Не знаю о Чикаго, но у нас и тут со скуки не сдохнешь.
— Конечно, мы же строим в России американское общество. Жуем их жвачку, смотрим их фильмы и рекламу, используем их слова, будто их язык богаче русского, играем в их игры по телевидению и вручаем своих «Оскаров» по их системе за все, что только можно, но в основном за то, что мы не сделали.
— Философ. Тебе плохо живется? Купи себе «Жигули», а джип выброси в знак протеста. Болтун. Ладно, Князь. Не морочь мне голову. Сам разбирайся в своем болоте и не втягивай меня в эту трясину.
— Хорошо, Яша. Но в следующий раз я не возьму задание на такие сроки. Можешь меня убрать, но с трехдневной подготовкой мои люди через месяц займут все камеры на Петровке.
Князь встал, схватил дубленку с дивана и вышел из кабинета.
Разговор не получился. Князь рассчитывал на поддержку, но ему ясно дали понять, что большие деньги надо отрабатывать самому. Человек, воспитанный в стенах Генерального штаба, не имел инициативы, он разрабатывал инструкции, данные свыше.
Пока Князь спускался по винтовой лестнице на первый этаж, его сопровождали шесть пар глаз.
«Кому они нужны, — со злостью думал Князь. — Лишняя трата денег. При сегодняшней технологии можно достать любого человека с любой охраной».
Князь не воспользовался черным ходом, через который пришел, а вышел в игорный зал, залитый светом. Один из вышибал в смокинге попытался его остановить. В верхней одежде сюда не заходят, но его напарник вовремя остановил новичка и что-то шепнул ему на ухо.
Князь уверенной походкой направился к третьему игровому столу, возле которого стояла огневолосая красотка с фишками в руках. Князь заметил ее, когда стоял рядом с Хлыстом у окна, но в ту минуту он думал о работе. Теперь деловая часть ночного вояжа осталась позади, и он имел право заняться личными делами.
Возле рыжей дамы с изумрудными глазами вертелся щеголь со слащавой физиономией в белом смокинге и с алой гвоздикой в петлице. Его масленая физиономия с набриолиненными волосами и тонкими усиками приводила Князя в бешенство.
Заметив приближение разъяренного гостя, щеголь отстранился от уха дамы, в которое что-то нашептывал, и сделался невинной овечкой.
— Что ты здесь делаешь? — грубо рявкнул Князь, подойдя к девушке.
Она взглянула на человека, который был вдвое ее старше и на полголовы ниже. Ее нельзя было назвать красавицей, но сочетание цветов и обаяние могли многих мужчин свести с ума. Белая кожа, нежный румянец, огромная копна пылающих рыжиной волос, миндалевидные глаза цвета морской волны и алые, четко очерченные губы. Ее прямая осанка, независимый вид, легкая ирония в глазах и чуть заметная усмешка ставили собеседника в тупик. Она обезоруживала одним поворотом головы. Слова были лишними. Однако Князь знал, с кем имел дело, и шел напролом.
— Как ты меня вычислил, стратег? — спросила она удивляясь. — Могу я немного развлечься? Не сдыхать же с тоски, слушая твой храп!
— Брось фишки и иди за мной!
Не глядя на щеголя, Князь повернулся и направился к центральному выходу.
Секунду она размышляла, затем передала фишки щеголю и сказала:
— Получи деньги, отдашь завтра.
— В моем номере, курочка, — хихикнул щеголь.
— Ты свое получил сполна, гнида!
Девушка взяла со стола сумочку из парчи, усыпанную бисером, и последовала за Князем.
Хлыст наблюдал за происходившим в окно и в момент развязки вызвал своего холуя. Как только в дверь протиснулась курчавая голова, хозяин приказал:
— Позови ко мне Кота.
— Одну секунду, босс.
Курчавая голова исчезла, и дверная щель сократилась до замочного щелчка.
Под кличкой Кот ходил главный менеджер, а по-русски смотритель за вышибалами и залом. Но о нем пойдет речь в будущем и не будем концентрировать свое внимание на пустяках.
Кот стоял, вытянувшись в струнку, и с неподдельным испугом смотрел на хозяина. Он как никто знал, на что способен Хлыст, если замечал неладное. У Кота имелись свои тайны и причины, по которым он не желал сталкиваться нос к носу с шефом.
— Кто эта рыжая? — резко спросил Хлыст.
Кот проглотил слюну и с некоторым облегчением вздохнул:
— Смешная история, босс. Месяц назад я ее прикрыл. Она просадила за столом все бабки одного из быков Самца. Ну я ее откупил за штуку баксов.
Хотел пристроить ее в нашу богадельню, — он многозначительно поднял указательный палец вверх, указывая на потолок, ухмыльнулся и продолжил:
— Но больно строптивая бабенка. Ноги — будто срослись, а это клиентам не нравится.
Некоторое время я держал ее у себя, а потом сдал Князю. Он как увидел ее, так и онемел. Теперь, небось, проклинает меня.
— Так ты ее в зал для приманки выводил?
— А за что же я бабки платил, босс?
— Сколько тебе Князь за нее дал?
— Пять штук, — тихо сказал Кот. Врать он не решился. Хлыст вранья не терпел, а такие мелочи всегда всплывали на поверхность. — Но бабенка дороже стоит. Ей только коготки бы остричь.
— Ладно. Пошел вон!
Выйдя из кабинета, Кот стер рукавом капли пота со лба и, тяжело дыша, направился вниз. Пронесло! Только холодком в спину пахнуло.
Кабинет шефа казино редко пустовал. Сегодняшний день не был исключением. Следом за Котом в кожаном кресле очутился молодой человек болезненного вида. Все знали, что этот невзрачный хлюпик является любимчиком хозяина, и относились к нему с должным уважением и даже не использовали матерщину и жаргон в его присутствии. С одной стороны, шли слухи, будто паренек работает консультантом, с другой — говорили о нем как о секретаре, и никто не мог с уверенностью сказать, что за мотылек прилетает каждую ночь на свет в окне шефа и о чем они болтают по два часа кряду.
Сегодняшнее свидание было кратким.
Хлыст расхаживал по кабинету, вытаптывая китайский шелковый ковер, и рассуждал:
— Предположения одной ищейки мне показались не безосновательными.
Слухи о том, что доллары будут иметь другой вид, а старые пропадут, ходят давно, но сейчас шум вокруг баксов возрос и, возможно, не без оснований.
— Нет, Яков Леонидыч. Эти слухи распускает Центробанк, чтобы снизить ажиотаж вокруг валюты и вынудить людей обратиться к рублю.
— Возможно, Колюня. Ты парень грамотный, но Хрящ — человек лесной.
Глупый. У него хорошо развит инстинкт самосохранения, чутье хищника, а страсть к деньгам выжигает глаза и ум, как соляная кислота. Есть мнение, что он не усидит на нарах и дернет в Москву Как мы можем узнать об этом и как мы можем его взять?
— Задача не из легких.
Молодой человек поправил свою прическу с идеальным пробором и задумался. На вид ему было лет двадцать пять или меньше. Одет очень скромно, но аккуратно. Отутюжен, со сверкающими ботинками — и это в зимнюю слякоть.
Байковая клетчатая рубашка, застегнутая на верхнюю пуговицу, сдавливала тонкую шею. Он относился к той группе людей, глядя на которых хочется полезть в карман и что-нибудь дать им на бедность.
Подумав, Колюня тихо заговорил:
— Я проверю по компьютеру все, что можно собрать об исправительно-трудовых лагерях по ту сторону горного хребта, и вычислю в конце концов, где сидит Хрящ. Мы сможем купить информатора из охраны или зеков, которые дадут нам знать, если Хрящ уйдет из зоны. Это не проблема. Проблема в том, как обнаружить его в Москве! Первое. Операцию провалил Глухарь. Это он упустил Хряща и не понес никакого наказания. Глухарь знает всех авторитетов в Москве, и он со своей кодлой держит баланс сил и отвечает за ваш покой и тишину. Дайте ему это задание. Второе. Кто контролирует железные дороги восточного направления? Надо дать премию за отлов Хряща. В Москву он может попасть только по «железке». Третье. Кто стоит на стороне Хряща и к кому тот обратится в первую очередь? Этих людей нужно купить либо убить. Хрящ должен остаться голым. Без подручных и без поддержки он тут же попадет в капкан.
Святая обязанность Глухаря выполнить поставленную перед ним задачу. Это все так — предосторожности, чтобы лоботрясы не скучали. Задача состоит в том, чтобы взять Хряща по дороге в Москву. Узкоколейка просматривается лучше, чем десятимиллионный город. Можно и шоссе поставить на контроль. Если это важно, то делать надо. Ну а что зависит от меня, я сделаю. Надеюсь, в ближайшие дни принести плоды своего труда.
— Умница! — Хлыст улыбнулся. Не каждому доводилось видеть улыбку этого человека. — Иди, Колюня, отдыхай. Сегодня мы в шахматы играть не будем.
Точнее, не в подвале, а на этаже, одном из лабиринтов, хитрых ходов, со множеством комнат. Глухаря устраивал такой расклад, но он чувствовал слишком сильное давление четырех верхних этажей и ломал себе голову, как бы вырваться из золотой клетки.
Вызванный в кабинет Хлыста главный силовой министр организации не ждал ничего хорошего от разговора. Так оно и вышло. Хлыст говорил резко, с напором и раздражением. Он даже не предложил Глухарю присесть и выпить. Хлыст считал, что пора указать своему сатрапу место, которое он занимает на иерархической лестнице большой машины по конфискации денег у населения.
Ради этих фотографий стоило сюда приехать. Фил записал номера машин и оставил на память отснятую пленку. Яркие огни казино позволяли делать шикарные кадры без помощи вспышки, а Фил умел пользоваться любой сложной техникой в любых условиях.
Он то и дело щурил глаза, переваливал голову с одного бока на другой и в ответственные секунды непроизвольно высовывал язык. Удобное кресло и стена за ним не позволяли ему отходить назад и оценивать свое искусство издали, как это делает заправский мастер.
Его собеседник, невероятно грузная личность, склонился вперед, насколько позволял живот, и, промокая лоб платком, возмущался:
— Я еще раз хочу тебе сказать, Трофимыч, если Сыча с дороги не убрать, он всех заметет. Мужик обнаглел и подобрался на расстояние выстрела. Смотри!
Гость сунул платок в карман и откинулся на спинку, вдавив мягкую кожу внутрь. После некоторой паузы он нервным движением распустил галстук, сдавливавший тройной подбородок, и тупо, исподлобья уставился на синий мундир прокурора.
Хозяин продолжал водить золотым пером по блокноту, вытянув губы в трубочку, будто хотел что-то сказать, но не решался. Гость спустил пары, огляделся по сторонам и вновь прильнул животом к крышке стола.
— Ну если ты, Трофимыч, не способен своей властью отстранить Сыча от дела, то ближе мы его не подпустим, а значит, прогремят выстрелы.
Сказав это, он вновь полез за носовым платком. Его низкий морщинистый лоб и дутые румяные щеки то и дело выделяли капельки пота.
Рука прокурора застыла на месте, не закончив работу, и он приподнял веки. Серо-стальные глаза взглянули на гостя и прищурились.
— Не будь идиотом, Игнат Иваныч. Похороны Сыча — это сенсация номер один в Красноярском крае. Сюда слетится вся старая гвардия из Москвы. В течение суток мы все сядем за решетку. Сыч руководил отделом по борьбе с должностными преступлениями на Петровке. Полковник в сорок лет. При его непосредственном участии вскрыли Чурбанова и высшую прослойку МВД. Андропов перевел его в прокуратуру, где Сыч выводил на чистую воду грязных псевдоюристов. Ему сумели отомстить, когда пришел Черненко. Тут всех андроповских птенцов выкинули за Уральский хребет с понижением на пять, шесть ступеней. Дело прошлое, всеми забытое, никто стариков обратно звать не станет.
Большая их часть пустила здесь корни и ушла в отставку. Сыч не исключение.
Через три месяца ему исполнится шестьдесят, и здесь мы поставим жирную точку, но не сейчас, когда его последыши расправили крылья в столице. Такие люди, как Сыч, должны умирать тихо, в своей постели, дома, от старости и самогона.
— Интересно поешь, прокурор. А сам-то ты не боишься Сыча?
— Боюсь, чего скрывать. Человек возглавлял отдел по надзору за органами правопорядка в союзной прокуратуре. Он Щелокова не боялся и выиграл.
Министр пулю себе в лоб пустил. Более сорока лет в органах. Когда он ко мне заходит, то мне кажется, что он насквозь меня видит и знает, сколько мелочи в моих карманах. Так что, Игнат, не суй голову в улей.
— А ты понимаешь, что Сыч вышел на «железку»? А там база, склады!
Ты знаешь, что Гундосый — парень нервный, каждую минуту за обрез хватается.
Боюсь, я уже не смогу сдерживать его архаровцев. Ситуация выходит из-под контроля.
— Понимаю. Но если Сыч ухватился за нить, его уже не остановишь.
— Кто из нас идиот, Трофимыч? Эта ниточка вокруг твоей шеи намотана. Как только натянут, твой язык первым наружу вывалится.
Прокурор отбросил ручку и выпучил серые глаза на собеседника.
— И что мне делать? Самому удавиться?
— А за что ты долю много лет получаешь? Так, за большой ум, спрятанный в двух залысинах? Ты обязан прикрывать нас, понял? Сам думай о своих проблемах. Лед тонкий!
— Сам знаю!
Наступила тишина. Партнеры мерили друг друга взглядом, и никто ничего не мог предложить. Наконец прокурор очнулся, взглянул на окна и включил настольную лампу.
— Кажется, есть одна мыслишка, — тихо начал прокурор. — Дело шито белыми нитками, но другой возможности я не вижу.
Он покосился да тонкую картонную папку, скучавшую у края стола, и хмыкнул.
— Предлагать такую туфту человеку такого масштаба?!
— Тугодум ты, Трофимыч. Ведь это Сыч у тебя в шестерках ходит, а не ты у него. На волоске висишь и еще торгуешься.
— Нет, дружок, тут с плеча рубить нельзя. На все свой расчет нужен. — Он почесал чисто выбритый подбородок и добавил: — Идея сама по себе — дрянь! Ничего стоящего. Правда, в ней есть одна зацепка. Попытаюсь я отправить Сыча в командировку. Идеальный способ отстранения от дел. Работенка тухлая. Это как на рыбалку с голыми руками, но Сыч — мужик азартный. Дай Бог, пронесет! А когда вернется, мы ему сюрприз подготовим: пара теплых слов, адрес, подписанный замом генерального прокурора, бокал шампанского и на покой. Пусть рыбку удит. А ежели шило покоя не дает, то определим его в сторожа.
Толстяк убрал носовой платок в карман и встал, с трудом вырвав моржовый вес из кресла.
— Лады, Трофимыч. Кажется, ты дозрел. Как тяжело с тобой работать.
Переваливаясь с ноги на ногу, он направился к дверям, оставляя за собой шлейф ароматного дыма от закуренной по пути сигареты. Как только за толстяком захлопнулись дубовые створки, прокурор снял трубку внутреннего телефона:
— Клава, соедини меня с Сычевым.
Прокурор не решался вызвать следователя Сычева через секретарей, он решил сам его пригласить, но каждый раз присутствие следователя, которого еще в Москве прозвали Сыч, заставляло начальника ерзать в собственном кресле.
Ожидая ответа, он постукивал пальцами по столу, а на лбу образовалась глубокая вертикальная морщина. Наконец в трубке послышался хрипловатый баритон:
— Сычев у аппарата.
— Алексей Денисыч? Карташов беспокоит. У тебя не найдется пяти минут? Тут одно дело есть, но мне нужна твоя консультация.
— Хорошо, Геннадий Трофимыч, сейчас буду.
Карташов бросил трубку на рычаг, словно она стала плавиться в его руке. У него было три-четыре минуты до появления старого лиса, а он до сих пор не знал, как к нему подобраться. Впрочем, Карташов всегда полагался на экспромт. Начиная вяло и бессвязно, к разгару монолога он выходил на цицероновский уровень. Одна мысль цепляла следующую, как крючочек петельку, и в итоге получалась неплохая вышивка с наружной стороны.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел мужчина среднего роста, худой, с белой, как сметана, густой шевелюрой и подвижным лицом. Можно было ожидать чего-то неординарного, когда наслушаешься о человеке громких слов. И каково же разочарование, когда встречаешь серую личность пенсионного возраста.
Карташов пошел в атаку, забыв предложить присесть своему сотруднику.
— Алексей Денисыч, я ознакомился с итогами вашего расследования и должен заметить, что вы не перестаете меня удивлять. Уникальное чутье и знание своего дела. Вы на финишной прямой. Осталось поставить точку. У вас отличная команда, и я подумал, что Фокин сам мог бы завершить дело. Вы ведь не тщеславный человек, от вас ваши регалии никуда не уйдут.
— Виноват, Геннадий Трофимыч, но я не совсем вас понимаю. Коней на переправе не меняют, не вижу смысла в перестановках. А до пенсии, как вы наверняка помните, жить еще три месяца. Фокин — хороший следователь, но он исполнитель, а не стратег. У него опыта маловато.
— Если вы позволите, Алексей Денисыч, я закончу свою мысль. — Сычев осекся и замолчал, но карие глаза искрились красными огоньками.
Карташов взял папку с края стола, положил перед собой и раскрыл ее.
— Я понимаю, что дела в разгар расследования не бросают, но если вспомнить, то вы приняли его от Болдина, когда его положили в больницу. Завтра Болдин выписывается и хочет вернуться к своей работе. Извините, я не хотел говорить об этом, но мы не можем отказать ему. Это дело чести.
Карташов сделал трагический вид и нагло врал, не имея почвы под ногами. Болдин лежал в больнице с пулевым ранением в тяжелом состоянии. Пуля задела позвоночник, и о возвращении Болдина на работу не могло быть и речи.
Глупая, наивная ложь, которую легко проверить в течение минуты. Карташов сам не знал, как его занесло, но он шел ва-банк!
— И потом, Алексей Денисыч, я же сказал вам, что мне требуется консультация. Я никаких приказов не подписывал. Возможно, мне показалось, что идея, которая витает в воздухе, заинтересует не только меня, но и вас. Речь пойдет о вашем старом сослуживце, который работал под вашим началом еще на Петровке. Мне показалось, что вы захотите прийти на помощь старому другу.
— Я вас не понимаю, — удивился Сычев.
— Полковник Петухов был вашим заместителем в отделе внутренних расследований в Москве. Так?
— Так.
— Надеюсь, вы знаете, что в те самые времена не только вы пострадали, но и ваши сослуживцы. Многие из них оказались в зоне вечной мерзлоты не по своей воле. Однако никто из них не упрекал вас в том, что вы слишком высоко занесли меч правосудия. Я подумал, что и вы захотите прийти к кому-то из своих бывших соратников на помощь.
— Что случилось с Петуховым?
— Ничего. За долгие годы работы в ИТК он получил три несоответствия, и сейчас ему грозит новое несоответствие. Боюсь, в отставку он уйдет сержантом. Его колония, которой он руководит, находится под юрисдикцией нашего края. Мы обязаны направить к нему следователя. У Петухова ЧП. Соскочили два зека, убийцы. Разоружен конвой. Если эти побегушники в кого-нибудь пальнут, то Петухову несдобровать. Сами знаете. Люди с подрасстрельной статьей и с оружием на свободе. Виноват ваш друг. А вы косвенно виноваты, что он стал надзирателем, а не генералом в министерстве на Огарева, 6. Такая вот цепочка.
Но если вас моя идея не заинтересовала, то можете продолжать работать над окончанием дела. Я не хочу на вас давить, Алексей Денисович.
— А что же МВД? — тихо спросил Сычев.
— Управление внутренних дел края направило в ИТК младшего лейтенанта Горелова. Так сказать, сделали, что могли. Мальчишке 22 года. Помогли, что называется!
— Вы разрешите подумать?
— Сколько?
— В течение часа я дам вам ответ.
— Идите. И в течение часа я жду вашего звонка. — Сычев вышел из кабинета. А Карташов полез за носовым платком, которым он пользовался крайне редко. Он сделал непростительную ошибку с выходом из больницы Болдина. Глупая и неоправданная ложь. Вся надежда была на то, что Сычев думал о долге перед Петуховым, а не о том, кто его заменит здесь. Прокурор решил подстраховаться и, сняв трубку городского телефона, позвонил домой Болдину. Через несколько секунд он услышал тревожный голос жены следователя. Карташову пришлось вдалбливать в голову несчастной женщине, что в прокуратуре есть силы, которые всячески стараются вывести ее мужа из игры и лишить работы. Ему удалось внушить ей, что она должна всем любопытным объяснить, будто ее муж в полном порядке и на днях выходит на работу. Рыдающим голосом супруга подстреленного следователя дала согласие на ложь. Но даже ребенок не поверил бы такому голосу, утверждавшему, что все кругом прекрасно и удивительно.
Мучения Карташова длились недолго. Сычев перезвонил через десять минут и дал согласие на выезд в колонию строгого режима, начальником которой все еще оставался его бывший соратник и друг подполковник Петухов.
Карташов с облегчением положил трубку на рычаг и решил, что непременно сегодня напьется до чертиков.
— Опытный офицер, афганец. Семья, нищета, комната в коммуналке, попал под сокращение, полная безнадега. У меня таких полно. Это его четвертое успешное задание. Сам не ушел бы. Жена, двое детей в Москве. Для них он в командировке и до сих пор служит. Там полный порядок. Ребята не успевают рассказать женам, что их выкинули на улицу. Мой старый приятель, который заведует кадрами в армейских верхах, дает мне список кандидатов на вылет за месяц до приказа. Если я кем-то интересуюсь, то меня знакомят с его личным делом. Я подбираю их тепленькими до того, как они полезут в петлю. Попадая ко мне на крючок, они уже не срываются. Причем надо помнить, что не я лично их вербую. Для этого есть специалисты, которые получают хорошие деньги, но, кроме вербовки, ни о чем не знают. Они, как артисты, играют свою роль, снимают грим и идут домой. Им не надо знать имени автора.
— Значит, твоего стрелка замели?
— И я о том же. Без утечки не обошлось.
— Что он знает?
— Исполнители ничего не знают. Я тебя предупреждал, когда ты меня брал на работу, что буду ломать старую систему. Если его замели тихори, то он ничего не скажет.
— По какой схеме он работал?
— Получает письмо на почте до востребования, где указан адрес и лежит ключ от почтового ящика. Говорит родным о командировке и приезжает на точку. В почтовом ящике ключ от квартиры, снятой через подставных лиц. По квартире на след не выйдешь. Стрелок находит там фото жертвы, задаток в двадцать процентов и оружие. Как правило, мы даем ему от десяти дней и больше на выполнение задания. Всю подготовку он ведет сам. Мы указываем день, час и место. За исполнением следят контролеры. Те в случае провала могут вмешаться. Они могут добить жертву либо стрелка, а также прикрыть отход. Но контролеры редко вступают в дело. По окончании работы они докладывают бригадиру о выполнении задания. Стрелок возвращается в квартиру, собирает вещи и, уходя, кладет ключи в почтовый ящик, где находит деньги, билет на проезд и путевку в Сочи или Юрмалу на двадцать четыре дня. Как правило, мы даем время ребятам на адаптацию и не используем их чаще одного раза в три месяца. Так выглядит схема. Упрощенный вариант. На меня выходят только бригадиры, и то на одной из старых квартир в центре с черным ходом и проходными дворами. Вычислить организацию невозможно. Так что сам стрелок на Петровку с повинной не пойдет. Ему нечего сказать.
— Что не сработало теперь?
— Стрелок выполнил задание, и контролеры ушли. Они должны были сопроводить его на безопасном расстоянии до квартиры, но все прошло чисто, и они успокоились раньше времени. Стрелок ушел, но в квартиру не вернулся.
— Попал в аварию?
— Этот вариант мы прорабатывали. Нет. Он исчез. А это значит только одно. Его взяли.
— Почему они дали ему стрелять?
— Им нужно иметь факты для обвинения. Пойман с поличным. Такой факт стоит дороже жизни какого-то толстосума, которых оперативники не чтят. Но речь идет о другом. Специалистов у меня много, и я не понес большую потерю. Дело в другом. Я по-прежнему убежден, что в нашем доме идет утечка информации на самых верхних этажах.
— Ищи у себя, Князь. Никто здесь не знает, кто руководит твоим подразделением, и никто не заглядывает в твой конверт. Даже я. Ты берешь его со стола в запечатанном виде. В мой кабинет заходят сотни людей, и никто из моих ребят не знает, кто из ста получил конверт с заданием. Твой предшественник не был таким образованным, как ты, и работал без схем, на страх и риск, но провалов у него не случалось.
— Я знаю. Только стрелков погибло больше, чем жертв. Пальба из автоматов хороша в кино о гангстерах тридцатых годов, которые устраивали разборки на улицах Чикаго.
— Не знаю о Чикаго, но у нас и тут со скуки не сдохнешь.
— Конечно, мы же строим в России американское общество. Жуем их жвачку, смотрим их фильмы и рекламу, используем их слова, будто их язык богаче русского, играем в их игры по телевидению и вручаем своих «Оскаров» по их системе за все, что только можно, но в основном за то, что мы не сделали.
— Философ. Тебе плохо живется? Купи себе «Жигули», а джип выброси в знак протеста. Болтун. Ладно, Князь. Не морочь мне голову. Сам разбирайся в своем болоте и не втягивай меня в эту трясину.
— Хорошо, Яша. Но в следующий раз я не возьму задание на такие сроки. Можешь меня убрать, но с трехдневной подготовкой мои люди через месяц займут все камеры на Петровке.
Князь встал, схватил дубленку с дивана и вышел из кабинета.
Разговор не получился. Князь рассчитывал на поддержку, но ему ясно дали понять, что большие деньги надо отрабатывать самому. Человек, воспитанный в стенах Генерального штаба, не имел инициативы, он разрабатывал инструкции, данные свыше.
Пока Князь спускался по винтовой лестнице на первый этаж, его сопровождали шесть пар глаз.
«Кому они нужны, — со злостью думал Князь. — Лишняя трата денег. При сегодняшней технологии можно достать любого человека с любой охраной».
Князь не воспользовался черным ходом, через который пришел, а вышел в игорный зал, залитый светом. Один из вышибал в смокинге попытался его остановить. В верхней одежде сюда не заходят, но его напарник вовремя остановил новичка и что-то шепнул ему на ухо.
Князь уверенной походкой направился к третьему игровому столу, возле которого стояла огневолосая красотка с фишками в руках. Князь заметил ее, когда стоял рядом с Хлыстом у окна, но в ту минуту он думал о работе. Теперь деловая часть ночного вояжа осталась позади, и он имел право заняться личными делами.
Возле рыжей дамы с изумрудными глазами вертелся щеголь со слащавой физиономией в белом смокинге и с алой гвоздикой в петлице. Его масленая физиономия с набриолиненными волосами и тонкими усиками приводила Князя в бешенство.
Заметив приближение разъяренного гостя, щеголь отстранился от уха дамы, в которое что-то нашептывал, и сделался невинной овечкой.
— Что ты здесь делаешь? — грубо рявкнул Князь, подойдя к девушке.
Она взглянула на человека, который был вдвое ее старше и на полголовы ниже. Ее нельзя было назвать красавицей, но сочетание цветов и обаяние могли многих мужчин свести с ума. Белая кожа, нежный румянец, огромная копна пылающих рыжиной волос, миндалевидные глаза цвета морской волны и алые, четко очерченные губы. Ее прямая осанка, независимый вид, легкая ирония в глазах и чуть заметная усмешка ставили собеседника в тупик. Она обезоруживала одним поворотом головы. Слова были лишними. Однако Князь знал, с кем имел дело, и шел напролом.
— Как ты меня вычислил, стратег? — спросила она удивляясь. — Могу я немного развлечься? Не сдыхать же с тоски, слушая твой храп!
— Брось фишки и иди за мной!
Не глядя на щеголя, Князь повернулся и направился к центральному выходу.
Секунду она размышляла, затем передала фишки щеголю и сказала:
— Получи деньги, отдашь завтра.
— В моем номере, курочка, — хихикнул щеголь.
— Ты свое получил сполна, гнида!
Девушка взяла со стола сумочку из парчи, усыпанную бисером, и последовала за Князем.
Хлыст наблюдал за происходившим в окно и в момент развязки вызвал своего холуя. Как только в дверь протиснулась курчавая голова, хозяин приказал:
— Позови ко мне Кота.
— Одну секунду, босс.
Курчавая голова исчезла, и дверная щель сократилась до замочного щелчка.
Под кличкой Кот ходил главный менеджер, а по-русски смотритель за вышибалами и залом. Но о нем пойдет речь в будущем и не будем концентрировать свое внимание на пустяках.
Кот стоял, вытянувшись в струнку, и с неподдельным испугом смотрел на хозяина. Он как никто знал, на что способен Хлыст, если замечал неладное. У Кота имелись свои тайны и причины, по которым он не желал сталкиваться нос к носу с шефом.
— Кто эта рыжая? — резко спросил Хлыст.
Кот проглотил слюну и с некоторым облегчением вздохнул:
— Смешная история, босс. Месяц назад я ее прикрыл. Она просадила за столом все бабки одного из быков Самца. Ну я ее откупил за штуку баксов.
Хотел пристроить ее в нашу богадельню, — он многозначительно поднял указательный палец вверх, указывая на потолок, ухмыльнулся и продолжил:
— Но больно строптивая бабенка. Ноги — будто срослись, а это клиентам не нравится.
Некоторое время я держал ее у себя, а потом сдал Князю. Он как увидел ее, так и онемел. Теперь, небось, проклинает меня.
— Так ты ее в зал для приманки выводил?
— А за что же я бабки платил, босс?
— Сколько тебе Князь за нее дал?
— Пять штук, — тихо сказал Кот. Врать он не решился. Хлыст вранья не терпел, а такие мелочи всегда всплывали на поверхность. — Но бабенка дороже стоит. Ей только коготки бы остричь.
— Ладно. Пошел вон!
Выйдя из кабинета, Кот стер рукавом капли пота со лба и, тяжело дыша, направился вниз. Пронесло! Только холодком в спину пахнуло.
Кабинет шефа казино редко пустовал. Сегодняшний день не был исключением. Следом за Котом в кожаном кресле очутился молодой человек болезненного вида. Все знали, что этот невзрачный хлюпик является любимчиком хозяина, и относились к нему с должным уважением и даже не использовали матерщину и жаргон в его присутствии. С одной стороны, шли слухи, будто паренек работает консультантом, с другой — говорили о нем как о секретаре, и никто не мог с уверенностью сказать, что за мотылек прилетает каждую ночь на свет в окне шефа и о чем они болтают по два часа кряду.
Сегодняшнее свидание было кратким.
Хлыст расхаживал по кабинету, вытаптывая китайский шелковый ковер, и рассуждал:
— Предположения одной ищейки мне показались не безосновательными.
Слухи о том, что доллары будут иметь другой вид, а старые пропадут, ходят давно, но сейчас шум вокруг баксов возрос и, возможно, не без оснований.
— Нет, Яков Леонидыч. Эти слухи распускает Центробанк, чтобы снизить ажиотаж вокруг валюты и вынудить людей обратиться к рублю.
— Возможно, Колюня. Ты парень грамотный, но Хрящ — человек лесной.
Глупый. У него хорошо развит инстинкт самосохранения, чутье хищника, а страсть к деньгам выжигает глаза и ум, как соляная кислота. Есть мнение, что он не усидит на нарах и дернет в Москву Как мы можем узнать об этом и как мы можем его взять?
— Задача не из легких.
Молодой человек поправил свою прическу с идеальным пробором и задумался. На вид ему было лет двадцать пять или меньше. Одет очень скромно, но аккуратно. Отутюжен, со сверкающими ботинками — и это в зимнюю слякоть.
Байковая клетчатая рубашка, застегнутая на верхнюю пуговицу, сдавливала тонкую шею. Он относился к той группе людей, глядя на которых хочется полезть в карман и что-нибудь дать им на бедность.
Подумав, Колюня тихо заговорил:
— Я проверю по компьютеру все, что можно собрать об исправительно-трудовых лагерях по ту сторону горного хребта, и вычислю в конце концов, где сидит Хрящ. Мы сможем купить информатора из охраны или зеков, которые дадут нам знать, если Хрящ уйдет из зоны. Это не проблема. Проблема в том, как обнаружить его в Москве! Первое. Операцию провалил Глухарь. Это он упустил Хряща и не понес никакого наказания. Глухарь знает всех авторитетов в Москве, и он со своей кодлой держит баланс сил и отвечает за ваш покой и тишину. Дайте ему это задание. Второе. Кто контролирует железные дороги восточного направления? Надо дать премию за отлов Хряща. В Москву он может попасть только по «железке». Третье. Кто стоит на стороне Хряща и к кому тот обратится в первую очередь? Этих людей нужно купить либо убить. Хрящ должен остаться голым. Без подручных и без поддержки он тут же попадет в капкан.
Святая обязанность Глухаря выполнить поставленную перед ним задачу. Это все так — предосторожности, чтобы лоботрясы не скучали. Задача состоит в том, чтобы взять Хряща по дороге в Москву. Узкоколейка просматривается лучше, чем десятимиллионный город. Можно и шоссе поставить на контроль. Если это важно, то делать надо. Ну а что зависит от меня, я сделаю. Надеюсь, в ближайшие дни принести плоды своего труда.
— Умница! — Хлыст улыбнулся. Не каждому доводилось видеть улыбку этого человека. — Иди, Колюня, отдыхай. Сегодня мы в шахматы играть не будем.
***
Глухарь имел четыре судимости. Из тридцати шести лет одну треть он отсидел в тюрьме. Хлыст взял его в долю из-за авторитета среди московской братвы. Глухарь быстро сколотил крепкую банду и обосновался в подвале казино.Точнее, не в подвале, а на этаже, одном из лабиринтов, хитрых ходов, со множеством комнат. Глухаря устраивал такой расклад, но он чувствовал слишком сильное давление четырех верхних этажей и ломал себе голову, как бы вырваться из золотой клетки.
Вызванный в кабинет Хлыста главный силовой министр организации не ждал ничего хорошего от разговора. Так оно и вышло. Хлыст говорил резко, с напором и раздражением. Он даже не предложил Глухарю присесть и выпить. Хлыст считал, что пора указать своему сатрапу место, которое он занимает на иерархической лестнице большой машины по конфискации денег у населения.
***
Когда Князь усаживал свою красотку в «чероки», пытаясь накинуть ей на плечи шубу, он не смотрел по сторонам и не заметил обшарпанную «девятку», припаркованную на другой стороне улицы. В машине сидел человек и фотографировал всех, кто казался ему интересным. Князь относился к этой категории людей. Вошел он с черного хода, а вышел из центрального с женщиной. Среди ночи приезжают сюда играть, а этот тип провел в здании казино меньше часа. Вторым объектом оказался Колюня. Молодой малый, похожий на студента, в скромном китайском пуховичке, также пользовался черным ходом и долго в злачном заведении не задерживался. Однако катался студент на «БМВ».Ради этих фотографий стоило сюда приехать. Фил записал номера машин и оставил на память отснятую пленку. Яркие огни казино позволяли делать шикарные кадры без помощи вспышки, а Фил умел пользоваться любой сложной техникой в любых условиях.
***
Беседа проходила на четвертом этаже краевого следственного отдела прокуратуры далеко от Москвы. Говорили тихо. Сидевший за столом человек в прокурорском мундире в большей степени изображал слушателя и, не глядя на собеседника, рисовал в блокноте геометрические фигуры. Это занятие можно было назвать творческим, если посмотреть на взрослого лысеющего человека со стороны.Он то и дело щурил глаза, переваливал голову с одного бока на другой и в ответственные секунды непроизвольно высовывал язык. Удобное кресло и стена за ним не позволяли ему отходить назад и оценивать свое искусство издали, как это делает заправский мастер.
Его собеседник, невероятно грузная личность, склонился вперед, насколько позволял живот, и, промокая лоб платком, возмущался:
— Я еще раз хочу тебе сказать, Трофимыч, если Сыча с дороги не убрать, он всех заметет. Мужик обнаглел и подобрался на расстояние выстрела. Смотри!
Гость сунул платок в карман и откинулся на спинку, вдавив мягкую кожу внутрь. После некоторой паузы он нервным движением распустил галстук, сдавливавший тройной подбородок, и тупо, исподлобья уставился на синий мундир прокурора.
Хозяин продолжал водить золотым пером по блокноту, вытянув губы в трубочку, будто хотел что-то сказать, но не решался. Гость спустил пары, огляделся по сторонам и вновь прильнул животом к крышке стола.
— Ну если ты, Трофимыч, не способен своей властью отстранить Сыча от дела, то ближе мы его не подпустим, а значит, прогремят выстрелы.
Сказав это, он вновь полез за носовым платком. Его низкий морщинистый лоб и дутые румяные щеки то и дело выделяли капельки пота.
Рука прокурора застыла на месте, не закончив работу, и он приподнял веки. Серо-стальные глаза взглянули на гостя и прищурились.
— Не будь идиотом, Игнат Иваныч. Похороны Сыча — это сенсация номер один в Красноярском крае. Сюда слетится вся старая гвардия из Москвы. В течение суток мы все сядем за решетку. Сыч руководил отделом по борьбе с должностными преступлениями на Петровке. Полковник в сорок лет. При его непосредственном участии вскрыли Чурбанова и высшую прослойку МВД. Андропов перевел его в прокуратуру, где Сыч выводил на чистую воду грязных псевдоюристов. Ему сумели отомстить, когда пришел Черненко. Тут всех андроповских птенцов выкинули за Уральский хребет с понижением на пять, шесть ступеней. Дело прошлое, всеми забытое, никто стариков обратно звать не станет.
Большая их часть пустила здесь корни и ушла в отставку. Сыч не исключение.
Через три месяца ему исполнится шестьдесят, и здесь мы поставим жирную точку, но не сейчас, когда его последыши расправили крылья в столице. Такие люди, как Сыч, должны умирать тихо, в своей постели, дома, от старости и самогона.
— Интересно поешь, прокурор. А сам-то ты не боишься Сыча?
— Боюсь, чего скрывать. Человек возглавлял отдел по надзору за органами правопорядка в союзной прокуратуре. Он Щелокова не боялся и выиграл.
Министр пулю себе в лоб пустил. Более сорока лет в органах. Когда он ко мне заходит, то мне кажется, что он насквозь меня видит и знает, сколько мелочи в моих карманах. Так что, Игнат, не суй голову в улей.
— А ты понимаешь, что Сыч вышел на «железку»? А там база, склады!
Ты знаешь, что Гундосый — парень нервный, каждую минуту за обрез хватается.
Боюсь, я уже не смогу сдерживать его архаровцев. Ситуация выходит из-под контроля.
— Понимаю. Но если Сыч ухватился за нить, его уже не остановишь.
— Кто из нас идиот, Трофимыч? Эта ниточка вокруг твоей шеи намотана. Как только натянут, твой язык первым наружу вывалится.
Прокурор отбросил ручку и выпучил серые глаза на собеседника.
— И что мне делать? Самому удавиться?
— А за что ты долю много лет получаешь? Так, за большой ум, спрятанный в двух залысинах? Ты обязан прикрывать нас, понял? Сам думай о своих проблемах. Лед тонкий!
— Сам знаю!
Наступила тишина. Партнеры мерили друг друга взглядом, и никто ничего не мог предложить. Наконец прокурор очнулся, взглянул на окна и включил настольную лампу.
— Кажется, есть одна мыслишка, — тихо начал прокурор. — Дело шито белыми нитками, но другой возможности я не вижу.
Он покосился да тонкую картонную папку, скучавшую у края стола, и хмыкнул.
— Предлагать такую туфту человеку такого масштаба?!
— Тугодум ты, Трофимыч. Ведь это Сыч у тебя в шестерках ходит, а не ты у него. На волоске висишь и еще торгуешься.
— Нет, дружок, тут с плеча рубить нельзя. На все свой расчет нужен. — Он почесал чисто выбритый подбородок и добавил: — Идея сама по себе — дрянь! Ничего стоящего. Правда, в ней есть одна зацепка. Попытаюсь я отправить Сыча в командировку. Идеальный способ отстранения от дел. Работенка тухлая. Это как на рыбалку с голыми руками, но Сыч — мужик азартный. Дай Бог, пронесет! А когда вернется, мы ему сюрприз подготовим: пара теплых слов, адрес, подписанный замом генерального прокурора, бокал шампанского и на покой. Пусть рыбку удит. А ежели шило покоя не дает, то определим его в сторожа.
Толстяк убрал носовой платок в карман и встал, с трудом вырвав моржовый вес из кресла.
— Лады, Трофимыч. Кажется, ты дозрел. Как тяжело с тобой работать.
Переваливаясь с ноги на ногу, он направился к дверям, оставляя за собой шлейф ароматного дыма от закуренной по пути сигареты. Как только за толстяком захлопнулись дубовые створки, прокурор снял трубку внутреннего телефона:
— Клава, соедини меня с Сычевым.
Прокурор не решался вызвать следователя Сычева через секретарей, он решил сам его пригласить, но каждый раз присутствие следователя, которого еще в Москве прозвали Сыч, заставляло начальника ерзать в собственном кресле.
Ожидая ответа, он постукивал пальцами по столу, а на лбу образовалась глубокая вертикальная морщина. Наконец в трубке послышался хрипловатый баритон:
— Сычев у аппарата.
— Алексей Денисыч? Карташов беспокоит. У тебя не найдется пяти минут? Тут одно дело есть, но мне нужна твоя консультация.
— Хорошо, Геннадий Трофимыч, сейчас буду.
Карташов бросил трубку на рычаг, словно она стала плавиться в его руке. У него было три-четыре минуты до появления старого лиса, а он до сих пор не знал, как к нему подобраться. Впрочем, Карташов всегда полагался на экспромт. Начиная вяло и бессвязно, к разгару монолога он выходил на цицероновский уровень. Одна мысль цепляла следующую, как крючочек петельку, и в итоге получалась неплохая вышивка с наружной стороны.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел мужчина среднего роста, худой, с белой, как сметана, густой шевелюрой и подвижным лицом. Можно было ожидать чего-то неординарного, когда наслушаешься о человеке громких слов. И каково же разочарование, когда встречаешь серую личность пенсионного возраста.
Карташов пошел в атаку, забыв предложить присесть своему сотруднику.
— Алексей Денисыч, я ознакомился с итогами вашего расследования и должен заметить, что вы не перестаете меня удивлять. Уникальное чутье и знание своего дела. Вы на финишной прямой. Осталось поставить точку. У вас отличная команда, и я подумал, что Фокин сам мог бы завершить дело. Вы ведь не тщеславный человек, от вас ваши регалии никуда не уйдут.
— Виноват, Геннадий Трофимыч, но я не совсем вас понимаю. Коней на переправе не меняют, не вижу смысла в перестановках. А до пенсии, как вы наверняка помните, жить еще три месяца. Фокин — хороший следователь, но он исполнитель, а не стратег. У него опыта маловато.
— Если вы позволите, Алексей Денисыч, я закончу свою мысль. — Сычев осекся и замолчал, но карие глаза искрились красными огоньками.
Карташов взял папку с края стола, положил перед собой и раскрыл ее.
— Я понимаю, что дела в разгар расследования не бросают, но если вспомнить, то вы приняли его от Болдина, когда его положили в больницу. Завтра Болдин выписывается и хочет вернуться к своей работе. Извините, я не хотел говорить об этом, но мы не можем отказать ему. Это дело чести.
Карташов сделал трагический вид и нагло врал, не имея почвы под ногами. Болдин лежал в больнице с пулевым ранением в тяжелом состоянии. Пуля задела позвоночник, и о возвращении Болдина на работу не могло быть и речи.
Глупая, наивная ложь, которую легко проверить в течение минуты. Карташов сам не знал, как его занесло, но он шел ва-банк!
— И потом, Алексей Денисыч, я же сказал вам, что мне требуется консультация. Я никаких приказов не подписывал. Возможно, мне показалось, что идея, которая витает в воздухе, заинтересует не только меня, но и вас. Речь пойдет о вашем старом сослуживце, который работал под вашим началом еще на Петровке. Мне показалось, что вы захотите прийти на помощь старому другу.
— Я вас не понимаю, — удивился Сычев.
— Полковник Петухов был вашим заместителем в отделе внутренних расследований в Москве. Так?
— Так.
— Надеюсь, вы знаете, что в те самые времена не только вы пострадали, но и ваши сослуживцы. Многие из них оказались в зоне вечной мерзлоты не по своей воле. Однако никто из них не упрекал вас в том, что вы слишком высоко занесли меч правосудия. Я подумал, что и вы захотите прийти к кому-то из своих бывших соратников на помощь.
— Что случилось с Петуховым?
— Ничего. За долгие годы работы в ИТК он получил три несоответствия, и сейчас ему грозит новое несоответствие. Боюсь, в отставку он уйдет сержантом. Его колония, которой он руководит, находится под юрисдикцией нашего края. Мы обязаны направить к нему следователя. У Петухова ЧП. Соскочили два зека, убийцы. Разоружен конвой. Если эти побегушники в кого-нибудь пальнут, то Петухову несдобровать. Сами знаете. Люди с подрасстрельной статьей и с оружием на свободе. Виноват ваш друг. А вы косвенно виноваты, что он стал надзирателем, а не генералом в министерстве на Огарева, 6. Такая вот цепочка.
Но если вас моя идея не заинтересовала, то можете продолжать работать над окончанием дела. Я не хочу на вас давить, Алексей Денисович.
— А что же МВД? — тихо спросил Сычев.
— Управление внутренних дел края направило в ИТК младшего лейтенанта Горелова. Так сказать, сделали, что могли. Мальчишке 22 года. Помогли, что называется!
— Вы разрешите подумать?
— Сколько?
— В течение часа я дам вам ответ.
— Идите. И в течение часа я жду вашего звонка. — Сычев вышел из кабинета. А Карташов полез за носовым платком, которым он пользовался крайне редко. Он сделал непростительную ошибку с выходом из больницы Болдина. Глупая и неоправданная ложь. Вся надежда была на то, что Сычев думал о долге перед Петуховым, а не о том, кто его заменит здесь. Прокурор решил подстраховаться и, сняв трубку городского телефона, позвонил домой Болдину. Через несколько секунд он услышал тревожный голос жены следователя. Карташову пришлось вдалбливать в голову несчастной женщине, что в прокуратуре есть силы, которые всячески стараются вывести ее мужа из игры и лишить работы. Ему удалось внушить ей, что она должна всем любопытным объяснить, будто ее муж в полном порядке и на днях выходит на работу. Рыдающим голосом супруга подстреленного следователя дала согласие на ложь. Но даже ребенок не поверил бы такому голосу, утверждавшему, что все кругом прекрасно и удивительно.
Мучения Карташова длились недолго. Сычев перезвонил через десять минут и дал согласие на выезд в колонию строгого режима, начальником которой все еще оставался его бывший соратник и друг подполковник Петухов.
Карташов с облегчением положил трубку на рычаг и решил, что непременно сегодня напьется до чертиков.