Марти Беверли. Любовь на Бродвее

   С раннего детства, казалось, эти глаза пронизывали человека насквозь и видели все.
   - Мама моя, посмотрите на эти глаза, - повторял Франко. - Это глаза капо, которому должны подчиняться.
   Иногда глаза сына пугали его и заставляли сомневаться, кто главный в его собственном доме.
   - Он должен знать больше, чем я могу научить его, - размышлял Франко однажды ночью вслух. - Надо послать его на время в Сицилию в дом моего отца.
   Анна запричитала и заплакала. Это было безумством посылать единственного сына так далеко, в страну, где существовали вражда и кровная месть. Кто знает, что может случиться?
   - Так надо, - твердо сказал отец. И летом 1901 года в возрасте шестнадцати лет Дино отплыл в Палермо.
   В течение четырех лет, которые юноша провел на острове, кое-что произошло. Во-первых, он глубоко познал семейный кодекс преданности и чести, существовавший в обширном клане, которому он принадлежал, а также узнал о других, соперничающих кланах. Во-вторых, он убил первого в своей жизни человека.
   Это не было просто убийством. Убийство как таковое, в порыве гнева или ради обогащения, считалось подлым поступком в их мире, позорным и запретным.
   То, что сделал Дино, было казнью. Человек был пойман на воровстве цыплят из курятника деда. Преступника привели к деду на террасу, расположенную высоко над аквамариновым Средиземным морем, среди вьющихся красных роз и бледно-голубых ирисов, которые цвели в изобилии в эту свежую весеннюю пору. Здесь вора приговорили к смерти.
   - Ты сделаешь это, Дино, - сказал дед. - Теперь ты уже мужчина, пора.
   - Я был голоден! - заскулил осужденный. - Моя жена беременна, а у нас нет...
   Дино взял пистолет, а двое других парней держали жертву за руки. Они хотели связать вора, но старик не позволил:
   - Трусы, ведь это мой внук, он не промахнется.
   Может быть, от того, что дед так уверенно сказал это, первый выстрел Дино оказался удивительно метким. Пуля попала в лоб и отбросила вора назад к стене террасы, так что мозги забрызгали камни. Затем набежавшие волны смыли их.
   За десять месяцев до того как Дино должен был вернуться в Бостон, произошло третье важное событие. Он влюбился. Объектом его страсти стала девушка по имени Катарина, дочь Луиджи Паскуале, помощника деда, человека богатого и независимого. У нее были густые темно-рыжие волосы и фиалковые глаза, а груди едва не разрывали блузку, стремясь вырваться наружу. Бедра были широкими, ягодицы круглыми, тогда как талия, которую она всегда подчеркивала туго затянутым поясом, казалась такой тонкой, что, по мнению Дино, ее можно было обхватить двумя ладонями.
   Каждое воскресенье многочисленное семейство деда собиралось на большой каменной террасе над морем, где родственники ели, пили и вели беседы, подтверждая свою преданность человеку, которого они называли дон Фиделио. На таких собраниях Катарина и Дино жадно смотрели друг на друга, так что вскоре все заметили это.
   - Дон Фиделио, - сказал отец девушки. - Простите, если я при всем уважении к вам скажу что-то не так, но мне кажется, вашему внуку нужна жена.
   - Хм... Разумно. Но Дино должен вернуться домой в Америку, и это не подлежит обсуждению. Он нужен моему сыну. Так что любой отец сицилиец, который отдаст свою дочь за моего внука, должен понимать, что ему придется надолго проститься с нею и он не сможет подержать на руках своих внуков.
   - Однако, дон Фиделио, несомненно, честь стать вашим близким родственником должна компенсировать эту потерю.
   Так было заключено соглашение.
   Дино был безгранично счастлив иметь такую невесту. До сих пор он только предавался мечтам, онанировал и ждал, когда же у него появится женщина. Все это наконец позади. Теперь он обладал женщиной, и какой!
   Ее тело было именно таким сочным, как он представлял себе, когда видел ее одетой. Обнаженной Катарина была еще красивее, чем он мог вообразить. Кожа ее была нежной, как персик, а дыхание - свежим, как аромат цветов апельсиновых деревьев в саду деда. Но самым прекрасным было то, что она, как и он, страстно хотела заниматься любовью. Их ночи стали нескончаемым наслаждением, и даже днем, если им удавалось остаться одним, она сразу прижималась к нему, а однажды в жаркий полдень она подняла свои юбки и позволила ему овладеть ею прямо на террасе, в то время как дед дремал на кушетке в доме всего в нескольких шагах от них. Поэтому неудивительно, что когда в марте 1905 года новобрачные отправились в Америку, Катарина была уже на шестом месяце беременности и ее живот сильно увеличился.
   Извергнув на берег своих нью-йоркских пассажиров, итальянский лайнер отошел от берега, а на следующее утро встал на якорь в бостонском порту. Катарина находилась на палубе, греясь на солнышке и ожидая, когда она сможет взглянуть на свой новый дом.
   Первоначальная неприязнь девушки к Америке усугубилась, когда она увидела дом своих новых родственников. Несмотря на богатство, Салиателли жили довольно скромно. Это было вполне благоразумно в стране, где семьи не могли управлять всем открыто, как на Сицилии. Они занимали второй этаж в трехэтажном кирпичном доме на Марджин-стрит в центре Норт-Энда.
   Выше и ниже жили со своими семьями люди, которым Франко Салиателли безоговорочно доверял. Однако планировалось кое-что изменить.
   - Дино, - сказал Франко сыну, - теперь ты женатый мужчина и должен иметь свое жилье. Снизу уезжает Джорджио, и квартира будет вашей. На первом этаже будет удобнее, когда у вас появится куча детей.
   Однако собственная квартира, отдельно от свекрови, не могла компенсировать Катарине потерю большого каменного сицилийского дома и морских бризов. Здесь все было другим: язык, обычаи и даже еда. К тому моменту, когда у нее должна была родиться дочь, она прибавила в весе пятьдесят фунтов, а после появления Розы сбросила лишь немного.
   - Давай займемся любовью, Дино, - упрашивала она каждую ночь, после того как малышка, жадно насытившись грудью, засыпала в маленькой люльке рядом с двухспальной кроватью. - Прошло уже столько времени. Я изголодалась по тебе.
   Однако Дино смотрел на спящую малютку, на раскинутые бедра жены, которые теперь напоминали арбузы, и не мог. Его плоть оставалась вялой и никак не реагировала на соблазн.
   - Я устал, дорогая. Может быть, завтра.
   Но следующие ночи ничем не отличались от предыдущих. Лишь иногда он вступал с ней в сношение, отдавая дань супружескому долгу. Эти занятия любовью не имели ничего общего с той радостью и непринужденностью, которые он испытывал в доме деда. После этого Катарина еще больше расстраивалась и страдала.
   - Нам нужен собственный дом, - жаловалась она. - В сельской местности, где много деревьев, или около моря, чтобы наша дочь могла нормально расти. Неужели ты хочешь, чтобы она ничего не знала, кроме этих узких улиц и кирпичных зданий?
   - Я не могу уехать, - неоднократно объяснял Дино. - Я главный помощник отца и должен оставаться при нем.
   Когда-нибудь я стану хозяином.
   Несмотря на редкие любовные ласки Дино, Катарина снова забеременела, но на четвертом месяце беременности произошел выкидыш. Катарина пережила потерю ребенка и, казалось, даже немного приободрилась, став похожей на ту радостную хохотушку, какой была на Сицилии. Когда Розе было почти два года, Катарина опять зачала, но снова потерпела неудачу на четвертом месяце. На этот раз Анна была уверена, что Катарина что-то сделала с собой. Она попыталась высказать мужу свои подозрения, но тот пришел в ярость и дал ей пощечину:
   - Дура! Как ты можешь говорить такие вещи о жене, которую выбрал для Дино мой отец? Хватит болтать, женщина. Я не хочу слышать подобные слова в моем доме.
   Больше они не говорили на эту тему. Но однажды, когда Анна сидела наверху со своей внучкой, а Катарина должна была находиться внизу в одиночестве, на первом этаже послышался подозрительный шум. Анна не осмелилась рассказать об этом Дино и тем более Франко. Потом она стала часто замечать мужчину, который приносил сумки с бакалейными товарами в комнату сына и не выходил оттуда почти полчаса. То же самое было с Тони, приносившим свежую рыбу дважды в неделю.
   Теперь у нее не было выбора.
   - Франко, ты должен выслушать меня. Я твоя жена и мать твоих детей. Послушай меня и не сходи с ума.
   Франко поставил крохотный стаканчик "Стрега", которое не спеша потягивал.
   - Рассказывай, - потребовал он.
   - Ты не будешь кричать и затыкать мне рот? Обещаешь?
   - Обещаю.
   И Анна рассказала ему обо всем, что видела. Франко молча слушал, и только появившаяся на лице бледность свидетельствовала, что он серьезно воспринял слова жены.
   А затем Бостон охватила эпидемия скарлатины. Эта болезнь стала бичом Америки в начале века. Вспышки эпидемии периодически повторялись обычно в конце долгого жаркого лета и продолжались до наступления холодов. Никто не знал причины и ничего не мог поделать.
   Оставалось только избегать домов с желтой отметкой, сжигать одежду, постельное белье, личные вещи жертв и хоронить умерших. И конечно, молиться. Анна стала ежедневно ходить в церковь с маленькой Розой и зажигать тридцать две свечки во здравие каждого члена их семьи.
   - Послушай, Дино, - сказал Франко сыну однажды утром в конце сентября, - Сестра Джорджио живет в Нантаскете в большом деревянном доме. Там очень хорошо. Прекрасная еда и рядом море. Я подумал, может быть, нам стоит отправить женщин туда на несколько недель? Там будет безопаснее.
   - Да, папа, ты прав. Так будет лучше для Розы, мамы и Катарины.
   ***
   Это была одна из самых секретных встреч. Франко и Джорджио прогуливались наедине вдоль Атлантик-авеню, так что никто, кроме чаек, не мог подслушать, о чем они говорили.
   - Ты все понял? - спросил Франко в конце концов.
   - Да, босс. Не беспокойтесь. Я сделай все, как вы сказали.
   - Благодарю, Джорджио. И будь предельно осторожным, я не хочу, избави Бог, неприятностей ни тебе, ни твоей сестре. - Он вздохнул, и Джорджио, успокаивая его, положил руку ему на плечо.
   - Не о чем беспокоиться, босс. Я все устрою и позабочусь о сестре и о себе.
   - Хорошо. Я знаю, что могу доверять тебе. Ты не представляешь, как тяжело мне решиться на это. После стольких лет дочь Луиджи Паскуале...
   - Не думайте об этом, босс. Выкиньте из головы.
   Предоставьте все мне.
   В Нантаскет, прибрежный городок на океанской отмели, которая начиналась от Норт-Кохассета и заканчивалась в Халле, отделяя Бостонскую гавань от Атлантического океана, можно было попасть, сев на паром, отходящий от пристани на Истерн-авеню. У бостонцев Нантаскет ассоциировался со сладкой ватой, засахаренными яблоками и мороженым, "чертовым колесом" и "американскими горками", а также с сотней других летних удовольствий.
   - Только посмотри, - сказала Катарина, держа на вытянутой руке темную фотографию, которую Джорджио дал ей. - Как там чудесно! Мы можем славно провести время.
   Вечером, накануне отъезда, Франко объявил, что ему только что сообщили о прибытии представителей семьи Донато из Бруклина. Эти люди были компаньонами, и на следующий день должна состояться очень важная встреча, поэтому Анне необходимо задержаться, чтобы приготовить еду для гостей.
   - Ты поезжай одна, Катарина. Ребенка оставь с нами.
   Анна привезет девочку послезавтра, а тебе нет причины терять время.
   Катарина согласилась, поскольку ненавидела каждую минуту, проведенную в Норт-Энде, и, кроме того, привыкла, что Анна постоянно заботилась о ее дочери.
   - Послушай, - добавил Франко. - Я хочу, чтобы Дино был при мне, когда прибудут люди из Бруклина, поэтому тебя посадит на паром Джорджио.
   Джорджио заехал за Катариной в девять часов на следующее утро и отвез ее в порт на своем новеньком "паккарде" с кожаным верхом и блестящей медной окантовкой.
   - Эй, чуть не забыл. Дон Франко прислал тебе подарок.
   - Франко? - Катарина насторожилась. Она знала, что свекор не очень-то жаловал ее. А если бы он узнал о... Но она тут же отбросила эту ужасную мысль. - Что это?
   Джорджио протянул руку в перчатке позади себя и достал сверток с одеждой:
   - Новое платье и шаль. На борту парома будет прохладно. Он хочет, чтобы ты выглядела необычно, когда приедешь в Нантаскет. Так, чтобы все знали, что дела у Салиателли идут хорошо. Короче, он просил передать, чтобы ты переоделась в это платье на пароме. Франко придает этому особое значение. Не забудешь, Катарина?
   - Конечно, нет. Красивое платье. Мне нравится красный цвет.
   - Да. Уверен, ты будешь прекрасно выглядеть. И не беспокойся по поводу моей сестры. Я договорился, чтобы тебя кто-нибудь встретил.
   Джорджио был верен своему слову. Как только Катарина спустилась по сходням в новом экстравагантном красном платье и в ярко-голубой шали, к ней сразу подошел человек.
   - Сеньора Салиателли? Я Джо. Мне поручено ставить вас до дома.
   Это было трехэтажное деревянное строение, выкрашенное в белый цвет с зеленой окантовкой. Их приветствовала рыжеволосая женщина лет сорока. Она выглядела очень усталой и измученной. Катарина первой подала ей руку, а затем поцеловала в обе щеки.
   - Вы Мария Форци, сестра Джорджио?
   - Да, верно, сестра Джорджио. Проходите. Я покажу вам вашу комнату.
   Какая разница? За двадцать долларов она может назваться чьей угодно сестрой. Однако на соседней улице жила настоящая Мария Форци, но женщина решила не думать об этом. Сезон практически закончился, и она не рассчитывала заполучить других квартирантов, а Бог свидетель, как она нуждалась в деньгах.
   Мужчина, назвавшийся Джо, подождал, пока Катарина устроится. Затем отправился в Бостон и нашел Джорджио.
   - Все в порядке, - сказал он.
   - У тебя не было затруднений в опознании ее?
   - Нет, она была одета в красное платье и голубую шаль, как ты сказал.
   - Хорошо. Благодарю, Джо. Я не забуду твоей услуги.
   Джорджио не забыл также, что после отправки Катарины он должен сжечь все, во что был одет, перегнать новенький "паккард" в Непонсет и сбросить его с утеса в море. Он было заартачился, не хотел гробить автомобиль, но дон Франко настоял и, вероятно, был прав.
   На следующий день Франко объявил, что люди из Бруклина собираются остаться на неделю и Анна нужна ему в доме. Она и маленькая Роза вынуждены отложить свое путешествие в Нантаскет.
   - Мне все равно, - сказала его жена. - Но ты, наверное, сошел с ума, позволяя ей оставаться там одной.
   Пусть она возвращается домой, Франко.
   - Нет. Предоставь мне решать это, Анна. Катарине нужна перемена, чтобы отдохнуть от всех нас. Она будет лучше чувствовать себя, когда вернется, вот увидишь.
   Катарина Паскуале Салиателли не вернулась домой на Марджин-стрит. Через пять дней по прибытии в Нантаскет у нее обнаружились первые симптомы скарлатины, и дом подвергся карантину. Хозяйка сожгла все, что Катарина привезла с собой, включая красное платье и голубую шаль, но было поздно. Катарина умерла на следующей неделе, а рыжеволосая женщина последовала за ней через десять дней.
   Глава 2
   Бенни Кейн и Дино Салиателли знали друг о друге только в общих чертах. Ни тому, ни другому не было известно о большой схожести в их судьбе. Сходство проявлялось не только в их деятельности и не только в том, что они, оставаясь одинокими, сделались редкостью в век, когда овдовевшие мужчины обычно быстро вступали в повторный брак. Общность их жизни скорее определялась тем, что первые десятилетия двадцатого века стали эрой огромных перемен в Америке.
   С появлением автомобилей, нового развлечения под названием "кино", а вскоре после этого - радио жизнь стала интенсивно изменяться. На смену прежним духовным и материальным ценностям пришли новые, перешагнув через ранее прочные барьеры. Традиции и обычаи, укоренявшиеся веками, претерпевали изменения. Естественно, Майер Кейн и Роза Салиателли были детьми своего времени и не желали делиться планами со своими отцами.
   - Роза, где твои серьги? - спросил Дино у дочери, которой в майский день 1919 года исполнилось четырнадцать.
   Она отвела глаза, но не стала притворяться, что не поняла вопроса.
   - Они в моей комнате, па. Хранятся в ящичке.
   - Зачем их хранить? Почему ты не надеваешь их?
   Твой дед подарил эти серьги, когда тебе было три месяца. Это семейная традиция.
   - Знаю. И они мне очень нравятся. Только в наше время дети в моем возрасте не носят серьги. - Она продолжала помешивать ложкой в чашке с густым мясным супом.
   - Ешь, - сказал Дино непроизвольно, продолжая думать о серьгах. Хороший суп, его сварила тетя Мария, ешь. - С прошлого года его сестра Мария, ее муж и четверо детей жили в квартире на втором этаже. Они въехали туда после смерти Анны, последовавшей через два года за смертью Франко. Мария готовила для Дино и Розы и приносила еду вниз трижды в день.
   Рози попробовала суп и отодвинула чашку:
   - Не хочу.
   - Ладно. Но откуда ты взяла, что современные девушки не носят серьги? Твоя кузина Натали ходит с ними, а она твоего возраста. - Натали была самым младшим ребенком Марии и Джоко.
   - Натали глупая, - отрезала Рози.
   - Нельзя так отзываться о своих родственниках.
   - Я никому не говорю такое, только между нами.
   Натали дурочка. Она итальяшка.
   - Мама моя! Кем же ты считаешь себя, Роза?
   - Я настоящая итальянка, а Натали итальяшка. Это разные вещи. - Она встала и начала убирать со стола.
   Через несколько минут посуда была вымыта и поставлена сушиться рядом с раковиной.
   - Я пойду ненадолго к соседям, хорошо?
   - К миссис Ризолли?
   - Да. Она хотела показать мне, как готовить гноччи. Ты ведь не ел их с тех пор, как умерла Нонни.
   - Попроси тетю Марию показать тебе, как это делается. Что знает миссис Ризолли, она ведь не итальянка?
   - Однако, выйдя замуж за Паоло, она кое-чему научилась. Миссис Ризолли прекрасно готовит, все так говорят.
   Дженнифер Ризолли была женой одного из боевиков Дино, работавших на улицах.
   - Опять ты за свое. Мне кажется, лучше обратиться к тете Марии. - В прежние времена такое предложение было бы воспринято как приказание, за которым следовало обязательное повиновение. Но не теперь и не для Розы.
   - Дженни собирается делать гноччи сегодня, независимо от того, приду я или нет. Я могла бы понаблюдать. - Она чмокнула отца в лоб. - Увидимся позже, па.
   Дино посмотрел ей вслед и покачал головой. Возможно, если бы он снова женился, все было бы по-другому. Может быть, он лучше бы понимал свою дочь. Но он не хотел жениться еще раз. Он так решил ради Розы.
   Для окружающих существовала история, что он страстно любил Катарину и глубоко в душе хранил память о ней, поэтому ни одна женщина не могла занять ее место. И все было бы хорошо, если бы не Роза. Дино все еще продолжал размышлять, не было ли это большой ошибкой в отношении Розы. В миссис Ризолли его смущал ее интеллект, хотя Дино и все остальные не говорили об этом вслух. Если бы Дино знал, о чем она беседовала с его дочерью, он сделал бы все возможное, чтобы не пускать Розу к соседке.
   - Так вы действительно думаете, что я могу стать учительницей? спросила Рози, закатывая указательным пальцем кусочки картофеля в тесто и пытаясь сделать гноччи так же ловко, как это делала Дженни. - Вы считаете, что я достаточно умна для этого?
   - Мне кажется, ты достаточно сообразительная девочка. Вот эти гноччи получились просто ужасными. Они будут тяжелыми как свинец. Попробуй вот так. - Она взяла вилку и показала, как закатывать гноччи зубчиками.
   - Мне надо поступить в педагогическое училище, не так ли?
   - Можно, но думаю, колледж будет лучше.
   Дженни была высокой, крупной женщиной с серовато-рыжими волосами и маленькими, близко поставленными глазами. С первого взгляда она казалась весьма обыденной, и никто не мог понять, что нашел в ней Паоло Ризолли, пока она не улыбалась или не смеялась, как сейчас. Тогда она становилась просто красавицей.
   - Слава Богу, что тебе не пришло в голову научиться делать спагетти. У тебя ничего не получилось бы.
   - Не думаю, что па разрешит мне.
   - Делать спагетти?
   - Вы знаете, что я имею в виду.
   - Да, конечно. - Некоторое время Дженни молча делала гноччи. Затем разожгла печь, чтобы вскипятить воду в огромном котле, где они будут вариться. - Что касается твоего отца, он не такой деспот, как некоторые. Он поймет. Надо постепенно внушать ему мысль о колледже.
   - Но как? - Рози прервала свою работу с влажным тестом и очистила руки от муки и остатков картофельного пюре. - Он считает все новые идеи ужасными. Все должно оставаться таким же, как прежде, когда он был ребенком. Думаю, когда мне исполнится шестнадцать, он пошлет кого-нибудь на Сицилию за мужем для меня.
   Дженни усмехнулась:
   - И ты выйдешь за него?
   - Нет. Скорее сбегу, или уйду в монастырь, или сделаю еще что-нибудь.
   - Не сомневаюсь, ты так и сделаешь. - Дженни прервала готовку и положила руку на плечо девушки. - Рози, я хотела бы иметь дочь и чтобы ею была ты.
   - Вы еще не так стары, чтобы быть моей матерью.
   - Знаю. Но мне все-таки хочется.
   Девушка обняла Джаффи:
   - Хорошо, тогда мы можем быть сестрами.
   ***
   Выросший в Челси, в пяти милях от Бостона, Майер Кейн, который был на четыре года старше Рози, также имел взрослого друга, с которым мог посоветоваться.
   Но наставником был его отец. Как и Дино, Бенни не женился вторично. В данном случае потому, что он действительно так горячо любил Зельду, что даже не мог представить на ее месте кого-то другого. Однако в отличие от Дино у него не было большой дружной семьи, с которой мог бы объединиться его сын.
   - Только ты да я, Майер, - неоднократно говорил он мальчику. - Нас двое против всех. - Бенни часто повторял этот девиз и верил в него.
   Майер не знал, когда он впервые понял, что приходилось делать отцу, чтобы выжить. Ему казалось, что отец всегда был лендлером, владельцем многочисленных квартир. Когда же Бенни круто изменил букмекерское дело, он не стал скрывать от сына своего торжества.
   То, что сделал Бенни, было проще простого. "Дейли америкэн" являлась спортивной газетой, которая выходила в конце дня. Ее огромная притягательность объяснялась не сенсационными статьями о смертях, убийствах или казнях, на которых специализировалось большинство небольших газет, а тем, что она печатала на тонкой розовой бумаге результаты скачек, которые становились все более популярным развлечением.
   - Номера четырех победивших лошадей печатаются каждый день, констатировал Бенни. - По этим номерам осуществляется выплата.
   Прощай шляпа Шломо Корнблюма и да здравствует игра, в которой любой мог принять участие за пять центов и выиграть тысячи. Мужчины, а иногда и женщины, жившие по соседству, делали небольшие ставки и передавали их Бенни Кейну. Так появился новый сборщик ставок в нелегальной лотерее.
   Майер относился к этому спокойно, пока не осознал, что некоторые люди смотрят на деятельность отца с отвращением и что его дела были незаконными. Впервые он понял, что образ жизни, который они вели с отцом, стоил гораздо больше, чем может заработать простой работяга.
   - Бедность не позорна, Майер, но это единственное доброе слово, которое ты можешь сказать о ней. - Такова была любимая поговорка Бенни.
   - Разве миссис О'Тул бедная? - спросил Майер, когда ему было девять лет. Миссис О'Тул приходила каждый день убираться в доме и готовить ужин, который оставляла на плите, чтобы Бенни позднее разогрел его.
   - Судя по тому, сколько я плачу ей, не бедная. Два с половиной доллара в неделю, Майер. Столько зарабатывал мой отец, а он был квалифицированным портным.
   - Папа, - сказал однажды Майер, когда ему было уже одиннадцать. - Я прочитал в газетах о мистере Форде.
   Там говорится, что люди, работающие у него, не имеют времени, чтобы побыть со своими семьями.
   - Да, но все они наемные рабочие, а эти люди вряд ли заботятся о своих семьях.
   Майер покачал головой:
   - Нет, папа. Это не так. И миссис О'Тул заботится о своей семье. Послушай, мне кажется, она не должна работать в воскресенье. Мы можем сами справиться. Я научусь готовить.
   - Понятно. Ты стал профсоюзным деятелем?
   - Я серьезно, папа.
   Бенни внимательно посмотрел на своего сына:
   - Хорошо. Давай поговорим серьезно. Скажем, я приму твое предложение, и она получит выходной день.
   Это значит, я буду платить ей только два доллара пятнадцать центов. Миссис О'Тул потеряет тридцать пять центов в неделю. Думаешь, она хочет этого?
   - Нет. Я не это имел в виду. Предоставь ей выходной день, но не меняй плату. В качестве премии или повышения. Ведь она ходит к нам уже довольно долго и заслужила поощрение.
   - Боже! - воскликнул Бенни, - Господи, не могу поверить!
   Майер испугался, что разозлил отца. Такое случалось всего несколько раз за всю его жизнь, и это было ужасно. Но неожиданно Бенни рассмеялся. Он хохотал, закинув голову назад и раскрыв рот.
   - Майер, иногда ты напоминаешь мне меня, когда я был в твоем возрасте. Добросердечный и глупый. Нет, пожалуй, не такой глупый. Ты хочешь этого. Хорошо, будь по-твоему. Миссис О'Тул получит выходной день при том же жалованье.
   Воскресные дни без помощницы стали для отца и сына еще более приятными. Иногда они ходили обедать в ресторан, но чаще возились на кухне. Они научились готовить картофельные оладьи. Майер тер картофель и лук, затем добавлял яйца и муку и взбивал тесто, а Бенни стоял у плиты и жарил. Оба ели, запихивая оладьи в рот прямо со сковородки, так что приготовленная тарелка никогда не наполнялась, и они ни разу не сели, как полагается, за стол. В конце концов насытившись, они чувствовали себя счастливыми.