Страница:
Как я уже отметил ранее, человек в своей новой роли селекционера действовал несомненно подсознательно или даже инстинктивно. Именно этим объясняется прогрессирующее развитие почти в каждой породе инфантильных черт. Определенное значение для дальнейшей дифференциации пород имела свойственная человеку тяга ко всему новому, необычному, каковым бы оно ни было. Яркое пятно, новый окрас, неожиданная и странная манера держать хвост – все это, безусловно, привлекало человека, отличающегося удивительным любопытством, и со временем новые черты стали культивироваться и накапливаться в различных породах собак.
В связи с этим я хочу вновь вернуться к разговору о свисающих ушах с их признаками инфантилизма, которые присущи подавляющему большинству собак несторожевых и неслужебных пород. Общепринято мнение о том, что при селекции длинноухие щенки получали предпочтение, поскольку «вызывали расположение к себе». Пьетро Омодео, профессор зоологии Падуанского университета, как-то в разговоре со мной высказал предположение, касающееся охотничьих собак. По следу эти собаки идут, используя острое обоняние. Но когда они приближаются к добыче, то запах становится равномерно сильным повсюду, и здесь на помощь должен прийти слух. Поэтому в данном случае были бы весьма полезны чуткие уши, указывающие направление звука (например, прямые и подвижные волчьи уши). Вот, по-видимому, почему, помогая человеку на охоте, собака в самый критический момент останавливается словно в растерянности: из-за свисающих длинных ушей она не в состоянии определить источник звука; стоит как вкопанная и не бросается на добычу, с которой охотник расправляется уже сам.
Эта догадка представляется мне более чем вероятной. Но вполне возможно, что оба фактора, то есть новая необычная роль собаки и признаки инфантилизма, обусловили форму ушей охотничьих собак.
Итак, волк превратился в собаку в силу многих причин. Самое главное это то, что, оказавшись в новой среде, волк претерпел различные селекционные модификации. Кроме того, с ростом цивилизации человек все более осваивался с ролью селекционера, совершенствуя и подчиняя определенным целям отбор. Одновременно с этим на характерные особенности нового домашнего животного непосредственное влияние оказала среда, созданная человеком. Так, например, сильно возросла плодовитость собаки. Если у волчиц первая течка наступает в конце второго года жизни и повторяется раз в год, то у собак почти всех пород она наблюдается уже в конце первого года жизни и повторяется каждые шесть месяцев. Годичная цикличность свойственна только африканской собаке базенджи и вновь обретшей дикое естество австралийской собаке динго (у которой такая цикличность сохранилась издавна или же развилась вторично).
Кроме того, подсознательная селекционная работа человека способствовала большей склонности к половой неразборчивости у собаки. Известно, что волк строго моногамное животное, а вот собака таковой не является. И это не случайно, ибо она служит селекционной деятельности человека, давая ему возможность самому решать, каких именно партнеров следует брать для спаривания. Вот почему в ходе длительного процесса одомашнивания большее предпочтение на выживание получили те собаки, которые оказались менее разборчивы в выборе полового партнера.
Этот долгий путь развития пройден, но одомашнивание продолжается до сих пор, поскольку у собаки есть еще много «волчьих черт». На одной из них мне хотелось бы остановиться особо.
Нелепо? Безусловно, считаем мы. Но на самом деле это не совсем так. В нас, людях, такая привычка вызывает омерзение из гигиенических соображений. К тому же от нее очень трудно отучить. И сколько бы мы ни выходили из себя, наши собаки то и дело будут инстинктивно возвращаться к ней. Дело в том, что это атавизм, сохраняющийся с той поры, когда собака была волком, то есть пятнадцать тысяч лет назад, и когда такая форма поведения служила вполне определенной цели.
Словом, речь идет о миметизме. И в этом непроизвольном подражании всегда присутствуют модель, подражатель и приемник сигнала. Как правило, мы плохо воспринимаем события, о которых нас информируют запахи, поскольку человек, как полагают, обладает зрительным мышлением. Чтобы придать большую наглядность нашим рассуждениям, попробуем поначалу понять этот механизм на некоторых случаях зрительного восприятия. Вспомним кукушку, которая обманывает других насекомоядных птиц (приемников сигнала), подкладывая в их гнезда собственное яйцо (подражатель), сходное по форме и цвету с яйцами (моделью) отложенными хозяевами гнезда. А вот пример, который нам дают хищные жуки-светляки Photuris, испускающие световые сигналы, очень сходные с сигналами самок насекомых других видов. Таким образом самцы, которые летят для спаривания, оказываются легкой добычей Photuris. Аналогичен случай с мнимой рыбкой-чистильщиком Aspidontustaeniatus, которая имитирует внешний вид и повадки настоящей рыбки-чистильщика Labroidesdimidiatus. Благодаря такому оптическому обману хищник не вызывает тревоги и беспрепятственно подплывает к рыбам различных видов, желающих освободиться от паразитов, но вместо помощи получающих смертоносный удар.
Все это примеры сигналов, передаваемых от особей одного вида особям другого в целях обмана. Перед нами типичная ситуация: волк в овечьей шкуре.
Но тогда может существовать и обонятельный обман. В природе есть немало растений, испускающих запах навоза, гнили, падали. Это как раз тот самый химический миметизм, который в данном случае служит целям привлечения некоторых навозных жуков или мясных мух (Calliphoridae) как переносчиков пыльцы.
Вот мы и подошли к пониманию сути самого вопроса, не правда ли? Ну конечно, ведь в ряде случаев мы сами прибегаем к такой уловке. Вспомним охотников на кабанов, которые накануне вечером оставляют снаряжение и одежду в коровнике. Назавтра удастся провести подозрительного зверя, который не учует знакомый ему пугающий запах человека. А запах коровы его не вспугнет, поскольку от нее он не ждет никакого подвоха. (Это ловкий прием, а отнюдь не суеверный предрассудок охотников былых времен.) К такой же уловке прибегают племена африканских пигмеев, которые охотятся на слонов. Более того, они обмазываются с ног до головы в свежих экскрементах слона и даже набирают в рот жижу испражнений. Весьма чувствительный к запаху человека слон, не подозревая опасности, спокойно пасется, не бежит в панике и не нападает на охотника, ибо он улавливает лишь свой собственный запах.
То же самое можно сказать о наших собаках или лисицах, которые, обмазываясь в экскрементах животных другого вида или в падали, делают это (а вернее, делали раньше) не без умысла. Такие обонятельные сигналы могут быть восприняты потенциальной жертвой и притупить ее бдительность. Следовательно, они приносят пользу хищникам. Вот отчего такая привычка сделалась инстинктивной в репертуаре поведения псовых. Поэтому и наш чистый, ухоженный пес, едва выйдет погулять, как уже не может устоять перед соблазном. Изогнув характерным образом шею, он начинает с одержимой тщательностью вымазываться в дерьме. Но теперь нам известна причина подобного поведения. Единственно, кто ее не знает и не может отделаться от дурной привычки, это сама собака.
И все же в природе тоже существует модель, когда одно животное так или иначе подражает другому. В частности, эволюция домашних животных напоминает эволюцию миметизма. Впрочем, все типы эволюционных процессов имеют те или иные черты сходства. Дело в том, что одни модели мы способны угадать интуитивно, а другие – нет. Животные, которые вообще очень медленно приспосабливаются к изменениям окружающей среды, тяготеют (фигурально выражаясь) к определенной модели, которую мы иногда можем предугадать хотя бы теоретически. Не исключено, что биологи будущего, вооруженные большими знаниями, смогут лучше уяснить суть событий и раскрыть новые аспекты эволюции диких животных.
А пока, если мы не хотим постоянно играть только главную роль, нам следует понять лишь одно: сами мы одновременно являемся и носителями, и объектом естественного отбора. Искусственный отбор естествен.
Поселения на сваях обнаружены в Италии, Франции и Швейцарии, где среди разных предметов материальной культуры были найдены и кости домашних лисиц. Да, именно домашних, которые, по всей вероятности, были выведены путем искусственного отбора. Даже в сравнении с мелкими островными лисицами Корсики и Сардинии эти домашние животные были очень мелки и страдали серьезным заболеванием, в силу чего вряд ли смогли бы выжить в естественных условиях. Их ладьевидная кость предплюсны настолько прочно срослась с пяткой из-за поражения суставов артритом, что животные плохо передвигались и едва ли смогли бы самостоятельно добывать корм. Поэтому совершенно очевидно, что о них проявляли заботу обитатели жилищ на сваях. Люди разводили этих лисиц, чтобы использовать их мясо в пищу (следы зубов человека обнаружены на костях домашних лисиц), как, впрочем, и мясо их диких сородичей. Не исключено также, что лисиц держали, чтобы избавиться от надоедливых грызунов. Нетрудно предположить, что и сам внешний вид этих милых симпатичных зверьков мог послужить первоначальной причиной их приручения.
Однако затея с одомашниванием лисицы провалилась. Я немало думал над причинами такой неудачи. Безусловно, лисица не обладает чувством коллективизма, как собака, а потому решительно противится подчиняться какому-либо хозяину. Но мы знаем, что, если животное оказывается нужным и полезным, человек в состоянии преодолеть такое неподчинение. Достаточно в этой связи вспомнить лошадей и крупный рогатый скот. В обоих случаях речь идет о видах полигамных, чьи самки связаны в систему иерархии, а потому легко управляемы. А вот жеребцы и быки не всегда бывают столь покорны. Человек сумел решить эту сложную проблему с помощью кастрации животных. Быки и жеребцы сохранялись только для поддержания поголовья, для племенной работы, и человек обходился с ними со всеми мерами предосторожности, как и полагается с дикими животными. И все шло превосходно. Более того, он сумел даже использовать буйный нрав быков для собственного увеселения, придумав корриду. Таким образом, человек в многообразии своих требований располагает всем необходимым – вплоть до самых непокорных животных, одомашнивание которых шло по линии отбора на агрессивность. Вспомним аквариумных бойцовых рыбок и породу бойцовых петухов. На Дальнем Востоке выведены даже бойцовые перепела.
Рассуждая далее, можно было бы вспомнить, что лисица еще более привержена к моногамии, чем волк, а это, как мы видели, служило серьезным препятствием для одомашнивания. Но когда человек хочет чего-нибудь добиться… А впрочем, не будем особенно распространяться и приведем в качестве примера голубей, отличающихся удивительной верностью друг другу. Казалось, тут ничего нельзя было предпринять: голуби были моногамны в диком состоянии и таковыми остались, став одомашненными. Но человек и здесь сумел преодолеть препятствие, по-своему решив проблему спонтанного образования голубиных пар. Помещая в одну клетку самца и самку, от которых он хотел получить потомство, человек вынуждал их к спариванию, навязывая им свою волю и не считаясь с их выбором.
На мой взгляд, подлинную конкуренцию лисице в завоевании человеческой ниши оказала кошка. Но в ту эпоху ее еще не было среди обитателей жилищ на сваях. Она была одомашнена около пяти тысяч лет назад в Египте. По всей вероятности, причиной тому послужили главным образом сугубо религиозные мотивы: кошек держали в храмах и по их поведению жрецы составляли свои предсказания. Итак, поначалу кошка почиталась как культовое животное, и египтяне запрещали вывозить ее в другие страны. Для защиты своих жилищ от грызунов древние египтяне приручили генетту, которая, по-видимому, тоже была в конце концов одомашнена. Но нужно признать, что кошка составила такую сильную конкуренцию всем прочим истребителям грызунов, что постепенно завоевала жилища человека во всем мире.
И все же лисица как домашнее животное, дающее ценный мех, вновь появилась на горизонте в конце прошлого столетия. Всем памятны лисьи палантины, которые когда-то носили модницы. Кажется, лисьи воротники вновь входят в моду. Помню, у моей мамы были две чернобурки с белым пятном на хвосте. У этих полых лисьих шкурок были безжизненно болтавшиеся лапы с черными коготками, морда со стеклянными глазами и нос из папье-маше, а в пасть было вставлено пружинное устройство, так что она могла «кусаться». Ребенком я подолгу разглядывал их, гладил, но, наверное, не верил, что когда-то они могли быть живыми смышлеными зверьками. Для меня они были всего лишь несколько экстравагантной частью женского туалета.
Приручение пушного зверя – это, очевидно, особый вид одомашнивания, в ходе которого человек задается совершенно определенной целью: получить животных с красивым ценным мехом разнообразного окраса. Однако изменения условий жизни неизбежно должны были породить целый ряд других последствий. Мне это особенно хорошо известно, поскольку для лабораторных работ я то и дело испытываю нужду в мышах, которые по возможности походили бы на своих диких сородичей. Более того, мне хотелось бы иметь дело с подлинно дикими мышами, но таковых сыскать трудно.
И все же для работы необходимо раздобывать именно диких мышей. С этой целью мы расставляем мышеловки, множество мышеловок, на старых мельницах, в сыроварнях, коровниках. Но как раз в таких злачных для мышей местах происходит первый отбор. Да и кто вообще может гарантировать, что оказавшаяся в мышеловке мышь представляет собой подлинного представителя диких обитателей подполья? А может быть, они просто самые любопытные или настойчивые? Согласен, что теоретически можно было бы отграничить естественную среду обитания и отлавливать только тех мышей, которые обитают в ней. Но это только теоретически. Во всяком случае, если бы нам даже удалось такого добиться, то потом могло оказаться, что не все мыши способны размножаться в неволе. И как бы ни было велико наше неудовольствие, мне и моим сотрудникам приходится мириться с тем, что каждое новое поколение наших лабораторных мышей все далее отстоит от своего дикого образца. Вне всякого сомнения, это уже первый этап одомашнивания. (По этой самой причине я и сказал тогда Раффаэлле Савинелли, что рожденные в неволе лондонские шимпанзе уже символизируют собой первый шаг в сторону от лесных шимпанзе Африки.)
Но вернемся к лисице. Прошло уже восемьдесят лет, как мы выращиваем в домашних условиях этого пушного зверя, производим скрещивание в целях получения новых разновидностей меха. Что же касается всего остального, то обычно мы довольствуемся тем, что животные податливы, здоровы и плодовиты. Словом, речь идет о животных, предназначенных для содержания в клетках, и не более. Но вот, имея на руках все тот же живой материал, два советских исследователя, Д.К. Беляев и Л.Н. Трут, работающие в Сибири, произвели на опытной звероферме эксперимент по селекции лисиц, который со многих точек зрения весьма примечателен и поучителен. Результаты этого эксперимента дают нам возможность понять, каким образом лисица может превратиться в настолько податливое и ласковое животное, что своим присутствием способна доставлять удовольствие человеку, став чем-то средним между собакой и кошкой. (Не исключено, что именно такими были маленькие лисицы, прирученные древними обитателями жилищ на сваях.)
Около двадцати лет назад Беляев и Трут начали формировать пары из самых добродушных и наиболее прирученных лисиц, которых можно было отыскать среди обитателей крупной зверофермы, расположенной близ Академгородка в Новосибирской области. Они занимались селекцией, имея в виду отбор вполне определенных черт поведения животных, и добились заслуженного успеха. Им удалось вывести новую породу лисиц, с доверием относящихся к человеку, не кусающихся, имеющих игривый характер и вполне пригодных для нормальной жизни в жилище человека. Но интереснее всего то, что при сравнении со своими собратьями, которые не подвергались первоначальной селекции, лисицы новой породы значительно отличаются и в гормональном плане. Так, в их крови содержится гораздо меньше кортикостеронов. Таким образом, советские ученые выделили – на длительном пути от гена до признака – промежуточную стадию, то есть отличительное состояние на уровне гормональной деятельности, которая затем сказывается (и именно здесь осуществляется селекция) на самом поведении животного. Но и это еще не все. Лисицы, выведенные путем селекции, отличаются к тому же повышенной половой активностью. Свойственный всем лисицам четко установившийся годовой цикл в данном случае стал шестимесячным. Иными словами, мы видим здесь ту же модификацию, которая произошла в глубокой древности при преобразовании волка в собаку.
На основе данных этого эксперимента можно было бы сделать немало спекулятивных выводов. (Человек производит селекцию, чтобы изменить характер животного, но при этом изменяются и другие существенные его особенности. Не взаимосвязаны ли друг с другом многие характерные особенности домашних животных? Все ли эти признаки зависят от одних и тех же генов и одних и тех же гормональных систем?) Не хочу особо настаивать на подобных выводах, ибо, как я считаю, давно уже очевидно, что всякое одомашнивание знаменует собой резкий поворот в сторону новых эволюционных путей. А для животных это означает полный переворот в жизни вида.
Что же касается нашей истории, то ее главными героями являются собака (домашнее животное) и лисица (недомашнее животное). Теперь мы знаем, что это такое, и нам должна быть лучше понятна сама суть проблемы.
Глава шестая
В связи с этим я хочу вновь вернуться к разговору о свисающих ушах с их признаками инфантилизма, которые присущи подавляющему большинству собак несторожевых и неслужебных пород. Общепринято мнение о том, что при селекции длинноухие щенки получали предпочтение, поскольку «вызывали расположение к себе». Пьетро Омодео, профессор зоологии Падуанского университета, как-то в разговоре со мной высказал предположение, касающееся охотничьих собак. По следу эти собаки идут, используя острое обоняние. Но когда они приближаются к добыче, то запах становится равномерно сильным повсюду, и здесь на помощь должен прийти слух. Поэтому в данном случае были бы весьма полезны чуткие уши, указывающие направление звука (например, прямые и подвижные волчьи уши). Вот, по-видимому, почему, помогая человеку на охоте, собака в самый критический момент останавливается словно в растерянности: из-за свисающих длинных ушей она не в состоянии определить источник звука; стоит как вкопанная и не бросается на добычу, с которой охотник расправляется уже сам.
Эта догадка представляется мне более чем вероятной. Но вполне возможно, что оба фактора, то есть новая необычная роль собаки и признаки инфантилизма, обусловили форму ушей охотничьих собак.
Итак, волк превратился в собаку в силу многих причин. Самое главное это то, что, оказавшись в новой среде, волк претерпел различные селекционные модификации. Кроме того, с ростом цивилизации человек все более осваивался с ролью селекционера, совершенствуя и подчиняя определенным целям отбор. Одновременно с этим на характерные особенности нового домашнего животного непосредственное влияние оказала среда, созданная человеком. Так, например, сильно возросла плодовитость собаки. Если у волчиц первая течка наступает в конце второго года жизни и повторяется раз в год, то у собак почти всех пород она наблюдается уже в конце первого года жизни и повторяется каждые шесть месяцев. Годичная цикличность свойственна только африканской собаке базенджи и вновь обретшей дикое естество австралийской собаке динго (у которой такая цикличность сохранилась издавна или же развилась вторично).
Кроме того, подсознательная селекционная работа человека способствовала большей склонности к половой неразборчивости у собаки. Известно, что волк строго моногамное животное, а вот собака таковой не является. И это не случайно, ибо она служит селекционной деятельности человека, давая ему возможность самому решать, каких именно партнеров следует брать для спаривания. Вот почему в ходе длительного процесса одомашнивания большее предпочтение на выживание получили те собаки, которые оказались менее разборчивы в выборе полового партнера.
Этот долгий путь развития пройден, но одомашнивание продолжается до сих пор, поскольку у собаки есть еще много «волчьих черт». На одной из них мне хотелось бы остановиться особо.
Химический миметизм собаки и лисицы
Что и говорить, привычка эта нелепая и мерзкая, от которой трудно отучить и Блюе, и Кочиса, поскольку она свойственна всем псовым: собакам, лисицам, шакалам и т. д. Речь идет о привычке валяться в экскрементах других животных (включая человека) или даже на падали, выпачкав этими продуктами органического разложения свои бока, шею, спину. Некоторые даже непрочь отведать эту мерзость. А почему бы нет?Нелепо? Безусловно, считаем мы. Но на самом деле это не совсем так. В нас, людях, такая привычка вызывает омерзение из гигиенических соображений. К тому же от нее очень трудно отучить. И сколько бы мы ни выходили из себя, наши собаки то и дело будут инстинктивно возвращаться к ней. Дело в том, что это атавизм, сохраняющийся с той поры, когда собака была волком, то есть пятнадцать тысяч лет назад, и когда такая форма поведения служила вполне определенной цели.
Словом, речь идет о миметизме. И в этом непроизвольном подражании всегда присутствуют модель, подражатель и приемник сигнала. Как правило, мы плохо воспринимаем события, о которых нас информируют запахи, поскольку человек, как полагают, обладает зрительным мышлением. Чтобы придать большую наглядность нашим рассуждениям, попробуем поначалу понять этот механизм на некоторых случаях зрительного восприятия. Вспомним кукушку, которая обманывает других насекомоядных птиц (приемников сигнала), подкладывая в их гнезда собственное яйцо (подражатель), сходное по форме и цвету с яйцами (моделью) отложенными хозяевами гнезда. А вот пример, который нам дают хищные жуки-светляки Photuris, испускающие световые сигналы, очень сходные с сигналами самок насекомых других видов. Таким образом самцы, которые летят для спаривания, оказываются легкой добычей Photuris. Аналогичен случай с мнимой рыбкой-чистильщиком Aspidontustaeniatus, которая имитирует внешний вид и повадки настоящей рыбки-чистильщика Labroidesdimidiatus. Благодаря такому оптическому обману хищник не вызывает тревоги и беспрепятственно подплывает к рыбам различных видов, желающих освободиться от паразитов, но вместо помощи получающих смертоносный удар.
Все это примеры сигналов, передаваемых от особей одного вида особям другого в целях обмана. Перед нами типичная ситуация: волк в овечьей шкуре.
Но тогда может существовать и обонятельный обман. В природе есть немало растений, испускающих запах навоза, гнили, падали. Это как раз тот самый химический миметизм, который в данном случае служит целям привлечения некоторых навозных жуков или мясных мух (Calliphoridae) как переносчиков пыльцы.
Вот мы и подошли к пониманию сути самого вопроса, не правда ли? Ну конечно, ведь в ряде случаев мы сами прибегаем к такой уловке. Вспомним охотников на кабанов, которые накануне вечером оставляют снаряжение и одежду в коровнике. Назавтра удастся провести подозрительного зверя, который не учует знакомый ему пугающий запах человека. А запах коровы его не вспугнет, поскольку от нее он не ждет никакого подвоха. (Это ловкий прием, а отнюдь не суеверный предрассудок охотников былых времен.) К такой же уловке прибегают племена африканских пигмеев, которые охотятся на слонов. Более того, они обмазываются с ног до головы в свежих экскрементах слона и даже набирают в рот жижу испражнений. Весьма чувствительный к запаху человека слон, не подозревая опасности, спокойно пасется, не бежит в панике и не нападает на охотника, ибо он улавливает лишь свой собственный запах.
То же самое можно сказать о наших собаках или лисицах, которые, обмазываясь в экскрементах животных другого вида или в падали, делают это (а вернее, делали раньше) не без умысла. Такие обонятельные сигналы могут быть восприняты потенциальной жертвой и притупить ее бдительность. Следовательно, они приносят пользу хищникам. Вот отчего такая привычка сделалась инстинктивной в репертуаре поведения псовых. Поэтому и наш чистый, ухоженный пес, едва выйдет погулять, как уже не может устоять перед соблазном. Изогнув характерным образом шею, он начинает с одержимой тщательностью вымазываться в дерьме. Но теперь нам известна причина подобного поведения. Единственно, кто ее не знает и не может отделаться от дурной привычки, это сама собака.
* * *
Разговор о миметизме натолкнул меня на одну мысль, которой мне хотелось бы поделиться. Наше стремление классифицировать, определять и подразделять различные явления в природе породило и два различных термина: естественный отбор и искусственный отбор. Первое понятие относится к эволюционному развитию в естественных условиях, в ходе которого животное формируется и постепенно приспосабливается к среде обитания, подвергаясь при этом воздействию разного рода факторов (хищники, атмосферные условия, половой выбору. Такое развитие не обусловлено никакой заранее намеченной моделью. Второе понятие связывается с отбором, осуществляемым человеком. Мы исходим в своих действиях из определенной идеи, отталкиваясь от некой заранее обдуманной модели. Желая иметь в животных какие-либо новые свойства, мы произвольно отбираем к спариванию наиболее подходящих для нашей задачи особей.И все же в природе тоже существует модель, когда одно животное так или иначе подражает другому. В частности, эволюция домашних животных напоминает эволюцию миметизма. Впрочем, все типы эволюционных процессов имеют те или иные черты сходства. Дело в том, что одни модели мы способны угадать интуитивно, а другие – нет. Животные, которые вообще очень медленно приспосабливаются к изменениям окружающей среды, тяготеют (фигурально выражаясь) к определенной модели, которую мы иногда можем предугадать хотя бы теоретически. Не исключено, что биологи будущего, вооруженные большими знаниями, смогут лучше уяснить суть событий и раскрыть новые аспекты эволюции диких животных.
А пока, если мы не хотим постоянно играть только главную роль, нам следует понять лишь одно: сами мы одновременно являемся и носителями, и объектом естественного отбора. Искусственный отбор естествен.
Попытки одомашнивания лисицы
Очень хотелось бы нарисовать картину жизни первобытных людей в эпоху неолита (то есть от шести до трех тысяч лет назад), которые селились у воды в жилищах, построенных на сваях. Боюсь, однако, что моя картина даст искаженное представление, поскольку я могу опираться только на собственное воображение и отдельные отрывочные сведения. Поэтому лучше всего придерживаться проверенных фактов.Поселения на сваях обнаружены в Италии, Франции и Швейцарии, где среди разных предметов материальной культуры были найдены и кости домашних лисиц. Да, именно домашних, которые, по всей вероятности, были выведены путем искусственного отбора. Даже в сравнении с мелкими островными лисицами Корсики и Сардинии эти домашние животные были очень мелки и страдали серьезным заболеванием, в силу чего вряд ли смогли бы выжить в естественных условиях. Их ладьевидная кость предплюсны настолько прочно срослась с пяткой из-за поражения суставов артритом, что животные плохо передвигались и едва ли смогли бы самостоятельно добывать корм. Поэтому совершенно очевидно, что о них проявляли заботу обитатели жилищ на сваях. Люди разводили этих лисиц, чтобы использовать их мясо в пищу (следы зубов человека обнаружены на костях домашних лисиц), как, впрочем, и мясо их диких сородичей. Не исключено также, что лисиц держали, чтобы избавиться от надоедливых грызунов. Нетрудно предположить, что и сам внешний вид этих милых симпатичных зверьков мог послужить первоначальной причиной их приручения.
Однако затея с одомашниванием лисицы провалилась. Я немало думал над причинами такой неудачи. Безусловно, лисица не обладает чувством коллективизма, как собака, а потому решительно противится подчиняться какому-либо хозяину. Но мы знаем, что, если животное оказывается нужным и полезным, человек в состоянии преодолеть такое неподчинение. Достаточно в этой связи вспомнить лошадей и крупный рогатый скот. В обоих случаях речь идет о видах полигамных, чьи самки связаны в систему иерархии, а потому легко управляемы. А вот жеребцы и быки не всегда бывают столь покорны. Человек сумел решить эту сложную проблему с помощью кастрации животных. Быки и жеребцы сохранялись только для поддержания поголовья, для племенной работы, и человек обходился с ними со всеми мерами предосторожности, как и полагается с дикими животными. И все шло превосходно. Более того, он сумел даже использовать буйный нрав быков для собственного увеселения, придумав корриду. Таким образом, человек в многообразии своих требований располагает всем необходимым – вплоть до самых непокорных животных, одомашнивание которых шло по линии отбора на агрессивность. Вспомним аквариумных бойцовых рыбок и породу бойцовых петухов. На Дальнем Востоке выведены даже бойцовые перепела.
Рассуждая далее, можно было бы вспомнить, что лисица еще более привержена к моногамии, чем волк, а это, как мы видели, служило серьезным препятствием для одомашнивания. Но когда человек хочет чего-нибудь добиться… А впрочем, не будем особенно распространяться и приведем в качестве примера голубей, отличающихся удивительной верностью друг другу. Казалось, тут ничего нельзя было предпринять: голуби были моногамны в диком состоянии и таковыми остались, став одомашненными. Но человек и здесь сумел преодолеть препятствие, по-своему решив проблему спонтанного образования голубиных пар. Помещая в одну клетку самца и самку, от которых он хотел получить потомство, человек вынуждал их к спариванию, навязывая им свою волю и не считаясь с их выбором.
На мой взгляд, подлинную конкуренцию лисице в завоевании человеческой ниши оказала кошка. Но в ту эпоху ее еще не было среди обитателей жилищ на сваях. Она была одомашнена около пяти тысяч лет назад в Египте. По всей вероятности, причиной тому послужили главным образом сугубо религиозные мотивы: кошек держали в храмах и по их поведению жрецы составляли свои предсказания. Итак, поначалу кошка почиталась как культовое животное, и египтяне запрещали вывозить ее в другие страны. Для защиты своих жилищ от грызунов древние египтяне приручили генетту, которая, по-видимому, тоже была в конце концов одомашнена. Но нужно признать, что кошка составила такую сильную конкуренцию всем прочим истребителям грызунов, что постепенно завоевала жилища человека во всем мире.
И все же лисица как домашнее животное, дающее ценный мех, вновь появилась на горизонте в конце прошлого столетия. Всем памятны лисьи палантины, которые когда-то носили модницы. Кажется, лисьи воротники вновь входят в моду. Помню, у моей мамы были две чернобурки с белым пятном на хвосте. У этих полых лисьих шкурок были безжизненно болтавшиеся лапы с черными коготками, морда со стеклянными глазами и нос из папье-маше, а в пасть было вставлено пружинное устройство, так что она могла «кусаться». Ребенком я подолгу разглядывал их, гладил, но, наверное, не верил, что когда-то они могли быть живыми смышлеными зверьками. Для меня они были всего лишь несколько экстравагантной частью женского туалета.
Приручение пушного зверя – это, очевидно, особый вид одомашнивания, в ходе которого человек задается совершенно определенной целью: получить животных с красивым ценным мехом разнообразного окраса. Однако изменения условий жизни неизбежно должны были породить целый ряд других последствий. Мне это особенно хорошо известно, поскольку для лабораторных работ я то и дело испытываю нужду в мышах, которые по возможности походили бы на своих диких сородичей. Более того, мне хотелось бы иметь дело с подлинно дикими мышами, но таковых сыскать трудно.
И все же для работы необходимо раздобывать именно диких мышей. С этой целью мы расставляем мышеловки, множество мышеловок, на старых мельницах, в сыроварнях, коровниках. Но как раз в таких злачных для мышей местах происходит первый отбор. Да и кто вообще может гарантировать, что оказавшаяся в мышеловке мышь представляет собой подлинного представителя диких обитателей подполья? А может быть, они просто самые любопытные или настойчивые? Согласен, что теоретически можно было бы отграничить естественную среду обитания и отлавливать только тех мышей, которые обитают в ней. Но это только теоретически. Во всяком случае, если бы нам даже удалось такого добиться, то потом могло оказаться, что не все мыши способны размножаться в неволе. И как бы ни было велико наше неудовольствие, мне и моим сотрудникам приходится мириться с тем, что каждое новое поколение наших лабораторных мышей все далее отстоит от своего дикого образца. Вне всякого сомнения, это уже первый этап одомашнивания. (По этой самой причине я и сказал тогда Раффаэлле Савинелли, что рожденные в неволе лондонские шимпанзе уже символизируют собой первый шаг в сторону от лесных шимпанзе Африки.)
Но вернемся к лисице. Прошло уже восемьдесят лет, как мы выращиваем в домашних условиях этого пушного зверя, производим скрещивание в целях получения новых разновидностей меха. Что же касается всего остального, то обычно мы довольствуемся тем, что животные податливы, здоровы и плодовиты. Словом, речь идет о животных, предназначенных для содержания в клетках, и не более. Но вот, имея на руках все тот же живой материал, два советских исследователя, Д.К. Беляев и Л.Н. Трут, работающие в Сибири, произвели на опытной звероферме эксперимент по селекции лисиц, который со многих точек зрения весьма примечателен и поучителен. Результаты этого эксперимента дают нам возможность понять, каким образом лисица может превратиться в настолько податливое и ласковое животное, что своим присутствием способна доставлять удовольствие человеку, став чем-то средним между собакой и кошкой. (Не исключено, что именно такими были маленькие лисицы, прирученные древними обитателями жилищ на сваях.)
Около двадцати лет назад Беляев и Трут начали формировать пары из самых добродушных и наиболее прирученных лисиц, которых можно было отыскать среди обитателей крупной зверофермы, расположенной близ Академгородка в Новосибирской области. Они занимались селекцией, имея в виду отбор вполне определенных черт поведения животных, и добились заслуженного успеха. Им удалось вывести новую породу лисиц, с доверием относящихся к человеку, не кусающихся, имеющих игривый характер и вполне пригодных для нормальной жизни в жилище человека. Но интереснее всего то, что при сравнении со своими собратьями, которые не подвергались первоначальной селекции, лисицы новой породы значительно отличаются и в гормональном плане. Так, в их крови содержится гораздо меньше кортикостеронов. Таким образом, советские ученые выделили – на длительном пути от гена до признака – промежуточную стадию, то есть отличительное состояние на уровне гормональной деятельности, которая затем сказывается (и именно здесь осуществляется селекция) на самом поведении животного. Но и это еще не все. Лисицы, выведенные путем селекции, отличаются к тому же повышенной половой активностью. Свойственный всем лисицам четко установившийся годовой цикл в данном случае стал шестимесячным. Иными словами, мы видим здесь ту же модификацию, которая произошла в глубокой древности при преобразовании волка в собаку.
На основе данных этого эксперимента можно было бы сделать немало спекулятивных выводов. (Человек производит селекцию, чтобы изменить характер животного, но при этом изменяются и другие существенные его особенности. Не взаимосвязаны ли друг с другом многие характерные особенности домашних животных? Все ли эти признаки зависят от одних и тех же генов и одних и тех же гормональных систем?) Не хочу особо настаивать на подобных выводах, ибо, как я считаю, давно уже очевидно, что всякое одомашнивание знаменует собой резкий поворот в сторону новых эволюционных путей. А для животных это означает полный переворот в жизни вида.
Что же касается нашей истории, то ее главными героями являются собака (домашнее животное) и лисица (недомашнее животное). Теперь мы знаем, что это такое, и нам должна быть лучше понятна сама суть проблемы.
Глава шестая
Эволюция, видообразование, гибридизация
Воздух напоен разносимыми ветром заманчивыми запахами, хвост дрожит в радостном томлении, в глазах блеск – все это предвестники первой течки у Блюе. Носы, знающие толк в деле, уже учуяли это событие, и по округе «звучат зазывные трели фанфар». По дальним и ближним тропинкам бегают как угорелые псы, и вскоре набирается целая компания страждущих. Но Блюе находится в огороженном загоне и вся в распоряжении одного лишь Кочиса.
Лисица проявляет заметное возбуждение, как это уже было во время недавней течки у одной из собак ее окружения. Самца волнует и манит новое состояние Блюе. Итак, межвидовое ухаживание началось. Наступил кульминационный момент самого эксперимента.
Средняя школа в Сорезина, тихий городок провинции Кремона в Ломбардии. Преподаватель закона божьего и учительница литературы отличаются передовыми взглядами и известным свободомыслием. Именно они обнаружили, насколько непослушна и неподатлива на увещевания «не совершать непристойные поступки» вся эта бурлящая ватага двенадцати-тринадцатилетних подростков, прыщеватых, с буйно пробивающейся растительностью, но все еще в коротких штанишках. И самое ужасное, нездоровое любопытство этих юнцов порождено невежеством. А посему им необходимо разумное половое воспитание.
Так появился вопросник, на который нам предлагалось ответить анонимно. Есть ли проблемы, беспокоящие тебя? Изложи их со всей откровенностью. В классе будет дан обстоятельный ответ, и таким образом все смогут извлечь пользу из твоего (справедливого и здорового) любопытства.
И Данило Майнарди, как наивный пескарь, попался на такую приманку. У него действительно есть проблемы, не дающие ему покоя. Он берется за перо и пишет, не замечая, что давно уже отклонился от темы.
Оба наших преподавателя были совершенно уверены, что всех этих юнцов ничто не могло так занимать и тревожить, как половой вопрос. Но об этом стыдливо умалчивалось в вопроснике: что тебе мешает, беспокоит? (и без того ясно, не правда ли?). В своем пространном ответе я написал, что меня более всего занимает проблема неандертальского человека, древние останки и вся эта история, связанная с тем, что «человек произошел от обезьяны». Об этом мне рассказывал отец, когда мы с ним рассматривали картинки в атласе Отенио Абеля «Животный мир прошлого». Для отца все было вполне естественно, и он мне толково разъяснял механику эволюции, свидетельства окаменелостей и доводы, приводимые эмбриологами. Когда же наступал черед мамы, она неизменно отсылала меня к священному писанию, в котором на любой свой вопрос я находил ответ: остерегайся греха (то были иные времена!).
Мои ответы на вопросник оказались столь неожиданными и заумными, что анонимный автор был тотчас опознан и поднят на смех. Но самое худшее заключалось в том, что оба преподавателя были готовы к любой форме грехопадения, но только не к моему «словоблудию» с ископаемыми остатками и эволюционными теориями.
Тем не менее они проявили мягкость и понимание, как и полагается всем прогрессивно настроенным людям. Но до чего же они были несведущи и беспомощны в своих ответах! Одним словом, вся их терапевтическая затея оказалась бесплодной.
Таким образом, порок торжествовал. И только время помогло мне избавиться от гнетущего смятения. Зато я до сих стараюсь упорно избегать некоторых проповедников и преподавателей.
Эволюция была моей первой любовью или даже первым грехопадением. Меня всецело занимали животные, меняющиеся со временем, как, например, маленькая пятипалая лошадь, которая росла и росла, пока постепенно не превратилась в однопалое непарнокопытное животное. Я уже не говорю об археоптериксе с зубастой пастью, хвостом ящерицы и птичьим оперением – этом загадочном звене в эволюционной цепочке позвоночных, которое было наконец найдено.
Лисица проявляет заметное возбуждение, как это уже было во время недавней течки у одной из собак ее окружения. Самца волнует и манит новое состояние Блюе. Итак, межвидовое ухаживание началось. Наступил кульминационный момент самого эксперимента.
Эволюция
В любой книге присутствует хитро прячущийся за строками персонаж – автор. Но здесь автор должен сорвать с себя маску беспристрастности. Ему надлежит волевым усилием оттеснить в сторону главных героев – собаку и лисицу, а самому на время занять их место. Ведь в конечном итоге идея книги (если таковая вообще имеется) определяется личностью автора и даже его далеким прошлым. Посему, дорогие Блюе и Кочис, извините и посторонитесь. Я вас призову чуть позже. А теперь поговорим обо мне.Средняя школа в Сорезина, тихий городок провинции Кремона в Ломбардии. Преподаватель закона божьего и учительница литературы отличаются передовыми взглядами и известным свободомыслием. Именно они обнаружили, насколько непослушна и неподатлива на увещевания «не совершать непристойные поступки» вся эта бурлящая ватага двенадцати-тринадцатилетних подростков, прыщеватых, с буйно пробивающейся растительностью, но все еще в коротких штанишках. И самое ужасное, нездоровое любопытство этих юнцов порождено невежеством. А посему им необходимо разумное половое воспитание.
Так появился вопросник, на который нам предлагалось ответить анонимно. Есть ли проблемы, беспокоящие тебя? Изложи их со всей откровенностью. В классе будет дан обстоятельный ответ, и таким образом все смогут извлечь пользу из твоего (справедливого и здорового) любопытства.
И Данило Майнарди, как наивный пескарь, попался на такую приманку. У него действительно есть проблемы, не дающие ему покоя. Он берется за перо и пишет, не замечая, что давно уже отклонился от темы.
Оба наших преподавателя были совершенно уверены, что всех этих юнцов ничто не могло так занимать и тревожить, как половой вопрос. Но об этом стыдливо умалчивалось в вопроснике: что тебе мешает, беспокоит? (и без того ясно, не правда ли?). В своем пространном ответе я написал, что меня более всего занимает проблема неандертальского человека, древние останки и вся эта история, связанная с тем, что «человек произошел от обезьяны». Об этом мне рассказывал отец, когда мы с ним рассматривали картинки в атласе Отенио Абеля «Животный мир прошлого». Для отца все было вполне естественно, и он мне толково разъяснял механику эволюции, свидетельства окаменелостей и доводы, приводимые эмбриологами. Когда же наступал черед мамы, она неизменно отсылала меня к священному писанию, в котором на любой свой вопрос я находил ответ: остерегайся греха (то были иные времена!).
Мои ответы на вопросник оказались столь неожиданными и заумными, что анонимный автор был тотчас опознан и поднят на смех. Но самое худшее заключалось в том, что оба преподавателя были готовы к любой форме грехопадения, но только не к моему «словоблудию» с ископаемыми остатками и эволюционными теориями.
Тем не менее они проявили мягкость и понимание, как и полагается всем прогрессивно настроенным людям. Но до чего же они были несведущи и беспомощны в своих ответах! Одним словом, вся их терапевтическая затея оказалась бесплодной.
Таким образом, порок торжествовал. И только время помогло мне избавиться от гнетущего смятения. Зато я до сих стараюсь упорно избегать некоторых проповедников и преподавателей.
Эволюция была моей первой любовью или даже первым грехопадением. Меня всецело занимали животные, меняющиеся со временем, как, например, маленькая пятипалая лошадь, которая росла и росла, пока постепенно не превратилась в однопалое непарнокопытное животное. Я уже не говорю об археоптериксе с зубастой пастью, хвостом ящерицы и птичьим оперением – этом загадочном звене в эволюционной цепочке позвоночных, которое было наконец найдено.