– Скажи, пожалуйста, брат, что ты знаешь о скандинавских медведях, – попросил Иван, – ты еще не говорил о тех, которые называются серебряными.
– Да, и не говорил также о другой разновидности, встречающейся в этих странах, из которой досужие натуралисты сочинили отдельную породу – о медведе с воротником.
– Знаю, ты хочешь сказать о медведе, которому природа подарила белый воротник вокруг шеи. Каково же твое мнение? Этот медведь с воротником составляет отдельную породу или, по крайней мере, постоянную разновидность?
– Ни то, ни другое; этот воротник – простая случайная отметка, встречающаяся у некоторых разновидностей из семейства бурых медведей, когда они молоды, и которая обычно исчезает с достижением животными зрелого возраста. Правда, охотники встречают по временам довольно больших старых медведей с воротниками на шее; но все согласны, что это – отдельные экземпляры из семейства бурого медведя, а не отдельная порода. То же самое относится и к серебряному медведю, и многие охотники рассказывают, что в одном выводке из трех медвежат они находили три разновидности: обыкновенно бурого, бурого с воротником и серебристо-серого, в то время как мать была бурая.
– Хорошо. Отец требует от нас только бурого и черного; но, если мы можем прибавить шкуры двух других разновидностей, он, вероятно, будет очень доволен. А теперь, что ты думаешь о животном, за которым мы гоняемся? По размерам следов, мне кажется, что это должен быть большой медведь.
– Да, очевидно, это старый самец, – ответил Алексей, – но если я не ошибаюсь, то мы скоро будем в состоянии решить это окончательно. След становится свежее, вероятно, животное прошло здесь недавно, и я не удивлюсь, если мы встретим его, не выходя из ущелья.
– Посмотрите! – воскликнул Иван, нетерпеливый взор которого, оторвавшись от следов, устремился вперед, – посмотрите, под корнем этого дерева – яма. Не тут ли мишка?
– Что-то похоже. Тише! Будем идти по следам осторожно. Ни слова!
И все трое, затаив дыхание, пошли по следам, ступая с крайней осторожностью по снегу, и вскоре очутились в шести шагах от указанного дерева.
Казалось, все подтверждало справедливость слов Ивана. След тут кончался, и у начала ямы, которую увидели охотники, снег был истоптан недавно, словно медведь поворачивался здесь два или три раза.
Глава IX. МЕДВЕДЬ ЗИМОЙ
Как мы уже сказали, бурый медведь, подобно другим породам того же семейства, имеет привычку засыпать зимой на несколько месяцев. Когда настает время этой спячки, он ищет пещеру или другое убежище, в котором устраивает себе постель из сухих листьев, трав или мха. Ему, впрочем, и не нужно много этого материала, потому что пушистый мех служит ему в одно и то же время постелью и одеялом. Часто он просто влезает в избранное убежище, укладывает голову меж пушистых лап и засыпает.
Натуралисты видели в этом сне состояние спячки, из которой животное не может ни само выйти, ни быть выведено до срока, определенного природой. Это – совершенное заблуждение, потому что часто медведи, будучи захвачены охотниками во время сна, просыпаются и ведут себя по отношению к противникам, как и во всяком другом случае.
Справедливо будет заметить, что жизнь медведя зимой не походит на жизнь сурка, белки или других грызунов в это же время года: те прячутся просто для предохранения от холода, а чтобы не голодать во время этого затворничества, они предварительно собирают в свое убежище большие запасы того, что составляет их обычную пищу. Пчелы и другие насекомые делают то же самое. Но медведь поступает иначе. Неужели природа отказала ему в инстинкте предусмотрительности? Трудно сказать, но бесспорно, что он не делает никаких запасов на эти продолжительные дни заточения и засыпает, не заботясь о завтрашнем дне.
Как же он может прожить несколько месяцев без пищи? Это одна из тайн природы. Все слышали, что в это время он сосет свои лапы, и не только Бюффон допустил и распространил это нелепое толкование, но еще и старался доказать его правдоподобие, сказав, что если разрезать подошву медведя, то из нее выходит белый молочный сок.
Эта небылица распространена по всему свету, где только зимуют медведи. Ее рассказывают на Камчатке, у индейцев, у эскимосов, на берегах залива Гудзона и между охотниками Норвегии и Лапландии. Каким образом подобная басня могла укорениться у столь различных и до такой степени отдаленных друг от друга народов?
На этот вопрос ответить нетрудно. Басня эта зародилась в Европе между скандинавскими охотниками и была слишком оригинальна, чтобы не распространиться. Путешественники, становясь ее распространителями, прилагали старание, украшая ее и прибавляя разную отсебятину. Так она обошла вокруг света. Но разве не нелепо предполагать, что огромное четвероногое, которому для ежедневной пищи необходимо много килограммов животной и растительной пищи, медведь, пожирающий за один раз теленка, мог бы в течение нескольких месяцев жить, сося свои лапы, питаясь беловатым соком, о котором упоминает Бюффон?
Как же в этом случае он живет без пищи? Может быть, в продолжение этого долгого сна способности и работа пищеварения прекращаются совершенно или становятся почти нечувствительными, а может быть, жизнь и кровообращение поддерживаются огромным количеством жира, которым медведь, так сказать, запасается перед своим заточением. В самом деле, известно, что при наступлении зимнего поста эти животные бывают жирнее, чем в другое время года. Созревание плодов в лесах, желудей, каштанов и других растительных продуктов, составляющих главную пищу медведя, дает ему возможность жить в изобилии, и он жиреет. Да и к чему послужило бы ему бодрствование? В странах, где медведь подвергается спячке, он умер бы в течение зимы с голоду, если б не засыпал периодически. В замерзшей земле, под снегом, он не мог бы находить коренья, а птицы и животные не могут идти в расчет, ибо мишка не настолько проворный, чтобы ловить их.
Медведи пожирают друг друга при случае, но это бывает не всегда, и если б в продолжение зимы они имели только этот источник, то сильно рисковали бы околеть с голоду. Вот почему всегда предусмотрительная природа дала им эту странную способность почти летаргического сна, продолжающегося несколько месяцев. Нельзя сомневаться, что таково было намерение Творца, раз мы видим, что медведи, живущие в теплых странах, таких как Борнео, полуостров Малакка, и даже южноамериканские черные медведи не подвержены спячке. Им нет в этом надобности. Леса, где мороз неизвестен, питают их круглый год, и круглый год медведь бродит, отыскивая себе пищу. Даже в северных местностях полярный медведь остается на ногах всю зиму; так как он не питается растениями, то снег не закрывает его корма, и он постоянно находит себе пищу. Правда, самки скрываются на некоторое время, но совершенно с другой целью.
Если бы не доказано было, что жир, которым запасается медведь перед спячкой, способствует продолжению его жизни во время сна, то чтоб рассеять все сомнения в этом отношении, достаточно будет заметить, что этого жира совершенно не бывает в момент пробуждения. Действительно, в этот момент или немного погодя, мишка бывает тощим, как палка. Если б он мог посмотреться в зеркало, то едва узнал бы себя – до такой степени его длинное, исхудалое тело бывает непохоже на объемистую, круглую тушу, для которой несколько месяцев назад вход в берлогу был слишком тесен.
В продолжение этого долговременного сна в медведе происходит другая очень значительная перемена. Перед зимним заточением он не только бывает очень толстым и жирным, но и очень ленивым, так что самый неопытный охотник легко может убить его. Будучи от природы не злым – я говорю лишь о буром медведе (ursus arctos), хотя замечание это может относиться и ко многим другим породам – он тогда становится еще более мирным и кротким, нежели в обычное время. Так как он находит достаточное количество растительной пищи, которую он предпочитает мясной, то он и не опасен никакому животному существу, лишь бы только его не тревожили. Но он делается совершенно другим при своем пробуждении: он беспокоен, голоден. В это время медведь бросается на стада скандинавских скотоводов и делается бичом окрестных фермеров. Сами охотники, встречая его в это время года, приближаются к нему с большой осторожностью.
Так поступили и наши путешественники. Все трое очень хорошо знали привычки животного, с которым имели дело. Вместо того, чтобы шумно подойти к пещере, они подкрадывались к ней в тишине, держа ружья наготове.
Глава X. ДОМА ЛИ МИХАЙЛА ИВАНЫЧ?
Пещера, если только можно было так назвать медвежью берлогу, не имела другого входа, кроме отверстия обычного размера, едва достаточного для туловища медведя средней величины. Это скорее была яма или нора, вырытая под большой сосной, между корнями которой медведь выбрал себе жилище. Дерево стояло на склоне горы. Перед ним была небольшая площадка, снег на которой казался недавно утоптанным.
Охотники расположились таким образом, чтобы не упустить из виду ни малейшего движения неприятеля. Пушкин стоял ниже всех, прямо напротив входа, на расстоянии не более шести шагов. Иван находился справа, Алексей слева. Естественно, самый опасный пост был избран старым солдатом.
Некоторое время в берлоге не слышно было никакого шума, не замечалось ни малейшего движения.
Охотники решились вызвать животное из его убежища. Они начали кашлять, громко разговаривать, но ничего не помогало. Даже крики не произвели ни малейшего эффекта.
Между тем медведь был в берлоге: ни один из охотников не мог сомневаться в этом. Следы шли ко входу в пещеру и ни один не направлялся назад. Спал ли медведь или нет, но крики не оказывали на него никакого воздействия.
Необходимо было отыскать другое какое-нибудь средство, чтоб заставить его выйти: раздразнить, например, палкой. Путешественники ухватились за эту мысль и поспешили осуществить ее.
Пушкин отправился на поиски длинной жерди. Алексей и Иван остались на своих местах сторожить медведя. Но мишка и не думал показываться, и когда Пушкин возвратился, положение вещей не изменилось. Ветеран срубил топором молодую ель, обрубил ветви и таким образом приготовил длинный шест.
Подойдя к норе, он сунул туда палку, поворошил ею внутри и потом вытащил, ожидая ответа.
Ответа не последовало.
Ветеран снова засунул палку, на этот раз до половины, молодые люди громко закричали – все напрасно: зверь не подавал ни малейшего признака своего присутствия.
– Вероятно, он спит. Толкай, Пушкин, сильнее.
Слова эти показывали нетерпение Ивана.
Пушкин подошел ближе, засунул палку глубже и принялся за более основательные исследования, но шест не встретил ничего похожего на мех зверя и только упирался в стенки. Ветеран подошел к самой пещере, молодые люди приблизились со своей стороны, и розыск возобновился. Вскоре Пушкин убедился, что зверя внутри не было. Он решил попытаться в последний раз. Посоветовав своим молодым товарищам хранить полное молчание, он прилег на землю у самого входа в пещеру и начал прислушиваться.
Вдруг среди этой тишины до слуха братьев донесся шум, которого не мог слышать Пушкин, но который заставил их отступить и поднять глаза на вершину дерева. В то же мгновение они вскинули ружья вверх.
Огромное животное медленно спускалось с высокой сосны, у корня которой они находились. Ни один из них не мог сказать наверняка, какой породы зверь представился их взорам, ибо с первого раза нельзя было различить ни головы, ни ног, и видели они только безобразную массу длинной бурой шерсти. Вниз с дерева спускался на них медведь, которого они ожидали встретить в берлоге.
Глава XI. ВРУКОПАШНУЮ
Алексей и Иван громко закричали, предупреждая Пушкина, и оба одновременно выстрелили по медведю.
Тогда только старик поднял голову, но было уже поздно: едва он успел вскочить на ноги, как зверь уже спустился и одним ударом опрокинул его навзничь.
Может быть, для Пушкина было бы выгоднее оставаться в этом положении, так как медведь уже повернулся и, казалось, приготовился к отступлению, но старый гренадер мгновенно вскочил на ноги и схватился за ружье.
Это приготовление к битве в соединении с болью от ран привели мишку в ярость. Он немедленно развернулся и, разинув пасть, пошел на ветерана. Пушкин успел спустить курок, но, увы, произошла осечка. Ружье было кремневое, к тому же при своем падении в снег старик подмочил порох.
Это еще больше усилило ярость животного, а когда еще Иван выстрелил по нему крупной дробью, медведь дошел до крайних пределов бешенства.
Пушкин, однако, успел выхватить большой нож – единственное оружие, которое имелось у него под рукой. Может быть, топор был для него удобнее, но старик оставил его на том месте, где рубил елку. Делать было нечего, и он с одним ножом решился принять рукопашный бой.
Старик имел еще возможность отступить, но, конечно, подвергая себя верной гибели. Медведь стоял выше него, на склоне, и как только бы Пушкин повернулся, страшное животное могло броситься на него в одно мгновение. И старый гренадер решился дожидаться врага лицом к лицу, пытаясь, если можно, отступить на более удобную почву.
Медведь остановился на минуту, облизал рану, и у Пушкина была возможность податься назад.
Именно в момент, когда он спустился с покатости, его противник с ужасным ревом вышел из облака дыма, которое его отчасти покрывало, и бросился на ветерана. Остановившись шагах в двух, мишка поднялся на задние лапы и принял позу настоящего борца.
Братья увидели только, как Пушкин махнул ножом, а потом человек и зверь вступили в рукопашную битву. Они кружились как в вальсе, поднимая вокруг снежную пыль. С минуту только и видна была темная масса среди белого вихря.
Иван закричал, испугавшись за жизнь Пушкина. Более спокойный Алексей быстро зарядил карабин, понимая, что освободить старика можно не иначе, как убив зверя.
Для Пушкина наступил момент страшной опасности. Медведь принадлежал к числу самых больших и свирепых. Успев зарядить карабин, Алексей подбежал к месту битвы. Человек и зверь, тесно обнявшись, продолжали кружиться.
Вдруг они разошлись. Пушкину удалось вырваться из лап медведя, и он начал отступать, но так неудачно, что мешал Алексею выстрелить. Зверь и человек переходили в эту минуту через овраг и очутились на куче снега. Пушкин всеми силами старался избежать объятий медведя. Действительно, в то время как человек чувствовал, что снег трещит и подается под его ногами, широкие лапы четвероногого скользили по поверхности без малейшего затруднения.
Пушкину удалось немного отойти, но медведь тотчас же догнал его. Раз или два зверь был так близко от человека, что касался носом его одежды, но, чтобы действовать когтями, нужно было сблизиться еще больше, и медведь это понимал. И вот, встав на задние лапы и приподняв одну переднюю, он приготовился поразить свою жертву. Иван и Алексей вскрикнули от отчаяния, но в этот самый момент Пушкин словно провалился сквозь землю.
Молодые охотники подумали сначала, что он упал, пораженный своим страшным противником. Они видели, как медведь ринулся вперед, словно для того чтобы броситься на опрокинутого врага, но в то же время к их ужасу присоединилось удивление. Они не видели ни человека, ни зверя – оба исчезли.
Глава XII. ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
Внезапное исчезновение человека и зверя крайне встревожило бы наших молодых охотников, если бы они не помнили недавнего происшествия с Пушкиным. Занятый исключительно медведем, Пушкин, без сомнения, позабыл об опасности путешествия через снеговой мост.
Но на этот раз не было ничего смешного. Пушкин находился в провале не один: по всей вероятности, он изнемогал под тяжестью зверя, который грыз его зубами, или, может быть, несчастный просто утонул в потоке, бежавшем под снегом. С другой стороны, – бросился ли медведь на врага, когда тот исчез, или с разбега попал в яму против желания? Алексей и Иван полагали, что падение зверя было не умышленно, потому как видели, что он будто бы искал обход. Впрочем, неважно было, добровольно ли он бросился в яму или против своей воли. Так или иначе, он должен был упасть на голову бедному гренадеру; зная же неутолимую злобу этого животного, когда оно рассвирепеет, братья видели только два возможных исхода для своего товарища – утонуть или быть растерзанным в клочья.
Алексей тем не менее направился с ружьем в руках к тому месту, где исчезли зверь и человек, готовый мгновенно стрелять. Приблизившись, он услышал под ногами шум, среди которого легко было различить ворчанье медведя. Из этого он заключил, что борьба продолжается, и поторопился вперед. Крайне, однако, удивляясь, что не слышит голоса Пушкина.
Приблизившись шага на два к яме, Алексей увидел что-то, заставившее его мгновенно остановиться. Это был кончик медвежьего носа, появившийся на поверхности. Ему тотчас пришла в голову мысль, что медведь, стоя на задних лапах, старается вылезти, карабкаясь по стенке. Скоро догадка эта подтвердилась; действительно, зверь высунул из ямы голову и часть шеи, но в ту же минуту снова исчез.
Алексей пожалел, что не воспользовался удобным моментом и не выстрелил ему в голову, однако не прошло и десяти секунд, как кончик носа опять появился на поверхности. По всей вероятности, медведь делал вторичную попытку освободиться.
Первой мыслью Алексея было подождать, пока покажется вся медвежья голова, но он тут же одумался, ибо зверь мог на этот раз выйти на снег, и тогда он сам очутился бы в опасности. Поэтому охотник решил выстрелить, дождавшись наиболее благоприятного момента. Мгновение это настало, и раздался выстрел. В продолжение нескольких секунд Алексей ничего не видел. Дым заволок яму. Плеск, раздающийся из-под снега, свидетельствовал, что медведь бьется в воде, и его жалобные крики и ворчанье становились все слабее.
Как только рассеялся дым, Алексей подполз на коленях к краю ямы и заглянул в нее. Стенки ее были окровавлены, а в глубине виднелась черная масса, в которой нельзя было не узнать медведя.
Но что же произошло с Пушкиным? В глубине ямы Алексей очень хорошо видел зверя, еще бившегося в предсмертных судорогах, но не было ничего похожего на человека. Куда же мог подеваться бедный ветеран? Или он утонул в воде, и труп его унесло быстрым течением?
Молодой человек начал кричать, зовя своего старшего товарища. Вдруг он услышал в нескольких шагах позади себя громкий хохот Ивана. Алексей мгновенно приподнялся, спрашивая себя, какова причина столь неуместного в данных обстоятельствах хохота, и уже хотел упрекнуть брата, но в ту же самую секунду его взгляд упал на какой-то предмет.
Шагах в десяти из-под снега неожиданно показалось что-то круглое. Это была… голова Пушкина. При виде старика Алексей не мог удержаться, чтобы не засмеяться вместе с братом.
Впрочем веселье это было кратковременным, ибо рассудок подсказал им, что Пушкин мог быть серьезно ранен, и братья поспешили к гренадеру.
Но Иван вновь не смог удержаться от смеха. Голова старика торчала из-под снега словно сфинкс, волосы и усы были покрыты снежною пылью, а выражение лица было до такой степени комично, что невозможно было смотреть равнодушно.
Алексей же на этот раз не разделял веселья брата, он хотел узнать поскорее, не ранен ли старик.
– Пустяки, несколько царапин, мои милые господа, – улыбнулся Пушкин, – не более как несколько царапин. Но где же медведь?
– Для него все кончено, с этой стороны мы можем быть совершенно спокойны. Я думаю, любезный Пушкин, что твой нож значительно помог делу, так как зверь был не в силах вылезти из ямы, я его прикончил из карабина, и нам остается лишь снять с него шкуру. Но прежде позволь нам вытащить тебя, а потом уже расскажешь нам, каким чудом избежал ты гибели, казалось, неминуемой. Мы за тебя страшно переживали.
И братья начали расчищать снег, пока не освободили Пушкину плечи, а потом, схватив его за руки, помогли выбраться из снежной могилы.
Глава XIII. ПОД СНЕГОМ
Пушкин начал рассказывать о своем приключении, и молодые товарищи его слушали с большим любопытством, хотя отчасти уже догадались, в чем было дело. Им хотелось услышать от старого солдата разъяснение многих подробностей.
Прежде всего братья узнали, что он отступил вовсе не потому, что счел себя побежденным, а оттого, что потерял свой нож. Обагренная кровью рукоятка выскользнула у него из рук, что стало с ножом – неизвестно. Будучи безоружным, он должен был во что бы то ни стало уклониться от объятий медведя. Да и что в самом деле мог предпринять безоружный человек против такого крупного зверя?
Освободившись от него, Пушкин начал отступать, позабыв о недавнем приключении и не думая об опасности, ожидавшей его при переходе через ущелье по льдистой корке, которая уже проваливалась по ногами. Впрочем, у него и не было другой дороги. Направо и налево ему пришлось бы взбираться на скалы, и в два прыжка медведь непременно настиг бы его. Из всех зол гренадер избрал меньшее, и последствия доказали, что падение в яму было для него самой удачной попыткой спастись. Иначе он наверняка попал бы в лапы медведя и был бы растерзан.
Почувствовав, что он находится в воде, Пушкин вспомнил, что это уже случилось с ним недавно. Ему тотчас же представился снежный свод над ручьем, и, видя, что медведь готов обрушиться на него, солдат начал искать убежище в этом подобии туннеля. Едва он забился под свод, как зверь обрушился позади него с ужасным ревом.
Старик продолжал идти по ручью, прокладывая себе дорогу. Снег был мягким, и делать это было нетрудно.
В продолжение этого времени Алексей управился с медведем. Вместо того, чтобы преследовать Пушкина под снегом, испуганный мишка, очутившись в воде, думал уже только о собственном спасении.
Остальное молодым людям было известно.
Ветеран, впрочем, не вышел невредимым из битвы. Внимательно осмотрев его, молодые люди увидели у него на левом плече глубокие следы медвежьих когтей.
Алексей имел кое-какие хирургические познания. Не теряя ни минуты, он тут же перевязал рану, разорвав на полосы нижнюю рубаху, и старик мог рассчитывать на скорое выздоровление.
После этого они отправились к яме посмотреть на медведя.
Иван, принимавший во всем происходившем лишь некоторое участие, теперь принял на себя самую деятельную роль. Он спустился в яму, обвязал медведя веревками и помог брату и Пушкину вытащить его на поверхность. Тремя месяцами раньше, до спячки, не так легко было бы вытащить мишку, который весил тогда не менее трех тысяч фунтов, но теперь, конечно, тяжесть его была вдвое меньше. Но его шкура была в отличном состоянии, а только это и требовалось нашим охотникам.
Вытащив зверя с большими усилиями, они приступили к снятию шкуры, для чего подтянули медведя на толстую ветвь ближайшего дерева. Пушкин отыскал свой нож, и работа закипела. Каждый, однако, работал осторожно, потому что они знали, с каким придирчивым вниманием шкура будет осмотрена старым графом. Предоставив мясо волкам и другим хищным животным, охотники возвратились в курной шалаш своего радушного хозяина-лопаря.
Глава XIV. ОБОЙДЕННЫЙ МЕДВЕДЬ
Убитый медведь был настоящий ursus arctos, или бурый, названный так по цвету своего меха, равномерно бурому в девяноста случаях из ста; но это название недостаточно отличает его, ибо есть бурые медведи, принадлежащие к другим различным породам.
Запасшись первым трофеем, наши охотники начали помышлять уже о том, чтобы добыть шкуру черного медведя. Они знали, что это нелегко, потому что ursus niger, европейский черный медведь – одно из весьма редких животных. Действительно, он встречается так редко, что из тысячи шкур в меховой торговле едва насчитывается две или три, принадлежащие этой разновидности.
Путешественники находились именно в той стране, где легче всего могли встретить то, что искали, потому что черные медведи живут лишь на севере Европы и Азии. Разновидность эта никогда не встречается в горах, лежащих далее к югу, – Пиренеях, Альпах или Карпатах.
Им нечего было и думать ни о сером, или серебристом, медведе, ни о том, у которого на шее белое кольцо, – о медведе с воротником. Как сказал Алексей, все изучавшие ursus arctos в странах, где поселила его природа, знают, что это просто случайная разновидность. Настоящий медведь с воротником (ursus collaris) не обитает в Лапландии, а только на севере Азии, на Камчатке, вследствие чего он называется еще сибирским медведем. Наши охотники и не думали гоняться за этими двумя разновидностями, но они, конечно, были бы рады случаю выполнить более, чем обязывала их программа, и в этом отношении судьба им благоприятствовала. Действительно, в то время, когда они пустились на поиски ursus niger, они встретили бурую медведицу с тремя медвежатами – один был бурый, другой с белым воротником, а третий – серый, как барсук. Все четыре медведя были убиты, и шкуры их отправлены в музей графа.