На меня этот инцидент произвел не лучшее впечатление. Николай утверждал, что Водяники – существа мирные, употребляют деликатнейшую пищу – донные отложения, водоросли и лишь изредка могут позволить себе малька, лягушонка или небольшое насекомое. Почему ожившая капля внезапно напала на крупное млекопитающее – неизвестно.
Меры предосторожности предприняли обычные, я ними я давно свыкся. Стоянка окружена серебряными колышками с круглыми петлями на верхних оконечьях, через которые протягивается тонкая проволока опять же из серебра. Теоретически нечисть через круг не пройдет, но теория все чаще начала расходиться с практикой – господин алхимик с мрачным видом упоминал, что всеобъемлющий проект «Легенда» дает сбои.
Ничего себе «сбои»! Это означает, что любая тварь, прежде считавшаяся безобидной, запросто тобой поужинает! Донельзя обидно сознавать, что однажды ты закончишь жизнь в желудке отвратного монстра, созданного в лаборатории биоскульптора, полагавшего зубастую образину «интересным образцом» или «новой перспективной формой жизни». Который раз убеждаюсь, что вредоноснее ученых мужей, восхваляющих «чистую науку», только плоды их неустанных трудов…
Оставим лирику и вернемся в реальность. К восходу трех лун Меркуриума в центре маленького лагеря горел костер, мы были сыты, а Нетико обзавелся более-менее приличным костюмом, разорив Зигвальда на запасные холщовые шаровары в складку и теплую шерстяную рубаху. Вещи оказались чуть маловаты.
– Подведем итоги. – Николай уселся на толстое полено, валявшееся у огня, взял кружку с травяным отваром, заменявшим на Меркуриуме чай, и уставился на нас. – Пожаловаться на отсутствие результатов никак нельзя, мы нашли куда больше, чем я ожидал. Зигвальд, надеюсь ты удовлетворен?
– Я знал, что не ошибался. – Готиец быстро взглянул на меня. – Хотел только получить подтверждение своих мыслей.
– Минуточку! – Я поднял руку, будто школьник. – А мне-то что теперь делать, вот вопрос? Вступать в права наследования? Если учесть тот факт, что Стефан фон Визмар родился совершенно в другом мире, ничего не понимает в меркурианской жизни и даже не является благородным по крови, перспективы кажутся неутешительными.
– Опять сквалыжничаешь? – вздохнул Николай. – Пути к отступлению отрезаны, неужели не понимаешь? Пропасть мы тебе не дадим; если бы меня опекали Зигвальд с Нетико, за свое будущее я был бы спокоен. Привыкнешь. Меркурианские дворяне живут по принципу: делай что должно, и будь что будет. Рекомендую действовать по аналогичному принципу.
– Меня больше всего смутило двадцатипроцентное совпадение генотипа, – добавил Нетико. – Псевдоразум слишком примитивен для того, чтобы допустить ошибку. Ты Визмар, в этом нет сомнений. Но как? Где Содружество и где Меркуриум?
– Объяснимо, – сказал алхимик. – Благородные могут путешествовать по Металабиринту в пространстве, времени и вероятностях.
– Вероятностях?
– Слоистая Вселенная, бесконечность бесконечностей… Это пока неважно. Риттер фон Визмар вполне мог переместиться куда угодно, от Сириус-Центра до старой Земли. С учетом наших сверхспособностей адаптироваться и создать подходящую легенду очень несложно. Известно, что фон Визмар, его жена, двое сыновей и несколько ближайших приспешников после поражения бежали через Лабиринт вначале на Граульф, где им в убежище отказали, затем на Пятую Овна, оттуда на Норик-VII. Потом затерялись среди тысяч колонизированных миров, исчезли, сгинули. В конце концов на Риттера объявили охоту, он и его семья были в опасности, скрываться пришлось всерьез. Отыскать человека в Содружестве Сириус-Центра гораздо тяжелее! Я почти уверен: ты либо его внук, либо правнук.
– Чересчур много нестыковок, – перебил алхимика Нетико. – И еще больше крайне подозрительных совпадений. Пункт первый: генетическая несовместимость двух эволюционных ветвей человечества.
– Согласен, – кивнул Николай.
– Пункт второй: почему наш корабль оказался именно в системе Меркуриума? Это кажется случайностью лишь на первый взгляд.
– Дважды согласен.
– Третий, четвертый, пятый и остальные пункты можно не перечислять. Мы находим ответы на второстепенные вопросы, которые лишь порождают новые загадки. Если Степана отправили сюда намеренно с определенными целями, то отчего не снабдили минимальным объемом информации, не говоря уже о подробных инструкциях? Какова вообще была цель деятельности Риттера фон Визмара? Почему он не отказался от старых земных технологий на неофеодальной планете, где в самых цивилизованных государствах вершиной науки считаются механические часы с курантами?
– Нетико, логикой это не объяснишь. – Николай пожал плечами. – Я окончательно запутался. Либо мы столкнулись с невероятной интригой, рассчитанной на длительную поэтапную реализацию, либо это… гм… действительно совпадения. Крайне маловероятные.
– Будем так рассуждать, головы сломаем, – сказал я. – У кого-нибудь есть разумный план действий на ближайшее время?
– Возвращаемся в поместье Зигвальда, – ответил алхимик. – Затем я вас покину на некоторое время, дел по горло, а пан Щепан просил меня не отлучаться надолго. Ты пока живи в Баршанце, подальше от чужих глаз – готийским захолустьем никто не интересуется, медвежий угол. Слушай, что говорит Зигвальд, он дурного не посоветует. Изучай обстановку и постарайся привыкнуть к мысли, что с Меркуриума не сбежишь. Альтернативы нет, а совет простой: плыви по течению.
– Кверху брюхом? Хорошо, уболтали, я согласен. Но распутывать клубок все равно придется!
– Сам распутается, дай время… – Николай запустил руку в кожаную сумку-споран, висевшую на поясе, и извлек записную книжку в черной обложке. – Нетико, подойди, попробуем разобраться вместе… А вы что сиднем сидите? Топайте сюда! Зигвальд, ты ведь читаешь на латинском языке?
Лично я с латынью знаком не был, но географию Меркуриума худо-бедно изучил в Баршанце, крепости Зигвальда, которую я незамысловато именовал Берлогой. Жучок хранил у себя в усадьбе набор книг и свитков, отыскались и карты планеты. Далеко не самые подробные, рисованные от руки, изобилующие откровенно дурацкими рисунками и пометками наподобие «пещера дракона» или «бойся львов-скорпионов». Николай, правда, объяснил, что такого рода значки несут более чем серьезную информационную нагрузку – в отмеченных районах обитают опасные университетские зверюшки…
Так вот, рисунки и записи в блокноте походили на краткий географический справочник по южному полушарию планеты. Основное внимание уделялось Гельвеции, почти ненаселенному второму континенту Меркуриума. Там было несколько маленьких прибрежных городков, основанных торговыми компаниями крупных государств, но серьезная колонизация материка не велась по неясным причинам. Внятно ответить на этот вопрос не сумел и Николай, сославшись на тяжелые природные условия, высокую тектоническую активность и консерватизм меркурианцев – им якобы хватает обширной и менее жаркой Скандзы. Но есть и еще одно обстоятельство – алхимик пообещал рассказать…
Силуэтом Гельвеция напоминает разомкнутое кольцо, подкову или надкушенный бублик. Пролив, ведущий во внутреннее море, устьем смотрит на северо-запад, в сторону большого континента. Нетико счел, что подобные очертания Гельвеции вызваны глобальной катастрофой в древнейшие эпохи формирования планеты – еще не остывший Меркуриум столкнулся с одним из своих многочисленных спутников-лун, образовалась воронка диаметром в три с половиной тысячи километров. Тысячи гигатонн эквивалента, не хотел бы я оказаться на Меркуриуме в том момент!
Последующие миллиарды лет планета эволюционировала так же, как и многие другие подобные Земле миры. Меркуриум находился в зоне биосферы звезды, начала синтезироваться вода, в которой зародилась углеродная жизнь по одному из стандартных дарвиновских типов, атмосфера постепенно насыщалась кислородом, появились высшие организмы.
Углерод, костяк и фундамент белков, никогда не изменял законам природы – жизнь на его основе, возникшая в бесчисленных мирах, развивалась одинаково, порождая растения и животных до смешного похожих на земных. Да только человека исторгла из своего чрева одна лишь наша забытая прародина…
Наконец на Меркуриум пришли с Земли люди, гонимые по неисследованному пространству Металабиринта извечным любопытством и желанием очиститься от воспоминаний о Катастрофе. Планета понравилась, тем более (если верить Николаю) дорога сюда проста – всего три прыжка через точки сингулярности, своеобразные «пересадочные станции» Великого Лабиринта пространства-времени. Вместе с людьми появились и восстановленные земные виды растительности и зверья, прекрасно ужившиеся с аборигенами.
Лет через сто после первичной колонизации кому-то пришла в голову светлая идея – как отвлечься от извечной человеческой скуки, – и началась глобальная Игра. Настоящей жизни пришлось постесниться с биореконструированной или вообще уступить ей свою нишу.
Девятьсот лет безумия, обитания в насквозь фальшивой биосфере, времена искусственной деградации сознания, социальных взаимоотношений, экономики и массовой психологии, эпоха дикого эксперимента с «корректированной и ограниченной разумностью» человека. Чудесный, сказочный мир.
…Гаваней на Гельвеции восемь и еще пять крупных поселений немного в стороне от побережья, люди живут только в северной части материка. Основа экономики – выращивание специй, серебряные и железные рудники, редкие породы дерева. Проектом «Легенда» эта часть света охвачена слабо благодаря своей безлюдности, там обитает всего два десятка искусственных видов. Климат очень жаркий и влажный, специально для Гельвеции был разработан новый этнический тип простецов, называющийся «Экватор». На двенадцать тысяч благородных приходится девяносто пять тысяч клонов – прямо скажем, негусто, и это при общей площади материка и находящихся рядом островных архипелагов в семь миллионов квадратных километров.
– Я бывал там несколько раз, – сообщил Николай. – Единственный центр наблюдений Университета находится в Торгау, колония королевства Остмарк, по меркам Гельвеции настоящий мегаполис и крупный порт. Теперь открываем записную книжку и на первой же странице видим запись: «Торгау, алхимики, 50 зол».Что такое «зол»?
– Вероятно, имелись в виду полсотни золотых монет, – сообразил я. – Нарисована схема города, как я понимаю?
– Припортовый квартал, галочкой обозначен дом нашей резиденции; выходит, кто-то из семьи Визмаров имел дело с наблюдателями в Торгау, скорее всего, что-нибудь покупал…
– А чем вы обычно торгуете? – спросил я.
– Лекарствами и афродизиаками. Оберегами, магическими предметами. Всякой химией – например, реагентами для ювелиров или аптекарей. Иногда продаем редких животных в коллекции любителей экзотики. Много разного, но основное направление – фармацевтика. На Гельвеции инфекционные заболевания среди простецов встречаются чаще, чем здесь – все-таки тропики, полно всякой заразы. Да и вообще там… – Николай, подбирая нужное слово, пошевелил пальцами в воздухе, – …обстановка некомфортная.
– Можно поточнее? – попросил Нетико.
– Не знаю, как объяснить… К жаре и духоте можно привыкнуть, хотя на побережье постоянно ветер с моря. У многих появляются головные боли, чувство легкой тревоги, меня ни с того ни с сего в Торгау начало тошнить – резкий приступ. Сами знаете, благородные крайне редко болеют, у нас стопроцентный иммунитет. Простецам, кстати, легче – они почему-то не "подвержены специфическому воздействию Гельвеции.
– Чем это объясняется? – заинтересовался ИР.
– Наши приборы фиксируют геомагнитную аномалию, в горах колоссальные залежи металлов. Слабо верится, homo novus такой малостью не проймешь. Что характерно, самочувствие ухудшается по мере приближения к берегам внутреннего моря, целый день ты бодр и здоров, а к ночи так скрутит, что хоть волком вой. Плюс депрессия. Люди, постоянно живущие на материке, адаптировались, но приезжим приходится туго – в приморских поселениях жить можно, однако в глубине материка почти каждый начинает хворать.
– Странно, – сказал Нетико. – Смахивает на направленное психофизическое воздействие. Только масштабы слишком велики. Университет не строил на Гельвеции какие-нибудь закрытые объекты наподобие Крепостей-технозон?
– Нет. Новорожденных простецов при возникновении необходимости доставляют туда морем. Одна база наблюдателей и только. Серьезных исследований континента не велось.
– Откуда тогда взялись подробные карты?
– Семьсот-восемьсот лет назад Меркуриум был полностью исследован из космоса, снимки со спутников. Потом, когда Совет Первых объявил запрет на использование космического пространства, снимки перерисовали, внесли в атласы. Кое-что добавляли местные путешественники, которых не пугали особенности материка и хищное зверье – на Гельвеции обитает множество эндемичных видов, включая невероятно крупных ящериц и опасных млекопитающих.
– А монстры? – вопросил Зигвальд. – Настоящие монстры, волшебные?
– Пяток демонов. – Николай замялся. Он и так рассказал больше, чем следовало в присутствии аборигена. Зигвальд слушал жадно, мотал на ус и ничего не комментировал. – Гидры, деревья-хищники, болотные духи. Ничего особенно страшного, любой Страж Крепостей с ними справится. Вернемся, однако, к визмаровским запискам… Заполнены только первые двадцать шесть страниц блокнота, в основном схемы, включая часть побережья. Герцог – или кто составил эти записи? – был человеком увлеченным и обследовал значительную часть Гельвеции, особо выделяя окрестности пролива, ведущего к Анконе, это общепринятое название внутреннего моря. Вот, посмотрите…
На листе был изображен контур берега и широченного, миль в двести, прохода, соединяющего океан и Анкону, почти полностью окруженную подковообразным континентом. Несколько цифр в столбик, смахивает на промер глубин. Стрелочки, указывающие на отдельные точки побережья. В кружок взята угрожающая фраза: «…Si fractus inlabatur orbis» – «Пускай весь мир, распавшись рухнет».
– Гораций, «Оды», – сообщил Нетико, постучав пальцем по записи.
Меры предосторожности предприняли обычные, я ними я давно свыкся. Стоянка окружена серебряными колышками с круглыми петлями на верхних оконечьях, через которые протягивается тонкая проволока опять же из серебра. Теоретически нечисть через круг не пройдет, но теория все чаще начала расходиться с практикой – господин алхимик с мрачным видом упоминал, что всеобъемлющий проект «Легенда» дает сбои.
Ничего себе «сбои»! Это означает, что любая тварь, прежде считавшаяся безобидной, запросто тобой поужинает! Донельзя обидно сознавать, что однажды ты закончишь жизнь в желудке отвратного монстра, созданного в лаборатории биоскульптора, полагавшего зубастую образину «интересным образцом» или «новой перспективной формой жизни». Который раз убеждаюсь, что вредоноснее ученых мужей, восхваляющих «чистую науку», только плоды их неустанных трудов…
Оставим лирику и вернемся в реальность. К восходу трех лун Меркуриума в центре маленького лагеря горел костер, мы были сыты, а Нетико обзавелся более-менее приличным костюмом, разорив Зигвальда на запасные холщовые шаровары в складку и теплую шерстяную рубаху. Вещи оказались чуть маловаты.
– Подведем итоги. – Николай уселся на толстое полено, валявшееся у огня, взял кружку с травяным отваром, заменявшим на Меркуриуме чай, и уставился на нас. – Пожаловаться на отсутствие результатов никак нельзя, мы нашли куда больше, чем я ожидал. Зигвальд, надеюсь ты удовлетворен?
– Я знал, что не ошибался. – Готиец быстро взглянул на меня. – Хотел только получить подтверждение своих мыслей.
– Минуточку! – Я поднял руку, будто школьник. – А мне-то что теперь делать, вот вопрос? Вступать в права наследования? Если учесть тот факт, что Стефан фон Визмар родился совершенно в другом мире, ничего не понимает в меркурианской жизни и даже не является благородным по крови, перспективы кажутся неутешительными.
– Опять сквалыжничаешь? – вздохнул Николай. – Пути к отступлению отрезаны, неужели не понимаешь? Пропасть мы тебе не дадим; если бы меня опекали Зигвальд с Нетико, за свое будущее я был бы спокоен. Привыкнешь. Меркурианские дворяне живут по принципу: делай что должно, и будь что будет. Рекомендую действовать по аналогичному принципу.
– Меня больше всего смутило двадцатипроцентное совпадение генотипа, – добавил Нетико. – Псевдоразум слишком примитивен для того, чтобы допустить ошибку. Ты Визмар, в этом нет сомнений. Но как? Где Содружество и где Меркуриум?
– Объяснимо, – сказал алхимик. – Благородные могут путешествовать по Металабиринту в пространстве, времени и вероятностях.
– Вероятностях?
– Слоистая Вселенная, бесконечность бесконечностей… Это пока неважно. Риттер фон Визмар вполне мог переместиться куда угодно, от Сириус-Центра до старой Земли. С учетом наших сверхспособностей адаптироваться и создать подходящую легенду очень несложно. Известно, что фон Визмар, его жена, двое сыновей и несколько ближайших приспешников после поражения бежали через Лабиринт вначале на Граульф, где им в убежище отказали, затем на Пятую Овна, оттуда на Норик-VII. Потом затерялись среди тысяч колонизированных миров, исчезли, сгинули. В конце концов на Риттера объявили охоту, он и его семья были в опасности, скрываться пришлось всерьез. Отыскать человека в Содружестве Сириус-Центра гораздо тяжелее! Я почти уверен: ты либо его внук, либо правнук.
– Чересчур много нестыковок, – перебил алхимика Нетико. – И еще больше крайне подозрительных совпадений. Пункт первый: генетическая несовместимость двух эволюционных ветвей человечества.
– Согласен, – кивнул Николай.
– Пункт второй: почему наш корабль оказался именно в системе Меркуриума? Это кажется случайностью лишь на первый взгляд.
– Дважды согласен.
– Третий, четвертый, пятый и остальные пункты можно не перечислять. Мы находим ответы на второстепенные вопросы, которые лишь порождают новые загадки. Если Степана отправили сюда намеренно с определенными целями, то отчего не снабдили минимальным объемом информации, не говоря уже о подробных инструкциях? Какова вообще была цель деятельности Риттера фон Визмара? Почему он не отказался от старых земных технологий на неофеодальной планете, где в самых цивилизованных государствах вершиной науки считаются механические часы с курантами?
– Нетико, логикой это не объяснишь. – Николай пожал плечами. – Я окончательно запутался. Либо мы столкнулись с невероятной интригой, рассчитанной на длительную поэтапную реализацию, либо это… гм… действительно совпадения. Крайне маловероятные.
– Будем так рассуждать, головы сломаем, – сказал я. – У кого-нибудь есть разумный план действий на ближайшее время?
– Возвращаемся в поместье Зигвальда, – ответил алхимик. – Затем я вас покину на некоторое время, дел по горло, а пан Щепан просил меня не отлучаться надолго. Ты пока живи в Баршанце, подальше от чужих глаз – готийским захолустьем никто не интересуется, медвежий угол. Слушай, что говорит Зигвальд, он дурного не посоветует. Изучай обстановку и постарайся привыкнуть к мысли, что с Меркуриума не сбежишь. Альтернативы нет, а совет простой: плыви по течению.
– Кверху брюхом? Хорошо, уболтали, я согласен. Но распутывать клубок все равно придется!
– Сам распутается, дай время… – Николай запустил руку в кожаную сумку-споран, висевшую на поясе, и извлек записную книжку в черной обложке. – Нетико, подойди, попробуем разобраться вместе… А вы что сиднем сидите? Топайте сюда! Зигвальд, ты ведь читаешь на латинском языке?
Лично я с латынью знаком не был, но географию Меркуриума худо-бедно изучил в Баршанце, крепости Зигвальда, которую я незамысловато именовал Берлогой. Жучок хранил у себя в усадьбе набор книг и свитков, отыскались и карты планеты. Далеко не самые подробные, рисованные от руки, изобилующие откровенно дурацкими рисунками и пометками наподобие «пещера дракона» или «бойся львов-скорпионов». Николай, правда, объяснил, что такого рода значки несут более чем серьезную информационную нагрузку – в отмеченных районах обитают опасные университетские зверюшки…
Так вот, рисунки и записи в блокноте походили на краткий географический справочник по южному полушарию планеты. Основное внимание уделялось Гельвеции, почти ненаселенному второму континенту Меркуриума. Там было несколько маленьких прибрежных городков, основанных торговыми компаниями крупных государств, но серьезная колонизация материка не велась по неясным причинам. Внятно ответить на этот вопрос не сумел и Николай, сославшись на тяжелые природные условия, высокую тектоническую активность и консерватизм меркурианцев – им якобы хватает обширной и менее жаркой Скандзы. Но есть и еще одно обстоятельство – алхимик пообещал рассказать…
Силуэтом Гельвеция напоминает разомкнутое кольцо, подкову или надкушенный бублик. Пролив, ведущий во внутреннее море, устьем смотрит на северо-запад, в сторону большого континента. Нетико счел, что подобные очертания Гельвеции вызваны глобальной катастрофой в древнейшие эпохи формирования планеты – еще не остывший Меркуриум столкнулся с одним из своих многочисленных спутников-лун, образовалась воронка диаметром в три с половиной тысячи километров. Тысячи гигатонн эквивалента, не хотел бы я оказаться на Меркуриуме в том момент!
Последующие миллиарды лет планета эволюционировала так же, как и многие другие подобные Земле миры. Меркуриум находился в зоне биосферы звезды, начала синтезироваться вода, в которой зародилась углеродная жизнь по одному из стандартных дарвиновских типов, атмосфера постепенно насыщалась кислородом, появились высшие организмы.
Углерод, костяк и фундамент белков, никогда не изменял законам природы – жизнь на его основе, возникшая в бесчисленных мирах, развивалась одинаково, порождая растения и животных до смешного похожих на земных. Да только человека исторгла из своего чрева одна лишь наша забытая прародина…
Наконец на Меркуриум пришли с Земли люди, гонимые по неисследованному пространству Металабиринта извечным любопытством и желанием очиститься от воспоминаний о Катастрофе. Планета понравилась, тем более (если верить Николаю) дорога сюда проста – всего три прыжка через точки сингулярности, своеобразные «пересадочные станции» Великого Лабиринта пространства-времени. Вместе с людьми появились и восстановленные земные виды растительности и зверья, прекрасно ужившиеся с аборигенами.
Лет через сто после первичной колонизации кому-то пришла в голову светлая идея – как отвлечься от извечной человеческой скуки, – и началась глобальная Игра. Настоящей жизни пришлось постесниться с биореконструированной или вообще уступить ей свою нишу.
Девятьсот лет безумия, обитания в насквозь фальшивой биосфере, времена искусственной деградации сознания, социальных взаимоотношений, экономики и массовой психологии, эпоха дикого эксперимента с «корректированной и ограниченной разумностью» человека. Чудесный, сказочный мир.
…Гаваней на Гельвеции восемь и еще пять крупных поселений немного в стороне от побережья, люди живут только в северной части материка. Основа экономики – выращивание специй, серебряные и железные рудники, редкие породы дерева. Проектом «Легенда» эта часть света охвачена слабо благодаря своей безлюдности, там обитает всего два десятка искусственных видов. Климат очень жаркий и влажный, специально для Гельвеции был разработан новый этнический тип простецов, называющийся «Экватор». На двенадцать тысяч благородных приходится девяносто пять тысяч клонов – прямо скажем, негусто, и это при общей площади материка и находящихся рядом островных архипелагов в семь миллионов квадратных километров.
– Я бывал там несколько раз, – сообщил Николай. – Единственный центр наблюдений Университета находится в Торгау, колония королевства Остмарк, по меркам Гельвеции настоящий мегаполис и крупный порт. Теперь открываем записную книжку и на первой же странице видим запись: «Торгау, алхимики, 50 зол».Что такое «зол»?
– Вероятно, имелись в виду полсотни золотых монет, – сообразил я. – Нарисована схема города, как я понимаю?
– Припортовый квартал, галочкой обозначен дом нашей резиденции; выходит, кто-то из семьи Визмаров имел дело с наблюдателями в Торгау, скорее всего, что-нибудь покупал…
– А чем вы обычно торгуете? – спросил я.
– Лекарствами и афродизиаками. Оберегами, магическими предметами. Всякой химией – например, реагентами для ювелиров или аптекарей. Иногда продаем редких животных в коллекции любителей экзотики. Много разного, но основное направление – фармацевтика. На Гельвеции инфекционные заболевания среди простецов встречаются чаще, чем здесь – все-таки тропики, полно всякой заразы. Да и вообще там… – Николай, подбирая нужное слово, пошевелил пальцами в воздухе, – …обстановка некомфортная.
– Можно поточнее? – попросил Нетико.
– Не знаю, как объяснить… К жаре и духоте можно привыкнуть, хотя на побережье постоянно ветер с моря. У многих появляются головные боли, чувство легкой тревоги, меня ни с того ни с сего в Торгау начало тошнить – резкий приступ. Сами знаете, благородные крайне редко болеют, у нас стопроцентный иммунитет. Простецам, кстати, легче – они почему-то не "подвержены специфическому воздействию Гельвеции.
– Чем это объясняется? – заинтересовался ИР.
– Наши приборы фиксируют геомагнитную аномалию, в горах колоссальные залежи металлов. Слабо верится, homo novus такой малостью не проймешь. Что характерно, самочувствие ухудшается по мере приближения к берегам внутреннего моря, целый день ты бодр и здоров, а к ночи так скрутит, что хоть волком вой. Плюс депрессия. Люди, постоянно живущие на материке, адаптировались, но приезжим приходится туго – в приморских поселениях жить можно, однако в глубине материка почти каждый начинает хворать.
– Странно, – сказал Нетико. – Смахивает на направленное психофизическое воздействие. Только масштабы слишком велики. Университет не строил на Гельвеции какие-нибудь закрытые объекты наподобие Крепостей-технозон?
– Нет. Новорожденных простецов при возникновении необходимости доставляют туда морем. Одна база наблюдателей и только. Серьезных исследований континента не велось.
– Откуда тогда взялись подробные карты?
– Семьсот-восемьсот лет назад Меркуриум был полностью исследован из космоса, снимки со спутников. Потом, когда Совет Первых объявил запрет на использование космического пространства, снимки перерисовали, внесли в атласы. Кое-что добавляли местные путешественники, которых не пугали особенности материка и хищное зверье – на Гельвеции обитает множество эндемичных видов, включая невероятно крупных ящериц и опасных млекопитающих.
– А монстры? – вопросил Зигвальд. – Настоящие монстры, волшебные?
– Пяток демонов. – Николай замялся. Он и так рассказал больше, чем следовало в присутствии аборигена. Зигвальд слушал жадно, мотал на ус и ничего не комментировал. – Гидры, деревья-хищники, болотные духи. Ничего особенно страшного, любой Страж Крепостей с ними справится. Вернемся, однако, к визмаровским запискам… Заполнены только первые двадцать шесть страниц блокнота, в основном схемы, включая часть побережья. Герцог – или кто составил эти записи? – был человеком увлеченным и обследовал значительную часть Гельвеции, особо выделяя окрестности пролива, ведущего к Анконе, это общепринятое название внутреннего моря. Вот, посмотрите…
На листе был изображен контур берега и широченного, миль в двести, прохода, соединяющего океан и Анкону, почти полностью окруженную подковообразным континентом. Несколько цифр в столбик, смахивает на промер глубин. Стрелочки, указывающие на отдельные точки побережья. В кружок взята угрожающая фраза: «…Si fractus inlabatur orbis» – «Пускай весь мир, распавшись рухнет».
– Гораций, «Оды», – сообщил Нетико, постучав пальцем по записи.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента