– Не думаю, чтобы вами двигало великодушие. Мне кажется, вы просто его боитесь. Потому и поручаете его мне.
   Эти слова вырвались у нее, и она сразу же поняла, что зря произнесла их вслух: Астроном налетел на нее, и его скрюченные пальцы сжали ее челюсть, словно тиски.
   – Ты назвала меня трусом, моя маленькая убийца?
   На его лице застыла дьявольская гримаса.
   – Нет, – пискнула женщина еле слышно.
 
   – Хорошо. Мне не хотелось бы думать, что ты относишься ко мне без должного уважения. А ну живо! Рассказывай мне о Плакальщике.
   – Нет!.. Я не могу… не могу пережить это заново.
   С высоты своего роста она видела макушку его лысеющего черепа, покрытую редким пушком и усыпанную коричневыми старческими пятнами.
   – Тогда получай!
   И воспоминания нахлынули на нее с новой, ужасающей силой. Жуткое бесформенное нечто, копошащееся между ее ног, – таков итог бесчисленных часов мучительных схваток. Чудовище настолько безобразное, что даже медсестры брезговали взять его в руки.
   – Хорошо, хорошо! Он… он ужасно мучился.
   – А лицо, какое у него было лицо? Он должен был смотреть на тебя.
   – Грустное. Как у озадаченного ребенка, который не может понять, за что ему делают больно.
   Слезы осколками стекла подступили к горлу.
   – Тебе это нравилось?
   Его свободная рука сомкнулась на ее левом плече, и Астроном заставил ее опуститься перед ним на колени. Женщина почувствовала, как кровь пропитывает подол юбки, липнет к голым коленям.
   Он снова впился в нее взглядом. Солгать было невозможно.
   – Нет. – Из глаз ее хлынули долго сдерживаемые слезы, горячими дорожками протянулись по щекам. – Я совсем его не знала. Мы были знакомы всего один вечер. Но он был… добр со мной. А теперь он мертв, и мне страшно.
   – И чего же ты боишься?
   – Того, во что я превращаюсь. Я боюсь продолжать…
   – Дорогая моя, тебе следовало бы куда сильнее бояться того, что произойдет, если ты откажешься продолжать. Ты принадлежишь мне, Рулетка, и если ты подведешь меня, тебя ждет ужасная кара.
   Жуткий крик вырвался из ее горла, когда женщина увидела, как его ладонь вошла в ее грудь и уверенно обхватила сердце.
   – Если я сожму пальцы, ты умрешь. – Рука опустилась ниже, стиснула ее яичники, распространяя по животу волны боли. – Не заставляй убивать тебя. Это была бы большая потеря. – Он вытащил руку и погладил ее разбитую щеку. – Но я не хочу пугать тебя, милая. Только помочь. Спасти и освободить твою душу. Тебя ждет безумие, которого ты так боишься, Рулетка, если ты не отомстишь своему главному обидчику и не очистишь свою душу. Без этого очищения стирать твою память без толку. А теперь отправляйся, отыщи Тахиона и убей его – тогда ты будешь свободна.
   – Свободна, – выдохнула она.
   Астроном внезапно отпустил ее подбородок, и она полетела вперед и упала на четвереньки. Подсыхающая кровь липла к пальцам, и она еле слышно всхлипнула. «Свободна даже от тебя», – подумала она с чувством, которое не было ни любовью, ни ненавистью, но имело в себе что-то и от того и от другого одновременно.
   – Да, моя сладкая. Даже от меня.
   Она зажмурилась, ожидая удара или другого наказания, которое должно было немедленно последовать за такую непочтительность. Секунды текли, но ничего не происходило. Женщина осторожно приоткрыла глаза.
   – А когда вы…
   – Сотру твое прошлое? Когда ты вернешься и расскажешь мне в мельчайших подробностях, – его губы искривились в предвкушении, – о том, как умирал Тахион.
   – Да… хорошо… я согласна.
   Рулетка поднялась на колени. Астроном повелительным кивком велел Кафке выйти. Кошмарный маленький человек-таракан поспешил к двери и по пути протянул Рулетке одно из оставшихся чистых полотенец. Она с благодарностью приняла его.
   – Вы будете здесь?
   – Это зависит от времени. Сегодня у меня довольно плотный график. – Он ухмыльнулся и задумчиво взглянул на нее. – Ты хорошо мне служила. Так почему бы и нет? Я решил забрать своих наиболее преданных последователей с собой, когда уйду.
   Он перетянул предплечье жгутом и потер вздувшуюся вену.
   – Уйдете?
   – Да. Я покидаю этот мир, который предавал меня и насмехался надо мной.
   – Но как?
   – На корабле Тахиона.
   – Но вы не умеете управлять космическим кораблем. Ведь не умеете? – добавила она, внезапно усомнившись в том, так ли это.
   Способности Астронома были поистине безграничны; возможно, и управление кораблем ему под силу.
   – Корабль полетит, ибо он представляет собой разумное существо и обладает сознанием, следовательно, я могу управлять. Сбор назначен на три тридцать завтрашнего утра. Приходи, я возьму тебя с собой – разумеется, при условии, что ты убьешь Тахиона и твой рассказ развлечет меня. Ну, что скажешь? Я не мог бы быть более великодушным, – добавил он задумчивым тоном, как будто размышлял о собственном благородстве.
   Бледная улыбка, которая играла на его губах, угасла, и лицо его перекосилось в жуткой гримасе. – А теперь иди! – завопил он с такой яростью, что на губах у него выступила пена, и в лицо ей полетела слюна.
   Она послушно отправилась обратно, прижимая полотенце к губам. Кафка еще ковылял по туннелю; пробегая мимо него, Рулетка встретилась с ним взглядом и увидела в его глазах тот же страх, замешательство, отчаяние и ненависть, которые – она знала это – отражались в ее собственных глазах.
   Женщина ласково дотронулась до его хитинового панциря.
   – Спасибо за полотенце, Кафка.
   – Не стоит благодарности, – ответил он необычно официально, отчего его причудливый облик показался ей еще более нелепым и трогательным.
   – Рулетка, – произнес он ей в спину. – Береги себя. Мне хотелось бы думать, что хотя бы один из нас выберется из всего этого, сохранив какое-то подобие нормальности и человеческого облика.
   – Что ж, это вряд ли буду я, но все равно спасибо за заботу.

Глава четвертая

   9:00
   Дженнифер набрала номер, которым за прошлый год пользовалась едва ли с полдюжины раз, но помнила наизусть. Трубку сняли на третьем гудке, и хорошо поставленный бархатный голос с еле уловимым бруклинским акцентом ответил:
   – «Счастливый скупщик».
   – Здравствуйте, Грубер.
   Голос мгновенно зазвучал по-новому, стал низким и елейным:
   – Дух, дорогая! – Он назвал Дженнифер псевдонимом, который она себе придумала. – Давненько я вас не слышал. Как поживаете?
   – Прекрасно.
   Дженнифер всегда старалась отвечать ему с предельной краткостью. Леон Грубер ей не нравился, несмотря на то, что постоянно демонстрировал свои и без того очевидные чувства к ней. Это был пухлый и приземистый кокаинист с одутловатым лицом и степенью магистра изобразительных искусств, полученной в Колумбийском университете. Он работал в ломбарде, который унаследовал от своего отца – при весьма подозрительных, насколько слышала Дженнифер, обстоятельствах. Ему она сбывала краденое. Он так и не прекратил попыток заигрывать с ней, несмотря на ледяную любезность, с которой она держалась во время всех их деловых встреч.
   – У вас что-то есть для меня? – спросил он.
   В его устах этот вопрос прозвучал почти непристойно. Наверняка сейчас облизывает пухлые губы.
   – Почтовые марки, – ответила она сухо.
   – Сколько?
   Его тон стал деловым, но в голосе при этом послышалось нечто вроде вздоха.
   – Приблизительно на два миллиона по каталогу.
   Повисло долгое молчание; когда Грубер наконец заговорил, его голос снова изменился. За его словами крылось что-то такое, чего Дженнифер никогда прежде не слышала, отчего его тон показался ей еще более холодным и расчетливым, чем обычно.
   – Вы поражаете меня, дорогая. Скажите, вы их взяли у торговца или из коллекции какого-нибудь частного лица?
   – Не ваше дело.
   – Что ж, у каждого из нас есть свои секреты, верно?
   – Мои секреты – это мои секреты, – отрезала Дженнифер, начиная сердиться. – Если вас не интересуют марки, я всегда найду того, кого они интересуют.
   – О, они меня интересуют. Очень интересуют. Меня интересует все, что связано с вами, моя дорогая Дух.
   Девушка поморщилась. Она почти представляла себе сцены, проплывающие в его одурманенном кокаином сознании.
   Грубер продолжал:
   – Вы – очень, очень, гм, интригующая особа. Появляетесь из ниоткуда и менее чем за год становитесь самой искусной воровкой в городе. Мне очень повезло, гм, сотрудничать с вами, и я очень, очень заинтересован в этих марках. Но, к сожалению, сегодняшнее утро у меня занято. Я жду одних людей. Можете подойти часикам к одиннадцати? Возможно, мы пообедали бы вместе после того, как я взгляну на ваш товар.
   – Возможно. – Пока не стоит восстанавливать его против себя. – В одиннадцать часов. Я буду.
   – Жду с нетерпением, дорогая.
   Последняя его фраза продолжала приторно-сладко звучать у нее в ушах, хотя она уже положила трубку. В его словах ей почудилось более нетерпеливое предвкушение, чем обычно. Пора найти себе нового скупщика. Сколько можно выносить его сальные замечания? Наверное, Грубер совсем одурел от своего кокаина. Он принимает его такими дозами, что в один прекрасный день у него просто-напросто не выдержит сердце.
 
   Фортунато взглянул на часы. Для этого ему пришлось прижать руку к груди – такая стояла давка. Шел десятый час. Когда он снова поднял глаза, мир превратился в калейдоскоп. Его окружали яркие цветные пятна, то и дело складывавшиеся в новый узор, непредсказуемый, но не вполне случайный.
   Когда Каролина сказала ему про День дикой карты, он не придал этому никакого значения – и был не прав. Теперь они с Бреннаном застряли посреди этой пестрой толпы. Через каждые две минуты его подмывало нарушить собственное правило – не демонстрировать свои способности на публике. Отчего бы не подняться над толпой и полететь обратно, в тишину и покой своей квартиры?
   Потом он вспомнил об Астрономе, который, возможно, находился всего в нескольких ярдах от него и как раз готовился совершить очередное убийство, после которого станет еще сильнее.
   Впереди Хестер-стрит пересекалась с Боуэри – прямо посреди Джокертауна. Полицейские заграждения перекрывали боковые улочки, хотя толпа туристов была такой плотной, что никакая машина не смогла бы проехать, даже если бы очень захотела. Одеты туристы были преимущественно в шорты, кроссовки и кошмарные футболки, так что их можно было бы принять за участников соревнований по легкой атлетике, если бы не лишний вес, фотоаппараты, которыми они были увешаны, и шапочки с идиотскими лозунгами.
   – Глянь-ка вот на этого, – сказал один из них, указывая на Фортунато, надпись на его шляпе сообщала, что «Ходить в ресторан – это здорово!».
   Фортунато сразу захотелось вывернуть желудок невежи наизнанку и так и оставить его болтаться изо рта на пищеводе, разбрызгивая в разные стороны кровь, слюну и утренний завтрак этого субъекта. «Спокойно, – сказал он себе. – Не обращай внимания».
   Как это обычно и бывает у джокеров, шествие уже превратилось в настоящий балаган. Официальные платформы с декорациями должны были ждать на Кэнэл-стрит, но вся улица уже была запружена стихийными шутовскими фигурами, наиболее заметной из которых был двадцатифутовый резиновый фаллос, розовый и блестящий, направленный вверх под углом примерно в шестьдесят градусов. Он стоял на деревянной платформе, и три джокера в масках пытались пропихнуть ее сквозь толпу. Пенис был раздвоенный, и между двумя головками висела табличка, призывающая: «Отсосите, натуралы». Четвертый джокер стоял на платформе и забрасывал толпу какими-то предметами, с виду похожими на использованные презервативы. Две группки людей пытались пробиться к платформе – одна состояла из полицейских, другая – из возмущенных туристов.
   – Вот он!
   Бреннану пришлось кричать Фортунато прямо в ухо, чтобы тот мог расслышать его. Фортунато повернулся и увидел Джуба – тот сидел на крыше своего киоска, маленький и толстенький, с поблескивающими в лучах утреннего солнца клыками.
   – Спасибо.
   Фортунато расчистил небольшой пятачок перед киоском, потом сложил руки рупором и крикнул:
   – Можешь спуститься на минуточку?
   Джуб пожал плечами и принялся сползать вниз. Фортунато протянул руку и придержал его за черную щиколотку, чтобы тот не упал, и в момент прикосновения ощутил странную вибрацию. Их глаза встретились, так что чернокожий туз невольно прочитал его мысли.
   – Да, – ответил он на невысказанный вопрос. – Теперь я знаю.
   Джуб по прозвищу Морж не был человеком.
   – Я видел тебя в «Хрустальном дворце», – сказал Джуб. – Но официально мы друг другу не представлены. – Он протянул руку. – Ты умеешь хранить секреты?
   – В основном меня занимают только мои собственные дела, – ответил Фортунато. – Доктор Тахион знает?
   – Кроме тебя, об этом не знает никто. Полагаю, мне остается лишь надеяться, что ты не надумаешь выдать меня.
   Лицо Джуба стало непроницаемым: к ним подошел Бреннан со словами:
   – Кристалис говорила, что ты…
   – Я видел Астронома. – Маслянисто-черная, покрытая пучками рыжеватой щетины голова Джуба закивала вверх-вниз. – Сегодня около пяти утра. Я забирал в типографии «Инквайер». Он выходит каждый понедельник… – Фортунато нетерпеливо кашлянул. – Он сидел на заднем сиденье черного лимузина, который ехал в направлении Второй авеню.
   – С чего ты взял, что это был он? – Морж заколебался, и Фортунато подкрепил свой вопрос ментальным приказом: Расскажи мне всю правду.
   – Я… я ходил на их собрания. Египетских масонов. Мне показалось, что у них есть… одна вещь, которая была мне нужна.
   Раздавшийся внезапно грохот заставил инопланетянина испуганно шарахнуться. Фортунато оглянулся. На противоположной стороне Хестер-стрит огромная стеклянная витрина градом осколков осыпалась прямо на тротуар. Из магазинчика выскочили четверо азиатского вида подростков в синих атласных куртках. Тот, что выбежал последним, полицейской дубинкой разбил стеклянную дверь.
   – Будешь знать, как тягаться с «Цаплями»! – крикнул он.
   Они бросились в толпу и растворились в ней.
   Бреннан раскрыл свой кожаный чемоданчик и собрал из двух половинок лук – все это в мгновение ока. Но все равно стрелять было уже поздно. Он сложил лук обратно и снова повернулся к Фортунато. Тот и бровью не повел.
   – А ты не шутил, – проговорил Джуб. – Тебя действительно интересуют только свои дела.
   – Я не вмешиваюсь, когда не знаю точно, что происходит, – пожал плечами Фортунато. Его сила впервые проявилась в шестьдесят девятом году. Несколько месяцев он участвовал в нелегальном политическом движении, пытаясь положить конец массовой бойне джокеров во Вьетнаме. В этом деле была замешана женщина, и когда она исчезла, он тоже порвал с движением. И с тех пор ни во что больше не вмешивался. – Если бы я хотел стать полицейским, я бы им стал. Думаю, нам с тобой нужно как-нибудь сесть и серьезно поговорить, когда будет немного потише. А пока держи ушки на макушке. Если снова увидишь Астронома или кого-нибудь из тех, кто работает на него, звони Тахиону. Он найдет меня. Ладно?
   Инопланетянин кивнул.
   – И ради бога, – добавил Фортунато, – не делай такое кислое лицо.
 
   Спектор медленно поднимался по ступеням станции метро, поглядывая по сторонам. «Джек Дэниеле» не помог. Он видел, как убивает Астроном; несколько раз даже сам участвовал в этом. Старик мог разорвать его на куски куда быстрее, чем включится его способность регенерировать. Содрогнувшись всем телом, он побрел дальше. Ломбард Грубера находился всего в нескольких кварталах от станции.
   На Флэтбуш-авеню было тихо и почти пустынно. На крыльце играл мальчик – в одной руке он держал самолетик, в другой – игрушечный дирижабль. Он воткнул самолет в бок дирижабля и закричал:
   – Я не могу умереть, я еще не посмотрел «Историю Джолсона»!
   Спектор покачал головой. Он никак не мог понять, отчего все считали Джетбоя героем. Этот недоносок попытался помешать распространению вируса над Нью-Йорком, но у него ничего не вышло. Он все испортил. И за это получил памятник и стал кумиром миллионов.
   – Джетбой был неудачником! – крикнул он мальчишке.
   Ребенок посмотрел на него, собрал игрушки и юркнул в дом.
   Спектор запустил руку за пазуху серого костюма и вытащил маску в виде черепа. Он надел ее, когда очутился напротив ломбарда.
   Спектор быстро перешел улицу и толкнул дверь. Она оказалась заперта. Он несколько раз громко постучал и прислушался. Ни звука. Он снова постучал. На этот раз послышались тяжелые торопливые шаги. Щелкнул замок, и дверь чуть приоткрылась.
   – Я занят. Приходите позже, – сказал Грубер.
   – У тебя кокаин на лацкане, – заметил Спектор, указывая на твидовый костюм. Он вставил ногу в щель между косяком и дверью. – Это Спектор. Я хотел кое-что купить.
   Владелец «Счастливого скупщика» открыл дверь и тут же захлопнул ее за гостем.
   – Купить? Это что-то новенькое. О чем речь?
   – Автоматический пистолет и бронежилет в придачу. – Спектор оглядел полутемную захламленную комнатку, пропахшую запустением и приторным одеколоном. – Как ты ухитряешься что-то здесь отыскать?
   – Все важные дела ведутся в другом месте.
   Он был толстый и мягкий, следовательно, заслуживал ненависти. Спектор пошел следом за коротышкой, сосредотачиваясь на своей боли.
   В соседней комнате Грубер открыл шкаф и вытащил пистолет.
   – «Ингрэм Мак-11» с наплечной кобурой. С обычного покупателя я взял бы восемь сотен, но ты можешь забрать его в обмен. Надеюсь, скоро ты кое-что мне принесешь.
   Спектор взял «ингрэм» в руки и оглядел его. Пистолет был тщательно смазан и приятно оттягивал руку.
   – Угу. А бронежилет?
   – Увы.
   Спектор очень надеялся, что бронежилет спасет его, если Астроном попытается вырвать у него сердце. Ему, как всегда, не повезло; обычно бронежилеты в этой лавочке имелись.
   – А пули?
   – Держи. – Толстяк передал ему запечатанную упаковку. – Зачем тебе вдруг понадобился пистолет? Ты ведь туз, так что это кажется, гм, излишним.
   Заметив, что скупщик краденого тщательно избегает его взгляда, Спектор схватил его за уши и подтянул к себе. Грубер левой рукой попытался выдавить ему глаза, а правой выхватил из-за пазухи пистолет двадцать второго калибра. Спектор перехватил правую руку противника и направил ее ему в живот. Прозвучало два выстрела – что ж, от таких ран толстяк будет умирать очень долго. Потом повернул голову Грубера лицом к себе.
   – Нет, – сказал тот, зажмурив глаза. Спектор ударил торговца в горло, повалил на пол. Наступив на запястья, пригвоздил свою жертву.
   – Не убивай меня. Пожалуйста, не убивай.
   – Ты уже мертв.
   Грубер завизжал, но было уже слишком поздно: их взгляды встретились. Спектор обрушил воспоминания о собственной смерти на поверженного противника, проецируя свою агонию на тело толстяка, убеждая его, что он умирает. Пухлая плоть Грубера поверила. Глаза у него закатились, он задыхался, спустя минуту все было кончено.
   Спектор взглянул на письменный стол. Толстяк записал в блокноте одно-единственное слово: «марки». Ну и что это значит?
   Он надел кобуру и спрятал в нее «ингрэм». При встрече с Астрономом пистолет может помочь – или нет. Он закрыл и запер решетку, натянул маску и вышел через заднюю дверь.
 
   «Кретин! Надо же быть таким идиотом!» – клял себя Джек, пробираясь сквозь толпы людей. Злость на самого себя не утихла до сих пор. Он оглядывал Восьмую авеню, насколько это вообще было возможно. Молоденькой девушки и мужчины в пурпурном костюме и щегольской фетровой шляпе и след простыл.
   Он еще не звонил сестре – Элуэтте придется подождать. Но один телефонный звонок Джек все же сделал – на его взгляд, весьма полезный. Если бы Вонищенке с ее животными удалось хотя бы заметить его племянницу… Об остальном он бы позаботился. Язык, казавшийся шершавым, пробежал по зубам, которые были чуть более многочисленными, острыми и длинными, чем полагалось.
   Самообладание. Теперь ему удалось взять себя в руки. Покинув здание автовокзала, он начал поиски наудачу, пытаясь пробиться сквозь толпу сначала в одном направлении, потом в другом. Затем человеческая часть его сознания взяла верх над настойчивым разумом рептилии. Нужен план. Надо попробовать поискать в центре. Возможно, какую-то зацепку даст Фортунато. Джек не был уверен, что мужчина, которого он принял за сутенера, искал красоток для чернокожего туза; он вообще не стал бы утверждать, что незнакомец имеет что-то общее с этой индустрией, но попробовать стоило. Мужчина, который увел Корделию, обнаружит, что легче двигаться по течению толпы, которая направляется к Джокертауну. Сейчас на Восьмой народу было меньше, чем на других улицах. В конце концов Джеку все равно придется продумать разумный маршрут через весь город. Но пока что он полагался на свое чутье.
   И не зря.
   Джек подошел к пересечению Восьмой авеню с 38-й улицей, и на другой стороне мелькнула приметная шляпа – она чуть покачивалась, как будто ее хозяин в замешательстве оглядывался по сторонам. А вот и знакомый затылок – водопад блестящих черных волос. Его обладательница убегала. Латиноамериканец бросился за ней.
   Джек, не отрывая от них глаз, рванулся на проезжую часть. Чья-то рука ухватила его за плечо и довольно грубо втащила обратно на тротуар. Желтая машина такси, с гудением пронесшаяся мимо, едва не проехалась по носкам его стоптанных башмаков.
   – Осторожней, приятель! – сказал здоровенный джокер, стоявший рядом с ним. – Эти таксисты вечно носятся сломя голову. Что сегодня, что всегда.
   Теперь на перекрестке было полно машин – подъехали последние такси, которым удалось пробиться сквозь толпу. Машины выстроились в обоих направлениях. Двадцатипятидолларовый штраф за создание помех движению, похоже, никого не пугал.
   – Когда полицейские нужны, вечно ни одного нет поблизости, – заметил кто-то.
   Джек, петляя, перебежал перекресток, как хороший нападающий. «Джетс» гордились бы мной, – подумал он ни с того ни с сего. – В этом сезоне они запросто могли бы выпустить меня на поле». Оказавшись на другой стороне 38-й улицы, он понял, что не видит ни Корделии, ни шляпы.
   Черт! Джек оглянулся по сторонам в поисках какой-нибудь из пичужек Вонищенки, или кошки, или белки – хоть кого-нибудь.
   Когда голуби нужны, вечно ни одного нет поблизости.
 
   Выбрав себе костюм из вороха хранившихся у Джека грязных и поношенных разномастных пальто, штанов и рубах, Вонищенка натянула поверх слипшихся сосульками волос кепку, велела кошкам оставаться дома и по туннелям, которые проходили мимо этого убежища, выбралась наверх. Долгие годы жизни под землей делали ее шаги уверенными, она пользовалась зрением крыс, обитавших в этих туннелях, чтобы искать дорогу. Когда она находилась под землей, у нее по целым дням не возникало необходимости пользоваться собственным зрением. К тому же она старалась насколько возможно избегать общения с толпами людей, которыми кишела поверхность земли, как туннели и норы кишели ее друзьями-животными.
   Вонищенка взялась за ступеньку лестницы, ведущей в верхний мир, и принялась карабкаться. Она чуть приподняла крышку люка, огляделась и увидела в переулке лишь какого-то спящего бродягу. Выбравшись наружу, женщина поставила крышку на место и побрела по переулку в направлении заполненной людьми улицы. В былые времена она могла бы найти и более прямой путь к офису Розмари Малдун, расположенному в здании конторы прокурора округа. Но сегодня на улицах было полно разгоряченного народу. Лица многих скрывали причудливые маски, некоторые предпочли нарядиться в маскарадные костюмы. Она обругала толпу и без труда расчистила себе дорогу к юридическому центру. Вирус, который дал ей способ выжить, одновременно вычеркнул ее из мира людей. Иногда она сожалела об этом, но большую часть времени – нет.
   Прошмыгнув мимо охранника незамеченной, Вонищенка присоединилась к толпе, ожидавшей лифта. Затем, низко опустив голову и искоса поглядывая по сторонам, надежно скрытая от охранника за этой толпой в строгих костюмах-тройках, она двинулась к лестнице. На то, чтобы пешком подняться на восьмой этаж, ушло несколько минут, но ей не нравилось ездить на лифте.
   Вместо давно знакомой секретарши, которая знала, что Вонищенка – старая клиентка Розмари еще с тех времен, когда та была социальным работником, за стойкой сидел незнакомый черноволосый красавец в коричневом костюме. Когда она подошла, он яростно лупил по кнопкам телефона.
   – Черт! Еще один сорвался. Тому, кто изобрел кнопку удержания звонка, следовало бы оторвать голову. Вы согласны? – Он не поднимал головы от аппарата. – Хотя мне, как адвокату, не следовало бы говорить таких вещей. – Наконец он все же поднял на нее глаза, и на его лице на миг промелькнуло удивление. – Добрый день. Чем могу вам помочь? – Он улыбнулся грязной оборванке. – Вы уверены, что попали на нужный этаж? Это офис прокурора округа. Кого вы ищете?