Перед глазами Ричарда разворачивались картины, возникали образы; обрывки воспоминаний едва проступали за кружащимся снегом, который начался в ту самую ночь и не прекращался три дня, не позволяя покинуть маленький лагерь.
   Морган, призывающий брата поесть хоть немного и отдающий свою порцию Джереми...
   Джереми, еще больной, но пытающийся улыбаться, шутить, сжимающий руку Ричарда, когда побежденный усталостью Морган лег спать на грязном полу, подстелив под себя походное одеяло...
   Сам Ричард, преданный, озабоченный друг, пытающийся скрыть горе и обуревающие его страхи: страх потерять своего возлюбленного Джереми, леденящий душу ужас разоблачения, страх увидеть отвращение Моргана...
   Морган не поймет.
   Только не Морган.
   Не этот человек, которого Ричард боготворил с первого дня, когда они встретились, еще в школе; его новый друг был полной противоположностью отцу Ричарда, и при этом он был вдвое - нет, втрое более мужественным, чем его отец. Не грубый, но сильный. Не жестокий, но честный и справедливый. Не вульгарный, тупой и злой, но воплощение всего того, к чему стремился Ричард, зная, что никогда не сможет стать таким, как его друг.
   Не Морган, который звал его с собой, когда ходил к девкам, - и, любя его, желая быть таким, как он, Ричард шел.
   Не Морган, ради которого Ричард изо всех сил старался быть таким же, как все.
   Не Морган, которого Ричард любил слишком сильно, чтобы обнаружить эту любовь, это желание.
   Он не поймет.
   Он отвернется с недоверием и отвращением.
   Только Джереми понял. С самого начала. Даже до того, как Ричард узнал, что этот красивый, чистый и простодушный молодой человек был братом Моргана Блейкли. С Джереми он наконец почувствовал себя гармоничным, нераздвоенным нормальным.
   О Боже! Джереми! Не умирай. Не умирай.
   Кошмар крепко держал Ричарда и не собирался его отпускать.
   Сцена снова переменилась. Ричард и Морган стоят возле палатки. Снег наконец прекратился, опять выглянуло солнце.
   - Джереми намного лучше, но перевозить его еще рано, Дикон; к тому же у нас болеет половина солдат, - сказал Морган. - Я не брошу Джереми. Но дальнейшее промедление может расстроить все дело. Голландцы могут отступить, тогда Наполеон двинет свои войска. Ты должен поехать вместо меня. Сегодня ночью. Поезжай прямо в ставку Веллингтона и оттуда пришлешь нам помощь. Пора и тебе вкусить восторг победы, мой дорогой друг, и заработать себе немного славы, выполняя последнюю миссию Единорога. Итак, возьми это.
   Ричард ощутил в руке гладкий клеенчатый пакет, содержавший бесценное письмо Моргана, его рекомендации, тщательно обдуманные планы завершающего удара по Наполеону.
   - Нет, нет, поезжай ты. Я останусь.
   "Я останусь. Я останусь. Не заставляй меня покидать тебя... покидать Джереми. Как я могу покинуть кого-либо из вас? Вы - все, что у меня есть! Ты не знаешь, Морган. Ты не знаешь!"
   - Морган! - Ричард сел в постели, прижав руки ко рту, с глазами, мокрыми от слез. - Ах, Господи, - простонал он, оглядывая темную спальню, ощущая себя совершенно разбитым. - О Боже, Морган. Ты должен оставить свою затею. Ты должен забыть. Я и так уже мертвец. Ты не можешь мне навредить. Что ты задумал? Что ты задумал?
   - Думаю, нам следует устроить прием. - Морган обвел взглядом гостиную, всматриваясь в лица обитателей дома на Портмэн-сквер. Его когорта, его соратники в борьбе. Его не слишком верные союзники. Случалось ли какому-нибудь генералу командовать таким сбродом, таким неуправляемым отрядом?
   Сначала он посмотрел на своего отца, становившегося со временем все более нервозным, проводившего почти все время в молитвах и все сильнее сомневающегося в плане Моргана.
   Он посмотрел на Ферди, ставшего небольшой сенсацией сезона после вечера у леди Уотерстоун; заранее подготовленные импровизации карлика обличали бесчеловечность общества, пороки человеческой натуры и, к сожалению, превратились в простую графоманию. Ферди стремился поскорее покончить с планом Моргана, чтобы заняться наконец сэром Джозефом, своим проклятым, отвергнувшим сына отцом. Морган был в этом уверен, ибо слушал очень внимательно стихи Ферди, особенно с тех пор, как карлик снова начал импровизировать. Ферди со своей персональной вендеттой становился почти бесполезным для Моргана.
   Что касается мисс Твиттингдон, то она начала проявлять некоторое беспокойство в связи с возможностью встречи со своим братом, инфернальным Лоуренсом, который на прошлой неделе неожиданно прибыл в столицу вместе с женой и дочерью. Мисс Твиттингдон отказалась бывать в обществе с тех пор, как прочитала в газете о приезде Лоуренса; этот непредусмотренный бунт весьма ограничил возможности Каролины появляться на людях и, соответственно, возможности Моргана.
   Наконец он сконцентрировал внимание на Каролине, своей жене и самом ненадежном из помощников. Он увидел, что ногти на ее руках снова искусаны. Морган знал, что виноват в этом он. Он знал, что она несчастна, в смятении, даже когда беспрекословно выполняет его указания, выезжая с Ричардом Уилбертоном и рассказывая ему басни, сочиненные Морганом.
   Она выглядела измученной и печальной.
   - Что за прием, Морган? - спросил герцог, возвращая Моргана к реальности.
   Ему, конечно, не следовало думать о Каролине, о ее прогулках с Ричардом, о том, что виконт ей нравится, и что она сближается с человеком, которого он собирается уничтожить, - и отдаляется от него, Моргана. Не забыла ли Каролина, что она - его жена? Или ее любовь испарилась из-за его пренебрежения, из-за того, что он одержим этой проклятой местью?
   Морган сел на диван рядом с Каролиной, но он был более отстранен и далек от нее, чем когда-либо со времени их первой встречи.
   - Я подумал о небольшой семейной вечеринке. Это будет то, что надо, проговорил он наконец, по очереди вглядываясь в их лица....
   Все они выглядели как лакеи в прихожей герцога; они принимали пальто и перчатки у посетителей, которые проходили дальше, в сияющий огнями танцевальный зал.
   Но они не были лакеями, эти странно одетые люди в атласных ливреях всех цветов радуги; на головах у них были напудренные парики. С ними были женщины, очень милые женщины с мушками на щеках в форме звездочек, полумесяцев и даже роз; их высокие прически тоже были напудрены, а платья из тафты шуршали при ходьбе.
   Многие из гостей, мужчин и женщин, были в масках, их глаза блестели в прорезях; они смеялись, разговаривали и танцевали.
   Красивые, счастливые люди. Каролина видела их так, словно находилась высоко над ними, в каком-то потаенном месте, откуда она могла наблюдать за всеми, оставаясь невидимой.
   Но вот одна из дам подняла голову, смеясь тому, что говорил ее спутник, и Каролина поняла, что она обнаружена. Она продолжала наблюдать, не испытывая страха, но предчувствуя что-то приятное, а дама извинилась перед кавалером и направилась к лестнице. Она приказала лакею принести для противной девчонки маленький поднос со сладостями, раз уж та не легла спать.
   Но тут, как раз в тот момент, когда прекрасная леди готова была поцеловать Каролину, сказать, что она ее любит, - сцена исчезла.
   Было темно. Очень темно. Каролина едва могла пошевелиться. Она едва могла дышать. И тут раздался удар грома. Потом какой-то гневный голос.
   Она должна выбраться наружу! Должна отыскать прекрасную леди!
   И наконец она появилась. Но леди уже не была прекрасной. Она не смеялась. Она лежала неподвижно, а ее вопли звучали в ушах Каролины. Каролина потрогала ее, потрясла, умоляя открыть глаза. Проснись! Проснись?
   - Проснись! Каро! Послушай меня - проснись! Тебе приснился кошмарный сон. Каро! Ради Бога, проснись!
   Каролина с трудом выходила из кошмара, повинуясь голосу, который имел над ней больше власти.
   Она открыла глаза.
   - Морган... - проговорила она, чувствуя прикосновение его пальцев к своей руке. Она попыталась сесть, утирая слезы. - Извини.
   - Тебе есть за что просить прощения, - мягко, даже ласково сказал Морган. - Разве это дело, что есть силы кричать "Проснись!" - так что я ворвался сюда, полагая, что в доме, по меньшей мере, пожар. Тебе приснился дурной сон, крошка?
   Она села.
   - Да, сон был не особенно веселым. Я... я ничего не помню, кроме того, что кричала "Проснись!". Со мной такое уже случалось. Приютские дети в таких случаях колотили меня деревянными башмаками. Они думали, что их зовут на завтрак. Но с тех пор кошмары не повторялись.
   - Откуда ты знаешь? Ты же сказала, что ничего не помнишь, - заметил Морган. Наверное, он был прав, хотя в этот момент она не нуждалась в разумных доводах. Она нуждалась в том, чтобы он обнял ее, приласкал. Ведь она чувствовала себя такой потерянной и одинокой. Такой обманутой.
   Муффи начала драть когтями одеяло; мурлыканье кошки звучало как раскаты грома. Гром! Каролина облизала пересохшие губы.
   - Морган, - обратилась она к мужу, избегая смотреть ему в глаза, - ты можешь идти. Обещаю, что больше не побеспокою тебя, тем более, я понимаю, что тебе нелегко было прийти в мою комнату, после того как ты избегал меня всю последнюю неделю.
   - Тебе не терпится отделаться от меня? - В тоне Моргана не было злости. Его голос звучал задумчиво, слегка печально. - Наш дорогой общий друг Ричард позаботился о том, чтобы ты весело проводила время, гуляя в парке и посещая театры с ним и с его матерью. Боже милостивый - вместе с его матерью!
   - Леди Уитхемская очень милая женщина, Морган, - сердито заметила она. - Поскольку тетя Летиция упорно отказывается выходить из дома, это был для меня единственный способ сходить в театр. Мне пришлось бы долго ждать, чтобы ты взял меня куда-нибудь с собой, не правда ли? Если бы не Ричард, я бы умерла от скуки у Альмаков.
   - Ричард, всегда Ричард. - Морган придвинулся к ней, и она увидела, как блестят его черные глаза. - Кажется, твои чувства изменились. Не ты ли клялась мне недавно, что любишь меня?
   Каролина покачала головой.
   - Не будь дураком, Морган, - проговорила она, разозлившись настолько, что перестала контролировать себя. - Ричард не более чем хороший друг. Можно было бы подумать, что ты ревнивый муж. Разве у меня есть муж? Уходи, Морган. Мне нужно отдохнуть, если ты хочешь, чтобы я приняла участие в твоей завтрашней вечеринке.
   - Маленькая колдунья! Я заставлю тебя вспомнить! Ты не смеешь забывать!
   Внезапно Морган обнял ее, и его губы слились с ее губами.
   - Так давно... - пробормотал он, оторвавшись от нее. - Слишком долго... Каро, моя сладкая, сладкая Каро.
   Ее дыхание стало прерывистым, тело пылало. Забыв о смущении, она стянула с себя ночную рубашку. Она сгорала от нетерпения.
   Она приблизилась к Моргану на коленях, снова отыскав губами его губы, и начала развязывать пояс его пижамы, потом прижалась грудью к его обнаженной груди. Она предлагала Моргану то, что ему принадлежало. Принадлежало и будет принадлежать до конца жизни.
   - Люби меня, Морган, - шептала она, прижимая лицо к его груди и лаская кончиком языка его грудь. - Я твоя жена, Морган, а ты мой муж.
   Она почувствовала на своих плечах его руки, пытающиеся оттолкнуть ее.
   - Каро, это безумие. Неужели ты считаешь меня зеленым юнцом, которого можно соблазнить? Я не хочу этого.
   Каролина взглянула на него снизу вверх, услышав фальшь в его голосе, видя правду в его глазах. Она видела, что необходимость лгать причиняла ему боль.
   - Правда, Морган? Я расстроила тебя? Хорошо! Я разозлю тебя еще сильнее, если понадобится. Так разозлю, что ты придешь ко мне и будешь любить меня. Ты запомнил, Морган? Возьми то, что я тебе даю дорогой, и дай мне то, что можешь. Мы можем сделать все что угодно, победить любого врага, пока мы вместе. Я хочу помочь тебе. Я хочу увидеть, как печаль уходит из твоих глаз. Я хочу оставить прошлое позади. Только будущее имеет значение. Только наше будущее.
   Время замерло, пока он молчал. В эти долгие секунды Каролина умирала от ужаса. Неужели она поставила все на карту только для того, чтобы проиграть? "Боже, сделай так, чтобы я не проиграла. Если я проиграю сейчас, Морган потеряет все".
   Но руки Моргана больше не отталкивали ее, они притягивали.
   Окрыленная, почти пьяная своей любовью, она скользнула руками вниз по его животу, чтобы поднять его наливающийся член, а Морган приблизился, расставляя ноги. Потому что не мог сделать ничего другого...
   Потому что она имела власть над ним.
   Настал ее черед.
   Началась ее игра.
   И победа будет за ней.
   Каролина услышала низкий стон Моргана, когда она шире открыла рот, ощущая себя до странности дикой и необузданной, и потребовала то, что ей принадлежало. Когда она сомкнула вокруг него губы, ее язык стал описывать медленные круги, ощущая его подъем. Он учил ее, и учил хорошо, но теперь она была его учителем.
   Она была всемогущей.
   Кошмаров больше не было. Не было боли. Ничего, кроме них двоих. Ничего, кроме их любви.
   Она отдавала ему себя сполна.
   - Каро! Боже, Каро, я больше не могу! - Издав это восклицание, Морган оттолкнул ее от себя, так что она упала на матрас.
   - Что ты скажешь теперь о Ричарде, Морган? - дразнила она его, чувствуя себя необыкновенно хитрой, бесконечно женственной. - Как насчет леди Каролины? Так что ты о них скажешь? Они ничто. Ничто. Ты, Морган, ты - все. Я - все. Теперь. Всегда. Вместе мы можем ничего не бояться, ничего не желать. Месть пуста, горька, она - убийца любви. Оставь ее, Морган. Откажись от нее. Откажись от своей игры. Откажись от ненависти. Я ее не понимаю, я не хочу ее знать. Я хочу только тебя. Каро Манди хочет только тебя, Морган. Я хочу любить тебя, воспитывать твоих детей, умереть с тобой, провести с тобой целую вечность. Откажись от всего, мой дорогой. Откажись.
   - Маленькая Каро, - сказал он, наклоняясь к ней. - Моя Каро. Моя сладкая жена, которая слишком много разговаривает. - Он взял ее за ноги и потащил на себя, а она улыбалась, глядя на него снизу вверх. Он встал между ее бедрами, и она почувствовала, как он проскальзывает в нее, наполняет ее, начинает двигаться внутри ее.
   И все же победа была за ней. Потому что она любила этого человека, любила всем сердцем, всем своим существом, и он мог брать лишь то, что она добровольно ему давала.
   Она смотрела на него в темноте, нарушаемой только светом маленькой свечи. Они смотрели друг другу в глаза, а он продолжал входить в нее, наполняя ее, пока ей не показалось, что он может достичь глубины ее лона и пролить свое семя туда, где оно не сможет не принести плода.
   Он наклонился вперед, заключив ее голову между своими ладонями, запутавшись пальцами в ее волосах. Его горячее дыхание прожигало ее, его грудь тяжело вздымалась, а она обвила его руками, потянула на себя, навек заключая в кольцо своих рук и ног, которые сами собой обвились вокруг его бедер.
   - Ты моя, Каро, - жарко шептал он, двигаясь все быстрее, подводя ее к завершению, к полноте.
   - Да, Морган, да, я твоя, - сказала ему она, закрывая глаза и делая все возможное, чтобы отделить страсть от любви. - Всегда твоя. И теперь, мой упрямец, ты тоже принадлежишь мне.
   И тогда ее охватил жар, накал которого так удивил ее в первый раз.
   - Да, Каро! Да! Бери меня всего. Боже, помоги мне, я не могу больше бороться!
   И тогда... когда это было кончено... когда их страсть иссякла... Каролина обняла его и баюкала... пока Морган Блейкли плакал.
   Позже, когда она лежала в его объятиях, Морган взглянул правде в лицо.
   Он затеял дело три года назад, приступил к выполнению миссии, которую должен теперь завершить; у Альмаков были запущены колесики механизма, остановить который уже невозможно; у него не осталось выбора: грязное дело будет доведено до логического конца. Но его сердце больше не участвовало в нем. Его сердце, которое он всегда считал неуязвимым, холодным и отстраненным, находилось теперь - и будет находиться всегда - в маленьких, с обкусанными ногтями руках Каролины Манди.
   ГЛАВА 17
   Все зависит от ситуации, сэр; когда человек
   знает, что его повесят через две недели, это
   изумительно концентрирует его ум.
   Сэмюэль Джонсон
   - Ты хорошо себя чувствуешь, Дикон? Сегодня вечером ты выглядишь немного рассеянным, и мне не нравится цвет твоего лица. Ты слишком бледен. Может быть, пришла пора оставить эту затею - жить отдельно - и вернуться домой, к нам?
   - Ты опять взялась за старое, Фредди? - Томас Уилбертон с силой опустил кулаки на обеденный стол, отчего задребезжали хрустальные приборы. - Почему бы снова не напялить на него короткие штанишки? Может быть, ты засунешь ему в рот одну из своих обвислых сисек и...
   - Ах, мама, сиди, - устало попросил Ричард, когда леди Уитхемская начала подниматься из-за стола, собираясь покинуть столовую. Он находился в состоянии какого-то оцепенения и больше не ощущал ни боли, ни смущения, ни, тем более, страха. - Пожалуйста, мама, - добавил он, вымучивая слабую улыбку.
   Ричард посмотрел на своего отца, который сидел с открытым ртом и казался довольным поведением сына. Сейчас он вынужден будет его разочаровать.
   - Папа, нам необходимо поговорить перед сегодняшним вечерним приемом у Блейкли.
   - Ты собираешься сделать предложение мисс Уилбер, Дикон? Не потому ли в нашем приглашении - таком неожиданном, полученном в последнюю минуту сказано, что предстоит обсудить нечто важное? - быстро спросила его мать. Она очень милый ребенок, по крайней мере, показалась мне такой, когда мы ходили в театр на прошлой неделе. Такие приятные манеры. Очень воспитанное и хорошенькое маленькое существо. Томас, ну разве это не чудесно? Наш Дикон, обрученный с воспитанницей герцога! Это именно то, на что ты надеялся, - и даже более того.
   - А что, у нее хорошее приданое, Ричард? - спросил граф, пристально глядя на сына. - Надеюсь, у нее достаточно объемное брюхо, чтобы подарить мне внука? Моя кровь не исчезнет с лица земли! Там нет титула, но...
   - Я не собираюсь жениться на Каролине Уилбер, - отрезал Ричард так злобно, что граф, помрачнев, откинулся на спинку кресла. Как здорово - не чувствовать страха перед отцом, не опасаться разоблачения, не бояться жить и умереть. - Насколько мне известно, существуют законы, запрещающие браки между двоюродными братом и сестрой.
   - Двоюродные брат и сестра? Ты и Каролина Уилбер? Но это невозможно, Дикон. Я не понимаю! - леди Уитхемская встала, но, вместо того чтобы выйти из комнаты, обошла вокруг стола и остановилась рядом с сыном. - У тебя нет двоюродной сестры, Дикон, с тех пор, как Генри и Гвен были убиты разбойниками, и маленькая Каро... Каро? О Боже! - Она взглянула на мужа. Томас! Ты думаешь... можно предположить...
   - Замолчи, Фредди, - приказал Томас Уилбертон, глядя на Ричарда, который пристально смотрел на отца, наблюдая за его реакцией. Но не заметил ничего, кроме злости и, может быть, некоторой доли лукавства. - И убери руку с его плеча, черт тебя побери! Ради Бога, он взрослый человек, и это женское баловство ему ни к чему. Ричард, я думаю, ты должен объясниться.
   Несколько бессонных ночей, проведенных в раздумьях, предположениях, попытках проникнуть в мысли Моргана, привели к тому, что он придумал единственную правдоподобную версию. Приглашение, кажется, подтверждало это.
   И теперь, когда до визита осталось меньше трех часов, ему ничего не оставалось делать, как ознакомить отца с результатами своих размышлений. В конце концов, отец и без того не любил его. Его признание мало что изменит.
   Он решился на разговор исключительно ради матери. Ее нужно было подготовить, предостеречь. Если крах семьи Уилбертонов был ценой, которую Морган запросил за измену Ричарда, то он должен предупредить об этом мать. Тогда он сможет поддаться искушению и, ничего не предпринимая, как бы со стороны наблюдать за местью Моргана.
   Его не беспокоила возможная утрата титула или наследства. Все это может быть потеряно уже завтра, равно как и его доброе имя, слава героя, уважение и восхищение людей. Не это интересовало его в первую очередь. Он с удовольствием обменял бы все это на мир в душе и на несколько ночей спокойного сна. Другое дело - его отец. Граф заботился об имени, о славе. Его тешила мысль, что его единственный сын - почти во всех отношениях разочаровавший отца - был национальным героем. Единственное, чего не мог позволить себе Ричард, - это нанести вред памяти Джереми. И дополнительный вред Моргану. Осталось только убедить отца в том, что маркиз Клейтонский жаждет мести.
   А если месть Моргана приведет к уничтожению (в буквальном или в переносном смысле) Томаса Уилбертона? Что ж...
   - Я согласен, папа, - сказал он наконец, поворачиваясь, чтобы поцеловать руку матери, лежавшую на его плече. Сейчас, как и всегда на протяжении тридцати лет, она безуспешно пыталась защитить сына от мужа. Да, настало время объясниться, поскольку ты никогда не понимал меня. Прежде всего, вынужден разочаровать тебя относительно того, что ты называешь продолжением рода. Мой дорогой сэр, я с большим удовольствием и величайшим облегчением информирую вас, что вообще не намерен жениться, тем более производить тебе внуков. Видишь ли, я имел и, клянусь, буду иметь только одного любовника - и тот умер уже три года назад.
   Морган стоял в гостиной у двери и улыбался, наблюдая за тем, как Каролина оживленно беседует с его отцом. Ее доброта и преданность сделали так, что Моргану захотелось схватить ее за руку, вывести на улицу и объявить всем, что это его жена - его Каро!
   В это утро он ушел от нее на рассвете, неохотно, трижды возвращаясь, чтобы поцеловать ее на прощание, и ушел только потому, что день намечался тяжелый.
   Он должен был столько всего рассказать ей, раскрыть перед ней столько секретов, которые долго, слишком долго таил в сердце. Но прошлая ночь была для этого неподходящим временем. Прошлая ночь была временем их соединения, временем закладки первого камня в фундамент той жизни, которую они построят вместе.
   Теперь более чем когда-либо он желал, чтобы все поскорее закончилось. Он хотел оставить прошлое позади - теперь, когда у него есть будущее, когда Каролина дала ему возможность смотреть в это будущее с самыми смелыми ожиданиями, с надеждой на счастье.
   Но до этого предстояло решить немало проблем. Так, Ферди и мисс Твиттингдон, с которыми он связался только для того, чтобы добиться от Каролины покорности и послушания, теперь осложняли ситуацию и порождали трудности, которые необходимо было преодолеть, прежде чем покончить дело с Ричардом. А он должен был покончить с этим делом, каким бы отвратительным оно ему ни казалось. Он породил цепь событий, которые должны быть доведены до логического завершения; он запалил фитиль - и дело кончится взрывом, хочет он того или нет. Ричард был неглупым человеком. Он должен был что-то заподозрить, - возможно, он уже в основном разгадал замысел Моргана. Теперь уже слишком поздно поворачивать назад.
   У него уже не было выбора. Идти вперед было опасно; но еще более опасно - выйти из игры.
   - Как к Понту напрямик
   Теченье льдистое с упорством неустанным,
   Назад не оборачиваясь, держит
   Курс на Пропонтик и на Геллеспонт,
   Так мысль жестокой поступью идет
   Проклятая, не ведая смиренья,
   Пока в итоге яростная месть
   Ее не поглотит...
   Морган взглянул на Ферди, который на этот раз надел не бархатный, а темно-синий костюм, сшитый ему по случаю свадьбы. Свадьба. Жалкий фарс, пародия на свадьбу. Каролина заслуживала лучшего. Он что-нибудь придумает на этот счет, когда покончит со всем этим делом.
   - Это было очень мило, Ферди, - сказал он, улыбаясь. - Однако должен сказать, что это плагиат.
   Широкая улыбка Ферди преобразила его в шаловливого мальчишку с глазами мертвеца.
   - Шекспир. Да, я знаю. Но когда речь заходит о мести, я смиренно уступаю место мастеру. Так мысль жестокой поступью идет - согласитесь, это неплохо сказано. Так точно, так сбалансированно.
   - Как я уже имел случай заметить, ты можешь быть на редкость сентиментальной маленькой бестией.
   - Благодарю вас, ваша светлость, вы мне льстите, - ответил Ферди, кланяясь. - Вы поговорили с Твитт? О Боже, я вижу, сегодня вечером они бордовые! Как вы думаете, часть этой краски не просачивается ей в мозги?
   В комнату вошла мисс Твиттингдон, одетая в бордовый атлас, и цвет ее волос - что уже отметил Ферди - как нельзя лучше соответствовал одежде. Она села в кресло и уставилась в пространство с отсутствующим видом.
   Морган надеялся, что она скоро придет в себя и порадует этим Каролину. Кроме того, он и сам полюбил пожилую женщину и ее рассказы о Дон Кихоте. И он получил большое удовольствие от встречи с Лоуренсом Твиттингдоном, произошедшей несколько часов назад.
   - Нет, Ферди, я с ней ни о чем не говорил. Пускай с ней разбирается сам Лоуренс, когда прибудет к нам со своей женой и дочерью. Как я уже тебе говорил, мой агент навел о нем справки. Это удивительно, как простое упоминание о происхождении его жены полностью примирило сэра Лоуренса с мыслью о том, что его дорогая сестра имеет полное право жить собственной жизнью там, где она захочет, а не в стенах Вудверовой лечебницы.
   - Иногда общение с вами может доставить большую радость, Морган Блейкли, - заметил карлик и сморщился, без особого успеха пытаясь воспользоваться моноклем, который ему купили с позволения герцога. - Хотя, если хотите знать мое мнение, вы позволили ему слишком легко отделаться. Дочь рыботорговца! Да вы могли сделать так, чтобы над ним смеялся весь Лондон. Даже я - уродливый и непризнанный сын пэра - отвернул бы нос от торговца рыбой.
   - Одна неделя в обществе, небольшая популярность и монокль. Значит, этого достаточно, чтобы сформировать сноба? Меня всегда это удивляло. Морган поймал взгляд Каролины, и она послала ему воздушный поцелуй. Развязная девчонка! - Но мы должны поговорить о более важных вещах. Тебе следует вести себя безукоризненно сегодня вечером, когда ты встретишься со своим отцом. Я пригласил его только для того, чтобы прояснить ситуацию дать ему понять, что мы знаем, кто он, и пообещать, что никому об этом не скажем, если он сам согласится хранить молчание. Я хочу также уладить взаимоотношения между мисс Твиттингдон и ее братом на глазах у графа Уитхемского, чтобы потом...