– Нет. – Эйэрон Мокроголовый не тратил время на раздумья. – Только преданный богу человек может сидеть на Морском троне. Вороний Глаз не поклоняется ничему, кроме своей собственной гордости.
   – Ты был на Пайке не так давно и видел короля, – продолжил Гудбразер. – Разговаривал ли с тобой Бейлон о престолонаследовании?
   Да. Они беседовали в Морской Башне, слыша, как ветер ревел за окнами и о берег внизу без устали бьются волны. Бейлон в отчаянии качал головой оттого, что должен был рассказать ему Эйэрон про его последнего выжившего сына. – Как я и боялся, Волки сделали из него слабака, – сказал король. – Я молю бога, чтобы они убили его, и он не мог встать у Аши на пути. – В этом заключалась слепота Бейлона. Он видел в своей дикой, упрямой дочери себя, и верил, что она сможет стать его преемницей. Тут он был не прав, что и пытался ему втолковать Эйэрон. – Ни одна женщина никогда не сможет править железнорожденными, даже такая, как Аша, – настаивал он, но Бейлон был глух к тому, чего не хотел слышать.
   Еще до того, как жрец смог ответить, вновь открыл рот мейстер. – По праву, Морской трон принадлежит Теону или Аше, в случае, если принц мертв. Таков закон.
   – Это закон зеленой земли, – с вызовом ответил Эйэрон. – Что нам до него? Мы – железнорожденные, сыны моря, избранники Утонувшего Бога. Ни одна женщина не может нами править, и ни один безбожник.
   – А Виктарион? – спросил Гудбразер. – С ним Железный Флот. Заявит ли Виктарион свои права, Мокроголовый?
   – Эурон – старший брат… – начал мейстер.
   Эйэрон взглядом заставил его замолчать. И в маленьких рыбачьих деревушках и в крупных каменных крепостях, от подобного взгляда Мокроголового девицы падали в обморок, а орущие от страха детишки разбегались к матерям, и его было достаточно, чтобы заткнуть слугу с рабской цепью на шее. – Эурон – старший, – признал жрец, – но Виктарион благочестивее.
   – Они станут воевать между собой? – спросил мейстер.
   – Железнорожденный не должен проливать кровь железнорожденного.
   – Весьма набожно сказано, Мокроголовый, – заметил Гудбразер, – но твой брат их не разделяет. По его приказу был утоплен Савэйн Ботли, который заявил, что Морской трон по праву принадлежит Теону.
   – Если он был утоплен, значит кровь не пролилась, – ответил Эйэрон.
   Мейстер и лорд переглянулись. – Я должен дать ответ Пайку, и не могу тянуть, – сказал Гудбразер. – Мне нужен твой совет, Мокроголовый. Что это будет – присяга, или вызов?
   Эйэрон дернул себя за бороду, размышляя. Я видел бурю, и ее имя – Эурон Вороний Глаз. – Пока – молчание, – сказал он лорду. – Я должен помолиться о даровании мне просветления.
   – Молись, сколько угодно, – ответил мейстер, – но это не меняет закон. Теон – наследник, Аша – следует за ним.
   – Молчи! – взревел Эйэрон. – Слишком долго железнорожденные слушали болтовню мейстеров о зеленых землях и их законах. Пришло время, прислушаться к морю. Самое время прислушаться к голосу Бога. – Его собственный голос гремел в задымленном зале, наполненный такой мощью, что ни Горольд Гудбразер, ни его мейстер не посмели ответить. Со мной мой Утонувший Бог, – подумал Эйэрон. Он указал мне путь.
   Гудбразер предложил ему переночевать в замке, но жрец отказался. Он редко спал под крышей замка, и никогда так далеко от моря. – Настоящее удобство для себя я познаю под волнами – в водных дворцах Бога. Там я устроюсь со всеми удобствами. Мы рождены для того, чтобы страдать. Страдания делают нас сильнее. Все, что мне нужно – свежая лошадь, чтобы добраться до Пебблтона.
   Гудбразер охотно удовлетворил его просьбу. Он так же отправил с ним собственного сына, Грейдона, чтобы тот указал жрецу кратчайшую дорогу через холмы к морю. Когда они выехали, до рассвета оставался еще час, но у них были сильные кони и их ноги ступали уверенно, поэтому они двигались быстро, несмотря на темноту. Эйэрон закрыл глаза и беззвучно молился. Спустя какое-то время он уже дремал в седле.
   До него донесся тихий звук, похожий на скрип ржавых петель. – Урри, – прошептал он, и проснулся от страха. Здесь нет ни петель, ни двери, ни Урри. Брошенный топор отрубил Урри пол руки, когда ему было четыре-и-десять лет. Он играл в танец пальцев, пока воевали его отец и старшие братья. Третьей женой лорда Квеллона была Пайпер из замка Розовой Девы – девица с большой мягкой грудью и карими глазами лани. Вместо того, чтобы вылечить руку Урри Старым Способом – огнем и морской водой, она передала его заботам своего мейстера с зеленых земель, который поклялся, что сможет пришить отрубленные пальцы обратно. Он сделал это, и продолжил лечение настойками, мазями и прочими травами, но рука омертвела и у Урри началась лихорадка. К тому времени, когда мейстер отнял руку, было уже поздно.
   Лорд Квеллон так и не вернулся из своего последнего похода. Утонувший Бог в своей доброте, упокоил его в море. Назад вернулся Лорд Бейлон со своими братьями Эуроном и Виктарионом. Когда Бейлон узнал о случившемся с Урри, он отрубил мейстеру три пальца кухонным ножом и заставил вдову своего отца Пайпер пришить их обратно. Мази и настойки сослужили мейстеру ту же службу, что и Урригону. Он умер в бреду, и третья жена Лорда Квеллона вскоре последовала за ним, когда повитуха вынула из ее чрева мертворожденную дочь. Эйэрон был рад. Это его топор отрубил Урри руку во время танца пальцев, как это водится между друзьями и братьями.
   Ему все еще было стыдно вспоминать годы, последовавшие за смертью Урри. В шесть-и-десять лет он называл себя мужчиной, но, по правде сказать, он был не более, чем мехом с вином на ножках. Он пел, плясал, но уже больше никогда не танцевал танец пальцев, он шутил, паясничал и насмехался. Он играл на дудочке, жонглировал, ездил верхом, и мог перепить всех Винчей и Ботли, и половину Харлоу тоже. Бог одаривает каждого, даже его. Никто не мог мочиться дольше и дальше, чем Эйэрон Грейджой, что он и доказывал на каждом пиру. Однажды, он побился новым кораблем против стада коз, что он сумеет погасить очаг, не используя ничего, кроме собственного члена. Целый год после Эйэрон ел одну козлятину, и назвал свой корабль «Золотой Шторм», хотя Бейлон и обещал его повесить на рее собственного корабля, прознав, какой именно таран собирается водрузить его брат на носу.
   Золотой Шторм пошел ко дну во время первого восстания Бейлона, разрезанный надвое громадной боевой галерой «Ярость», когда Станнис Баратеон разбил Железный Флот, заманив Виктариона в ловушку. Но Бог еще не закончил с Эйэроном и выбросил его на берег. Его взяли в плен рыбаки и угнали в Ланниспорт в цепях, где он провел остаток войны в кишках Бобрового Утеса, доказывая, что кракены могут ссать дальше и дольше, чем львы, кабаны и куры.
   Тот человек умер. Эйэрон утонул и возродился из моря личным Пророком Бога. Ни один смертный не был ему страшен, как не страшили его тьма и воспоминания, кости души. Звук открывающейся двери. Крик ржавых железных петель. Эурон снова пришел. Не важно. Он жрец Мокроголовый, любимец Бога.
   – Будет война? – спросил Грейдон Гудбразер, когда солнце осветило холмы. – Брат пойдет на брата?
   – Если будет на то воля Утонувшего Бога. Не место безбожнику на Морском троне. – Вороний Глаз наверняка будет сражаться. И женщине не удастся одержать над ним победу – даже такой как Аша. Женщины созданы для иных, постельных, битв. Их доля – рожать детей. И Теон, если он еще жив, был столь же безнадежен – этот полный обид и улыбок мальчишка. У Винтерфела он показал, чего стоит, но Вороний Глаз не был испорченным мальчишкой. Палубы кораблей Эурона были выкрашены в красный цвет для того, чтобы скрыть пропитавшую их кровь. Виктарион. Королем должен стать Виктарион, иначе буря поглотит всех.
   Грейдон покинул его с восходом солнца, чтобы принести весть о смерти Бейлона своим двоюродным братьям в крепости Глубокие башни, в Пик Ворона и Озеро Трупов. Эйэрон продолжил свой путь вверх на холмы и вниз в долины в одиночестве, по каменистой тропе, которая становилась все шире и удобнее по мере приближения к морю. В каждом селе и в домах мелких лордов он останавливался, чтобы прочесть проповедь. – Мы вышли из моря, в море мы все и вернемся, – говорил он им. – Бог Штормов в гневе вырвал Бейлона из его замка и низверг, и теперь он пирует под волнами в водных дворцах Бога. – Он поднял руки. – Бейлон мертв! Король – мертв! Но король вернется! Ведь то, что мертво, умереть не может, но снова восстанет, сильней и прочнее, чем прежде! Король восстанет!
   Некоторые, услышав его, бросали свои мотыги и кирки, чтобы следовать за ним, так что, к тому времени, когда он услыхал рев волн, за его лошадью следовала дюжина мужчин, которых коснулся бог и желающих утонуть.
   Пебблтон служил домом нескольким тысячам рыбаков, чьи лачуги жались к подножию квадратной крепости, с башенками по углам. Две дюжины утопленников Эйэрона ждали его, расположившись на сером песчаном берегу в палатках, сшитых из тюленьей кожи и укрытиях из принесенного морем дерева. Их руки огрубели от соли, их покрывали шрамы от сетей и лески, мозоли от весел, копий и топоров, но теперь в этих руках были палицы из прочного, как железо плавника, которым вооружил их Бог из своих подводных арсеналов.
   Чуть выше линии прилива они построили навес и для жреца. Он благодарно забрался внутрь, утопив перед тем своих новых последователей. – Боже, – молился он, – позволь мне услышать в шуме волн твой голос, наставь меня на истинный путь. Капитаны и короли ждут твоего слова. Кому быть королем вместо Бейлона? Пропой мне на языке левиафанов его имя. Скажи мне, о, Господин подводного мира, у кого на Пайке есть силы сразиться с грядущей бурей?
   Хотя его поездка в Хамерхорн и утомила его, Эйэрон Мокроголовый не знал покоя в своем убежище под крышей из черных морских водорослей. Набежавшие тучи своим плащом затмили луну и звезды, и над морем распростерлась густая, непроглядная тьма, как и воцарившаяся в его душе. Бейлон отдавал предпочтение Аше – плод от его плоти, но женщина не может править железнорожденными. Это должен быть Виктарион. Девять сыновей родилось у Квеллона Грейджоя, и Виктарион был сильнейшим, бык рода людского, бесстрашный и обязательный. В этом заключена опасность. Младший брат обязан слушать старшего, и Виктарион не тот человек, который направит свой корабль наперекор традиции. Хотя, он не любит Эурона, с тех пор, как умерла та женщина.
   Он слышал снаружи храп своих утопленников, завывания ветра и звук прибоя – молот Бога, зовущий его на битву. Эйэрон вылез из своего укрытия в ледяные объятья ночи. Он стоял – нагой и бледный, худой и высокий, и как был нагим он вошел в темное, соленое море. Вода была ледяной, но он не отверг ласку своего Бога. Удар волны в грудь едва не сбил его с ног. Следующая перехлестнула через голову. Он почувствовал вкус соли на губах, и ощутил Бога вокруг себя, а его уши наполнились славой его песни. Девять сыновей родилось у Квеллона Грейджоя и я был последним из них, слабым и пугливым, как девчонка. Но это в прошлом. Тот человек утонул, и Бог дал мне силу. Холодное, соленое море обняло его, проникло сквозь его слабую человеческую плоть и коснулось его костей. «Кости», – подумал он. – «Кости души. Кости Бейлона и Урри. Правда в наших костях, ибо плоть разлагается, а кость остается. И на холмах Нагга остались кости чертогов Серого Короля…»
   Дрожащий, худой и бледный, нетвердой походкой Эйэрон Мокроголовый вышел обратно на берег, став мудрее, чем был, вступая в морской предел. Он нашел в своих костях ответ, и ясно видел предназначенный ему путь. Ночь была ледяной, и когда он пробирался обратно к своему убежищу его тело, казалось, было окутано паром, но в сердце его пылал огонь, и сон пришел легко и сразу. И стон железных петель более его не тревожил.
   Когда он проснулся, был ясный и ветреный день. Эйэрон позавтракал похлебкой из мидий и водорослей, приготовленной на костре из того же плавника. Едва он закончил, как из крепости явился Мерлин с полудюжиной своих стражников. – Король – мертв, – сказал ему Мокроголовый.
   – Да. Я получил птицу. И затем еще одну, – Мерлин был полным лысым человеком, называвшим себя на манер зеленых земель лордом и одетым в меха и бархат. – Один ворон призывает меня к Пайку, другой к Десяти Башням. У вас Кракенов, слишком много щупалец. Вы разрываете человека на части. Что скажешь, жрец? Куда мне отправлять корабли?
   Эйэрон нахмурился. – Ты сказал, Десять Башен? Какой из кракенов зовет тебя туда? – Десять Башен были владением Лорда Харлоу.
   – Принцесса Аша. Она повернула свои паруса к дому. Чтец рассылает воронов, призывая всех ее друзей к Харлоу. Он утверждает, что Бейлон собирался посадить на Морской трон ее.
   – Кому сидеть на Морском троне – решать Утонувшему Богу, – сказал жрец. – Преклони колени, чтобы я мог благословить тебя. – Лорд Мерлин встал на колени, и Эйэрон полил морской водой его лысую голову, из своего меха. – Господь Бог, утонувший за нас, позволь Мелдреду, слуге твоему, возродиться из моря. Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью. – По толстым щекам Мерлина стекала вода, смочившая его бороду и подбитую лисьим мехом мантию, – То, что мертво, никогда не умрет, – закончил Эйэрон, – Оно снова возродится, сильнее и крепче, чем прежде. – Но, когда Мерлин поднялся, он сказал ему: – Поднимись и слушай, чтобы мог передать слова бога остальным.
   В трех футах от границы прибоя волны размыли круглую глыбу гранита. Именно на ней встал Эйэрон Мокроголовый, чтобы его могли видеть и слышать его слова все последователи.
   – В море мы родились, и в море вернемся, – начал он, как и сотни раз до этого. – Бог Штормов в своем гневе низверг Бейлона и теперь он пирует в подводных дворцах. – Он поднял руки. – Железный король мертв. Но король вернется вновь! Ибо то, что мертво, умереть не может, но вновь восстанет, сильней и прочнее, чем прежде!
   – Король восстанет! – выкрикнули утопленники.
   – Так и будет. Но кто? – Мокроголовый прислушался, но ему ответил только шум волн: – Кто должен стать королем?
   Утопленники начали греметь своими палицами, постукивая ими одна по другой. – Мокроголовый! – Кричали они. – Мокроголовый – Король! Король Эйэрон! Хотим Мокроголового!
   Эйэрон покачал головой. – Если у отца два сына, и он дает одному из них топор, а другому – сеть, какой из них станет воином?
   – Топор для воина, – крикнул в ответ Рас, – сеть для рыбака.
   – Верно, – ответил Эйэрон. – Бог взял меня на глубину и утопил того никчемного человека, которым я был. Вернув меня, он дал мне глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, и голос, чтобы нести его слово. Чтобы я мог стать его Пророком и учить его истинам тех, кто позабыл. Я не был рожден, чтобы сидеть на Морском троне… не более, чем Эурон Вороний Глаз. Я слышал глас бога, который произнес: ни один безбожник не сядет на мой Морской трон!
   Мерлин скрестил руки на груди. – Значит, Аша? Или Виктарион? Скажи нам, жрец!
   – Вам ответит Бог, но не здесь. – Эйэрон указал на жирное, белое лицо Мерлина. – Не мне внемлите, не законам человеческим, но морю. Ставьте паруса и погрузите в воду весла, милорд. И отправляйтесь на Старый Вик. Вы, все капитаны и короли. Не ходите ни к Пайку на поклон к безбожнику, ни в Харлоу, чтобы вступить в сговор с коварной женщиной. Правьте к Старому Вику. Туда, где стояли чертоги Серого Короля. Именем Утонувшего Бога я призываю вас. Я призываю всех! Покиньте свои жилища, свои замки и форты, и возвращайтесь к холму Нагга, на вече королей.
   Мерлин открыл рот: – Вече королей? Настоящего вече королей не было уже…
   – Слишком долго! – В ярости вскричал Эйэрон. – Но, на заре времен железнорожденные избирали своих королей, возвышая достойнейших из своего числа. Настало время вернуться к Старым Обычаям, ибо лишь это снова нас возвеличит. Вече королей избрало Урраса Железноногого Верховным Королем и увенчало его короной из плавника. Сайласа Плосконосого, и Харрага Хоара, Старого Кракена – их всех избрали на вече королей. Избранный на этом вече восстанет тот, которому суждено завершить начатое королем Бейлоном, отвоевать нам наши свободы. Я повторяю, не ходите ни к Пайку, ни к Десяти Башням Харлоу, только к Старому Вику. Разыщите холм Нагга и останки чертогов Серого Короля, потому что именно в этом священном месте, когда утонет и возродится луна, мы должны избрать себе достойного, богобоязненного короля. – Он снова поднял свои костлявые руки. – Слушайте! Внемлите волнам! Внемлите богу! Он говорит с нами, он говорит: «Нам не нужен иной король, кроме выбранного на вече!»
   Его слова утонули в реве толпы, и утопленники внесли свой вклад стуком своих палиц. – Вече! – кричали они. – Вече, вече. Никого, кроме избранного на вече! – И поднятый ими грохот наверняка был слышен на Пайке Вороньему Глазу, и Богу Штормов в его облачном чертоге. И Эйэрон Мокроголовый знал, что он поступил верно.

Капитан Стражи

   – Кровавые апельсины, похоже, перезрели, – слабым голосом заключил принц, когда капитан выкатил его на террасу.
   После этого он промолчал несколько часов.
   На счет апельсинов это была истинная правда. Несколько из них упало на светло розовый мрамор и разбилось. Их острый запах с каждым вздохом наполнял ноздри Хотаха. Вне всякого сомнения принц тоже чуял их запах, потому что сидел прямо под деревьями в своем кресле-каталке на подушках из гусиного пуха и с колесами из железа и эбонита, которое изготовил мейстер Калеотт.
   Долгое время единственным звуком оставались визг детей, плещущихся в бассейнах и фонтанах, и изредка мягкие шлепки опадающих на террасу апельсинов. Но потом капитан услыхал с дальней стороны террасы легкий перестук каблуков по мрамору.
   Обара. Он узнал ее походку: широкая, быстрая и яростная. Наверняка в конюшне у ворот стоит ее лошадь – вся в мыле и крови от шпор. Она всегда выбирала жеребцов, и ходили слухи, что в Дорне у нее нет равной в их укрощении… впрочем, как и мужчин. Капитан расслышал вторящие ей шаги другого человека: быстрое шарканье ног мейстера Калеотта, едва поспевавшего за своей спутницей.
   Обара Сэнд всегда ходила быстро. Словно вечно пыталась догнать что-то от нее ускользающее, как некогда заметил своей дочери принц, а капитан услышал ненароком.
   Когда она появилась в тройной арке, Арео Хотах вытянул свой топор на длинной шестифутовой рукояти чтобы закрыть ей проход. – Миледи, ни шагу дальше. – В его низком голосе прозвучал тонкий акцент Норвоса. – Принц не желает, чтоб ему мешали.
   Ее лицо было каменным, но затем стало еще тверже: – Ты стоишь на моем пути, Хотах. – Обара была старшей из Песчанок, ширококостная женщина приблизительно тридцати лет, с близко посаженными глазами и ржаво-каштановыми волосами ее родного Староместа. Под ее пятнистым плащом песчаного цвета с золотом были поношенная одежда из потертой мягкой кожи. Вот и все, что было в ней мягкого. На боку у нее был свернутый кнут, за спиной круглый щит из стали и меди. По крайней мере, свое копье она оставила снаружи, и за это Арео Хотах был ей благодарен. Он знал, что она сильная и быстрая женщина, но даже она не могла бы с ним справиться… хоть этого и не знала, а ему не хотелось видеть ее кровь на этом светло розовом мраморе.
   Мейстер Калеотт переминался с ноги на ногу: – Леди Обара, я пытался вас предупредить…
   – Он знает, что мой отец мертв? – спросила она у капитана, не уделив мейстеру и доли внимания, словно он был мухой, если только мухи были настолько глупы чтобы досаждать ей своим жужжанием.
   – Он знает, – ответил капитан. – К нему прилетела птица.
   Смерть прилетела в Дорн на крыльях ворона, записанной на клочке пергамента и запечатанная каплей твердого красного воска. Калеотт должно быть почувствовал, что в том письме, раз передал его Хотаху. Принц поблагодарил его, но долгое время не взламывал печать. Весь вечер он сидел с клочком пергамента в руке, любуясь детскими играми. Он любовался вплоть до заката, когда воздух остыл настолько, что разогнал детей по их домам. Потом он смотрел на отражение звезд на воде. Он дождался появления луны и лишь после этого отправил Хотаха за свечой, чтобы он мог прочесть письмо под апельсиновыми деревьями в ночной темноте.
   Обара дотронулась до своего кнута: – Уже тясячи людей отправились через пески в путь к Костяному перевалу, чтобы помочь Элларии вернуть останки моего отца домой. Кланы готовы взорваться, а красные жрецы разжигают огни на своих алтарях. В домах мягких подушек женщины совокупляются со всеми желающими, отказываясь от денег. В Солнечном копье, на Перебитой Руке, по всей Зеленокровой, в горах, в глубине песков, повсюду и всюду, женщины рвут на себе волосы, а мужчины в отчаянии плачут. И каждый язык задает один вопрос – как поступит Доран? Что сделает брат чтобы отомстить за нашего убитого принца? – она придвинулась к капитану. – А ты говоришь, он не желает, чтобы ему мешали!
   – Он не желает, чтобы ему мешали, – повторил Арео Хотах.
   Капитан знал своего принца, которого охранял. Когда-то, давно, из Норвоса пришел глупый юнец – крупный широкоплечий юноша с копной темных волос. Сегодня волосы поседели, а его тело украсили шрамы многочисленных битв… но сила в руках осталась прежней, и он по-прежнему крепко держал в них острый топор, с которым его обвенчали бородатые жрецы. – «Она не пройдет», – сказал он про себя, а вслух произнес: – Принц любуется игрой детей. Он никогда не разрешает себя отвлекать, пока он любуется их играми.
   – Хотах, – сказала Обара Сэнд. – Или ты уберешься с моей дороги, или я отберу у тебя твой топор и…
   – Капитан, – услышал он приказ из-за спины. – Позволь ей пройти. Я с ней побеседую. – У принца был хриплый голос.
   Арео Хотах поставил топор вертикально и сделал шаг в сторону. Обара смерила его долгим взглядом и шагнула мимо, мейстер последовал за ней. Калеотт был всего пяти футов ростом и круглым как яйцо. Его лицо было таким гладким и полным, что было трудно что-либо определенное сказать о его возрасте, но он был здесь еще до того, как здесь появился капитан, служа еще матери принца. Несмотря на свои размеры и возраст, он оставался ловким и мудрым, хоть и безвольным. – «Он не ровня ни одной из Песчанок», – подумал капитан.
   В тени апельсиновых деревьев сидел принц в своем кресле. Пораженные подагрой ноги были укутаны пледом, а под глазами набухли тяжелые мешки… хотя Хотах был не в силах сказать, появились ли они от горя или от подагры, вызывавшей бессонницу. Внизу дети продолжали свои игры в бассейнах и фонтанах. Младшим было не более пяти лет, старшим по девять и десять. Почти половина из них была девочки. Хотах мог слышать всплески и довольный визг. – Не так давно ты была одной из этих детей в бассейне, Обара, – заметил принц, когда она опустилась на одно колено перед креслом-каталкой.
   Она фыркнула. – Прошло почти двадцать лет, или около того, но это не имеет значения. И я была тут недолго. Я отродье шлюхи, или вы забыли? – Когда он не ответил, она поднялась и сложила руки на груди. – Мой отец был убит.
   – Он был повержен в судебном поединке, – возразил принц Доран. – По закону, это не является убийством.
   – Он был вашим братом.
   – Верно.
   – Что вы собираетесь предпринять в связи с его смертью?
   Принц немного повернул свое кресло, чтобы лучше видеть ее лицо. Хотя ему было два-на-пятьдесят, Доран выглядел гораздо старше. Его тело было рыхлым, бесформенным под просторной одеждой, а на ноги невозможно было смотреть без слез. Подагра раздула и окрасила в красный цвет гротескные конечности. Его левое колено было размером с яблоко, а правое как дыня. Его пальцы на ногах превратились в черные, словно налитые соком, виноградины, готовые брызнуть от малейшего прикосновения. Даже вес пледа мог заставить его вздрогнуть, хотя он стойко без звука переносил боль. «Тишина мой друг», – однажды он слышал, как это принц сказал совей дочери. – «Слова словно стрелы, Арианна. Если сорвались, уже не вернешь». – Я написал Лорду Тайвину…
   – Написал? Если бы вы были хотя бы наполовину такой же, как мой отец…
   – Я – не твой отец.
   – Я знаю. – Голос Обары стал тонким от презрения.
   – Ты толкаешь меня к войне.
   – Мне лучше знать. Вы даже не покидаете свое кресло. Позвольте мне отомстить за отца. У вас есть армия в Принцевом ущелье. А на Костяном перевале у Лорда Айронвуда есть другая. Дай мне одну, а Ним поручи другую. Пусть она совершает набеги на королевском тракте, а я в это время созову лордов из их замков и поведу их на Старомест.
   – И как же ты собираешься удержать Старый город?
   – Достаточно его разорить. Богатства Башни…
   – Значит, тебе нужно золото?
   – Я жажду крови.
   – Лорд Тайвин обещал доставить нам голову Горы.
   – А кто принесет нам голову самого Лорда Тайвина? Всем известно, что Гора его цепной пес.
   Принц провел рукой в сторону бассейнов. – Обара, взгляни на детей, если тебе угодно.
   – Мне не угодно. С большим удовольствием я бы всадила свое копье в кишки Лорда Тайвина. Я бы заставила его петь «Рейнов из Кастамере», пока наматываю кишки и ищу золото.
   – Посмотри, – повторил принц. – Я приказываю.
   Несколько детей постарше лежали вниз лицом на розовом мраморе, загорая на солнце. Другие плескались в море. Трое строили замок из песка с высоким шпилем, что должно было означать Копейную Башню Старого Дворца. С десяток или больше собралось в большом бассейне поглядеть на битву между детьми поменьше, которые сражались между собой сидя на плечах у детей постарше, стоявших по грудь в воде. Всякий раз, когда поверженная пара падала в воду, всплеск воды сопровождался громогласным взрывом смеха. Как раз только что девочка с каштановыми волосами стащила мальчика с косичкой вниз с плеч его старшего брата в воду.