Зла она была и неверна: зло меня карая,
не пришла.
Если я не буду пощажен, мне моя лачуга бед
на что?
Сущий с Ибрагимовых времен мне весь этот
дряхлый свет на что?
Рай, что весь красою озарен и теплом ручьев
согрет, на что?
Семь небес - весь горний небосклон, выси звезд
и ход планет - на что?
Слова не сказав, ждал допоздна, ждал и до утра
я - не пришла.
Все себя отчаяньем сожгут, дымный стон мой
в День суда узрев,
Удивится весь вселенский люд - сколько от меня
вреда, узрев,
Своды мира черными падут, сколь тяжка моя
беда, узрев,
Вынесла б она не грозный суд, сколь моя душа
худа, узрев.
Смерть мне от разлуки суждена: ждал все вечера
я - не пришла.
Все во мне пылает, - остуди, утешенье моих бед,
приди,
Все, что хочешь, сделай - не щади, сердце ты
мое, мой свет, приди!
За тобой все шахи позади ходят робко след
во след, - приди.
Жарко кровь бурлит в моей груди, - ты ко мне,
мой самоцвет, приди,
Как зерцало, ты, мой дух до дна в глубь очей
вбирая, не пришла.
Ты сказал Машрабу, о аскет: "Приходи-ка
поскорей в мечеть!"
"Сядь в михрабе, - дал ты мне совет, - духом
будешь праведен ты впредь!"
Но его словам не внял я, нет, и решил смолчать
и потерпеть.
Что это за диво! Долю бед утвердить в мечети
и не меть! -
Как аскет, молясь, не знал я сна, молча в даль
взирая, - не пришла!
О краса моя, ты - роза или рдеешь от вина?
Лик твой молнией сверкает или ты - сама луна?
Отвечай же, чет ты больше - жизнью иль красой
красна?
Не владычица ль души ты - той, что болью
сражена?
Не в мою ль ты душу, пери, как в сосуд,
заключена?
Трепетно идешь, красуясь, и глаза твои хмельны,
Стрелы мечешь, твои щеки жаром роз озарены,
Почему ты так красива - из какой ты стороны?
Роза ты, рейхан иль жемчуг, взятый с донной
глубины?
Яхонт, перл или рубин ты, что красою столь ясна?
Светел лик твой благовонный, а уста -
как будто мед,
Миндалю подобны очи, а фисташке -
нежный рот,
На сверкающих ланитах россыпь родинок
цветет,
Перед взором блещут сонмы восхитительных
красот, -
Соловей ты или роза, или ты - сама весна?
Блеск ланит твоих - он розой иль жасмином
осиян,
Твои родинки - не зерна ль, не из них ли рос
рейхан?
Сребротела, сладкоуста, нежен твой прекрасный
стан, -
Человечий иль волшебный образ тебе роком дан,
Гурия ли ты, иль райским светом ты озарена?
Роза - лик, нарциссы - очи, словно лепестки -
уста,
Гибну я, едва увижу, сколь краса твоя чиста.
Стан твой - древо рая, лик твой - райских
яблок красота,
С ликом родинки и кудри столь едины
неспроста, -
Шахом чтит тебя Египет иль Индийская страна?
Как рубин, уста багряны, свет чела - как окоем,
С лунным ликом так согласны звезды родинок
на нем!
Чернота их - словно угли, - сердце сожжено
огнем,
Что ж твой взор так жжет жестоко, словно солнце
знойным днем, -
Ты мертвящей иль живящей силою одарена?
Роза без шипов, едва лишь ты пройдешь среди
полян,
Всех пленяют лик румяный и самшиту равный
стан,
Косы - словно гиацинты, над тобой венец багрян,
На груди цветут две розы, лепестков их отблеск
рдян, -
Не трепещущая ль ветка ты, что станом столь
стройна?
Завитками вьются кудри - красоты твоей зачин,
Чинно или беспричинно рать сюда направил Чин?
Ты пройдешься - стан трепещет, словно зыбь
морских пучин.
Жизнь и душу, честь и веру отдал я не без
причин, -
О бутон мой, надо мною не тебе ли власть дана?
Твое слово - словно сахар, рот твой сладостно
медвян,
Драгоценный и бесценный сахарный тростник -
твой стан.
Ты послушай, что спою я, весь горя от боли ран,
Соловьем пою я, роза, мой предвечный гулистан, -
Обожгли Машраба, роза, не твои ли пламена?
Злобный рок! Лишь муки и тревоги слал мне
небосклон из-за тебя,
Сирый, нищий, обивал пороги я со всех сторон
из-за тебя,
День и ночь на скорбной я дороге - радостей
лишен из-за тебя.
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя.
Я от той, что мне дороже ока, - от моей любимой
отлучен,
От моей опоры волей рока я, судьбой гонимый,
отлучен.
От моей желанной я жестоко, как душа хранимой,
отлучен.
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя.
В кущах я - как соловей бездомный, и гнезда
родного я лишен,
Словно сыч, в печали неуемной бесприютен,
крова я лишен.
Где приют мне, где мой кров укромный?
Друга дорогого я лишен.
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя.
Пусть же будет из людей живущих не лишен
сердечных сил никто,
Да не будет страждущих и ждущих, да не тратит
зря свой пыл никто,
Да не будет во вселенских кущах людям чужд
и опостыл никто!
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя.
Неужели же меня, о боже, ты с моим светилом
не сведешь?
Неужель с моей звездой пригожей быть
счастливым - это вздор и ложь?
Научи меня, господь, построже, чтобы путь
Машраба был пригож.
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя!
У лишенных родни и крова о напастях судьбы
спросите,
У согбенных от зла лихого о напастях судьбы
спросите,
Кто сто бед стерпел - у такого о напастях судьбы
спросите,
У того, чья доля сурова, о напастях судьбы
спросите,
У меня, чья стезя тернова, о напастях судьбы
спросите.
Я бреду, одиноко маясь, - тех, кто мне бы помог,
лишен я,
Без наставника я скитаюсь - и путей и дорог
лишен я,
Черной долей моей терзаясь, всех друзей, одинок,
лишен я,
Соловей я, а роз чураюсь - крыльев-перьев, убог,
лишен я, -
У меня, чья участь бедова, о, напастях судьбы
спросите.
С той поры, как на свет рожден я, ничего, кроме
бед, не знал я,
В этом мире всего лишен я, добрых дней с малых
лет не знал я,
Потонул в топи злых времен я, - радость есть или
нет, - не знал я,
Злобой горя насмерть сражен я, а добра и примет
не знал я, -
Бедняка, от невзгод больного, о напастях судьбы
спросите.
Так и жил я, не зная счастья и не ведая, в чем
отрада,
За напастью сносил напасть я, и горел я в огне
разлада,
Не дождется бедняк участья - нет, увы, кому это
надо?
Ведал муки кровавой власть я, даже пища мне
горше яда, -
У сгоревших от рока злого о напастях судьбы
спросите.
Только те, кто, как я, несчастны, о моей злой
неволе знают,
Только те, что в беде безгласны, о моей горькой
доле знают,
Только те, что мукам подвластны, о моей страшной
боли знают, -
Это только добрый, прекрасный, знавший гнет злой
недоли, знает.
У заблудших и ждущих зова о напастях судьбы
спросите.
И как будто бы Феникс-птица из сплошного огня
выходит,
Стон мой жаркий в устах дымится и огнем из меня
выходит.
Лишь начну я в стенаньях биться - смута Судного
дня выходит:
Все страдальцы - не счесть их лица -
в состраданье стеня, выходят,
У горящих огнем пунцово о напастях судьбы
спросите.
Было время ко мне суровым: что такое покой,
не знал я,
Не обласканный добрым словом, доброты никакой
не знал я,
Даже счета ранам багровым, насмерть сломлен
тоской, не знал я,
И к кому бы припасть мне с зовом в суматохе
людской, не знал я, -
Тех, чьи раны горят багрово, о напастях судьбы
спросите.
От печалей совсем продрог я, и в груди моей -
ни кровинки,
Слабым телом во прах полег я, от костей -
лишь одни пылинки,
Словно тлен - с головы до ног я, - заметают мой
след снежинки,
Плоть огнем моих бедствий сжег я, стал слабее
малой былинки, -
Тех, кому тлеть от мук не ново, о напастях судьбы
спросите.
О Машраб, вся темна округа - поглотила меня
пучина,
Трудный путь мой закручен туго - в этом бедствий
моих причина,
Что ни миг, я в плену испуга, что ни час -
сердце жжет кручина,
Как ни кличу доброго друга - даже нет о нем и
помина, -
У незнавших доброго слова о напастях судьбы
спросите.
Томно приоткрыв свой лик, взором повела
не ты ли?
Жаром страсти в тот же миг жизнь мою зажгла
не ты ли?
В кудри - в темный их тайник скрыла свет чела
не ты ли?
Чтоб был верен, жала пик в очи мне впила
не ты ли?
Ливень стрел меня настиг - мечешь стрелы зла
не ты ли?
Раньше прочих горемык смерть мне принесла
не ты ли?
Пряди твоих черных кос дышат благовоньем
пряным,
Соловьи - в плену у роз: льнут к устам твоим
румяным,
Чаша уст, что чище рос, - хмель соперникам-
смутьянам,
Соловей твой перлы слез льет, увы, ручьем
багряным,
Раб твой кар твоих не снес - нет покоя его
ранам, -
Спутан роком, я поник, - вязь того узла -
не ты ли?
Радость мне была дана - пил я хмель с тобой,
бывало,
Хмелем страсти и вина тебе очи охмеляло,
Цвел твой лик в те времена от вина, что светит ало,
И с надеждой дотемна мотыльком душа порхала.
Градом бедствий сражена, вдруг душа поникла
вяло, -
Пламень в душу мне проник, - жгла ее дотла
не ты ли?
О краса моя, пригож облик трои в одежде алой,
Хоть прекрасна ты, а все ж взором глаз хоть раз
пожалуй,
Грозным шахом ты слывешь, но молю: не мучь
опалой!
Брови ты сурмишь - ну что ж: им покорен я,
усталый,
Рдяный лик твой так хорош, а на нем -
ресницы-жала, -
Ты - владыка всех владык, красотой светла
не ты ли?
Пьешь вино ты, весела, словно роза вешних кущей,
Многим мертвым жизнь дала песней ты, усладу
льющей,
А взлетит твоя стрела - рухнет каждый, тебя
ждущий,
Всех жестоких превзошла дерзостью ты, смерть
несущей,
Твоим жертвам нет числа: раб твой - каждый
в мире сущий, -
Всех красой затмишь ты вмиг: как луна, бела
не ты ли?
Дай же мне глоток вина - уст твоих хмельного
сока,
Прежде, милости полна, ты не ведала зарока!
Знать бы, в чем моя вина, - погляди хоть краем
ока,
Всюду ночь темным-темна, - так измучен
я жестоко,
О, за что мне казнь дана - в жажде гибнуть
одиноко? -
О, скажи - господь велик! - лживым словом зла
не ты ли?
Взором злых своих очей мучишь ты меня сурово,
Шах - владыка палачей: лишь прикажет -
казнь готова,
Пьешь ты хмель во тьме ночей, днем же кровь
ты льешь бедово,
Сонмы жертв - не от мечей: убивает твое слово!
Звуком сладостных речей жизнь верни Машрабу
снова, -
Ты - Иса, живой родник, мне же смерть несла
не ты ли?
Ты в садах красы нетленной - вешней радости
цветок,
Ты - вовеки несравненный свежей прелести
росток.
Твои родинки - напасти, смута - черных кос
клубок, -
Камнепад лихих несчастий надо мною так
жесток!
Дивная! В твоей я власти, образ твой красой
высок.
Ты красива, словно диво, ты - судьба, предвечный
рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Блещет родинка сурмяно возле уст наедине,
Губят душу, глядя пьяно, очи в томной пелене,
То не рать ли Индустана в Сулеймановой стране?
Не зерно ли то тимьяна в нежной ямке, в глубине?
Не Юсуф ли бездыханно гаснет в кладезе на дне?
Ты красива, словно диво, ты - судьба, предвечный
рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Роза, мой цветок румяный, тонкостенный мой
тюльпан,
Кипарис мой сребростанный, взор тебе истомный
дан.
В странах красоты желанной ты - властительный
султан.
О, приди - я, бездыханный, пред тобой паду,
заклан,
Силы, для терпенья данной, в сердце нет от мук
и ран.
Ты красива, словно диво, ты - судьба, предвечный
рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
На твоем прекрасном лике - высшей тайны
письмена,
Волей высшего владыки красота им придана,
Подойди же к горемыке - хоть враждебна,
хоть дружна!
Райским пальмам животворным ты подобна -
так стройна,
И в кудрях - в венце их черном ты прекрасна,
как луна.
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Дивная, тебе подвластным - томно-страстным
нет числа,
О челе твоем прекрасном ходит слава-похвала.
Розы вчесаны высоко в косы около чела,
Словно бы десница рока тебя к свадьбе прибрала,
Ты, - лишь глянут издалека - рай забудут,
так мила.
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Ты пройдешь, косясь лукаво и величие храня, -
Я совсем сгораю, право, - позабыла ты меня.
Поросль на устах - курчава, чуть черна и чуть
синя.
Глянешь ты - тебе забава, у меня ж в душе -
грызня,
Брови-сабли - что расправа, лик твой жжет
сильней огня.
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
За твой дивный взор все люди - все подряд -
готовы пасть,
Даже все степные лани за твой взгляд готовы
пасть,
Все за локон твой единый, говорят, готовы пасть,
За наряд, тобой надетый, Рум, Багдад готовы
пасть,
И смятеньем пред тобою я объят, готовый
пасть, -
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Ты меня осиротила, я стенаю каждый миг,
За тобой брожу уныло много лет я, нищ и дик.
Стан твой вспомню - в муке пыла плачу стоном
горемык,
Я умру, мне жизнь постыла, от твоих я кар поник,
А в тебе - краса и сила: ты - владыка всех
владык.
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Твои локоны кудрятся, лунный лик кольцом обвив,
Суждено и мне вплетаться нитью жизни в их извив,
Тучей стрел ресницы мчатся прямо в цель -
насупротив,
Любо косам извиваться, кольца в сети превратив, -
Ну да что мне их бояться: ведь Машраб и сам
строптив!
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Адхам - шейх Ибрагим ибн Адхам - основатель школы мистиков.
Впоследствии герой узбекской мистической поэмы (кисса).
Балх - провинция Хорасана, сейчас провинция Северного Афганистана.
Брахман - индийский жрец, священнослужитель.
Газель (газаль)- лирическое стихотворение, главным образом лирического
содержания, написанное бейтами, связанными одной рифмой.
Гулистан - буквально - цветник, розовый сад, символ цветущей страны.
Гурия - райская дева, красавица, служащая наградой правоверным.
Джам - легендарный царь древнего иранского эпоса, обладавший чашей, в
которой отражался весь мир.
Джейхун - старое, арабское название Амударьи.
Зуннар - пояс, который носили христиане, подданные мусульманских
правителей. Надеть зуннар означало отречься от ислама.
Ибрагим - см. Адхам.
Изгой - человек, отвергнутый общественной средой или порвавший с ней,
отщепенец.
Иса - Иисус Христос; причисляется мусульманами к числу великих
пророков.
Искандер - Александр Македонский (356-322 гг. до н. э.).
Ирам - райский сад, Эдем.
Ишан - глава и наставник мусульман, общины, обычно принадлежащей к
одному из мистических орденов.
Кааба - мусульманская святыня в Мекке.
Меджнун и Лейли - классическая влюбленная пара, чья любовь оканчивается
трагедией.
Мекка - священный город у мусульман.
Михраб - сводчатая ниша в мечети, указывающая направление к Мекке.
Музаффар - имя современника Машраба.
Мусабба - форма восточной поэзии, семистишия. Две последние строки
повторяются в каждой последующей строфе.
Мусаддас - форма восточной поэзии, рифмуются первые четыре строки
каждой строфы.
Мустазад - форма народной и классической восточной поэзии со сложным
размером.
Мурабба - форма восточной поэзии, четверостишия. Последние строки
каждой строфы связаны одной сквозной рифмой.
Мухаммас - форма восточной поэзии, пятистишия.
Насими Имадеддин - знаменитый азербайджанский поэт. В 1417 году с
согласия египетского султана Муайяддина казнен.
Птица Рух - сказочная птица, птица души.
Рейхан - душистая трава базилик.
Рум - так в древней поэзии называли Византию, а иногда и всю Малую
Азию.
Сетар - народный струнный музыкальный инструмент, распространенный в
Индии, Афганистане, Иране, Узбекистане.
Сулейман - мудрый повелитель людей и стихий, символ могущества и
справедливости.
Суфийское учение - мистическая философия ислама, возникшая в IX в.
Танбур - струнный ударный музыкальный инструмент.
Тимьян - ароматичное стелющееся растение семейства губоцветных с
мелкими, преимущественно розовыми и белыми цветками, из листьев которого
добывают эфирное масло.
Узра и Вамык - герои дастана "Вамык и Узра" поэта XI века Унсури.
Фархад и Ширин - герои популярных поэм Низами, Амир Хосрова и Навои.
Хафиз - знаменитый поэт Востока.
Халладж Мансур - талантливый средневековый астроном.
Хызр - чудотворец, хранитель живой воды.
Чин - старое название Китая.
Юсуф - (библ. Иосиф Прекрасный) - герой поэтических произведений
Востока.
не пришла.
Если я не буду пощажен, мне моя лачуга бед
на что?
Сущий с Ибрагимовых времен мне весь этот
дряхлый свет на что?
Рай, что весь красою озарен и теплом ручьев
согрет, на что?
Семь небес - весь горний небосклон, выси звезд
и ход планет - на что?
Слова не сказав, ждал допоздна, ждал и до утра
я - не пришла.
Все себя отчаяньем сожгут, дымный стон мой
в День суда узрев,
Удивится весь вселенский люд - сколько от меня
вреда, узрев,
Своды мира черными падут, сколь тяжка моя
беда, узрев,
Вынесла б она не грозный суд, сколь моя душа
худа, узрев.
Смерть мне от разлуки суждена: ждал все вечера
я - не пришла.
Все во мне пылает, - остуди, утешенье моих бед,
приди,
Все, что хочешь, сделай - не щади, сердце ты
мое, мой свет, приди!
За тобой все шахи позади ходят робко след
во след, - приди.
Жарко кровь бурлит в моей груди, - ты ко мне,
мой самоцвет, приди,
Как зерцало, ты, мой дух до дна в глубь очей
вбирая, не пришла.
Ты сказал Машрабу, о аскет: "Приходи-ка
поскорей в мечеть!"
"Сядь в михрабе, - дал ты мне совет, - духом
будешь праведен ты впредь!"
Но его словам не внял я, нет, и решил смолчать
и потерпеть.
Что это за диво! Долю бед утвердить в мечети
и не меть! -
Как аскет, молясь, не знал я сна, молча в даль
взирая, - не пришла!
О краса моя, ты - роза или рдеешь от вина?
Лик твой молнией сверкает или ты - сама луна?
Отвечай же, чет ты больше - жизнью иль красой
красна?
Не владычица ль души ты - той, что болью
сражена?
Не в мою ль ты душу, пери, как в сосуд,
заключена?
Трепетно идешь, красуясь, и глаза твои хмельны,
Стрелы мечешь, твои щеки жаром роз озарены,
Почему ты так красива - из какой ты стороны?
Роза ты, рейхан иль жемчуг, взятый с донной
глубины?
Яхонт, перл или рубин ты, что красою столь ясна?
Светел лик твой благовонный, а уста -
как будто мед,
Миндалю подобны очи, а фисташке -
нежный рот,
На сверкающих ланитах россыпь родинок
цветет,
Перед взором блещут сонмы восхитительных
красот, -
Соловей ты или роза, или ты - сама весна?
Блеск ланит твоих - он розой иль жасмином
осиян,
Твои родинки - не зерна ль, не из них ли рос
рейхан?
Сребротела, сладкоуста, нежен твой прекрасный
стан, -
Человечий иль волшебный образ тебе роком дан,
Гурия ли ты, иль райским светом ты озарена?
Роза - лик, нарциссы - очи, словно лепестки -
уста,
Гибну я, едва увижу, сколь краса твоя чиста.
Стан твой - древо рая, лик твой - райских
яблок красота,
С ликом родинки и кудри столь едины
неспроста, -
Шахом чтит тебя Египет иль Индийская страна?
Как рубин, уста багряны, свет чела - как окоем,
С лунным ликом так согласны звезды родинок
на нем!
Чернота их - словно угли, - сердце сожжено
огнем,
Что ж твой взор так жжет жестоко, словно солнце
знойным днем, -
Ты мертвящей иль живящей силою одарена?
Роза без шипов, едва лишь ты пройдешь среди
полян,
Всех пленяют лик румяный и самшиту равный
стан,
Косы - словно гиацинты, над тобой венец багрян,
На груди цветут две розы, лепестков их отблеск
рдян, -
Не трепещущая ль ветка ты, что станом столь
стройна?
Завитками вьются кудри - красоты твоей зачин,
Чинно или беспричинно рать сюда направил Чин?
Ты пройдешься - стан трепещет, словно зыбь
морских пучин.
Жизнь и душу, честь и веру отдал я не без
причин, -
О бутон мой, надо мною не тебе ли власть дана?
Твое слово - словно сахар, рот твой сладостно
медвян,
Драгоценный и бесценный сахарный тростник -
твой стан.
Ты послушай, что спою я, весь горя от боли ран,
Соловьем пою я, роза, мой предвечный гулистан, -
Обожгли Машраба, роза, не твои ли пламена?
Злобный рок! Лишь муки и тревоги слал мне
небосклон из-за тебя,
Сирый, нищий, обивал пороги я со всех сторон
из-за тебя,
День и ночь на скорбной я дороге - радостей
лишен из-за тебя.
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя.
Я от той, что мне дороже ока, - от моей любимой
отлучен,
От моей опоры волей рока я, судьбой гонимый,
отлучен.
От моей желанной я жестоко, как душа хранимой,
отлучен.
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя.
В кущах я - как соловей бездомный, и гнезда
родного я лишен,
Словно сыч, в печали неуемной бесприютен,
крова я лишен.
Где приют мне, где мой кров укромный?
Друга дорогого я лишен.
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя.
Пусть же будет из людей живущих не лишен
сердечных сил никто,
Да не будет страждущих и ждущих, да не тратит
зря свой пыл никто,
Да не будет во вселенских кущах людям чужд
и опостыл никто!
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя.
Неужели же меня, о боже, ты с моим светилом
не сведешь?
Неужель с моей звездой пригожей быть
счастливым - это вздор и ложь?
Научи меня, господь, построже, чтобы путь
Машраба был пригож.
Нерушимо все, лишь я, убогий, я лишь сокрушен
из-за тебя,
Где бы ни был, я молю подмоги - горестный мой
стон - из-за тебя!
У лишенных родни и крова о напастях судьбы
спросите,
У согбенных от зла лихого о напастях судьбы
спросите,
Кто сто бед стерпел - у такого о напастях судьбы
спросите,
У того, чья доля сурова, о напастях судьбы
спросите,
У меня, чья стезя тернова, о напастях судьбы
спросите.
Я бреду, одиноко маясь, - тех, кто мне бы помог,
лишен я,
Без наставника я скитаюсь - и путей и дорог
лишен я,
Черной долей моей терзаясь, всех друзей, одинок,
лишен я,
Соловей я, а роз чураюсь - крыльев-перьев, убог,
лишен я, -
У меня, чья участь бедова, о, напастях судьбы
спросите.
С той поры, как на свет рожден я, ничего, кроме
бед, не знал я,
В этом мире всего лишен я, добрых дней с малых
лет не знал я,
Потонул в топи злых времен я, - радость есть или
нет, - не знал я,
Злобой горя насмерть сражен я, а добра и примет
не знал я, -
Бедняка, от невзгод больного, о напастях судьбы
спросите.
Так и жил я, не зная счастья и не ведая, в чем
отрада,
За напастью сносил напасть я, и горел я в огне
разлада,
Не дождется бедняк участья - нет, увы, кому это
надо?
Ведал муки кровавой власть я, даже пища мне
горше яда, -
У сгоревших от рока злого о напастях судьбы
спросите.
Только те, кто, как я, несчастны, о моей злой
неволе знают,
Только те, что в беде безгласны, о моей горькой
доле знают,
Только те, что мукам подвластны, о моей страшной
боли знают, -
Это только добрый, прекрасный, знавший гнет злой
недоли, знает.
У заблудших и ждущих зова о напастях судьбы
спросите.
И как будто бы Феникс-птица из сплошного огня
выходит,
Стон мой жаркий в устах дымится и огнем из меня
выходит.
Лишь начну я в стенаньях биться - смута Судного
дня выходит:
Все страдальцы - не счесть их лица -
в состраданье стеня, выходят,
У горящих огнем пунцово о напастях судьбы
спросите.
Было время ко мне суровым: что такое покой,
не знал я,
Не обласканный добрым словом, доброты никакой
не знал я,
Даже счета ранам багровым, насмерть сломлен
тоской, не знал я,
И к кому бы припасть мне с зовом в суматохе
людской, не знал я, -
Тех, чьи раны горят багрово, о напастях судьбы
спросите.
От печалей совсем продрог я, и в груди моей -
ни кровинки,
Слабым телом во прах полег я, от костей -
лишь одни пылинки,
Словно тлен - с головы до ног я, - заметают мой
след снежинки,
Плоть огнем моих бедствий сжег я, стал слабее
малой былинки, -
Тех, кому тлеть от мук не ново, о напастях судьбы
спросите.
О Машраб, вся темна округа - поглотила меня
пучина,
Трудный путь мой закручен туго - в этом бедствий
моих причина,
Что ни миг, я в плену испуга, что ни час -
сердце жжет кручина,
Как ни кличу доброго друга - даже нет о нем и
помина, -
У незнавших доброго слова о напастях судьбы
спросите.
Томно приоткрыв свой лик, взором повела
не ты ли?
Жаром страсти в тот же миг жизнь мою зажгла
не ты ли?
В кудри - в темный их тайник скрыла свет чела
не ты ли?
Чтоб был верен, жала пик в очи мне впила
не ты ли?
Ливень стрел меня настиг - мечешь стрелы зла
не ты ли?
Раньше прочих горемык смерть мне принесла
не ты ли?
Пряди твоих черных кос дышат благовоньем
пряным,
Соловьи - в плену у роз: льнут к устам твоим
румяным,
Чаша уст, что чище рос, - хмель соперникам-
смутьянам,
Соловей твой перлы слез льет, увы, ручьем
багряным,
Раб твой кар твоих не снес - нет покоя его
ранам, -
Спутан роком, я поник, - вязь того узла -
не ты ли?
Радость мне была дана - пил я хмель с тобой,
бывало,
Хмелем страсти и вина тебе очи охмеляло,
Цвел твой лик в те времена от вина, что светит ало,
И с надеждой дотемна мотыльком душа порхала.
Градом бедствий сражена, вдруг душа поникла
вяло, -
Пламень в душу мне проник, - жгла ее дотла
не ты ли?
О краса моя, пригож облик трои в одежде алой,
Хоть прекрасна ты, а все ж взором глаз хоть раз
пожалуй,
Грозным шахом ты слывешь, но молю: не мучь
опалой!
Брови ты сурмишь - ну что ж: им покорен я,
усталый,
Рдяный лик твой так хорош, а на нем -
ресницы-жала, -
Ты - владыка всех владык, красотой светла
не ты ли?
Пьешь вино ты, весела, словно роза вешних кущей,
Многим мертвым жизнь дала песней ты, усладу
льющей,
А взлетит твоя стрела - рухнет каждый, тебя
ждущий,
Всех жестоких превзошла дерзостью ты, смерть
несущей,
Твоим жертвам нет числа: раб твой - каждый
в мире сущий, -
Всех красой затмишь ты вмиг: как луна, бела
не ты ли?
Дай же мне глоток вина - уст твоих хмельного
сока,
Прежде, милости полна, ты не ведала зарока!
Знать бы, в чем моя вина, - погляди хоть краем
ока,
Всюду ночь темным-темна, - так измучен
я жестоко,
О, за что мне казнь дана - в жажде гибнуть
одиноко? -
О, скажи - господь велик! - лживым словом зла
не ты ли?
Взором злых своих очей мучишь ты меня сурово,
Шах - владыка палачей: лишь прикажет -
казнь готова,
Пьешь ты хмель во тьме ночей, днем же кровь
ты льешь бедово,
Сонмы жертв - не от мечей: убивает твое слово!
Звуком сладостных речей жизнь верни Машрабу
снова, -
Ты - Иса, живой родник, мне же смерть несла
не ты ли?
Ты в садах красы нетленной - вешней радости
цветок,
Ты - вовеки несравненный свежей прелести
росток.
Твои родинки - напасти, смута - черных кос
клубок, -
Камнепад лихих несчастий надо мною так
жесток!
Дивная! В твоей я власти, образ твой красой
высок.
Ты красива, словно диво, ты - судьба, предвечный
рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Блещет родинка сурмяно возле уст наедине,
Губят душу, глядя пьяно, очи в томной пелене,
То не рать ли Индустана в Сулеймановой стране?
Не зерно ли то тимьяна в нежной ямке, в глубине?
Не Юсуф ли бездыханно гаснет в кладезе на дне?
Ты красива, словно диво, ты - судьба, предвечный
рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Роза, мой цветок румяный, тонкостенный мой
тюльпан,
Кипарис мой сребростанный, взор тебе истомный
дан.
В странах красоты желанной ты - властительный
султан.
О, приди - я, бездыханный, пред тобой паду,
заклан,
Силы, для терпенья данной, в сердце нет от мук
и ран.
Ты красива, словно диво, ты - судьба, предвечный
рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
На твоем прекрасном лике - высшей тайны
письмена,
Волей высшего владыки красота им придана,
Подойди же к горемыке - хоть враждебна,
хоть дружна!
Райским пальмам животворным ты подобна -
так стройна,
И в кудрях - в венце их черном ты прекрасна,
как луна.
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Дивная, тебе подвластным - томно-страстным
нет числа,
О челе твоем прекрасном ходит слава-похвала.
Розы вчесаны высоко в косы около чела,
Словно бы десница рока тебя к свадьбе прибрала,
Ты, - лишь глянут издалека - рай забудут,
так мила.
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Ты пройдешь, косясь лукаво и величие храня, -
Я совсем сгораю, право, - позабыла ты меня.
Поросль на устах - курчава, чуть черна и чуть
синя.
Глянешь ты - тебе забава, у меня ж в душе -
грызня,
Брови-сабли - что расправа, лик твой жжет
сильней огня.
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
За твой дивный взор все люди - все подряд -
готовы пасть,
Даже все степные лани за твой взгляд готовы
пасть,
Все за локон твой единый, говорят, готовы пасть,
За наряд, тобой надетый, Рум, Багдад готовы
пасть,
И смятеньем пред тобою я объят, готовый
пасть, -
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Ты меня осиротила, я стенаю каждый миг,
За тобой брожу уныло много лет я, нищ и дик.
Стан твой вспомню - в муке пыла плачу стоном
горемык,
Я умру, мне жизнь постыла, от твоих я кар поник,
А в тебе - краса и сила: ты - владыка всех
владык.
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Твои локоны кудрятся, лунный лик кольцом обвив,
Суждено и мне вплетаться нитью жизни в их извив,
Тучей стрел ресницы мчатся прямо в цель -
насупротив,
Любо косам извиваться, кольца в сети превратив, -
Ну да что мне их бояться: ведь Машраб и сам
строптив!
Ты красива, словно диво, ты - судьба,
предвечный рок:
Как ни мучишь ты гневливо - мне ни горя,
ни тревог.
Адхам - шейх Ибрагим ибн Адхам - основатель школы мистиков.
Впоследствии герой узбекской мистической поэмы (кисса).
Балх - провинция Хорасана, сейчас провинция Северного Афганистана.
Брахман - индийский жрец, священнослужитель.
Газель (газаль)- лирическое стихотворение, главным образом лирического
содержания, написанное бейтами, связанными одной рифмой.
Гулистан - буквально - цветник, розовый сад, символ цветущей страны.
Гурия - райская дева, красавица, служащая наградой правоверным.
Джам - легендарный царь древнего иранского эпоса, обладавший чашей, в
которой отражался весь мир.
Джейхун - старое, арабское название Амударьи.
Зуннар - пояс, который носили христиане, подданные мусульманских
правителей. Надеть зуннар означало отречься от ислама.
Ибрагим - см. Адхам.
Изгой - человек, отвергнутый общественной средой или порвавший с ней,
отщепенец.
Иса - Иисус Христос; причисляется мусульманами к числу великих
пророков.
Искандер - Александр Македонский (356-322 гг. до н. э.).
Ирам - райский сад, Эдем.
Ишан - глава и наставник мусульман, общины, обычно принадлежащей к
одному из мистических орденов.
Кааба - мусульманская святыня в Мекке.
Меджнун и Лейли - классическая влюбленная пара, чья любовь оканчивается
трагедией.
Мекка - священный город у мусульман.
Михраб - сводчатая ниша в мечети, указывающая направление к Мекке.
Музаффар - имя современника Машраба.
Мусабба - форма восточной поэзии, семистишия. Две последние строки
повторяются в каждой последующей строфе.
Мусаддас - форма восточной поэзии, рифмуются первые четыре строки
каждой строфы.
Мустазад - форма народной и классической восточной поэзии со сложным
размером.
Мурабба - форма восточной поэзии, четверостишия. Последние строки
каждой строфы связаны одной сквозной рифмой.
Мухаммас - форма восточной поэзии, пятистишия.
Насими Имадеддин - знаменитый азербайджанский поэт. В 1417 году с
согласия египетского султана Муайяддина казнен.
Птица Рух - сказочная птица, птица души.
Рейхан - душистая трава базилик.
Рум - так в древней поэзии называли Византию, а иногда и всю Малую
Азию.
Сетар - народный струнный музыкальный инструмент, распространенный в
Индии, Афганистане, Иране, Узбекистане.
Сулейман - мудрый повелитель людей и стихий, символ могущества и
справедливости.
Суфийское учение - мистическая философия ислама, возникшая в IX в.
Танбур - струнный ударный музыкальный инструмент.
Тимьян - ароматичное стелющееся растение семейства губоцветных с
мелкими, преимущественно розовыми и белыми цветками, из листьев которого
добывают эфирное масло.
Узра и Вамык - герои дастана "Вамык и Узра" поэта XI века Унсури.
Фархад и Ширин - герои популярных поэм Низами, Амир Хосрова и Навои.
Хафиз - знаменитый поэт Востока.
Халладж Мансур - талантливый средневековый астроном.
Хызр - чудотворец, хранитель живой воды.
Чин - старое название Китая.
Юсуф - (библ. Иосиф Прекрасный) - герой поэтических произведений
Востока.