Машков Владимир. Между 'А' и 'Б' (Здравствуй, Валерка! - 1)

Машков Владимир Георгиевич
Между 'А' и 'Б' (Здравствуй, Валерка! - 1)

   Владимир Георгиевич Машков
   Между "А" и "Б"
   (Здравствуй, Валерка! - 1)
   Повесть
   В эту книгу В.Машкова включены две тематически связанные между собой повести: "Между "А и "Б" и "Веселая дюжина". Главный герой этих повестей веселый и неугомонный мальчишка Валерка Коробухин.
   Для детей среднего школьного возраста.
   "РАСТОЛКАЙТЕ ВЫ ЭТОГО НАРУШИТЕЛЯ..."
   А меня один раз по телевизору показывали! Это было, когда я еще в детский сад ходил. Знаете, в тот самый, который при выходе из парка.
   Однажды к нам в сад явилась какая-то тетя с круглыми очками на носу. Тетя сказала, что по телевизору будут показывать концерт из нашего детсада, но покажут только одаренных детей, а остальные должны сидеть вокруг и делать вид, что им очень весело. И ни в коем случае не шуметь, а только хлопать в ладоши.
   Я, конечно, оказался неодаренным и попал в ту компанию, которая сидела вдоль стен и вовсю изображала, как им весело. Наконец это мне надоело. И когда я увидел, что телекамера нацелилась прямо на меня, мгновенно встал на руки, прошел несколько шагов, ловко вскочил на ноги, улыбнулся и начал раскланиваться. Как настоящий артист. Телекамера все еще смотрела на меня, и мне даже показалось, что я слышу, как хлопают зрители, которые сидят дома у своих телевизоров.
   Но вот телекамера взглянула уже на настоящего одаренного ребенка, а тетя в круглых очках оттащила меня в сторону и сказала, что если я, Валерка Коробухин, буду срывать передачу, то она не знает, что со мной сделает.
   Так меня один раз показывали по телевизору.
   И вообще тогда, когда я был маленьким, передачи в сто раз интереснее были, чем сейчас.
   Вот фильм показывали - я таких фильмов давно не видел. Там наши за шпионом гнались. Сперва на лошади, потом на машине... А шпион все равно удрал. Успел в самую последнюю минуту уцепиться за вертолетную лестницу - и удрал. Но туфля шпионская - он ее в спешке потерял - попала в руки следователя. И тот - никогда бы не поверил, если бы сам по телевизору не видел - по туфле нашел шпиона. Он днем и ночью изучал туфлю, как будто это была книга "Двадцать лет спустя". И как-то заметил на подошве след сигареты, иностранной, конечно.
   Следователь сразу приободрился, сбрил бороду, которая у него за это время выросла, потому что он целый месяц, никуда не выходя, корпел над туфлей, и позвонил начальнику.
   - Барк у нас в руках...
   И вот Барк преспокойненько топал по аллее парка и дымил сигаретой. Выкурил, плюнул на нее и притоптал каблуком к асфальту. А следователь из-за кустов:
   - Руки вверх, Барк, он же - "кукла", он же - "госпожа"! Просчитались? Наши люди бросают окурки в урну. Понятно?
   Барк побледнел и поднял руки.
   Да, фильм был - не оттянуть от телевизора!
   А сейчас - скучища... Мама говорит: "Правильно, так и надо. Умные люди на студии работают, у самих, наверное, дети есть. Скучные передачи для того пускают, чтобы ребята сами выключали телевизор и садились за уроки или помогали мамам по хозяйству".
   Может, мама и права, но все равно скучно. Как у нас на сборах.
   Вот недавно был сбор. Назывался он "Для чего мы учимся?" Странные люди - "для чего мы учимся?" Как будто не понятно! Для мам, чтобы они гордились нами, когда мы получаем пятерки, и для учителей, чтобы они нам эти пятерки ставили...
   Для чего ж еще?
   Галка Новожилова, - это наш председатель совета отряда, - растягивая слова, сказала: "Чтоб ты явился, Коробухин, тебя разбирать будем". Она всех ребят по фамилии называет, для солидности.
   Я, честно говоря, сдрейфил. Потому что двоек у меня - не одна, не две, а раза в три больше. Галстук достал, гладил его долго, чуть он у меня не сгорел. Пришел в зал, тихо сел с краю, тихо смотрю и слушаю.
   А на сцене вот что происходит. Выходят девчонки и по шпаргалкам - а еще отличницы! - бойко шпарят доклады: "Ученье - свет, а неученье - тьма", "Пятерки - наши путеводные звезды", "Знания - наши крылья"... И все так гладко и ловко. А про нас, про двоечников, и ни слова, и ни полслова, и ни вот столечки не говорят. Ну, думаю, красота...
   А доклад идет за докладом, и все такие длинные... И чувствую я, что веки мои слипаются, а голова так и клонится к спине рыжего Вовки Шлыка, который сидит впереди меня.
   Заснул я, ребята! А скажу вам по секрету, по ночам я жутко храплю. Даже мама, привыкшая к моему храпу и свисту, и то иногда испуганно вскакивает и ругается:
   - Совести у тебя нет. Целый день на ногах, дай хоть ночью отдохнуть.
   Я говорю:
   - Я больше не буду, мама. - И засыпаю.
   Так вот, на сборе, как раз когда наш очкарик - Ленька Александров с трибуны сказал: "У нас есть отдельные ученики, которые не совсем понимают, как необходимы знания нам, тем, кто идет на смену нашим бабушкам и дедушкам, нашим отцам и матерям, дядям и тетям, старшим братьям и сестрам", - как раз в этот момент из моего рта вырвались первые хрипящие звуки.
   Это было как сигнал горна, который будит на заре пионерский лагерь, как школьный звонок, весело и бесцеремонно прерывающий тоскливый урок! Все радостно повскакивали, стали показывать на меня пальцами и хохотать.
   Но мне про это потом рассказали. А тогда я ничего не слышал и не видел и только свое "хр-р-р!" продолжал.
   Тут Галка Новожилова как крикнет:
   - Растолкайте вы этого нарушителя!
   Я сразу проснулся, обвел взглядом хохочущих ребят, повесил нос и поплелся к выходу.
   А мне вдогонку Лидия Ивановна, классная:
   - Коробухин, чтоб завтра явился в школу с матерью!
   ЧАСТНОСОБСТВЕННИЧЕСКИЙ РЕЛЬС
   Вы, ребята, хотите узнать, что было после сбора?
   Ой, ребята, не спрашивайте. После сбора был еще один сбор.
   Наша вожатая Кира сказала:
   - Надо осудить Коробухина.
   Я спросил:
   - На сколько?
   Вожатая Кира не поняла:
   - Что на сколько?
   - Я хочу спросить, на сколько лет меня осудить?
   Вожатая Кира вся побелела.
   - Ты, Валерий, никак не научишься вести себя по-человечески.
   Вожатая Кира - из 10 "А". Их там целый класс готовят в вожатые, учат, как находить подход к детям, то есть к нам. И, наверно, Кире внушили: "С детьми нужна строгость, иначе они на шею сядут". Или что-нибудь в этом духе. Вот она и применяет свои знания на практике.
   - Ребята, кто хочет выступить? - ходила по рядам и тормошила всех вожатая Кира. Потом повернулась к Галке Новожиловой:
   - Что же ты, Новожилова, не ведешь? Веди.
   И Галка повела:
   - Ребята, говорите же, говорите! Кто хочет сказать?
   Ребята отворачивались от пылких Галкиных глаз, низко склоняли головы, делая вид, будто что-то разглядывают на вытертых собственными руками партах.
   - Вы что - солидарны с ним? - вожатая Кира показала на меня.
   Я выпятил грудь, чтобы меня можно было лучше разглядеть. Ребята упорно и гордо молчали.
   - Так вы считаете, что это очень хорошо - на пионерском сборе храпеть? - Вожатая Кира начала нервничать.
   Я помотал головой. Кира стояла ко мне спиной и ничего не замечала. Ребята улыбнулись и хором ответили: "Нет!"
   - Потом Коробухин совсем распояшется, начнет и на уроках храпеть, а там - кукарекать, мяукать. - Голос у вожатой Киры звенел как колокол.
   - Я не умею кукарекать, - не выдержал я. - И мяукать тоже не умею.
   Я не люблю, когда мне приписывают таланты, которых у меня нет. У меня своих хватает, одолжить могу, кому надо.
   Ребята так и легли со смеху. А вожатая Кира сказала, что она больше не может, что такого изверга она видит первый раз и что она пойдет жаловаться директору.
   Мне было жалко вожатую Киру. Она в общем хорошая, но почему она не может понять, что я храпел не нарочно? Обидно, когда тебя не понимают...
   Недавно мне сказали: "У тебя, Коробухин, только одни плохие поступки. А ты прояви себя в чем-нибудь хорошем, полезном... Вот завтра весь класс идет собирать металлолом. У тебя есть шанс заработать хороший поступок".
   "Ладно, - подумал я. - Если у меня только плохие поступки, путь будет один хороший". И я пошел собирать металлолом.
   На Песчаной улице снесли несколько старых развалюшек. Там семиэтажный дом собрались строить. Мы пошныряли немного в поисках железных или любых других кладов. И вдруг я споткнулся обо что-то и чуть не упал. Глянул железный рельс. Хотел поднять - ого-го-го! - вот это вес.
   - Давайте сюда! - позвал я ребят.
   Раз-два - взялись вчетвером и подняли. Смотрим, а к рельсу проволокой привязана крышка. Мы ее сразу не разглядели, потому что она была засыпана мусором.
   Под крышкой оказалась прямоугольная дыра.
   - Ребята, это подземный ход! - восхищенно закричал Вовка.
   - Ерунда, - промолвил рассудительный Семка. - Это просто погреб. У моего дяди знаете какой погреб!
   - Знаем, - отмахнулся я. - У кого есть фонарик?
   - У меня, - сказал Семка.
   - У дяди взял?
   - Свой, - обиделся Семка.
   Я хотел уже спускаться в погреб, но увидел, что нет никакой лестницы.
   А вдруг погреб глубокий? Загремишь вниз, а после о ком в стенгазете писать будут, как о главном разгильдяе школы?
   Я подумал минуту.
   - Снимайте ремни.
   И сам первый снял ремешок. За мной то же самое сделали ребята. Быстро из ремешков связали веревку. Получилась отличная лестница. Я ухватился за конец веревки из ремешков, и ребята спустили меня вниз.
   - Ну что там? - кричали ребята. - Давай вылазь!
   Я дернул веревку.
   - Тяните!
   Поднатужившись, ребята вытащили меня. Когда я очутился на земле, то изо всех сил чихнул. Раз, второй, третий... Вот уж никогда не думал, что так здорово умею чихать.
   - Ну что? - спросили ребята. - Ничего там нету?
   - А вы чего хотели - соленых огурчиков?
   - Нет, - ответил Вовка, - хоть бы какое-нибудь корыто...
   - А насморка не хочешь? - сказал я и чихнул в четвертый раз.
   Мы ухватились за рельс и потащили его. Шагали по улице и в такт нашим шагам дружно пели:
   Наши жены - ружья заряжены...
   И вдруг:
   - Стойте! Погодите! Украли!
   За нами громыхал сапогами по улице дяденька в полушубке и заячьей шапке.
   - Отдайте, это моя рельса, - сказал он, отпыхавшись.
   Семка пробовал было заспорить:
   - Мы нашли этот рельс. Он валялся.
   Я остановил Семку и добродушно улыбнулся:
   - Пожалуйста, берите!
   Дяденька посопел, попыхтел, наконец приподнял рельс, прошел, шатаясь, несколько шагов и бросил свою ношу на землю. Лицо его стало умоляющим.
   - Ребятки, помогите. Вы же пионеры, тимуровцы, так сказать, помощники старших.
   Мы хранили молчание.
   Дяденька сделал вторую попытку, но он был старенький, и установить мировой рекорд по подъему тяжестей ему не удалось.
   Тогда я начал штурм.
   - Как ваше имя-отчество?
   - Сидор Сидорович, - буркнул дяденька.
   - Сидор Сидорович, государство о вас позаботилось. Вы получили прекрасную трехкомнатную квартиру в прекрасном пятиэтажном доме на прекрасном втором этаже. Во дворе у вас растут прекрасные саженцы и звенит прекрасный детский смех...
   Все время, пока я вдохновенно нес эту чепуху, дяденька смотрел на меня, вытаращив глаза, и согласно кивал головой.
   - Наверное, вы уже и пенсию получаете?
   - Получаю.
   - Вот видите, вы вполне обеспеченный и счастливый человек. - Я подмигнул ребятам. - Чего ж вам еще надо?
   Мы взяли рельс с прикрепленной к нему крышкой и отправились в путь.
   - До свидания.
   - До свидания, - растерянно сказал нам дяденька.
   Несколько минут мы шли и хихикали.
   - Эй, стойте, погодите!
   Мы со злостью швырнули рельс на землю, он глухо шмякнулся.
   - Ну зачем он вам? - Я больше не улыбался.
   - А на погреб, - неуверенно сказал дяденька.
   - На какой? У вас же прекрасная трехкомнатная квартира в прекрасном пятиэтажном доме.
   Дяденька опустил глаза и нежно посмотрел на рельс.
   Снова рельс в наших руках, снова мы топаем по улице.
   Дяденька не отстает от нас и ноет:
   - Он пригодится мне. Распилю на куски и коньки внуку сделаю. Или грузила на удочки...
   Мы шли, не обращая никакого внимания на его мольбы. Мы останавливались только, чтобы передохнуть.
   Наконец дяденькины причитания мне надоели, и я решил его припугнуть.
   - Это не вы говорите, это в вас пережитки капитализма говорят.
   Дяденька захихикал и потер руки.
   - Ну, ребятки, поругались и будет. По пачке мороженого на брата, и отволочем рельс ко мне в прекрасную квартиру.
   Мы не отвечали.
   - Ну, ребятки, по пачке пломбира.
   Я видел, как Семка облизнул губы.
   - Полный вперед! Свистать всех наверх! Земля!
   Впереди показалась школа. Мы прибавили шагу.
   - Ребятки, по билету в кино на брата и по пачке пломбира...
   Когда мы притащили проклятый рельс в школу, вожатая сказала, что мы поступили неправильно, не по-пионерски. И, чтобы исправиться, должны немедленно отнести рельс назад его владельцу.
   Владелец горячо поблагодарил вожатую, а я сказал, что у меня плохих поступков хватает, я хотел заработать хороший, а потому пусть назад этот частнособственнический рельс тащат другие. И ушел. Дверью я не хлопнул. У меня нет такой глупой привычки.
   БОЯТСЯ ЛИ СОБАКИ ЩЕКОТКИ?
   Вот так и не удалось мне совершить хороший поступок.
   - Ну, Коробухин, - сказали мне, - если уж ты металлолом собирать не умеешь, то, знаешь ли...
   И развели руками.
   А Галка Новожилова при всех изрекла:
   - Мы решили, Коробухин, заняться тобой вплотную и всерьез. Сегодня после уроков к тебе направится пионерский патруль.
   - А зачем патруль? - спросил я. - Что я - преступник?
   - Двойки получать - разве не преступление? - сказал Ленька Александров и спокойно поправил очки на переносице.
   Я задумался.
   - Послушайте, - сказал я наконец. - Может, без патруля обойдется?
   - Нельзя, - зевнул Ленька. - Тебе больше нет доверия.
   - Ладно, - вздохнул я. - Приходите. Только если мой Эльбрус нападет на вас, я не отвечаю.
   Все посмотрели на меня внимательно.
   - А кто такой Эльбрус?
   - Доберман-пинчер. Собака такая. Как увидит кого чужого, особенно девчонку, сразу бросается, - терпеливо объяснил я.
   Ребята затихли.
   - Врет он! - вдруг закричал Семка. - Я у него вчера на телевизоре сидел, никакого добермана, никакого пинчера у него нет. У него даже кошки нет.
   Галка Новожилова осуждающе покачала головой:
   - А обманывать товарищей, Коробухин, и совсем стыдно.
   Я только пожал плечами, а Семке показал кулак - поговорим наедине, как мужчина с мужчиной.
   Надо было что-то придумать. Я знал, что такое пионерский патруль. Это приходят к тебе домой, расстраивают маму, спрашивают, как ты готовишь уроки, какой у тебя распорядок дня, - в общем, суют нос куда не надо. А после всего мама плачет: "И зачем ты мне на горе такой уродился?"
   Нет, надо было действовать решительно. "У меня нет собаки, - подумал я, - так она у меня будет. Ну, не доберман-пинчер, а простая дворняга - все равно вы в собачьих породах ни черта не смыслите".
   Как только кончились уроки, я на всех парах понесся домой и пулей взлетел на пятый этаж. Там жила одна бабушка. У нее была кудрявая беленькая собачка с черненьким, как кнопка, носом. Если ее увидать издалека, то можно испугаться - страшное чудище. А если подойти поближе, то сразу станет ясно, что это безобидная комнатная собачонка.
   Но у меня не было выбора, больше собак в нашем доме не водилось.
   Я сказал бабушке, что очень люблю собак, но все собаки мира, в том числе и доберманы-пинчеры, не стоят и одного коготка ее, бабушкиной, собачки. И пусть поэтому она, бабушка, позволит мне погулять с ее собачкой по двору.
   Бабушка была растрогана. Она забыла, как я таскал ее собачонку за хвост и купал в луже.
   Бабушка умиленно пролепетала:
   - Ты слышишь, Роза, какой прекрасный мальчик живет в нашем доме? Воспитанный, любит животных... Иди с ним погуляй. Только, мальчик, не долго, а то Роза сегодня кашляла. Я боюсь, не простудилась ли она.
   Я быстро спустился вниз. И как раз вовремя - по лестнице уже шлепал галошами пионерский патруль. Я еле успел захлопнуть за собой дверь, как... Дзинь!.. Патруль!
   Я дернул Розу за хвост: вот сейчас залает! Но она только жалобно заскулила. Я еще раз дернул - ну полай, старушка, тебе жалко, что ли?
   Роза чуть не заплакала, но лаять не хотела. Она просто не умела, наверно.
   Тогда я встал на четвереньки, чтобы показать Розе пример, и вдохновенно прогавкал: гав! гав!
   Второй звонок захлебнулся на первой же ноте.
   Я невинно спросил:
   - Кто там?
   - Это мы, - дрожащим голосом ответила Галка. - А откуда у тебя собака?
   - Я же вам рассказывал, а вы мне не поверили. Погодите минутку. Я ее привяжу, а то она на чужих бросается. Особенно на девчонок.
   Звякая цепочкой, я завел собачку в угол, взъерошил на ней шерсть и случайно мои руки попали Розе под мышки.
   Я крикнул:
   - Входите! Эльбрус на цепи!
   И тут произошло что-то необыкновенное. Наверно, Роза как огня боялась щекотки. И очень не любила, когда ее щекотали. Потому что в ту минуту, когда ребята появились на пороге, Роза вырвалась из моих рук, бешено взвизгнула, залаяла и принялась носиться по коридору. Взъерошенная, разозленная, она казалась такой страшной, что даже я струсил.
   А ребята? Сминая друг друга, они скатились по лестнице вниз.
   Я еле успокоил разбушевавшуюся Розу и отвел ее к бабушке.
   Утром, едва я переступил порог класса, на меня налетела Галка Новожилова.
   - Ну, Коробухин, это переходит всякие границы. На своих товарищей науськать бешеную собаку! Так тебе это не пройдет.
   Она оглядела орлиным взором весь класс и произнесла:
   - Наш отряд решил объявить тебе бойкот. С сегодняшнего дня мы с тобой не разговариваем. Ты нам не товарищ.
   - Все со мной не разговаривают? - Я посмотрел на Семку.
   Семка отвернулся.
   - Все, - отрезал Ленька Александров.
   На первом уроке со мной никто не разговаривал, на переменке тоже, на втором уроке в мою сторону никто даже не глянул, на второй переменке на мои вопросы не отвечали, на третьем уроке - тоже, на большой переменке - целых 15 минут! - со мной никто не перекинулся словечком, на четвертой переменке бойкот продолжался.
   После пятого урока я мрачно произнес:
   - Пойти утопиться, что ли!.. А что еще остается человеку?
   И, еле переставляя ноги, поплелся по коридору.
   Я ОБЪЯВЛЯЮ ГОЛОДОВКУ
   Конечно, топиться я и не думал. Я отправился в кино. Со вчерашнего дня во всех кинотеатрах шел фильм "Парижские тайны".
   По городу были расклеены голубые афиши. С афиш улыбался широкоплечий парень. От его ударов во все стороны разлетались типы с мрачными физиономиями.
   Разве можно было не пойти на такой фильм? Легче в школу не пойти...
   Кино мне понравилось. Здорово дерется этот маркиз. Надо будет мне потренироваться. Бокс в жизни пригодится.
   Занятый такими мыслями, я брел по улице. И ничего не замечал. Вдруг на меня налетел и чуть не сшиб с ног Семка.
   - Ты что правила уличного движения нарушаешь? - рассердился я.
   - Ты жив? - у Семки дрожали руки, дрожал портфель, а лицо было таким испуганным, будто он только что побывал в пасти у льва и лишь чудом вырвался.
   - Интересно, почему я должен умереть? - удивленно спросил я.
   - Да нет, конечно, - обрадовался Семка. - Я побегу, скажу ребятам. А то они думают, что ты... - Семка нервно хихикнул, - утопился. Ищут тебя...
   - Обожди. - Я схватил Семку за руку. - Ищут, говоришь?
   - Да, - торопливо закивал Семка, - уже и дома были. А ты где шатался? В кино сидел?
   Я ничего не ответил, потому что я размышлял. Мысли одна за другой появлялись в моей голове, они перебивали друг дружку и не давали сосредоточиться: "А что, если я... Нет, лучше так... А может - наоборот?"
   Наконец я решился.
   - Ну, прощай, - задумчиво произнес я.
   - Ты к-куда? - у Семки задергались губы.
   Я молча повернулся и быстро зашагал не в ту сторону, где был мой дом, а в противоположную. Я свернул направо около разноцветного, словно попугай, газетного киоска. И когда я оказался за стеной дома и Семка потерял меня из виду, я припустил со всех ног.
   Не знаю, как вы, но я люблю дворы в микрорайонах. Здесь очень легко скрыться от любой погони. Дома все на одно лицо, дворов полно, в общем ищи-свищи.
   В один из таких дворов я и шмыгнул. Из-за стены детсада выглянул. Как я и предполагал, Семка крался за мной. Но мой быстрый рывок сбил его с толку. Семка недоуменно оглядывался, он не мог понять, куда я исчез.
   Я, довольный, улыбнулся. Дал подзатыльника малышу, который слишком ко мне приглядывался, и потопал домой.
   В нашем районе почти все дома были деревянные. Летом на улицах зеленела трава, а зимой снег заваливал дома по самую макушку. И тогда все жители выходили и расчищали дорожки к колонкам. В общем, как в деревне, хотя всего в двух шагах от шумного, сверкающего проспекта. Только три новых, в семь этажей, дома возвышались над нашим районом. Ночью они были похожи на большие корабли, которые пристали отдохнуть на пару минут и скоро снимутся с якорей.
   Я с мамой жил в доме посредине, в 27 "а". А были еще 27 просто и 27 "б".
   Осторожно, чтобы меня никто не заметил, я пробрался по лестнице на чердак. На чердаке, за котельной трубой, было наше с Семкой место. О нем никто, кроме нас, не знал. Там я растянулся на старом рыжем диване. Он был такой старый, что даже пружины у него не скрипели.
   Надо было обдумать то, что произошло.
   Кстати, о чердаках. Раньше, когда мы еще жили в деревянном доме, там был отличный чердак. Мы с Семкой забирались туда во всех случаях, когда надо было обмозговать что-нибудь очень важное и секретное.
   Но потом наш дом снесли. Приехал бульдозер, и дома как не бывало, а с ним и чердака. И мы с мамой переехали в этот самый 27 "а", на чердаке которого я сейчас все это вспоминаю.
   Помню, мама ходила по нашей квартире, под собой ног не чуя, всплескивала руками, гладила стены, открывала краны. А я стоял мрачный, как скульптура в парке. Ну разве могут быть в таком доме чердаки?
   Тут к нам ворвался Семка. Семка, то есть его родители, тоже получили квартиру в нашем доме.
   - Идем, - сказал Семка.
   Я неохотно вышел на площадку.
   - Чего тебе?
   Мой друг произнес только одно слово:
   - Чердак.
   Мы помчались наверх. Оказалось, что в 27 "а" чердак все-таки был. Огромный и совсем пустой. Только крыша низковата, но тут уж ничего не поделаешь, мы были рады и такому.
   Когда я вернулся с чердака, мама не переставая ходила по комнате.
   - Я так довольна! Я так рада! - Она обернулась ко мне: - А тебе как? Нравится?
   Я улыбнулся:
   - Очень.
   Вскоре чердак завалили всяким хламом, потому что сараев во дворе не было. Но нам с Семкой удалось отгородить себе местечко за котельной трубой. Когда нас ждала какая-нибудь неприятность, мы забирались сюда. Тут мы были уверены в своей полной безопасности.
   - Я так и знал, что ты здесь. - Семкина ликующая физиономия ухмылялась.
   Он подкрался так осторожно, что я его не заметил.
   - Чего ж ты не притащил с собой весь класс? - зло спросил я.
   - Ты не злись, - примирительно сказал Семка. - Есть хочешь?
   Он вытянул из прозрачного мешочка все, что принес с собой. Семка был человек щедрый и притащил уйму всякой пищи: кусок сыра, колбасу с белыми горошинами жира и еще горячие, в румяной корочке котлеты. Если откусить, подумал я, корочка наверняка захрустит.
   Я проглотил слюну: вспомнил, что не обедал.
   - Сколько времени?
   - Часов восемь. Да ты ешь, - Семка подвинул к самому моему носу котлеты.
   Я гордо помотал головой:
   - Я объявляю голодовку.
   Семкино лицо вытянулось.
   - В знак протеста против бойкота, - добавил я.
   Семка глядел на меня с изумлением и восторгом.
   - Ну, вот что, - сказал я. - Ты сейчас уйдешь отсюда и, если ты мне друг...
   - Но твоя мать беспокоится, наверно, - перебил меня Семка.
   - ...и если ты мне друг, ты никому не скажешь, где я, - решительно закончил я.
   Опечаленный, Семка ушел, и я остался один. Только тут я почувствовал, как мне обидно, что со мной так поступают ребята. Даже разговаривать не хотят, как будто я им враг.
   Ну, ладно, я вас проучу. Отвернулись от человека, а человек пошел и утопился.
   Я представил, какая заметка появится в газете:
   Смерть из-за равнодушия
   Вчера трагически погиб ученик 6-го класса "А" 13-й школы Валерий Коробухин. Смерть явилась результатом преступного равнодушия к судьбе мальчика. Под внешней веселостью и беззаботностью коллектив не разглядел его нежной, чуткой, легко ранимой души...
   Растроганный, что у меня, оказывается, такая нежная душа, я не заметил, как и заснул. Проснулся оттого, что продрог. Я вскочил и - раз, два, три, четыре - стал делать зарядку. Выглянул в чердачное окошко, - на улице была кромешная темень. Наверное, часа два ночи.
   Я спустился с чердака. Долго мялся около своей двери, боясь позвонить.
   Мама открыла сразу, как будто она простояла там, за дверью, все время, пока я томился на чердаке. Она схватила меня за руку и втащила в комнату. Я никогда не думал, что мама такая сильная. Потом она начала меня целовать, а слезы ее капали мне на лицо и даже за шиворот.
   - Где ты пропадал, бездельник! - закричала мама. - Тут все с ума сходят, а он болтается невесть где. Ребята и Лидия Ивановна раз десять приходили уже. Голоден, наверное, как бездомный пес?
   Мама снова стала такой, какой была всегда, - суетливой и озабоченной. Она загремела кастрюльками - принялась разогревать обед. От борща шел такой аппетитный запах, что я решил: "Голодовку надо кончать". Кстати, котлеты у мамы были не хуже Семкиных, так что я ничего не потерял. Только волчий аппетит приобрел.
   Поев, я разложил кресло-кровать и растянулся во всю длину. Укрылся одеялом и сразу согрелся.
   Все-таки это здорово - спать в своей постели, а не на чердаке.
   МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ "ТАКО-О-Е"!
   Когда я появился в классе, меня встретили удивленные и радостные лица. Кто-то даже крикнул: "Ура! Коробухин вернулся!"