Какая смесь невинности и здравого смысла! Постоянно забываю о том, что она всего на два года моложе, хотя чувствую себя намного старше в ее присутствии.
Сегодня после обеда мистер Вольфсон пригласил меня к себе в библиотеку. Мы поговорили некоторое время о ведении домашнего хозяйства, но я видела, что он совершенно не за этим меня позвал. Он плохо выглядел.
– Харриет, – сказал он резко, оборвав меня посередине доклада о постельном белье, – Фрэнсис не обидел вас каким-либо образом?
Мне показалось, что подробности нашего тет-а-тет среди розовых кустов ясно отпечатались на моем лбу.
– Нет, почему вы спрашиваете? – как можно небрежнее поинтересовалась я.
– Фрэнсис меня огорчает давно, – сказал мистер Вольфсон серьезно, – ни стремлений, ни самоконтроля... Бог знает, что он собирается делать со своей жизнью.
– Но ведь он изучает медицину. В Эдинбурге. И это оправдывает его, может быть, именно медицина – назначение и цель в жизни.
– Не знаю, чем он занимается в Эдинбурге. Этот город предлагает много других занятий, поинтереснее, чем медицина. Но хватит об этом, – отрывисто сказал мистер Вольфсон, – я просто хотел знать, прилично ли он себя ведет по отношению к вам. Он возвращается в Эдинбург в сентябре, Харриет, так что стисните зубы – если это выражение можно применить к леди – и терпите до осени.
Я уверила его, что нет нужды в стискивании зубов, и он перевел разговор на более приятные темы. Мы продолжили пашу былую дискуссию. Опекун зачитал мне вдохновенные цитаты Бака в защиту короля Ричарда, и, хотя я горячо оспаривала заключения, он, казалось, наслаждался больше всего самим процессом наших дебатов, и его не огорчало мое несогласие. Час пролетел незаметно, нас прервал Уильям, явившийся с почтой. Вероятно, в ней содержались дурные вести. Лицо мистера Вольфсона стало серьезным, я извинилась, и он меня отпустил. Я взяла к себе наверх книгу Бака, чтобы наедине прочитать и понять, почему его так защищает мистер Вольфсон.
Он очень действует на меня своими убеждениями, и, пожалуй, может привести примеры в защиту самого хозяина Зла.
Я еще дрожу, хотя все произошло несколько часов назад. И подумать только, я еще недавно жаловалась на скуку и слишком обыденную жизнь. Попытаюсь теперь написать все по порядку. Получен пренеприятнейший жизненный опыт.
Началось все утром, когда я тихо постучала в дверь Ады после завтрака. Веселым голоском Ада пригласила меня войти. Она стояла перед зеркалом, падевая шляпу с длинным пером и напевая. У нее явно отсутствовал музыкальный слух, но я не могу винить ее за это. Она пела, радуясь чудесному утру. Окна были широко открыты, и воздух вливался в них свежей струёй вместе с золотистым светом, ароматом роз и тимьяна.
– Не могу пристегнуть, – Ада, нахмурясь, смотрела на свое отражение, – помоги мне, Харриет, пожалуйста.
Я пристегнула булавку на шляпе и не могла удержаться, чтобы не погладить золотые локоны.
– Послушай, Ада, куда ты собралась? Ты же обещала без меня не ездить на прогулки! Я сейчас занята, но если ты подождешь час...
– Ждать? В такое благословенное утро? Приезжай когда сможешь, дорогая. Я буду тебя ждать в руинах аббатства. Я просто не могу сидеть в комнате в такую чудесную пору.
– Ты едешь не одна?
– Нет, нет. – Ада повернулась ко мне и легонько ущипнула за щеку. – Не будь похожей на старую сварливую леди, Харриет, ты слишком для этого молода и красива. Как можно уныло рассуждать в такой чудный день? Со мной едет Джулиан.
– О! Ну тогда...
– Встречаемся на развалинах через час, Харриет.
И в комнате сразу стало темнее, когда она ушла.
Дела отняли у меня больше часа, время тянулось медленно, меня охватило нетерпение. Как будто передалось желание Ады поскорее выйти из дому в этот летний день. Я не так уж стара и мудра, чтобы меня не трогала прекрасная погода. Я тоже предпочла бы наслаждаться прекрасным летним днем, уединившись где-нибудь в саду с книжкой. Но... но! Я, разумеется, не одобряю слишком строгих правил хорошего тона, низводящих женщину до позиции неразумного ребенка, но тем не менее согласна, что нехорошо оставлять молодую девушку наедине и надолго с молодым человеком, который претендует на ее руку и сердце (миссис Примм. «Книга хороших манер», стр. 1). Поэтому я со вздохом надела свой костюм для верховой езды и спустилась во двор.
Мое настроение не улучшилось от вида Фрэнсиса, тоже собиравшегося куда-то ехать, хотя наряд на нем был явно неподходящий: измятая белая рубашка с закатанными рукавами и с распахнутым на груди воротом, открывавшим бронзово-загорелую грудь. В наши дни полагается иметь бледно-розовую кожу, по, признаюсь, мне больше правится золотистый загар – разумеется, не на Фрэнсисе, хотя контраст его смуглой кожи и светлых волос впечатляет. Впрочем, он выглядел сейчас скорее как работник, а не как джентльмен. Вид у него был спокойный и довольный. Мне показалось, что глухой воротник платья меня душит.
Фрэнсис, увидев меня, раскрыл глаза в преувеличенном удивлении.
– Кузина Харриет, кого я вижу! Что могло оторвать вас от ежедневных обязанностей?
– Я еду кататься. – Я кивнула старому Адаму.
– Какое счастье для меня. Я просто был в отчаянии, предвкушая одинокую и длинную прогулку.
– Можете ехать, незачем меня ждать.
Он приблизился и, понизив голос, сказал:
– Следите за своей речью при слугах, моя дорогая. Вы хотите, чтобы половина райдинга сплетничала о нашей ссоре?
– Не похоже, чтобы это волновало вас.
– О, меня – нет. Я думал только о вас. У них поговорка в этих местах: «Милые кузен с кузиной бранятся – только тешатся». Вы и опомниться не успеете, как они нас обручат. Дело в том, – продолжал он весело, – что я ищу Аду. Куда она уехала? Вы знаете?
Я решила, что надо быть спокойной и выдержанной, даже если он будет вызывать на ссору, нельзя, право, уподобляться ему.
– Она уехала с Джулианом, – сказала я, – и мы должны встретиться на развалинах. Если хотите, можете поехать со мной.
– Одна, без гувернантки?! Разве это безопасно, кузина?
Он был несносен. Я повернулась к нему спиной, чтобы не сорваться и не нагрубить. Адам уже оседлал высокого чалого для Фрэнсиса и клал седло на мою небольшую кобылку. Его старческие дрожащие руки были так неловки и медлительны, что мне хотелось накричать на него, но ведь это не помогло бы стать ему моложе и проворнее.
– Где сегодня Дэвид? – спросила я его.
Старик что-то пробормотал, а Фрэнсис перевел:
– У него выходной. Наверное, он проводит время со своими дикими родственниками. О да, разве вы не слышали? Он просил прощения у своей бабки и был принят обратно. Трогательно, не так ли?
И, как будто чувствуя мое нетерпение, шагнул вперед и быстро пристегнул мое седло огромными ручищами. Я проигнорировала протянутую им руку и самостоятельно вспрыгнула на лошадь. Это было глупо и по-детски, и я немедленно об этом пожалела. Мы молча бок о бок выехали из ворот.
– Меня беспокоит Дэвид. Вы заметили, что он плохо выглядит? – сказал Фрэнсис.
– Заметила, – я была рада переменить тему на нейтральную, – не могу представить, что с ним творится.
– Не можете?
– Нет. Я вчера дала ему бутылочку тоника. Кажется, это не помогло.
– Бутылка тоника! Вы разве забыли, что в доме есть доктор!
Я забыла! Или, правильнее сказать, никогда о нем не думала как о враче. Мое представление о врачах связано с образом мистера Беллоуза, бабушкиного доктора, у которого были длинные седые бакенбарды.
– Пожалуй, вам надо было бы его осмотреть, кузен.
– Я уже предложил. Но Дэвид утверждает, что с ним все в порядке. Знаете, мы вместе росли.
Это было сказано между прочим, но что-то в его словах тронуло меня. Лошади неторопливо трусили рядышком.
– Не думаю, что...
– Вы не думаете о многих вещах.
– Почему вы всегда со мной так... так...
– Стараюсь вас поддеть? – Знакомая лукавая улыбка сразу вспугнула появившиеся у меня проблески симпатии. – Мне нравится, как вы на все реагируете, кузина. Вот от Ады ничего не добьешься, она просто раскроет свои пустые голубые глаза и уставится на меня молча.
– У Ады глаза не пустые!
– По сравнению с вашими – пустые. У вас глаза – зеркало вашей души, кузина. И надо вам сказать, вам должно быть стыдно за те мысли, что иногда вспыхивают в их черной глубине. А может быть, мне нравится вас поддразнивать потому, что в гневе вы прекрасны. Глаза в пол-лица и щечки как маков цвет.
Я метнула на него сердитый взгляд, готовясь осадить лошадь, но он не смотрел в мою сторону, все комплименты были произнесены голосом тихим и даже скучным, и я решила, что это был просто еще один повод вывести меня из себя.
– Как вы думаете, что происходит с Дэвидом? – вернулась я к прежней теме.
Он пожал плечами. Я не могла не заметить игру мускулов на его спине и на руках под топкой рубашкой и снова пожалела, что такой образец мужской силы и здоровья может быть таким ленивым и безразличным.
– Как я могу знать, не осмотрев его? Он всегда был упрям, как проклятый мул. И единственный способ его продиагностировать – связать и сесть на него верхом, чтобы удалось нащупать пульс; но такие методы навряд ли приняты в медицине. – Он поднял поводья. – Поехали, Харриет. Хватит бездельничать. Ну, кто быстрее?
Его конь, радуясь, что его больше не удерживают поводья, рванул вперед. Я последовала за Фрэнсисом, но с осторожностью, рассердившись за его дерзость. Мы оказались около руин буквально за несколько минут, но двор, заросший дикой травой и вьюнами, был пуст.
– Они еще не прибыли? – спросил Фрэнсис, когда я остановила лошадь рядом с ним.
Странно, но его голос звучал с несвойственной ему тревогой, и я сразу подумала, что, может быть, его безразличие напускное и отказ Ады причинил ему боль. Возможно, он любит ее.
– Они где-то здесь, – ответила я. – Ада любит навещать черного коня на восточном пастбище.
– Какого еще коня?
– Вороного, Сатану. Ваш отец перевел его туда из конюшни после того, как жеребец пытался лягнуть одного из грумов. Дэвид единственный может с ним справиться, и он иногда разрешает Аде гладить его.
– Мы теряем зря время. Куда еще они могли поехать?
– Не знаю! Почему вы пытаетесь напугать меня?
– Господи, мне абсолютно наплевать, испуганы вы или нет. Могли они снова поехать в цыганский табор? Ада, похоже, была в восторге от той старой грязной ведьмы.
– Могли. Одна Ада, конечно, побоялась бы, но с Джулианом...
– Мой братец так же бесполезен, как грудной ребенок. Поехали.
Я поймала его за рукав, когда он поворачивал лошадь.
– Подождите, Фрэнсис. Чего вы боитесь? Цыган?
– Я ничего не боюсь, – нетерпеливо ответил он. – Но Ада всегда пунктуальна, никогда никуда не опаздывает. Если ее здесь нет, значит, случилось нечто непредвиденное. Вы едете со мной или нет?
У меня не было времени для ответа, потому что он уже скакал по полю. Я последовала за ним. Достигнув первых деревьев, мы услышали женский крик. Ужас и расстояние изменили его, но это кричала Ада. Я, во всяком случае, узнала голос мгновенно и пустила лошадь в галоп. Когда я выехала на опушку, Фрэнсис был уже там. Солнце пробивалось сквозь густую листву, освещая зеленоватым неясным светом развертывающееся на поляне действие и его игроков. Мне сначала, очевидно с перепугу, показалось, что людей там около сотни. На самом деле их было всего с полдюжины – оборванных и темнокожих. Я увидела Джулиана, он согнулся, потому что его, заломив ему руки за спину, удерживали два злодея, так что светлые волосы закрывали лицо кузена. Ада боролась с двумя другими.
Я натянула поводья, резко остановив Фанни, и в это время Ада зубами впилась в грязную темную руку, державшую ее. Человек с золотой серьгой в ухе, откинув голову, охнул от боли. Я оглянулась на Фрэнсиса и с удивлением увидела, что он замер на лошади и не думает слезать. Он находился за огромным старым дубом, и бандиты еще не заметили его. Руки его свободно держали поводья, а лицо озаряла многозначительная ухмылка. В это время на сцену ворвался новый персонаж. Это был Дэвид. Он как тонкая черная молния метнулся из-за деревьев прямо к Аде.
Все произошло быстро, стремительностью нападения ему удалось ошеломить и повалить одного из злодеев на землю. Но второго цыгана, почти такого же огромного, как Фрэнсис, с повязанным на голове красным платком, не так-то легко было одолеть. Цыган оттолкнул Аду, чтобы расправиться с Дэвидом, и, вытащив дубинку, ударил его по непокрытой голове.
Дэвид осел на землю. И тут Фрэнсис наконец-то пришел в движение. Дернув поводья, он выехал на середину поляны. Этого оказалось достаточно. Высокий цыган с красным платком на голове вытаращил глаза на всадника, потом быстро взвалил упавшего товарища на плечо, крикнул что-то повелительно остальным, и все разбойники растворились среди деревьев. На поляне остались только мы. Я подбежала к Аде. Но она, казалось, не видела меня. Ее широко открытые голубые глаза были устремлены на Дэвида, тот лежал лицом вниз, и солнечный луч падал на его темный затылок.
– Не трогай его. Ада, – донесся голос Фрэнсиса, когда она протянула руку к Дэвиду.
Его властный тон подействовал – Ада повернула к нему побелевшее лицо. Фрэнсис опустился на колени около Дэвида и начал осматривать голову юноши. Его пальцы окрасились кровью. Я отвернулась, сглатывая дурноту страха.
– С ним все в порядке, – спокойно произнес, Фрэнсис. – Проклятье, Харриет, что вы стоите! Маленькая дурочка падает в обморок. Подержите ее, видите, я занят.
Я подхватила Аду, с облегчением заметив, что щеки ее розовые, хотя глаза закрыты.
– Что я должна делать?
– У вас есть платок или нижняя юбка, чтобы оторвать полосу? От таких ран на голове очень много крови.
– Вот мой носовой платок.
Он с отвращением взглянул на маленький квадратик с кружевом.
– Это на полминуты. Возьмите мой карманный нож. Разрежьте свою нижнюю юбку или юбку Ады.
Я стала заворачивать верхнюю юбку, но пришедшая в себя Ада оказалась проворнее.
– Дай мне нож! – сказала она и, вырвав нож из моих рук, в одно мгновение нарезала полосы и отдала их Фрэнсису.
Он, не глядя, не благодаря, начал бинтовать голову Дэвида.
И только тогда! О, как непростительно! Я вспомнила о Джулиане. Я поспешила к нему, испытывая угрызения совести. Он сидел, держа согнутую в локте руку другой рукой и склонив голову.
– Они ранили тебя? – глупо спросила я. – Джулиан, прости меня. Фрэнсис, идите сюда. Он ранен.
– Что случилось, брат? – спросил мягко Фрэнсис.
– Моя рука... – пробормотал тихо Джулиан.
– Ты хочешь, чтобы я занялся твоей рукой, брат? – опять спросил Фрэнсис.
Если бы кто-то предложил мне помощь таким тоном, я бы отказалась. Даже если бы все мои кости были переломаны, все до единой.
Я всегда знала, что в Джулиане много скрытой силы. Он поднял голову, глядя прямо в насмешливые глаза брата. Его лицо было бледным, в полосках грязи. Губы растянулись в гримасе боли так, что обнажились зубы. Но глаза были как у мистера Вольфсона, когда тот бывает в гневе.
– Нет, благодарю тебя, брат. – Голос упал до шепота, кажется, больше от ненависти, чем от слабости. Хотя я не была уверена.
Я переводила недоуменно взгляд с одного на другого, на улыбающееся лицо Фрэнсиса, на его руки, теперь праздно опущенные вдоль туловища, вспоминая, как недавно они ловко и искусно исследовали голову Дэвида. Хотя я иначе представляла себе руки хирурга – не такими большими и грубыми, хоть и знающими свое дело.
– Вы не собираетесь помочь ему? – спросила я.
– Он не нуждается в моей помощи. – Фрэнсис резко отвернулся и пошел к повозке. Потом крикнул через плечо: – Приведите мою лошадь, Харриет, а Джулиан сядет на лошадь Ады, потому что его собственная убежала.
Я не в силах была слова вымолвить. Хотя могла бы многое сказать, но меня душила ярость.
– Ничего, Харриет, – Джулиан все еще нянчил свою руку, пытаясь мне улыбнуться, – мне лучше потом поехать к старому мистеру Гарту в Миддлхем. Если поможешь мне забраться на лошадь.
Он попытался было встать, но сразу же опустился обратно на землю, прикусив нижнюю губу от боли. Я сняла свой шарф. Этот плотный белый шелк прекрасно подходил для перевязи. Джулиан наклонил голову, чтобы я могла завязать концы сзади, на затылке, и, когда снова ее поднял, я увидела его улыбку. Я не могла удержаться, чтобы не отвести с его лба спутанные светлые волосы. Он повернул голову так, что губы коснулись моей руки.
– Спасибо, Харриет. А теперь попробуем еще раз.
Повозка проскрипела мимо пас, Фрэнсис вел осла, упрямое животное явно нуждалось в этом, оно бы предпочло вообще не двигаться с места. Я оглянулась, Фрэнсис отдал нам шутливый салют и ухмыльнулся. Ада даже не посмотрела в пашу сторону. Ее голова склонилась над Дэвидом.
Джулиан выжидал, когда они выедут в открытое поле и скроются из виду.
– Ну вот и все, – весело произнес он, хотя и сжал при этом зубы. – Если бы мне еще удалось сесть на лошадь.
И вдруг внезапно, без видимых причин, мои глаза наполнились слезами. Они потекли по щекам, горячие и соленые, щипали мне глаза, и я не хотела, чтобы Джулиан заметил их, поэтому не поднимала головы, не отвечала, лишь тупо смотрела на его галстук. Но он сразу догадался.
– Харриет...
Его пальцы гладили мои волосы. Очень нежно, прикосновения его не были похожи на грубые ласки больших рук того, кто отказался облегчить страдания брата.
– Этот дьявол... – пробормотала я, и голос прервался всхлипыванием, громким и безобразным.
Рука Джулиана переместилась с моей головы на щеку, он приподнял мою голову. Я ничего не видела сквозь белесый туман слез, но почувствовала, что Джулиан улыбается.
– Твое благословенное участие... – тихо сказал он.
Это прозвучало довольно пошло, и вдруг, вне всякой логики, меня покоробило.
– Тебе лучше скорее показаться доктору Гарту, – сказала я холодно, – я не верю, что Фрэнсис сможет правильно тебя лечить. Пойдем, Джулиан, попробуем посадить тебя на лошадь.
Джулиан уселся верхом гораздо быстрее, чем я думала. Здоровой рукой ухватившись за седло, он справился с задачей легче, чем я предполагала. Впрочем, я всегда знала, что он гораздо сильнее, чем кажется с виду, хотя, наверное, все думают, что он слаб и изнежен, – все, кроме меня. Мы двинулись шагом, малейшая неровность на дороге заставляла Джулиана стискивать зубы от боли. И во время этого медленного шествия в моей голове прорастали семена подозрения и ужасные мысли рождались одна за другой.
– Я хочу рассказать тебе, что произошло, – начал Джулиан, когда мы ехали через открытое поле.
– Потом расскажешь, сейчас ты слаб.
– О, я уже вполне сносно чувствую себя, Харриет, за несколько дней отлежусь. Обещан это время приглядывать за Адой.
– Конечно. Я и всегда это делаю. Но почему...
Лицо Джулиана стало очень серьезным.
– Эти люди, как ты можешь догадаться, из табора. Я узнал Таммаса, их главаря, и двух других. Ты понимаешь, что это значит?
– Нет...
– Эта шайка пользовалась покровительством моего отца в течение многих лет. Им не очень-то были рады остальные. Цыгане не глупы, и они понимают, что гнев отца немедленно обрушится на них за такое обращение с его подопечной, даже если бы он не стал их сурово наказывать за меня. Но за Аду... Почему они так рисковали вызвать его гнев?
– Я думаю, выкуп...
Джулиан презрительно фыркнул, прямо как его братец.
– Какой выкуп, когда половина Йоркшира села бы им на хвост? Не говоря о моем отце. Он... он тяжелый человек, Харриет. Не нашлось бы ни одного крестьянина во всем райдинге, который осмелился бы укрыть их, и они это знают. Подумай, Харриет.
Лошади брели еле-еле, потому что мы их не понукали, а потом и совсем встали. Я смотрела на Джулиана, и тревога возрастала. Его слова были слишком многозначительны. Он ответил мне ясным спокойным взглядом, забыв о боли и поврежденной руке.
– Я надеялся, что ты сама придешь к этому выводу. Может быть, он и абсурден. – Джулиан пожал плечами. – Они смогли бы, возможно, неделю скрываться от погони. За неделю обвенчали бы Дэвида и Аду и добились бы того, чтобы этот брак был доведен до конца.
Меня как будто хлестнули по лицу.
– Но... но твой отец такой брак аннулировал бы, и Дэвида посадили бы в тюрьму! – крикнула я.
– Если бы отец смог найти их, да. Но если Ада не заложница, а добровольно пошла...
– О нет, Джулиан!
– Она любит этого негодяя. Ты не видела ее лицо? Я замечаю давно, как он смотрит на нее... Харриет, я не виню ее, она молода и наивна, легко поддается чувствам, и в этом заключена опасность.
– Ада никогда не пойдет на такое!
– А! Ты не уверена, не так ли? Я же не говорю, что она хладнокровно обдумала побег. Но если ее украдут, и Дэвид явится к ней спасителем, когда она будет сидеть, съежившись, в грязном фургоне цыганского табора... И они могут избежать погони. А старая карга Мэриан пожмет плечами. Похищение? А, очень жаль. Но мужчина, укравший Аду, – отступник, они бежали вдвоем, мы клянемся наказать их, если они вернутся. Девушки здесь нет, можете обыскать, джентльмены... если хотите.
– Ада не сможет, – горячо возразила я, – провести жизнь в грязном цыганском таборе.
– А это и не нужно, – мрачно сказал Джулиан, – через год она появится со своим мужем, и мой отец не сможет аннулировать брак. Будет слишком поздно.
Я поняла, что он деликатно умалчивал о главном подозрении, и меня обдало волной ужаса. Я отчаянно уцепилась за соломинку.
– Но ведь это Дэвид спас ее! Он был тяжело ранен при этом.
– Пытался спасти – точнее сказать. Но не достиг успеха, верно? А что может быть романтичнее раненого героя? Это верный путь победить ее сердце и выиграть. Его рапа не была тяжелой – ты слышала, что сказал Фрэнсис.
Я молчала, расстроенная, моя последняя надежда улетучилась. Джулиан легонько хлопнул по крупу лошади, заставляя ее идти быстрее.
– Я могу ошибаться, – сказал он тихо, – но присмотри за Адой, кузина.
Я проследила, чтобы Джулиана усадили с удобствами в коляске и отправили в Миддлхем и пошла искать Аду. Она сидела у себя в комнате за туалетным столиком все еще в измятом и рваном костюме. Бедная маленькая шляпка со сломанным перышком валялась рядом.
– Ада, – воскликнула я, – почему ты не позвала служанку помочь тебе?
– Фрэнсис сказал, что он поправится, – услышала я в ответ, – он уже открыл глаза и узнал меня.
Мне надо было сдерживаться и быть с ней поласковее, но после того, как Джулиан наговорил мне всяких ужасов, я вышла из себя. Я упала на колени, схватила сестру за плечи и затрясла так, что ее волосы упали на лицо.
– Ада, ты не понимаешь, что говоришь. Этот юноша тебе не пара. Он слуга... Тебе не приходило в голову, что он сам спланировал похищение?
– Дэвид? – Глаза ее устремились на меня, и искры зажглись в голубой глубине. Это должно было послужить мне предупреждением, но я была слишком взволнована, чтобы заметить тревожный знак.
– Да, Дэвид! – И я вылила на нее теорию Джулиана почти в тех же словах, которые употреблял он.
– Как ты смеешь?! – крикнула Ада. – Как у тебя язык повернулся говорить такое про Дэвида? Когда он лежит серьезно раненный из-за меня? Когда он рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня? Никогда больше не произноси таких слов, Харриет, или... или я возненавижу тебя! Я тебя уже ненавижу!
Я смотрела на нее, оцепенев от ужаса. Я видела и раньше, как она сердилась, например гневалась на извозчика, который ударил лошадь, но такой она предстала передо мной впервые. Я с трудом ее узнавала, хотя она все равно оставалась прекрасной.
– Ада, – сказала я умоляюще, и при звуке моего голоса искаженные черты бело-розового лица успокоились и снова приняли прежнее выражение.
Она бросилась на пол рядом со мной, обвила меня руками, и мы через секунду сидели, крепко обнявшись, и плакали, как двое глупых детей.
– Харриет, дорогая, прости меня, – плача, говорила Ада, – как я могла грубо разговаривать с тобой? Ведь я очень тебя люблю... Прости меня, дорогая, любимая Харриет. Но... Ты ведь не думаешь на самом деле так, верно?
– Я... Я не знаю...
– Он никогда бы так не поступил, – прошептала Ада около моего плеча.
– Я хочу спросить тебя кое о чем, милая Ада. Посмотри на меня.
Ада послушно подняла голову, но вопрос уже отпал сам собой, когда паши взгляды встретились. Румянец окрасил щеки, шею и лоб девушки, и она спрятала лицо на моей груди.
– Пообещай мне одну вещь, – сказала я спокойно, хотя и испытывая отчаяние, – ты ведь не бросишь меня, Ада? Ты не убежишь, не поставив меня в известность?
– Нет. – Ответ прозвучал глухо, но твердо... Я не сомневалась в ее искренности. – Харриет, любимая. Я никогда тебя не оставлю. Но... О, как же я несчастна!
Я держала ее в объятиях, утешая, гладя по спутанным волосам, пока она плакала. Она знала правду: ее мечтам не суждено сбыться, и, едва расцветут цветы надежды, они будут растоптаны. А я знала, что должна убить ее мечты, если у нее не хватит сил и духу сделать это самой. Не знаю, кто из нас двоих был более несчастен.
Я ушла, уложив ее в постель. Села за свой письменный стол и начала воспроизводить события минувшего дня. Теперь, когда рядом нет Джулиана, его теория уже не кажется мне столь убедительной. Конечно, Дэвид любит Аду. Я была слепа, не замечая этого, а Ада, благодаря событиям сегодняшнего дня, обнаружила свою ответную любовь к Дэвиду. Но сам он не мог планировать такой дьявольский замысел.
* * *
22 июляСегодня после обеда мистер Вольфсон пригласил меня к себе в библиотеку. Мы поговорили некоторое время о ведении домашнего хозяйства, но я видела, что он совершенно не за этим меня позвал. Он плохо выглядел.
– Харриет, – сказал он резко, оборвав меня посередине доклада о постельном белье, – Фрэнсис не обидел вас каким-либо образом?
Мне показалось, что подробности нашего тет-а-тет среди розовых кустов ясно отпечатались на моем лбу.
– Нет, почему вы спрашиваете? – как можно небрежнее поинтересовалась я.
– Фрэнсис меня огорчает давно, – сказал мистер Вольфсон серьезно, – ни стремлений, ни самоконтроля... Бог знает, что он собирается делать со своей жизнью.
– Но ведь он изучает медицину. В Эдинбурге. И это оправдывает его, может быть, именно медицина – назначение и цель в жизни.
– Не знаю, чем он занимается в Эдинбурге. Этот город предлагает много других занятий, поинтереснее, чем медицина. Но хватит об этом, – отрывисто сказал мистер Вольфсон, – я просто хотел знать, прилично ли он себя ведет по отношению к вам. Он возвращается в Эдинбург в сентябре, Харриет, так что стисните зубы – если это выражение можно применить к леди – и терпите до осени.
Я уверила его, что нет нужды в стискивании зубов, и он перевел разговор на более приятные темы. Мы продолжили пашу былую дискуссию. Опекун зачитал мне вдохновенные цитаты Бака в защиту короля Ричарда, и, хотя я горячо оспаривала заключения, он, казалось, наслаждался больше всего самим процессом наших дебатов, и его не огорчало мое несогласие. Час пролетел незаметно, нас прервал Уильям, явившийся с почтой. Вероятно, в ней содержались дурные вести. Лицо мистера Вольфсона стало серьезным, я извинилась, и он меня отпустил. Я взяла к себе наверх книгу Бака, чтобы наедине прочитать и понять, почему его так защищает мистер Вольфсон.
Он очень действует на меня своими убеждениями, и, пожалуй, может привести примеры в защиту самого хозяина Зла.
* * *
1 августаЯ еще дрожу, хотя все произошло несколько часов назад. И подумать только, я еще недавно жаловалась на скуку и слишком обыденную жизнь. Попытаюсь теперь написать все по порядку. Получен пренеприятнейший жизненный опыт.
Началось все утром, когда я тихо постучала в дверь Ады после завтрака. Веселым голоском Ада пригласила меня войти. Она стояла перед зеркалом, падевая шляпу с длинным пером и напевая. У нее явно отсутствовал музыкальный слух, но я не могу винить ее за это. Она пела, радуясь чудесному утру. Окна были широко открыты, и воздух вливался в них свежей струёй вместе с золотистым светом, ароматом роз и тимьяна.
– Не могу пристегнуть, – Ада, нахмурясь, смотрела на свое отражение, – помоги мне, Харриет, пожалуйста.
Я пристегнула булавку на шляпе и не могла удержаться, чтобы не погладить золотые локоны.
– Послушай, Ада, куда ты собралась? Ты же обещала без меня не ездить на прогулки! Я сейчас занята, но если ты подождешь час...
– Ждать? В такое благословенное утро? Приезжай когда сможешь, дорогая. Я буду тебя ждать в руинах аббатства. Я просто не могу сидеть в комнате в такую чудесную пору.
– Ты едешь не одна?
– Нет, нет. – Ада повернулась ко мне и легонько ущипнула за щеку. – Не будь похожей на старую сварливую леди, Харриет, ты слишком для этого молода и красива. Как можно уныло рассуждать в такой чудный день? Со мной едет Джулиан.
– О! Ну тогда...
– Встречаемся на развалинах через час, Харриет.
И в комнате сразу стало темнее, когда она ушла.
Дела отняли у меня больше часа, время тянулось медленно, меня охватило нетерпение. Как будто передалось желание Ады поскорее выйти из дому в этот летний день. Я не так уж стара и мудра, чтобы меня не трогала прекрасная погода. Я тоже предпочла бы наслаждаться прекрасным летним днем, уединившись где-нибудь в саду с книжкой. Но... но! Я, разумеется, не одобряю слишком строгих правил хорошего тона, низводящих женщину до позиции неразумного ребенка, но тем не менее согласна, что нехорошо оставлять молодую девушку наедине и надолго с молодым человеком, который претендует на ее руку и сердце (миссис Примм. «Книга хороших манер», стр. 1). Поэтому я со вздохом надела свой костюм для верховой езды и спустилась во двор.
Мое настроение не улучшилось от вида Фрэнсиса, тоже собиравшегося куда-то ехать, хотя наряд на нем был явно неподходящий: измятая белая рубашка с закатанными рукавами и с распахнутым на груди воротом, открывавшим бронзово-загорелую грудь. В наши дни полагается иметь бледно-розовую кожу, по, признаюсь, мне больше правится золотистый загар – разумеется, не на Фрэнсисе, хотя контраст его смуглой кожи и светлых волос впечатляет. Впрочем, он выглядел сейчас скорее как работник, а не как джентльмен. Вид у него был спокойный и довольный. Мне показалось, что глухой воротник платья меня душит.
Фрэнсис, увидев меня, раскрыл глаза в преувеличенном удивлении.
– Кузина Харриет, кого я вижу! Что могло оторвать вас от ежедневных обязанностей?
– Я еду кататься. – Я кивнула старому Адаму.
– Какое счастье для меня. Я просто был в отчаянии, предвкушая одинокую и длинную прогулку.
– Можете ехать, незачем меня ждать.
Он приблизился и, понизив голос, сказал:
– Следите за своей речью при слугах, моя дорогая. Вы хотите, чтобы половина райдинга сплетничала о нашей ссоре?
– Не похоже, чтобы это волновало вас.
– О, меня – нет. Я думал только о вас. У них поговорка в этих местах: «Милые кузен с кузиной бранятся – только тешатся». Вы и опомниться не успеете, как они нас обручат. Дело в том, – продолжал он весело, – что я ищу Аду. Куда она уехала? Вы знаете?
Я решила, что надо быть спокойной и выдержанной, даже если он будет вызывать на ссору, нельзя, право, уподобляться ему.
– Она уехала с Джулианом, – сказала я, – и мы должны встретиться на развалинах. Если хотите, можете поехать со мной.
– Одна, без гувернантки?! Разве это безопасно, кузина?
Он был несносен. Я повернулась к нему спиной, чтобы не сорваться и не нагрубить. Адам уже оседлал высокого чалого для Фрэнсиса и клал седло на мою небольшую кобылку. Его старческие дрожащие руки были так неловки и медлительны, что мне хотелось накричать на него, но ведь это не помогло бы стать ему моложе и проворнее.
– Где сегодня Дэвид? – спросила я его.
Старик что-то пробормотал, а Фрэнсис перевел:
– У него выходной. Наверное, он проводит время со своими дикими родственниками. О да, разве вы не слышали? Он просил прощения у своей бабки и был принят обратно. Трогательно, не так ли?
И, как будто чувствуя мое нетерпение, шагнул вперед и быстро пристегнул мое седло огромными ручищами. Я проигнорировала протянутую им руку и самостоятельно вспрыгнула на лошадь. Это было глупо и по-детски, и я немедленно об этом пожалела. Мы молча бок о бок выехали из ворот.
– Меня беспокоит Дэвид. Вы заметили, что он плохо выглядит? – сказал Фрэнсис.
– Заметила, – я была рада переменить тему на нейтральную, – не могу представить, что с ним творится.
– Не можете?
– Нет. Я вчера дала ему бутылочку тоника. Кажется, это не помогло.
– Бутылка тоника! Вы разве забыли, что в доме есть доктор!
Я забыла! Или, правильнее сказать, никогда о нем не думала как о враче. Мое представление о врачах связано с образом мистера Беллоуза, бабушкиного доктора, у которого были длинные седые бакенбарды.
– Пожалуй, вам надо было бы его осмотреть, кузен.
– Я уже предложил. Но Дэвид утверждает, что с ним все в порядке. Знаете, мы вместе росли.
Это было сказано между прочим, но что-то в его словах тронуло меня. Лошади неторопливо трусили рядышком.
– Не думаю, что...
– Вы не думаете о многих вещах.
– Почему вы всегда со мной так... так...
– Стараюсь вас поддеть? – Знакомая лукавая улыбка сразу вспугнула появившиеся у меня проблески симпатии. – Мне нравится, как вы на все реагируете, кузина. Вот от Ады ничего не добьешься, она просто раскроет свои пустые голубые глаза и уставится на меня молча.
– У Ады глаза не пустые!
– По сравнению с вашими – пустые. У вас глаза – зеркало вашей души, кузина. И надо вам сказать, вам должно быть стыдно за те мысли, что иногда вспыхивают в их черной глубине. А может быть, мне нравится вас поддразнивать потому, что в гневе вы прекрасны. Глаза в пол-лица и щечки как маков цвет.
Я метнула на него сердитый взгляд, готовясь осадить лошадь, но он не смотрел в мою сторону, все комплименты были произнесены голосом тихим и даже скучным, и я решила, что это был просто еще один повод вывести меня из себя.
– Как вы думаете, что происходит с Дэвидом? – вернулась я к прежней теме.
Он пожал плечами. Я не могла не заметить игру мускулов на его спине и на руках под топкой рубашкой и снова пожалела, что такой образец мужской силы и здоровья может быть таким ленивым и безразличным.
– Как я могу знать, не осмотрев его? Он всегда был упрям, как проклятый мул. И единственный способ его продиагностировать – связать и сесть на него верхом, чтобы удалось нащупать пульс; но такие методы навряд ли приняты в медицине. – Он поднял поводья. – Поехали, Харриет. Хватит бездельничать. Ну, кто быстрее?
Его конь, радуясь, что его больше не удерживают поводья, рванул вперед. Я последовала за Фрэнсисом, но с осторожностью, рассердившись за его дерзость. Мы оказались около руин буквально за несколько минут, но двор, заросший дикой травой и вьюнами, был пуст.
– Они еще не прибыли? – спросил Фрэнсис, когда я остановила лошадь рядом с ним.
Странно, но его голос звучал с несвойственной ему тревогой, и я сразу подумала, что, может быть, его безразличие напускное и отказ Ады причинил ему боль. Возможно, он любит ее.
– Они где-то здесь, – ответила я. – Ада любит навещать черного коня на восточном пастбище.
– Какого еще коня?
– Вороного, Сатану. Ваш отец перевел его туда из конюшни после того, как жеребец пытался лягнуть одного из грумов. Дэвид единственный может с ним справиться, и он иногда разрешает Аде гладить его.
– Мы теряем зря время. Куда еще они могли поехать?
– Не знаю! Почему вы пытаетесь напугать меня?
– Господи, мне абсолютно наплевать, испуганы вы или нет. Могли они снова поехать в цыганский табор? Ада, похоже, была в восторге от той старой грязной ведьмы.
– Могли. Одна Ада, конечно, побоялась бы, но с Джулианом...
– Мой братец так же бесполезен, как грудной ребенок. Поехали.
Я поймала его за рукав, когда он поворачивал лошадь.
– Подождите, Фрэнсис. Чего вы боитесь? Цыган?
– Я ничего не боюсь, – нетерпеливо ответил он. – Но Ада всегда пунктуальна, никогда никуда не опаздывает. Если ее здесь нет, значит, случилось нечто непредвиденное. Вы едете со мной или нет?
У меня не было времени для ответа, потому что он уже скакал по полю. Я последовала за ним. Достигнув первых деревьев, мы услышали женский крик. Ужас и расстояние изменили его, но это кричала Ада. Я, во всяком случае, узнала голос мгновенно и пустила лошадь в галоп. Когда я выехала на опушку, Фрэнсис был уже там. Солнце пробивалось сквозь густую листву, освещая зеленоватым неясным светом развертывающееся на поляне действие и его игроков. Мне сначала, очевидно с перепугу, показалось, что людей там около сотни. На самом деле их было всего с полдюжины – оборванных и темнокожих. Я увидела Джулиана, он согнулся, потому что его, заломив ему руки за спину, удерживали два злодея, так что светлые волосы закрывали лицо кузена. Ада боролась с двумя другими.
Я натянула поводья, резко остановив Фанни, и в это время Ада зубами впилась в грязную темную руку, державшую ее. Человек с золотой серьгой в ухе, откинув голову, охнул от боли. Я оглянулась на Фрэнсиса и с удивлением увидела, что он замер на лошади и не думает слезать. Он находился за огромным старым дубом, и бандиты еще не заметили его. Руки его свободно держали поводья, а лицо озаряла многозначительная ухмылка. В это время на сцену ворвался новый персонаж. Это был Дэвид. Он как тонкая черная молния метнулся из-за деревьев прямо к Аде.
Все произошло быстро, стремительностью нападения ему удалось ошеломить и повалить одного из злодеев на землю. Но второго цыгана, почти такого же огромного, как Фрэнсис, с повязанным на голове красным платком, не так-то легко было одолеть. Цыган оттолкнул Аду, чтобы расправиться с Дэвидом, и, вытащив дубинку, ударил его по непокрытой голове.
Дэвид осел на землю. И тут Фрэнсис наконец-то пришел в движение. Дернув поводья, он выехал на середину поляны. Этого оказалось достаточно. Высокий цыган с красным платком на голове вытаращил глаза на всадника, потом быстро взвалил упавшего товарища на плечо, крикнул что-то повелительно остальным, и все разбойники растворились среди деревьев. На поляне остались только мы. Я подбежала к Аде. Но она, казалось, не видела меня. Ее широко открытые голубые глаза были устремлены на Дэвида, тот лежал лицом вниз, и солнечный луч падал на его темный затылок.
– Не трогай его. Ада, – донесся голос Фрэнсиса, когда она протянула руку к Дэвиду.
Его властный тон подействовал – Ада повернула к нему побелевшее лицо. Фрэнсис опустился на колени около Дэвида и начал осматривать голову юноши. Его пальцы окрасились кровью. Я отвернулась, сглатывая дурноту страха.
– С ним все в порядке, – спокойно произнес, Фрэнсис. – Проклятье, Харриет, что вы стоите! Маленькая дурочка падает в обморок. Подержите ее, видите, я занят.
Я подхватила Аду, с облегчением заметив, что щеки ее розовые, хотя глаза закрыты.
– Что я должна делать?
– У вас есть платок или нижняя юбка, чтобы оторвать полосу? От таких ран на голове очень много крови.
– Вот мой носовой платок.
Он с отвращением взглянул на маленький квадратик с кружевом.
– Это на полминуты. Возьмите мой карманный нож. Разрежьте свою нижнюю юбку или юбку Ады.
Я стала заворачивать верхнюю юбку, но пришедшая в себя Ада оказалась проворнее.
– Дай мне нож! – сказала она и, вырвав нож из моих рук, в одно мгновение нарезала полосы и отдала их Фрэнсису.
Он, не глядя, не благодаря, начал бинтовать голову Дэвида.
И только тогда! О, как непростительно! Я вспомнила о Джулиане. Я поспешила к нему, испытывая угрызения совести. Он сидел, держа согнутую в локте руку другой рукой и склонив голову.
– Они ранили тебя? – глупо спросила я. – Джулиан, прости меня. Фрэнсис, идите сюда. Он ранен.
– Что случилось, брат? – спросил мягко Фрэнсис.
– Моя рука... – пробормотал тихо Джулиан.
– Ты хочешь, чтобы я занялся твоей рукой, брат? – опять спросил Фрэнсис.
Если бы кто-то предложил мне помощь таким тоном, я бы отказалась. Даже если бы все мои кости были переломаны, все до единой.
Я всегда знала, что в Джулиане много скрытой силы. Он поднял голову, глядя прямо в насмешливые глаза брата. Его лицо было бледным, в полосках грязи. Губы растянулись в гримасе боли так, что обнажились зубы. Но глаза были как у мистера Вольфсона, когда тот бывает в гневе.
– Нет, благодарю тебя, брат. – Голос упал до шепота, кажется, больше от ненависти, чем от слабости. Хотя я не была уверена.
Я переводила недоуменно взгляд с одного на другого, на улыбающееся лицо Фрэнсиса, на его руки, теперь праздно опущенные вдоль туловища, вспоминая, как недавно они ловко и искусно исследовали голову Дэвида. Хотя я иначе представляла себе руки хирурга – не такими большими и грубыми, хоть и знающими свое дело.
– Вы не собираетесь помочь ему? – спросила я.
– Он не нуждается в моей помощи. – Фрэнсис резко отвернулся и пошел к повозке. Потом крикнул через плечо: – Приведите мою лошадь, Харриет, а Джулиан сядет на лошадь Ады, потому что его собственная убежала.
Я не в силах была слова вымолвить. Хотя могла бы многое сказать, но меня душила ярость.
– Ничего, Харриет, – Джулиан все еще нянчил свою руку, пытаясь мне улыбнуться, – мне лучше потом поехать к старому мистеру Гарту в Миддлхем. Если поможешь мне забраться на лошадь.
Он попытался было встать, но сразу же опустился обратно на землю, прикусив нижнюю губу от боли. Я сняла свой шарф. Этот плотный белый шелк прекрасно подходил для перевязи. Джулиан наклонил голову, чтобы я могла завязать концы сзади, на затылке, и, когда снова ее поднял, я увидела его улыбку. Я не могла удержаться, чтобы не отвести с его лба спутанные светлые волосы. Он повернул голову так, что губы коснулись моей руки.
– Спасибо, Харриет. А теперь попробуем еще раз.
Повозка проскрипела мимо пас, Фрэнсис вел осла, упрямое животное явно нуждалось в этом, оно бы предпочло вообще не двигаться с места. Я оглянулась, Фрэнсис отдал нам шутливый салют и ухмыльнулся. Ада даже не посмотрела в пашу сторону. Ее голова склонилась над Дэвидом.
Джулиан выжидал, когда они выедут в открытое поле и скроются из виду.
– Ну вот и все, – весело произнес он, хотя и сжал при этом зубы. – Если бы мне еще удалось сесть на лошадь.
И вдруг внезапно, без видимых причин, мои глаза наполнились слезами. Они потекли по щекам, горячие и соленые, щипали мне глаза, и я не хотела, чтобы Джулиан заметил их, поэтому не поднимала головы, не отвечала, лишь тупо смотрела на его галстук. Но он сразу догадался.
– Харриет...
Его пальцы гладили мои волосы. Очень нежно, прикосновения его не были похожи на грубые ласки больших рук того, кто отказался облегчить страдания брата.
– Этот дьявол... – пробормотала я, и голос прервался всхлипыванием, громким и безобразным.
Рука Джулиана переместилась с моей головы на щеку, он приподнял мою голову. Я ничего не видела сквозь белесый туман слез, но почувствовала, что Джулиан улыбается.
– Твое благословенное участие... – тихо сказал он.
Это прозвучало довольно пошло, и вдруг, вне всякой логики, меня покоробило.
– Тебе лучше скорее показаться доктору Гарту, – сказала я холодно, – я не верю, что Фрэнсис сможет правильно тебя лечить. Пойдем, Джулиан, попробуем посадить тебя на лошадь.
Джулиан уселся верхом гораздо быстрее, чем я думала. Здоровой рукой ухватившись за седло, он справился с задачей легче, чем я предполагала. Впрочем, я всегда знала, что он гораздо сильнее, чем кажется с виду, хотя, наверное, все думают, что он слаб и изнежен, – все, кроме меня. Мы двинулись шагом, малейшая неровность на дороге заставляла Джулиана стискивать зубы от боли. И во время этого медленного шествия в моей голове прорастали семена подозрения и ужасные мысли рождались одна за другой.
– Я хочу рассказать тебе, что произошло, – начал Джулиан, когда мы ехали через открытое поле.
– Потом расскажешь, сейчас ты слаб.
– О, я уже вполне сносно чувствую себя, Харриет, за несколько дней отлежусь. Обещан это время приглядывать за Адой.
– Конечно. Я и всегда это делаю. Но почему...
Лицо Джулиана стало очень серьезным.
– Эти люди, как ты можешь догадаться, из табора. Я узнал Таммаса, их главаря, и двух других. Ты понимаешь, что это значит?
– Нет...
– Эта шайка пользовалась покровительством моего отца в течение многих лет. Им не очень-то были рады остальные. Цыгане не глупы, и они понимают, что гнев отца немедленно обрушится на них за такое обращение с его подопечной, даже если бы он не стал их сурово наказывать за меня. Но за Аду... Почему они так рисковали вызвать его гнев?
– Я думаю, выкуп...
Джулиан презрительно фыркнул, прямо как его братец.
– Какой выкуп, когда половина Йоркшира села бы им на хвост? Не говоря о моем отце. Он... он тяжелый человек, Харриет. Не нашлось бы ни одного крестьянина во всем райдинге, который осмелился бы укрыть их, и они это знают. Подумай, Харриет.
Лошади брели еле-еле, потому что мы их не понукали, а потом и совсем встали. Я смотрела на Джулиана, и тревога возрастала. Его слова были слишком многозначительны. Он ответил мне ясным спокойным взглядом, забыв о боли и поврежденной руке.
– Я надеялся, что ты сама придешь к этому выводу. Может быть, он и абсурден. – Джулиан пожал плечами. – Они смогли бы, возможно, неделю скрываться от погони. За неделю обвенчали бы Дэвида и Аду и добились бы того, чтобы этот брак был доведен до конца.
Меня как будто хлестнули по лицу.
– Но... но твой отец такой брак аннулировал бы, и Дэвида посадили бы в тюрьму! – крикнула я.
– Если бы отец смог найти их, да. Но если Ада не заложница, а добровольно пошла...
– О нет, Джулиан!
– Она любит этого негодяя. Ты не видела ее лицо? Я замечаю давно, как он смотрит на нее... Харриет, я не виню ее, она молода и наивна, легко поддается чувствам, и в этом заключена опасность.
– Ада никогда не пойдет на такое!
– А! Ты не уверена, не так ли? Я же не говорю, что она хладнокровно обдумала побег. Но если ее украдут, и Дэвид явится к ней спасителем, когда она будет сидеть, съежившись, в грязном фургоне цыганского табора... И они могут избежать погони. А старая карга Мэриан пожмет плечами. Похищение? А, очень жаль. Но мужчина, укравший Аду, – отступник, они бежали вдвоем, мы клянемся наказать их, если они вернутся. Девушки здесь нет, можете обыскать, джентльмены... если хотите.
– Ада не сможет, – горячо возразила я, – провести жизнь в грязном цыганском таборе.
– А это и не нужно, – мрачно сказал Джулиан, – через год она появится со своим мужем, и мой отец не сможет аннулировать брак. Будет слишком поздно.
Я поняла, что он деликатно умалчивал о главном подозрении, и меня обдало волной ужаса. Я отчаянно уцепилась за соломинку.
– Но ведь это Дэвид спас ее! Он был тяжело ранен при этом.
– Пытался спасти – точнее сказать. Но не достиг успеха, верно? А что может быть романтичнее раненого героя? Это верный путь победить ее сердце и выиграть. Его рапа не была тяжелой – ты слышала, что сказал Фрэнсис.
Я молчала, расстроенная, моя последняя надежда улетучилась. Джулиан легонько хлопнул по крупу лошади, заставляя ее идти быстрее.
– Я могу ошибаться, – сказал он тихо, – но присмотри за Адой, кузина.
Я проследила, чтобы Джулиана усадили с удобствами в коляске и отправили в Миддлхем и пошла искать Аду. Она сидела у себя в комнате за туалетным столиком все еще в измятом и рваном костюме. Бедная маленькая шляпка со сломанным перышком валялась рядом.
– Ада, – воскликнула я, – почему ты не позвала служанку помочь тебе?
– Фрэнсис сказал, что он поправится, – услышала я в ответ, – он уже открыл глаза и узнал меня.
Мне надо было сдерживаться и быть с ней поласковее, но после того, как Джулиан наговорил мне всяких ужасов, я вышла из себя. Я упала на колени, схватила сестру за плечи и затрясла так, что ее волосы упали на лицо.
– Ада, ты не понимаешь, что говоришь. Этот юноша тебе не пара. Он слуга... Тебе не приходило в голову, что он сам спланировал похищение?
– Дэвид? – Глаза ее устремились на меня, и искры зажглись в голубой глубине. Это должно было послужить мне предупреждением, но я была слишком взволнована, чтобы заметить тревожный знак.
– Да, Дэвид! – И я вылила на нее теорию Джулиана почти в тех же словах, которые употреблял он.
– Как ты смеешь?! – крикнула Ада. – Как у тебя язык повернулся говорить такое про Дэвида? Когда он лежит серьезно раненный из-за меня? Когда он рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня? Никогда больше не произноси таких слов, Харриет, или... или я возненавижу тебя! Я тебя уже ненавижу!
Я смотрела на нее, оцепенев от ужаса. Я видела и раньше, как она сердилась, например гневалась на извозчика, который ударил лошадь, но такой она предстала передо мной впервые. Я с трудом ее узнавала, хотя она все равно оставалась прекрасной.
– Ада, – сказала я умоляюще, и при звуке моего голоса искаженные черты бело-розового лица успокоились и снова приняли прежнее выражение.
Она бросилась на пол рядом со мной, обвила меня руками, и мы через секунду сидели, крепко обнявшись, и плакали, как двое глупых детей.
– Харриет, дорогая, прости меня, – плача, говорила Ада, – как я могла грубо разговаривать с тобой? Ведь я очень тебя люблю... Прости меня, дорогая, любимая Харриет. Но... Ты ведь не думаешь на самом деле так, верно?
– Я... Я не знаю...
– Он никогда бы так не поступил, – прошептала Ада около моего плеча.
– Я хочу спросить тебя кое о чем, милая Ада. Посмотри на меня.
Ада послушно подняла голову, но вопрос уже отпал сам собой, когда паши взгляды встретились. Румянец окрасил щеки, шею и лоб девушки, и она спрятала лицо на моей груди.
– Пообещай мне одну вещь, – сказала я спокойно, хотя и испытывая отчаяние, – ты ведь не бросишь меня, Ада? Ты не убежишь, не поставив меня в известность?
– Нет. – Ответ прозвучал глухо, но твердо... Я не сомневалась в ее искренности. – Харриет, любимая. Я никогда тебя не оставлю. Но... О, как же я несчастна!
Я держала ее в объятиях, утешая, гладя по спутанным волосам, пока она плакала. Она знала правду: ее мечтам не суждено сбыться, и, едва расцветут цветы надежды, они будут растоптаны. А я знала, что должна убить ее мечты, если у нее не хватит сил и духу сделать это самой. Не знаю, кто из нас двоих был более несчастен.
Я ушла, уложив ее в постель. Села за свой письменный стол и начала воспроизводить события минувшего дня. Теперь, когда рядом нет Джулиана, его теория уже не кажется мне столь убедительной. Конечно, Дэвид любит Аду. Я была слепа, не замечая этого, а Ада, благодаря событиям сегодняшнего дня, обнаружила свою ответную любовь к Дэвиду. Но сам он не мог планировать такой дьявольский замысел.